С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 105 страница



 

 

468

 

выдумывает софизмы, красноречивые примеры, чтобы доказать, что действительно есть то, чего ему захотелось в минуту слабости» (53: 71).

В 1895-1896 гг. произошла резкая перемена во взглядах Сопоцько, он стал в письмах критиковать Толстого с православных позиций. 16 марта 1896 г. писатель послал ему длинное письмо с опровержением церковных взглядов (впоследствии, в 1900 г., письмо было опубликовано в «Листках Свободного слова». № 12). 23 мая Толстой писал Бирюкову: «От Сопоцько письма совсем нехорошие: началось уже лицемерие и гордость православные. Я писать ему больше уже не могу». 4 июля 1896 г. Толстой отправил Сопоцько последнее письмо, отказавшись дискутировать по религиозным вопросам, и подчеркнул свои добрые чувства: «Пишу только затем, чтобы сказать, что я не перестану любить вас и желать для вас всего истинно хорошего и надеяться, что вы и достигнете его».

Между тем Сопоцько не только отошёл от толстовства, но и наладил активный контакт с крайне правыми, консервативными кругами, с миссионерами, синодальными чиновниками. Письма его к Черткову и Толстому с обличением толстовских взглядов вышли в выпущенной в 1896 г. по настоянию К.П. Победоносцева книге «Плоды учения гр. Л.H. Толстого».

В дальнейшем Сопоцько был псаломщиком, миссионером, мелким служащим Петербургской духовной консистории. В 1901 г., после отлучения Толстого от церкви, Сопоцько написал ему резкое письмо с обличением его взглядов. Когда Толстой в 1902 г. находился при смерти, Сопоцько прислал открытку В.Г. Черткову с таким текстом: «Умирает тот дьявол, у которого и лицо с тех пор, как его отлучили от церкви, изменилось» (ЯПЗ. I. С. 300). Некоторое время Сопоцько жил в Иерусалиме, затем был братом милосердия на Русско-японской войне 1904—1905 гг., где получил Георгиевский крест. С 1906 г. Сопоцько — член Союза русского народа, сотрудник черносотенной газеты «Русское знамя». Затем стал студентом-медиком Юрьевского (г. Тарту) университета. Издавал черносотенные газеты «Студент-христианин» и «Врач-христианин», в которых публиковал статьи с грубой бранью в адрес Толстого и его учения. В годы Первой мировой войны — военный врач. После Октябрьской революции — в эмиграции.

 Ю.В. Прокопчук

СОСНИЦКИЙ Иван Иванович (1794-1871) — артист Александринского театра в Петербурге. Деятельность Сосницкого полностью связана с петербургскими сценами. Он учился в театральном петербургском училище, в 1812 г. был зачислен в труппу Петербургского театра на роли «любовников» и «молодых повес». Позже сыграл роли Фигаро в «Женитьбе Фигаро», Репетилова в «Горе от ума», Городничего в «Ревизоре». В биографии Сосницкого, вышедшей в 1861 г., актёр был объявлен «первым ветераном драматической труппы» (Биография И.И. Сосницкого, артиста императорского театра. СПб.,1861). Сосницкого также именовали «дедом русской сцены» и утверждали, что артист «через своего учителя Дмитревского связал первые дни русского театра с эпохой его расцвета» (Бертенсон С. Дед русской сцены. О жизни и деятельности Ивана Ивановича Сосницкого. Петроград, 1916. С. 5).

 

И. И. Сосницкий в роли городничего
Фотография 1860-х гг.
Театральный музей, Ленинград

 

Толстой, будучи ещё молодым литератором, видел Сосницкого на сцене Александринского театра в 1855 г. в спектакле по пьесе И.С. Тургенева «Завтрак у предводителя». И.А. Гончаров вспоминал об этом спектакле в письме к Толстому от 22 июля 1887 г.: «Между прочим, помню и вечер, проведённый мною с Вами в спектакле. Давали “Завтрак у предводителя” Тургенева. Мы сидели рядом и дружно хохотали, глядя на Линскую, Мартынова и Сосницкого, которые дали плоть и кровь этому бледному произведению» (ПРП. 2. С. 125). Пьеса Тургенева «Завтрак у предводителя, или Полюбовный делёж» впервые была поставлена на сцене в 1849 г. Эта постановка нарушила «однообразие театрального репертуара» Александринского театра и обнаружила величайшее мастерство актёров. В постановке видное участие принимал Сосницкий, «исполняя роль Балагаева, он вместе с своей женой, Самойловым, Мартыновым, Каратыгиным создал превосходный ансамбль» (Бертенсон С. Дед русской сцены... С. 136).

