КНИГА ТРЕТЬЯ: ОЛИВКОВАЯ КОРОНА

27

Замок Кассафорте был построен на самой высокой точке болот, где и разместили город. Хоть его перестраивали несколько раз за века, он всегда находился на этом месте.

– аноним, «Краткая и полная история Кассафорте»

 

Ее придавило камнями. Иначе почему она так себя ощущала? Она не могла поднять тяжелые руки и ноги. Даже дышать было сложнее, чем должно было.

– …рад услужить… от всего сердца хочу… что угодно…

«Фредо», – она узнала голос. Одно слово пульсировало в голове, и она не сразу поняла его. Почему она не могла двигаться? Почему глаза не открывались?

Низкий голос ответил. Она уловила только несколько слов:

– …риск… награжден.

– Я бы с радостью отказался… радости ради… служить вам…

– …интересно. Как вы…

Она боролась с тем, что подавляло ее.

– …умная шкатулка… – услышала она Фредо. Его слова были почти предложениями, но ей было сложно уловить их значение. – Почти сработала, но мелкая гадость выбралась. Когда я услышал, что вы пытаетесь схватить ее, когда вы услышали ту балладу…

«Песня Рикарда все‑таки меня погубила, – подумала она, удивляясь тому, как медленно приходили слова. – Хоть мы пытались…».

– Почему? – продолжил Фредо в ответ на вопрос. – Я ненавижу их всех! Мой отец женился не на Семи и Тридцати, и они всегда смотрели на меня свысока, презирали мою кровь. Было бы хорошо, если бы они работали на меня. Знаю, вы не даете обещаний, но вы говорили, что рассмотрите меня как… – она услышала звон монет. Лундри передавали из рук в руки. Фредо радостно зашипел. – О. О! – он был потрясен. – Чудесно!

В ней зашептало предупреждение. Оно проступило медленно, как пузырек грязи со дня пруда.

«Тут беда, казарра, – услышала она. – Что ты с этим сделаешь?».

Она приоткрыла рот, впуская прохладный воздух в рот и легкие.

– Мило? – тихо спросила она.

Зашуршал шелк и бархат.

– Она просыпается, – прошипел Фредо.

– Разберись с этим, – она впервые услышала голос другого мужчины. Он был низким и раскатистым, как большой колокол, звонил по ее судьбе.

Она ощутила аромат, пославший на нее волны алого и черного, забирая ее на глубину.

Когда она проснулась спустя десятки лет, ее пальцы покалывали на руках, потом на ногах. Казалось, она согревалась у огня в холодный зимний день. Покалывание от носа добралось до щек, потом до ушей, ее тело ожило. Она застонала, в горле пересохло.

– Не двигайся, – тихо прошептал мужчина, голос напоминал шорох листьев ночью. Старик успокаивал ее. – Все будет хорошо, дитя. Пока что не двигайся.

Ее веки поднялись, с трудом разлепились. Она не сразу смогла видеть в ярко освещенной комнате. Лицо нависало над ней.

– Кассамаги, – прошептала она.

Феррер смотрел на нее из‑за двойных очков. Риса скривилась. Полумесяцы отражали свет, напоминая луны.

– Это у тебя от масла семян камарандуса. Не нужно пока говорить, – она ощутила, как он нанес что‑то мокрое и прохладное на ее лоб и щеки. Мягкая ткань прогоняла пламя с ее кожи. – Камарандус – цветок на дереве. Сам по себе безобидный. Но если семена собрать и засолить, а потом выжать, то получится снотворное, которое быстро теряет эффект, но сильно действует на… о, нет, пока не садись, милая. Тебя…

От движения ее желудок сжался. Горечь подступила к горлу, обжигая. Она ощутила, как казарро сунул контейнер ей в руки. Ее стошнило туда, и она смутно ощущала, как он придерживал ее волосы, чтобы они не испачкались.

В желудке, к счастью, было мало содержимого. После пары позывов ей стало легче. Она взяла мокрую ткань, которую протянул Феррер, и вытерла потное лицо и рот с ужасом.

– Простите, – она пыталась сморгнуть слезы, выступившие, пока ее тошнило.

– Вот молодежь нынче! Упрямая! Я пытался сказать, что масло камарандуса вызывает рвоту. Мы учимся на поступках, да? – он нежно опустил другую ткань в чашу с водой и вручил ей, забрав грязную ткань и бросив ее в камин.

– Где мы? – спросила она, удивленно озираясь. Комната была вдвое меньше ее спальни дома. Четыре уютных диванчика стояли в центре квадратом, комната была в шерстяных гобеленах и с коврами на полу, украшения были сделаны мастерами. Было ясно, что они в богатом доме, даже ножки стола были позолочены. Камин был из мрамора с вырезанными яблоками и виноградом, другие фрукты спускались по нему к полу. Узкое окно было единственным источником света. Свет дня падал на пол. – Кто он?

На диване напротив нее лежал, сжавшись в комок, высокий худой мальчик. Его волосы были темными и спутанными, словно его давно не стригли. Он, казалось, спал, но дышал слабо, и она на миг испугалась, что он мертв.

– Судя по виду из окна, мы где‑то в замке, – ответил Казарро. – А с нами, хоть он и не шевелится, Басо Буночио.

Риса встала и, шатаясь, прошла к окну, голова кружилась от движений. Она боялась, что ее снова стошнит, а потом поняла, что ее мутило от страха.

Она выглянула в окно и поняла с обречением, что они были почти на вершине замка. За окном были маски статуй Лены и Муро, улыбающихся толпе. Площадь замка внизу была в жителях, идущих по своим делам. Она попыталась открыть окно и впустить воздух или позвать на помощь, но окно было заперто.

Солнце ярко сияло. Середина утра. Для людей внизу это был обычный летний день, но для Рисы это был мрачный миг, которого она старалась избегать.

– Басо Буночио? – поразилась она. – Вы говорили, он был казарро. Значит…

– Да, – подтвердил Феррер. – Мы – трое оставшихся хранителя рогов. Древние чары Аллирии могут позволить другим завершить ритуал верности за нас, но наше исчезновение заставит кандидатов задуматься, хотят ли они рисковать собой. К ночи казы не будут уже нашими.

Риса в панике посмотрела на выход, отчасти скрытый гобеленом с пастухом с овцами.

– Стражи снаружи, – Феррер понял ее намерения. – Дверь закрыта так, что из коридора ее можно открыть, а мы застряли тут, пока ее не откроют. Окно тоже не поможет. Такие замки – распространенные чары Портелло.

– Немыслимо, – сказала Риса, но уже хотя бы могла злиться.

– Ничего странного. Замок ведь и должен не пускать людей. Чары Кассамаги только усиливают изначальные функции предметов…

– Знаю, – она пыталась сохранять терпение. – Немыслимо, что принц Берто посмел вмешаться в порядок страны. Вас забрали из дома посреди ночи, не дав даже шанса отказаться! Я видела! – с каждой минутой список ужасных поступков принца рос.

Старик склонил голову.

– К моему стыду, это так.

– Меня продала ему моя же кровь!

– Люди продают и не такое за золото или власть, дитя, – прошептал он.

– Это я уже поняла, – рявкнула она и указала на спящего Басо. – Уверена, и его принц получил ужасным образом. Он не может даже столкнуться с нами лицом к лицу! – но гнев не помогал. Она ничего не могла поделать в этом тесном месте, и шансов сбежать, похоже, не было. Она заметила, что Феррер сосредоточился на Басо. – Почему он не просыпается? – спросила она.

Старик покачал головой.

– Тот, кто дал мальчику масло камарандуса, переборщил с дозой.

– Как вы поняли? – когда Риса почти проснулась, она ощущала себя так, словно ее раздавило до толщины бумаги. Она поежилась, пытаясь представить, как ощущалась большая доза.

– Его сон глубокий. Боюсь, он отравлен. Без помощи… – старик мрачно сел на край дивана, опираясь на трость с вырезанными лозами. Он вздохнул и покачал головой.

Риса ждала, что он продолжит, но он просто сидел, смирившись с состоянием Басо. Она ждала еще пару мгновений, что он предложит решение, от раздражения она сжала бархатную обивку дивана, пока она не намокла от ее хватки.

– Без помощи что? Он умрет? – спросила она. Старику не нужно было отвечать. – Тогда помогите ему! Не можете? – к ее недовольству, вопрос прозвучал резко.

Феррер посмотрел на нее поверх очков.

– Что ты от меня хочешь? – он сжал трость. Его голос был спокойным, он спросил так, словно уточнил, который час. – Я стучал в дверь, чтобы кто‑нибудь привел помощь. Они не переживают за наше здоровье или наши удобства. В этом печальная правда, – она ощутила не безразличие в его словах, а смирение.

– Должно что‑то быть!

– У меня нет противоядия. Во всех шахматах наступает момент, когда уже нет фигур, кроме коней, а они не могут защитить короля. Шах и мат непросто принять.

– Это еще не шах, – сказала Риса, размышляя. – Вы из великих колдунов Кассамаги. Вы можете…

– Девочка, ты хвалишь мои способности, но я беспомощен, – он махнул на комнату. – Моя каза известна способностью усиливать изначальное предназначение предметов. Мы можем создать соблазняющие духи, успокаивающие пыл музыкальные инструменты и даже яды, которые работают через неделю после того, как попали в тело, хотя они не могут выжить во флаконе Диветри, зачарованном сохранять жидкость чистой, – добавил он с улыбкой. Риса не двигалась. Ей хотелось сбежать, но ее интересовали его слова. – Мы не создаем предметы с чарами в основе, как твоя семья, – продолжил казарро. – Мы не можем строить стены с благословлениями в каждом кирпиче, как делала Каза Портелло. Магия Кассамаги может быть опасной из‑за того, с какими предметами мы работаем, она и самая слабая, потому что мы не создаем предметы сами.

Риса вдруг поняла.

– Разве не видите? Это идеально! Что‑то в этой комнате может нас спасти, – но она слышала, как голосок в ней шепчет:

«Ты сама можешь себя спасти», – ей показалось, что Мило укорял ее, и она отогнала эти мысли и повернулась к казарро.

– Милое дитя, думаешь, я не проверил? – Феррер указал на украшения на каждой ровной поверхности. – В этой комнате золота и сокровищ хватит на жизнь жителю города, но ничто не подходит для моих целей. Сосудов много, – он с трудом поднял трость и указал в сторону красивых бокалов, таких старых, что их могли делать ее дед и его предки. – Красиво, но как очищенная жидкость откроет дверь? Я могу усилить удобство подушек, но толку? Зеркало над камином я могу зачаровать так, что мы в нем будем казаться очень красивыми. Для тебя это будет не новинкой, для меня такое будет странно. Но я не могу этим открыть дверь или разбудить юного Басо. Я тоже хочу покинуть заточение, юная Риса, – он тепло улыбнулся ей. – Просто я не могу помочь нам.

Она смотрела на него, опустив плечи. Басо на диване напротив слабо вдохнул. Она смотрела на белую кожу юноши на алом шелке.

– Он так юн, – сказала она. – Мы должны что‑нибудь сделать для него.

– Ты на год младше него, – голос Феррера трещал, как огонь зимой. – Война не щадит юных.

– Это она? – осведомилась Риса. – Война?

– Будет, когда казы падут, – казарро дрожащей рукой снял очки. Он опустил их на диван и потер нос в пятнах от старости. – Это будет одна из самых страшных войн Кассафорте, жители против жителей. Многие не захотят отдавать трон, хоть у принца опасные методы. Они выступят против него. Они будут против фаворитов принца, семей Тридцати, которые хотят заменить Семерку. Стражи, верные идеалам Кассафорте, будут против стражей, верных амбициям принца, – его голос становился громче, и он смотрел так, словно видел что‑то вдали. – Король Алессандро не назвал наследника трона – о, да, короли Кассафорте могут так сделать, и порой в нашей истории титул доставался не тому, кто подходил для этого – но он не сделал этого, и другие будут биться за место. Лучшие люди страны умрут, семья за семьей, и волна крови станет такой, что потомки будут вспоминать это время как самый мрачный период в истории страны. О, да, дитя. Это война.

Риса хотела действовать. Она сжала руку старика, удивляясь тому, как она напоминала бумагу. Она тихо сказала:

– Тогда остановим ее, пока это не началось.

 

28

Я не сдержалась. Честно! Когда я увидела его на площади под окном, я должна была что‑нибудь ему сказать. Он точно посчитал меня смелой! Если бы ты видела его в тот день с расстегнутой рубахой и широкой улыбкой, ты бы тоже позвала.

– Джулия Буночио в письме сестре Саре за месяц до свадьбы с Эро Диветри

 

Она думала, что их темницей стала комната, в которой ждали аудиенции с королевской семьей. Все предметы должны были впечатлять и ослеплять. Ее мать называла бы это излишествами. Риса осматривала все предметы в комнате, надеясь, что найдет то, что зачарует казарро.

– Амур? – спросила она. Крылатый ребенок из гипса и позолоты сидел, свесив ноги с камина.

Феррер сухо рассмеялся.

– Милая, даже мой дом ничего не может сделать с амуром. У него нет назначения.

– Картина короля Паоло Четвертого и его супруги Марии?

– Ах. Живопись – интересная идея для изучения, этим занимаются редкие Кассамаги. Изображение предков используется для гордости семьи, и можно усилить так удовлетворение родословной. А вот религиозная иконография вызывает серьезность и желание молиться…

Риса за последний час узнала об изначальном предназначении предметов больше, чем могла бы за год обучения в инсуле. Ее голова уже кружилась от лишних знаний.

– Хворост? – спросила она.

– …например «Восхищение девой Люсией у храма Лены» было необычным… Изначальная цель хвороста гореть. Ты знаешь, что усиленные Кассамаги вязанки хвороста помогают поддерживать жар в твоих печах, – Феррер не расстроился, что его перебили.

– Вы могли бы зачаровать его так, чтобы в комнате возник пожар?

– Легко, но вряд ли это умно.

Риса раздраженно вздохнула. Она знала, что идея была не лучшей, но варианты быстро заканчивались.

– Если будет много дыма, стражи откроют двери, чтобы узнать, что происходит.

– Но мы уже будем без сознания, милая. Хотя идей тебе не занимать.

Она проверяла предметы у камина.

– Метла? Кочерга?

– Может, удалось бы усилить назначение метлы подметать пыль, хотя я не видел, чтобы это делали. Я должен это проверить со служанками, если будет шанс. Интересный эксперимент. Кочергой обычно ворошат угли, чтобы огонь горел ярче. Ее можно зачаровать…

– А если я не хочу использовать ее для огня? – она потеряла терпение. – А если я хочу использовать ее как оружие? – старик уставился на нее. – Диоро зачаровывают оружие, чтобы клинки были острее, а стрелы – опаснее. Зачаруйте кочергу, чтобы я использовала ее против стражей! – она сжала тяжелый инструмент обеими руками и направила на казарро.

