ПО ПОВОДУ ОДНОЙ ФАЛЬШИВОЙ ВЕРСИИ 6 страница



Арест руководителей заговора и меры предосторожности, предпринятые Советским правительством, подорвали силы врага. В день открытия Учредительного собрания контрреволюции удалось собрать и вывести на улицу лишь жалкие кучки сторонников Учредительного собрания.

В то же время сотрудниками ВЧК были предприняты срочные меры по предупреждению вооруженного мятежа в Москве. Имея достоверные сведения о том, что правые эсеры похитили из Арсенала Кремля большое количество винтовок, а кадеты готовят вооруженное выступление, чекисты выехали в Москву и организовали заставы красногвардейцев в важнейших пунктах города. В день открытия Учредительного собрания они арестовали московский комитет правых эсеров, а также лидеров кадетской партии, стоявших во главе готовившегося контрреволюционного восстания. При помощи красногвардейцев была окружена «демонстрация дворников». Арестованные «дворники» оказались переодетыми полицейскими. У «демонстрантов» отобрано свыше сотни револьверов. Этими энергичными и решительными мерами ВЧК сорвала план заговорщиков.

Хочу рассказать эпизод, связанный с раскрытием в Петрограде пункта по вербовке и отправке офицеров на Дон к Каледину. Дело это мне особенно запомнилось, поскольку я имел к нему прямое отношение.

Сотрудники главного штаба старой армии, лояльно настроенные к Советской власти, обратили внимание на то, что в главный штаб стали часто приходить бывшие офицеры. Они требовали выдать им документы, удостоверяющие их службу в старой армии и воинский чин. На вопросы сотрудников, для чего нужны им документы, офицеры давали невразумительные ответы и старались быстро скрыться. О подозрительном поведении офицеров кто‑то из сотрудников сообщил в ВЧК. Сигналы о группировании офицеров и их связях с Калединым ВЧК имела и до этого случая. Феликс Эдмундович созвал оперативное совещание членов коллегии и предложил серьезно заняться офицерами.

– В этой враждебной нам среде, – говорил Дзержинский, – у нас нет своих людей, и нам не на кого опереться. Единственный выход – внедриться туда кому‑нибудь из чекистов. Правда, это предприятие связано с большим риском и опасностью. Но других средств у нас нет. Надо действовать быстро и решительно. Туда следует послать товарища, который редко бывает в городе и меньше других известен как сотрудник ВЧК.

– Разрешите мне, Феликс Эдмундович, – встал и сказал я. – Из‑за занятости внутренними делами комиссии я совсем не выезжаю на операции. В городе меня вряд ли кто знает.

Мое заявление было неожиданным для присутствующих. Оно несколько удивило и в то же время обрадовало председателя ВЧК.

– Как смотрите, товарищи, подойдет Ильин для этой роли? – обратился Дзержинский к членам коллегии.

Все члены коллегии поддержали мою кандидатуру, обязав меня тщательно подготовиться к выполнению оперативного задания.

Яков Христофорович Петерс, ведавший отделом по борьбе с контрреволюцией, нашел в архиве градоначальства личные документы умершего поручика князя Мещерского и передал их мне. Достали офицерское обмундирование. И вот я, в аккуратно подогнанной офицерской форме, под видом безработного военного специалиста стал завсегдатаем тех кафе и ресторанов на Невском проспекте, которые часто посещались бывшими офицерами. Уже через два‑три дня мне удалось познакомиться и подружиться с одним из офицеров, который по секрету рассказал мне о существовании подпольной организации по набору и отправке ударных отрядов офицеров на Дон к генералу Каледину. Новоявленный «друг» стал усиленно уговаривать меня записаться в отряд ударников, обещая при этом деньги и разные привилегии. После некоторых «колебаний» и «сомнений» я «согласился» поехать на Дон. Вскоре в кафе Филиппова на Невском я был представлен главарю организации, штабс‑капитану под кличкой Орел. Он внимательно проверил мои документы, выслушал рекомендации «друга» и объявил, что он включает меня в отряд ударников. Я обязан был ежедневно приходить в кафе на обед и ужин и всякий раз быть готовым для отъезда. На текущие расходы Орел выдал мне какую‑то сумму денег.

