РЕЧЬ НА XV СЪЕЗДЕ ВСЕСОЮЗНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (БОЛЬШЕВИКОВ)



 

Товарищи, когда мы оглядываемся назад, то видим, что первые годы после революции были годами ломки, и эти годы военного коммунизма, как их теперь называют, несмотря на всю их неизбежность, на то, что они были предпосылкой социалистического строительства, внесли известное недоверие в отношения между рабочим классом и крестьянством.

Переход к нэпу вызывался страшным разорением страны, тем, что надо было хотя бы на базе старых отношений, на базе мелкого и мельчайшего индивидуального хозяйства все же как-то экономически продвинуться вперед. Надо было культурно поднять хотя бы на основе этой старой экономической базы массы, втянуть их в строительство. Когда возвращаешься мыслью назад, к первым годам нэпа, вспоминаешь, какое было тогда недоверие между рабочим классом и крестьянством. Мне вспоминается одно заседание по производственной пропаганде в Доме Союзов, где выступал рабочий и говорил, что надо улучшить производство, а после этого выступил крестьянин с Северного Кавказа и говорил: «Удивительное дело: рабочие думают о том, чтобы поднять производство. А мы, крестьяне, думали, что рабочие только разрушают, а нет того чтобы строить».

Мы знаем, в каких условиях были вынуждены работать продотряды, как их работа создавала в целом ряде районов недоверие. Все это нужно было изжить.

Что касается культурного уровня крестьянских масс, то он был крайне низок. По нашей просветительной линии это приходилось наблюдать ежечасно. Не редкость были такие заявления: «Не устраивайте ясли – вы забираете ребят в Красную Армию». Такое заявление, конечно, рисовало чрезвычайно низкий культурный уровень.

Теперь мы говорим, что совхозы должны быть показательными. Мне вспоминается, как в 1921 г. Владимир Ильич на рождестве ездил в деревню Горки и как ему там один крестьянин говорил: «Да, говорит, совхозы... мы бы все на крупное хозяйство перешли, если бы мы видели, что там какое-нибудь хозяйство ведется, а если там к весне подвешивают лошадей, чтобы они не падали от голода, так ничем такое хозяйство нашего не лучше».

Такое жалкое состояние совхозов не позволяло превратить их в показательные хозяйства. Не было сельскохозяйственных машин. Свои агрономы представляли исключение. И так было во всем. Сейчас же мы подходим уже к совершенно другому моменту – к тому моменту, когда действительно можно строить новые социалистические порядки. Наш XV съезд – первый съезд после десятилетнего существования Советской власти; и не случайно, что докладчики говорили так много о кооперировании, об объединении мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные плановые хозяйства. Этот вопрос выдвигается сейчас со всей настоятельностью самой жизнью. Конечно, и раньше коммунисты ясно себе представляли, что при социализме не может продолжать существование мелкое и мельчайшее индивидуальное хозяйствование. Конечно, коммунисты и раньше никогда не обещали бедноте, что на почве мелкого индивидуального хозяйства беднота может достигнуть особого благополучия. Но вопрос о кооперировании, о создании новой экономической базы – базы крупного хозяйства – никогда не стоял так остро, как он встал сейчас.

К вопросу кооперирования деревни мы подошли сейчас вплотную. Но надо отдать себе отчет в том, что этот вопрос не осознан еще широкими массами крестьянства, и тут предстоит огромная работа в деле пропаганды словом и показом, в деле популяризации идеи кооперирования.

Основная группа, на которую в деле кооперирования можно опереться в деревне, – это бедняк и маломощный середняк, которые на каждом шагу убеждаются, что улучшение их мелкого хозяйствования не дает им выхода, не выводит их на широкую дорогу новой жизни. И, конечно, коммунисты не должны поддерживать у них иллюзии, что на почве этого мельчайшего и мелкого хозяйствования можно развернуть по-настоящему производственные силы, можно достигнуть коренного изменения их жизни и быта. Эти слои бедноты и беднейшей части середняков, которые чувствуют всю непрочность частичных улучшений в их хозяйстве, которые чувствуют, что по-старому жить нельзя, являются той базой, на которую можно опереться в деле пропаганды кооперирования деревни.