 

 И.Ю. Матвеева

СПЕВАК (имя и даты жизни неизвестны) – строевой ефрейтор, сослуживец Толстого на Кавказе в 4-й батарейной батарее 20-й полевой артиллерийской бригады. Случай из солдатской жизни Спевака записан

 

 

469

 

в дневнике: «Спевак, строевой ефрейтор, получил от Рубина на сохранение 9 рублей серебром. Он пошел гулять и вынул их с своими деньгами. Ночью у него украли их; и, несмотря на то, что Рубин не упрекал его, он не переставая плакал, убивался от своего несчастия. <...> Взвод сделал складчину и выплатил долг» (46: 222). В рассказе «Рубка леса» этот случай нашёл художественное воплощение в ситуации из жизни Веленчука (кража партикулярной шинели), а сам Спевак послужил прототипом этого солдатика в рассказе Толстого.

 

 Н.И. Бурнашёва

 

 

СПИРО Сергей Петрович (псевдоним: Сергеев; даты жизни не установлены) – литератор, корреспондент газеты «Русское слово», актёр. Посетитель, корреспондент и адресат Толстого. Неоднократно бывал в Ясной Поляне в 1909-1910 гг., брал у Толстого интервью. Один из тех журналистов, которые вызывали у Толстого «профессиональное и человеческое доверие» (Интервью. С. 7), старался как можно точнее передавать «все оттенки мысли и сам способ выражения писателя» (там же). Толстой предварительно просматривал корректуры своих интервью, фактически авторизовал их. 3 февраля 1909 г. Спиро разговаривал с Толстым «по поводу его беседы с архиереем тульским» (ЯПЗ. 3. С. 318), приезжавшим в Ясную Поляну 20 января в сопровождении двух священников и полицейских; в газете опубликовано 5 февраля под заглавием «JI.H. Толстой и епископ Парфений». Спиро передавал в частности и слова Толстого о Парфении: «Он любезно дал мне сведения, какие мне нужно было о монастырской жизни, и разговор наш кончился дружелюбным рукопожатием. Вообще, архиерей произвёл на меня приятное впечатление умного и доброго человека». В ответ на эту публикацию Парфений выступил с полемической заметкой (там же. С. 498). 22 марта Спиро снова приехал в Ясную Поляну, чтобы взять интервью «о Гоголе по случаю предстоящего юбилея. Л.Н., не вставая по слабости, поговорил с ним в спальне и отдал ему начатую статью о Гоголе, которую недели две тому назад начал писать для Поссе в “Жизнь для всех”» (ЯПЗ. 3. С. 365); в газете опубликовано 24 марта 1909 г. («Толстой о Гоголе»). Об этом визите Спиро Толстой упомянул в своём дневнике: «На душе было очень хорошо утром и потом, когда читал и отвечал письма, и всё время, за исключением того, когда говорил с корреспондентом, а это жалко» (57: 41). 20 мая «Спиро интервьюировал Л.Н. о “Вехах”» (ЯПЗ. 3. С. 414), опубликовано 21 мая. 3 июня журналист напечатал очередное интервью с писателем «Толстой о И.И. Мечникове». Толстой читал в газете все эти интервью и говорил, «что “Русское слово” расходится в 150 000 экземпляров, каждый номер читает по несколько читателей. Удивительная сила!» (ЯПЗ. 3. С. 416). Однако частые внезапные визиты Спиро в Ясную Поляну порой вызывали раздражение. В дневнике Толстого чаще стали появляться негативные записи о корреспонденте «Русского слова»: «Приезжал репортёр, и неприятно было, фальшиво» (31 мая 1909 г.). 30 апреля 1910 г. Спиро приехал, чтобы «расспросить Льва Николаевича о фельдмаршале Милютине, — отмечено в дневнике В.Ф. Булгакова. — Милютин хворает, и, вероятно, газета готовит материалы к его смерти» (Булгаков. С. 188). «Чертков говорил, что ему Л.Н. говорил, что хочет написать “Русскому слову”, чтобы не присылало корреспондента Спиро, который, когда ему угодно, является», — через неделю записал Д.П. Маковицкий (ЯПЗ. 4. С. 250). Исполнил ли Толстой своё намерение, сведений не сохранилось, но после 30 апреля Спиро перестал ездить в Ясную Поляну. После смерти Толстого журналист не раз приезжал к С. А. Толстой и опубликовал книгу «Беседы с Л.Н. Толстым (1909 и 1910)». М., 1911.