– Это невозможно, – мягко сказал старик. – Разрушение – не ее изначальное предназначение.

Она сжала кочергу так крепко, что металл будто покалывал, становясь холодным и твердым.

– Я могла бы использовать кочергу как оружие. Я могла бы использовать книгу, как оружие, если бы хотела, – она вспомнила, как Петро сказал это до Осмотра.

– Но это не их изначальное…

– Ваши чары бесполезны! Толку от такой силы, если ее можно использовать только так примитивно? – сорвалась она и закричала. Она сжала дрожащую кочергу так, что она стала продолжением ее руки. – Я устала от изначальных предназначений! У каждого предмета не одно предназначение, включая этот! – она, злясь, опустила кочергу на столик в центре квадрата диванов.

Она ожидала только грохот. Шум был бы приятным, даже если на миг. Но кочерга ударила по столу, и в воздух взлетели кусочки мрамора, задевая ее лицо. Звук был громким, словно раскат грома.

Она едва дышала. Каменный стол перед ней был грубо разломан пополам. Обломки поверхности стола склонились друг к другу. Белая пыль покрыла ковер и ее алую форму стража. Басо продолжал спать на диване.

Риса хотела извиняться, когда увидела потрясение Феррера. Она снова дала себе вспылить, еще и хуже обычного. Старик схватил очки, надел их.

– Милая! – сказал он. – Невозможно. Для тебя невозможно такое сделать!

Шок на его лице вдохновил ее. Она сделала нечто необычное. Это спасет их? Она выпятила челюсть, побежала с кочергой в руке в сторону окна. Она замахнулась кочергой на стекло, надеясь разбить его как стол. Чары на окне были слишком сильными, и кочерга безвредно отлетела от стекла. Шок удара заставил Рису выронить оружие. Ее ладони и запястья жгло.

Феррер все еще потрясенно смотрел на нее.

– Невозможно, – повторил он. Риса впервые видела его в таком шоке. – Ты не должна была суметь сломать этот стол.

Ее ладони были красными и опухшими. Красные мозоли появились на ладонях. Это пройдет, но пока боль было сложно терпеть.

– Скажите, как я это сделала, – попросила она со слезами на глазах.

 

29

У всех предметов есть изначальное предназначение. Благословления богов могут усилить это предназначение. Но разве нельзя вложить в них другие свойства?

– из личных записей Аллирии Кассамаги (из архивов Кассамаги)

 

Даже минуты спустя трюк Рисы с кочергой приводил Феррера в шок. Его лицо было бледным, ладони дрожали, и он несколько раз выпил воды из ведра у двери. Риса помогала ему, хоть ее пальцы все еще были опухшими, и хоть она боялась, что он злился на нее. Стражи в коридоре или не услышали, или проигнорировали шум в комнате, потому что проверять не пришли.

Наконец, старик сжал ладонями набалдашник трости.

– Кто рассказал тебе о другорядных чарах? – спросил он.

– Что? Никто. Что это?

– Кто‑то должен был. Твоя мама? Нет, ее не интересовала теория. Редкие знают. Кто рассказал? – она несколько раз ответила, что никто, и он поверил. – Я опишу простыми словами. Аллирия Кассамаги оставила несколько записей о том, как она совершала такие чары, но они непостижимы для нас. Многие в нашем доме, включая меня, решили, что ее сложная магия была результатом того, что мы зовем другорядными чарами.

– Что это?

– Выслушай меня. У каждого предмета есть изначальное предназначение, которое усиливает Семерка в своем ремесле. Принцип другорядных чар базируется на том, что предметы можно использовать иначе, как и влиять на это чарами. Шлем или корона защищают голову, и можно зачаровать их, чтобы они не давали пораниться. Но Аллирия поняла, что корона – символ власти и символ гордости. Она смогла зачаровать Оливковую корону на всех уровнях. И когда ты схватила кочергу, она стала не просто кочергой. Ты пожелала, чтобы она стала оружием, и…

– Она стала оружием, которое рассекло мраморный стол надвое, – прошептала она.

– Ты так уже делала?

– Нет.

– Должна была. Думай, дитя!

Хоть Риса отрицала, она знала, что однажды такое сделала.

– Моя чаша… – сказала она. – Чаша. Я видела их в своей чаше.

– Объясни. Это важно!

– Я думала, это были чары отца! Не мои! – она быстро описала ему, как создала чашу, пыталась продать ее, а потом увидела в свете на поверхности картинку родителей. Он кивал и хмыкал, пока она не закончила. – Я несла ее вам прошлой ночью, чтобы узнать, могли ли вы повторить это, но мой кузен поймал меня и дал то вещество.

Он говорил тихо и благоговейно:

– О, нет. Я не смог бы это повторить. У меня больше знаний о ремесле, чем у других, но я не могу. Все тут, – он постучал по голове, – а не тут, – он поднял руки. – Скажи, дитя. О чем ты думала, когда увидела родителей в чаше?

– Мы спорили, – сказала она. Она ссорилась с Мило. Она отдала бы все золото и украшения этой комнаты, чтобы увидеть его, каким он был в таверне Мины – сильного, бодрого, уверенного. Она бы отдала все, что было у семьи, чтобы стереть обиду, которую вызвала в последней ссоре. – Я держала чашу на коленях. Я касалась ее, – сказала она. – А потом она стала показывать тени моих родителей.

– А кочерга?

– Я злилась, – вспомнила она. Это вспомнить было проще. – Я хотела чему‑то навредить. Кочерга показалась тяжелой. А потом она стала тяжелее, словно менялась в моих руках.

Феррер медленно сказал:

– Ты не знаешь, что я отдал бы, чтобы узнать это ощущение. Если это можно ощутить, этим можно управлять. Я всю жизнь желал такого. Но ты делаешь это инстинктивно, без обучения.

Его реакция встревожила ее.

– Не понимаю.

– Не бойся. Что случилось с твоей чашей, которую ты несла мне?

– О! – ее надежда рассыпалась, она вспомнила жуткий звук, с которым она ударилась об брусчатку. – Мой кузен разбил ее. Наверное, он бросил ее на улице, – ее плечи опустились в отчаянии.

– В чем ты ее несла?

– Коричневый мешок с… вот он! – на конце его трости висел мешок. Пока она говорила, Феррер подцепил его и вытащил из‑под дивана. Риса тут же подняла его и вытащила содержимое.

– Они посчитали его безвредным, бросили, когда принесли тебя сюда, – сказал Феррер. – Я убрал его, чтобы не забрали.

– Разбито, – удар об брусчатку или грубое обращение Фредо после того, как она потеряла сознание, разбили стекло на кусочки. Самый большой был примерно с треть чаши, красивая часть, где синее и зеленое стекло соединялись мерцающими волнами. Риса, горюя, собрала осколки на диване, разложила их, словно они могли волшебным образом соединиться.

– Расскажи о стекле, милая, – сказала Феррер. – Что это? Как это ощущается? Что оно делает?

Странный вопрос, но он явно хотел отвлечь ее от горя. Она коснулась самого большого осколка.

– Это просто песок и щелочь, соединенные вместе. И… не знаю!

– Невозможно чаровать, когда в голове бардак, – вмешательство Феррера помогало. – Мы учим в инсулах очищать мысли, но ты расстроена, и это может быть тщетным…

– О! Это я могу! – старик удивленно посмотрел на нее. За это она тоже могла поблагодарить Мило. Она закрыла глаза и глубоко дышала, думая о шкатулке. Она прижимала ладони к обломкам чаши, мысленно открыла шкатулку и вытащила шарик с красным узором в стекле. Она представила, как сжимает его в ладони. Ее сердце было радо видеть его. Она успокоилась, была как дома. – В детстве я думала, что стекло с лун, – прошептала она. – Отец говорил, что ходит на луны и берет там стекло для мастерских. Я знала, что он шутил, но мне нравилось притворяться, – ее голос стал мечтательным. Любопытное спокойствие охватило ее. – Оно все еще красивое. Когда я беру свои работы из печи, я восхищаюсь. Чудесно, что такое твердое и гладкое может родиться из огня, – она услышала, как Феррер громко выдохнул, но говорила. – Мне нравятся краски, такие чистые. В инсулах они посыпают раскаленное стекло металлом, чтобы создать листы, но цвета всегда как живые…

– Риса, дитя, смотри.

Она открыла глаза. В осколках стекла мерцали свет и тень. Они покалывали, словно дрожали.

– Мило, – прошептала она. В самом большом осколке отражался Мило у края балкона, его лицо было в профиль. Она смотрела, едва осмеливаясь надеяться, что видение было настоящим. Камилла подошла к нему и обвила руками его плечи. Мимо проплывала гондола.

Другие осколки тоже ожили. Хоть она касалась пальцами осколка с лицом Мило, она охнула, увидев, что в другом кусочке отражалась ее мать, а еще в одном – ее отец. Они смотрели в окно на небо. Хоть было сложно увидеть детали, она еще никогда не видела их такими замученными. Она помолилась, чтобы они не теряли надежды.

В кусочках поменьше она видела других людей. Таня вытирала лицо тканью, Рикард спал на кровати. Маттио сидел на скамье, сжимая голову руками. Амо смотрел на что‑то в мастерской ее отца, но она не видела, на что. Рот Маттио двигался – он говорил с новым работником? Фита чистила фрукты, мрачно поджав губы. Ромельдо, Мира, Веста. Ее губы задрожали при виде Петро, сидящего в классе с подростками.

Она восхищенно воскликнула, указывая на последний осколок:

– Это вы! – в кусочке сине‑зеленого стекла Феррер смотрел на что‑то, не попадающее в поле зрения – на осколки на диване перед ней.

– Поразительно, – выдохнул он и посмотрел на зеркало над камином. В осколке он смотрел прямо на Рису. – Я не думал, что увижу такое. И у такой юной. Это другорядное назначение стекла – отражать – позволяет тебе выполнять такое редкое…

– Мило! – закричала она, схватив большой осколок. Острые края впились в кожу, грозя пролить кровь. Она смотрела на видение.

– Вряд ли он тебя слышит, милая. Есть пределы.

– Должен! Мило! – казалось, она просила стекло донести ее послание до него. Она создала из материала красивое творение, и оно подчинялось ей.

Фигура в осколке повернулась, насторожившись. Его рот двигался. Через миг она услышала вдали свое имя. Звук был тише, чем когда она впервые услышала родителей через чашу.

– Риса? – сказал он. – Боги. Камилла, это…

– Мило! Послушай. Мы в замке, – его лицо стало больше, он приблизился.

– Ты в стекле! – сказал он. – Я вижу тебя в стекле! – она видела, как его пальцы тянулись перед ним, на миг перекрыли его лицо.

Камилла появилась за ним с потрясением на лице.

– Не надо, – сказала она. – Испачкаешь стекло, где ее лицо.

Мило склонился и подул на стекло, чтобы очистить его.

– Я плохо тебя слышу. Ты меня слышишь?

– Да! – завопила она. Она виновато посмотрела на дверь, боясь, что стражи услышат. – Мы в замке! – отчеканила она. – Понимаешь?

Его губы двигались, через миг она услышала его голос. Казалось, звук долетал до нее на секунды позже.

– Замок, – повторил он. Мило повернулся и сказал Камилле. – Нам нужно в замок.

– Как мы ее найдем?

– Выглядывайте меня в окне! – закричала она.

– Повтори, – предложил Феррер. Его голос был тихим, он следил за драмой.

Она повторила слова.

– В окне, – сказал Мило. – Тебя сложно понять! Надеюсь, я угадал.

– Да! – сказала она.

– Клянусь, я заберу тебя оттуда! Своей честью, Риса. О, слава Муро, – сказал он Камилле. Тени затрепетали. Они пропали.

– Мило… – она многое хотела ему сказать. За многое извиниться.

– Кто этот Мило? – мягко сказал Феррер, коснувшись ее ладони. Его кожа была чуть теплой, но это утешило ее.

Как потухшие от ветра свечи, лица в других осколках пропали. На миг она расстроилась. Но вспомнила, как просто добилась такого, и улыбнулась. Где‑то в ней сиял шарик из стекла с лентами красного узора.

– Друг.

– Страж – твой друг?

Она встала, вопрос разозлил ее.

– Да. Он не из Семи и Тридцати, но он все еще мой друг, – она отвернулась к осколкам. Она не хотела проявлять злость.

– Милая, – сказал старик. – Я не хотел обидеть. Мне всегда казалось, что, если бы Тридцать так не кичились своим положением и не желали большего, мы бы не были уязвимы к тому, что делает принц! Моя жена, боги, храните ее душу, была дочерью лекаря. Простой дочерью лекаря, как тогда говорили.

От любопытного факта Рисе стало легче. Она не хотела бы, чтобы Феррер отнесся к ее друзьям с презрением.

– Правда?

– Да. Она работала в бедном районе города, раздавала лекарства, когда я ее встретил. Она была милой. Думаю, это было шестьдесят лет назад… Девочка, что ты делаешь?

Монологи казарро испытывали ее терпение, но последние слова вдохновили Рису.

– У нас несколько минут, пока мой друг добирается до замка. Нужно разбудить Басо.

– Он пострадал от снотворного. Может, уже поздно.

– Вы так просто сдаетесь? Нужно попробовать помочь ему! – ощущение новых сил пьянило и пугало ее. Казалось, она была маленькой девочкой, которой дали целое состояние, которое она могла тратить, как хотела, но золото будто было чужой валютой, и никто не говорил ей, где были рынки, где она могла продать то, что желала. Она даже не знала, чего хотела. Слова Феррера о лекарях вдохновили ее, и она собиралась помочь юноше Буночио. – Если Мило сможет добраться до нас, мы не сможем нести его, но и бросить его принцу мы не можем!

– Думаешь, твой друг сможет нам помочь? – тихо сказал казарро.

– Да, – она была уверена.

Он поднялся. Его спина была чуть согнута, пока он шагал вокруг разбитого стола.

– Я доверяю тебе, дитя. Ты – исполненное обещание восьми сотен лет.

Риса покраснела от похвалы.

– Нет, я просто Диветри с миссией, – так говорила ее мать, и не раз. – А Диветри с миссией, – прошептала она, ощущая прилив сил, – опасное зрелище, – она повернулась к ценным побрякушкам в комнате.

– Перед тем, как тебя принесли, я осмотрел все предметы, которые могли бы привести его в чувство, – сказал Феррер. – Тут ничего нет.

