Примерная атака линией неприятельских линий 3 страница
Освободитель
«Вооружитесь, народы Италийские!»
Прибыв в Италию 3 апреля 1799 г., Суворов принёс войскам веру в победу. Русские солдаты учили трудные словечки, коими французы просят пардону, чтобы невзначай не прибить желающих сдаться. Офицеры, и так владевшие языками, усваивали главные идеи победоносной кампании[361]. Первая идея определяла её цель.
Суворов вступил в Италию освободителем. 4 апреля в Вероне он издал воззвание к итальянскому народу: «Вооружитесь, народы Италийские! Стремитесь к соединению под знамена, несомые на брань за Бога и Веру, и вы победоносно восторжествуете над враждебными сонмами. Для защиты Святой Религии, для восстановления вашего законного правительства, для возвращения собственности вашей сражается и проливает ныне кровь свою союзное воинство двух Августейших Монархов (Павла I и Франца II. – А.Б.).
Не обременили ли вас правители Франции безмерными налогами? Не довершают ли они вашего разорения жестокостью военных поборов? И все горести, все бедствия изливаются на вас под именем свободы и равенства. Свободы, которая повергает семейства в плачевную бедность, похищает у них сынов и против воинства вашего Государя, вашего возлюбленного отца, защитника Святой Религии, принуждает их сражаться![362]
Да облегчится скорбь ваша, народы Италийские! Есть Бог вам покровительствующий, есть воинство вас защищающее. Смотрите на победоносных воинов вашего законного Государя! Смотрите на восстающие уже народы, одушевляемые желанием прекратить столь долговременную, кровавую брань! Смотрите на героев, от севера для спасения вашего пришедших!
|
|
|
Все зримые вами храбрые воины стремятся освободить Италию, и для вас не остается более опасностей. Куда только ступят они, там возобновлены будут законы, Вера и всеобщее спокойствие, коих вы тщетно желали в томлении под игом трехлетнего рабства. При власти грядущей и служители Божьих алтарей примут на себя священный сан свой и обретут возвращенную им собственность.
Но внимайте! Если бы кто из вас был столь вероломен, что подъял бы оружие против Августейшего Монарха, или другим способом старался содействовать намерениям французской республики, тот, несмотря ни на состояние, ни на род, ни на звание, расстрелян будет, и все имение его взыщется в казну[363].
Ваш разум, народы Италийские, служит мне уверением, что убеждаясь в справедливости нашего дела, вы не навлечете на себя столь праведных наказаний; что напротив того, самыми опытами докажете свою верность и преданность к благотворительному и многолюбящему вас Государю» (Д IV. 17).
Манифест Суворова, обращённый одновременно к национальной гордости, вере и бережливости, разуму и здравому смыслу итальянцев, подкреплённый силой и добротой русских войск, возымел действие. Жестоко ограбленные Бонапартом итальянцы, позабыв в новых страданиях злодеяния своих прежних властителей, поднимались против французов. Русские, то хорошо снабжённые, то оставляемые гофкригсратом без необходимых припасов, не грабили: ослушников Суворов карал строго. «Впереди французы, – говорил он, – у них пропасть всего, только бы добраться!»
|
|
|
Суворов начал наступление, не дожидаясь прибытия в Италию всех русских войск (до 30 тысяч) и вступления в Швейцарию французского корпуса принца Конде (7 тысяч), который финансировался Павлом I в видах наведения порядка во Франции. Не мог он сосредоточить и 86-тысячную австрийскую армию 70-летнего генерал-фельдмаршала Михаэля Меласа, разбросанную гофкригсратом по разным «пунктам» в соответствии с устаревшей кордонной стратегией.
В Вене считали, что превосходящие численностью союзники будут планомерно теснить 58 тысячную французскую армию Шерера в Северной Италии, занимая «пункт» за «пунктом» от взятой генералом Краем Вероны[364] на запад и юг. Это означало рассредоточить войска и дождаться удара талантливых французских генералов Массена с севера (64 тысячи в Швейцарии) и Макдональда с юга (38 тысяч в Южной и Средней Италии).
|
|
|
Суворов должен был увлечь тяжеловесную махину австрийской армии в стремительное наступление для разгрома главных сил противника. Первым было – обучить войска побеждать французов, ослаблявших фронт противника артиллерийским огнём и атакой рассыпным строем, ломавших его штыковой атакой колоннами и добивавших кавалерией. Вместе с тем – внушить австрийским офицерам и солдатам бодрость краткими, ясными приказами и «сильными речами», наброски которых Суворов сам писал австрийским командирам. Наконец – смешать австрийские войска с русскими, чтобы пример «чудо-богатырей» усилил всю армию (Д IV. 30).