 

 Н.И. Бурнашёва

СТАНИСЛАВСКИЙ Константин Сергеевич (наст. фамилия Алексеев; 1863 — 1938) — актёр, режиссёр, театральный педагог, основатель и руководитель Московского Художественного театра.

В 1877 г. Станиславский впервые выступил на домашней любительской сцене. Он стал одним из основателей возникшего в 1888 г. Общества искусства и литературы. При этом Обществе была создана постоянная драматическая труппа из актёров- любителей, которая позже составит часть труппы Московского Художественного театра. Московский Художественный (Общедоступный) театр (МХТ) открылся 14 (26) октября 1898 г.

Станиславский был одним из тех современников Толстого, чьё творчество, да и вся жизнь сформировались под непосредственным влиянием Толстого. Не случайно и показательно его признание, что при жизни Толстого люди его поколения говорили: «’’Какое счастье жить в одно время с Толстым!” А когда становилось плохо на душе или в жизни и люди казались зверями, мы утешали себя мыслью, что там, в Ясной Поляне, живёт он — Лев Толстой! — И снова хотелось жить», — писал Станиславский

 

470

 

(Станиславский К.С. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1988. С. 198). При этом речь шла не о личном знакомстве с Толстым (оно состоялось в Туле в 1893 г.), а о том духовном его воздействии на жизнь думающих людей и общества в целом, которое во многом определило облик эпохи второй половины XIX в.

Встреча Станиславского с Толстым произошла неожиданно: любительский кружок, Общество искусства и литературы, играл несколько спектаклей в Туле, приготовления и репетиции спектаклей происходили в доме Н.В. Давыдова, друга Толстого. Толстой появился в доме Давыдова неожиданно: «Однажды, в разгар веселья, в передней показалась фигура человека в крестьянском тулупе. Вскоре в столовую вошёл старик с длинной бородой, в валенках и серой блузе, подпоясанной ремнём. Его встретили общим радостным восклицанием. В первую минуту, — писал Станиславский, — я не понял, что это был Л.Н. Толстой». Далее внимательный взгляд будущего реформатора театра устремился на внешность Толстого, за которой проявлялись черты характера писателя: «Ни одна фотография, ни даже писанные с него портреты не могут передать того впечатления, которое получалось от его живого лица и фигуры. Разве можно передать на бумаге или холсте глаза Л.Н. Толстого, которые пронизывали душу и точно зондировали её! Это были глаза то острые, колючие, то мягкие, солнечные. Когда Толстой приглядывался к человеку, он становился неподвижным, сосредоточенным, пытливо проникал внутрь его и точно высасывал всё, что было в нём скрытого — хорошего или плохого. В эти минуты глаза его прятались за нависшие брови, как солнце за тучу. В другие минуты Толстой по-детски откликался на шутку, заливался милым смехом, и глаза его становились весёлыми и шутливыми, выходили из густых бровей и светили. Но вот кто-то высказал интересную мысль, — и Лев Николаевич первый приходил в восторг; он становился по-молодому экспансивным, юношески подвижным, и в его глазах блестели искры гениального художника» (ТВС. 2. С. 119-120).

