Мы рождены, чтоб Кафку сделать былыо 11 страница
Правда, Иван Грозный в лучших традициях централизма начал мешать торговле, установив государственную монополию на торговлю поташом (зольный продукт, применяемый для изготовления мыла и стекла), ревенем и зерном. Впоследствии эту эстафету у него перехватил Петр I, а у Петра — Сталин, введший абсолютную монополию трона на всю внешнюю торговлю.
История повторяется. И усугубляется…
Порт Архангельск вовсе не был тесен. Всего за полвека с 1600 по 1650 годы он увеличил прием иностранных судов втрое! Правда, потом наступил резкий спад, но произошло это только благодаря мудрому руководству из Москвы, где решили в очередной раз порулить экономикой, отменив некоторые льготы для иноземных купцов. Предлог был смешным и чисто идеологическим, как это всегда у нас бывает: царь Алексей Михайлович мотивировал воздвижение препон перед торговыми гостями из Англии тем, что в Англии… произошла революция. А на возражения купцов заявил, что не желает иметь дело с народом, который «недоброе дело сделал и доброго короля своего Карлуса до смерти убил». Это называется «назло маме отморожу уши»: если до ущемления англичан в порт Архангельск прибывало английских кораблей больше, чем голландских, то после доля английских судов стала составлять лишь одну двадцатую часть от голландских.
Экономический спад был вызван, кроме прочего, еще и желанием Кремля оградить русских от иностранной конкуренции (сразу вспоминается история с АвтоВАЗом, который ограждают, ограждают, а ему все хуже и хуже делается: в стерильной обстановке «ограждения» иммунитет и вовсе перестал работать). Москва повысила пошлины для ввозимых иностранных товаров, что и привело к падению.
|
|
|
Однако, по счастью, экономика обладает свойством прорастать даже сквозь уродливые чугунные заграждения. Мировая торговля ширилась, поэтому, несмотря на регулировочные меры Москвы, Архангельск с ними справился, и после падения снова потихоньку начался рост.
О значимости допетровской морской торговли России говорит тот факт, что две трети таможенных сборов в казну давал порт Архангельск, а остальное поступало от приграничных сухопутных городов.
Итак, на две трети казна пополнялась таможенными сборами от морской торговли. И после этого нам будут говорить, что Россия не имела выхода к морю?
Второе. А так ли необходим морской порт для торговли? Город Новгород, как известно, выхода к морю не имеет. Однако в допетровской Руси Новгород входил в крупнейшую международную торговую организацию того времени — Ганзейский союз, тогдашний аналог ВТО. Человечество, как видите, всегда тяготело к свободной торговле. Именно свобода торговли, свобода обмена плодами своего труда является базой для экономической и личной свободы.
|
|
|
История взлета и падения Ганзы настолько показательна, что не рассказать ее я не могу, тем паче, что этого прямо требует «антимосковская» идея книги. Ведь именно московский централизм не дал тогда Европе в очередной раз включить Русь в европейскую орбиту.
Чем примечателен Ганзейский союз? А тем, что это было первое столь мощное негосударственное, а правильнее сказать, надгосударственное интеграционное образование, созданное не для того, чтобы политически покорять территории, а для того, чтобы расширять зону свободной торговли в мире.
Ганзейский торговый союз родился в XII веке и просуществовал более четырехсот лет. Вокруг него возникали и исчезали государства, а это не властно-вертикальное, а сетевое образование жило и процветало. Оно было действительно сетевым — без единого центра, без конституции, без бюрократии…
Возник этот союз из купеческих нужд. И до Ганзы купцы веками плавали по Северному морю и Балтике. Но плавание это было сопряжено с риском — на море промышляли норманнские пираты, а торговле мешали разнокалиберные стандарты, существовавшие в средневековых городах. Нарушение какого-нибудь бюрократического пункта, например, несоблюдение стандарта по ширине продаваемого полотна могло привести к крупному денежному штрафу и даже разорению.
|
|
|
И постепенно, с центром в немецком городе Любеке, начал формироваться «всемирный» купеческий союз, вступая в который, купцы обязались следовать определенным правилам, совместно действовать против разбойников, скидываясь и нанимая вооруженную охрану или карательные отряды, целью которых был поиск и уничтожение пиратских баз. Основное и главное правило союза — свободная торговля без препон и ограничений. В обязанность городских властей, зависимых теперь от купцов, входила оборона города от пиратов и охрана торговых путей.