– Кое‑что есть, – возразила она. Она нашла то, что искала: серебряную ложку с ручкой, украшенной аметистовыми розами так, что ее явно было больно брать. Ее защищала коробка из стекла. Она без колебаний подняла жуткого фарфорового слона и ударила им по стеклу, жмурясь, чтобы защитить глаза. Двумя пальцами она осторожно потянулась среди осколков стекла и слона и вытащила ложку.

– Предназначение ложки – доставлять еду в рот, – пролепетал Феррер. Она не знала, потряс его предмет или то, как она его добыла. Риса хотела улыбнуться, но он мог принять это за излишнюю уверенность, а не волнение. – Чары Кассамаги не дадут еде пролиться…

Риса прошла к ведру с водой и подтащила его к Басо. Отчаяние сделало ее смелой. Они почти ничего не теряли, если она ошибется, но успех принес бы многое.

– Когда мы с братом болели, мама давала нам сироп, – он посмотрел на нее без эмоций. – Давала его ложкой, – объяснила она. – Ложкой еще и дают лекарство.

Феррер не спешил ей верить, но кивнул. Он сомневался в ней? Старик был экспертом в чарах. Она просто играла чарами, и он смеялся над ней? Прикусив губу, Риса опустила ложку и зачерпнула воду. Феррер с выжиданием смотрел на нее.

Это было не правильно. Она ощущала, что ничего не происходило. Ложка была просто ложкой с водой из колодца замка.

«Мне нужно многому учиться», – отчаянно подумала она. Риса закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она снова вытащила из потаенного места на глубине шарик из стекла, который представлял ее уверенность. Казалось, он вырос с прошлого раза, и красные ленты будто пылали огнем. Она представила Джулию над собой с ложкой сиропа.

Металл под ее кожей стал покалывать. Энергия от ее пальцев потекла по ложке изящной паутиной. Она открыла глаза и снова зачерпнула ложкой воду.

Прозрачная жидкость стала красной, когда она подняла ложку. В ложке была темная жидкость, которая пахла так же, как гадкие на вкус травяные сиропы из шкафчика Джулии с лекарствами – смесь коры ивы, сухой эхинацеи, пряного кориандра и рыбьего жира. Стеклянный шарик в ней вспыхнул, она мысленно отодвинула его.

– Подержите его голову, – попросила она у Феррера, стараясь не пролить ценный груз.

В глазах казарро были слезы? Ей было некогда смотреть. Феррер дрожащими руками поднял голову мальчика на колено и осторожно открыл его рот. Риса бережно подвинула ложку и вылила содержимое между губ Басо.

Мгновение ничего не происходило. А потом рот мальчика с большим трудом пошевелился. Он закашлялся и проглотил. Он выдохнул, закашлялся сильнее. Его веки трепетали. Всхлип вырвался из груди Рисы. Она это сделала. Она посмотрела на Феррера, среди его морщин на лице были слезы.

Было больно смотреть, как он плакал, хоть это и были слезы радости.

– Я буду выглядывать Мило, – сказала она. – Вы можете…

Он гладил голову мальчика, вытирал его лицо мокрой тряпкой. Феррер уже прогонял ее к окну.

– Выглядывай друга, – сказал он, опустив голову. – Я позабочусь о Басо.

У окна Риса поняла, что старик не хотел, чтобы она видела, каким счастливым она его сделала.

 

30

Мы достаточно хорошо готовим детей для инсул? Они знают о ремесле семьи, знают основы наук и истории, хотят стараться, но в их работе я вижу мало новизны. Почему мы оберегаем послушание, но не позволяем исследовать?

– Арнольдо Пиратимаре, старший в инсуле Детей Муро в письме Джине Катарре, старшей в инсуле Кающихся Лены

 

– Пока ты была без сознания, я пробовал всеми способами, доступными моей казе, – сказал Феррер, нервничая, как Риса. – Ничто не открыло окно.

– Но он там! – кипела Риса. Мило и Камилла прибыли десять минут назад. Из окна она заметила их форму, красные пятна, когда они вышли на площадь из Виа Диоро. Они пропали в толпе возле прилавков рынка и появились у статуи короля Орсино. Она увидела тогда, что с ними было еще двое мужчин. Слезы выступили на глазах Рисы, когда она узнала Амо и Маттио.

Старик все сидел возле Басо, помог ему сесть. Юноша был еще потрясен от отравления камарандусом, но хотя бы попросил воды и слышал их голоса.

– Он тебя видит? – спросил Феррер.

– Не думаю, – ее друзья остановились на площади, смотрели на огромный замок. Южная стена замка была единственной, вдоль которой не тянулся канал, ряды окон с усиленными стеклом из инсул выходили на площадь, каждое окно было вдавлено в стену и окружено статуями и колоннами. Они увидят ее на верхнем этаже? Они стали расходиться, разглядывая замок.

Она должна была открыть окно. Просто должна была. Она протянула руки, ощутила, как под ними покалывает энергия чар. Она как‑то могла направлять эту силу, если понимала, что хотела. Изначальным предназначением окна, как сказал Феррер, было закрывать от стихий.

Как еще можно было использовать окно? Какие еще были цели? Видеть в него. Пропускать свет солнца. Пропускать свежий воздух!

Она обрадовалась, коснулась металлической рамы. Она успокоила разум, снова призвала картинку сверкающего шарика из стекла. Как картина Буночио, ее разум наполнился яркой картинкой окон, открытых, чтобы впустить ветерок с запахом цветов, пряностей и воды канала. Она сжала ручки окон, вдохновленная идеей, и повернула.

Они не поддавались.

– Это не честно! – бушевала Риса, злясь, что это не работало. Камилла внизу бегала по площади с Рикардом в жутком одеянии и Таней в платье для танца. Все ее друзья пришли помочь ей. Ее сердце забилось быстрее от осознания.

– Справедливость приходит редко, милая, – сказал Феррер тяжко. Как мужчина с мудростью его казы, он точно знал, как заставить ее злиться.

– Всех годами учат чарам в инсулах, а я должна понять все за утро! – маски Лены и Муро аз окном насмехались над ней и ее попытками.

Амо и Маттио на земле закончили советоваться со стражами и побежали на восток. Они направлялись к другой стороне замка. Мило остался, но надолго ли, если не найдет ее? Ей стало не по себе. Строгие слова Феррера злили ее только сильнее.

– Многие в Семи и Тридцати провели жизни вне инсулы, без устали изучая и оттачивая навыки. Они тоже не были бы рады, что их чары куда слабее, чем то, что ты исполнила за два часа. Не перестарайся, – сказал он. – Думаю… – Басо склонился и опустил лицо на ладони, отвлекая старика от речи.

Его слова не утешили ее. Мило ходил туда‑сюда по площади, порой останавливался под окном, с которым она безуспешно боролась. Риса прислонилась к нему головой. Не перестарайся! Она хотела отмахнуться от совета, но Феррер явно был прав. Чары с ложкой казались пустяком, словно она создала прямое совпадение между целью и тем, как хотела достичь ее. Пытаться открыть окно ради свежего воздуха ощущалось как обман. Ей не нужен был свежий воздух, и в этой роскошной комнате было даже холодно.

– Не хотела бы я себе такую ответственность! Я просто хочу, чтобы все вернулось на места, как было! – Риса почти смутилась от ярости, с которой говорила.

Тон Феррера был нежным:

– Милая, все мы в необычных обстоятельствах хотим вернуть обычную жизнь, – это было самое простое, что он сказал за день. – Мы всегда чего‑то хотим. Это природа человека.

Но чего она хотела? Она посмотрела на окно. В чем она нуждалась? Позвать Мило, привлечь его внимание. Она могла больше не увидеть его, если не откроет окно и не позовет, пока он не ушел. Так годы назад ее мать позвала отца из окна.

Риса гладила холодную раму окна, ощущая гул энергии. Рассеянно водя ладонями по мраморному подоконнику, она снова заметила лицо Лены, улыбающееся ей с колонны сверху.

Это было так просто. Феррер был прав. Она перестаралась. Ее шею и лицо покалывало, она поняла, что хотела того же, чего хотела ее мать двадцать девять лет назад – открыть окно и позвать мальчика внизу. Улыбнуться ему, привлечь его внимание и удерживать это внимание до конца жизни.

Она потянула за ручки окна, энергия лилась по ее пальцам, створки открылись. Свежий воздух проник в комнату вместе со звуками площади. Риса склонилась, волосы упали на лицо.

– Мило! – закричала она. Она знала, что звала юношу, которого не хотела потерять. Ни сейчас, ни потом. – Мило!

Она испугалась, что он не услышал ее. Но она обрадовалась, когда он поймал ее взгляд. Его лицо просияло, эту улыбку она ценила эти четыре дня. Она с радостью улыбнулась в ответ.

Он поднес палец к губам, чтобы она не кричала снова, шепнул что‑то сестре. Камилла посмотрела наверх, заметила Рису на четвертом, последнем, этаже замка. Мило быстро сообщил Тане и Рикарду о ее местоположении. Рикард хотел указать, но Мило опустил его руку.

Таня посмотрела вверх и подпрыгнула. Казалось, она просто обрадовалась ей, но когда девушка, прыгая и кружась, устремилась к статуе короля Орсино, Риса поняла, что Таня танцевала. Она отцепила барабан от пояса и стала стучать в него над головой, ее юбки развевались от быстрого ритма. Рикард пошел за ней, подвинул лютню, готовый играть на ней. Хоть она не слышала музыку из‑за шума города, Риса видела, что люди стали хлопать в такт песне поэта.

Она расстроилась на миг. Будто ее предали. Она думала, что ее друзья пришли спасти ее. А они, как и после того, как она подула в рог Диветри впервые, пытались заработать монеты.

Она смотрела, как Мило следил за их прогрессом. Рикард и Таня добрались до тени статуи, которая стала длиннее из‑за движения солнца, он махнул Камилле. А потом, хоть он пошел на запад к другой стене замка, Мило остановился и показал ладонь в ее сторону. Это было прощание? Нет, он говорил ей ждать. Терпение. Она знала, что он сказал бы ей. Она кивнула и смотрела, как брат и сестра направляются, танцуя и играя, к Королевскому каналу.

Она и не соображала, как обрадовалась их беззвучному общению, пока не прошла по комнате и села, улыбаясь. Хоть ее мутило после событий утра, она впервые за часы ощущала оптимизм. Возможно, казы переживут еще ночь.

– Ты исполнила три чуда за утро, – отметил Феррер, глядя на нее через двойные очки. – Сколько еще нам ждать.

– Это не чудо, – ей не нравилось это слово. – Просто… это нужно было сделать, – это было лучшим объяснением. – Казарро, когда вы творите свои чары, вы что‑нибудь ощущаете? – Басо не убирал руки с лица, но слушал их разговор, хотя и молчал.

– Ощущаю? – повторил Феррер. – В записях, сохранившихся у Кассамаги, Аллирия писала об энергиях предметов, когда их используют, и она говорила, что их можно менять и… дитя мое, ты ощущаешь эти энергии? – Риса кивнула, и его плечи опустились, он вздохнул. – Я многое отдал бы, чтобы ощутить их! Аллирия писала, что энергии между связанными предметами, как Оливковая корона и рожки каз, могут тянуться на много миль.

– Как веревка? – воодушевилась Риса. – Я ощущала, как от рога словно тянется веревка к замку, когда завершается ритуал. Вы тоже это ощущаете?

Феррер потрясенно покачал головой.

– Давно у тебя эти ощущения? Ты кому‑нибудь говорила?

Она покачала головой.

– С детства.

– Боги не врали, – прошептал он. – Тебе не нужны инсулы. А инсулы нуждаются в тебе.

Странное ощущение – быть орудием богов. Это пугало больше всех опасностей этой недели. Почему она так отличалась? Как отнесутся люди, когда узнают? Она хотела жизнь, какой та была раньше, но вспомнила слова Феррера – она просто хотела обычного среди необычного.

Но будет ли она обычной снова? Мысль беспокоила ее. Но если она была в руках Муро и Лены, была ли надежда, что боги помогут ей уберечь город от мрачного будущего?

За окном стал громче звучать барабан. Риса встала с дивана и прошла к окну. Толпа внизу выросла. Рикард еще играл в центре площади, окруженный сотней зрителей, но к нему присоединились жонглеры и барабанщики. Девушка с лирой – та же, что играла у Мины? – сидела у края импровизированной сцены. С Таней танцевали ребята из таверны, и они кричали, прыгая и кружа юбками в такт. Все больше людей с рынка сходились посмотреть на артистов, которые играли с огнем и мечами, развлекая толпу.

Она увидела стражей в красном, идущих в сторону веселья, виновато оглядываясь, и поняла. Рикард и Таня начали фестиваль не ради денег – ее друзья создали отвлечение! Милые девушки и красивые музыканты заставили часть стражей покинуть свои места, позволяя Мило и Камилле пробраться внутрь. Их мать была телохранителем короля Алессандро, они почти выросли в замке, как говорил ей Мило. Они точно найдут ее.

Она посмотрела вниз, потом на лица Муро и Лены. Они улыбались ей или смеялись над ней? Она могла лишь молиться, что они хотели, чтобы она преуспела.

 

31

Ты говоришь о наших подопечных, словно они – овцы, робкие ягнята, которых собрались резать. Друг, это будущие лидеры Кассафорте, мы их учим. Новое для них не дается просто, но они знают, как биться за то, что правильно.

– Джина Катарре, старшая инсулы Кающихся Лены в ответ на письмо от Арнольдо Пиратимаре, старшего инсулы Детей Муро

 

Солнце опустилось ниже, лучи отражались от поверхностей, ослепляя, но пленники не закрывали окно, не задвигали шторы. Иначе они остались бы в тишине, а им не хватало шума площади внизу. Было сложно просто сидеть, так что они занялись тем, что помогли Басо вытереть лицо и ладони. Риса несколько раз заставила его присесть. Он был слабым, но был рад движению.

Прошло больше часа, судя по часам на камине, когда они услышали шорох из коридора. Риса тут же подбежала и подняла гобелен, скрывающий дубовую дверь, ее сердце колотилось, будто зверь в клетке. Феррер тоже подошел, опираясь на трость. Риса подняла руку, чтобы он молчал.

Шум донесся снова из щели между дверью и полом. Она отпрянула, когда снизу вдруг появился клинок и пропал. Трещина была слишком узкой, чтобы пустить меч до конца. Она опустилась на колени и, держась в стороне от щели, прошептала:

– Мило?

Шорох меча утих. Она ощутила, как воздух из коридора задел ее щеку. Кто‑то опустился на пол за дверью.

