Теория личности К. Левина 2 страница
На основании этих экспериментов было выдвинуто предположение, что механизмом воспроизведения может служить неразряженная система. Иными словами, мнестическая деятельность определяется не закрепившимися в прошлом опыте ассоциациями, не количеством повторений, а наличием квазипотребности, намерения. Намерение, представляющее собой некую напряженную динамическую систему, является механизмом любой формы деятельности.
Следует отметить, что проведение подобного рода эксперимента наталкивалось на ряд трудностей. Прежде всего было очень сложно прервать большое число заданий (9 — 10) так, чтобы у испытуемого не сложилось впечатления о «сумбурном» характере экспериментальной ситуации. Вначале так и было. Испытуемые с недоверием относились к эксперименту: «что это вы все забираете, отнимаете, хаос какой-то, а не работа». Пришлось экспериментатору поработать изрядно над стратегией эксперимента, над своей моторикой, интонацией. (Вообще экспериментаторы школы К. Левина должны были научиться «играть определенную роль» — роль экспериментатора определенного типа, что не сразу и не всем удавалось).
Лучшее запоминание незавершенных действий свидетельствует о том, что намерение (квазипотребность), возникшая «в данной ситуации и в данный момент», включено в широкие целостные внутрипсихические области; намерение по своей сути направлено на будущее, и наличие именно напряженной (заряженной) системы, направленной на выполнение действия в будущем, приводило к установлению цели и обусловливало реальную деятельность данного момента — воспроизведения.
|
|
Об этом свидетельствуют факты, указывающие, что при изменении цели лучшее воспроизведение незавершенных действий не наступает. Такое изменение цели вызывалось следующим образом. Вместо обычной инструкции, которая, как мы говорили выше, произносится как бы невзначай, дается жесткая инструкция: «Перечислите, пожалуйста, какие задания вы выполнили. Я хочу проверить вашу память». При такой инструкции эффект воспроизведения незавершенных действий перестает действовать . В понятийном аппарате левиновской теории это означает, что намерение выполнить незавершенное действие переставало существовать, возникла новая напряженная система, сформировался новый энергетический резервуар. Возникла необходимость выполнения нового намерения. Интересно отметить, что при этом менялось и само поведение испытуемых: если при первой инструкции, где воспроизведение шло как бы сплошным потоком, взор испытуемых был направлен на экспериментатора, при второй же инструкции выражение лица испытуемых становилось напряженным, они с энергичным выражением лица начинают воспроизводить действия, но вскоре их глаза начинали блуждать по стенам, столу, ища «опору» для воспроизведения, нередко они восклицали: «А, вот что, да, не Думал я, что надо будет запомнить» или «что же вы сразу не сказали мне; хитрая вы, убрали все остатки работы».
|
|
Закон лучшего воспроизведения незавершенных действий не действовал также при усталости испытуемых. Если эксперимент проводился с людьми, проработавшими ночь или весь день, то лучшее воспроизведение незавершенных действий тоже не наступало; энергетического состояния у уставших испытуемых не возникало.
В этих же экспериментах обнаружилась еще одна особенность: были выделены разные типы испытуемых: одни были готовы делать все, о чем просит экспериментатор (так называемые «чистые» испытуемые), я другие, которые выполняли задания ради самого задания («деловые» испытуемые).
Главным для К. Левина было положение, что намерение основывается на реальных потребностях. Часто таковыми могут быть более общие потребности, различные у разных людей, например, потребность «в реализации принятого однажды решения», которое является естественным следствием определенного жизненного идеала. К. Левиг подчеркивал, что действенные потребности — это те, из которых исходит намерение, т. е. потребности, которые приводят человека к принятию решения в проблемной ситуации. В качестве такой потребности может выступить потребность понравиться экспериментатору, или, более общая, потребность понравиться человеку которому было обещано сотрудничество.
|
|
Если утверждение, что действенной является потребность, которая ведет к выполнению соответствующего действия в проблемной ситуации, то в ситуации эксперимента это выступает как потребность подчиниться инструкции экспериментатора. Такое подчинение было свойственно «чистым» испытуемым. Единственной причиной, по которой человек рисует «соты» по образцу или занимается отсчитыванием чисел в обратном порядке — это требование экспериментатора. Другие же испытуемые выполняют большинство из предложенных заданий из-за интереса к ним.
