Максимально – 10 баллов. Шкала оценок: 2 – 5 – 8 – 10
Итого: максимальный балл за задание 1 – 70 баллов.
Информация для проверяющего
Юрий Валентинович Трифонов (1925–1981) — советский писатель, мастер «городской» прозы, одна из главных фигур литературного процесса 1960-х—1970-х годов в СССР. Родился 28 августа 1925 в Москве.
Пройденный Трифоновым творческий путь во многом отражает перипетии развития советской литературы от последних лет сталинской эры до настоящего времени, которое живущий ныне на Западе советский писатель Марк Поповский назвал недавно эпохой Великого Цензурного Нашествия. Анализируя специфику художественной манеры Юрия Трифонова, необходимо "вчитаться" в тексты его произведений с целью поиска в них недосказанного и иносказательного.
В 70-е годы в популярных журналах появляются два рассказа, написанных и напечатанных почти одновременно. Это «Победа» Василия Аксёнова, впервые появившаяся в «Юности» (1965), и «Победитель» Юрия Трифонова («Знамя», 1968).
Что значит стать победителем – основной риторический лейтмотив прочтения рассказа.
Трифонов в это время интенсивно работает над рассказами, пытаясь нащупать новую литературную манеру, которая после трудного и очень болезненного перелома (с 1962 по 1969 год) давалась ему мучительно и оттачивалась на очень короткой новелле. К этому времени относится «Голубиная гибель», первый набросок «Обмена», который был напечатан в 1969 году, «Грибная осень», «Игры в сумерках» — лучший его рассказ, вероятно. И впоследствии стало ясно, что, возможно, именно на «Победителе» Трифонов сумел неожиданно, может быть, для самого себя выйти на главный конфликт эпохи.
|
|
|
В это время Трифонов учится все говорить в подтексте, но без хемингуэевского хвастовства этим подтекстом, без демонстративного и постоянного его подчеркивания. Он пишет очень простые рассказы, в которых все события даются репортажно, хроникально и, собственно говоря, без авторской оценки и даже без намека на нее.
«Победитель» - история о том, как советский газетный репортер во Франции — главный герой — узнает, что один из участников одной из самых первых Олимпиад, парижской , чудесным образом жив. Он решает разыскать этого старика.
С этой целью, чтобы его проводили к старику, главный герой находит советского журналиста Базиля, в котором явственно угадывается Юлиан Семенов . Портрет его там чрезвычайно нагляден: Базиль огромен, толст, атлетичен, прыгал в Африке с парашютом, дружит с авангардистами, хотя его любимое занятие — это рыбалка где-нибудь на Волге с самыми простыми рыбаками и охотниками. Это такой тип советского шестидесятника, в нем, наверное, и Евтушенко отчасти угадывается, но Семенов — больше всего: такой журналист, бывающий во всех горячих точках, жгущий свечу с двух сторон, живущий невероятно интенсивно.
|
|
|
И вот с этим Базилем, всегда фамильярным, всегда быстрым, они едут разыскивать старика. Разыскивают его в глубокой провинции, старику 98 лет, он живет совершенно один, его голова похожа на пробку, глубоко вдавленную в бутылку, — она сидит глубоко в плечах, она абсолютно лысая, круглая. И весь он лыс — точно такие же лысые у него десна, младенческие, без единого зуба. Старика называют грязнулей, вонючкой, потому что он никак не может себя сам обслужить, за ним ходит женщина, приставленная к нему какими-то социальными службами, и она его ненавидит за то, что он живет так долго. И вот его возят в этой коляске, и он практически не понимает, что ему говорят. Он говорит: «Вы русские, да? Знал я одного русского», — но рассказывает о каком-то болгарине. При этом в его глазах глубоко-глубоко тлеет какой-то огонек, как в умирающей лампочке тлеет пружинка. Но совершенно непонятно, что он хочет сказать и о чем он может поведать.
