Особенности весенних разливов

Стр 1 из 8Следующая ⇒

Http://costroma.k156.ru/text/html/kos_zem/vyp_4/piskunov.htm

На главную mir.k156.ru Для отзыва

IV. ИСТОРИЯ СЁЛ И ДЕРЕВЕНЬ

Л. П. Пискунов (Кострома)

Хороша наша деревня —

Только улица грязна.

Хороши наши ребята —

Только славушка плоха.

Хороша наша губерня,

Славен город Кострома...

(Местная присказка)

ИЗ ИСТОРИИ МОЕЙ РОДИНЫ
О прошлом деревни Вёжи под Костромой

...Вот уже более сорока лет (1956 г.), как создано Костромское водохранилище, или, как его называют, Костромское море. Сотни лодок и катеров, тысячи рыболовов бороздят его воды. Известность его распространилась далеко за пределы области. А мне не раз приходилось спрашивать иных рыболовов: что вы знаете о жизни на месте (дне) Костромского моря? Одни отвечали, что были здесь сёла, деревни и их выселили, а другие просто пожимали плечами, не находя ответа.

На создание этого моря затрачены огромные материальные средства. Там работали несколько лет тысячи людей, сотни автомашин и тракторов, несколько (6-8) земснарядов. Ведь, чтобы подготовить ложе моря, нужно было вырубить тысячи гектаров лесов и кустарников, переселить около 20 населённых пунктов — сёл и деревень. А ведь такие сёла, как Куниково, имели более четырёхсот дворов, а Мисково и Жарки — и того больше.

Нужно было намыть пятидесятикилометровую дамбу — от судоверфи в г. Костроме до посёлка Прибрежный. Построить насосную станцию. И масса других работ. По предполагаемому проекту, — отшнурованная дамбой часть плодородных земель ближе к городу должна была давать небывало высокие урожаи сельхозпродукции и возместить ту её часть, которую давала затопленная водохранилищем территория. Но вот, спустя 40 лет, на деле оказалось иное. Большая часть сенокосных угодий и бывшей пашни заросла кустарником и лесом, кочками и бурьяном.

А что даёт нам этот мелководный бассейн водохранилища? В год вылавливается 50-60 тонн рыбы всеми категориями рыбаков; это промысловики, любители и браконьеры. На долю водохранилища приходится энное количество кВт-ч. электроэнергии, вырабатываемой Горьковской ГЭС. А в марте месяце каждого года при понижении уровня воды в Волге с мелководий водохранилища стекают тысячи кубометров тухлой воды, которую костромичи пьют. Время идёт, история остаётся. А что было на дне рукотворного моря 70–100–150 лет назад, знают уже единицы людей, и то по рассказам старожилов.

Мне довелось родиться и жить до самого переселения в этом дивном крае и запомнить много рассказов, легенд — как родителей, так и других старожилов наших сёл и деревень.

Наша местность, где сейчас плещется так называемое Костромское море, до затопления была уникальна в природно-географическом отношении. Вряд ли в европейской части России найдётся ещё 2-3 таких своеобразных уголка. Ну, а уж в наших близлежащих областях, я точно уверяю: нет, не встречалось. Я преклоняюсь и отдаю должное уважение великому сыну России, поэту Н.А.Некрасову, который воспел-описал жизнь болотно-низменного края. По размерам вся эта низина составляла примерно 40х20 км. А уникальность её состояла в образе жизни людей этих мест. Через эту низину протекали реки, такие как Кострома, Соть, Касть, Узокса со множеством их притоков. Было много больших озёр — таких как Каменник, Идоломское (с водным зеркалом около 250 га), Великое, Ботвино, два озера Поповы, Боранское, Першино, Семёново, Красное, Грясково. Было много мелких озёр, по 1-–2 га, и каждое имело своё название. По берегам рек и озёр рос ивовый кустарник, много было ягод чёрной смородины, ежевики, калины. Между рек и озёр росли превосходные заливные травы, где находились сенокосные угодья. Все эти реки и озёра буквально кишели рыбой, так как были уникальные условия для нереста и нагула.

Необыкновенно своеобразен был весенний разлив. Вся низина от Ипатьевского монастыря до с. Глазова на р. Соти в Ярославской области (с юга на север) и от с. Бухалова до пос. Прибрежного (с запада на восток) с конца марта по середину мая затоплялась водой. Огромные лесные массивы погружались в воду, оставляя редкие островки суши. Кто бывал в это время в затопленном лесу в солнечный день на лодке, тот всю жизнь не забудет прелести природы, наполненной пением птиц, кряканьем уток, кваканьем лягушек, криками чаек, воркованьем тетёрки, ворочаньем огромных икряных щук в залитых водой кустах и валежнике.

Лес чист и прозрачен, листа ещё нет. Только на вербах и краснотале появились барашки. В это время на редких островках застигнутые врасплох оставались зайцы, лоси, лисы и волки. Лоси иногда пускались вплавь искать более подходящее пристанище. Их плавало в большие вёсны много. Некоторые звери погибали, даже волки. Как отмечали старожилы, самые большие весенние разливы были в 1915, 1926 и 1936 годах. Узнав об этом явлении, писатель М.М.Пришвин в 1937 году приехал на весенний разлив в деревню Вёжи, но разлив в 1937 году был небольшой, не такой, как в 1936 г., а ему хотелось посмотреть это стихийное явление и описать. Второй раз он приезжал в 1940 году.

Весенние разливы для жителей наших сёл и деревень представляли определённую опасность и доставляли много хлопот, хотя к весеннему разливу и готовились заблаговременно. Деревни окружала вода. Амбары стояли в воде, их ещё с зимы загружали тяжёлыми предметами (балластом), на второй этаж заносили кирпич, дрова, другие тяжести, а в самый разлив, когда начинало подтоплять, ставили большие чаны (бочки) и заливали их водой: боялись, что б амбары не смыло водой и ледоходом.

Вежевские бани. Вид с южной стороны. Фото 1935 г.

Бани были на высоких столбах и обсажены деревьями для защиты от волнений и ледохода со стороны реки. Бани и амбары стояли отдельно от деревни — бани в одной стороне, а амбары в другой, метров за двести от деревни, а не позади дома, в огороде, как в большинстве русских деревень. В самые большие разливы крайние дома в деревнях затопляло, даже в печки заходила вода. В это время все боялись возникновения пожара.

Противопожарная работа проводилась со всем населением, и была серьёзная требовательность ко всем. Курить в улице на ходу было строго запрещено. Печи топили только утром. В улице в готовности стояли две пожарные машины ручной качки, круглосуточно велось дежурство с «караулкой» — побрякушкой.

Улицы в деревне были забиты скирдами сена, скотина у многих стояла в проулках, так как из затопленных домов и дворов её приходилось временно ставить на улице.