При рассмотрении театральной деятельности Станиславского обнаруживаются заметные связи его творчества с открытиями Толстого и русской психологической прозы. Обретения русской реалистической литературы второй половины XIX в. вошли в основу театрального художественного метода Станиславского. Открытия русской литературы в изображении человека, его внутреннего мира стали фундаментом, на котором Станиславский построил новый театр. Он понимал, что разные качества человека существуют в «сцеплении» и проявление одного или другого свойства натуры зависит от соприкосновения с разными обстоятельствами, разными людьми. Старый театр не мог бы справиться с воссозданием такого понимания человека на сцене. Ещё М.С. Щепкину было трудно смириться с тем, что глубоко нравственная, положительная героиня А.Н. Островского Катерина повинна в грехе.

  Станиславский перенёс на сцену достижения русской психологической прозы. Он добивался полного проникновения актёра в его роль, полного слияния с персонажем: так рождался театр «живого человека». Актёр должен был выйти за пределы своего личного жизненного опыта, проникнуться логикой характера своего персонажа, начать думать, как его персонаж, заговорить его языком. Внимание к миру тех людей, о которых идёт речь в пьесе, заставляло Станиславского тщательно продумывать всё, что окружало актёра на сцене. Декорации, предметы обстановки, костюмы становились неотъемлемой частью того целого, что создавалось на сцене. Актёры должны были себя ощущать героями пьесы, а зрители верить происходящему.

Первым режиссёрским опытом Станиславского была постановка пьесы Толстого «Плоды просвещения», премьера которой состоялась в феврале 1891 г. До Станиславского эту пьесу в Москве не ставили, у него не было образцов для подражания. Критика отмечала принципиальное отличие этой постановки московского Общества искусства и литературы. Спектакль Станиславского вывел на сцену единый ансамбль актёров, сплочённый и слившийся в общем порыве творчества. Публика и критики увидели на сцене единое

471

 

режиссёрское решение, которое подчиняло себе все образы спектакля. Эта постановка «Плодов просвещения» пользовалась большим успехом.

  В 1902 г. Станиславский обратился к пьесе Толстого «Власть тьмы». С этой постановкой имя Толстого впервые появилось в репертуаре МХТ’а, Режиссер тщательно готовился к работе над пьесой. Летом 1902 г. в деревню — имение А.А. Стаховича, друга Станиславского, — с целью изучения крестьянского быта отправилась целая экспедиция от театра.

Станиславский заботился о подлинности каждой детали в спектакле. Из деревни режиссёр кроме предметов утвари привёз крестьянку, которая стала «консультанткой по бьггу». В мастерских театра изготовили специальную глину, чтобы даже грязь на улице в спектакле была «настоящей». Станиславский думал о том, как воссоздать максимально правдиво и точно внешнюю обстановку русской деревни, чтобы актёры могли как можно глубже ощутить те чувства, которые движут их героями. Своей цели Станиславский добился: быт и среда в спектакле были воссозданы удивительно точно, актёры в крестьянских одеждах, может быть, впервые на сцене были не похожи на переодетых дам и господ.

  Увлечённость режиссёра работой над внешним решением пьесы привела к тому, что бытовые подробности заслонили трагическую суть крестьянской жизни. Станиславский поставил спектакль именно о «власти тьмы», тогда как пьеса Толстого о торжестве света над тьмою, о пробуждении нравственного начала в человеке. Режиссёр «строит “богатому мужику” избу с низким потолком, захламлённую до предела... Достаток ни в чём не чувствуется. Наоборот, видны лишь “рваные полушубки” “босые ноги в опорках” да заплаты. Образ нищей, грязной деревни встаёт из режиссёрских ремарок... Как будто назло, нарочито, он отбирает детали погрубее... Никакого просвета, подъёма духа — до самого финала... До Бога ли тут, в этом мраке животных страстей!.. Натуралистический метод рождает гневный пафос отрицания» (Строева М.Н.). Театральные критики отмечали, что МХТ не смог осуществить постановку, отвечающую авторской вере в воскресение человека. Корреспондент газеты «Русские ведомости» 7 ноября 1902 г, писал: «До тех пор, пока “тьма” выказывает свою деспотическую “власть”, и обстановка, и действующие лица, и характеры, и поступки — всё сливается в одно целое; но как только слабый луч света начинает мерцать в чьей-нибудь душе, психология действующих лиц становится неясной и тусклой и приносится в жертву внешнему реализму».