Помнит этот старик только то, что в соревновании бегунов пришел последним, самым последним, и тем не менее называет себя главным победителем. И главный герой, повествователь, собственно сам Трифонов, не понимает, о чем идет речь, все время пытается понять: «Почему вы победили?» А тот вместо этого начинает рассказывать, что победителям вручали зонты и трости. Но потом, наконец, когда в его глазах чуть ярче разгорается эта безумная, какая-то сатанинская гордость, он говорит: «А победитель-то я один, потому что они все умерли, а я все еще бегу». И автор смотрит на него и видит в его глазенках эту безумную гордость.
|
|
|
И вдруг Базиль, который слышит весь этот разговор, с ужасом и отвращением говорит, что незачем так долго жить и что лучше уж, чем вечно тлеть, как этот окурок, прожить, действительно, какие-то 20–30 лет и взорваться, как метеор. И мы-то ведь прекрасно знаем, что Семенов действительно прожил свою жизнь с невероятной стремительностью. Но в этом-то весь и ужас, что в противопоставлении этой яркой, вот так безумно растрачиваемой жизни и этого бесконечного черепашьего марафона нет правых. Вот в чем весь ужас. И Трифонов впервые в советской литературе отказывается сделать какой-либо внятный вывод. Потому что любой другой сказал бы: «Ну конечно, рожденный ползать летать не может, а вот рожденный летать гибнет красиво и сжигает все вокруг себя. Какая прекрасная гибель».
|
|
|
Но в финале рассказа повествователь вдруг говорит, что зато старик может всегда почувствовать «этот запах горелых сучьев, что тянется ветром с горы». Никакого большего смысла в этом нет — и в ЖИЗНИ не может быть победителя. В этом-то весь ужас. Победил тот, кто дольше всех прожил, а не тот, кто красивее всех погиб. И это удивительно странный, удивительно новый вывод для Трифонова, который всегда поэтизировал отца — героя, комиссара Гражданской войны, — который написал «Отблеск костра», воображением которого всегда владели такие герои, как казачий командир Миронов, который всегда обожествлял революцию и написал о ней замечательный роман «Нетерпение», в котором есть и вся революционная бесовщина, и все революционное величие. И вдруг он понимает: в том, чтобы так себя растрачивать, нет еще победы, а победа в том, чтобы всех пережить и дольше всех любоваться божьим миром. В конце произведения старик смотрит на небо, видит звезду и думает: « Нет, жить как можно дольше».
И Трифонов выясняет отношения не столько с Хемингуэем, сколько с героическим поколением родителей (судьба репрессированных родителей была для него вечной травмой). Эти герои полагали, что имеет смысл только жизнь, наполненная подвигами, в крайнем случае, интенсивнейшим трудом. А вот поколение сыновей уже не знает, в чем больше смысла — в самосжигании, саморастрате или в выживании любой ценой; ведь, кроме жизни, ничего нет, и никакого смысла, кроме как видеть, слышать, вбирать, чувствовать,— нету тоже. Вот есть Базиль, который не хочет такого черепашьего бессмертия, который жжёт свечу с двух концов,— и Семёнов в самом деле прожил всего 61 год, буквально сгорел, оставив гигантское наследие, девять десятых которого сегодня уже забыто. И есть старик, не совершивший в жизни решительно ничего,— но он жив, и никакой другой победы не будет.
Можно спорить о величии подвига, о коллективной воле, о фантастических свершениях,— но умирает-то каждый в одиночку, как писал еще один великий прозаик XX столетия. И не смешны ли перед лицом старости и смерти все эти мысли о величии собственного дела, если само это дело к 1968 году выглядит уже обречённым? А в это время, надо признаться, в мире не осталось ни одной идеологии, с которой можно было солидаризироваться без чувства стыда: все рецепты всеобщего счастья в очередной раз треснули.
Есть такой своеобразный термин «советский символизм», когда умолчание диктуется не эстетикой, когда эти умолчания — политически вынужденные. В «Победителе» нигде прямо не проговаривается важнейшая для автора мысль, что главная советская правда всегда заключалась в пренебрежении жизнью, в том, чтобы героически от нее отказаться, что сама идея о выживании, о самоценности жизни всегда представлялась чем-то рабским.