Крестьяне деревни Вёжи. Слева направо: Михаил Григорьевич Тупицын, Нестор Алексеевич Лёзин, Пётр Фёдорович Пискунов. Около 1913 года.

Старики рассказывали, что во время больших разливов (полоев) из Костромы буксиры привозили старые деревянные баржи и днища; на них размещали скот — на случай эвакуации. В это время единственным средством передвижения были лодки — бо\тники : в баню, в амбар, в другую деревню, в город Кострому можно было попасть только на лодке. Лодок было много разных форм, размеров и грузоподъёмности. Все лодки были долблёнки. Самые большие — грузоподъёмностью до двух и более тонн. Самые маленькие — охотничьи и рыбацкие ботники-челноки. В город Кострому по большой воде ездили на больших 4-х весельных лодках, иногда под парусом. Маршрут был таков: Вёжи — Аганино — Яковлевское — Кострома, это по течению. Из Костромы, мимо стен Ипатьевского монастыря (по речке Игуменке), мимо д. Тепра, д. Скрывалово Губачёвского с/с, местечко Ваташка, Вёжи.

В конце прошлого века и начале XX-го, да и в более ранние времена (старики и родители рассказывали) во время больших подъёмов воды, когда начинало подтоплять некоторые дома, священники организовывали своеобразные крестные ходы — на больших лодках устанавливали иконы-хоругви, и, в руках держа иконы, целая флотилия из нескольких лодок объезжала с молебном вокруг деревень, прося милости Божией, чтоб не сотворилось пожара, бури, мора. Священник стоял в лодке и, размахивая кадилом, пел молитвы, а дьякон, и хористы, и все прихожане подпевали. Так объезжали на лодках вокруг три раза. Потом вылезали из лодок, шли к часовне, которая стояла посреди нашей деревни Вёжи, и там молебен продолжали. Так было и в Ведёрках, Спасе — там тоже стояли посреди деревни часовни. В это время, пока шёл молебен, псаломщик звонил в колокол на колокольне в селе Спасе. В тихую погоду по воде звон колокола был слышен за 10-12 километров. В весенний разлив в колокол звонили в большие туманы, когда не видно было ориентиров плывущим на лодках, и по ночам. Были случаи блуждения по полою, когда вместо назначенного места приезжали в другое или на то, откуда выехали. По звону колоколов местное население различало, чьи колокола звонят. В Мискове, в Куникове, в Сущёве, в Спасе, в Глазове Ярославской области, в Шунге, в Яковлевском и т.д. — у каждых колоколов была своя мелодия, своё звучание. Когда в пасхальное раннее утро начинался звон колоколов со всех колоколен, то при тихой погоде на большом пространстве воды возникал удивительный эффект игры солнца над водой (говорили: это солнышко Пасхе радуется).

Через месяц-полтора вода спадала, и напитавшаяся водой земля была очень плодородной. Луга-сенокосы покрывались зелёным ковром разнотравья. Начинались полевые работы.

Особенности весенних разливов

Большой подъём воды в нашей низине в разные годы зависел от погодных условий. В основном происходил при дружном потеплении в середине и конце марта месяца — как на нашей территории, так и в верховьях Волги. Тогда таяние снегов происходило одновременно и потоки весенних вод устремлялись в нашу низину. Основную массу воды давала Волга. Она делала подпор водам наших рек — Костроме, Соти и Касти. В это время вода прибывала по метру и более в сутки. Но бывали годы, когда Волга запаздывала со своим сбросом воды, и наши реки за неделю сбегали без большого подъёма. Иногда в марте длительное время стояли ночные и утренние заморозки, и тогда таяние снегов в лесах происходило медленно, влага в мороз испарялась. В эти годы разливы были совсем незначительные.

Во время разливов и схода воды население: рыбаки, охотники, сплавщики леса — ежедневно следило за уровнем воды. Каждый рыболов или охотник, приезжая в лес на островок, прежде чем заняться делом, сначала всегда ставил мерку, т.е. втыкал палочку с меткой в вершках или делал зарубку на дереве, стоящем в воде. В деревне также на берегу постоянно стояли мерки. Приезжающим из разных мест, например из Мискова, Бухалова, Шунги, Самети, при первой встрече задавали вопрос: «Как у вас вода, — прибывает или убывает?» Особенно за уровнем воды следили сплавщики леса. Там нужно было уловить момент, чтоб с лесных полоев вывести плоты с лесом.

В старые времена тяжела и в то же время интересна была эта работа. Плоты с лесом из пойм выводили вручную. Связав в так называемую го`нку 10-12 плотов, бригада сплавщиков на гонке (головном плоту) ставила домик-избушку, где и жила. Сплавляли до определённого места по полою под «Дубинушку»: на лодке-каюре метров за 200-300 отвозили якорь с привязанным к нему канатом, другой конец которого завозили на гонку, где за него тянули, и таким образом гонка двигалась. Канат собирали снова в лодку, укладывая его в круг, чтобы при следующем завозе якоря он не спутался. Чтоб видно было, где выброшен якорь и не ползёт ли он, а также на случай обрыва каната, к якорю на верёвке крепили поплавок, почему-то называемый су`кой . Так сплавляли как в старые времена, так и уже в послевоенные годы, вплоть до затопления, так как многие городские организации, фабрики, заводы, колхозы запасали лес-дрова каждый по отдельности. За казённым лесом (что заготавливали леспромхозы) к определённому месту приходили пароходы-буксиры. Но до этого места, фарватера, плоты из лесных пойм выводили также вручную — за якорь.

К уровню воды была очень чувствительна рыба. Когда вода прибывала, рыба шла на берег, в кусты, в лес, где вода прогревалась быстрее, на тёплые скошенные поляны — там она скорее созревала для нереста и нерестилась. Как только вода шла на убыль, из лесу рыба тотчас исчезала и сходила вслед за водой. Когда вода в лесах стояла долго, рыба там и выгуливалась.

Основные занятия жителей

Как возникли наши поселения, точных сведений нет. И нет сведений, когда, как, в каком году построена церковь Спас-Преображения в селе Спасе, перевезённая в 1954 году в Ипатьевский монастырь.

Летом 1996 г. на месте бывшей деревни Вёжи группой археологов в течение июня — июля велись раскопки. 12-15 июля я с братом Анатолием ездил навестить тот родной островок и поговорить с археологами. Они нам сообщили, что нашли вещественные доказательства того, что поселение возникло до татарского нашествия.