Чтобы достичь Парижа и завершить войну, фельдмаршалу требовалась высокая боеспособность всех союзников. Слава Суворова, его решительный настрой взбодрили австрийцев. Увлечь их передовые части к победе должен был авангард генерал-майора князя Петра Ивановича Багратиона[365]. Взяв своего имени 6-й егерский полк, батальон гренадер и полк казаков, князь Пётр ринулся в бой вместе с австрийским отрядом генерала Отта, под общим командованием генерал-фельдмаршал-лейтенанта Края. Воодушевлённые австрийцы позабыли гофкригсрат и желание их императора, «чтобы первые наступательные действия армии имели целью прикрытие собственных моих владений и постепенное удаление от них опасности неприятельского вторжения»[366]. Оборонительная, нерешительная, бесконечная и кровавая война всем осточертела. За месяц такого «прикрытия» австрийская армия платила жизнью 20 тысяч солдат!
|
|
|
Уж лучше Суворов с его безумным «Вперед!», чем верная погибель на месте – решили генералы и солдаты императора Франца. Конечно, вперёд было не пройти: бурные реки неслись с гор с севера на юг, поперек пути, французы стояли за ними неодолимой стеной. Но – пошли в наступление и сами себя не узнали! Вдруг генерал Край взял Брешию. Не без помощи князя Багратиона, конечно, но взял, пленив 1265 французов! «С нашей стороны убитых и раненых нет», – сообщал рапорт Суворова давно неслыханную в Австрии новость о результатах боя (Д IV. 34). Взяты Кремона и Бергамо – австрийцы соревновались здесь в скорости с казаками.
Сам Мелас, затормозив в походе из-за погоды, получил от Суворова выговор на немецком языке: «За хорошей погодой гоняются женщины, щёголи да ленивцы. Великий говорун … потеряет командование. Военные действия должны быть исполняемы неотлагательно, дабы не дать неприятелю времени оправиться; кто болен, пусть остаётся сзади. Италия должна быть освобождена от ига неверующих французов: всякой благомыслящий офицер должен жертвовать всем для достижения этой цели. Резонёры ни в какой армии не могут быть терпимы. Глазомер, быстрота!» (Д IV. 35).
Среди австрийцев появились новые страхи: вместо продажного ставленника Директории, посредственного генерала Шерера[367] французы прислали в Италию славного победами в Германии генерала Моро. «И здесь вижу я перст Провидения! – возликовал Суворов, – Мало славы было бы разбить шарлатана! Лавры, которые мы похитим у Моро, будут лучше цвести и зеленеть».[368] Русские и австрийцы вместе ударили на крепкие позиции армии Моро за быстрой рекой Адда с обрывистыми, скалистыми берегами.
Путь через Адду
«Адда – Рубикон. Мы перешли её на грудях неприятеля»
Фельдмаршал подоспел к реке раньше, чем хитроумный Моро успел перестроить оборонительные порядки, стянув свою 28 тысячную армию в центр со стокилометрового фронта, по которому разбросал армию Шерер[369]. Французы спешили, но Багратион посадил полк егерей на лошадей казаков и ударил врага в северный фланг у городка Лекко. Русские сходу прорвались к реке Адде, где Моро уже приказал взорвать мосты. Однако французы обошли наступающих и бросились на них со всех сторон, забыв приказ Моро сосредоточиться на другом берегу в центре.[370]
15 апреля в 8 часов утра знаменитое сражение при Адде началось атакой авангарда Багратиона на Лекко: он «ударил в неприятеля штыками перед форштадтом, исколол у него сот до семи». Огонь вражеских батарей из-за реки не успел нанести урона атакующим. Храбрые французы устремились в обход городка, чтобы отрезать русский авангард. Багратион успел развернуть войска и штыковой контратакой отбросил противника. Тот не унимался. После артиллерийской дуэли через Адду до 3 тысяч французов пошли в штыки. Такой отваги противника русские не видали давно. Егеря, покинув укрытия в городе и садах, с криками «ура» ринулись навстречу врагам, «и самое малое количество спаслось из тех бегством».