Вне специфичного экспериментального (и социального) контекста, в котором испытуемому предъявляются задания, не возникает вопроса о каком-либо намерении выполнить большинство из этих действий, если, конечно, они не включаются в более значимое целое.
|
|
В приведенных работах (Zeigarnik, 1927; Owsiankina, 1928) впервые было высказано положение, что сама экспериментальная ситуация может породить мотив к действию. Правильность этого положения выступила совершенно очевидно в патопсихологических исследованиях (Зейгарник, 1969; Соколова, 1976), когда было показано, что ситуация патопсихологического эксперимента выступает в виде «мотива экспертизы». Но это было значительно позже и в условиях психоневрологической клиники. В 20-е же годы, когда проводились исследования школы К. Левина, принято было считать, что ситуация эксперимента должна быть максимально «стерильной», что экспериментатор Должен быть максимально пассивен. К. Левин восстал против этого, считая, что только при активной роли экспериментатора может быть смоделирована реальная ситуация.
Таким образом, феномен возвращения и прерванному действию и лучшего воспроизведения незавершенных действий послу жил Левину доказательством того, что для природы наших психических процессов существенным является их динамика, возникающая в данной ситуации.
Динамическое состояние, напряжение является решающим, а главное, детерминирующим фактором психической деятельности человека. Именно динамическая сторон; намерения, а не его содержательная, обусловливает выполнение намерения. Не случайно сам Левин назвал свою теорию личности «динамической».
Понятие гештальтпсихологии — психическое явление возникает «здесь, и в данный момент» — было перенесено Куртом Левиным и на детерминацию человеческого поведения.
Понятие возникающей в данный момент квазипотребности как детерминанты человеческого поведения выдвинуло две проблемы: 1) проблему удовлетворения потребности; 2) проблему психологической ситуации — «поля».
Объявив, что источником человеческого поведения является потребность, К. Левин неминуемо пришел к проблеме ее удовлетворения. Ведь в самом понятии «потребность» уже заложено понятие нужды в чем-то. В чем видел Левин удовлетворение потребности? Исследования М. Овсянкиной и Б. Зейгарник выявили, что удовлетворение потребности состоит в ее разрядке, в изменении динамики состояния. Но на этом К. Левин не мог остановиться, и вот почему. Левин подчеркивал, что возможность формирования квазипотребностей, «потребностей данного момента», является свойством, которое характеризует человеческую деятельность. У животных не может внезапно сформироваться потребность — у них она заложена генетически, а у человека — нет. Известный психолог Гельб афористично говорил, что, по Левину, «бессмысленное действие может осуществить только человек». Величие человека, его специфическая характеристика и состоит в том, что он может сделать то, что для него биологически безразлично. При этом К. Левин подчеркивал особенную важность того, что содержание квазипотребности может быть различным. Именно эта характеристика является важной. Внезапное формирование квазипотребности любой по содержанию — это специфически человеческое свойство. А если это так, то и удовлетворение потребности у человека происходит иначе, чем у животных, закономерность удовлетворения человеческой потребности должна быть иная. Точно так же, как потребность у животного зафиксирована, так же у него жестко определены и способы ее удовлетворения. Например, хищное животное скорее погибнет, чем станет есть сено, и наоборот, лошадь не будет (во всяком случае в обычных условиях существования) кормиться при голоде мясом. Способ же удовлетворения квазипотребности у человека носит гибкий характер. Курт Левин неоднократно указывал на то, что хотя удовлетворение потребности представляет собой процесс разрядки, однако сам процесс этой разрядки совершается разными путями и зависит от многих условий. Об этом свидетельствовал уже косвенным образом феномен лучшего воспроизведения незавершенных действий, а также опыты Г. В. Биренбаум «О забывании намерений» (1931), которые заключались в следующем. Испытуемый выполняет ряд заданий в письменном виде на разложенных перед ним листочках. При этом предлагается подписать каждый лист своим полным именем. Важно, чтобы инструкция о подписи четко подчеркивалась, чтобы создать впечатление, что подпись в данной ситуации важна. Подпись — было то намерение, забывание или выполнение которого подлежало исследованию. Среди разнообразных заданий, которые выполнялись, было задание нарисовать собственную монограмму.
