К дешифровке одного непонятного места 1 страница
Из воспоминаний о Блоке)
1. В воспоминаниях Е. Ю. Кузьминой-Караваевой (Мате-
ри Марии) о Блоке имеется рассказ о непонятном детском
художественном замысле поэта: "Он [А. Блок] рассказы-
вал, как обдумывал в детстве пьесу. Герой должен был
покончить с собой. И он никак не мог остановиться на
способе самоубийства. Наконец решил: герой садится на
лампу и сгорает". Контекст мемуаров убедительно свиде-
тельствует, что не только для Кузьминой-Караваевой, но
и для самого Блока в момент его рассказа замысел был
уже непонятен и воспринимался как курьезный. Попытаемся
его дешифровать.
1.1. Сам Блок считал, что "сочинять стал чуть
не с пяти лет" (Автобиография)2. Тетка его, М. А. Беке-
това, уточняла: "С семи лет Саша начал увлекаться
писанием. Он сочинял коротенькие рассказы, стихи, ребу-
сы"3. Поскольку замысел пьесы достаточно сложен, чтобы
относить его к этим первым опытам4, то его можно, с
большой долей вероятности, отнести к 1888 или 1889 г.
1.2. 24 октября 1887 г. произошло событие, которое,
возможно, проливает некоторый свет на "странный" замы-
сел Блока: в камере "старой
1 Кузьмина-Караваева Е. Ю. Встречи с Блоком / Вступ.
ст. Д. Е. Максимова, примеч. 3. Г. Минц // Учен. зап.
Тартуского гос. ун-та. 1968. Вып. 209. С. 269.
2 Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963. Т. 7. С.
|
|
|
13. Далее ссылки на это издание - в тексте с указанием
тома и страницы.
3 Бекетова М. А. Александр Блок и его мать. Л.,
1926. С. 30.
4 Ср.: Рукописные журналы Блока-ребенка / Публ. 3.
Г. Минц // Блоковский сборник. Тарту, 1972. Вып. 2.
тюрьмы" Шлиссельбургской крепости "облил себя керосином
из большой лампы, которую ставили для освещения, и сго-
рел" народоволец Михаил Федорович Грачевский. Первое
печатное известие об обстоятельствах гибели Грачевского
появилось в зарубежной печати ("Летучие листки Фонда
вольной русской прессы") лишь в 1897 г. Однако слухи о
шлиссельбургской трагедии распространились быстро и
широко вскоре после события. "Самосожжение Грачевского
произвело огромное впечатление во всем революционном
мире, но долгое время о нем циркулировали только глухие
слухи"2.
1.3. Замысел Блока не был сознательной реакцией
взрослого человека. Это было то неосознанное и смутное,
но глубокое впечатление, которое возникает в душе ре-
бенка, случайно слышащего не предназначенные для его
ушей героические и трагические рассказы взрослых. Б. М.
|
|
|
Эйхенбаум в глубоком и изящном очерке "Легенда о зеле-
ной палочке", посвященном преломлению в сознании Л. Н.
Толстого и его братьев "взрослых" разговоров, с убеди-
тельностью раскрывшем в их детской игре отзвуки декаб-
ристских идеалов, писал: "Некоторые впечатления детства
обладают такой силой, что следы от них сохраняются в
памяти до конца жизни. По этим следам, как по остаткам
древних надписей, можно восстановить факты, имеющие ис-
торическое значение"3. Далее Б. М. Эйхенбаум с исключи-
тельной проницательностью по детскому рассказу брата
Толстого о "зеленой палочке и муравейных братьях" не
только дешифровал содержание бесед в доме родителей пи-
сателя, но и раскрыл на примере сна Николиньки Болконс-
кого в конце "Войны и мира" механизм превращения разго-
воров взрослых в сон ребенка.
2. Гибель М. Ф. Грачевского вызвала напряженный ин-
терес в русском обществе. Для реконструкции устных - не
дошедших до нас - откликов интересна оценка В. Н. Фиг-
нер, писавшей: "Из всех крупных народовольцев к Гра-
чевскому более всего приложимо название "фана-
тик""4. "И не напоминает ли он суровые образы наших
|
|
|
раскольников, в огне костров искавших выхода из жиз-
ни"5.