Так была достигнута поставленная Дзержинским цель – внедриться в белогвардейскую организацию. В ту же ночь я доложил об этом Феликсу Эдмундовичу и Якову Христофоровичу. Они одобрили мои действия и предупредили о необходимости соблюдения бдительности и осторожности. Договорились и о связи с ВЧК на случай выезда отряда из города.

Около двух недель я обедал и ужинал в кафе Филиппова, встречаясь со старыми и новыми «друзьями», гадая о том, что нас ждет в будущем. Наконец нам объявили собраться всем в большом кафе на углу Невского проспекта и Николаевской улицы. Я понял, что приближается развязка, но как сообщить в ВЧК? Наблюдение участников организации друг за другом стало более пристальным. Отлучаться поодиночке никому не разрешалось. Тем временем в назначенный час собралось 50 офицеров. Орел объявил о предстоящем отъезде на юг и выдал каждому по 300 рублей на дорогу. На радостях стали заказывать вино и закуски. За ужином уточняли план выезда из города и путь следования до Ростова.

А меня мучила мысль: «Как сообщить Дзержинскому? Лучшего момента для ликвидации заговора не дождешься. Такого случая упустить нельзя!» Внимательно слежу за обстановкой и жду повода отлучиться. Некоторые ударники настолько напились, что им стало дурно. Я притворился пьяным, закрыл платком рот, выбежал на улицу, стремительно влетел в телефонную будку, набрал номер Дзержинского: «Все в сборе перед отъездом, адрес кафе – угол Невского и Николаевской». «Жди наряд», – услышал я ответ. Спокойно возвращаюсь в зал. Незаметно обозреваю присутствующих. «Кажется, никто не обратил внимания. Значит, номер прошел». На всякий случай руку держу в кармане, в котором револьвер с шестью патронами.

Не прошло и получаса, как в кафе ворвалась группа чекистов с револьверами и гранатами в руках. Впереди Петерс.

– Ни с места, господа! Здание окружено! Попытки бегства бесполезны! – раздался громкий и твердый голос Петерса.

Однако кое‑кто попытался уйти. Я бросился к черному ходу, куда побежал Орел.

– Стойте! – крикнул я, наставив наган в его грудь. Все офицеры во главе с Орлом на грузовиках были доставлены на Гороховую, 2.

Вскоре ВЧК вскрыла еще одну организацию белогвардейцев, возглавлявшуюся генералом Хомутовым. В отличие от Орла, Хомутов занимался вербовкой и отправкой офицеров к генералу Корнилову. При аресте Хомутова сотрудники ВЧК обнаружили два письма. В одном из них, отправленном из ставки Корнилова, Хомутову предлагалось выжидать в Петрограде особых событий. Из содержания письма также явствовало, что в Петрограде действует еще несколько белогвардейских организаций.

Получив эти сведения, чекисты усилили поиски белогвардейцев.

Не прошло и нескольких дней, как нами был арестован полковник чеченского полка Гейман. У него нашли письмо и записную книжку с вытравленными адресами. Большую часть адресов удалось восстановить. Это помогло выявить офицерскую организацию «Военная лига». Она занималась подготовкой контрреволюционного мятежа. Многие участники «Военной лиги» были арестованы.

Из‑за острого недостатка оперативных сотрудников на боевые операции по аресту контрреволюционеров часто приходилось выезжать самим членам коллегии и даже председателю ВЧК.

Вскоре Дзержинский дал мне новое ответственное задание.

– Вы, Иван Ильич, хорошо справились с задачей раскрытия организации калединцев, – сказал Феликс Эдмундович на очередном заседании коллегии. – Теперь мы поручаем вам новое задание. Надо арестовать генерала Скугар‑Скварского – одного из главарей опаснейшей контрреволюционной организации «Возрождение России».

Учтите, – продолжал Дзержинский, – это хитрый и опасный враг. Он может оказать вооруженное сопротивление. Будьте внимательны и осторожны.

