Группа Успенского. Беседы с Успенским 12 страница
На следующее утро, пока я, вместе с некоторыми учениками, ждал машину до станции, я заметил, что они от меня отгородились. Когда-то они рвались помочь мне с моими тяжелыми сумками. Теперь никто не пошевелил и пальцем. И когда мы сели на поезд в Мэндеме, они избегали меня. Это стало последней каплей. Я перешел в другой вагон и никогда больше их не видел, кроме одного, годы спустя.
С этого времени мы больше не встречались с Успенскими, ни в Мэндеме, ни в группах в Нью-Йорке, хотя Мадам присылала подарки на Рождество, а я ей писал.
По прошествии времени я обдумал ситуацию и увидел, что действовал поспешно под влиянием своих эмоций; возможно, потому что я больше привязался к Успенским, чем сам осознавал. Мне они нравились как люди, и я всегда наслаждался праздничными собраниями в Лэйн Плейсе и Мэндеме; это не были «работой» в Гюрджиевском смысле, а определенной человеческой социальной вещью, которую я потерял. Тем не менее, я лучше понял, что с тех пор как Успенский отрезал себя от Гюрджиева, его работа начала терять ценность. Его философская школа все больше и больше становилась группами интеллектуальных вопросов и ответов. Что источником их жизни была физическая работа в Мэндеме. Несмотря на все это, Успенский непрестанно работал над Фрагментами Неизвестного Учения и, будучи профессиональным журналистом и писателем, обладая интеллектуальной прямотой, смог отделить свои мысли от личных чувств и таким образом беспристрастно передать большой объем высказываний Гюрджиева; возможно, одним лишь этим он отплатил Природе за свое «появление и существование». Он давал мне почитать практически завершенную рукопись, и я понял, что это настоящий шедевр. И все же, хотя школа Успенского имела немного ценности для внутреннего развития человека, все же она давала людям кое-что. Она помогала поддерживать их интерес к идеям, находящиеся выше обычной механической жизни. И подготовленные до определенной степени ученики, рано или поздно, могли почувствовать потребность в настоящей работе над собой, и тогда появляется возможность встретить настоящего учителя, такого, как Гюрджиев, или работу в другой форме.
|
|
|
Некоторые русские очень многое дают миру, но как нация они более упрямые в своем интеллектуальном отношении к жизни, чем англичане. Они проявляют в своем существовании ограниченность человеческой глупости. И вновь, что касается коллективного ведения сельского хозяйства. Как я уже говорил, правители России после революции восприняли идею «коллективного хозяйствования». Теперь они знают, что три четверти продуктов производят люди, выращивающие ее на своей собственной земле по собственной инициативе, и чувствуют, что коллективная система ошибочна; тем не менее, перед лицом фактов они упорствуют в своем отношении, и спустя сорок лет из-за коллективизации они недополучают продукты и закупают мясо у проклятых «империалистов-капиталистов». То же самое и с их сателлитами – Венгрией, например, которая до революции экспортировала продукты.
|
|
|
Упрямое отношение Успенского было русским, оно не позволяло ему принять то, что, отрезав себя от Гюрджиева, он сделал ошибку, и, как правители России в отношении коллективизации, хотя он что-то чувствовал, он все же хотел оградить своих учеников с помощью правил и сохранить свое отношение к Гюрджиеву. Как я уже говорил, когда Гюрджиев видел, что фаза работы уже отслужила своей цели, он ее ликвидировал и начинал что-то новое. Успенский всегда продолжал в том же самом направлении, и таким образом отходил все дальше от источника и от цели работы. Отрезанная от источника его работа неизбежно, хотя и совсем понемногу, попадает под влияние «безжалостного Геропасса», теряя свою ценность.