2.1. Документальные данные о Грачевском столь огра-
ниченны, что исключают возможность однозначного психо-
логического объяснения его трагического поступка. Среди
других соображений, как связанных с условиями заключе-
ния, так и вытекающих из психологического склада его
личности, обращает на себя внимание частая встречае-
мость в немногочисленных сохранившихся документах
1 Фигнер В. Шлиссельбургские узники // Полн. собр.
соч.: В 7 т. 2-е изд. М., 1932. Т. 4. С. 78.
2 Колосов Е. Е. Государева тюрьма Шлиссельбург, по
официальным данным / Предисл. Н. А. Морозова, 2-е изд.
1930. С. 315. Разговоры о подвиге Грачевского - еще од-
но свидетельство связи атмосферы "бекетовского дома" с
пронародническими симпатиями демократически настроенной
петербургской интеллигенции 1830-х гг. См.:
Минц 3. Г. Александр Блок и традиции русской демок-
ратической литературы XIX в. // Минц 3. Г. Лирика Алек-
сандра Блока. Тарту, 1973. Вып. 3.
3 Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969. С. 431.
4 Фигнер В. Шлиссельбургские узники // Поли. собр.
|
|
|
соч. Т. 4. С. 59.
5 Там же. С. 61.
метафоры огня: "Я горел желанием принести пользу
крестьянам" (из показания на суде 1883 г.); "Друзья!
Вас пламенно люблю всех..." (из предсмертного стихотво-
рения, написанного в камере Шлиссельбурга)' и пр.
3. Блок сам не помнил побудительных причин, обусло-
вивших появление его замысла. Означает ли это, что впе-
чатления от разговоров, которые он услыхал в восьми-де-
вятилетнем возрасте и которыми, видимо, был потрясен,
прошли бесследно и не оставили в его художественном
сознании никаких следов, кроме забытого детского замыс-
ла пьесы? Посмотрим, как Л. Толстой показывает транс-
формацию в сознании Николиньки Болконского во многом
непонятного ему разговора взрослых. Перед нами цепь из
трех звеньев:
прежде всего, некоторая реальная ситуация, затем не-
понятные разговоры взрослых, которые трансформируются в
соответствующие элементы из алфавита детского мышления
(перевод Пьера в образ из иллюстраций к книжке Плутар-
ха); однако возникающий таким путем образ, содержащий в
себе сплав черт и из исходного текста, и из его "пере-
вода", подразумевает некоторый набор возможных для него
в данном контексте предикатов, то есть потенциальные
возможности сюжетов. Развертывание такого текста-образа
в сюжет и составляет повествовательную ткань сна. При
этом первая и третья стадии представляют собой выявле-
ние и развернутые тексты, а вторая - скрытое и наиболее
интимное - часто неосознанное звено, в которое сверты-
вается первый и из которого развертывается третий
текст. Так устанавливается соотношение между сценой в
кабинете Николая Ростова и сном Николиньки, пронизанным
белыми косыми линиями и ощущением полета.
3.1. Механизм, столь проницательно показанный в дан-
ном случае Л. Толстым, во многом совпадает с трансфор-
мацией неосознанных впечатлений в творческие импульсы
повествовательного типа. В особенности это относится к
детским впечатлениям: забываясь, они оставляют в созна-
нии писателя глубинные свернутые тексты, которые, всту-
пая во взаимодействие с контекстами более позднего соз-
нания, могут подвергаться весьма сложным развертывани-
ям2.
3.2. Разговоры о смерти Грачевского вылились в соз-
нании Блока-ребенка в образ человека, убивающего себя,
садясь на лампу, что скоро сделалось самому Блоку и
странным, и смешным. Но можно ли считать случайным, с
одной стороны, то, что в дальнейшем творчестве Блока
образы огня и борьбы оказались слитыми, а с другой -
что в определенный момент его эволюции понятия "русский
революционер" и "старообрядец-самосожженец" оказались
синонимами, а "огненная смерть" стала символом револю-
ции?