Не менее интересно и то, что отдельные группы поселений имели свои названия, кроме официальных. Так, например, с. Шунга, Яковлевское, Стрельниково и прилегающие к ним деревни имели название Мыс, а людей называли мысовые. Село Саметь и выселенные в 1953-55 гг. деревни бывшего Губачёвского сельсовета называли Заво`ржье. Между сёлами Шунгой и Саметью протекала речка Воржа, которая в весенний разлив соединяла Волгу с рекой У`зоксой. Село Петрилово, деревни Шемякино, Пасынково, Шабаново, Палачёво называли Ба`ршина <*>, говорили: «Откуда приехали?» — «Да из Баршины». Примыкающие деревни Ярославской области, как-то: Сошкино, Привалово, Филинское, Слоново и др. — называли Хаза`ра. Говорили: «Ходила в Хазару с рыбой», или: «Хазара выехала на реку Соть сенокос ставить». Жителей села Куникова звали Ля`хи, говорили, что они польского происхождения. Наши деревни: Вёжи, Ведёрки и Спас — называли Пого`стье. Говорили: «Приехали из Погостья», или: «Пошли в гости в Погостье».

<*> Видимо, от слова «барщина». (Прим. ред.)

В наших сёлах и деревнях, как-то: Куниково, Мисково, Жарки, Спас, Ведёрки, Вёжи — озимые (хлеб) не сеяли, так как поля заливались водой. Но с очень давних времён выращивали хмель. Помните, Н.А.Некрасов писал: «Исстари хмель здесь родится на диво», а писал он это, посещая наши Вёжи где-то в середине XIX века. Основными источниками существования и доходов населения являлись: 1. Хмелеводство, 2. Рыболовство, 3. Скотоводство и сенокошение для продажи, 4. Охота промысловая, 5. Заготовка и сплав леса.

Часть мужского населения уходила на заработки в Питер.

Самым древним и доходным занятием в нашем низменном крае являлось хмелеводство.

Наша местность, затопляемая весенними водами, была очень благоприятна для выращивания хмеля. Хмельники (так назывались места, где выращивают хмель) размещались в большом дубовом лесу, называемом Зае`зной, посреди которого проходила в старые времена так называемая Боярская дорога, ведущая в близлежащие деревни Ярославской области — за реку Соть, к железнодорожной станции Данилов.

С древних времён на Руси главным напитком было пиво, а хмель является неотъемлемым компонентом в пивоварении. Хмель мог расти только в защищённом от ветров месте, и на участках-хмельниках с обеих сторон высаживали деревья — дубы, вязы, вётлы.

Как рос хмель, — это было красивейшее зрелище. Люди нынешнего поколения уже не представляют его красоты. Хмель — корневое вьющееся растение, плоды его — мягкие шишки с терпким специфическим запахом. Весной, после схода воды, от хмельного корня появлялся росток, в это время к нему втыкали так называемый хмельнишний кол, высотой 6-7 метров. Зацепившись за него, росток, поднимаясь до верхушки кола, распускал свои ветви. Участки-хмельники были небольшие — метров 7-8 в ширину и 12-15 в длину, а корни высаживали примерно на 70-80 см друг от друга, рядами, чтобы можно было пройти между ними для обработки и ухода.

Для выращивания хмеля требовалось большое количество хмельнишных кольев. Их заготовляли сами крестьяне, а иногда покупали в близлежащих деревнях Ярославской губернии, на базарах или привозили по заказу. Кол был только еловый или сосновый, его берегли; после щипки-уборки хмеля колья ставили в суслоны у больших деревьев или заносили в овин. На хмельниках ставили овины для сушки хмеля и других нужд. Обычно овины строили на 2-3 родственные семьи.

Сушили хмель так: сырой, только сощипанный с ветки хмель носили большими круглыми корзинами на второй этаж овина и рассыпали на пол, на котором была разостлана так называемая ча`ща — это большое редкотканое из пеньковой нити полотно. Внизу овина, на земле, жгли костёр, жар от костра устремлялся под потолок. Чтобы не было большого пламени, а больше жару, жгли большие суковатые поленья, которые невозможно было расколоть на дрова. Такие кряжи-поленья называли подовинниками. Когда сушили хмель, в огонь бросали серу; говорили, что это для придания блестящего золотистого цвета и чтоб хмель лучше хранился (назывался «серкованный хмель»).

Хмель выращивали как для домашнего потребления (всюду варили пиво), так и на продажу — он пользовался большим спросом по всей России и отправлялся за границу. Ещё с начала XVIII века, а может и в более ранние времена, местные мужики-торговцы на лошадях возили продавать его в Вологду, Вятку, Тверь, Бежецк и другие места. В 1905-12 годах, в связи с созданием сельскохозяйственного общества и кредитного товарищества, роль производства хмеля значительно возросла. По железной дороге покупатели заезжали из Сибири и других дальних мест России.

Примерно в 1914-18 годах сельскохозяйственное общество строит большие кирпичные склады-производства в с. Куникове и д. Ведёрках для сушки, хранения и фасовки хмеля. Там его принимали у крестьян как на хранение, так и для реализации. Родители рассказывали: хмель прессовали в пачки, как чай, по 1 фунту, 2-5 и более, на каждую пачку наклеивали красивую этикетку, где был изображён медведь, стоящий на задних лапах, в правой лапе он держал кружку с пенящимся пивом, а в левой — ветку хмеля.

С каждым годом спрос на хмель возрастал, особенно выросли доходы от него в годы революции и НЭПа. Так было до 1930 г., до коллективизации. В годы коллективизации хмель повсеместно был уничтожен. На бывших хмельниках в колхозное время стали сажать табак, цикорий, картофель. Цикорий не прижился, а табак и картофель давали большие урожаи.

Поспевал хмель к 1 августа, уборка-щипка требовала много рабочих рук. Каждую ветвь нужно было спустить с кола и, не примяв её, ощипать все плоды-шишки в корзину. Поэтому на щипку хмеля в наши сёла приходило много рабочего люду — молодёжи из других мест.

Вторым доходным занятием было сенокошение, торговля сеном и сенокосными угодьями (пожнями). Как гласят легенды и рассказы старожилов, большая часть этого низменного края: от бывшей деревни Прости (это граница с Ярославской областью на р. Соти) до оз. Каменника с севера на юг, и от местечка Омутская на р. Касти (тоже граница с Ярославской областью) — ныне это место называется Кастинские ворота — до нынешнего посёлка Прибрежного с запада на восток — его земля и воды принадлежали с древних времён нашим сёлам и деревням: селу Спасу, д. Вёжам и Ведёркам, населением которых владел помещик Алексей Московцев; может быть, он был последним их владельцем. Из рассказов известно, что помещик этот слыл хорошим, добрым человеком. Наследство передавать было некому, и, умирая, Московцев написал в Костромскую губернскую управу завещание о том, что наследства он никому не оставляет, а земли и воды оставляет за его подданными крестьянами.