– Риса! – пальцы Мило просунулись в щель.

Она коснулась его пальцев своими, ее сердце колотилось. Утром их разделял город. Два часа назад она видела его с высоты четвертого этажа. Теперь они были в дюймах друг от друга.

– Говорить безопасно?

Она не слышала весь ответ, он словно отвернул голову в начале ответа:

– …нужно быстрее, – услышала она. – Эта дверь… зачарована, вроде бы.

– Знаю! – отчетливо сказала она.

– Мы попытаемся выломать ее, – сказал он.

Феррер за ней решил вмешаться.

– Милая…

– Нет! – завопила Риса, пытаясь остановить Мило. – Так вы нашумите. Я придумаю, как убрать чары!

– Казарра, – сказал Феррер.

– Невозможно, – Мило, казалось, прижимал губы к щели. – Просто отойди от двери.

– Риса! – она повернулась от того, как Феррер резко произнес ее имя. – Дитя! Чары Портелло работают только с нашей стороны двери. Твоему другу нужно только повернуть ручку и толкнуть.

– О, – от простоты решения она покраснела. Она повторила указания Феррера под дверью, отошла и смотрела, как ручку осторожно повернули. Дверь открылась, впуская воздух. Мило и Камилла стояли за ней с мечами наготове.

Свежий воздух не радовал так, как их вид. Мило удивился при виде других людей в комнате с ней. Он узнал казарро Кассамаги, кивнул ему с уважением и убрал меч в ножны. Он разглядывал миг неподвижного Басо, а потом повернулся к Рисе, разглядывал ее внимательно. Она, казалось, могла вечно купаться в его взгляде.

Но знала, что не могла.

– Нужно спешить, – сказала она, заставляя себя думать об опасности. – Как ты избавился от наших стражей?

Его улыбка стала веселее.

– Я убедил их, что нас послал их капитан, чтобы они смогли часок отдохнуть и пойти на фестиваль снаружи, – объяснил он. – Они были рады перерыву.

– Очень умно, юноша, – Феррер встал рядом с ней, пока Мило говорил.

Мило покраснел даже под загаром.

– Это была идея Камиллы, – он указал на сестру, скромно склонившую голову. Она тоже была рада Рисе, но поглядывала на длинный коридор. – Она – стратег, – Феррер поклонился Камилле, а Риса продолжала глядеть на Мило. То, что он улыбался так же, как она, радовало ее.

Камилла с уважением поклонилась в ответ Ферреру, признавая его власть. Она описала их путь тихим голосом и жестами:

– Наши гондолы у нижних торговых ворот западного канала, – она повела их по коридору. – К счастью, наш путь – самый короткий. По лестнице в юго‑западную башню, а оттуда немного до ворот канала. Мы убедились, что стражи по пути ушли на фестиваль. Думаю, мы сможем доставить всех вас в казы до заката, казарро, – она, казалось, отчитывалась Толио, своему капитану.

– А родители? – спросила Риса. Она хотела на свободу, но не забывала о них.

– Ты знаешь, где они? – Мило указал на длинный коридор, где были десятки дверей, и таких коридоров в замке было множество. Риса знала это.

Она покачала головой.

– На всех гондол не хватит, – ее сердце сжалось от этих слов. Мило кивнул, и она приняла решение. – Я понимаю. Правда, – было сложно отпустить фантазии о спасении, но вечер близился. Они не могли терять время или попасться, пока искали родителей.

Мило склонился ближе.

– Мы их вытащим. Даю слово, – она кивнула, веря ему.

– Этого нужно вернуть в Буночио. Он почти не стоит на ногах, – Феррер указал на Басо. Он с сочувствием смотрел на Рису.

– Я в порядке, сэр, – слабо сказал Басо, пытаясь встать. Он пошатнулся, пытаясь отыскать равновесие.

Камилла подбежала к нему, закинула его руку на своих плечи, обвила рукой его пояс. Она вывела его в коридор, он тихо сопротивлялся.

– Он со мной. Мило, ты…

Но ее слова перебил свист меча, покидающего ножны. Они повернулись на звук. Пульс Рисы участился при виде широкоплечего стража, бегущего к ним с огнем в глазах. Он скривился так яростно, что она застыла, не могла бежать. Похоже, он направлялся к ней, готовый отрубить ей голову острым клинком, а она могла только стоять на месте.

Алое пятно мелькнуло мимо нее – Мило бросился по коридору. Она услышала шипение металла, он вытащил меч, Камилла последовала за ним, вооружаясь. Они остановились посреди широкого коридора и ждали врага.

Слюна летела изо рта стража. Он выругался, вопль разнесся эхом. Он вытащил кинжал, оружие было в обеих руках. Он был вдвое старше и больше Мило, навис над Сорранто как гора над холмами.

Они притихли на миг, разглядывая друг друга. Хоть Риса успела за это время только вдохнуть и выдохнуть, казалось, время замедлилось. Одна секунда тянулась вечность.

Сталь закружилась без предупреждения. Камилла и Мило отбивались мечами, но он медленно отгонял их. Звон клинков разносился в коридоре, его громкость вызвала слезы на глазах Рисы. Страж бросился вперед, отгоняя брата и сестру.

Риса ощутила, как пальцы Феррера впились в ее плечо и повели ее прочь. Она пыталась сопротивляться. Она хотела бежать, но знала, что так будет только хуже. Было невозможно не восхищаться грацией движений Сорранто в бою, она словно смотрела на работу мастеров. Несмотря на восхищение, она знала, что от навыков Сорранто зависели их жизни. Хоть она не могла отвести взгляда от боя, она боялась каждого удара старшего стража.

Камилла споткнулась и отлетела к факелу на ее пути. Как акробат, она превратила ошибку в перекат, сделала сальто назад, оттолкнулась, используя меч. Мило не взглянул на нее, бился со стражем с двойной решимостью. Он смог отбить оба клинка врага без колебаний. Он уклонялся, пригибался, делал ложные выпады, останавливал удары и на миг подавил атаку стража.

Камилла повернулась с криком. Ее меч сверкал, кружась. Рисе казалось, что она передавала меч из руки в руку в сложном движении, которое не давало приблизиться к ней. Это удивило стража, и он отступил, когда она приблизилась.

Страж отвлекся, и Мило сделал ход. Как его сестра, он тоже стал кружить меч, передавая его из руки в руку. Вид впечатлял. Риса была потрясена сложностью. А потом он изящно остановился, развернулся и уперся мечом в пол. Он прыгнул, и пятка его сапога попала по челюсти стража, подняла мужчину в воздух и отправила его на спину. Голова мужчины с треском ударилась об каменный пол.

Мило легко приземлился на пол в защитной позе, меч был наготове. Камилла тоже приготовилась нападать, но страж был без сознания.

Риса не успела даже вдохнуть во время этого. Она не знала, что у ее друзей были такие навыки. Если бы она не видела своими глазами, не поверила бы, что Мило одолел такого большого противника.

– Как ты это сделал? – потрясенно выдохнула она.

– Та книга Катарре про мечи была хорошей, – он говорил так скромно, словно шутил над Рисой. – Этот гадкий, – добавил он Камилле. – Я говорил, что он подозрительный.

Камилла встала, тяжело дыша, как ее брат.

– Мы закроем его в комнате. Хорошая награда за пленение трех глав каз, да? – она схватила стража за ногу и с трудом потащила в сторону зачарованной Портелло комнаты.

Мило убрал меч в ножны и пошел помогать ей.

– А если другой страж идет с площади? Он пойдет по юго‑западной башне.

– Пойдем другим путем, – мрачно сказала Камилла.

Риса встревожилась.

– Другим путем?

Мило закрыл ручку двери их бывшей темницы и улыбнулся ей.

– Не переживай, – сказала он. – Тут все становится немного опасным.

 

32

Говорят, нынешний род правителей Кассафорте произошел от вора собак, но доказательств я не нашел.

– шпион Густоф Вернер в письме барону Фридриху ван Вистелу

 

Четверо мужчин могли лечь вдоль Лестницы петиций, поднять руки над головой и все еще не задеть ноги мужчины, лежащего перед ними. Ступеньки были такими широкими, что эти мужчины могли развести руки в стороны и не коснуться краев. Лестница петиций поднималась от первого этажа, от входа, и тянулась позолоченной роскошью до тронного зала наверху.

На каждом подъеме ступени были вырезаны исторические или мифические сцены, и с высотой усиливалась их роскошь. Снизу было видно золотой трон короля. Даже самые жалкие нищие, сев на этот сияющий трон, выглядели бы властно. Те, кто хотели аудиенции с королем Кассафорте, шли бы по этой лестнице, ощущая потрясение и стыдясь себя, а под конец уставали бы и не могли перечить.

Солнце еще попадало на огромный стеклянный купол тронного зала. В это время дня свет искрился на стекле, и купол было видно издалека. Группа Рисы была во тьме. Они стояли в небольшой нише, едва дышали и притихли от страха, свет падал только из крохотных прорезей в резной позолоченной ширме, окружающей их. Белые полосы падали на их лица, будто мазки кистью.

Осторожно, чтобы осколки стекла в мешке на плече не звякнули, Риса склонилась к ближайшей прорези. Мило и Камилла рядом с ней уже смотрели в прорези глаз улыбающихся амуров. Комната когда‑то скрывала телохранителей короля, чтобы они могли следить за ним и броситься действовать, чтобы защитить его. Теперь тут были пять беженцев, пытающихся добраться до северо‑восточной башни.

Длинные пальцы принца стучали по подлокотнику трона, ногти отстукивали ритм.

– Я устал ждать, – сообщил он, чеканя каждый звук.

– Нужно подождать еще немного, – сказал мужчина в одежде Тридцати. Риса не узнала его. – И Оливковая корона будет вашей.

– К демонам это! Толку от нее, если ее нельзя взять? – принц Берто поднял левую руку, Риса видела ее край. Она чуть не вскрикнула – на конце его руки была сморщенная ладонь, пальцы сжались как когти, кожа почернела. Вид пугал ее. Она знала, что потому он прятал ладони, когда прибыл к Диветри.

Приспешник принца сжался, а потом заявил:

– Ваше высочество, целебные силы короны и скипетра…

– Это просто слова! На меня подействовало проклятие короны. Гибель Кассамаги будет моей местью, – за ширмой было слышно все. Риса ощутила, как Феррер заерзал за ней.

– Еще час, – сказал мужчина, низко кланяясь. – И все будет вашим, – он приблизился к принцу, пропал из виду Рисы, и стало видно пьедесталы с двумя священными предметами страны: короной из золота, выглядящей так, словно ее сплели из оливковых веток, и посох, похожий на тяжелую ветку колючего дерева. Рядом с ними лежал рог – копия рога ее казы. Рог замка, который веками звучал с крыши, начиная ритуал верности. От лучей сверху три предмета сияли. Риса ощущала их энергию даже на расстоянии. Они будто звали ее песней, которую точно не слышали ее товарищи. Эта песня радовала ее сердце. Песня убеждала ее, что все было правильно.

Но это было не так. Она должна была уже двигаться к казе, но застряла в этой темной комнате, Мило и Камилла загнали ее сюда во время бега по Лестнице петиций, когда они уловили звуки со стороны покоев принца. План был чистым безумием. Только молниеносные рефлексы стражей и знание замка позволило им, включая медленных Басо и Феррера, спрятаться, пока их не заметили.

– Но где другие стражи? – хотела знать Риса.

Мило сказал ей, что несколько стражей остались в замке, и они были сосредоточены на входах и покоях принца.

– Принц не популярен, – шепнул он. – Те, кто не согласен с тем, что он делает, просто пропали, многие по своему выбору. Тут те, кто сделает все ради повышения или власти. Все, – с нажимом повторил он. Риса вспомнила слова Феррера о грядущей войне, где стражу придется биться со стражем за будущее страны.

– Тот, кто принес мне девчонку. Подхалим. Как его звали? – тон принца был холодным, отвлек Рису от мыслей.

– Не помню, ваше высочество. Он был Диветри.

Она слушала, и сердце пропустило удар от звука ее фамилии.

– Да, проблемный. Из самой проблемной семьи. Решил, что я сделаю такого, как он, одним из новой Семерки. Мы показали ему наше гостеприимство? – Рисе не нравилось, как едко звучали слова.

– Мы раздели его тело и сбросили в канал, – заявил придворный. Он вытащил из кармана камзола знакомую серебряную коробочку. Он открыл ее, отпрянул от запаха tabbaco da fiuto , а потом бросил ее на пол. – Его будет сложно опознать… если кто‑то вообще захочет.

– Хорошо, – во тьме она ощутила, как ее взяли за руку. Мило пытался утешить ее. Она не нуждалась в этом, хотя ценила тепло его прикосновения. Новость о смерти ее кузена только наполнила ее желанием преуспеть и нарушить планы принца. Фредо предал ее, да, и она могла бы сама от него избавиться, но изгнанием, а не казнью.

Принц был на расстоянии руки от места, где она стояла. Было бы просто выйти и напасть на него.

Что‑то в ее движении выдало ее мысль. Феррер сжал ее плечо, а Мило крепче сжал ее ладонь. Расслабиться было сложно, но она смогла опустить плечи, обещая себе мысленно, что превзойдет принца любой ценой.

– А слуга Буночио, который помог нам найти мальчишку?

– С ним тоже разобрались, – сказал приспешник. Трупы, лишенные ценных вещей и одежды порой попадались в каналах в разных частях города. Только ее вмешательство защитило нищего, Дома, от такой судьбы.

Принц невесело рассмеялся.

– Хорошо. Я могу подождать час, – он встал, лиловая мантия шуршала вокруг него. Она заметила, что он скрывал пострадавшую руку в длинном левом рукаве, прижимал ближе к телу. – Пусть главам каз скормят остатки их подношений на ужин. Пусть упрямые дураки насладятся тем, как последние их дома падут, – с презрением взглянув на Оливковую корону, он пошел в сторону длинной галереи, ведущей в восточное крыло. – Думаю, они должны насладиться последним ужином как глав семей. Это делает меня сентиментальным старым дураком, как мой отец? – смех принца, пока его приспешник спускался по Лестнице петиций, звучал как у безумца. Мило сжал руку Рисы во тьме. Боясь за родителей, она сжала его ладонь в ответ. Им всем нужно было вернуться в их казы, чтобы главы семей в плену не теряли надежды.

Дверь хлопнула вдали. Эхо звука пронеслось под потолками галереи и утихло. Они ждали еще миг в темноте и тесноте, едва дыша. Камилла приоткрыла дверь и выглянула.

– Нужно спешить, – это был приказ, а не предложение. – Не ясно, сколько у нас времени.