Забывание или выполнение подписи (намерения) зависело от многих факторов. Г. В. Биренбаум были выделены следующие факторы, влияющие на действенность намерения:
1) значимость намерения; 2) эмоциональная окрашенность намерения; 3) степень связи с основной деятельностью; 4) наличная ситуация (психологическое поле); 5) личностные особенности испытуемых.
Значимость намерения прежде всего зависит от тех истинных потребностей, которые лежат в основе возникновения квазипотребностей, являются их источником. Было показано, что в зависимости от силы и направленности такого источника и от наличия противоположно направленных истинных потребностей зависит успешность выполнения намерения.
Намерения могут отличаться по степени связи с основной деятельностью испытуемого, которая в эксперименте была представлена выполнением главного задания. Если намерение самым тесным образом связано с основной деятельностью, является ее необходимым компонентом, то оно не забывается почти никогда.
Будет ли система намерения изолирована или включена в общую область, зависит от структуры внутрипсихических систем, соответствующих главному заданию. Так, если следующие друг за другом главные задания родственны по содержанию, то обычно образуется обширная, динамически относительно единая общая область (соответствующая, например, «задачам со спичками»), в которую обычно включается также напряженная система намерения. Если же ситуация такова, что новое задание не является частью общей области, то намерение забывается. Экспериментами показано, что при переходе к новому по содержанию заданию или неожиданной дополнительной паузе намерение забывается. Так, Г. В. Биренбаум отмечает, что намерение — подпись почти всегда забывалось при выполнении монограммы, т. е. при выполнении родственного действия. При этом интересен следующий нюанс: если монограмма приобретала характер художественного выполнения (когда испытуемые старались, например, нарисовать красивую монограмму, подпись не забывалась. Она забывалась, если монограмма означала лишь начальные буквы имени. Намерение — подпись — занимает уже другое место в этой структуре). Фактически намерение по своим динамическим свойствам приближается здесь к автоматизированному действию. Для автоматизированного действия характерно распадение при деструкции условий деятельности. Интересно, что значимыми оказываются для выполнения намерения — подписи — такие условия, как сохранение того же цвета и величины листа, определенного промежутка времени. При нарушении любого из этих условий резко ухудшается выполнение подписи. Все это говорит о том, что из относительно самостоятельной цели, действенность которой зависит от силы соответствующей истинной потребности, намерение превращается в подчиненную операцию, к тому же логически не связанную с выполнением основной деятельности. Поэтому при деструкции деятельности происходит забывание намерения. Это положение Г. В. Биренбаум имеет, на наш взгляд, большое значение для многих теоретических и практических вопросов психологии.
ПРОБЛЕМА ЗАМЕЩАЮЩЕГО ДЕЙСТВИЯ В ТЕОРИИ К. ЛЕВИНА
Приведенные результаты и многие другие наблюдения навели К. Левина на мысль о том, что удовлетворение потребности (выполнение намерения) может приобрести характер замещающего действия, что можно выделить условие, при котором деятельность будет обладать замещающим смыслом.