После его смерти все земельные, лесные и водные угодья были поделены между «ревизскими душами». Это значило, что надел земли получал только мужской пол. И был заведён порядок: кто из мужского полу в округе умирал, его надел передавался очередному новорожденному младенцу «мужеска полу», независимо от родства. Получалось так: у кого в семье рождалось больше девочек, тем было плохо, на девочек надела не причиталось, и приходилось пожни, хмельники покупать, брать в аренду или идти в батраки, обрабатывать чужие за доли процента. А у кого в семьях рождались мальчики, хозяева-родители избытки наделов продавали, отдавали для обработки исполу. А то и просто пропивали на корню, травой, какому-нибудь знакомому богатею. Эта несправедливость являлась причиной нежелательных поступков со стороны родителей. Были семьи, где рождались одни девочки, и имея один надел, приходилось дочерей с малых лет отдавать в няни, служанки или просто батрачки, так как семья не могла себя обеспечить средствами существования. Так было, по рассказам стариков, до 1905-07 гг., т.е. до столыпинской реформы. В эти годы так называемые «ревизские души» отменили и сделали передел, т.е. стали делить наделы по едокам — на мужское и женское население.

О реформе 1861 г., отмене крепостного права, легенд и рассказоав не осталось, видимо, это не коснулось наших деревень.

С 1905-07 годов жизнь в наших деревнях быстро меняется в лучшую сторону. В это время создаются сельскохозяйственное общество и кредитное товарищество. Организуется сельхозбанк. При переделе наделов на крестьян-едоков, как-то: хмельников, сенокосных угодий, озёр, лесных массивов — был оставлен общественный фонд. Этот фонд — сенокосы, озёра, лес — общество продавало, сдавало в аренду, а средства шли на общественное обустройство. Строили плотины на озёрах — езы`, они имели значение как для ловли рыбы тягой воды, так и для предупреждения затопления сенокосных угодий во время паводков. Производили и ремонт многочисленных мостов через реки и овраги, вели строительство складов для сушки хмеля, приобретали пожарные машины и т.д. В с. Спасе в 1916-17 гг. была построена первая сельская электростанция на три деревни (с.Спас, дд. Вёжи Ведёрки) венгерским инженером Шестинским, или Шекстинским. Кирпичные стены здания электростанции ещё сохранились до сих пор в селе Спасе, но проработала она недолго, годах в 1920-21 сломалась динамо-машина, её увезли на ремонт в Кострому, и после этого станция работу не возобновляла.

Сельхозобщество через свой банк своим крестьянам выдавало ссуды за небольшие проценты для покупки породистого скота, лошадей, для строительства домов, амбаров. В связи с опасностью пожаров дома в деревнях стали строить в большинстве кирпичные, для чего возводились примитивные кирпичные заводы в Вёжах, в Овинцах и в селе Куникове — к 1930 г. было 6 небольших кирпичных заводов.

Сельскохозяйственное общество возглавляли добросовестные, авторитетные местные мужики, к тому же была действенная ревизионная комиссия, которая два раза в году проводила очередные ревизии, да ещё и внезапные.

Интересен был порядок пользования наделами.

1. Хмельники выделялись на постоянное пользование, каждый крестьянин получал свой постоянный участок-хмельник, на котором строил свой овин, обрабатывал и удобрял его по-своему. Мог его и продать.

2. Сенокосные угодья (пожни) по жеребью делили каждый год. Было несколько сот пожен, и каждая имела своё название и границы. Все пожни были внесены в шнуровую книгу, где было указано качество травостоя и примерно сколько пудов сена накашивалось на каждой пожне.

Поскольку качество травостоя было неодинаково, как и расстояние от дома-деревни, а также опасности подтопления паводками заставили мудрых мужиков делить их каждый год, что было более справедливо. Если в один год доставалось не очень хорошая пожня и далеко от дома, то на следущий год могла достаться хорошая и близко. Всё решал жребий. Контора сельскохозяйственного общества была в деревне Вёжи, и вот в начале июня в определённый день назначалась жеребьёвка сенокосных угодий. По количеству едоков определялись пожни. По величине укоса пожни были разные, на одних накашивали по 500-700 пудов, на других — 80-100. Были и недовольные, тогда назначали комиссию и проверяли, так как покосы или вымокали, или, во время весенних штормов, замусоривались наносами. В эти же дни объявлялись торги на общественные сенокосы. Покупателей было много. Из города, из Заволжья, из Шунги, Стрельникова и других мест. Эти дни были наподобие ярмарочного праздника, тут торговали сенокосами, травой на корню и те, у кого было много наделов, а косить некому. По завершению торгов на лугу, около весовой, под вётлами, пили так называемые ли`тки — покупали ведро или два вина (водки) и всех участников угощали, а кто не пил, тому домой с собой не давали.

Косили, сгребали в копны и метали в стога вручную. Косила каждая семья отдельно. Кто одинокие, малосемейные и безлошадные, кооперировались по 2-3 семьи, или 2-3 человека. На дальние сенокосы выезжали на всё время, пока сенокос не закончат. Туда ехали мужчины, женщины, взрослые дети с лошадью. Ставили полога, делали из прутьев и травы — сена шалаши и там жили, пока не скосят всю пожню. Кому доставалась пожня ближе к дому, те ходили ночевать домой.

В это время вся наша низина оживала, наполнялась звуками, ржаньем лошадей, звоном кос, иногда по вечерам и песней. В жаркий день весь этот зелёный ковёр приходил в движенье: где сгребали сено, где метали стоги, где возили копны лошадьми к стогу, где их носили носилками на руках; где-то на берегу реки дымился костёр, и далеко по ветру разносился запах супа или подгоревшей каши.

К сенокосу загодя готовили и лёгкую одежду. Женщины шили просторные ситцевые лёгкие платья и обязательно белые платки, мужчины одевались также в белые или холщовые-льняные рубахи и холщовые штаны, на ноги в подавляющем большинстве надевали лапти, в них было легко и удобно, ноги не опревали, и безопасно от укуса змей, ушибов и порезов.

На время сенокосов запасали и более калорийную пищу: вяленое мясо, сушёную рыбу, из которой варили супы, гречу, пшено. Постоянно был сыр, творог, но самыми изысканными считались варёное кислое молоко и квас домашнего приготовления, охлаждённый в колодце или реке.

Сенокос длился до начала августа. Иногда, если лето выдавалось сырым и дождливым, — до 20 августа. После этого срока трава теряла свои питательные качества и годилась разве что на подстилку. Поэтому в сухие жаркие дни крестьяне работали по 18-20 часов. Косить начинали в 3-4 часа утра по росе и косили до 8-9, потом часа 2 отдых, завтрак; в это время, с 8 до 12, дети, старики разбивали валки, сушили сено. С 12-13 часов сено начинали сгребать и складывать в копны. В сухую погоду копны сразу в стог не метали, а на другой день их снова растрясали для подсушки и потом уже метали в стог. Такое сено было более качественное, не пылилось, прядки-клочья однородной травы перемешивались, и сено делалаось приятным, запашистым. Знатоки-специалисты при покупке сена сразу это видели, а также определяли, когда сено скошено. Называлось сено первой косы и последки. Старики говорили: в каждом стоге сена скошенном до Петрова дня (это 12 июля) есть пуд мёда.