В XIII веке Любек открывает при английском дворе свое торговое представительство, влияет на европейскую политику и городские стандарты.
В XIV веке Ганзейский союз становится столь влиятельной организацией, что города валят в него валом: число городов — членов союза подбирается к сотне. Постепенно-постепенно в Ганзейский союз вошли все значимые города тогдашней ойкумены — Любек, Гамбург, Лондон, Брюгге, Берген, Кёльн, Псков, Новгород и многие другие. Торговое представительство Ганзы открывается в Венеции, а ганзейские купцы свободно плавают и по Средиземному морю. Количество городов в союзе перевалило за полторы сотни и приближалось к двум.
|
|
|
Денежный оборот Ганзейского союза, явившего собой чудесный пример самоорганизации, превышал бюджеты крупных европейских стран. Совокупный торговый флот (исключая военные корабли конвоя) превышал полторы тысячи судов. Тысячи складов по всей Северной Европе ждали их прихода.
Купцы Ганзы имеют привилегии везде, а Ганзейский союз принимает меры международной экономической блокады. Однажды в Норвегии, в чудесном городе Бергене, который сейчас называют воротами в норвежские фьорды и одновременно туристической столицей Норвегии, местные власти решили ущемить свободу торговли — то ли пошлины повысить, чтобы наполнить местную казну, то ли еще как-то ущемить интересы Ганзы. В ответ союз объявил мораторий на поставку в Берген зерна, и властям пришлось отыграть свои решения назад.
Сложился даже особый надгосударственный и наднациональный ганзейский менталитет — общественный стереотип, отражающий реальность, который рисовал ганзейца как неверующего в бога, но придерживающегося твердых этических принципов сурового человека, который, однако, ценит жизнь во всех ее проявлениях. Что касаемо атеизма ганзейских купцов, он был им присущ в полной мере. При этом купцы были достаточно консервативными, чтобы не выставлять напоказ и не шокировать обывателей своим свободомыслием. Они могли исправно посещать церковь, но признавались, что религия их волнует мало, если волнует вообще. Она — для крестьян… Надо отметить, что развитие городов и торговли, то есть цивилизованной жизни, закономерно выводит человеческий психотип за рамки религии. Этот феномен отмечался во все времена и у всех народов, начиная с римлян.
Место божьих запретов в психике ганзейцев занимала светская этика, точнее, этика деловая, купеческая, которая работает в общем случае лучше «потусторонней» мифологической, поскольку зиждется на конкретных делах и выгодах. Ганзейцы не одобряли вызывающего и разгульного поведения своих коллег, злоупотребления алкоголем.
Воистину воздух свободы творит с людьми чудеса. А ганзейцы были свободными, то есть горожанами. Им было с чем сравнивать свое состояние, ибо вокруг кишело Средневековье — миллионы полунищих крестьян, зависимых от своих неграмотных баронов. И они ценили свободу, как одно из главнейших достояний города. «Воздух города — воздух свободы», — гласила средневековая поговорка. Именно в средневековых городах начал складываться тот класс свободных работающих людей, который в XX веке получил название среднего и который является основой современной цивилизации.
Вы только представьте себе это: кругом навоз Средневековья, а венчает сию кучу жемчужная сеть общеевропейского союза — предтеча современного Евросоюза, — где все решают города и их свободное население, которое и является «сувереном» союза. В этом союзе единые правила. Один язык общения (немецкий с примесью латинского). Одно миропонимание. Единая система мер и весов. Одна расчетная валюта — гульден.