Басо и Фредо последними скрылись во тьме, но вышли из комнаты стражей за Камиллой первыми. Может, стресс побега прогнал камарандус, потому что юноша Буночио устремился мимо трона в сторону северного коридора, не споткнувшись. Феррер старался двигаться быстро на старых ногах и с тростью. Камилла шла впереди, подняв меч наготове. Мило и Риса вышли последними. Дверь, скрытая в ширме, тихо закрылась. От тишины в тронном зале Рисе было не по себе. Они пошли на носочках по мраморному полу.

Сколько лет она смотрела на замок ночь за ночью и гадала, что лежало под огромным куполом? После тесной комнаты тронный зал казался самым просторным и тихим местом в ее жизни. Он тянулся на несколько этажей в высоту, выше любого храма. Вдали были знаменитые золотые двери, в которые впускали официальные аудиенции. Они веками находились напротив ликов богов, заметных даже издалека. Ковер лилового цвета тянулся от входа в их сторону и к трону на возвышении. На стенах цвета лазури были балконы, с которых Семь и Тридцать могли смотреть на придворные мероприятия, идеальные полумесяцы были выделены каждой семье, и почти у пола Риса увидела балкон для ее семьи. Она ни разу не стояла за его мраморными перилами.

Ни Мило, ни Камилла, ни Феррер не были так потрясены тронным залом, как она. Да, они видели до этого знамена – десятки ярдов коричнево‑лилового шелка, свисающие с перекладин почти на всю стену – и ниши со статуями. Как иначе можно было объяснить то, что они не были впечатлены тем, что их окружало? Голова Рисы закружилась, когда она посмотрела на купол над ними, по краям были изображены Лена и Муро, тянулись с небес к ладони смертного у воды. В центре купола было свинцовое стекло, но так далеко, что она не могла разобрать сложный узор. Один из ее предков создал это окно, и она даже не знала об этом.

– Осторожно, – шепнул Мило, прижав ладонь к ее спине. Она опустила голову, быстро моргая. – Ты в порядке?

– Да, – она ощущала нечто в груди. Она переживала миг, что устроила себе головокружение, но от этого она не ощущала бы такое воодушевление. Что тянуло ее в ту сторону? – Я в порядке.

– Вы точно не быстрые, – прошипела Камилла. – Идемте!

Камилла развернулась, и Риса оглянулась. За ней стоял трон короля, огромный. Его спинка была выше Феррера, на ней были вырезаны ветви. Любой на этом троне выглядел бы так, словно его обрамляли золотые оливковые ветви. Неподалеку стоял трон поменьше, позолоченный и в подушках. Видимо, это был трон принца.

На пьедестале перед троном лежали Оливковая корона и Скипетр с шипами – символы короля Кассафорте. Она не знала, как, но они радостно пели ей, пока она шла мимо. Даже века спустя они не потускнели. Она остановилась, глядя на них, очарованная вибрациями, которые они посылали ей, напоминая окно и ее разбитую чашу, но куда сильнее. Она многое отдала бы, чтобы изучить их! Хотя эти два предмета были дороже всего золота в стране, их не скрывали, никто не боялся кражи. Только король мог получить предметы и не пострадать. Она поежилась, вспомнив руку принца. И все же…

– Риса! – шок Мило вернул ее в реальность. Он сжимал ее руку, протянутую к короне. Он остановил ее на расстоянии пальца от короны. – Что ты делаешь?

– Долго объяснять, – сказала она едва слышно. – С прошлой ночи многое изменилось, Мило. Я теперь другая.

Он покачал головой.

– Думай, казарра. Ты видела, что одно прикосновение сделало с принцем!

Риса, какой она была вчера, разозлилась бы на его вмешательство, но сейчас она восхищалась им. Радость наполняла ее, будто поток воды вырвался из‑под земли. Она хотела петь об этом миру. Он переживал за нее!

– Я не та, кто спорил с тобой вчера, – сказала она, сжимая его ладони. – Ты видел меня в стекле утром. Я сделала это, Мило. Я смогла. Я многое теперь могу. Я знаю, почему меня не взяли в инсулы! Я знаю, почему боги свели нас, и я знаю, что ты давно переживаешь за меня.

– Да?

– Да. Но сейчас тебе нужно поверить в меня. Ты можешь?

Ее уверенность поразила его. Его лицо смягчилось, их ладони прижимались друг к другу. Он кивнул.

– Просто… – он замолчал и тряхнул головой. – Я верю в тебя.

Она улыбнулась ему и протянула руку к короне. Через миг колебания она взяла ее в руки.

Шок пробежал по телу. Ее руки словно пылали, но не горели. Она увидела, какой корона была изначально: коричневый венец из веток оливкового дерева. Века картинками мелькали перед ее глазами. За секунду она увидела десятки мрачных мужчин и женщин, молодых и старых, со шрамами от сражений и жиром от праздного образа жизни. Они сидели на высоком троне, принимая корону, ее опускали им на головы. Призрачные толпы в богатых нарядах низко кланялись новым правителям. Она узнала короля Алессандро последним: юноша, уже становящийся мужчиной, его кудрявые каштановые волосы выглядели так же, как она видела всю жизнь на портретах. Но его лицо не было портретом. Он был настоящим, как все правители, которых она увидела, хоть все они давно были упокоены.

Она держала корону в руках, смотрела на нее не своими глазами. Творение поражало. Корона напоминала ей окна ее матери с витражами – тысячи кусочков разного цвета соединялись вставками из свинца. Она знала теорию создания окон и часто делала свои маленькие окна. Она понимала, как создавались окна мамы, но их размер был куда больше, чем ее крохотные творения.

Энергия короны задевала ее так же. Она инстинктивно знала, что со временем и изучением она поймет, как Аллирия Кассамаги сплела такие чары. Она ощущала, что то, что она совершила в этот день, было мелочью, в сравнении с этим. Феррер считал то чудесами, но предмет в ее руке был настоящим чудом. Она сможет делать такое. Однажды. Она пообещала себе.

– Риса, – прошептал Мило.

– Все хорошо, – она пришла в себя. Она сняла с плеча мешок и открыла его. – Я должна была получить это.

– Не понимаю. Ты… королева? Это ты… о, боги!

– Нет, – она покачала головой. – Мне просто нужно забрать их, пока мы не найдем следующего истинного короля.

– Ты не можешь забрать… – он не дал себе закончить. Ее иммунитет к силам короны ошеломил ее.

– Я должна, – просто сказала она, убрала корону в мешок. Она добавила туда и скипетр. – Я думаю наперед, Мило. Если принц Берто назначит новую Семерку, они не смогут дать ему Оливковую корону, если ее нет, – он улыбнулся от простоты ее слов, а потом выждал, пока она затянет шнурок мешка, и взял ее за руку. – Не говори остальным, – предупредила она.

– Лучше поспешим, – сказал он ей. – Камилла будет недовольна.

Старшая Сорренто и в самом деле не была рада, что они задержались.

– Вы не можете подождать, пока это кончится, для своего счастливого воссоединения? – пожаловалась она, заметив, что они держатся за руки.

– Я напомню это, когда мы спустимся к Амо, – парировал Мило, но без злобы. – Думаю, ты будешь рада ощутить на себе его ручищи, – сестра яростно посмотрела на него, но Мило подмигнул Рисе. Она прижала палец к губам, чтобы он молчал, и пошла за Камиллой в северо‑восточную башню.

К счастью, спустились они без проблем. Камилла шла первой, прислушиваясь, ее мышцы были напряжены, готовы к бою. Они останавливались на площадках и проверяли, не было ли часовых на пути, а потом спускались дальше. Как Мило и говорил, никого не было, даже на первом этаже замка.

– Жутко, – отметил он на ухо Рисе, пока они шли по темному коридору с низким потолком. – Даже слишком просто.

– Принц живет в опустевшем замке, – сказал Феррер. Горбясь от возраста, он легче умещался в коридоре, чем они. – Мало стражей, еще меньше слуг, и он плохо понимает, как управлять замком. Берто не думает наперед.

– Я не говорил, что мне это не нравится, казарро, – весело ответил Мило. – После такого дня я благодарен, что боги подарили нам безопасный выход.

– Мы еще не вышли, – напомнил ему Феррер, поймал Рису, когда она оступилась на неровном кирпиче. Мешок звякнул на ее спине.

Камилла приоткрыла древнюю деревянную дверь со скругленным верхом, укрепленную полосами железа. Она выглянула и открыла ее шире.

– Почти вышли, – сообщила она с мрачным триумфом. Свет солнца полился в темный коридор, позволяя увидеть, что их ждало впереди. Свет чуть не ослепил Рису. Моргнув пару раз, она заметила две гондолы у железных ворот в конце под низким навесом из камня, покрытого мхом. Амо и Маттио стояли в них с шестами наготове. Она и другие беженцы добрались до старых ворот и Королевского канала под восточным мостом.

Риса обрадовалась свежему воздуху и почти смеялась от этого. Они сбежали из замка. Она отметила, как вежливо и холодно Камилла встретила Амо. Она точно подавила радость при виде любимого, чтобы Мило не комментировал и дальше руки стеклодува. Риса не могла так сдерживаться при виде Маттио. Она ступила в гондолу и крепко обняла его пояс.

– Получилось! – присвистнул он с широкой улыбкой, а потом обнял ее так, что она на миг перестала дышать. – Я переживал, – сказал он. – Твой отец убил бы меня, если бы я допустил, чтобы что‑нибудь случилось с тобой.

– И я скучала, – сказала она, устроилась в гондоле с Мило. Другие забрались к Амо. Она заметила впервые, что со стороны площади звучала музыка. – Они еще выступают? – поразилась она.

Маттио кивнул.

– Думаю, Рикард будет играть, пока не сотрет пальцы, чтобы загладить вину. Он плохо принял новость, что ты пропала, – мысль была трогательной. Риса поклялась, что не будет так строго думать о Поэте народа в будущем.

– Боги, – завопила Камилла. Ее гондола покачнулась, она вытащила палку из воды и бросила ее в лодку со стуком. Она вытащила меч из ножен, описала им сверкающую дугу. Басо, Феррер и Амо схватились за края гондолы. Другие потрясено смотрели на нее.

Риса повернулась, чтобы понять, что встревожило Камиллу. Она помрачнела, заметив двух стражей, бегущих из коридора.

– Стоять! – приказал один из них, голос отражался от кирпичей. Риса дико озиралась. Другие опешили, как она.

– Вот и все, – прорычал Маттио, оттолкнулся шестом и направил гондолу по каналу. Амо тоже стал вести гондолу.

Мило на краю гондолы Рисы схватил меч. Он покачивался из‑за движения лодки. Только вопль Амо спас его голову от столкновения с шипами поднятой решетки врат канала. Он пригнулся, посмотрел на проход, откуда доносились крики стражей, и поднял руку.

– Остановите гондолы.

– Нельзя! – сказал Феррер. – Нужно спешить!

– Стоять! – приказал Мило. Маттио послушался, они с Амо надавили на шести и замедлили две лодки.

Риса молчала до этого, но сейчас не могла.

– Нельзя…!

Мило остановил ее, подняв руку.

– Я знаю, как думают эти стражи. Поверь, Риса. Поверь, ведь я поверил в тебя.

Крики стражей вызывали у Рисы желание прыгнуть в канал и плыть домой. Но, хоть она хотела оказаться подальше от замка, она подавила желание спорить. Было сложно молчать, как бы она ни верила другу. Она сжала мешок, затаила дыхание и старалась не паниковать.

– Они, наверное, шли на смену, – сказал Мило Камилле.

– Тогда их будет всего двое, – Камилла заняла защитную позу, напряглась.

– Нужно выждать правильный миг, – Мило поднял руку, чтобы гондолы не двигались. Их лодки были в дюжине рук от ворот. Он объяснил Рисе. – Если мы отплывем далеко, они побегут за подкреплением, и мы проиграем. Если они думают, что могут нас поймать…

Два стража появились у решетки ворот. Первый бежал так быстро, что не успел остановиться на краю и рухнул в воду с воплем. Другой выругался и оглянулся на коридор, словно пытался понять, что делать.

– Ждите, – Мило протянул руку и пригнулся.

Первый страж всплыл, отплевываясь. Его берет кружился в воде рядом с ним. Волосы длиной до подбородка скрывали его глаза. Он моргнул и заметил гондолы неподалеку, но когда он попытался поплыть к ним, его руки запутались в тяжелой мокрой ткани плаща. Яростно сплевывая воду, он стал терзать золотую веревку на шее, на которой держался плащ.

– Ждите… – сказал Мило. Другие побелели от тревоги. Риса подавляла желание говорить, затаила дыхание так, что пятна появились перед глазами.

Другой страж, большой и мускулистый, выругался от проблем первого. Он развязал узел плаща одной рукой, сбросил на кирпичи и пояс с мечом. Оглядываясь, но не видя подкрепление, он прыгал, снимая сапоги. Через секунды он остался в носках. Первый страж позвал товарища, его плащ, наконец, утонул в канале.

– Ждите.

Второй решил не уходить в коридор. Без колебаний он бросился в канал. Взлетели брызги в воздух.

Два стража поплыли к гондолам. Они были на расстоянии дюжины рук. Десяти. Восьми. Но лодки не двигались. Они были как утки в воде, не знающие, что змеи плыли к ним. Шесть. Еще пара взмахов руками, и стражи смогут уцепиться за гондолы. Когда их разделяли четыре взмаха руками, второй страж поднял голову и стряхнул воду с лица, готовясь кричать приказ.

– Сейчас!

От слова Мило Амо и Маттио надавили на шесты. Гондолы сопротивлялись, но стали рассекать воду. От вдоха легкие Рисы заболели, голова кружилась. Она не понимала, что так долго задерживала дыхание.

– Они останавливаются! – указала она.

Многие уже смотрели туда. Два стража промокли и перестали плыть за ними. Они были двумя уменьшающимися красными точками на воде. Только Маттио и Амо смотрели вперед, гребли сильными руками, уносили гондолы от замка.

Сердце Рисы колотилось, она не сразу услышала звон с вершины замка. Металлический звук сначала был тихим, но становился громче, окна открывались, выглядывали головы.

– Они бьют тревогу, – резко сказал Мило.

– Но почему? – Камилла перебралась через двух казарро в гондоле и встала как можно ближе к корме, не мешая Амо. – Они еще не могли обнаружить пропажу. Двое в воде не кричали. Откуда они знают? Дай, – приказала она Амо, яростно забрала шест. Амо был рад отдать свою роль ей. Он тяжело дышал. Плеск воды заглушил ругательства их преследователей.