К середине августа, закончив сенокос, каждый крестьянин подводил итог, сколько накосилось на его пожнях сена, сколько скотины можно пустить в зиму, сколько сена он может продать.

Торговля сеном

К Преображеньеву дню, 19 августа, вся наша низина — от Ипатьевского монастыря до села Глазова Ярославской области на реке Соти — покрывалась десятками тысяч стогов свежескошенного заливного сена. У нас в Вёжах сено с лугов летом никуда не увозилось. Стога стояли в лугах до зимы и даже до весны, так как летом не везде можно было подъехать даже на лошади. С первым санным путём начиналась вывозка и торговля сеном, с этого времени жизнь в наших деревнях оживала — ежедневно ехали за сеном десятки подвод: кто покупать, кто вывозить своё накошенное летом. Все дни у весовой стоял шум, смех, ругань и т.п.

Старинная весовая находилась между амбарами и деревней; она состояла из четырёх или шести высоких столбов, наверху которых лежали толстые дубовые перекладины. К ним было подведено коромысло весов длиной метра четыре, на концах коромысла укреплены по четыре цепи. Концы первых четырёх были закреплены за площадку для гирь размером 1,2х1,2 метра, а другие четыре цепи цепляли за воз. Зацепив воз, мужики ставили на площадку гири: 1-2 х пудовые и 10 и 20-фунтовые. Когда гирь не хватало, на площадку вставали 2-3 мужика, после чего воз отрывался от земли, а стрелка на коромысле указывала равенство веса воза и гирь. Процесс был трудоёмкий и длительный, поэтому на весы иногда выстраивалась очередь. Продавали сено и оптом (стогом) или возом, на глаз. Надо отметить, что глаз как у покупателей, так и у продавцов был очень намётан и ошибка бывала незначительная.

В старые времена в Костроме содержалось много скота, коров, лошадей и потребность в сене была огромна. Все фабрики и заводы имели свои конюшни в сотни и более лошадей, и многие из них, не имея собственных покосов, закупали сено в наших краях и на сенном рынке в Костроме, который находился до 70-х годов на нынешней площади Мира. Часто крестьяне своё сено возили сами продавать на сенной базар в Кострому, где цена была значительно выше. По зимним дорогам днём и ночью непрерывно тянулись обозы с сеном и другой продукцией. Для обслуживания этого процесса с давних времён в наших сёлах и деревнях появились чайные, где путники могли обогреться и напоить лошадей, попить горячего чаю, перекусить, узнать какие-то новости, кого-то встретить и переговорить.

Но основная масса сена шла на выкорм собственного скота и лошадей. Скота в нашем крае было много. В каждом доме до коллективизации 1930 г. было по 1-3 коровы, молодняк, овцы, лошади. Надаивалось большое количество молока, и с древних времён в каждой деревне была сыроварня частного владельца, куда крестьяне сдавали излишки молока.

Сыроварение

До создания сельхозобщества (1910-12 г.), как и в других краях России, в каждой деревне-селе имелись частные сыроварни, куда население-крестьяне сдавали излишки молока. Частник-сыровар устанавливал свою цену на сдаваемое ему молоко, являясь как бы монополистом, так как девать молоко больше было некуда. А крестьяне, соблюдая посты, временами имели большой избыток молока. Надо сказать, что сыр вырабатывался порой в антисанитарных условиях, так как всё делалось вручную, на глазок. Летом, в жару, у сыроварни летали рои мух. С созданием сельскохозяйственного общества во многих деревнях и сёлах были построены общественные сыроварни, с более высокой технологией по тем временам. Так и у нас в деревне Вёжи была сыроварня с кирпичным бетонированным подвалом для вызревания сыра.

Вот какой интересный случай произошёл в семье моего деда Фёдора Ивановича Пискунова. Как и все в Вёжах, его семья сдавала молоко частнику — Василию Фёдоровичу Кокину; он деду являлся двоюродным братом. Цену за молоко он назначал одну, на весь год. А когда открыли общественную сыроварню, объявили: «Принимать молоко будем пока, как и В.Ф.Кокин, по его цене, но если удастся сыр продать дороже, то, возможно, будет добавка». Надо отметить, что качество сыра в общественной сыроварне стало лучше, и торговые представители приезжали покупать его из Питера и Москвы. Тогда наш дед Фёдор Иванович собрал свой семейный совет: трёх сыновей, дочь и супругу Прасковью Васильевну — и объявил: куда теперь молоко сдавать будем — в новую сыроварню или по-старому В.Ф.Кокину? И добавил, что у Васи-то надёжно, и «при том он мой двоюродный брат», а тут ещё всё новое, неизвестно, что будет. Как с главой семьи, супруга, сыновья и дочь согласились: «Носить молоко будем к В.Ф.Кокину». И вот в конце года, подводя итоги по общественной сыроварне, сдавшие молоко туда, получили на каждый рубль за сданное молоко по 30 копеек доплаты. Озадаченный дед, как не раз рассказывал мой отец Пётр Фёдорович, пошёл к В.Ф.Кокину заявить, что вот, де, в общественной-то сыроварне доплата, а мы тебе сдали около 200 пудов молока; будешь ли доплачивать? Тот отказался. Тогда дед заявил: «Уж извини, Василий Фёдорович, но с нового года мы тоже будем носить молоко в общественную сыроварню», что сделали и другие жители. А Кокину свою частную сыроварню пришлось закрыть.

Рыболовство и торговля рыбой

В весенний разлив вместе с водой вся наша низина заполнялась рыбой: с весенними водами рыба сходила с верховьев рек Костромы, Соти, Касти, Узоксы; основная же масса рыбы поднималась с Волги.

Методов ловли рыбы было несколько. Самым древним, не требующим много сетематериалов, являлся метод с использованием тяги воды. Почти на всех больших и малых озёрах в истоках были сооружены плотины, так называемые езы. Весной при спаде воды исток перекрывали сетью, ставили так называемую загру`зу, на загрузе делали большой кошель, куда рыба заходила по течению. Потом этот кошель подсекали натяжением верёвки и, подъехав на лодке, рыбу из кошеля-подсека вываливали прямо в лодку <*>.

<*> По ходу рассказа хочу сказать, что таким методом в голодном 1947 году, в мае месяце, в озере Каменнике было выловлено около 80-90 тонн крупной рыбы. В районной газете «За Сталинский урожай» в июле была напечатана статья «Золотое дно Каменника», где рассказывалось, как в этот голодный период наши рыбаки помогли голодающему рабочему классу Костромы. Рыба отправлялась непосредственно в столовые фабрично-заводских предприятий, в фабрику-кухню.