Но про бедняцкие, батрацкие слои и про часть более бедных середняков надо сказать, что они в культурном отношении являются наиболее отсталыми. Такое наследие мы получили от старого строя. В старые времена середнячество и беднячество вовсе не учило своих ребят. В прежние времена были только отдельные случаи такого учения. В старые времена для беднячества в культурном отношении создавался тупик.

В первые годы существования Советской власти бедняк также не мог уделять достаточно времени поднятию своего культурного уровня. Даже и сейчас он не может ни газеты выписать, ни книжки в индивидуальное пользование купить. И поэтому долгое время бедняки на культурном фронте отставали. Мы видели в первые годы нэпа, что в наших избах-читальнях, в наших библиотеках, в наших школах, в наших рабфаках преобладала не беднота – из более зажиточной части продвигались в деле учебы наиболее талантливые, а беднота оставалась в тени. И вот только в самые последние годы мы начинаем видеть активность на культурном фронте со стороны бедняков и менее достаточных слоев середняков.

Кто посещает сейчас наши избы-читальни? Сейчас избы-читальни посещают главным образом взрослые бедняки и середняцкая молодежь. Более зажиточная часть покупает в свою собственность книжки, газеты себе выписывает, а в избы-читальни не ходит. Мы видим такое же положение и в области обучения на ликбезах. Кто охвачен этими ликбезами? Главным образом обучается менее состоятельная часть деревни – батрацко-бедняцкая и особенно ее женская часть. Как сейчас реагирует беднота на то, что, например, закрывают ликпункты? Более зажиточная часть к этому делу относится равнодушно, а более бедная часть, та, которой нужны ликпункты, чрезвычайно остро переживает закрытие каждого ликпункта. Мы видим сейчас в этом отношении как раз обостренный интерес со стороны бедноты. Но мы знаем точно также, что сейчас в общем деревня у нас обслужена чрезвычайно плохо в отношении книги и в отношении возможности школьной учебы. Конечно, сейчас культурный уровень в деревне совершенно другой, чем был еще несколько лет назад. Тут сказывается целый ряд влияний – и через Красную Армию, и через шефство, через множество других путей деревня становится культурней. Но вот в смысле овладения практическими знаниями, которые так нужны деревне, – в этом отношении дело обстоит еще очень плохо. Вот Агитпроп ЦК произвел обследование нескольких волостей. Возьмем одну из этих обследованных волостей в Воронежской губернии. Сколько там селений? 144 селения. А учреждениями политпросвета сколько обслужено? Не обслужено 131 – значит, только 13 селений обслужено учреждениями политпросвета, и притом какими? Не только избами-читальнями, но и красными уголками, т. е. самой первоначальной формой политпросветучреждений.

И такое положение дел не просто печальное исключение – это скорее правило.

Как оборудованы наши политпросветучреждения? Возьмем, например, сельские библиотеки. Если мы посмотрим статистику, как будто выходит, что число книг в деревне довольно велико. Взяли ведь помещичьи библиотеки. Но если мы возьмем состав этих библиотек, то увидим, что многие из них совсем никуда не годятся. Если говорят о «моральном изнашивании» машин, о «моральном изнашивании» оборудования, то еще в большей мере приходится нам говорить о «моральном изнашивании» библиотек. Никто не читает эти старые книги, взятые из помещичьих библиотек. Сейчас мы видим такую картину: в библиотеку приходит посылка в 50 книжек и брошюр, и вся деревня набрасывается, все начинают читать, не остается ни одного человека, который бы не перечитал присланные книги. Но прочитают новинки и перестают ходить в библиотеку до присылки новых книг. Понятно, старья, даже политической литературы 1918– 1919 гг., теперь никто не хочет читать.