  В 1911 г. на сцене МХТ’а Станиславский и В.И. Немирович-Данченко поставили ещё не появившуюся в печати пьесу Толстого «Живой труп». Постановка сосредоточивалась на внутренней жизни героев. После найденных методов при работе над пьесами А.П. Чехова Станиславский продолжал свои поиски в работе над произведением Толстого. Спектакль «Живой труп» во многом выразил то потрясение, которое пережил режиссёр, узнав об «уходе» и смерти Толстого. В ноябре 1910 г, Немировичу-Данченко Станиславский писал: «Я подавлен величием и красотой души Толстого и его смерти. Всё это так необычно, так знаменательно, так символично, что я ни о чём другом не могу думать, как о великом Льве, который умер как царь, отмахнув от себя перед смертью всё то, что пошло, ненужно и только оскорбляет смерть. Какое счастье, что мы жили при Толстом, и как страшно оставаться на земле без него. Так же страшно, как потерять совесть и идеал».

 И.Ю. Матвеева

 

 

СТАСОВ Владимир Васильевич (1824-1906) — художественный и музыкальный критик, историк искусства, археолог. С середины 1850-х гг. — внештатный сотрудник художественного отдела Публичной библиотеки; с 1856 г. с согласия Александра II принимал участие в сборе материалов для составления истории царствования Николая I, был зачислен в специально образованную Комиссию и получил доступ к секретным бумагам гос. архивов. С 1878 г, заведовал отделением искусств в Петербургской императорской публичной библиотеке.

 

 

С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне.

Слева В.В. Стасов и И Я. Гинцбург. 1900 г.

 

Толстой познакомился со Стасовым в 1878 г. в Петербурге и неоднократно обращался к нему с просьбой достать тот или

 

 

472

 

иной документ, необходимый в писательской работе. Стасов не отказывал, хотя зачастую речь шла о секретных документах.

В частности, именно Стасов сообщил Толстому столь поразившую писателя собственноручную записку Николая I о процедуре казни декабристов, по поводу которой Толстой писал Стасову: «Не знаю, как благодарить вас, Владимир Васильевич, за сообщённый мне документ. Для меня это ключ, отперший не столько историческую, сколько психологическую дверь. Это ответ на главный вопрос, мучивший меня. Считаю себя вечным должником вашим за эту услугу» (62: 429). И 30 января 1894 г.:

 «...я очень рад за всех тех многих людей, — в числе которых и я, — которым вы были полезны и словом, и делом…»

Стасов был очарован гением Толстого: «Вы для меня такой крупный, такой необыкновенный, такой своеобразный, такой удивительный писатель, такой силач, что наша земля теперь должна ожидать от вас <...> чего-то в самом деле великого» (Лев Толстой и В.В. Стасов. Переписка. 1878—1906 гг. Л., 1929. С. 37-38). Но в отношениях Стасова с Толстым не всё было гладко: споры, порой ожесточённые, велись об искусстве, о религии, о многом другом, хотя размолвки были непродолжительны. Один из таких споров приводит П. А. Сергеенко в своих воспоминаниях:

«Стасов <...>:

  — Вы говорите, что задача искусства заражать. Кого заражать?

  — Людей.

  — А я вот сижу у себя в кабинете и играю на фортепиано и так, как никогда не играл. Кого я заражаю? Себя заражаю, я говорит Стасов торжествующе. Лев Николаевич недоумевающе смотрит на него — против чего он спорит?

— Непременно себя. Не заразив себя, художник будет мёртв. В этом и заключается искусство. И свойством заражаться известными эмоциями и отличается художник от нехудожника» (ЛН. Т. 37-38. С. 556).


Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!