Я очень сильно страдал из-за этого происшествия и начал видеть, что если бы действовал более благоразумно, у меня не было бы причин для таких волнений, запустивших цепочку событий, происходивших вплоть до смерти Успенского. Если бы только мы видели будущее так же хорошо, как видим прошлое, наш внутренний и внешний мир мог бы быть другим. Но мы там, где мы есть; я был тем, кем я был; Успенский был тем, кем был он, и события развивались только так, как они могли развиваться. Много энергии теряется на спекуляциях по поводу «если». «Если бы я сделал вот так или вот так». «Если бы я сделал так и так, как все бы изменилось». «Если бы Наполеон вместо того, чтобы действовать так действовал бы вот так, то он…» И так далее. Правда же в том, что ничто, до тех пор, пока мы действуем бессознательно, не может стать другим. Несколько неправильно сказанных слов могут иметь далеко идущие последствия. Теперь я лучше понимаю, в отношении той ситуации, что мог сказать то же самое по-другому и таким образом поставить себя в сильную позицию, взамен слабой. Когда человек осознает, что он поддался чувствами и отождествился с предложенной ситуацией, у него могут возникнуть сознательные угрызения совести, и таким образом помочь исправить прошлое. Такая идея есть в Странной жизни Ивана Осокина Успенского, рукописи, которую он давал мне в Лэйн Плейсе – идея, что до тех пор, пока изменения не будут заработаны через работу над собой, мы не сможем себе помочь, а только будем повторять действия в тех же или схожих ситуациях. В этой работе человек учиться, что он должен платить за все – или в этой жизни, или в другой. Люди часто думают и чувствуют, что если бы оказались в другом месте, в другой ситуации, другой стране, они могли бы быть другими, более счастливыми - и иногда так оно и есть; и, тем не менее, хотя внешняя жизнь может поменяться и сталь лучше, внутренняя жизнь может остаться той же самой, или даже съежиться, стать хуже.
|
|
|
|
|
|
«Причины всех недоразумений нужно искать только среди женщин», - говорил Гюрджиев. Можно воспринимать это и буквально, и в отношении нашей пассивной части, низших эмоций. Когда мы действуем импульсивно, побуждаемые низшими эмоциями (которыми по-настоящему мы только и обладаем, и все они негативные) дела идут неправильно. Несколько экспрессивных слов могут установить эмоциональное отношение, которое может держаться годами, не разрушаясь.
Несмотря на то, что женщины чувствуют больше, чем мужчины, и более подвержены влиянию своих чувств, можно сказать, что причины большинства недоразумения нужно искать среди них. Мужчины более логичны. Хотя женщины могут освобождаться от влияния негативной эмоции быстрее, чем мужчины. Гюрджиев также говорил, что если вы начинаете новый проект, поговорите о нем с женщиной - и затем сделайте наоборот. Но хватит об этом.
Локаст Уолли, Лонг-Айленд
С января по август я совсем неплохо жил в Локаст Уолли. Мне предложили работу в библиотеке, но я мог зарабатывать больше денег и обладал большей свободой, занимаясь случайной работой по найму - перекрывая крыши домов, в чем я весьма преуспел, плотничая, садовничая и так далее - работой, которую я любил. Не будучи американским гражданином, я не имел права на какую-либо ответственную должность. Но у нас были настоящие друзья и много знакомых, многие из них были богатыми жителями Лонг-Айленда, другие - бедными учителями и торговцами.
Однажды на празднике с коктейлями я обнаружил, что разговариваю с хорошо выглядящей интеллигентной женщиной, русской, у нас оказались общие друзья среди белых русских в Лондоне. Я случайно упомянул князя Юсупова, убийцу Распутина, которого я встречал. «Вы знаете, - сказал я, - у него был такой утомленный и обеспокоенный вид, что я спросил русских друзей, кто это. Они рассказали мне, что это Юсупов, он говорил, что хотел бы никогда не убивать Распутина. Это было ошибкой, и то, что она не улучшала положение вещей, делало ее еще хуже». «Это правда, - сказала она. - Распутин не был шарлатаном, которым его представляли. Я знала его. Он был единственным человеком, помогавшим царевичу. Он видел, к чему движутся события, и пытался оказать влияние на царя, чтобы что-то сделать для остановки бесполезной бойни и разрушений. Он открыто говорил о том, о чем многие, включая таких людей в Англии, как Лорд Лэндздаун, думали: что нужно заключить мир. Он не был святым, но он не убивал людей, не жил за счет пота крестьян, а старался помочь им, он никого не грабил. Но поскольку он пытался повлиять на царя, чтобы остановить войну, то привлек к себе внимание власть имеющих людей, и от этой помехи нужно было избавиться. А поскольку он любил вино, водку и женщин, как любит любой мужчина или любил бы, если бы мог, на него смотрели настороженно».