Возникают страховые компании, которые возмещают застраховавшим свое имущество купцам все риски — военные, пиратские… Страховые компании, например, возместили европейским купцам потери, которые они понесли во время взятия Новгорода русским сатрапом Иваном III. Возместили, но надорвались.
Закат Ганзы начался именно тогда, когда деспотическая Москва в своем неистовом собирании русских земель, решила «собрать» и демократический Новгород. Тяжкий удар по Новгородской республике нанес Иван III. Результатом присоединения стало резкое сокращение международной торговли. Сократились и импорт, и экспорт. Для Ивана III это было неважно, ему важнее было подавить вольности, нежели получить с них дополнительные дивиденды. Вотчинный менталитет! Важнее быть абсолютным хозяином, чем терпеть рядом с собой хозяйчиков помельче, делясь, таким образом, властью и унижая себя неполновластием. Московские правители уважали только силу.
Иосиф Грозный (Сталин) пренебрежительно спрашивал, сколько у папы римского дивизий, раз он считает себя моральным авторитетом в делах европейской политики…
Василий III, когда ему предложил дружбу император Бабур из недавно основанной в Индии Могольской династии, эту дружбу высокомерно отверг — на том основании, что не может считать Бабура равным себе, поскольку не знает, является ли он полновластным хозяином, то есть абсолютным деспотом, или он «государству тому урядник», то есть обладает всего лишь политической властью…
Иван IV называл братом наследственного польского короля Сигизмунда, но отказался называть так преемника Сигизмунда Стефана, потому что тот был избран на должность… Ну, а как ответил Иван Грозный английской королеве Елизавете, мы уже знаем…
Пахан считает равным себе только пахана. Его авторитет — это авторитет силы.
Уничтожение и унижение Новгорода Иван III начал с того, что снял и увез символ Новгородской республики — вечевой колокол, с помощью которого народ собирался на площади, как когда-то он собирался на площадях древних греческих полисов, чтобы принимать решения и выбирать исполнительную власть. Этот колокол столетиями звучал над «вечным» городом. Новгородская республика представляла собой не только колыбель русской демократии, она была лучшим, что случилось в Руси-России, быть может, за всю ее историю. Это было огромное самостоятельное русское государство, богатое и свободное, простирающееся на восток почти до Урала а на север аж до Белого моря и Кольского полуострова. О масштабах этого государства говорит тот факт, что после завоевания Новгорода Московское княжество выросло по площади сразу в пять раз.
Новгород не был захвачен Батыем, а, как мы знаем, был «притянут» к Орде батыевым холуем Александром Невским. После смерти Невского и постепенного заката Орды Новгород понемногу раздышался и снова стал полноценной парламентской республикой с двумя палатами. Верхней был так называемый совет господ, в котором заседала местная аристократия, а нижней как раз и было народное вече. Князя же в Новгороде выбирали, он исполнял роль военачальника и жил даже не в самом городе, а поодаль.
Новгород был огромным перевалочным пунктом оптовой торговли. Здесь товар даже не проверялся покупателем, поскольку запечатывался специальными пломбами, гарантировавшими качество. Соль тут продавали мешками, мед, сельдь, вино — бочками. Иголки — сотнями. Воск, из которого в Европе делали свечи и который экспортировался туда из России бортниками, поставлялся ими в огромных, похожих на сыр кругляшах весом в десятки килограммов, их катили, а не таскали. А импортировал Новгород вина французские и испанские, специи, цветные металлы, сукно. Одного только немецкого сукна в Новгороде ежегодно продавали десятки тысяч погонных метров.
Господин Великий Новгород поражал приезжих вольностью нравов, незабитостью и достатком жителей, видимым невооруженным глазом богатством. Здесь, как и в древнем республиканском Риме, все были грамотными, поскольку дети учились в школах. Люди не носили лаптей, а носили сафьян — обувь из тонкой и ярко выкрашенной козьей или овечьей кожи. И они не боялись испачкать нарядную обувь в традиционной русской грязи, поскольку грязи на улицах Новгорода не было: городские службы работали не покладая рук, выстилая улицы и набережные бревенчатыми тротуарами. По сути, это была Европа.