3.3. Образы группы "огонь" ("огонь", "пламя", "го-
реть", "костер", "пожар" и др.), игравшие в творчестве
Блока важную роль, не раз меняли значение. Первоначаль-
но ("Ante lucem") оно было четко фиксированным и свя-
занным с широкой традицией лирики, уже обратившей в
шаблон мета-
1 Фигнер В. Шлиссельбургские узники // Полн. собр.
соч. С. 62, 59 (курсив наш. - 3. М., Ю. Л.).
2 См. ряд весьма интересных статей на эту и близкие
темы в польском сб.: Teksty. 1973. N 2 (8).
форические образы "огней зари" и "сердечного огня",
"огня страстей"; соединение неметафорического словоу-
потребления с эсхатологическими описаниями. Начиная со
"Стихов о Прекрасной Даме" эти образы деавтоматизи-
ру-ются превращением их в символы со сложной игрой пря-
мого и переносного, словарного и окказионального значе-
ния. Одновременно расширяется и их семантика: кроме
прежних значений еще и "огонь" - электрический свет,
символ "инфернальности" современного города (циклы
"Распутья", "Город");
"огонь", "костер" и "пожар страстей" как характерис-
тика людей из народа ("Мне снились веселые думы...",
"Прискакала дикой степью..."); "огонь" - символ револю-
ции ("Пожар", статья "Михаил Александрович Бакунин" и
др., вплоть до "мирового пожара" в "Двенадцати").
3.3.1. На фоне этой общей эволюции возникают и ло-
кальные упорядоченности - тексты, где образы группы
"огонь" связываются с более узким и определенным кругом
значений. Таков ряд произведений, созданных в годы выз-
ревания идей "народа и интеллигенции" (1906-1909). В
стихотворении "Угар" (1906) "дьявольская Судьба" симво-
лизируется сценой сожжения ребенка на костре. При этом:
а) сожжение здесь - тяжкий, но добровольный шаг ("На
костер идти пора" - 2, 212');
б) герой - "ребенок" (ср.: "Будьте как дети") и, од-
новременно, "царь";
на него возлагают "венок багряный / Из удушливых уг-
лей". Герой отчетливо сближен с Христом, а сожжение - с
распятием.
Образы "костра" и "креста" (ср. эвфонический повтор:
кстр - крст) сближаются во многих произведениях этих
лет:
И был костер в полночи
И змеи окрутили
Мои ум и дух высокий
Распяли на кресте (2, 136);
И взвился костер высокий
Над распятым на кресте (2, 252).
Связь образов "огня" и "костра" с мотивом доброволь-
ной, жертвенной гибели раскрывается и как связь их с
темой гибели революционера:
Только в памяти веселой
Где-то вспыхнула свеча.
И прошли, стопой тяжелой
Тело теплое топча (2, 59) -
а затем - как самосожжение старообрядцев ("Песня
Судьбы", "Задобренные снегом кручи..."). При этом приз-
наки жертвенности и пассивности не совпадают, а проти-
вопоставляются: песни самосожженцев несут "весть о сжи-
гающем Христе" (3, 248; ср. в публицистике Блока мысль
о родстве жертвенного
Здесь и далее в текстах А. Блока курсив наш. - 3.
М., Ю. Л.
и бунтарского лика народа). Костер самосожженца стано-
вится для Блока одновременно символом и национальной
формой бунта, и национальной формой распятия (народным
вариантом христианской этики), а образ человека, сжига-
ющего самого себя, синтезирует бунтаря и Христа. Позд-
нее (конец 1900-х - 1910-е гг.) эта мысль трансформиру-
ется в утверждение права человека на сожжение себя в
"пожаре жизни", в осмысление такой гибели как мести,
протеста. А поскольку в лирике зрелого Блока значения
символов раскрываются не только в ближайшем контексте
(часть текста, текст), но и в контекстах значительно
более широких (цикл, том, в пределе - все творчество),
постольку и каждое конкретное упоминание "огней", "по-
жаров" и т. п. потенциально заключает в себе и все от-
меченные выше значения.
3.4. Эволюция значений блоковских символов чаще все-
го будет историей роста их "полигенетичности"', увели-
чения связей с разнообразными жизненными и культурными
впечатлениями2. Поэтому вполне реально предположить,
что неосознанные впечатления детства (возможно, обнов-
ленные позднее, в период изучения истории русского ре-
волюционного движения)3 наложили отпечаток на ту слож-
ную смысловую "связь", в которую включены образы группы
"огонь" в позднем творчестве Блока.