В Ленинградской губернии произведено было очень интересное обследование читательских интересов бедноты; выяснилось, что беднота читает, какие книги она спрашивает. Оказывается, приходится отметить очень пониженный интерес бедноты к беллетристике. В городах жалуются, что мало беллетристики в библиотеках, а деревенская беднота эту беллетристику не берет, ей некогда ее читать. Больше всего спрашивают книжки практического характера: по сельскому хозяйству, по ремеслу и т. д. На втором месте стоит политическая литература. Но тут надо отметить ту характерную черту, что беднячки больше спрашивают и берут читать политическую литературу, чем бедняки. Чем это объясняется? Это объясняется тем, что по линии женотделов созданы специальные библиотечки, которые включают в себя целый ряд злободневных вопросов, а если мы посмотрим на политические отделы наших библиотек и изб-читален, то увидим, что там есть политические брошюры по вопросам марксизма, даже анархизма, но почти совершенно нет книжек о работе Советов, нет совершенно книжек о кооперации. Например, одна группа бедняков взяла 250 книжек, и из этих 250 книжек о работе Советов было только две, и не было ни одной книжки о кооперации. Не потому, что не было интереса к этой области работы, а потому, что нет такой литературы в природе, нет поэтому и в библиотеках. У нас иногда шефы снабжают библиотеки литературой, и вот шефы снабжают тоже не всегда тем, что надо. Например, в сельской библиотеке имеются политические книжки, но нет книжек Ленина, – имеется одна единственная книжка – «О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого».

Снабдить библиотеки нужной для бедноты книжкой политпросветы не могут – нет денег. Таким образом, приходится библиотекам в буквальном смысле побираться и получать ту литературу, которую дают добровольные даятели.

А оплата работников политпросветучреждений? Возьмем оплату избачей. Так ничтожна эта оплата, что часто нельзя найти избача, и есть избы-читальни, которые по пять месяцев не работают потому лишь, что за такую заработную плату, которая дается в некоторых губерниях избачу, работать никто не идет, не может идти. Вот какую картину мы видим!

Затем относительно школ. У нас нет еще школьного фонда помощи ребятам. У нас еще очень плохо поставлена охрана детского труда. Мы исходим из того, что у нас вообще нет наемного детского труда, а фактически он есть в деревне – он есть, но не охраняется. Позвольте прочитать одно письмишко, которое на днях пришло от пастуха, от мальчонки-пастушонка. Он как раз по этому вопросу высказывается, он пишет: «Вы говорите, что все дети бедняков и батраков должны получать одежду и книги бесплатно, нам только выдают книги без денег, а одежды не дают. Почему вы с т. Луначарским не сделали приказания, чтобы дети школьного возраста, нанимающиеся в пастухи по договору, освобождались к началу учебного года, а то дети бедняков работают до зимы, и их уже не принимают в школы, говорят: «Опоздали, раньше бы приходили». И дальше он продолжает: «Я свою неграмотную мать выучил читать. Выписал себе журнал «Дружные ребята», не знаю, будут ли там картинки. Напишите мне ответ и передайте привет Анатолию Васильевичу, жду от вас ответа на мои вопросы. Ваш друг Федор Белопузов».

Вот видите, письма ребят-бедняков, вот это письмо, которое я получила, подчеркивают один из самых важнейших вопросов – вопрос об охране труда.

Другие ребята тоже пишут; пишут, например, по поводу 15 миллионов, отпущенных по манифесту[162] на школьное строительство. Целая школа пишет – просит передать на XV съезде привет вождям и сказать, чтобы из этих 15 миллионов рублей им уделили на школу, потому что они в халупе занимаются. Активность этого бедняцкого слоя ребят весьма велика, и указывают они на самую насущную нужду. Необходимо, конечно, создание школьного фонда помощи бедноте, необходимо также внимательно просмотреть законодательство по охране детского труда.

Мне вспоминается, что однажды говорил Владимир Ильич. Он говорил, что мы бываем очень революционны, когда дело касается международных отношений, революционной борьбы и т. д., но когда надо принять какую-нибудь меру, даже самую элементарную, так часто мы проявляем тут крайнюю нерешительность. Например, обязательности обучения там, где есть школы в достаточном количестве, мы не проводим, у нас по Москве и Ленинграду нет еще обязательного обучения. У нас нет обязательного обучения в тех местах, где его проводить можно, где школы имеются налицо. А его проводить надо, иначе дети бедноты, девочки особенно, долго будут оставаться вне школы.