Как и всегда, К. Левин решил проверить экспериментально этот тезис. Сотрудницы К. Левина А. Малер и К. Лисснер (обе они, к прискорбию, погибли в гитлеровских застенках) провели «опыты на замещающее действие», которые представляли собой вариант опытов на прерванное действие. Как было сказано выше, в опытах М. Овсянкиной задание, которым прерывали предыдущее, было по своему содержанию непохоже на прерванное. В опытах же Лисснер второе задание (то, которым прерывали) было либо аналогично, либо похоже на первое (на то, которое было прервано). Оказалось, что в таких случаях возврат к прерванному действию был чрезвычайно невысок. Выполнение второго задания замещало выполнение первого. В понятиях теории К. Левина это означало, что разряжение энергии второй динамической системы влекло за собой и разрядку первой. На основании этих опытов К. Левин обосновал положение о том, что квазипотребности могут находиться в состоянии коммуникации, при которой энергия из одной системы переходит во вторую. Это положение о коммуникации квазипотребности явилось кардинальным в теории К. Левина; он считал, что для Дифференцированной психики взрослого человека характерна высокая степень коммуникации квазипотребностей (заряженных систем) 2 и что возможность такой широкой коммуникации являлась специфически человеческим образованием. Об этом свидетельствует и материал патологии. Опыты на замещающее действие были проведены с умственно отсталыми детьми. Оказалось, что умственно отсталые дети в экспериментах Малер и Лисснер возвращались к незавершенным заданиям, даже если замещающие действия были не аналогичны по содержанию. При этом обнаружились парадоксальные явления. Оказалось, что, с одной стороны, умственно отсталые очень легко удовлетворяются символическим замещением при недостижимой цели деятельности. (Например, если ребенок хочет кинуть мяч далеко, но ему это не удается, он удовлетворяется просто тем, что проделал такое движение). С другой стороны, как мы уже отметили, умственно отсталые гораздо меньше удовлетворяются замещающей деятельностью. Левин предложил следующее объяснение этим противоречивым фактам. С динамической точки зрения личностные особенности основаны на трех основных характеристиках. Во-первых, структура целостности определяется степенью дифференциации в ней систем. Во-вторых, динамический материал систем может варьироваться. Они могут быть более или менее ригидными, наоборот протекающими друг в друга и т. д.
2 Если «перевести» терминологию Левина на современный язык, то с некоторой натяжкой можно сказать, что Левин предвосхитил идею об иерархическом построении квазипотребностей.
Если одна система личности связана с первым заданием, а вторая — со вторым заданием, то эффективность замещения зависит от динамической связи двух данных систем. При эффективном замещении, когда испытуемый получает второе сходное задание, первая система изменяется настолько, что новая система будет динамической частью старой системы. Они не объединяются в индифференцируемое целое, но между ними существует динамическая перегородка, и если одна часть разряжается, тогда в соответствии с прочностью внутренних границ разряжается вся система. В-третьих, системы могут различаться по своему содержанию (это касается, в первую очередь, прошлого опыта личности). По Левину, это означало, что у умственно отсталых детей напряженные системы не коммуницируют между собой. При этом обнаружилось одно парадоксальное явление. У умственно отсталых детей замещения не обнаружилось, если второе задание (замещающее) было различным по содержанию, но идентичным по материалу (например, первое действие — вылепить собаку из пластелина, было прервано также лепкой, но.не животного, а дома). Для умственно отсталого ребенка важно было не содержание действия, а только его способ, материал, операция.
Приведем для иллюстрации эксперимент с олигофреном Т., которого мы исследовали еще вместе с Л. С. Выготским. С. Т. не удалось ни разу провести эксперимент так, чтобы он не возвращался к незавершенному действию.
Поведение Т. в жизни было аналогичным.
В обязанности Т. входило мыть посуду, и он добросовестно выполнял эту обязанность. Однажды оказалось, что бабушка уже вымыла посуду — следствием этого была чрезвычайно аффективная реакция мальчика. Т. возбудился, кричал, пока бабушка не догадалась вынуть из буфета чистую посуду, загрязнить ее и дать Т. ее вымыть. Только тогда Т. успокоился.