– Может, мы что‑то задели, – сказал Мило. Он виновато взглянул на Рису. Она с паникой сжала ценный груз. Он не хотел выдавать ее.

Тревога терзала ее, она вдруг поняла, что ее глупый поступок подверг их опасности. Как она могла объяснить им, что ей нужно было забрать корону и скипетр?

– Простите, – сказала она.

– За что? – спросил Маттио. Риса рассказала бы, если бы Мило не покачал головой. Может, стоило пока промолчать насчет содержимого мешка.

Они покинули почти пустые воды района замка и направились к одному из рынков на краю. Они плыли под торговым мостом, Камилле и Маттио пришлось замедлиться, чтобы не столкнуться с гондолами по бокам. Нищий бросил охапку горлянок, которую собрал в одной из них, увидев их.

– Мы в безопасности? – Феррер смотрел на людей на мостах над ними. Многие смотрели в сторону замка, откуда еще звучал звон тревоги. Воздух был полон взволнованного гула, но никто не смотрел на их гондолы. – Хотя бы немного?

Риса думала о том же. Басо склонялся над краем лодки, и Риса на миг подумала, что он выпадет. Но он слушал.

– Копыта, – объяснил он с большими глазами.

И они все их услышали. Стук копыт по камням, эхо между высоких зданий. Риса вытянула шею, но их гондолы попали под мост, широкий, на нем мог разместиться небольшой рынок. Было неприятно не видеть ничего, кроме лишайника на камнях сверху и солнца на водах за мостом. Все звуки стали тише, кроме плеска воды и их дыхания. Камилла и Маттио вели их вперед.

Они выплыли на свет. Раздался вопль лошади. Риса озиралась и заметила белую лошадь, тормозящую на краю моста возле телеги. Она увидела вспышку красного, всадник спрыгнул с нее и бросился в воду, чуть не утащив тележку с собой. Страж рухнул в канал на живот, вода полетела в стороны. Как и прошлые преследователи, он запутался в форме и беспомощно барахтался.

У них не было времени радоваться, еще два всадника ехали следом, миновали лошадь первого. Дорожки у каналов были полны жителей Кассафорте, хотя они испуганно убегали от лошадей, несущихся вперед. Мило указал на потертую лестницу, ведущую из воды у моста впереди.

– Нам нужно плыть быстрее, – сказал он. – Иначе будут гости.

– Знаю, – выдавила Камилла. Ее лицо покраснело от усилий, но она гребла дальше. Два стража уже догнали их и кричали приказы торговцам неподалеку. Плащи развевались за ними, они спустились по ступенькам к гондолам. Когда лодка Рисы плыла мимо них в тень моста, она увидела, как они скалились.

Амо отдышался.

– Давай, – сказал он Камилле, пытаясь забрать шест. Она тряхнула головой. Феррер поджал губы, пытался вглядеться через очки во мрак под изогнутым мостом.

– Быстрее! – подгонял Маттио Мило.

– Я не могу так все время! – предупредил Маттио. Его кудрявые волосы намокли от пота, льющегося по вискам.

Но он греб, боялся. Одна из гондол сбоку поплыла за ними. Они не могли оставаться впереди. Два стража гребли на одной лодке.

Меч Мило заблестел на солнце, когда они выплыли из‑под моста и стали поворачивать с каналом.

– Не приближайся, – предупредил он Рису. – Они догоняют. Что делать? – крикнул он сестре.

– Ничего хорошего, – прорычала она, оглянулась на лодку. – Держитесь впереди, но не отрывайтесь далеко, – две гондолы плыли почти бок о бок по Королевскому каналу, но теперь Риса миновала друзей в лодке Камиллы, сначала Амо, потом Феррера, а потом и Басо на носу гондолы. Камилла старалась удержаться на ногах, замедляя гондолу шестом.

Риса повернулась, переживая из‑за их замедления.

– Что она сделает?

– Не знаю, – Мило покачал головой. Даже в напряженный момент он смог улыбнуться ей. – Но уверен, что будет хорошо.

Голос Камиллы прозвенел над водой. Гондола стражей приближалась.

– Отпустите нас, – ее голос был удивительно слабым. Казалось, она могла заплакать, и это не вязалось с ее характером. – Прошу. Мы ничего не хотели!

– Стоило подумать об этом раньше, предательница, – прорычал страж на носу гондолы, его товарищ замедлил их лодку. – Опусти руки и остановись!

– Ладно! – она сжимала в правой руке шест гондолы, потянулась к ножнам на левой стороне и свободной рукой вытащила меч. Она бросила его на дно лодки за собой. Мило опустился на колени и бросил меч на между собой и Маттио. А потом встал и показал пустые руки. – Мы не вооружены.

– Это проще, чем ты думал, Веркуцио, – сказал другой страж. Они были на расстоянии руки от гондолы Камиллы и приближались.

– Женщины всегда такие, – сказал страж, заговоривший с ними первым. Он улыбнулся, и Риса увидела у него золотой зуб. Камилла нахмурилась от его слов. – Милые, но стражами быть не должны.

– Или получать мечи, – рассмеялся другой.

Нос его гондолы ткнул борт Камиллы. Страж собирался забраться к ним, взмахнул ногой. Риса вдруг поняла по его радостному лицу, что он не понял, что Камилла намеренно дала им догнать ее. Он стал перебираться в ее гондолу.

Тяжелый шест поднялся из канала. Капли воды описали дугу в воздухе, Камилла опустила шест на руку стража. От треска дерева по кости Риса зажмурилась.

– Мне не нужен меч, – заявила Камилла. Страж рухнул в воду и закричал от боли – визжал, как свинья на заклании. Камилла сжала палку обеими руками и подняла ее в воздух. Она без колебаний опустила ее на лоб мужчины.

Визг оборвался. Страж долго покачивался на воде, его глаза закатились.

– Плыви, – крикнула Камилла Маттио, чтобы он ускорился. Красная лужа растекалась вокруг головы стража. Его глаза потускнели. А потом тело утонуло.

Камилла побелела. Она отдала шест Амо, согнулась над краем гондолы, и ее стошнило в воду. Риса поняла, что она еще никого не убивала. Даже во имя долга было сложно убить человека. Ей стало не по себе. Сколько людей умрет до конца дня?

– Минус один, – мрачно пробормотал Мило.

 

33

Страна – не только стандарты, не только защита. Страна – это народ.

– Орсино, король Кассафорте, во время Лазурного вторжения

 

– Нужен новый план, – Мило указал на юг, где перед ними возвышался Мост храма.

Если бы Риса смотрела на него с балкона казы, окруженная семьей и работниками мастерской отца, этот самый длинный и широкий мост в Кассафорте выглядел бы красиво на закате. Но она не могла сейчас восхищаться его резными арками, она была потрясена дюжинам гондол под ним и рядом с ним, перекрывающим проход.

Риса запаниковала, что стражи обогнали их и решили перекрыть путь. Она смотрела на гондолы и заметила, что там были люди в поношенных плащах. Веревки между гондолами были с сохнущим бельем. Даже издалека было слышно вопли детей на руках матерей, смех и споры людей на острове лодок.

Риса потрясенно посмотрела на Мило. Он не был удивлен.

– Видимо, ты тут не плавала ближе к ночи, – сказал он, глядя назад на случай, если догонят стражи. – Тут ночью народ гондол. Это помеха.

– Народ гондол?

Феррер молчал последнее время, но он заговорил. Их разделяло небольшое расстояние.

– Многие нищие и изгои города живут в лодках. Я не знал, что их так много, – он покачал головой.

– Но как нам проплыть? – Риса знала, что звучала почти истерично, но пути не было. Они плыли к мосту, и несколько человек на тех гондолах уже встали и злобно кричали на них, прося замедлиться.

– Никак, – Мило стиснул зубы. – Мы пробьемся, будем прыгать по лодкам и захватим гондолу на другой стороне. Камилла, на тебе старик. Без обид, казарро, – с уважением добавил он.

– Я и не обижен, – спокойно сказал Феррер.

– Я постараюсь провести нас, но смотрите в оба. И держитесь, – Мило забрал шест у уставшего Маттио, ткнул им в дно канала. Их гондола стала кружиться, направляясь к каменной опоре моста. Его сестра следовала его примеру. Риса растерялась, голова кружилась. Она смотрела, как гондола Камиллы уносится от них. За ними страж, еще преследующий их, издал вопль потрясения и попробовал замедлить лодку.

Вопли поднялись от собрания гондол под мостом. Риса услышала визг женщин и гневные басы мужчин.

– Держитесь! – крикнул Мило властно, и Риса тут же схватилась за борт.

Их лодка врезалась в гондолы, и от удара она чуть не отлетела. Столкновение направило их в другую лодку, и Риса ощущала себя маленьким свертком, летящим с большой высоты. Их гондола врезалась в каменную колонну. Страж врезался в них, растянулся на дне лодки и перевернулся. Они все упали от удара.

Злой мужчина с густыми усами кричал на них, когда они поднялись на ноги, пытаясь удержать равновесие и не перевернуться с гондолой. Мило вытащил меч, и мужчина замолк, заметив на Мило и Рисе форму стражей. Только когда Мило прыгнул из своей гондолы в гондолу мужчины, он возразил. Мило протянул руку Рисе.

– Идем, – он игнорировал потрясение мужчины. – За мной.

Риса много раз прыгала с лодки на лодку, но не в таких обстоятельствах. В каждой гондоле были вещи, ящики и даже курицы с кроликами. Риса боялась, что затопчет вещи каждой семьи, на гондолу которой забиралась.

– Простите, – сказала она женщине, жующей перец, ударившей полотенцем по ее ногам, когда они шагнули на ее лодку. – Простите! – повторила она девочке с грязным лицом, которая сосала палец и бесстрастно смотрела, как они втроем перебрались над тарелкой хлеба – ее ужином.

Лодки собрались плотно в темноте моста, и они вряд ли могли оступиться. Во многих местах было просто перепрыгнуть на другую гондолу, но иногда было опасно. Риса скривилась, наступив на корзинку яиц, выслушав проклятия от старушки, которая только опустила корзинку. Они медленно двигались, и она видела, как Камилла и Амо помогают Ферреру перебираться через лабиринт людей и лодок. Они вот‑вот могли пересечься с ними, Басо двигался сам за ними.

Риса услышала сзади визг женщины, плеск воды.

– Пятка Муро, – выругался Маттио в паре гондол от них. – Он близко.

Страж забрался в гондолу. Вода промочила его форму, гнев гнал его дальше. С поразительной силой он перебрался через несколько лодок отчаянными прыжками. Мужчина поднялся и закричал на него, но страж ужарил его по животу и пошел дальше.

– Теперь мы можем разобраться с ним, – прорычал Мило. – Вниз, – он толкнул Рису на скамью, и она оказалась лицом к лицу с девушкой, которая плохо скрывала недовольство во взгляде. Хоть девушка была ее возраста, Риса была потрясена, увидев ребенка, сосущего ее грудь. Мило повернулся в сторону стража.

– Иду, – услышала Риса крик Камиллы. Она крикнул Амо вести Феррера на юг. Мило схватил с подставки на краю гондолы шест, сжал его руками возле центра. Девушка напротив Рисы хмуро глядела на Мило, а потом на Маттио, схватившего шест соседней гондолы, а потом на Рису. Она прижимала к себе ребенка, покачивая его, не переживая из‑за сражения рядом. Риса не знала, как часто происходили драки у народа гондол.

От смеха стража, гнавшегося за ними, Риса оторвала взгляд от грязного лица девушки. Страж схватил шест и замахнулся на Мило. К недовольству Рисы, страж вдруг остановил шест и направил его вперед так, что чуть не попал краями по лицам Мило и Маттио. Мило вовремя пригнулся, но Маттио пришлось уклониться. Он ударился головой об колонну, прижал ладонь к лицу и застонал. Риса повернулась к девушке.

– Помоги нам, – взмолилась она.

– Помочь? – фыркнула девушка резким тоном. – Смешно. Твоя одежда меня не обманет. Я тебя видела. Ты из Тридцати, да? Ты мне никогда не помогала. С чего мне помогать тебе, если ты и так высоко и в порядке?

Риса быстро размышляла. Эти люди вряд ли им помогут, и она понимала, почему. Они вторглись в их дома, топтали их еду и вещи. Ее группа была сама по себе.

– Ладно, – рявкнула она девушке строже, чем хотела, схватила удочку со дна гондолы. – Я скоро верну это, – рявкнула она, игнорируя вопли женщины.

Она прыгнула к центру скопления лодок. Дерево стучало, Мило и страж сражались. Ее удочка была из прочного дерева, и она надеялась, что подберется к стражу и стукнет его, чтобы лишить его равновесия.

– Дура, – рявкнул Маттио за ней. Риса обернулась, он убрал руку от носа, кровь была на пальцах. – Она не из бесполезных Тридцати. Она – Диветри. Казарра Диветри! – девушка повторила за ним:

– Казарра Диветри…

Она услышала визг со стороны Мило. Риса испугалась, что его ранили, но кричала девочка, сжавшаяся за ним, рыдая и прикрывая голову. Мило услышал крик и повернулся.

Его враг использовал шанс и толкнул шестом, Мило пошатнулся, и Риса закричала. Мило не дал себе упасть на девочку, уперся шестом в дно гондолы и развернулся, как акробат, пролетел над девочкой и приземлился на другую лодку.

Хоть от толчка гондола девочки покачнулась, она уже не была в опасности, и это обрадовало Рису. Женщина из соседней лодки забрала ее к себе.

– Казарра Диветри? Риса? – она поразилась, услышав от грязной девушки свое имя, и застыла на пути к стражу. – Тесса! – крикнула девушка женщине в гондоле неподалеку. – Ты слышала? В моей лодке Риса, дочь стеклодува!

Она была уже близко. Сможет ли она сделать это? Она замерла на миг, борясь с непривычным. Но она все утро исполняла невозможное. Один трюк должен быть по силам.

Страж закрывал собой Мило. Риса ждала, пока он не поднял шест. Изо всех сил она ударила удочкой по его пояснице, сдавленно выдохнув.

– Да ладно! – ответила женщина в двух лодках от нее. – Та, из песни?

Она словно била травинкой по стене замка. Страж не упал. Он отскочил, следя за Мило и Рисой. Он с улыбкой схватил ее удочку и выдернул из ее рук. Она закричала от боли, когда грубое дерево поцарапало ее ладони.

– Та самая. В моей гондоле, – девушку это явно радовало.

– Риса! Назад! – Маттио двигался к ней, лицо было в крови. Он попал в лодку юной матери, его нога запуталась в веревке. Риса не хотела отступать. Она искала взглядом оружие, чтобы напасть снова.