На операцию я отправился с двумя бойцами из отряда ВЧК. Скугар‑Скварский проживал на Морской улице и занимал квартиру из десяти комнат. В целях гласности операции мы пригласили с собой дворника дома.

Дверь открыла нам горничная. На мой вопрос, дома ли хозяин, она ответила неопределенно:

– Не знаю. Я только что пришла с улицы.

Оставив одного бойца у парадных дверей, а другого у черного выхода, я с дворником отправился искать генерала. Мы прошли несколько комнат и оказались в кабинете. Ни генерала, ни членов его семьи в квартире не обнаружили. Тогда я решил взять документы из стола и оставить в квартире засаду. Только я приступил к изъятию документов из стола, как из‑за ширмы выскочил Скугар‑Скварский с браунингом в руке. Я отвел левой рукой браунинг в сторону, а правой наставил наган на противника. Но раздался выстрел, и моя рука была прострелена. На выстрел прибежали бойцы. Генерал был обезоружен.

По показаниям генерала Скугар‑Скварского были установлены и арестованы все другие члены главного штаба контрреволюционной организации «Возрождение России».

Заслугой Чрезвычайной комиссии было раскрытие преступной деятельности официально существовавшей организации «Союз георгиевских кавалеров». Под прикрытием «культурно‑просветительной» работы союз проводил подготовку к открытому вооруженному выступлению. Руководители союза были убеждены в том, что их истинная деятельность неизвестна советским органам. В январе 1918 года на заседании президиума исполкома союза они даже приняли решение просить Совет Народных Комиссаров поручить союзу сбор на фронте оружия и военного снаряжения. Таким путем главари этой контрреволюционной организации рассчитывали вооружить свои банды. Зная о вражеских намерениях союза, чекисты произвели внезапный обыск в занимаемом им помещении и нашли материалы о его подрывной работе.

В разоблачении «Союза георгиевских кавалеров» помогли люди, случайно оказавшиеся вовлеченными в преступные дела. Один из них – Спиридов явился в Смольный и сообщил, что ему предложено 20 тысяч рублей за убийство В. И. Ленина. Следствием было установлено, что «Союз георгиевских кавалеров» готовил покушение на В. И. Ленина и обсуждал план увоза его из Петрограда с целью расправы. ВЧК выявила всех заядлых контрреволюционеров, прикрывавшихся вывеской союза, арестовала их и предала суду революционного трибунала.

Уже во время работы над этими воспоминаниями мне показали найденный в архиве ордер на арест полковника Колпашникова. Ордер датирован 5 декабря (по старому стилю) 1917 года и подписан Дзержинским и мною. Меня просили рассказать о существе дела Колпашникова. Вот что осталось в моей памяти.

На след белогвардейца Колпашникова мы вышли благодаря раскрытию ряда организаций по вербовке офицеров и отправке их на Дон. Оказалось, что в Петрограде велась активная работа контрреволюционеров не только по набору офицерских кадров для Каледина и Корнилова, но и по снабжению их автомобилями и снаряжением, необходимыми для формирования белогвардейских частей.

Выяснилось, что подрывная деятельность против Республики Советов направлялась и финансировалась русскими капиталистами в союзе с иностранными посольствами и миссиями.

Полковник Колпашников, работавший некоторое время в американском Красном Кресте в Румынии, пользуясь документами, выданными американским послом Френсисом, пытался перевезти из Петрограда в Ростов для Каледина десятки грузовых и санитарных автомобилей, медицинское оборудование и много других материалов военного назначения. Для осуществления этой операции американское посольство выдало Колпашникову 100 тысяч рублей. Колпашников оказался на редкость изворотливым и ловким дельцом. Он успел сформировать специальный эшелон и частично погрузить машины и другие материалы.

Чекисты вовремя схватили за руку продавшегося американским империалистам коммивояжера и посадили его за решетку. При аресте у него изъяли ценные документы, которые были опубликованы в советской печати. Была сорвана маска с агентов империализма, доказано их вмешательство во внутренние дела Советской России.