Инертность принятого намерения достигла у Т. максимума. Когда Т. вырос, он стал работать курьером в одном институте и отлично справлялся со своими обязанностями. Как-то ему было поручено взять расписку у одного сотрудника, который был докладчиком на собрании, и Т. туда не пустили. Т. возбудился до того, что пришлось прервать собрание. Он разыскал нужного человека, заставил его расписаться и успокоился. К. Левин сказал бы, что у Т. образовалась квазипотребность, заряженная система, которая не могла разрядиться, если не выполнит намерения. А у здорового человека создавшаяся квазипотребность вступила бы в коммуникацию с другими квазипотребностями, намерениями (в данном случае — намерение соблюсти общепринятую норму — не мешать собранию). Потребность же добыть расписку потеряла бы свою функцию побудителя.
Забегая несколько вперед, мы укажем, что именно эти эксперименты послужили поводом к критике К. Левина Л. С. Выготским, который упрекал Левина за то, что он говорит о потребностях как о чисто динамических системах, отбрасывая со щита проблему сознания. Об этом речь пойдет ниже. Здесь лишь подчеркнем, что К. Левин считал, что способы удовлетворения потребности дифференцированы, и тот факт, что человек удовлетворяет свои потребности не прямолинейно, является важным, специфически человеческим свойством.
В опытах Малер прерывание задания совершалось так, чтобы заканчивалось оно «в уме». Оказалось, что и такой вид завершения мог служить способом, удовлетворяющим квазипотребности. Испытуемые, как правило, не возвращались к прерванному действию (хотя этот феномен выступал не так явно, как в опытах Лисснер). Эти опыты послужили для Левина свидетельством того, что динамические процессы, характеризующие психическую жизнь человека, могли разворачиваться в «нереальном», т.е. в воображаемом плане. Эта мысль, которая уходила своими истоками уже в первоначальный период его исследования, нашла свое дальнейшее выражение к работе К. Левина позднего периода3.
Значимость воображаемого действия (кстати, в этом отношении положения К. Левина перекликаются со взглядами Л. С. Выготского на роль воображения, как истока деятельности) особенно выступила в исследованиях Слиосберг (1934), направленных на изучение замещающего действия в игровой ситуации. Опыты Слиосберг были проведены с детьми дошкольного и школьного возраста и состояли в следующем: детям предлагалось лакомство, которое они начинали есть. Прежде чем ребе-нок заканчивал еду, ему предлагалось другое лакомство в виде шоколадки из папье-маше с предложением «поесть». Дети были удивлены, возмущены, и.никто из них не «ел» предлагаемый заменитель. Но если ситуация была трансформирована в игровую (ребенок был в «гостях» у экспериментатора), то дети удовлетворялись искусственным шоколадом и не требовали настоящего. В дальнейшем опыты Слиосберг были несколько изменены. Они состояли в том, что дети играли с экспериментатором в «дочки-матери». При этом дети должны были по ходу игры сшить кукле платье. Опыты состояли из двух серий. В первой серии дети действительно должны были скроить для куклы платье, манипулируя при этом настоящими ножницами; в другой серии они разрезали материал «понарошку». В первой серии (где материал резался) ножницы из папье-маше не служили замещением, в то время как во второй серии, где само резание было воображаемым, ножницы, сделанные из папье-маше, вполне заменяли реальные.
3 В этой связи хотелось бы отметить одну отличительную черту теоретической мысли К. Левина — особую последовательность ее развития: то, что ярко было выражено в последующий период, всегда проглядывало в зачаточном состоянии в его ранних работах. Так обстояло с его положением о том, что деятельность разворачивается в нереальном (вербальном) плане. Так было, как мы увидим ниже, с его идеей о «временной перспективе».
Вторая группа фактов, полученных Слиосберг при исследовании замещающего действия, касается роли возрастного фактора: чем старше был ребенок тем скорее наступало замещение в воображаемом плане.
