Несогласованность высказывания как фактор подтекста



В некоторых работах высказывается мысль, что подтекст вообще связан с «неправильностями» в речевом поведении. Согласно концепции Ц. Тодорова, имплицитное содержание сопряжено с наличием в тексте каких-то лакун — пропусков, неясностей, противоречий, нарушений каких-то норм; руководствуясь «презумпцией уместности», читатель или слушатель пытается оправдать сегмент текста, содержащий аномалию, найти его скрытый смысл 71.

С нашей точки зрения, как уже говорилось, ведущим моментом в процессе извлечения подтекста являются информационные потребности получателя: поиск начинается тогда, когда получатель ощущает потребность найти какие-то дополнительные сведения о коммуникативной ситуации и (или) о сообщаемом факте (см. выше, § 18). Из этого следует, что носителем подтекста может быть любое сообщение, а не только «несогласованное». Однако потребность найти скрытый смысл действительно может быть спровоцирована лакуной или странностью в самом тексте, тем более что подтекст такого рода часто является преднамеренным и, следовательно, скорее всего актуальным для адресата. Поиск такого подтекста облегчается тем, что подавляющее большинство речевых аномалий встречается главным образом в тех речевых жанрах, которые допускают и даже предусматривают их употребление, — мы видели это на примере метафоры.

Теоретически рассуждая, толкнуть на поиск подтекста способно любое реальное или кажущееся отступление от указанных выше общих принципов и жанрово-ситуативных норм речи, а также любое нарушение норм языка. Однако подавляющее большинство речевых и языковых аномалий являются в какой-то мере системными, кодифицированными и, следовательно, узнаваемыми — отклонения от норм сами подчиняются определенным нормам 72, что опять-таки облегчает их восприятие. Аналогичный эффект может дать и отступление от индивидуальной нормы или от внутренней нормы сообщения, хотя бы оно и являлось при этом возвратом к общей норме. Так, если начальник, который обычно обращается с подчиненными вполне по-свойски, вдруг начнет разговаривать с ними как начальник, подчиненные будут правы, если воспримут это как отклонение, за которым стоит определенный подтекст.

Типовые отклонения от общих норм, несущие подтекст, в принципе поддаются классификации; многие из них можно найти в списках тропов и фигур, которые составляла старая риторика и составляют так называемая неориторика 73 и стилистика, однако многие еще не зафиксированы. Мы не будем ни воспроизводить известные классификации, ни пытаться заполнить имеющиеся в них пробелы, а ограничимся лишь несколькими примерами, по возможности нетрадиционными — не такими, какие можно найти в курсе стилистики.

Анализ примеров речевых аномалий

1. 1. Лакуна в тексте — импликация факта.

Plus je vois les hommes, plus j'admire les chiens (Mme de Sévigné).

Фраза может показаться странной, потому что факты, о которых сообщается в высказывании, на первый взгляд, имеют слишком мало точек соприкосновения для того, чтобы между ними можно было установить такую зависимость; она как будто нарушает одновременно принципы осмысленности и связности. Руководствуясь «презумпцией уместности» речи, читатель пытается оправдать это утверждение, найти в нем смысл; он ищет пропущенное звено — неназванный третий факт, который, логически вытекая из первого, в то же время находился бы в заданном отношении ко второму, что-нибудь вроде «... тем больше я нахожу в них недостатков; и чем больше я нахожу недостатков в людях, тем больше я восхищаюсь собаками».

Но достаточно сравнить сконструированный нами полный вариант с исходным, чтобы убедиться, что между ними есть разница, причем не в пользу нашего. Сама краткость авторского варианта, то, что главное передано в нем не «в лоб», а имплицитно, придает ему особую экспрессивность, остроту, парадоксальность и определенным образом характеризует автора, т.е. несет коммуникативный, точнее, личностный подтекст, так сказать, подтекст подтекста. Именно это мы имели в виду в § 16, говоря об аналоге словесного стиля в имплицитном содержании высказывания.

1. 2. Лакуна в тексте — импликация логической связи между высказываниями и (или) сообщаемыми фактами.

Elle ne regardait pas Robert, il était là; elle sentait contre son bras nu l'étoffe du veston (Mauriac).

Невыраженная связь между соседними высказываниями имплицируется самой их смежностью, а характер связи (причина и следствие, посылка и вывод, общее положение и конкретный пример, подобие фактов и т.п.) выводится из описываемых фактов и из коммуникативной ситуации, в частности из более широкого контекста, с учетом жанра, к которому относится сообщение. В приведенном здесь примере второе высказывание (il était là) совместно с третьим выражают причину факта, описываемого первым.