 

А. Сапаров

ОРДЕР ДЗЕРЖИНСКОГО

 

Нескончаемо долгие осенние хляби уступили наконец место звонким декабрьским морозам. Сковало льдом широкую Неву, насыпало всюду снежных сугробов. Ко многим неустроенностям трудной петроградской жизни прибавились еще и холода.

Холодно было и в служебном кабинете Феликса Эдмундовича. За высокими зеркальными окнами виднелись заснеженные деревья, у обледеневшей решетки Александровского сада топтался часовой в коротеньком флотском полушубке и бескозырке, с Гороховой слышался скрип санных полозьев, и от всего этого просторный кабинет с огромной зачехленной люстрой, свисавшей с лепного потолка, казался еще более выстуженным, холодным.

Работал Дзержинский в шинели, в надвинутой на лоб меховой шапке. Отчаянно зябли пальцы, писать было неловко. Походная керосиновая печка «триумф», раздобытая для него в интендантстве, не столько обогревала ноги, сколько коптила. Пришлось прикрутить фитиль, оставив лишь узкое тоненькое пламя.

Как и предупреждал Феликс Эдмундович членов коллегии, первые дни существования Чрезвычайной комиссии почти целиком ушли на хлопотливые организационные дела. Ничего еще, в сущности, не было, кроме помещения. Ежедневно приходили новые работники с записками из Смольного. С каждым Дзержинский старался побеседовать лично, и лишь в его отсутствие такие беседы проводили Ксенофонтов или Петерс, подражая невольно председателю комиссии.

– Надеюсь, вы не забыли, из‑за чего погибла Парижская коммуна? – спрашивал Дзержинский у новичков и особо у тех, с кем никогда прежде не встречался – ни в годы подполья, ни в бурные октябрьские дни. И, не дожидаясь ответа, сам говорил с непоколебимой своей убежденностью: – Коммунары слишком поздно оценили опасность контрреволюции. Мы с вами будем жалкими глупцами, если повторим их роковую ошибку…

На Гороховой, у служебного подъезда, прибитое гвоздями к массивной дубовой двери бывшего градоначальства висело фанерное объявление. Феликс Эдмундович сам его написал угловатым стремительным почерком:

 

«Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Прием от 12 до 5 часов дня».

 

Последнюю фразу Дзержинский дважды и весьма энергично подчеркнул, как бы придавая ей наибольшую важность, а цифры вывел крупные, заметные издалека.

Однако провисело объявление всего день. На следующую ночь, выждав удобную минуту, неизвестные лица замазали его черной краской.

Комендант пришел доложить об этом неприятном происшествии. Бормотал что‑то растерянное насчет служебной оплошки часового, отошедшего к костру погреться, ждал суровых, осуждающих слов. К удивлению коменданта, председатель комиссии вроде бы даже обрадовался.

– Ну, что скажете, Яков Христофорович? – круто повернулся Дзержинский к Петерсу. – Реакция‑то почти мгновенная, а! Нет, они не дураки, эти ночные визитеры с дегтем! Прекрасно понимают, в чем будет сила Чрезвычайной комиссии, и заранее опасаются этой силы… Мы, разумеется, лишены пока прославленных криминалистов, но зато на нашей стороне поддержка трудящихся… Кстати, Яков Христофорович, как прошло ваше вчерашнее дежурство?

– Нормально. Закончил прием в девятом часу вечера…

– А сколько было посетителей?

– Человек, пожалуй, двенадцать… Надо проверить по журналу…

– Ну что ж, неплохо для начала. Но должно быть многократно больше. Иначе мы с вами окажемся банкротами…

По распоряжению Дзержинского в редакции всех петроградских газет разослали извещение с адресом Чрезвычайной комиссии и часами приема. «Биржевые ведомости», кадетская «Речь» и другие буржуазные издания от публикации предпочли воздержаться – не нашли, видимо, места, – а в «Известиях ЦИК» извещение было напечатано на первой странице.