Таким образом, опыты с замещением заставляют сделать несколько выводов:
1) замещение зависит от степени напряженности системы. Именно сила напряженности определяет эффективность замещения;
2) недостижимость цели приводит к символическому замещению (в терминологии Левина, замещение в «ирреальной сфере»).
К. Левин выделяет разные типы замещения. К первому типу он относит эквивалентные замещения. (Например, вместо того, чтобы опустить письмо в ящик его передают через кого-то). В этом случае в результате осуществленной замещающей деятельности напряжение устраняется, и происходит насыщение мнимой потребности. Ко второму типу относятся замещения, как их называет Левин pars pro toto, когда выполнение деятельности идет в «направлении» первоначальной цели, но останавливается (например, вместо покупки предмета идут по нужной улице и забывают зайти в магазин).
Третьим типом замещения являются нереальные символические решения. В качестве примера можно привести случаи из опытов Т. Дембо, где испытуемый должен был достать предмет с расстояния, с которого практически невозможно это сделать. Этот опыт выглядит следующим образом: испытуемый стоит на полу в меловом квадрате, а перед ним,на недосягаемом расстоянии находится цветок; рядом с квадратом стоит стул, и разложены разные предметы (палочки, деревянные кружки). Инструкция гласит: «Вы должны достать цветок рукой, не выходя ногами за пределы квадрата».
Практически возможны были два решения: первое — став коленями на стул, поставив его внутри квадрата, достать цветок; второе — выставить стул за пределы квадрата и облокотиться на него; третьего решения нет, и к этому выводу рано или поздно приходили почти все испытуемые. Но экспериментатор продолжал утверждать, что существует третье решение: и тогда наступала полоса ирреальных решений; так, один из испытуемых предложил наполнить комнату водой и «тогда цветок приплывет». Фактически при таком символическом решении испытуемый не приближался к достижению цели, но он (правда, на короткий период) как бы находил в этом решении удовлетворение. К. Левин говорил о том, что испытуемый, хотя бы в ирреальном плане, совершает идентичное действие: «цветок попадет в руки испытуемого».
К. Левин высказывал гипотезу, что, возможно, подобное замещение происходит из расширения (диффузии) первоначальной потребности на действия идентичного типа. Он говорил, что человек может успокоиться на замещающей деятельности, которую можно рассматривать только как символ той первоначальной деятельности, на которую было направлено намерение. Но, видимо, человек довольствуется суррогатными удовлетворениями в случае больших трудностей выполнения реальных намерений. В качестве примера он приводит студента, мечтающего о рояли и коллекционирующего каталоги роялей, так как у него не хватает денег на покупку инструмента. Роль нереальных замещений подчеркивается также на многих страницах художественных произведений.
Особенно очевидным становится значение таакихзамещений при анализе ряда психопатологических явлений (достаточно напомнить о псевдологии истерических психопатов). Подобную возможность удовлетворения нереальными решениями показывает клиника нервной анорексии. В работе М. А. Каревой (1976) приводятся чрезвычайно любопытные факты. Больные анорексией (в основном это девушки-подростки, голодавшие до изнеможения для того чтобы скоррегировать свою полную фигуру, принимающие касторку, вызывающую рвоту, если их насильно кормят) охотно занимаются всем тем, что имеет отношение к еде: готовят пищу, ходят в гастрономы, на рынки, мечтают стать кондитерами, поварами, с наслаждением кормят (по словам их близких, «закармливают») своих младших братьев, сестер, но сами при этом не едят. Занятия, манипуляции со съедобными продуктами служат как бы «квазиудовлетворением», замещением самой пищевой процедуры. Происходит своего рода символическое удовлетворение пищевой потребности.
Выдвигая положение о символическом замещении, К. Левин подчеркивал, что для замещения играет большую роль уровень реальности второй (т. е. замещающей) деятельности, чем реальнее ее уровень, тем больше при этом эффективность замещения.