Если мы всерьез говорим о поднятии культурного уровня, то необходимо принять целый ряд мер и по линии школьной, и по линии политпросветской в направлении помощи делу. А что мы видим? Тут об этом специально будет говорить т. Мещеряков – он покажет вам на фактах, какой у нас сейчас поднят поход на политпросветработу. Тов. Луначарский рассказывал уже, что приостановилось развитие сети школ I ступени, которая необходима, чтобы осуществить всеобщее обучение. По политпросвету можем показать еще более неприглядные картины, как вопрос идет часто о рублях, о сотне рублей на просветительную работу, которая могла бы помочь в значительной мере и кооперированию и всей хозяйственной работе. А у нас на этом-то именно и экономят. Доля политпросвета все снижается и снижается. А между тем выступавшие докладчики говорили о расхождении «ножниц», говорили о том, что наше хозяйственное развитие требует совершенно другого уровня культурного развития.

Вот мы говорим, например, б кооперировании. Мне один товарищ на днях рассказывал: у них трактором – фордзоном – перепахали все межи, распахали землю, а крестьяне втыкают белые палочки, чтобы каждому отгородить свой кусок. Товарищ говорит: «Зачем же вы палочки-то втыкаете, можно было бы сообща обработать землю, а потом поделить урожай пропорционально затратам каждого?» Крестьяне говорят: «А как это рассчитать, ведь тут удобрение?..» Товарищ стал объяснять, как это высчитать можно, подсчитал; они говорят: «Кабы мы расчеты знали»... Вот это незнание расчетов, незнание часто грамоты, неумение записать и т. д. – все это страшно мешает и кооперированию, и всему нашему строительству. Мы видим, какие у нас имеются препятствия в поднятии культурного уровня, и само население чрезвычайно остро их сознает. Сейчас на любом собрании крестьянин будет говорить о необходимости- поднятия культурного уровня, о школе, о ликбезе, об избе-читальне, и особо много говорит об этом беднота.

Надо провести целый ряд мероприятий, и мы сейчас располагаем такими возможностями к этому, которыми не располагает ни одно государство, но мы не умеем еще в достаточной мере их использовать. Наша Красная Армия превращается все больше и больше в культурный центр, а мы ее недостаточно используем для того, чтобы влиять на деревню в деле кооперирования. За время пребывания в армии молодой крестьянин превращается из крестьянина с психологией мелкого собственника часто в крестьянина-общественника, и ему надо выяснить вопрос о необходимости кооперирования мелких хозяйств.

Затем другое – влияние рабочих. Вот сейчас мы видим, что в ряды рабочего класса вливаются новые кадры из деревни. Мы видим сейчас по целому ряду союзов сильнейший приток из деревни. Эти новые влившиеся кадры рабочих сохраняют связь с деревней. Но через профсоюзы влияние рабочих на деревню не проводится. А между тем мы, политпросветы и профсоюзы, разгородились. Культотделы работают сами по себе, политпросветы – сами по себе.

