Искушение скромной отшельницы 1 страница
Ульяновск
Журнал писателей
№ 1 2006
Содержание
Леонид ЛЕОНОВ. Памятная реплика……………………………3
Николай ПОЛОТНЯНКО. Скромная отшельница.
Повесть…………………………………………………….5
Вячеслав ТАШЛИНСКИЙ. "Юности годы на том берегу…"
Стихи..……………………………………………………74
Николай РОМАНОВ. Зарубочки на тополе.
Рассказы..............................................................................81
Геннадий ДЁМИН. Мать милосердия.
Рассказ……………………………………………………92
Николай Сенчев. Двенадцать оренбургских платков.
Рассказ………………………………………………….. 107
Лидолия Никитина. В тишине осеннего равноденствия.
Рассказ. Миниатюры ………………………………….111
Илья ТАРАНОВ. Современные новеллы …………………….136
Прямое зеркало
Григорий МЕДВЕДОВСКИЙ. Не смехом единым.
Рассказы. Ироническая поэзия......................................151
Фёдор ГОРОБЦОВ. "Во времена…"
Стихи..……………………………………………………..168
Наше наследие
Александр СУМАРОКОВ. Станс граду Синбирску
на Пугачева………………………………………….174
Гость "ЛУ"
А.Г. КАЦНЕЛЬБОГЕН. Пушкин и медицина.
Миниэссе………………………………...........................178
Литературный календарь …………………………….............185
Главный редактор
Николай ПОЛОТНЯНКО
|
|
|
Редколлегия
Геннадий ДЁМИН
Евгений МЕЛЬНИКОВ
Илья ТАРАНОВ
Вячеслав ТАШЛИНСКИЙ
Журнал издаётся за счёт
средств авторов.Редколлегия
приглашает к сотрудничеству
литераторов области.
Контактный телефон: 41-35-48.
Ó "Литературный Ульяновск",
№1, 2006.
Леонид
ЛЕОНОВ
ПАМЯТНАЯ
 РЕПЛИКА
|
Как показывает время, историческая деятельность всегда складывается несколько труднее и противоречивее, чем самые авторитетные математические проницательные прогнозы будущего. По недоучету иных, казалось бы, презренно ничтожных, если издали смотреть, но взрывчато опасных мелочей неминуемо усложняются проектные основы, возрастают сметы и расходы, удлиняются сроки реализации запланированного нами на вечность. В этом контексте и надо толковать фразу, оброненную мною в юбилейной беседе с читателями в 1979 году в Московском университете и недавно воспроизведенную телевидением о гораздо большей, чем практикуется сегодня, роли писателя в делах современности. Речь о том, что общественная значимость нашего ремесла не в констатации тех или других наспех содеянных достижений, не в громогласии торжественных од и фанфарных реляций по случаю одержанных викторий, а в заблаговременной (при помощи основного литературного инструментария – обобщения и осмысления политических тезисов в их житейских аспектах) дальнобойной разведке будущего, проникающей в глубину и самую суть громадной и неспроста пугающей человечество неизвестности. Причем, не в унисон на готовой, давно освоенной канве, а с учетом сущей правды, только правды, раз она провозглашена нынче основным критерием мышления и оценок.
|
|
|
Не слишком ли иногда однообразно, в смысле темы и сюжета, все о том же творятся сегодня многие произведения литературы? Считаю, что проблема эта могла бы весьма актуально прозвучать на предстоящем общеписательском съезде.
Вот в какой связи, в приложении к литературе, вспомнилось мне это слово у н и с о н, услышанное от Горького в разговоре, пересказанном мною в докладе по поводу другой, менее печальной горьковской годовщины.
… Горький обмолвился в одной из наших бесед б е з с т е н о г р а м м ы, что гении объединяются не по профсоюзам, а понятие художественного призвания не совпадает с ремеслом, - что большое произведение всегда будет концентратом духовной биографии его создателя, в отличие от перронной кассы, действующей безотказно и сразу по опускании в нее алгоритма в виде гривенника, содержащего в себе все приметы заранее ожидаемого продукта. Правда, такого рода метод значительно упрощает сложнейшую технологию нашей профессии, даже доставляет иным известные житейские преимущества, зато в корне вредит не только здравому смыслу, но и национальным интересам. По счастью, далеко не каждому дано приравнять свое перо к штыку, и наступает час однажды, когда дальнейшее применение этого слишком универсального прибора для деликатных операций на мозге и сердце может повести к совсем обратным следствиям. Поэтому некоторые нынешние авторы с благодарностью вспоминают, что, несмотря на уже в те времена обозначавшиеся различия в творческом почерке, великий Горький не сделал и попытки править их на свой образец. Да и в самом деле, вряд ли из Николая Лескова даже при весьма сосредоточенном воспитательном массаже мог бы получиться хотя бы среднего качества Николай Чернышевский.