Феликс Эдмундович не ошибся, рассчитывая в первую очередь на поддержку добровольных помощников Чрезвычайной комиссии. Сигналы, каждый день поступавшие на Гороховую, были достаточно серьезными, требовали быстрых и эффективных действий.

Чаще всего посетители с возмущением сообщали о беззастенчивых махинациях спекулянтов и перекупщиков, о преступном саботаже в петроградских учреждениях, об участившихся случаях бандитизма и уличных грабежей.

Скандальное дело, которым с утра был занят Дзержинский, также возникло по сигналу трудящихся. Кто знает, как бы сложились обстоятельства, не приди на Гороховую группа железнодорожников. Отправился бы «краснокрестовский» эшелон, битком набитый военным снаряжением, на юг, к генералу Каледину и его сообщникам…

Чертовски все‑таки зябли пальцы, писать было неудобно, и Феликс Эдмундович отогревал их дыханием. «Последнее предостережение» – так будет называться статья для «Известий». Достаточно, в самом деле, церемоний с этими господами, забывшими об элементарных правилах приличия. Пусть знают, что терпение Советской власти не безгранично, что темные их интриги разоблачены.

 

«Отдельные союзные офицеры, члены союзных военных миссий и посольств, – быстро писал Дзержинский, торопясь закончить статью, – позволяют себе самым активным образом вмешиваться во внутреннюю жизнь России, разумеется, не на стороне народа, а на стороне контрреволюционных империалистических калединско‑кадетских сил. Мы предостерегали этих господ не раз. Но настал, по‑видимому, час последнего предостережения…»

 

Следствие по этому делу было недолгим и не особенно сложным, сразу подтвердив, что железнодорожники правы в своих подозрениях.

В революционном Петрограде среди бела дня на глазах многих людей открыто формировался эшелон с автомобилями для контрреволюционера Каледина. Действовали заговорщики нахально и напористо, требуя внеочередной отправки, без стеснения прикрывались гуманным именем Красного Креста.

И еще обнаружило следствие, что ниточка заговора тянется в американское посольство, на Фурштадскую улицу. Сам американский посол господин Давид Р. Френсис занимался, оказывается, проталкиванием эшелона. Тот самый Френсис, что науськивал летом Керенского на беспощадную расправу с большевиками, рекомендуя прежде всего уничтожить Ленина. В общем, достаточно известный господин.

Пришлось арестовать некоего полковника русской службы Андрея Колпашникова, занимавшегося формированием эшелона. Тот сперва разыгрывал роль безвинной овечки: служу, мол, в американской миссии Красного Креста, приказано доставить эшелон в город Яссы, вот и организую срочную отправку, а до всего прочего касательства не имею. В подтверждение своих слов Колпашников предъявил документ за подписью американского посла:

 

«Я прошу всех, кому этот документ будет предъявлен, оказывать полковнику Колпашникову любезность и содействие».

 

– Город Яссы, насколько я знаком с географией, находится в Румынии? – спросил следователь.

– Совершенно справедливо – в Румынии. Именно туда и должен следовать наш эшелон… И я, признаться, совершенно не понимаю причин своего ареста… Мне кажется, что высокогуманные цели, преследуемые обществом Красного Креста…

– Минуточку терпения, сейчас поймете, – спокойно сказал следователь. – Итак, вы утверждаете, что должны отправиться в Яссы, то есть на румынскую территорию? Как же в таком случае понимать предписание господина Андерсона, вашего непосредственного начальника?

– Какое предписание? – дрожащим голосом спросил Колпашников, догадавшись, что игра раскрыта.

– Телеграфное, на ваше имя, господин полковник, – усмехнулся следователь и, надев очки, прочел телеграмму Андерсона: «Сделайте возможным взять все автомобили, собранные или несобранные, в Ростов‑на‑Дону первым возможным поездом. Постарайтесь сопровождать их до Ростова лично…»

На этом, собственно, следствие и кончилось. Колпашников вынужден был сознаться, что Яссы придуманы для отвода глаз, что 70 автомобилей «тальбот» и «форд», а также другое американское техническое снаряжение ему приказано было доставить генералу Каледину, возглавлявшему мятеж на Дону.


Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!