Такого рода лакуны чаще всего не воспринимаются как аномалии — настолько они обычны.

2. 1. Несоответствие высказывания деятельностной ситуации — импликация фактов и цели сообщения.

Роман Эрве Базена «Крик совы» начинается с того, что в дом главного героя, известного писателя и отца многочисленного семейства (повествование ведется от его лица), без всякого предупреждения приезжает его мать, некогда отравившая детство своих сыновей подозрениями, запретами, издевательствами и даже физическими истязаниями. Сын и мать не виделись и не поддерживали никаких отношений более 20 лет. Фраза, открывающая приводимый ниже отрывок, первая, которую мать адресует сыну:

— Et tes crises hépatiques, reprend Mme Rezeau, tournée de mon côté, c'est fini? Remarque, on pouvait les prévoir: je t'ai passé ma vésicule.

L'allusion à ma récente opération est claire et me replonge soudain dans l'atmosphère du clan où il fut toujours de bon ton d'exprimer les choses de façon voilée. Il faut comprendre d'abord: J'ai toujours été au courant du tout. Ce qui implique au moins trois corollaires: 1) J'ai mes observateurs; 2) Je n'ai donc pas cessé de m'intéresser à toi; 3) Tu es seul responsable de notre longue séparation.

Подтекст реплики персонажа точно и полно раскрывается самим повествователем, стоящим за ним автором; нам остается лишь объяснить, как он возникает, и, может быть, кое-что добавить.

Сам факт неожиданного появления мадам Резо диктует вопрос: «Зачем она приехала?». Она не может этого не понимать и, согласно неписаным нормам речевого поведения, должна была бы начать с ответа на него. Но она говорит и вообще ведет себя так, как будто никакого разрыва не было и они расстались месяц назад. Характерно, что об операции, которую перенес сын, прямо даже не говорится, как если бы то, что она знает о ней., было чем-то само собой разумеющимся. Намек на операцию — референциальный подтекст — заключен в вопросе (Et tes crises hépatiques, c'est fini?) и основан на том, что можно назвать пресуппозицией достаточного основания: если говорящий предполагает, что какое-то положение вещей изменилось, значит, он считает, что произошло какое-то событие, которое могло или должно было привести к его изменению. Но главное здесь не имплицитное указание на факт операции — для сына это, естественно, не новость, — а то, что она знает об этом (коммуникативный подтекст). И от этой демонстрации осведомленности в его делах тянется цепочка логических выводов, которые сформулированы в авторском комментарии; это, во-первых, обобщение: раз она знает о приступах и о том, что была операция, значит, она вообще всегда была в курсе его дел; далее, чтобы быть в курсе его дел, нужно, с одной стороны, иметь осведомителей, а с другой — интересоваться его делами, а отсюда последний вывод: «ты один виноват в том, что мы так долго не встречались».

Но независимо от этих импликаций, ее речевое поведение в целом несет вполне определенный коммуникативный подтекст: разговаривая с сыном так, как будто отношения между ними всегда были нормальными, демонстрируя роль «нормальной» матери, она тем самым предлагает сыну установить такие отношения. Об этом говорит несколькими строчками ниже и сам автор: Il у a une heure, si on m'avait décrit cette scène de rabibochage feutré, je l'aurais déclarée impossible. La solution était pourtant bien simple: il suffisait de faire comme s'il ne s'était rien passé, comme si tout était normal depuis toujours.

Так вполне тривиальное на первый взгляд высказывание оказывается нагруженным богатым, сложным и в высшей степени актуальным для партнеров имплицитным содержанием. При этом сама нагруженность высказывания преднамеренным подтекстом выступает как характерная черта образа мадам Резо, т.е. как фактор личностного подтекста (ср. пример 1.1.).

2. 2. Несоответствие высказывания роли адресанта — импликация личностного отношения к собственным ролевым действиям.

В повести Сент-Экзюпери «Военный летчик» командир эскадрильи майор Алиас, вызвав подчиненный ему экипаж, чтобы дать боевое задание, начинает разговор следующими словами:

— Eh bien, voilà ... C'est bien embêtant... C est une mission embêtante. Mais ils y tiennent à l'Etat-Major. Ils y tiennent beaucoup... J'ai discuté, mais ils y tiennent... C'est comme ça.

