ВОСПОМИНАНИЕ О МЫТЬЕ ГОЛОВЫ В ГРОЗУ
Поздний вечер. Глубокое темное детство.
В окне, как припадочный, билась гроза.
Седая чета мне голову мыла,
В тазу плавали в пене мои глаза.
Они себя видели и закрывались.
Старуха царапала, лил воду старик,
Когда же гроза в диком реве вздымалась –
Они замирали на миг.
Но снова вцеплялись, терзали и терли,
Гроза уж ворчала из дальнего леса,
Когда, утомясь, и ворча, и вздыхая,
Уснули два хворых и древних беса.
И шелковые волосы скрипели,
Ночь освеженная пролилась в щели,
Пел соловей и старики сопели.
В поруганной отмытости лежала,
Догадываясь – где я, что со мною,
И край заброшенный с печалью узнавала –
Где черти чистят и гроза отмоет.
1991
ПИФИЯ
Ванге
– Деушка, деушка, темный канал,
Тот, по которому сны проплывают
Или виденья грозно плывут –
Ты нам поведай, что знаешь.
Деушка, деушка – посох в руке,
Хвост в облаках твой сокрылся,
А голова, волочась по земле,
Изрыгает темную воду.
Воду знамений, реки печалей:
"Знаю – тот день, которого ждали –
Прах человеческий в недрах земли
Тяжесть руд и камней превысит –
Вот тогда и съежатся дали,
Разверзнутся трубные выси.
Станет тогда седая земля
Говорящею головой,
Каждый будет, как мысль, судим
Или, как слово, спасен
Или, как чувство, развеется в дым,
Или, как имя, забыт".
А пока что мертвыми рвет ее,
Тенями она говорит,
А потом, как котенок слепой, она
На овчине, свернувшись, спит,
Утонула она – потому что тесна
Водопаду, что в горле спит.
Сон из дальних сочится стран,
Говорит она тихо в сторонку:
"Мне тяжело – через воронку
Переливают океан".
|
|
|
1992
ВЕРТЕП В КОЛОМНЕ
(на смерть Театра)
1
Там жарко было, ну а здесь в метели
Приплясывают зрители, в глазах –
Тот, кто лежит в скорлупке-колыбели
И Кто – в морозных небесах.
2
Завеса, бархатная в синь, наколдовала
Иль Вифлеема теплый зимний воздух –
Что золота дороже и сандала
Вола дыханье и навоза дух.
3
И пусть, как шут, я на себя в обиде
И Духа я не вижу своего,
Но на земле везде хочу я видеть –
Как слиты тварь и божество.
4
Пустая сцена – ты толкаешь вверх,
Бросаешь в дрожь, священна ты, алтарь.
Царей и всех блаженней на земле
Кто здесь – помазанник и царь.
5
И на кого прольется вдруг ознобом
Источник сил, или слюна Отца,
Кого и ангелы под руки водят,
Как дочь венчанного слепца.
6
Когда я по Фонтанке прохожу –
То чувствую в глазницах и у губ,
Как пыльная вдруг опустилась завесь,
Театра страшен мне зеленый труп.
7
Его грызут метели в волчьи ночи,
И сердце в нем окостенело.
Никто уже не плачет, не пророчит.
(Я мертвых не люблю и мерзкого их тела).
8
Уносит ветром маски, рожи, тени,
Белила густо сыплются с небес,
Но – со стареющей Вселенной
Не сколупни румяна, бес.
|
|
|
9
Рождественский вертеп и крошечные ясли,
Шарманка дряхлая, как вымершая птица,
Поет в Коломне, в вымерзшей столице,
Серебряные звезды смотрят страстно
На муки легкие и крови роженицы.
октябрь 1989
МЕРТВЫХ БОЛЬШЕ
Петербургский погибший народ
Вьется мелким снежком средь живых,
Тесной рыбой на нерест плывет
По верхам переулков твоих.
Так погибель здесь всё превзошла –
Вот иду я по дну реки,
И скользят через ребра мои
Как пескарики – ямщики
И швеи, полотеры, шпики.
Вся изъедена ими, пробита,
Будто мелкое теплое сито.