В плотину-езу, смотря по величине озера, при сооружении вставляли деревянные трубы диаметром 30-50 см. Для большого водоёма делали две-три трубы. Со стороны озера, чтоб вода не сходила в трубу, вставляли пробку-затычку. Уровень воды в озере удерживали на 1-1,5 метра выше. Летом рыбу ловили только для потребительских нужд, на праздники, для повседневной еды немного. За лето в озёрах рыба выгуливалась, набирала вес.

Как наступали заморозки и реки-озёра покрывались льдом, начинался основной лов. У плотин-езов на большинстве больших озёр сооружали рыбацкие избушки, где рыбаки посменно по 2-3 человека заступали на сутки-вахту. Зимний лов производился так: на трубу надевали редкотканый из пеньковой нити рукав длиной 6-8 метров; из трубы вытаскивали пробку-затычку, вода из озера устремлялась в трубу-рукав , а вместе с ней и рыба, которая оставалась в рукаве; оставалось только крюком поднять из воды рукав с рыбой и вытряхнуть её, как из мешка, в специально установленную на санках большую корзину. Теперь её живую отвозили на специально устроенное на льду гумно, где перемешивали со снегом, чтоб не смерзалась, и хорошо промораживали. Затем сортировали по видам, мелочь — ва`ндыш — просеивали через металлическую сетку, освобождая от снега и льда, складывали в корзины и увозили в деревню. Сдавали торговцам рыбой, делили по паям, везли в город продавать и т.д. Таким методом воду из озера за декабрь-январь спускали почти до дна, а вместе с ним и всю рыбу, крупную и мелочь. Часть рыбы, которая не смогла сойти, прижатая льдом, задыхалась. Но с наступлением весеннего половодья, благоприятных условий для естественного нереста к следующему лету все озёра вновь кишели рыбой, и так продолжалось веками.

Надо отметить, что в проточных реках рыба не задыхалась, и там применялись другие методы лова. Другой, не менее древний лов в большой весенний разлив случался и лещёвками — мережа`ми, которые ставили-метали в затопленных лесах-кустарниках: по лесным дорогам, на полянках, по опушкам леса, где рыба нагуливалась, нерестилась. До сооружения водохранилища запретов на лов рыбы во время нереста не существовало. Наоборот, во время нереста шёл основной лов.

В весенний разлив в местах, где было течение, в речных протоках между островов, ставили перемёты ветеле`й(самоловушек), куда рыба заходила, а выйти не могла. Этот метод был эффективным при спаде воды, в нерест особенно много попадалось леща.

В летнее время в озёрах ловили мережами-путами: обмётывали мережой кусты, траву-камыш в кольцо и ботом (специальным, на длинном шесте) ботали-пугали по камышу-траве, рыба от испуга устремлялась в мережу и запутывалась.

Ставили в озёрах ветеля-ловушки на растяжку, особенно этим методом много ловили линя и карася.

В реках летом ловили г`оном. Говорили: «Поехали Соть гонять». Это делалось так: мережой-сетью реку перекрывали в двух местах, например, плёс или омут, в этом отрезке ботали-стучали-гнали рыбу по течению, потом мережи с рыбой выбирали в лодку, рыбу выпутывали, укладывали в корзину и ехали вверх — повторяли следующий гон. Так трудились весь день, и иногда за 2-3 гона лодка-ботник наполнялась рыбой.

На удочки летом взрослые рыбаки никогда не ловили, считали детской забавой и тратой времени. Но мы, ребятишки, этим любили заниматься, особенно лазить по колодам во время купаний.

В зимнее время, кроме тягой воды на езах, ловили подлёдным неводом, гоном со льда; забавно-азартным был лов на блесну. Как только появлялся первый лёд, большинство мужиков, и особенно ребятишек, с блёснами в корзинах устремлялись на речки-озёра. Блеснился окунь, щука. На щуку блеснили всю зиму (каждый рыбак в своём, любимом ему месте), сидели на одной лунке, делали из брезента или дерюжки загородку от ветра, а в морозные дни брали с собой чугунок с углями, чтоб согреть руки. Было много и других методов лова.

В старое время, т.е. в конце XIX в. и до 1930 г., рыбу ловили и продавали свободно, кто как хотел. В нашей деревне Вёжи торговлей рыбой занимались два человека — это Московцев Александр Филиппович и Тупицын Григорий Петрович, а позднее — его сын Константин Григорьевич. Весной у них за двором в реке плавали рубленые садки для живой рыбы, с отсеками, под замком. От рыбаков живую рыбу они принимали по весу и вытряхивали в садок, цену устанавливали-договаривались каждый раз новую, так как в городе цена на рыбу менялась даже в течение дня. Накопив в садке определённое количество, рыбу сачком перегружали в большую лодку с водой и живьём везли на вёслах или под парусом в Кострому продавать. Торговля в городе рыбой велась на берегу Волги у Молочной горы — прямо из лодки, живой; покупали как население, так и для ресторанов — оптом. Тут уже, по привозу и наличию, назначалась определённая цена. Бывали случаи, когда приходилось продавать дешевле, чем купили у рыбаков.

Летом рыбу возили и на лошадях — в корзинах со льдом, уже охлаждённую, и продавали в мясном ряду рынка или сдавали прямо в ресторан.
География сбыта-продажи рыбы была обширна. Зимой и летом много рыбы возили продавать по сёлам-деревням: в Шунгу, Саметь, Яковлевское, город, в близлежащие сёла Ярославской области: Привалово, Слоново, Закобякино, Шигино. Особенно много возили продавать рыбы зимой в торговое село Середа Ярославской области. Там были большие базары, и рыба пользовалась большим спросом.

С 1930 г., в связи с коллективизацией, все водоёмы перешли в колхозное пользование. Хотя методы лова и не изменились, порядки стали другие — выловленную рыбу надлежало сдавать по плану райпотребсоюза в фабрично-заводские столовые города. Продавать для нужд колхоза разрешалось минимальное количество. Жизнь рыбаков перешла в два уровня: в одном, основном, ловили для колхоза официально, в другом, тайном, по ночам для себя.

С 1936 г. функции организации лова и сбыта перешли от райпотребсоюза ко вновь созданному рыбозаводу, который, не имея перерабатывающей базы, занимался тем же распределением выловленной рыбы по предприятиям города Костромы. Первым директором рыбозавода был финн по национальности — Дитлов Кирилл Сергеевич. В связи с пуском Рыбинской ГЭС в 1940-41 г. условия рыболовства в нашей низине сильно пострадали, и вся жизнь изменилась в худшую сторону.

1. Нарушились естественные весенние разливы, так как волжская весенняя вода удерживалась Рыбинской плотиной и уровень её у города Костромы был низкий, а без волжского подпора наши реки: Кострома, Соть, Касть — быстро сбегали, и большой уровень воды не удерживался. Выметанная рыбой икра обсыхала на кустах, кочках, и мальки не успевали проклюнуться. Осенью и зимой, наоборот, случались паводки. Рыбинская ГЭС начинала работать на полную мощь, сброс воды увеличивался, и уровень её в Волге поднимался, заливая нашу низину. Образовывался подпор воды в озёрах снизу, вследствие чего прекращалась тяга воды из озёр, рыба в озёрах или задыхалась, или сходила на свежую проточную воду, так как во время войны не хватало рыбацких рук, чтоб обгрузить все озёра, укрепить, нарастить насыпь земли на плотинах-езах и т.д.