Именно эту европейскую весну раз за разом и приходила душить Москва. После Невского сюда совался татарский беклярбек Дмитрий Донской, который силой заставил новгородцев формально признать свою зависимость от Москвы. Дело Донского продолжил Иван III, а завершил Иван Грозный.
Поскольку экономически Новгородское государство тяготело к Европе, а от московской династии только зло терпело, там периодически возникали идеи перейти под власть Великого княжества Литовского, отчего в Москве сильно напрягались. К концу XV века идеи перейти под власть Литвы воплотились в политические настроения масс, олицетворяла которые некая Марфа Борецкая; к ее двору стекались свободные граждане антимосковской партии.
Представители этой партии объявили на вече, что Новгород — сам себе господин, его жители всегда были свободными и холопства московского не хотят. В ответ Иван III и предпринял поход на Новгород против «изменников христианству». В сражении на реке Шелони Русь республиканская проиграла Руси деспотической. Вечевой колокол был снят и под плач новгородцев увезен в Москву.
Действия Ивана III в Новгороде наилучшим образом иллюстрируют вотчинную ментальность как полную противоположность ментальности европейской, основанной на римском праве и разделении власти политической и власти собственнической, вещной. Иван III действовал в абсолютно сталинском духе. Точнее, наоборот, Сталин, который учился царствовать у наиболее одиозных русских царей, действовал, как Иван III. В покоренных после Второй мировой войны странах — в Венгрии, например, — Сталин пласт за пластом срезал местные элиты, которые могли иметь в глазах народа хоть какой-то авторитет. Так он упрочивал собственную власть, основанную только на насилии и ни на чем больше. Генсек компартии Венгрии Матьяш Ракоши назовет это позже тактикой салями. Кусок за куском…
Иван III делал то же самое — он арестовывал и вывозил из Новгорода все наиболее авторитетные аристократические семьи. Часть арестованных была ликвидирована без суда и следствия, а часть расселена, правда, не в ГУЛАГе, а в Подмосковье. Их новгородские земли, дома и имущество были опять-таки без суда и следствия отняты московским деспотом, который считал все завоеванное своим личным имуществом, включая людей. Процедура «чистки» проводилась Иваном III не один, а целых пять раз с промежутками в два-три года. «Мы снимали слоями», — так подобную политику через полтыщи лет охарактеризует сталинский нарком Каганович, вспоминая репрессии.
Марфа Борецкая, ставшая свидетельницей покорения Новгорода, говорила, что это — начало конца. Что площади великого города зарастут травой, угаснет блеск его лучших семей, останется лишь изустная слава и сказки — о Садко, о былом величии города. И будущий путник уже не найдет на его месте ничего, кроме печальных развалин, только снимет шапку и скажет: «Здесь был Новгород».
«Будет день, и погибнет великая Троя…»
Однако Новгород еще дышал. И помнил. И жил. И торговал. Окончательную точку в новгородском величии поставил Иван Грозный — богобоязненный собиратель русских земель, как его хотела представить нам сталинская пропаганда. Таковым он до сих пор и остается в глазах многих недалеких россиян. Никто даже и не задумывается, а зачем вообще нужно было «собирать» русские земли, если они и так русские? И что значит «собирать»? Вот есть несколько русских государств — и что в этом плохого? Почему их непременно нужно «собирать», то есть объединять под одним самодурствующим начальником? Однако «собиратели» у нас в чести! Почему? Просто так. У всех русских должен быть один начальник. А не два. И не три… Кровавый зверь Иван Грозный только оттого и числится великим государственным деятелем, что сгонял русских и нерусских под свое ярмо. Сие у нас считается вельми отменным занятием. Властная вертикаль…
Этот «собиратель», на дух не переносивший никакой свободы, зимой 1570 года обложил Новгород, желая окончательно задушить город. Для начала его передовой отряд захватил все окрестные монастыри. Пять сотен монахов по приказу богобоязненного царя были насмерть забиты палками. Кровавый снег лежал вокруг осажденного Новгорода. А вскоре он стал красным и в самом городе.