Командир французской дивизии генерал Серюрье вновь построил войска и лично повел их в атаку. Багратион отразил её, в упор расстреляв из пушек. Тогда неприятель, заняв стрелками и батареями возвышенности по обоим берегам Адды, открыл «прежестокую канонаду» и, «усмотрев малосилие князя Багратиона», бросил превосходящие силы в атаку сразу с двух направлений. Русские отбивались уже «внутри города», когда подоспели гренадеры генерал-майора Милорадовича, гнавшие на звуки канонады во всю прыть на нанятых обывательских подводах. Их атакой французские «два эскадрона, выехавшие в нашу пехоту, были поколоты почти до последнего человека».
Отбросив одну колонну противника за Адду, Багратион окружил и почти начисто выбил вторую. «Русские войска со свойственным мужеством поражали неприятеля жесточайше». «Этим кончилась кровавая победа, одержанная князем Багратионом», – рапортовал Суворов Павлу I. Французы бились насмерть. Попавший в плен (и отпущенный Суворовым) Серюрье из 7 тысяч «потерял на месте около 2 тысяч, но пленных не более ста человек при одном офицере». У русских в 12-часовом бою было всего 135 убитых и 95 раненых, включая самого Багратиона. Князь Пётр отвлек на себя крупные силы, позволив союзникам сосредоточенным ударом прорвать центр крепкой позиции Моро на реке Адде.
Суворов предвидел, что Моро прикажет взорвать каменные мосты, и заранее снабдил войска понтонами (Д IV. 41, 45). Ранним утром 16 апреля три полка казаков походного атамана Денисова с австрийским отрядом генерала Отта (5 батальонов пехоты и 2 эскадрона гусар) «тихо по наведённому ночью через реку Адду понтонному мосту» вышли в центр позиции Моро, где он успел сосредоточить 18 тысяч солдат. Союзники опрокинули 2-х тысячный авангард французов, но были отброшены контратакой главных сил. Однако реку уже переходили 4 батальона и 4 эскадрона австрийского генерала Цопфа. Русской службы «генерал-квартирмейстер маркиз Шателер»[371], которому Суворов не зря поручал учить австрийские войска атаке в штыки, «взяв 2 батальона гренадер и 2 эскадрона гусар, с барабанным боем ударил на неприятеля холодным оружием, ворвался в его левое крыло, смял и жестоко поразил». За ними все австрийцы бросились в атаку, «поражали мужественно штыками и рубили саблями». Казаки «кололи везде со свойственной россиянам храбростью».
Вся первая линия французов была опрокинута. Но за ней в бой устремилась вторая. Сражение разгорелось с новой силой. Донские казаки, которых Суворов долго считал пригодными только к преследованию, с пиками атаковали не только регулярную кавалерию, но и пехоту. Отмечая этот поразивший его факт, фельдмаршал не упоминает своего участия в сражении. Действительно, Александр Васильевич не командовал. Ему достаточно было появиться на поле боя, чтобы дрогнувшие было австрийские войска вновь «бились хватски холодным оружием».
Бой шёл 12 часов «с великим кровопролитием». Французы, потеряв свыше 3 тысячи солдат и крепко увязнув в центре, были обойдены выше и ниже по течению реки. 2 тысячи их солдат, 79 офицеров и дивизионный генерал попали в плен. «Главный генерал Моро был уже в гусарских руках, но спасся. Отбито 14 пушек и одно знамя. – Докладывал Суворов. – С нашей стороны убито казаков 2, ранено 24; урон императорских королевских войск простирается за тысячу человек».