2. Нарушались зимние дороги, проложенные по рекам, озёрам, низменным местам: их то заливало, то, при убыли воды, лёд повисал на берегах, что также представляло неудобства и опасность для рыбаков.

3. Осенью и в начале зимы подтопляло стога сена в низких местах, куда ещё невозможно было подъехать и вывезти сено санным путём.

4. Весной при небольших разливах во время штормов засорялись сенокосные угодья различным мусором, иногда образовывались километровые приплески.

5. Ухудшились условия езды на лодках из г. Костромы, когда реки, не выходя из берегов, имели быстрое течение, и езда на вёслах была очень затруднена. Тогда, где было возможно, лодки тянули бечевой по рекам Костроме, Узоксе и Соти.

6. Ухудшились условия работ по сплаву: лес, вывезенный зимой на полой, не всегда вода поднимала. Буксиры-пароходы не могли пройти в полой из-за низкого уровня воды. Иногда гонки плотов с лесом оседали на мелях и оставались до следующей весны; лес за это время портился, гнил, растаскивался.

Вот такой жизненный урок нам был преподнесён сооружением первой на Волге Рыбинской ГЭС.

Охота

Не менее увлекательным и доходным занятием являлась охота. До самого затопления водохранилищем и переселения жителей этих мест в 1953-55 г. вся наша низина, озёра, леса, луга, перелески, болота имели превосходные условия для различных охот, для воспроизводства дичи. Надо заметить, медведи в наших лесах не водились; по рассказам старожилов и моего отца, только однажды в весенний разлив — в годах 1923-25 — был обнаружен на острове Красная Грива на р. Соти медведь. Была на него устроена охота, но безуспешно — медведь с острова исчез, собаки след утеряли. Предполагали, что он тихо уплыл по кустам, а кто-то из охотников это прозевал. До этого, с начала века и после, медведей не встречали.

В наш «низменный край» с давних времён тянулись как известные охотники, так и менее известные. Надо отметить, что великий поэт

Н.А.Некрасов посетил края деда Мазая по чьим-то рассказам, рекомендациям. Кстати, по рассказам старожилов, видимо, один из охотников — друзей Н.А.Некрасова — барин, по фамилии Гордеев, женил своего сына на правнучке деда Мазая, Мазайхиной Марии Васильевне, рождения примерно 1875-79 г. О том, как барин приезжал с Марией Васильевной в гости на масленицу в Вёжи, как их жители встречали, стоит писать целый рассказ.

Вот какие сведения остались в моей памяти из рассказов и предположений. Надо сказать, что Н.А.Некрасов в своё время ездил как в наши Вёжи на охоту, так и в другие места не один, а с кем-то в компании. А описанный в его стихотворении внук Мазая — это, видимо, никто иной, как Василий Мазайхин, он был рождения примерно 1845-50 годов. Этот внук Василий с супругой были плодовиты и нарожали 8-10 детей. Вот они: Мария, о которой идёт речь, Агния, Анастасия, Сергей, Павел, Евдокия, Александра. Это те, что дожили до взрослого возраста, надо учесть, что в те времена большая часть детей умирала от различных болезней. Вся эта семья была скромная, богомольная, рукодельная. Самая лучшая пряха в деревне была Евдокия Васильевна, она пряла самые тонкие нити для рыбацких сетей. Как сам Василий, так и сыновья Сергей и Павел спиртное вообще не потребляли. Как рассказывал мой отец и другие старики, Василий был рыбак, ставил перемёты ветелей в разлив, метал в лесах лещёвки, мережи. Занимался хмелеводством. Что Василий был и охотник, не упоминалось, не были охотниками и его сыновья Сергей и Павел — это уже в наше время. Их дом, Мазайхин, был самым старым кирпичным домом в деревне и сложен был не на извести, а на глине. Первоначально он был на три окна, двухэтажный, а годах в 1870-80 были сделаны придел ещё на два окна в два этажа и сарай по всей ширине дома. Над окнами второго этажа на стене была прикреплена металлическая табличка величиной с большую тарелку, где было вытиснуто и покрашено следующее:

«Российское страховое общество.Застраховано 1870 год».

Родители Л.П. Пискунова: Пётр Фёдорович и Татьяна Алексеевна. Около 1925 г.

Наш дом был напротив через улицу, и эту табличку часто приходилось видеть из окна. У них дома был колодец, но в моё время, в 1930-х годах, воду из него не брали. А всё же называли «Мазайхин колодец».

Так вот, Мария Васильевна была выдана замуж за купца или помещика Гордеева. Как его было имя-отчество, неизвестно. А только остались воспоминания: «Барин Гордеев», и всё. Жили они, видимо, в Петербурге. Считали, что это Петриловский помещик-барин, который владел деревнями Шемякино, Петрилово, Пасынково, Шабаново, Палачёво. Например, на озере Великом была большая заводь и называлась она «Гордеева заводь».

В конце прошлого – начале этого века в Моховатом была огромная, на 100 ульев, пасека, где пасечником был Тупицын Пётр Петрович (дядя известного охотника из Вёжей Михаила Тупицына), и называлась она «Гордеевская пасека».
Наш дед по матери из д. Ведёрки Романов Алексей Андреевич был женат на простой крестьянке из д. Шемякина Деулиной Анне Петровне. Это было примерно в 1880 г. Так вот, как рассказывала уже моя мать, отец её Алексей Андреевич за невесту барину платил выкуп. А если жених не мог заплатить выкупа, то невеста должна идти с барином в баню мыться или на ночь в светлицу. Это для тех невест, видимо, было правило, кто выходил на сторону из его поданных деревень. Приходившая из Шемякина в гости тётушка матери Александра Евдокимова рассказывала о жестокости барина к своим крестьянам. Так, за некоторые провинности барин (а может его управляющий) одевали в сенокос на провинившегося тулуп, подпоясывали кушаком и заставляли косить, сажали в подвал на 2-3 дня и не давали еды. Видимо, не зря деревня Палачёво в этой вотчине такое название имела и недавно, после создания водохранилища, переименована в д. Разлив. В другом случае этого Мазайхина зятя называли «Мышкинский барин». На другой стороне от Палачёва, но уже в Ярославской области, есть д. Мышкино (остановка Ломовская) и есть городок Мышкин, тоже Ярославской области.

Остаётся загадкой и то, где и как познакомились, сосватались барин Гордеев и простая крестьянка Мария, которая в Кострому-то ездила раз в 3-4 года. И я пришёл к выводу, что это связано с посещением Н.А.Некрасова, в компании с которым бывал отец или дядя барина Гордеева.