4. Как же соотносятся эти идеи и образы, представля-
ющие результат сознательной и целенаправленной работы
мысли поэта, с забытым впечатлением детства? Целостные
тексты, организованные и выраженные на всех уровнях,
при частичном забывании остаются в памяти в виде сво-
еобразных "осколков", из которых, однако, при припоми-
нании может быть снова восстановлен целостный текст.
Если в качестве такого "осколка", выполняющего роль
свернутой программы текста, выступает элемент высокого
уровня, в памяти остается логически построенная мысль
или часть ее. В этом случае восстановление целостного
текста выступает как сознательный акт. Если же в памяти
застревает "осколок" низших уровней - слово, конкрети-
зированное до звукового образа, зрительный образ конк-
ретного предмета, выступающий как вырванный из контекс-
та знак, - то реконструкция забытого текста протекает
как неосознанный и неожиданный для самого субъекта про-
цесс.
4.1. Если элементы первого рода активно участвуют в
развитии глубинных структур сознания, то вторые, как
своеобразные споры, скрыты в неосознанном механизме па-
мяти. Однако, когда внутреннее развитие дает им импульс
к пробуждению, они приобретают характер текстообразую-
щих программ, создавая из новых материалов новые текс-
ты, неосознанные для
Жирмунский В. М. Драма Александра Блока "Роза и
Крест". Л., 1964. С. 78.
2 См.: Минц 3. Г. Функция реминисценций в поэтике А.
Блока // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. 1973. Вып.
308.
3 Изучение бьшо предпринято в связи с работой над
поэмой "Возмездие" (ср. в особенности "Материалы к поэ-
ме", опубликованные В. Н. Орловым в 3-м томе Собрания
сочинений Блока). Во второй половине 1900-х гг. Блок
знакомится с поэтом-шлиссельбуржцем Н. А. Морозовым
(см.: 5, 309; 7, 259 -260; 8, 501). В этих условиях
следует учитывать и возможность прямого знакомства Бло-
ка с историей гибели Грачевского. Однако связь образа
"огня" с темой героической жертвы наметилась ранее того
времени, к которому относятся указанные факты.
самого субъекта мысли, воспроизводящие структуру тех
давно забытых первотекстов, "осколками" которых они яв-
ляются. Именно такую роль, можно полагать, для Блока,
напряженно ищущего в 1910-е гг. синтеза революции и на-
родности, национальных форм протеста, сыграл дремлющий
в его памяти, бессознательный образ бунтаря-самосожжен-
ца, "садящегося на лампу".
5. Собеседница Блока была далека от трагического
восприятия его рассказа и отнеслась к нему как к курь-
езу. Ни тогда, когда она его слушала, ни позже, когда
много лет спустя писала свои воспоминания о Блоке, она
не могла знать своей будущей судьбы - добровольного са-
мосожжения в фашистской печи ради спасения другой узни-
цы концлагеря, "жизни своей за други своя".
1974
В точке поворота
1. Подлинное понимание культурного значения эпохи
Блока (шире - начала XX в.) вряд ли возможно в той от-
носительно короткой перспективе, которая обычно в этой
связи привлекается. Границы подлинного исторического
периода, необходимого для понимания событий, пролегают
значительно шире. Если один его край обозначить Пушки-
ным', а другой - переживаемым нами временем, то имя
Блока окажется расположенным прямо в середине этого пе-
риода. Эта хронологическая позиция глубоко символична,
и из нее вытекает императивная необходимость взглянуть
на Блока с позиции этих двух перспектив. Одновременно
это вынуждает нас обдумать еще раз наши представления
как о пути, который вел к Блоку, так и о дороге, уво-
дившей от него. Чем ближе мы приближаемся к современ-
ности, тем нам труднее удержаться от эмоциональных оце-
нок. Там, где, глядя в прошедшее, мы склонны видеть ис-
торические закономерности, наблюдая современность, мы
говорим об ошибках и злонамеренности. Преодоление этой
двойственности обычно находят на пути перенесения в
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!