К. Левин всячески подчеркивал, что понятие «уровня реальности» является сложной характеристикой, что оно прямо не определяется параметрами деятельности. Оказалось, что необходимо различать внутреннюю и внешнюю цель деятельности и что эффективность замещения связана с достижением, именно внутренней цели деятельности. В заданиях, носящих характер конкретных проблем, испытуемому недостаточно решить задачу в уме; для него важно выразить решение в реальности. Это означает, что социальные факторы необычайно существенны для определения реального или нереального характера события. Только если испытуемый может сообщить экспериментатору о своем решении, возможна адекватная разрядка исходной системы. Следовательно, уровень реальности связан с социальным фактором.
Нередко говорят, что в решении проблемы замещения К. Левин сближается с теорией Фрейда4. В обоих случаях речь идет о замещении в символическом плане; в обоих случаях замещение является обходным путем решения действия. И все же замещение в теории Левина приобретает иную функцию, чем в теории Фрейда. У Фрейда замещение означает замещение либидозной, уходящей своими корнями в подсознательное, потребности. С помощью замещающего действия человек защищает себя от антагонистически противостоящего ему мира (Бассин, 1968). Для К. Левина же замещение представляет собой перемещение энергии, переструктурирование энергетической системы. Если для 3. Фрейда основное действие, которое должно быть замещено, является проявлением врожденных (либидозных) влечений, то для К. Левина основное действие, которое замещается, отнюдь не является врожденным — оно порождается тем окружением, в котором человек находится. Как основное, так и замещающее действие социально вызвано. В теории К.Левина замещающее действие носит в себе скорее функцию регуляции, а не защиты, как это имеет место в теории Э. Фрейда.
4 Сам Левин считал, что хотя эти результаты соответствуют основным положениям теории Фрейда, по существу, (и он это подчеркивал) они доказывают решающую роль напряжений, связанных с незаконченностью действия, а не ассоциативно связанных чувственных переживаний.
ПОНЯТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО «ПОЛЯ»
Введение категории психологического «поля» сыграло большую роль не только в системе самого К. Левина, но и в системе социальной психологии. Уже само порождение намерения, квазипотребности становится возможным, если человек что-то совершает в реальной окружающей его ситуации (испытуемый возвращается к прерванному действию, если он его реально выполнял)5; замещающее действие наступает, если выполнение основного тоже реально к удовлетворению потребности. Иными словами, К. Левин подчеркивал связь квазипотребности с предметом. В формулировке Левина это звучало так: вокруг нас существует мир предметов, которые обладают определенной валентностью.
Прежде чем перейти к критическому анализу психологического поля, которое представляет собой не объективную реальность, а феноменологический мир, придавая тем самым субъективный характер объективной реальности, опишем эксперименты, с помощью которых К. Левин доказывал существование психологического «поля» и валентности вещей.
5 У испытуемых, только следивших за ходом эксперимента на прерванное задание, но не выполнявших задание, не наблюдался феномен лучшего воспроизведения незавершенных действий. (Неопубликованное исследование Н. И. Каулиной).
Именно при объяснении этого понятия «психологического поля» К. Левин применяет понятие топологии и годологии.
Первые его положения о существовании мира вещей с положительной и отрицательной валентностью были отражены в научном фильме «Ханна садится на камень (1928)». В нем рассказывается о маленькой полуторагодовалой девочке, которая предпринимает тщетные попытки сесть на камень. Девочка кружится вокруг камня, прижимается к нему, хлопает по нему ручками, даже лижет его, но не садится. К. Левин объясняет: камень, на который хочет сесть ребенок, имеет для него положительный характер, т. е. притягивает его, а для того, чтобы сесть на камень, надо совершить действие, обратное этой положительной валентности, т. е. отвернуться от камня. Ребенок не может сесть на камень, потому что не в состоянии преодолеть притягивающую силу. Графически К. Левин изображает ситуацию следующим образом:
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 35; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!