А вот рассказы очевидцев о приезде барина Гордеева в гости к Мазайхиным на масленичной неделе (они приезжали на последней неделе мясоеда). В деревне все поджидали, особенно, кто выпивал. Вот как рассказывал отец. Уже с утра с понедельника начинали бегать на край деревни за Елисеев дом, и, приложив ладонь к уху, слушали, не звенит ли колокольчик, не ухает ли кучер на лошадей. И если слышали, то бежали по деревне и кричали: «Едут! Едут!» У дома собиралась толпа. «Мы, ребетня, — говорит отец, — с палками стояли в сторонке и ждали.» Вот тройка подъезжала к дому, кучер соскакивал с козел и снимал с коленей барина и барыни покрывало. Из санков выходил барин и доставал гармонь, заигрывая плясовую, Мария снимала ротонду-шубу и пускалась в пляс, толпа окружала. Кто-то из мужиков помогал кучеру и хозяину дома распрягать лошадей, растирали их клочком сена и одевали попоны, вели во двор. Пройдя в плясе несколько кругов, Мария здоровалась, кланялась землякам, барин доставал кошелёк и давал мужикам на 2-3 четверти водки. А потом запускал руки в оба кармана и горстями бросал мелочь-монеты в сугробы по улице. «Мы, — говорит отец, — стремглав пускались подбирать, палками выкувыривали из снега». Гости заходили в дом.

В эти масленичние дни принято за правило катать невест. Катались по кругу Вёжи, Ведёрки, Спас на саночках расписных при наряженных лошадях в лёгкой, так называемой немецкой, упряжке. Старики-родители, гости выходили на улицы смотреть, чей парень едет, что за девицу везёт, как они одеты, как лошадь идёт, какова упряжка.

Угостившись, отдохнув, кучер и хозяин дома запрягали тройку. Барин с Марией усаживались в саночки и пристраивались к поезду катающихся; в Спасе, в Ведёрках их останавливали мужики и барина качали, после чего он давал на водку; сняв шапки, мужики благодарили барина, и он ехал дальше. Так барин Гордеев приезжал в начале века много раз. Потом, как рассказывали, Мария заболела чахоткой, он, барин, возил её лечить за границу на воды. И вскоре, видимо в 1913-15 годах, она умерла.

М.Г.Тупицын на осенней охоте на реке Касти (после утренней зори). На берегу видна подсадная утка. Конец 30-х гг.

Местных охотников было много: пожалуй, в каждом третьем доме ружьё или два были. Были охотники-чудаки, вроде некрасовского Кузи, который сломал у ружьишка курок. Были профессионалы-промысловики, занимались заготовкой пушнины, дичи для продажи. Были организаторы барских охот. Таким слыл с конца века XIX-го и до коллективизации 1930 г. житель д. Ведёрки Ленев Алексей Иванович, к нему приезжали на охоту знатные люди из города, из других мест, из Питера. У него содержалась псарня гончих собак, стая подсадных уток, флажковые облавы на волков, капканы и др. принадлежности. Моя мать до замужества жила в д. Ведёрки и рассказывала, как Алексей Иванович и охотники привозили на лошади по несколько убитых волков, а иногда пойманных в капканы, живых. До 1915-17 г. большинство ружей были шомпольные, с центральным боем были единицы.

Известные вежевские охотники. Михаил Григорьевич Тупицын (слева) и Иван Семёнович Семёнов. Конец 30-х гг.

Сейчас проясняется, что Алексей Иванович, совместно с бывшим царским отставным офицером Губером Иваном Ивановичем, проживающим в годы НЭПа в селе Андреевском (позднее он был председателем колхоза в д. Абатурове Костромского района, это около Сущёва), готовился для приёма на охоту (видимо на уток) бывшего главвоенмора, революционера и соратника В.И.Ленина Л.Д.Троцкого, но охота по каким-то обстоятельствам не состоялась. Был в д. Вёжи охотник-промысловик и организатор охот уже в советское время — Тупицын Михаил Григорьевич, к нему на охоту дважды приезжал с большой группой других охотников писатель, автор «Цусимы», А.С.Новиков-Прибой — это в 1936-39 годах. Приезжали на охоту Д.Зуев, В.Ставский, С.В.Михалков и ещё какой-то гипнотизёр, а также постоянно ездили известные охотники из города.

Основная, большая часть охотников охотилась только на уток, эта охота не являлась промыслом, а была как бы забавой, отдыхом. В каждом втором или третьем доме в зиму содержались по 3-4 подсадные утки для весенней охоты на селезней. Прилёта уток, весны ждали, как праздника; готовились, чинили ботники, заготавливали еловый лапник для шалашей-укрытий, заготавливали порох-дробь, пристреливали ружья. И хотя существовало в Костроме охотобщество, волокиты, ограничений и всякой бюрократии не существовало. Можно было свободно купить ружьё, порох, дробь. Строгого вступления в общество не требовалось — большая часть деревенских охотников не являлась членами общества. Охотиться с нарезным стволом было строго запрещено. Промысловики (а это с начала века и до 1941 г., как помнится, были в Вёжах: Семёнов Иван Сергеевич, Тупицын Михаил Григорьевич, Ропотов Фёдор Христофорович, Клюев Павел Николаевич, Лаврентьев Иван Никандрович, Тукин Николай Яковлевич; в с. Спас: Баданин Александр Александрович, Дюшков Роман Галактионович, Баданин Николай Геннадьевич, Кубашин Ананий и другие; в д. Ведёрки: Ленёв Алексей Иванович, Фирстов Николай Григорьевич с сыном Николаем, Фирстов Константин Павлович, Корнилов Александр Корнильевич) промышляли белку, норку, куницу, горностая, хоря, лису, волка. На лосей в довоенное время охотились мало, и только во время войны и позднее стали их отстреливать воинские части из города, и были организованы 2 бригады в д. Моховатое от Песочных лагерей для их войсковой части. С этих пор и пошло большое браконьерство на лосей. Уток местные охотники отстреливали немного, три-два-пять селезней за зорю. Влёт стреляли немногие, стреляли в сидячих около подсадной утки; с заряда старались подстрелить две-три утки, так как берегли патроны. Были случаи, когда и по дюжине набивали. В первую очередь утки-дичь шли на питание собственной семьи, с утками, куликами, тетеревами варили супы, тушили картошку. Излишки иногда возили продавать в город, где на дичь всегда был спрос.

М.Г.Тупицын с неизвестным охотником в заводи озера Ботвина осенью.

При появлении волков в наших местах организовывали облавы и отстреливали. В одной такой охоте в 1948 г. 21 августа довелось участвовать и мне: стоял на номере и подстрелил молодого волчонка, за что получил премию 70 руб. А всего в этой охоте-загоне убили 8 или 9 волков.

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!