Двое вдруг невидимок меня,
Как в балете, средь белого дня
Вознесут до второго окна,
Повертят, да и бросят,
И никто не заметит – не спросит.
Этот воздух исхожен, истоптан,
Ткань залива порвалась – гляди,
Руки нищий греет мертвый
О судорогу в моей груди.
От стремительного огня
Можно лица их различать –
Что не надо и умирать –
Так ты, смерть, изъязвила меня!
1989
* * *
Тише! – ангелы шепчутся – тише!
Я вот-вот, вот сейчас услышу.
Просто дождь чмокает крышу –
Кап да кап. Адонаи. Эль.
Да подол подбирает выше
И по стенке шаркает ель.
Нет – это ангельских крыльев
Легкая давка. Пожар.
Сто хористов. Дзэн. Элохим.
Нет! Это все-таки дождь.
Влажный в сердце удар,
Передается мне с ним
От ангелов – слезный дар.
|
|
|
ИЗ ВСЕГО
То, что Гуттен-станок
Прижимал к молоточкам –
Боязливой бумаги шершавый лист,
То, что в ухо вползало, ахая,
Что в трубу святого Евстахия
Набросал пианист, натащил гармонист,
Нашипела змея,
Нашептал дурачок,
От чего сжималось глазное яблоко,
Всё – чем память набила мешок –
Надо его отдать рано ли, поздно.
Из всего – только всего и жаль –
Звёзды, и даже слова о звёздах.
ДАНЬ ЗИМНЯЯ
По белке с дыма жизнь берет,
Хоть по одной – и неизбежно,
Как поворот
Реки, набитой пылью снежной,
Как неба пыльного
Неслышный поворот.
Как вдох и выдох, кровяной
Движенье нити,
Как неизбежно воздуху с ноздрёй
Прелюбы сотворити.
И ходит воздух, как шатун,
Вдруг остановится – и мимо.
Охотница же меж снегов
Скользит, скользит неуследимо
И машет палкою в глаза:
Давай, давай мне белку с дыма.
ПРОИЗВОЖУ НАРКОТИКИ (ИНОГДА)
Я хотела бы – я люблю –
В облака глядеть, на земле лежать,
И в это же самое время – коноплю
В себе собирать.
У меня внутри – в средней пазухе –
Не одна конопля –
Там колышутся, переливаются
Маковые поля.
Там средь алых есть бледно-розовые –
Вот у них, родных, самый сладкий сок.
Я натрусь, наемся – и с эскадрильей стрекозовой
Уношусь на Восток.
У меня в крови есть плантация,
Закачается золотой прибой,
Что-то взвоет во мне ратной трубой,
Вдохновение поджигается,
Тягу к смерти приводит с собой.
|
|
|
На мозговых вращаясь колесах,
Мелется, колется наркота
И железой растворяется слезной,
И лежу я на облаке в росах,
А подо мной – высота, высота.
Темрюкович, Патрикевна,
Посмотри без промедленья –
В выплывающий наружу
Посмотри скорей в мой сон –
Видишь – прыгает, как слон,
В глубине кроветворенья
Наркотический гормон.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ (В САМОЛЕТЕ)
Глядя на икону в красном углу неба,
Встречаю сороковое лето,
Чуть повиснув над золотой землею,
С флягой вина, помидором и хлебом.
Все, что кончится, еще длится.
И хотя огня во мне уже мало,
Он весь под языком – как у птицы.
МОИ МАШИНКИ
Машин нет в смерти ни одной.
Мне это очень, очень жаль –
На что мне радость и печаль,
Когда нет "Оптимы" со мной?
Или портной старинный "Зингер" –
В своем усердии собачьем –
Все мое детство стрекотавший,
С отполированным плечом,
Похожий на мастерового,
О лучшем не подозревавший,
Всю жизнь строчивший так смиренно,
Как бы для худшего рожденный
И с простодушными глазами,
Блестящими в прозрачной стали.
Без них блаженства мне не надо –
Без этих кротких и железных
И нищих духом двух существ.
1992
КОШКА И ДЕНЬ ЛЕТА
Руки рыбой пропахли – кошку кормлю,
Бросаю в печку поленья.