Ускакавший на лихом коне Моро не узнал, что при всей надёжности его позиции и героическом сопротивлении, Адда было для Суворова лишь символическим Рубиконом – крохотной речушкой, которую перешёл Юлий Цезарь, начиная войну за Италию. И ещё одной тренировкой для войск перед решающими боями. Армию Моро разбил суворовский авангард. Основная часть союзных сил не участвовала в сражении, поэтому они «отдыхали и упражнялись на месте баталии до утра». Не сомневаясь, что не задержится на рубеже Адды, Суворов ещё до битвы предписал своим войскам маршруты движения на Милан, и этот график был строго выдержан (Д IV. 41, 44, 45, 48, 51).
Очищение Ломбардии
«Полная внезапность, которая нами применяется всюду, будет заключаться в скорости оценок значения времени, натиске».
17 апреля Милан восторженно приветствовал Суворова. «Окошки и улицы были усыпаны народом … Чистосердечная радость у каждого блестела на лице». Ломбардия была освобождена! Император Франц слал рескрипт за рескриптом, требуя ограничиться «обеспечением себя в завоеванных областях» и ни в коем случае не переходить реку По, за которой укрепился с 25-тысячной армией генерал Моро.[372] Поздно! Суворов был уже дальше. Взята Тортона – ключ ко всему Пьемонту (Д IV. 54, 76).
Отличившийся при Тортоне «храбрый генерал-майор князь Багратион» занял город Нови с большими артиллерийскими запасами. Тем временем опытный генерал от инфантерии Андрей Григорьевич Розенберг (из курляндских дворян) поддался влиянию состоящего при нём и жаждущего подвигов великого князя Константина Павловича. Он начал переправу через реку По вблизи села Бассиньяно и вступил в бой с превосходящими силами противника, которому, к тому же, удалось испортить паром. Суворов рвался на выручку, но между ним и Розенбергом находилась разлившаяся река Тонаро. Положение было опасно. Суворов приказал генералу «не теряя ни минуты» переправляться назад, «или под военный суд» (Д IV. 84)!
Фельдмаршал боялся за Розенберга: «вчера ему было дурно, а сегодня не будет ли дурнее». «Вы, Бога ради! – написал он Багратиону в Нови, – сколько можно со всеми спешите», прихватив кавалерию Карачая (Д IV. 85). В тот же день, 2 мая, главнокомандующий пожалел, что сорвал Багратиона с хорошей позиции. Розенберг, потеряв до 1200 убитыми и ранеными, в том числе много офицеров, сумел выйти из боя. Французы ужаснулись, увидав, что в отчаянном положении русские склонны умереть, но не сдаться. «Между прочим, – сообщил граф Рымникский князю Петру, – ваш приятель Милорадович колол штыками конницу, и иные последовали его примеру ... У французов считают урон до 2 тысяч, больше убитых, и у нас их 200 в плену ... Вежливые французы сделали золотой мост (пропустили русских через реку.– А.Б.), по которому оставалось переправлять Розенбергу сот пять» (Д IV. 86).
Суворов никогда не скрывал неудач. В приказе союзным войскам он разобрал урок боя при Бассиньяно (Д IV. 92). Розенберг, презрев приказ о сборе войск для больших операций, продолжил один переправу через По. Хуже того, он с небольшими силами поспешил атаковать неприятеля, «не рассчитав, что следующих войск позади через переправу едва один батальон часа через полтора переправиться мог». Французы, быстро выдвинув превосходящие силы от города Алессандрии, могли сбросить 5 русских батальонов и 200 казаков в реку. Но неосторожность Розенберга была ещё не бедой: к беде привела нерешительность.
В опасности русские действовали, как должно – они решительно атаковали. «Мужественный генерал-майор Милорадович, – писал Суворов в приказе, – отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взяв в руки знамя, ударил на штыки, поразил и поколол … неприятельскую пехоту и конницу и, рубя сам, сломал саблю; две лошади под ним ранено. Ему многие последовали … разные батальоны, переправившись, сзади соединялись. Сражение получило иной вид, уже неприятель отступал, россияне его храбро гнали и поражали, победа блистала».
И в этот момент Розенберг совершил ошибку непростительную: дал барабанами сигнал отступать! «Герои отступают, преследуемые неприятелем гораздо превосходнее их, и строятся у сигнала; начинается пальба с прибавлением из-за реки войск, на которой множество гибнет людей». В статичном бою первоначальная победа обращается в поражение!