|
|
|
Так вот, завершая ту нашу беседу о разнообразии жанров, стилей и методов показа, Горький и сказал в запале: «Мы не монахи, чтобы бубнить в унисон».
|
|
|
Русский лес
Николай
ПОЛОТНЯНКО
СКРОМНАЯ
ОТШЕЛЬНИЦА
Повесть 
|
« - Как губернатор разбойник? – сказал Чичиков…
- И лицо разбойничье! – сказал Собакевич. – Дайте ему только нож, да выпустите его на большую дорогу, зарежет, за копейку зарежет. Он да ещё вице-губернатор, это Гога и Магога!.. Я их всех знаю: это всё мо-шенники, весь город такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенни-ком погоняет. Все христопродавцы. Один там есть порядочный человек: прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья»
Н.В. Гоголь.
«Мёртвые души»
Суматоха на станции в Тагае
Выпали первые глубокие снега, ударили ранние звонкие морозы, и далеко окрест по промёрзшему воздуху стали разноситься звуки: стук топора поруб-щика из лесу, заполошные крики ворон над осинником, переливчатые звоны бубенцов ямщицких троек, поспешавших по Московскому тракту от одного яма к другому. Вот и сейчас по гладкому зимнему пути мчалась тройка к заштатному построенному в своё время на засечной черте городку Тагаю, последней станции перед славным городом Симбирском – обителью и зим-ним приютом для многочисленного и родовитого барства, укоренившегося в этих пределах во времена царя Алексея Михайловича.
Кони, взбодрённые заливистым свистом ямщика, на последнем кураже в предчувствии отдыха и кормёжки не без лихости вынесли возок на невысо-кий пригорок, к дому станционного смотрителя. Тотчас же в окне прояви-лась его расплывчатая физиономия и сгинула за грязной занавеской. К трой-ке с хрипловатым брёхом кинулась рыжая хромая собака, местная прижи-валка, ямщик бросил ей корку хлеба, и она завиляла хвостом.
Войлочный полог кибитки откинулся, и на снег, усыпанный клочками раздёрганного сена, выскочил ухватистый господин в суконной николаевс-кой шинели с пелериной и бобровым воротником. Белая фуражка с красным околышем указывала на его дворянство. К шинели и фуражке прилагались круглая физиономия с чёрными бакенбардами и твёрдым взглядом стального цвета глаз, а также вздёрнутый нос забияки в красно-синеватых прожилках.
– В лучшем виде доставили, - молвил ямщик, теребя овчинный треух.
– Как договаривались, самый полдень!
– Ты, каналья, нас чуть было не перевернул!
– Так в том, ваше благородие, барском рыдване лошади какие! Пахотные, на большой дороге не хаживали, вот и испугались нашей молодецкой гонь-бы, звону да свисту!
– Ладно, держи, свистун!
В шапку ямщика полетел серебряный гривенник, на водку.
Приезжий бойко взбежал на крыльцо, мощным рывком отодрал плотную дверь, стуча сапогами, вошёл в низкую комнату и, отыскав глазами божницу, перекрестился. Смотритель привстал со стула и наклоном головы приветст-вовал приезжего.
– По казённой надобности! До темна надо быть в Симбирске! – на стол полетела подорожная.
Смотритель ловко подхватил бумагу, начал читать, но глаза у тертых особ четырнадцатого класса устроены таким образом, что, читая подорожную, они могут охватывать сразу несколько интересующих их предметов. В данном случае предмет внимания был один – молодцеватый проезжий господин, который нетерпеливо притопывал твёрдым каблуком и барабанил пальцами, опершись на стол главнокомандующего казёнными средствами передвиже-ния Тагая.
– Вы один изволите путешествовать?
– Нет-с, не один. Со мной находится благородная девица Варвара Ива-новна Кравкова, следующая в Симбирский женский Спасский монастырь.
– Немного повремените, господин полицмейстер. Скоро прибудет свежая тройка.
Приезжий кашлянул, огляделся по сторонам и, выбрав на лавке место почище, сел, не касаясь закопчённой стены.