В старой России было очень много хорошего, что придавало богатство внутренней жизни, и делало ее «Святой Русью». Революция убила это богатство внутренней жизни в России; мир стал более бедным и пустым из-за этого. Но импульс, приданный космическими силами и ненормальной жизнью людей в девятнадцатом веке был таков, что войну нельзя было остановить; она привела к следующей, все еще продолжающейся великой войне, и жизнь скатывалась по шкале все ниже и ниже; теперь, всего тридцать лет спустя, мы столкнулись с практически тотальным разрушением. И так будет до тех пор, пока не случиться в космосе нечто необычное, или пока под воздействием высших сил достаточное число имеющих власть людей не переменят свое отношение к жизни.
Эффекты умственных способностей поразительны. Я думал о воздействии умственных способностей Успенского на умы и чувства его последователей, большая часть которых были мужчинами и женщинами из мира интеллигенции, как их жизни подверглись его влиянию - и в основном к лучшему. И все же умственные способности Гюрджиева в сотни раз превышали силы Успенского. Я думал и об умственных способностях Иисуса, чьи слова, сказанные две тысячи лет назад, по-прежнему положительно влияют на людей; а те священники и защитники закона, римские солдаты его времени, в чьей власти было уничтожить его планетарное тело, исчезли, от них сегодня не осталось даже следов воспоминаний. Идеи и учение Иисуса до сих пор обладают живительной силой. Идеи, которые нельзя увидеть и потрогать, более могущественны, чем тираны, диктаторы, короли, полиция, судьи и армии. Внешняя жизнь человека всегда меняется: его мысли о философии, субъективной морали, психологии хороши только на злобу дня, тогда как внутреннее учение великих учителей и настоящих святых остается неизменным.
В последние пятьдесят лет произошли такие изменения в жизни человека на нашей планете, которые не происходили никогда в истории: Первая Мировая война, революции в России и Китае, открытие нефти, принесшее новую чуму – машины, аэропланы и бомбы, по сути, исчезновение лошадей, использование химии и ядов в производстве пищи; Вторая война и водородная бомба, разрушение старой цивилизации Дальнего Востока, которая несла в себе много хорошего, двойное отравление коммунизмом и коммерциализмом, и т.д. и т.п. - и все это в течение моей короткой жизни. Тем не менее, внутренне человек остался тем же самым.
Летом Френк Ллойд Райт нас вновь пригласил провести каникулы с ним в Талиесине, но я ждал отправки в Англию. Потом на несколько недель свой дом в Ньюфэйне нам предложил Рэймонд Грэм Свинг. Это предложение мы приняли, поскольку дом располагался в двухстах милях езды, вместо тысячи, и у нас оставалась возможность посещать друзей в школе Патни.
Весь этот год я думал о возвращении в Англию. Необходимо было найти способ зарабатывать деньги на жизнь, чтобы приготовиться к будущему; в воздухе витало чувство, что война подходит к концу – по крайней мере, до сдачи Германии оставалось недолго. В возрасте пятидесяти семи лет у меня не было надежды получить работу в Америке, и в июне я записался на отправку в Англию.
Получить ее было нелегко; человек должен был быть готов к отъезду спустя сорок восемь, или даже спустя двадцать четыре часа после уведомления, и если бы разразился мир, нахлынула бы толпа. А также, когда солдаты начали бы, наконец, возвращаться домой в Америку, я не смог бы найти работу даже садовником. Человек может сохранять достоинство и быть бедным в Европе и даже Англии. В Америке бедность рассматривалось так же, как в Англии до 1914 года - как грех.
Жизнь в доме Свингов на горе Патни была приятной. У нас было только два посетителя: мужчина из старой группы Орейджа, работавший теперь с Успенским, со своей женой. Я случайно упомянул Рассказы Вельзевула, и спросил П., читает ли он их до сих пор. «Нет, - сказал он особым, чужим тоном. - Знаете, Рассказы Вельзевула требуют большой интеллектуальной подготовки, которой у нас еще нет».
«О, бросьте, П. – сказал я. - Вы говорите как Успенский. Фактически, вы используете те же самые слова. Вы очень хорошо знаете, что книга не требует «интеллектуальной подготовки», а только эмоционального отношения. Почему вы говорите так после стольких лет, проведенных с Орейджем? Вы загипнотизированы Успенским».
Он с удивлением на меня посмотрел, немного подумал, а затем рассмеялся. «Может быть, вы и правы», - сказал он своим собственным голосом. Он был приятным, но слабым человеком; одним из тех многих, кто, не приобретя определенной степени индивидуальности, бессознательно копирует своих учителей.
Книга 4. Англия
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 102; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!