Одновременно австрийский корпус, «стоявший напротив Казале для демонстраций, переправил на противный берег в близости неприятеля несколько пехотных рот, как на жертву». Наплавная переправа развалилась, французы окружили австрийцев, едва треть их спаслась.
Суворов, запрещавший войскам – для предотвращения бессмысленных потерь – даже вступать в перестрелки (Д IV. 89), был разгневан. «Демонстрация, – объявил он войскам, – игра юно-военных. Обыкновенно они или пустые, утруждающие войска, или наносящие им вред». Распыление сил и боевые столкновения без цели нанесения сокрушительного удара он категорически запретил: «Иначе военный суд разбирать будет!»
Приказ поступил вовремя: опьянённые первыми победами командиры образумились. Сурово отчитанный Суворовым Розенберг остался на своём посту – и навсегда усвоил урок. Вскоре он отличится при Треббии, а осенью с малыми силами разобьёт в Альпах войска генерала Массена, «не задерживая» в атаке ни на секунду.
Суворов был не против инициативы командиров и невинных демонстраций с целью обмана противника – он был против напрасных жертв. 5 мая фельдмаршал сам приказал одному подразделению: «Попробуйте переправиться через реку Танаро, стоя на месте, но отнюдь не переправляйтесь! … Это приведёт неприятеля в замешательство». А для себя записал: «Всякий лучше на месте видит и сам себе решает» (Д IV. 100, 101).
Судя по документам, Суворов издалека «видел» лучше, чем многие его подчинённые: где нужны будут паромы, куда надо заранее доставить продовольствие и снаряжение, где изменить место переправы из-за разлива реки. Командиры должны были своим кошельком отвечать, если их солдаты кого-то ограбят или просто покосят у итальянцев траву. За мародёрство Суворов взыскивал так, как будто смотрел из-за плеча каждого командира в северной Италии. Он узнал, что у Розенберга «солдатские жёны, оставленные при тяжёлом обозе, находятся в самом трудном положении», и приказал забывшему об этом командиру корпуса обеспечить их продуктами (Д IV. 71, 96).
Итальянцы поднимались на французов, внемля суворовским призывам: «Воины Пьемонтские! Покиньте знамена, опозоренные злодеяниями столь гнусными, присоединяйтесь к избавителям вашим, чтобы довершить великое дело возрождения Италии! Офицерам и солдатам оставлены будут прежние их звания и жалование. Никому другому не будут они присягать, кроме короля Сардинского (Карла Эммануила IV), и не иначе будут употреблены, как только в Италии» (Д IV. 64).
«Не надо пренебрегать ни манифестами, ни ласками», следует вооружать итальянцев, готовых сражаться за свою свободу, писал Суворов. – Уже «вся страна охвачена восстанием, убивают комиссаров и других французских и итальянских захватчиков» (Д IV. 116). «Даровав вольность тамошним храбрым народам, – твердил он австрийцам, – надлежало давно завоевать Швейцарию ... учинить себя господином Рейна» (Д IV. 123).
Как предвидел Суворов, итальянские крестьяне заняли крепость на горной дороге, по которой отступал Моро. Чтобы пробиться, французы вынуждены были прорубить в горе новую тропу! Армия революционного генерала Макдональда не могла выдраться из Южной Италии, чтобы напасть на союзников – её смертельно допекали партизаны. Армии генерала Массена не удалось обрушиться на войско Суворова с гор: в Швейцарии её при поддержке местных жителей теснили австрийцы, а со стороны Италии перевал Сен-Готард был занят союзниками по приказу главнокомандующего.
5 мая Моро с 8 тысячным войском пытался контратаковать австрийцев у Маренго. Тщетно! На поле боя внезапно появился Багратион. Моро сам «вдруг был атакован, сломлен холодным ружьем, приведен в крайний беспорядок и пустился в бег». «Сражение началось в 9 часов утра и продолжалось до наступления ночи. Неприятель потерял одними убитыми 2500 человек, пленных до 200, в том числе 7 офицеров. Российских убито 26 человек, 1 офицер; ранено до 80 нижних чинов и 1 офицер» (Д IV. 132. С. 100).
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 11; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!