– Я, собственно, уже не полицмейстер, - значительно промолвил он. Я – сызранский городничий. Еду представляться губернатору его превосходи-тельству Александру Михайловичу Загряжскому!
– Чаю не изволите?.. Мне на той неделе на радости от близкого свидания с родительницей артиллерийский капитан презентовал свой походный чайный сервиз. Мне, говорит, больше не понадобится. Залягу в родовом имении, отслужил своё.
– Экое легкомыслие, – строго сказал городничий, – а ещё артиллерийский капитан. Мы тоже не одно имение имеем и под Москвой, и в Крыму, во фронте государю и отечеству служили. И сейчас вот служим. Без государе-вой службы благородному человеку никак нельзя. Долг, польза отечеству – вот первейшие качества дворянина!
– Точно так!.. Марфа, чаю!
– Минутку! Я сейчас приглашу попутчицу. Думаю, она озябла.
Сызранский городничий быстро вышел во двор и уже через несколько ми-нут появился с благородной девицей Кравковой. Главным достоинством Варвары Ивановны была её молодость, но предстоящая разлука с мирской жизнью свела на нет и это её преимущество. Для себя самой она уже перес-тупила порог монашества и вступила в мир, где времени не существует. Впрочем, мужчин это мало занимало. И городничий, и смотритель оказы-вали ей всяческие знаки внимания. Особенно старался тагайский смотри-тель: он самолично поспешил к самовару, выбрал самую красивую и чистую чашку для чая, наложил в хрустальную вазочку клубничного варенья, засте-лил колени Варвары Ивановны чистым полотном. Но эта суета мало затро-нула будущую отшельницу, она была тиха и молчалива. Напротив, сызранс-кий городничий, выпив горячего чаю, пришёл в возбуждённое состояние.
– Саранские именитые люди провожали меня с большим сожалением. И, правда, мной за короткий срок было сделано немало добрых дел. Представь-те себе, город мог остаться без бани! Я спас, отстоял баню, когда вокруг неё полыхали семь домов, крытых соломой. Головешки так и летели во все сто-роны, словом, Бородино случилось, а не пожар! Я поспел вовремя и приказал сломать дом, который ещё не горел, но был рядом с баней, можно сказать принёс его в жертву! Я не дал распространиться огню быстрым полётом во-дяных труб! О сей огненной баталии я написал своему пасынку князю Вла-димиру Фёдоровичу Одоевскому. Я его за родного сына почитаю! А князь высоко стоит, на вершине, можно сказать, государственного олимпа! Шутка сказать – товарищ министра внутренних дел графа Блудова!
– Как же, слышали! – поддакнул смотритель. – На знаменитых подорож-ных видел руку князя Одоевского!
– Вот, вот… Всем Саранск хороший город, но полёта мало. Леса, морд-ва… Я вольные края люблю, чтобы Волга была, нивы на десятки вёрст, пти-цы хищные над степью. Присоветовал мне князь Сызрань. Город хлебный, рыбный. Опять же купцы-миллионщики жительство имеют. С ними благо-разумному человеку есть о чём потолковать.
– А вы, осмелюсь спросить, большую запашку имеете?
– Судите сами, милейший: до тысячи десятин в подмосковном имении, и ещё полторастолько в нижегородском. А вы? Тоже, небось, имеете пашенку рядом?
– Всего десять десятин. Батюшкино наследство.
– У меня хлеба в этом году отменные. Управляющий пишет, вот только письмо получил, почти сто пудов с десятины намолачивают…
– Вот счастье! А по всей России, сказывают, недород.
– Хозяйствовать с умом надо! – сказал сызранский городничий и посту-чал пальцем по своему лбу.
– Варвара Ивановна, голубушка! Чай стынет, а вы не кушаете. Что вы там разглядываете?
Внимание благородной девицы Кравковой было приковано к засиженной мухами литографии на библейскую тему возвращения блудного сына. Кто знает, какие мысли вызвал у неё этот нравоучительный сюжет, возможно, она жалела о своём поспешном решении бежать в монастырь, вспоминала родителей, родную усадьбу, кто знает.
Её телохранитель городничий хотел утешить беглянку, но всеобщее вни-мание привлёк шум во дворе. К смотрительскому дому подъехал рыдван, запряжённый парой крепких лошадей, за ним следовали трое крестьянских саней, запряжённых одноконь, нагруженные коробками, рогожными тюками, свёртками и картонками. На последних дровнях дымился самовар, а перед ним для сбережения сидел мужик в овчинном полушубке.
– Кто это? – спросил городничий.