Мне недавно пришлось присутствовать в Брянской губернии на конференции агитпропотделов, политпросветов и культотделов[163], которые работают объединенно. Но, к сожалению, Брянская губерния пока что является счастливым еще исключением, а в больших городах, вроде Москвы, мы видим разгороженную работу. Договариваются люди до того, что библиотекари культотделов должны работать якобы обособленно от библиотекарей политпросветов. А в результате получается что? Что библиотеки культотделов не содержат книжек о деревне, о кооперировании, по сельскому хозяйству и т. д. И новые кадры рабочих, через которые можно было бы крепче установить еще большую связь с деревней, еще больше усилить влияние рабочего класса на деревню, – эти кадры не знают, как, откуда взять литературу, чтобы познакомиться с тем, как деревню кооперировать, как ее преобразовывать в социалистическом направлении. Точно рабочему классу нет дела до деревни, до ее кооперирования. В этом отношении необходим сдвиг. Это вопрос не ведомственный, это вопрос усиления влияния рабочего класса на деревню; а сейчас, в момент, когда перед нами стоит такой большой вопрос, как вопрос кооперирования деревни, перевода всей деревенской работы на новую базу – на базу крупного хозяйства, – тут влияние рабочего класса особенно важно, потому что у крестьянина, даже у мелкого, у бедняка, психология еще до сих пор мелкого собственника, и тут влияние рабочего имеет чрезвычайно большое значение. Поэтому надо культотделам вместе с агитационно-пропагандистскими отделами и политпросветами обдумать пути усиления этого влияния.

Вот целый ряд таких вопросов становится перед нами сейчас с особенно большой настоятельностью. Эти вопросы выдвинуты жизнью, их нельзя отодвигать, от них нельзя отмахиваться, и тут нужна помощь партии, необходимо громаднейшее внимание со стороны партии к этим вопросам, нужна помощь. И в этом отношении, конечно, постановления партийного съезда имеют громадное значение.

1927 г.

 

КАЧЕСТВО ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТЫ

 

XV партсъезд постановил поднять качество политпросветработы. Один из путей поднятия качества политпросветработы – это индивидуализация ее, приспособление как содержания, так и методов ее проведения к окружающим условиям. Это, конечно, яснее ясного.

Мы знаем, например, что к антирелигиозной пропаганде следует подходить индивидуализированно. По-одному мы будем подходить к раскольничеству, представлявшему собой организацию купечества, по-другому – к рассказовской секте «IV Интернационал», отражающей сумбурную идеологию неорганизованных кустарей.

Политическая агитация наша будет вестись по-одному в Центрально-Черноземной области, где до сих пор еще страшно ненавидят помещиков, и по-другому, например, в Саратовской губернии, где перед революцией в руках помещиков оставалось лишь 8 процентов земли.

По-разному будем вести мы кооперативную пропаганду в городе и в деревне, в Тверской губернии и в Рязанской; по-разному будем вести агрономическую пропаганду на Севере и на Юге и т. д.

Нет человека, который с этим не согласился бы, но мы еще недостаточно овладели методами изучения окружающей нас действительности, часто изучаем ее очень поверхностно, только на глазок, только на основе личных впечатлений.

Первое, что должен знать политпросветчик, – это тот район, в котором он работает. Я говорю о госплановском районе. Должен знать политпросветчик природу и богатства своего края. Невольно вспоминается, что писал в начале 70-х годов Энгельгардт (письма «Из деревни» – книжка, которую очень внимательно изучал в свое время Владимир Ильич). «Всем известно, – писал Энгельгардт, – в каком плохом положении находится в настоящее время сельское хозяйство в России. Мы бедны, мы голодаем, наши естественные богатства лежат втуне. Земли у нас много, громадные пространства плодородной земли лежат нетронутыми. Земля богата. Истощится верхний слой, еле тронутый сохой, – паши глубже. Нужны искусственные удобрения – у нас тысячеверстные залежи фосфоритов. Да и во всем так: соль нужна – горы соли, керосин нужен – моря нефти! Мы могли бы засыпать Европу хлебом, запрудить рынки мясом, салом, маслом, сыром. А между тем мы бедны, у нас нет ни денег, ни мяса, не хватает даже хлеба... Причин такого низкого состояния, разумеется, много, но я думаю, что немаловажную причину составляет и то, что у нас образование и умение работать идут врозь»[164].

Это писалось больше 60 лет назад. С тех пор произошли колоссальнейшие социальные сдвиги, но массы еще не овладели знаниями в той мере, как это необходимо, а с другой стороны, мы еще плохо знаем наши природные богатства. Странно сказать, но тверской педвуз устраивает экскурсии своих студентов в отдаленные «неисследованные» уезды Тверской губернии, а в Марийской автономной области еще недавно только с аэроплана удалось заглянуть в глубь марийских лесов и сфотографировать их. И таких фактов уйма. Вот почему Главполитпросвет рекомендует своим политпросветчикам как можно теснее связываться с краеведческими обществами, знакомиться с их работой и популяризировать ее в массах.