Геноцид, который учинил безумный царь со своими садистами в Новгороде, глубоким шрамом остался на истории России. Головорезы московского деспота устроили в вольном граде какой-то кровавый праздник пыток. Горожан и горожанок, детей и стариков раздевали, обливали горючей жидкостью и поджигали, расстреливали из луков, сажали на кол, вырезали из кожи ремни… Царь лично наблюдал за пытками, поскольку уж очень он это дело любил, не меньше, чем Петр.
Людей подвозили к прорубленным в Волхове полыньям целыми улицами, ставили перед прорубью на колени, срывали шапку, били окровавленной дубиной по голове и сталкивали в черную воду. Пытавшихся выплыть били баграми по головам. В день успевали убивать от пятисот до полутора тысяч человек. И вся эта кровавая потеха продолжалась шесть недель! А потом безумный царь переключился на новгородские окрестности. И начал истреблять людей целыми селами — убивали скот, у беременных женщин вырезали младенцев из живота, насиловали детей, загоняли в избы семьями и сжигали. На 250 верст вокруг Новгорода местность была опустошена. Царю нужно было убить вольницу вместе с теми, кто ее помнил. И он это сделал.
Так собиралась Россия под Москву. И уж лучше бы она не собиралась… Уж лучше бы Новгород бы передан, как того опасался Иван Грозный, «иноплеменникам, королю польскому Жигимонту Аугусту».
Кстати, по пути в Новгород Иван Грозный разорил и Тверь, где был устроен страшный погром — убили несколько тысяч человек. Просто так. А поскольку царю хотелось обеспечить внезапность нападения, он выслал впереди войска передовой отряд под командованием опричника первой тысячи Василия Зюзина и отдал приказ убивать всех свидетелей перемещения его войска. Кстати, Новгород не сопротивлялся. Официально он находился под властью Москвы (как и Тверь), поэтому ворот перед царем не замыкал, напротив, Ивана Грозного встретила у ворот целая делегация лучших людей города во главе с архиепископом Пименом. Иван Грозный отобедал, выпил вина, затем издал свой знаменитый опричный клич «Гойда!», после которого его палачи бросились сеять вокруг смерть и ужас.
В то же самое время и с тем же криком «Гойда!» опричники царя резали население Нарвы, обвиняемое в том же — в государевой измене, то есть в желании перейти под крыло польского царя. Ивану везде чудились заговоры… В маленькой Нарве была вырезана десятая часть населения, включая младенцев и женщин, и уничтожено огромное количество купеческих товаров. Со складов и из лавок каратели выносили меха и ткани, пеньку и лен, поджигали все это, а то, что не горело, просто сбрасывали под лед в речку Нарву. Зачем?.. Иностранные купцы были в шоке от подобного варварства. А английский представитель торговой компании Джером Герсей писал, что это была самая жестокая резня, о которой он когда-либо слыхал. Это он еще в Новгороде не был!..
Причем, что интересно, каратели Грозного не трогали иностранцев, а убивали только русских; иностранным купцам под страхом смерти было запрещено прятать в своих домах подданных царя Ивана, ибо свои на Руси всегда считались большими врагами, чем чужие. Чужие люди — это чужое имущество. А русские люди — это свое имущество, с которым можно поступать как угодно.
Еще один момент. «Собиратель земель русских» Иван Грозный в ту самую пору, когда казнил русский народ в Новгороде и Нарве, параллельно вел так называемую Ливонскую войну. Это была затяжная война за Прибалтику. Если вы посмотрите в какую-нибудь энциклопедию, то увидите, что война эта, по мнению историков, «велась Россией за выход к Балтийскому морю». А выход этот был нужен ей, разумеется, для торговли с Европой. И никто, прочтя такое, не задумывается над сутью написанного.
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 20; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!