Статусной и позиционной роли адресанта (старший по званию, командир, дающий боевое задание подчиненным) противоречит в первую очередь коммуникативное содержание высказывания (полное отсутствие эксплицитной побудительности), а также стиль: майор говорит в общем о том, о чем и должен говорить (за исключением, может быть, фразы J'ai discuté, mais ils y tiennent), но не совсем то и не так, как это предписывается ролью; его речь, скорее, соответствует иным ролевым отношениям, при которых не приказывают, а просят. Однако здесь, в отличие от ситуации, представленной в 2.1., изменить роли нельзя, командир остается командиром, а приказ, даже сформулированный как просьба, приказом. Следовательно, отступление от ролевой нормы может быть истолковано лишь как выражение личностного отношения к тем действиям, которые субъект вынужден совершать в соответствии с ролевыми предписаниями: майору стыдно и горько посылать людей на верную смерть ради сбора никому не нужных разведывательных данных, но он не может иначе; именно это он и дает почувствовать своим подчиненным.

2. 3. Несоответствие эксплицитной иллокуции (целенаправленности) высказывания деятельностной ситуации — импликация подлинной целенаправленности.

Подобную аномалию уже продемонстрировал предыдущий пример. Приведем здесь еще один, более сложный. В повести Ж. Ренара «Рыжик» есть такая зарисовка (воспроизводим ее полностью):

Il (Poil de Carotte) sert de trait d'union entre son père et sa mère. M. Lepic dit:

— Poil de Carotte, il manque un bouton à cette chemise.

Poil de Carotte porte la chemise à madame Lepic, qui dit:

— Est-ce que j'ai besoin de tes ordres, Pierrot?

Mais elle prend sa corbeille à ouvrage et coud le bouton.

Фраза отца формально является повествовательной; однако простая констатация того факта, что на рубашке не хватает одной пуговицы, в речи, обращенной к сыну, не имела бы никакого смысла — принцип целенаправленности оказался бы нарушенным, — и сын совершенно правильно истолковывает высказывание как скрыто побудительное: «отнеси рубашку матери, пусть она пришьет пуговицу».

Случаи, подобные этому, можно обобщить и сформулировать правило: высказывание, сигнализирующее какую-то «недостачу», т.е. обозначающее ситуацию, которая может быть воспринята как ненормальная, не соответствующая потребностям адресанта, адресата или третьего лица, интерпретируется как просьба или требование совершить действие, устраняющее эту ситуацию, если соблюдены следующие условия: 1) адресат тоже расценивает описываемую ситуацию как ненормальную, нежелательную; 2) сам адресант физически не может или не считает для себя возможным в силу иных причин совершить необходимое действие; 3) адресат может совершить необходимое действие, по крайней мере, по мнению адресанта; 4) отношения между коммуникантами таковы, что адресант имеет моральное право просить адресата или требовать от него совершить необходимое действие 74.

Как видно из примеров, отклонения от речевого стандарта обычно совершаются по определенным образцам. Отступая от ролевой и ситуативной нормы, человек строит свое речевое поведение в соответствии с нормами какой-то другой роли или ситуации (примеры 2.1. и 2.2.), а лакуны в тексте часто вообще не воспринимаются как отступления от норм в силу привычности и стандартности (пример 1.2. «а» и «b»), так же как и «неправильные» иллокуции (примеры 2.2 и 2.3.). Все рассмотренные случаи обнаруживают и нечто общее в механизме восприятия подтекста: всюду имеет место более или менее интуитивный подбор того содержания, которое, с точки зрения получателя, было бы уместно в данной коммуникативной ситуации и в данном контексте.

Количество примеров и, соответственно, типов речевых аномалий, несущих подтекст, можно было бы умножить; кроме тропов и фигур, описываемых в пособиях и монографиях по стилистике и поэтике, сюда можно было бы добавить разнообразные расхождения между высказыванием и другими параметрами коммуникативной ситуации, такими, как адресат (допустим, человеку объясняют что-то такое, чего он явно не поймет, — зачем?), предметно-ситуативный фон (например, во время пожара кто-то кому-то говорит комплимент — чтобы успокоить?), канал связи (в телеграмме отправитель не опускает предлоги и артикли), наблюдатель (в присутствии третьего лица адресант сообщает адресату что-то такое, что обычно говорят только с глазу на глаз). Но, как уже говорилось, наш набор примеров не претендует на полноту — нам важно было продемонстрировать саму возможность извлечения подтекста из «несогласованных» высказываний, зависимость имплицитного содержания высказывания от представления получатель о параметрах коммуникативной ситуации, а также прямую связь понятия подтекста с такими хорошо известными явлениями, как тропы и фигуры, которые представляют собой частные случаи обширной категории речевых аномалий (эта идея хорошо согласуется с понятием эффекта обманутого ожидания, выдвинутым для объяснения различных особенностей художественной речи 75).


Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!