– Господин Верёвкин с семейством. Они каждый год из усадьбы переез-жают на городское жительство. Дочки на выданье.
Варвара Ивановна, услышав разговор, оживилась.
– Это наша дальняя родня.
– Ах, вот как! – возбудился городничий и подтолкнул смотрителя. – Зови в дом!
– Так идут уже сами.
– А мы к вам со своим чаем! – объявил господин Верёвкин, протиски-ваясь в лисьей шубе в комнату смотрителя.
– Милости просим! – Сеченов, не заметив, заместил на мгновение смот-рителя. – Разрешите представиться: отставной подпоручик Дмитрий Павло-вич Сеченов, сызранский городничий!
– Ну, а мы симбирские Верёвкины… Ба! Варенька! – воскликнул отец семейства, увидев девицу Кравкову. – Ванька, тащи самовар! Петька, подай чайный погребец! Холодную телятину несите, пряники, сахар!
Девицы Верёвкины бросились Варваре Ивановне на шею. Начались рас-спросы, вздохи, восклицания.
– Как ты похорошела, Варенька!
– Обрати внимание, Маша, как она интересно бледна!
– Ах, оставьте меня! У меня сейчас решающий в жизни момент!
Восклицание девицы Кравковой остановило вокруг неё суматоху, подня-тую экзальтированными дальними родственницами. Отец пытался привлечь внимание всех к пышущему жаром самовару, калачам и ватрушкам, холод-ной говядине и утренним сливкам, но девицы и родительница вцепились в Варвару Ивановну мёртвой хваткой и требовали объяснения. Поупиравшись, она сдалась, тем более, что ей хотелось поделиться обуревающими её сом-нениями с другими людьми – ошибка простительная в молодые годы.
– Я решила принять постриг в женском Спасском монастыре.
Это признание девицы Кравковой повергло её дальних родственников в изумление, они замолчали, но потом суматоха продолжилась с новым пы-лом. Сёстры и их родительница – любительницы сентиментальной прозы Карамзина, весьма модной тогда в России, горячо поддержали решение Вар-вары Ивановны, верным чутьём уловив, что в её намерении содержится ро-ковой тайный подтекст вроде неразделённой и отвергнутой любви, запрет-ных свиданий, а может чего-нибудь такого, о чём девицы любят шептаться втайне от родных. Чужие проблемы всегда интересны тем, кого они не ка-саются, для них они представляют пикантное зрелище, и поэтому каждый из нас готов радоваться чужим несчастием, ведь все мы, в конце концов, эгоисты, хоть и не всегда преследуем в этом свою выгоду.
Сёстры и родительница стрекотали вокруг несчастной Варвары Иванов-ны, пока Верёвкин, привычный управляться со своим норовистым семейст-вом, не отодвинул всех в сторону и, приблизившись к девице Кравковой, не потребовал у неё ответа, а знают ли родители о её намерении затвориться от мира в монастыре. Варвара Ивановна отвечала, что не ведают.
Верёвкин отыскал взглядом станционного смотрителя и крепко схватил его за рукав. Испуганный чиновник онемел от страха и жестами переадресовал Верёвкина к сызранскому городничему.
– Отдаёте ли вы себе отчёт, милостивый государь, в пагубности совер-шённого вами проступка? Девица юна, глупа, в голове блажь пузырится, но вы, человек государственной службы, потворствуете, споспешествуете прес-туплению против власти родителя!
– Позвольте! – ощерился сызранский городничий. – Власть родителей я чту, но есть власть высшая для всех смертных! Служить Господу или вытирать слюни с халата пьяного отца – что предпочтительнее?.. Варвара Ивановна решила посвятить себя Богу. Противиться этому нельзя!
– Да вы! Да я!.. Я губернатору доложу о мерзких проделках вашей милос-ти! – затопал ногами Верёвкин.
Конфликт грозил перерасти в рукопашную схватку, но сызранский город-ничий держался стойко, сказывалась офицерская закалка.
– Я готов дать удовлетворение! – дерзко заявил он. – Господин смотри-тель, прошу быть моим секундантом!
Чиновник проблеял что-то невнятное и отступил за девиц, которые с удовольствием начали раздувать вспыхнувшую искру нового скандала.
– Дуэль! Опомнитесь, папа!
– Молчать! – заорал Верёвкин и подчёркнуто вежливо обратился к сыз-ранскому городничему, - я остановлюсь в Симбирске в доме моего брата. Претензии адресуйте туда, начиная с завтрашнего утра.
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 78; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!