Всякий политпросветчик усердно грызет также гранит экономической науки, изучает профили госплановских районов, иллюстрирует фактами окружающей жизни эти профили.

Ну, насчет расслоения деревни – это знают хорошо политпросветчики, особенно избачи, по собственной шкуре. Работу Советов, крестьянских комитетов взаимопомощи и пр. они знают хорошо, читают местные газеты, работают с ними.

Я бы сказала одно: изучая экономику и общественную жизнь района, политпросветчики не всегда умеют делать политпросветские выводы из этих фактов. А между тем политпросветчику не просто надо знать тот факт, что в данном районе много кустарей, – он должен уметь сделать из этого факта определенный вывод: как и какого типа работу он должен вести с кустарями, с какой стороны подходить к ним. И так во всем. Работа в этом направлении идет. Агитация, пропаганда, учеба все теснее связываются с экономикой района, его национальным составом, его бытом. Это чрезвычайно помогает правильной установке работы, ее эффективности.

Я бы хотела остановиться еще на одном вопросе, мало освещенном в нашей литературе. Мы знаем движущие силы экономического развития, организующую роль Советов и пр., но мы очень мало обращаем внимания на наше недавнее историческое прошлое, а между тем история какого-нибудь села или заводского поселка не прошла бесследно. История нашей страны, если мы возьмем ее хотя бы с момента крестьянской реформы 1861 г., – это история революционной борьбы. В этой истории нас должно интересовать не то, где какой революционный деятель родился, учился, женился, был в ссылке и умер, где было совершено то или другое убийство царского палача или насильника, – нас должны интересовать узлы массового движения, где создались известные традиции, скопилась известная энергия, известный революционный опыт.

Немало мест разбросано по лицу нашего Союза, где не выдерживал гнета и восставал народ, где происходили стихийные протесты, иногда нелепые по форме, где шли стачки, где громили помещичьи имения, где жестокие расправы творило царское правительство, где шла борьба с белыми.

Возьмем лишь несколько примеров.

Село Малиновка Саратовской губернии в 1905 г. громило помещичьи имения, и за это царское правительство свирепо расправилось с ним, – теперь борется бешено за избу-читальню, за школу-семилетку, за больницу.

Село Соино Смоленской губернии в 1905 г. боролось против помещиков – потом создало у себя школу II ступени и страстно отстаивало ее.

Сахарные заводы группировали в 1905 г. около себя революционное крестьянство, громившее помещичьи имения, – теперь они идут впереди всех в деле контрактации.

Возьмем Козловский уезд Тамбовской губернии. В 1905 г. крестьяне этого уезда громили помещичьи имения; то же – в 1917 г., при Временном правительстве: в 14 волостях было разгромлено 54 усадьбы. Козловский уезд один из первых перешел на сторону Советской власти, поддерживал ее упорно. В настоящее время этот уезд – один из первых по постановке самообразования. В Главполитпросвете имеется карта козловских колхозов, которых очень много. Организованы экскурсии в лучшие колхозы для учета достижений колхозного строительства.

Эти примеры слишком немногочисленны, но, мне кажется, они говорят об одном – что наши истпарты должны как можно внимательнее изучить революционные очаги каждой губернии и в то же время изучить их роль в настоящем. Эта работа может быть уже проделана на основании имеющихся у истпарта материалов хотя бы начерно в сравнительно короткое время. Есть ведь богатейший материал по 1905, 1917 гг. Надо только связать все вместе.