Трифоновский герой так о себе подумать не может прежде всего потому, что Трифонов все время ощущает на себе бремя какой-то вины. И бремя этой вины, вероятно, — это бремя выживших, потому что все хорошие уже погибли, все, кто следовал правилам, уже умерли, а мы, те, кто дожил, мы не поколение победителей, мы поколение выживших.
Да, старик прибежал тогда последним, но называет себя победителем потому что все остальные, попав в чудовищный ХХ век, сошли с дистанции, а он всё бежит свой сверхмарафон. Он одинок, выжил из ума, у него лысая голова и лысые десны, его называют грязнулей, вонючкой,— у старика никого нет, и за ним ходит сиделка; он ничего не помнит и почти ничего не понимает, но в глазах его тлеет огонек мафусаиловой гордости — он жив! Он видит эту остренькую звезду в окне, он чувствует запах горящих сучьев из сада...
Истинный победитель - это не триумфатор. И победа бывает разная (над обстоятельствами, победа над собой, понимание чего-то очень важного и т.д.)
Толковый словарь С.И.Ожегова. Победа 1.Успех в бою, в войне. 2.Успех в соревновании 3. Успех в борьбе за что- либо. 4. Успех в любых делах.
Алекса́ндр Алекса́ндрович Блок — русский поэт, писатель, публицист, драматург, переводчик, литературный критик. Классик русской литературы XX столетия.
Творчество Блока содержит несколько направлений. Для ранних его произведений свойственен символизм.
Произведение «Осенняя воля», созданное летом 1905 г., предвосхищает появление оригинальной трактовки патриотической темы, в которой осознание острых жизненных противоречий не может заглушить печальную искреннюю любовь к родному краю.
Возникающий в зачине мотив «каменного пути» вызывает в памяти классическое «Выхожу один я на дорогу…» Лермонтовский «эффект» поддерживается запоминающимся ритмическим рисунком, основанным на пятистопной хореической строке. Однако философское содержание двух текстов разнится. Усталая страдающая душа лермонтовского героя жаждет гармонии, достигаемой вечным успокоением. Блоковский субъект речи не мыслит себя без родной земли – погрязшей в нищете, но прекрасной. В идейном отношении к анализируемому стихотворению гораздо ближе другое лермонтовское творение – «Родина», герой которой предпочитает официальному пафосу славословий трепетное, интимное признание в любви к березам, полям, ночным огонькам деревенских изб.
Пейзаж, возникающий в первых строфах «Осенней воли», скуден и дисгармоничен: порывистый влажный ветер веет над косогорами, покрытыми обломками камня, и островками желтой глины. Сумрачная картина порождает мотив смерти. Олицетворенный образ разгулявшейся осени открыл миру «кладбища земли». Единственной яркой доминантой становятся рябиновые ягоды, однако и здесь автор опирается на амбивалентные характеристики оттенков красного, которые могут обозначать тревогу, опасность, душевный диссонанс.
Обобщая впечатления от картины природы, субъект речи прибегает к ключевому понятию «веселье» – бесшабашное бойкое поведение, которое составило основу одной из версий национального характера. Ей соответствует и характеристика лирического «я», беспечного странника, чей неторопливый путь пролегает по нищей земле.
Стремление к безудержному веселью демонстрирует не только отрицательные стороны народного характера. Оно символизирует жажду свободы. Противоречивые желания, в которых вольница сочетается со своеволием, побудили лирического субъекта отправиться в дорогу.
Интересно решение персонифицированного образа русского веселья, напоминающего действия молодой дерзкой крестьянки. Пляска, звон, попытка спрятаться, наконец, пестрый рукав в роли визуального ориентира – эти особенности призваны подчеркнуть динамичность образа.
Мотив напрасного существования придает финалу острое трагическое звучание. Завершает стихотворение просьба, адресованная родной земле, которая становится единственной отрадой и мирным приютом для несчастных скитальцев.
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 25; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!