Камилла смогла подобраться к ним, но недостаточно близко. Риса едва могла смотреть, как Мило и страж бились шестами, оба были умелыми. Они пытались разбить друг другу головы или пробить животы.

– Риса из Диветри? Я люблю ту песню! – добавил мужчина в стороне. Он прыгнул в гондолу ближе. Короткие рукава туники открывали сильные предплечья. Он сжимал в руках помидоры. – Ты не должен трогать Рису, дочь стеклодува, – крикнул он стражу, бросил с силой помидор в него. Он попал по голове стража, и тот покачнулся. Мужчина с радостью швырнул другой помидор, и тот взорвался на щеке стража.

Перец полетел издалека, а потом яйцо. Воздух вдруг наполнился криками, отовсюду летели фрукты, овощи, яйца, кружки, свечи, камни – все устремлялось под Мостом храма к стражу, заставляя его кривиться и отмахиваться. Шест выпал из рук стража, застучал по гондоле, а снаряды все летели со всех сторон. Вещи были дешевыми для Рисы, но дорогими для людей, у которых почти ничего не было. Горло Рисы сдавило, когда девушка с ребенком у груди поднялась и с воплем бросила комок старой ленты.

Страж не мог видеть, и Мило опустил шест на его голову. Страж схватился за голову, упал на колени. Мило ударил еще раз, сильнее. Страж упал лицом вперед, руки растянулись у края гондолы. Люди вокруг радостно завопили, хотя издалека еще летели овощи, падая на бессознательное тело стража.

Риса тут же пошла к Маттио, чтобы помочь ему выпутаться. Девушка смотрела на нее как на старого друга.

– Я знаю, это не магия, которую умеете вы в Семерке, но это весело для нас, обычных людей, – сказала она, покачивая ребенка.

Риса уставилась на нее. Только за последний час она испытала больше страха и опасности, чем многие люди за всю жизнь. Она увидела, как ее подруга убила человека. Она увидела, как незнакомцы, презиравшие ее за богатство и титул, защитили ее. Хоть она была удивлена, что они помогли ей, она ощущала и печаль от того, какой была ситуация.

Она стояла, ощущала силу Оливковой короны и Скипетра с шипами за спиной в мешке. Вокруг себя она ощущала другую силу – неосязаемую, но манящую. Часть исходила от Камиллы и Мило, смелых и готовых биться за то, во что они верили. Больше исходило от Амо и Маттио. Но сильнее всего была энергия толпы, похожая на чары. Бесстрашие. Верность.

– Ошибаешься, – сказала она девушке. – Каждый из вас сейчас творил магию, – она вдруг взяла девушку за руку. Она поклялась себе, что, когда это кончится, она не только вспомнит о девушке и храбрых людях без ломов, прячущихся ночью под мостом, но и проследит, чтобы им помогли. – Магию просто проще принимать как должное, когда она все время рядом.

 

34

Жаль, что эти странные люди, жители Кассафорте, с их потворством и верой в чары, не обладают качествами, которые мы в цивилизованных землях принимаем как должное: решимость, способность отличать правильное от неправильного. Потому они не станут главным народом.

– Целестина дю Барбарей «Традиции и причуды Лазурного берега: справочник для путника»

 

– Нужно принять решение. Сейчас, – сообщила деловито Камилла. Народ под мостом дал им гондолу, где уместились все сразу. – Если бы мы двигались быстрее, – сказала Камилла, – смогли бы вернуть всех вас в казы. После столкновения со стражами, всех троих…

– Сестра хочет сказать, что до заката осталось около двадцати минут, – перебил Мило с мрачным видом. – Будет сложно вернуться в одну казу, не то что в три. Нужно выбрать.

Они покачивались на воде в тишине. Вокруг них шептались люди на гондолах. Надежда Рисы на возвращение домой стала кошмаром. Она снова представила, как бьются окна, лишаясь чар, и работы ее матери становятся убийственными осколками, а печи отца взрываются огнем, который будет видно на мили. Века работы будут разрушены, если они не вернутся в Казу Диветри.

Она посмотрела на двух казарро, удивляясь, что вдруг стала презирать их. Ее друзья рисковали, чтобы помочь ей, а не им. Они должны были выбрать Казу Диветри!

Казалось, история, прошлое и будущее, соединились в этот миг. Она ощущала из мешка энергию Оливковой короны и Скипетра с шипами. Вокруг нее она ощущала силы друзей и народа под Мостом храма.

«Нет, – она чуть не рассмеялась от своего эгоизма. – Это не так».

Нищие и изгои знали ее только из песни Рикарда – они напали на стража не из‑за ее интересов. Камилла и Мило рисковали жизнями и работой не для спасения незначительной Рисы Диветри, а ради того, что она представляла. Свободу. Защиту от тирании. Ее друзья рисковали ради свободы Кассафорте.

Они боролись за Кассафорте, объединяли энергии, чтобы пророчество Феррера о войне не сбылось. Страна была важнее одного человека или даже семьи.

Мило знал. Она восхитилась им и его верностью еще сильнее.

– Каза Кассамаги, – заявила она, не жалея. – Нужно спасти Кассамаги и записи.

Другие посмотрели на Феррера. Он обрадовался на миг, словно тоже переживал из‑за тех же мыслей. Он покачал головой.

– Кассамаги старый дом, – медленно сказал он, – им правит старик, донимающий сыновей и слуг болтовней. Наши записи – ничто. Ты – судьба Кассафорте, девочка, – он дрожащей ладонью прижался к ее подбородку и вздохнул. – Спасем Казу Диветри. Думаю, Басо согласится со мной? – мальчик тут же кивнул.

Слезы выступили на глазах Рисы. Ее кожа покраснела от холода, была в мурашках. Старик улыбнулся ей.

– Спасибо, – сказала она.

– Не за что.

– Каза Диветри ближе всех, – признал Мило.

– Признаюсь, я рад выбору, – Маттио был заметно радостным.

– Но что нам делать там? – Амо был готов грести. – Нужен план. Мило? Камилла?

Камилла покачала головой.

– Решать не мне.

Мило тоже отказался.

– Такое серьезное дело требует решения казарро, – он кивнул Ферреру, – или казарры, – он посмотрел на Рису с надеждой.

Он верил в нее. Он не поучал ее, а просто верил в нее. И ей казалось, что она была способна на все.

– У меня есть план, – он родился из ее радости от его веры в нее. – Мы вернемся в Казу Диветри и сделаем ее своей крепостью. Многие люди в городе хотят, чтобы мы преуспели против принца, – она указал на людей в гондолах вокруг нее. Они захлопали, вопя. – Другие выступят с нами против принца, и все они – истинные сыновья и дочери Муро и Лены! Если нужно, мы сделаем из них стражей и расставим их на мостах, у дверей и окон. Я буду ночь за ночью поднимать флаг и трубить в рог, и мой город будет знать, что против узурпатора Каза Диветри и гордый народ, – ее решимость привлекла внимание толпы. Она ощущала, как груз в мешке придавал ей сил. – Мы будем стоять против него недели и месяцы, если нужно! Мы должны! Вы со мной!

Толпа захлопала, оглушая. Но она смотрела только на Мило. Он сиял, и она видела ответ, словно он кричал его изо всех сил.

– Лучше поспешить, – Маттио поплыл от Моста храма. – Амо, бери другой шест.

Воды канала казались неподвижными, но когда они покинули Королевский канал и попали в узкий водный проход, ведущий к Казе Диветри, и течение воды к морю ускоряло их путь на юг. Риса была удивлена, когда оглянулась и увидела, что гондолы из‑под моста плывут за ними. Сильные мужчины гордо выпятили груди, женщины с платками на косах тоже гребли, как и подростки, стремясь за гондолой Рисы. Некоторые пели песню Рикарда, звук разносился над водой.

Это должно было радовать Рису. Но на западе она видела, как солнце опускалось все ниже. Оно казалось зловеще красным, последние лучи плясали на каналах. Она мысленно подгоняла гребущих. Скорее! Скорее!

Она так сосредоточилась на солнце и его движении, что топот сапог в унисон испугал ее. Мило перестал грести у одного из мостов, тянущегося по диагонали. Пение прекратилось. Они видели стражей, бегущих отрядом на юг. Казалось, принц сжал ее когтями издалека, сдавил ее легкие. Они направлялись к Казе Диветри.

– Мы можем опередить их, – сказала Камилла. Рисе от этого легче не стало.

Их новая гондола была большой и тяжелой, но ребята гребли вместе, и поток воды позволял им плыть быстрее. Она услышала, что они догнали стражей, а через пару секунд перегнали их.

Здания вокруг канала стали знакомыми. Многие она видела из окна каждый день. После враждебных лиц и мест знакомый вид воодушевил ее. Она прибудет заранее, окруженная людьми, готовыми биться с ней за город и страну. Надежда была. Она преуспеет.

Гондола стукнулась об камень и остановилась. Мило тут же вскочил на ноги, помог Рисе первой сойти на землю.

– Иди! – он подтолкнул ее, прижимая ладонь к пояснице.

Это не требовалось. Он оглянулся, она побежала по причалу и по грубой лестнице, ведущей к площади Диветри. Она миновала по две ступеньки, придумывала, как быстрее добраться до балкона наверху.

«Быстрее всего, – думала она, тяжело дыша, взбираясь по лестнице, – будет побежать по верхнему мосту и…».

Она застыла и смотрела, не понимая, что видела. Вход на мост впереди перекрыли двадцать стражей. Они стояли плечом к плечу, подняв мечи и скрестив непроницаемым барьером. Она повернулась к нижнему мосту, чуть в стороне на востоке. Но в тенях сумерек она видела, что и там стояли стражи.

Солнце уже задевало краем горизонт на западе. Вдали зазвучал рог из замка. Звук был низким и протяжным, звучал на фоне лилово‑красного неба и утихал.

Ответа Кассамаги этой ночью не будет.

«Простите», – она подумала о Феррере. Она смутно ощущала, что Камилла и Мило догнали ее. Они раздраженно ругались, и их голоса вернули ее в реальность.

Хоть она многого боялась, она и многое могла потерять. Она была казарра Диветри. Все зависело от нее. Риса подавила эмоции и прошла к солдатам, ощущая на себе взгляды. Она видела, что они не стали бы мешкать и ударили ее.

Капитан Толио стоял перед стражами, скрестив руки. Она подошла ближе, он сделал два шага вперед и остановил ее рукой.

– Дальше нельзя, – сказал он. – Я не хочу, чтобы моим людям пришлось тебя вредить, – Камилла и Мило по бокам от нее потянулись за мечами. Четверо стражей тут же шагнули вперед и остановили их, готовые ударить.

– Ты – предатель, Толио, – прорычала Камилла.

– Вы трое арестованы по приказу принца Берто, – заявил довольный Толио.

– Принц не может приказывать арест, – заявил Мило.

– Этот может. Он скоро будет королем, – Риса слышала вдали звуки фейерверков. Она горевала, зная, что эти хлопки и шипение были разрушением чар самой старой из семи каз. – Остальные тоже арестованы, – он кивнул в сторону тех, кто добрался до них с причала. Сердце Рисы сжалось от вида Феррера, упавшего на колени, сжавшего себя от далеких звуков разрушения его дома.

– Не верится, что ты пал так низко, – гнев Камиллы был таким, что она бросилась вперед. Два стража схватили ее за локти. – Он предложил тебе повышение? Ты был героем во время вторжения!

Толио потянулся к старым шрамам на лице.

– Героизм ничего не покупает. А нужно что‑то есть, – сказал он. – Уведите их.

– Нет! – Риса не знала, что придало ей смелости – паника или энергия из мешка на ее спине. Она прыгнула вперед, нырнула под руками Толио. Она бросилась в брешь, оставленную стражем, который сдерживал Камиллу, стремясь к балкону. Если бы она была быстрее или удачливее, это сработало бы, но один из стражей Толио схватил ее за волосы и толкнул на землю. Мешок рухнул на нее.

Казалось, ее голова пылала, в глазах стояли слезы. Но Рисе больнее было от того, что через мгновения Каза Диветри падет. И падет вся страна. Взрывы стекла и огня скоро оглушат ее, и с этого начнется война. Стражи будут биться со стражей, брат против брата за власть над землей.

Она озиралась, смаргивая слезы. Вечерние облака напоминали кружево. Они двигались медленно и спокойно, несмотря на шум и смятение вокруг нее. Облака расступились, открывая две луны. Муро и Лена, брат и сестра, смотрели на нее с небес, и она видела только их.

Брат и сестра, близкие родственники, как Камилла и Мило. Как Таня и Рикард, как она и Петро. Ее глаза наполнились слезами, она поняла, какой глупой была.

«Вы не бросали меня. Вы посылали братьев и сестер, как вы сами, на помощь, – подумала она, глядя на сияющие луны. Морской бриз гнал облака, снова скрыл луны. Риса с отчаянием смотрела, как они пропадают. – Боги все время следили за мной. Если бы я поняла это… может, не подвела бы их».

Одна нота пробила суету. Мягкая и насыщенная, как бархат, она летела сверху в сторону замка, заглушая все голоса вокруг нее. Она ощущала силу в мелодии. Это успокоило ее боль. Корона и скипетр с одобрением гудели за ней. Словно схватившись за невидимую веревку от казы к замку, Риса поднялась. Она сморгнула печаль с глаз и вытянула шею.

На вершине Казы Диветри под сине‑зеленым знаменем семьи стояла одинокая фигура мужчины. Звук рога утих, он опустил инструмент на подушку. Он отошел под радостные вопли людей с гондол за ними, которые еще поднимались с причала.

– Не может быть, – злобно сказал Толио. – Никто в доме не мог… только главы дома или король могут трубить в рог!

«Только главы дома или король могли трубить в рога Кассафорте».

Даже ребенок знал это.

Риса с радостью в сердце и смелостью в теле прижала сокровища страны к груди. Она использовала смятение, пробежала мимо стражей и по большому мосту, слыша вопль Толио и крики Мило и Камиллы. Она оглянулась на бегу, увидела, что народ из гондол подавлял стражей, давая ей время добежать. Благодарно взглянув на небеса, она побежала к дому, голова была полна вопросов, которые почти получили ответы.

Она забралась по лестнице, запыхавшись, мужчина, протрубивший в рог, сидел у края балкона. Сначала он не заметил ее. Она села рядом с ним и коснулась его кожи в пятнах, и он медленно посмотрел на нее.

– Многое пошло не так, – просто сказал он. Это были его первые слова ей после того, как она вытащила его из канала.