У нас есть экономические профили районов, нам нужно иметь еще революционные профили этих районов. Революционные профили помогут выявить те опорные пункты, в которых партия и Советская власть могут найти максимальную поддержку в деле социалистического строительства. Эти революционные очаги будут заражать своей энергией, своей инициативой другие села и местности. При известных условиях они могут превратиться в большую силу. Их надо обслужить в первую голову школами, библиотеками, избами-читальнями, клубами, народными домами и т. п. Они рвутся к знанию. В юбилеи 1905 и 1917 гг. кое-что было сделано в этом направлении, но только кое-что, а надо сделать максимум. Между тем мы имеем немало примеров крайне небрежного отношения к культурным начинаниям и требованиям этих местностей.

Параллельно надо иметь перед глазами и картину антиреволюционных центров, вроде монастырей. Надо и здесь вести энергичную просветительную работу: завести кино, радио, особенно умело подходить к просветительной работе. Главполитпросвет усиленно работает над индивидуализацией политпросветработы, над ее углублением и т. д.

Сегодня читала письма, пришедшие в последнее время от избачей. Вот выдержка из письма избача Щениковской избы-читальни Ростовского уезда Ярославской губернии (после Ленинградской губернии Ярославская – первая губерния по грамотности):

«Изба-читальня помещается в коммунальном доме волостного исполкома, представляет из себя полуразвалившуюся халупу. Все стены изрезаны окнами и дверьми. Крыша проржавела, и во время дождя заливается все помещение. Литературу приходится во время дождя сваливать в один угол, а после снова расставлять по полкам. Сейчас вот зимой – неимоверная холодина. Рамы только одни и те плохие и без стекол – вместо стекол доски от чайных ящиков. Библиотека не отапливается совсем за неисправностью печи. Несколько раз обращался с просьбой отремонтировать помещение в волисполком, но безрезультатно: нет, говорят, денег. Сейчас, когда прошло больше половины зимы, волисполком ставит вопрос о закрытии избы-читальни и сокращении избача, так как не может изыскать двухсот рублей на ремонт. Но закрыть избу-читальню в таком глухом уголке совершенно немыслимо. Изба-читальня находится в тринадцати верстах от волостного центра. В район, который она должна обслуживать, входят пятнадцать селений. Если закрыть районную избу-читальню, то весь район останется без культурной пищи».

А вот Егорлыкская изба-читальня Донского округа Северо-Кавказского края. Избач пишет:

«Литературы в библиотеке почти нет. 360 экземпляров брошюр – это же капля в море на б тысяч населения! Когда же я поехал в Донской коллектор, мне почти ничего не дали – двадцать книжек по сельскому хозяйству. Я был в Донполитпросвете, в крайполитпросвете, но там ничего не сказали. Вам я говорить не буду, можно ли с такой библиотекой работать. Вы сами великолепно знаете. Нужно только сказать, что завтра 4-я годовщина смерти нашего Ильича и послезавтра – «Кровавое воскресенье», а в библиотеке нет ничего... Стыдно стоять около шкафа библиотеки (я временно заменяю и библиотекаря, который ушел по указанию партячейки на работу по хлебозаготовительной работе, кстати сказать – библиотекарь работает временно, средства изысканы только на три-четыре месяца), когда приходят хлеборобы и говорят, что такой важной работы, как библиотечная, у нас нет.

Как теперь быть, я не знаю. Но так работать у меня не хватает энергии. Я хочу работать на политпросветработе, эта работа очень важна и нравится мне, но нужна поддержка, и от вас я ее надеюсь получить».

Таких писем – и поярче еще – сотни... Все избачи, библиотекари, ликвидаторы неграмотности просят как можно скорее ответить им, помочь. Молчу как убитая. Что мне сказать им – «повышайте качество вашей работы»?

Вот оборотная сторона культурной революции. Громадные перспективы, сознание того, как надо повышать качество работы, сознание того, как важна работа политпросветчика, – и дикая беспризорность, необеспеченность самых элементарных предпосылок массовой политпросветработы.

Создание материальных предпосылок – самая насущная, самая неотложная задача. Без этого нельзя обслужить массы, которые стремятся овладеть знанием, стремятся превратить знание, культуру в орудие новых побед трудящихся. Эти предпосылки должны быть созданы во что бы то ни стало.

1928 г.

 


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!