– Почему вы не сказали нам? – спросила она. Оливковая корона показала его юным, с густыми кудрявыми волосами. Тут он был на десятки лет старше, выглядел как скелет. Старый. С морщинами. Несколько белых прядей волос на его голове были единственным украшением.

Он покачал головой.

– Никто не верит старику в лохмотьях. Кто поверит мне сейчас?

Она знала, что он был прав. Если бы старый нищий сказал ей, что он был королем, она бы не поверила ему.

– Теперь они поверят, – пообещала она.

Она медленно опустилась на колени. Из мешка она достала скипетр и опустила к его ногам. Она обеими руками вытащила Оливковую корону и подняла к небу. Облака раздвинулись, и их озарил лунный свет. Реликвии сияли, как на солнце.

– Я давно не видел корону, – медленно сказал Дом. Он смотрел на нее с тоской. – Когда я заболел, сын запер меня, убрав ее, сказал миру, что я отказался видеть всех, кроме него. Он знал, что без короны я ослабею и зачахну. Он не подозревал, что даже на расстоянии она поможет мне прожить почти два года. Я много раз хотел, чтобы она дала мне умереть, – он ласкал взглядом золотые ветви, пока утомленно шептал. – Но он был беспечным. Я сбежал, когда отправился искать помощи у одной из каз. А потом узнал, что он сообщил о моей смерти. Когда я услышал об этом и о том, что он похитил глав каз, я понял, что они отказались давать ему корону, потому что тела не было.

– Мне жаль, – сказала она, не могла выразить словами боль от его истории.

– Я молился, – он посмотрел на нее ошеломленно, как Феррер во время плена. – Я много месяцев просил богов послать мне помощь. Послать чудо. И ты… ты принесла мне Оливковую корону.

– Она ваша по праву, – Риса встала и помогла ему осторожно водрузить корону на голову. Он закрыл глаза и вздохнул, словно ощущал ту же дрожь энергии, что и она.

Когда он открыл глаза, они стали ярче, не такие уставшие. Он не стал моложе, но получил энергию и власть. Он поймал ее ладонь легким касанием, прижал ее к своим губам в поцелуе.

Она и не знала, что на балконе за ними собралась толпа. Там были Мило и Камилла, Амо и Басо. Кто‑то помог Ферреру подняться. Толио тоже там был, окруженный людьми из флотилии Моста храма, его руки были связаны. Где‑то сзади кричал ребенок, Риса не видела, был ли это ребенок девушки, которая помогла ей. Те, кто прибыл рано, увидели, как она короновала нищего. Те, кто еще собирался, быстро улавливали серьезное настроение и с уважением молчали.

Боги выделили ее, но для этого момента. Словно она вдруг переняла дар Феррера к предсказаниям, она увидела, как близко была тьма. Она видела, что власть зачарованных короны и скипетра вернула монарха на его место. Он наведет порядок после сына, назначит нового наследника на свое место. Казы отстроят, осаду инсул снимут. Войны не будет.

Ее родители вернутся домой. Петро и Ромельдо, как и ее сестры, прибудут. Она встретит их с распростертыми объятиями и историей.

От счастья ком возник в горле, но гордость за короля и страну прогнала его. Она вдохнула и сказала толпе:

– Я представляю вам Алессандро! – она была рада, что Мило первым упал на колени, за ним – Камилла, а потом и остальные.

И ей казалось, что радость в ее голосе была не менее музыкальной, чем рог, лежащий неподалеку.

– Я представляю вам короля и носителя Оливковой короны!

 

ЭПИЛОГ

 

На площади Диветри из‑за стука сотни молотков было сложно услышать голос старушки. Когда после ее слов захлопали, Риса поняла, что получила благословление жить долго и счастливо. Она получила много такого от людей, которых никогда не встречала. Стар и млад, богачи и бедняки, она всегда улыбалась в ответ и целовала в щеки.

Старушка ушла, махая на прощание. Мило подошел с последними свертками на плечах. Он погрузил их в телегу поверх других.

– Бедные старые ослы! – присвистнул он, играя тревогу. Он похлопал по телеге и присоединился к ней у перил с видом на канал. – Они рухнут по пути от того, что ты заставляешь их везти.

Она взяла его за руку, и они прислонились к каменным перилам площади. За нижним мостом и каналами мужчины и женщины трудились в Казе Портелло. С расстояния они казались не больше жуков, но их молотки сверкали на солнце, пока они строили.

– Урбано Портелло сказал мне ночью, что он даже рад, что нужно отстроить казу, – сказал Мило. – Сказал, что чары не могли улучшить скучные строения предков. И у инсул будет занятие.

На королевском банкете прошлой ночью Мило был популярным гостем. Главы всех семи каз обходились с ним как со своим сыном. Мишель Катарре подарил обоим Сорранто красивые книги об оружии и мастерстве меча, казарро Пиратимаре пообещал Мило личную гондолу. Пока Рикард и Таня развлекали всех, Урбано Портелло увлек Мило разговором, а казарро Диоро пообещал предоставлять Камилле и Мило лучшее оружие, какое они пожелают, всю жизнь.

Но Рису испугало, когда Дана Буночио заставила Рису и Мило пообещать, что они будут позировать вместе для картины, которую Алессандро заказал для тронного зала – изображение пары на коленях перед снова коронованным королем на балконе Диветри.

– Ах, но, казарра, я должен заказать второй портрет, – вмешался король после сообщения. – Я хочу портрет и своего нового главного телохранителя, – Камилла побелела от новости и с трудом сдерживала эмоции остаток вечера.

– Ты думаешь о той картине? – спросил Мило. Чайка крикнула сверху и спикировала к мусору на воде канала.

Она с удивлением повернулась к нему.

– Как ты понял?

– Ты снова прикрываешь нос, – она убрала руку от лица. – Риса, я не знаю, почему ты переживаешь. У тебя нет утиного носа. Ты очень милая, – его голос стал тише. – Я так думал с первого взгляда.

– Нет, – она покраснела и надеялась, что он продолжит льстить. Было приятно стоять с ним под солнцем, держась за руки без страха. За прошедшую неделю оказалось, что простые вещи радовали ее больше всего. Смех матери. Причуды младшего брата. Ворчание Фиты. Улыбка Мило.

– Да. И я даже говорил это. Тебе нужно научиться принимать комплименты, – его ворчание вызвало ее смех.

За ними донеслось мужское кашлянье.

– Надеюсь, я ничему не помешал?

Джулия тут же возмутилась:

– Эро!

– Не знаю, жена. Мы ничего не знаем о юноше, который заберет нашу дочь, – ее отец звучал строго, но Риса знала, что он шутил. Как только Эро выпустили, он поднял Мило с земли и обнял как сына, а потом остаток недели уговаривал его покинуть стражу и стать стеклодувом в Диветри, как Амо.

– Он отвезет меня только в Казу Кассамаги, – изобразила возмущение Риса.

– Не знаю, смогу ли я спать, думая о тебе там, – переживала Джулия. – Дом разрушен, Феррер – старик. Он хоть знает, есть ли крыша у ее комнаты? – почти все морщины пропали с лица матери после освобождения из замка, но она все равно постарела в плену. Несколько седых волосков появились в темной гриве. Или Риса их просто не замечала раньше?

– Не все казы так сильно пострадали, как Портелло, красавица моя, – убедил ее Эро, его бас гудел от веселья. – Освобождение чар Кассамаги почти не навредило. Даже Пиратимаре пострадали только на пирсах, да причалы немного промокли. Наша дочь не будет спать под звездами.

– Я просто не хочу, чтобы она уезжала, – Джулия улыбалась, но прижалась к мужу, для утешения, опустила голову на его плечо.

Прошлой ночью король Алессандро и Феррер сообщили на публике, что Риса будет дальше делить время между их домами. Она несколько лет будет жить у Кассамаги, пытаясь расшифровать старые записи и рукописные тексты самой Аллирии Кассамаги. Если захочет, она сможет изучать старые манускрипты из библиотеки замка, искать, как раскрыть силу в ней, зная, что у нее был потенциал.

Сначала от новости она сморщила нос. Риса никогда не была книжным червем. От мысли о пыльных книгах и днях без солнца она не была рада, но разговор Мило с королем приободрил ее.

– У меня есть особое место для тебя в будущем, – сказал он Мило, когда увел их в отдельную комнату. Свет сиял в глаза монарха, словно он хранил тайну. – Особое положение, точно. Для этого нужны знания дипломатии и истории, войны и сохранения мира. Думаю, это место подойдет для тебя, бесстрашного и сообразительного юноши с мечом в руке, но тебе придется учиться, – когда Мило спросил, где будет учиться, и кто его обучит, Алессандро ответил. – Я попрошу тебя прочесть тексты в библиотеке замка. Я буду тебя учить… какое‑то время. А когда меня не станет, тебе придется полагаться на свой опыт, на инстинкты. Как делал я.

Король Алессандро улыбнулся им и хотел отправить их на банкет, но Мило задал самый важный вопрос:

– Я смогу видеть Рису?

От его выражения лица король рассмеялся. Когда он успокоился, он тряхнул головой.

– Будто я могу вас разлучить! Она часто будет в библиотеке, и Каза Кассамаги недалеко, ты легко доплывешь на новой гондоле. Ты сможешь с ней видеться, если она позволит.

Мило после этого было любопытно, какое место для него задумал король Алессандро. Он будет послом в Пэйс Д’Азур? Дипломатом в одной из пограничных стран? Он за ночь сочинил дикие варианты, дошел до того, что король мог вручить ему старую пыльную библиотеку, чтобы уберечь его от бед.

У Рисы были подозрения насчет места, которое задумал для него король, но она поклялась не озвучивать их. Ее контакт с короной и скипетром сблизил ее с мыслями тех, кто носили их. Хоть она не читала мысли после этого, ей было тепло внутри от уверенности, что будущее Мило будет хорошим.

– Еще одно, любимая, – отец отвел ее в сторону, Мило запрыгнул в телегу Диветри. – У меня есть подарок для тебя, – он вытащил из телеги коробку, которую спрятал там до этого. Одну из коробок с мягкой внутренностью для стекла, в котором они доставляли изделия на Виа Диоро Паскалю.

Ощущая себя как ребенок на Фестиваль апельсинов, Риса раскрыла коробку. Она охнула. Ее отец выдул для нее тонкую сине‑зеленую вазу. Цвета переливались как волны.

– Красиво, – прошептала она, очарованная красками.

– Это ваза для цветов, ее предназначение – хранить цветы свежими. Они не будут стоять в вазе вечно, но будут долго цвести. Не узнаешь? – он улыбнулся, когда она растерянно покачала головой. – Маттио собрал осколки, которые ты бросила на балконе, когда вернула нам короля. Это твоя чаша, моя маленькая львица.

Ее мать быстро забрала коробку, Риса обвила руками отца. Риса сильнее всего осознала, что покидала их. Она часто хотела этого в прошлом. Теперь момент настал, и она хотела остаться. Усы Эро щекотали ее ухо, он поднял ее и прошептал:

– Ты всегда будешь тут настоящей казаррой, кроха. Больше, чем я. Где бы ты ни была, какой бы ни стала, ты – Каза Диветри. А я или другой, кто трубит в наш рог, это только твоя замена. Понимаешь?

Она кивнула, он опустил ее, переполненный эмоциями. Слезы наполнили ее глаза, ее мама поцеловала ее, нежно прощаясь. Мило в это время разглядывал дом Сорренди. Она забралась в телегу и вытерла слезы с лица. Он дернул за поводья, и ослы зашагали по дороге.

Помахав родителям, Риса взяла себя в руки.

– Что ж, – она ощущала себя удивительно взволнованной из‑за того, что ждало ее дальше. – Думаю, теперь я смогу сделать что‑нибудь важное в своей жизни.

Мило рассмеялся, как она и надеялась.

– Ты уже совершила кучу важных дел, и все об этом знают, от короля до старушки на улице! – он все еще веселился от ее шутки. – Что она тебе говорила?

– Кто?

– Старушка.

– О, она хотела дать мне благословление богов, – ответила Риса, вспомнив, как женщина шептала над ее руками, а потом поцеловала их.

– Тебе на этой неделе много раз целовали руки! – сказал он.

Они свернули с площади на улицу, ведущую вдоль восточного побережья города. Один из работников Портелло, юноша в одежде Кающихся с мешком кирпичей, помахал им, пока они проезжали. Птицы щебетали, летая над каналами и ловя куски хлеба. Копыта ослов стучали, и Мило стал насвистывать мелодию. Песню Рикарда в ее честь.

Что бы ни случилось с ней, какой бы она ни стала, она была Рисой, дочерью стеклодува. И всегда ею будет.

Она опустила голову на плечо Мило, наслаждаясь теплом и его чистым запахом. Она смогла ответить ему лишь одно:

– Потому что я благословлена.

 

Песнь о дочери стеклодува

 

Пронзительный крик раздается в ночи.

От страха город притих.

В замке высоком правитель лежит,

Лежит неподвижно – он мертв.

Топот копыт на мосту гремит,

Несется волной над водою.

– Отец, не бросай! – слышится тихий крик,

Кричит дочь стеклодува с тоскою.

– Ни сестер тут, ни братьев, опустела семья,

Мне не к кому обратиться!

По бледной щеке покатилась слеза,

И сердце готово разбиться.

В свете лун одиноко она стоит,

Как по мне, на богиню похожа.

– Боги, слушайте, им никто не навредит! –

Кричит Риса, дочь стеклодува.

Ночь прошла, луны сели. Солнце взошло.

И родители не вернулись.

И светлая дочь одиноко бредет,

Не зная, что рядом завистник.

– Каза моя! – заявляет кузен,

– Все комнаты, стулья и плитки.

Казарро тут я, докажу я тебе,

Это ночью, о, мелкая Риса!

Солнце спускается ближе к земле,

От страха дрожит наша Риса,

Хоть рада, что власть в семье не ее,

Зова рога из замка боится.

– Труби в рог, кузен! – с тревогой кричит,

Тому, кто забрать власть решился.

– Иначе погибнем, дом не устоит! –

Дочь стеклодува грозится.

В ту ночь Портелло гул сотрясал.

И падала черепица.

Боялся кузен, а слуги бежали,

Но Риса тогда заявила:

– Своей казе я погибнуть не дам!

Отец показал ей, что делать.

Под взглядом зевак, она рог взяла,

О, храбрая дочь стеклодува!

Тот звук из глубин всех вокруг оглушил,

Когда она в рог чудесный подула.

– Казарра тут я! – звенел ее крик,

Кузена власти лишила.

Она казу спасла в ту темную ночь,

Уцелели и камни, и стекла,

И люди вокруг запели про дочь,

Про бесстрашную дочь стеклодува!

 

---

Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!