Наполнил Господь чрево ее
Молоком изумленья.
Принесла она в ночь котят (четверых),
Тут же трех из них писк, плач затих,
А четвертый все треплет ее, жует,
Но к закату и он помрет.
Кошка бедная, чем же ты согрешила?
Птиц не терзала, мышей не ловила.
Я фанерную дверь закрываю ключом,
Копошится там ночь, а мы живы еще.
Показалась звезда, покатилась в окне,
Задрожала другая – на сердца дне.
(Ах, кошка нежная! Мой друг...
На днях он умер... разве знаешь?
Ты этого не понимаешь,
А если – вдруг?..)
Сон запел, замяукал спокойно о том,
Что всем хватит места на свете том,
Кто жил на этом, как в зеркале – отраженью.
Растворится твое молоко изумленья,
Смерть пришла за твоими детьми дуновеньем,
А за мной, за тобой – еще день, еще миг, еще год –
Как ветер придет.
1990
КРЕЩЕНИЕ ВО СНЕ
Светлая ночь. Меня окрестили во сне.
Золотой священник главу покропил.
Мнится ли, мерещится мне?
Только крещальная лилась вода.
Может быть, звезды меня крестили?
(Близко трепещут, дрожат в окне.)
И светляка на забытой могиле
Чисто горящего, тоже во сне.
Хоть я когда-то крестилась в огне,
Но растворенное сердце забыло
Прежнюю милость, и славу, и силу:
Всё же очистись, омойся, как все.
Звезды качаются, в землю скользя,
Поп золотой исчезает вдали,
Тихо подземные льются ключи,
Вины, заботы мои унося.
1991
* * *
Если мы с тобою умереть надумаем – давай
Мы грузовичок угоним прямо в рай,
Прямо в золотистый старый дом,
Мы его угоним, уведем.
Править оба не умеем – ну и что ж,
Ведь струной дрожит дорога, будто нож.
Зажиганье включим – и вперед,
Грузовик запляшет, его затрясет.
На лету прощусь я с родиной моей,
С этим тайным наворотом, с этим ворохом камней.
Если будет очень больно, если горе подожмет –
Можно и самим у смерти разорвать осклизлый рот.
Сфинкс, прощай, прощай, канава,
Крепость мертвая на вид,
С виселицы Каракозов
Прямо на руки летит.
Вы, сквозные, проходные,
Дворы, доходные дома,
Вы учили, вы вертели,
Как по комнатам ума.
Вы, облитые настоем
Из египетских гробниц,
И шаров воздушных гроздья
Пронеслись – из милых лиц.
О блаженный и мгновенный, и бензиновый полет!
Будто гусь летит и плачет – больше так не повезет.
Грузовик плеснется в воду,
Утюгом ко дну пойдет.
Невской бритвою холодной
Нити жизни перервет
И острогою голодной
Друг ко другу нас прибьет.
Поцелуемся с тобою, река ледоходная,
Разобьем тебя в воде, луна родная.
О прощай, моя земля доходная,
О сквозная, проходная!
ИСПОЛНЕНИЕ ПРОРОЧЕСТВ
Лыжной палкой голос
Пронзает железный наст –
Это, наверное, гласность –
Разве она для нас?
Привыкли мы к холодам,
Скрипучей длинной зиме
И к берлоге своей
В ледянистой тьме.
Черная туча летит,
В глубях ее серафимы,
Если прольется дождь –
Будем чисты мы.
Цокают семь коней
Нетерпеливо в конюшне,
Вот одного повели –
Мчится по яме воздушной.
Ржет и ярится второй,
Время пришло, наступило,
Чтобы ржанье его
Созвездия пригасило.
Почкой весенней в ночь
Рвется моя могила.
Вот я проснулась в своей
Длинной ночной рубахе.
Что же ты трешь глаза?
Нет ни омег, ни аза –
Всё только детские страхи.
Только обида Творца,
Только болезни творенья,
Жалкому мне червю
Нету ни в чем упоенья.
Нет упованья, надежд,
В боли чужой утешенья.
Счастье также не весит почти ничего.
Не узнаю его – ты ли?
Вдвинули время антенной,
На которую нас ловили.
Завиден мне только тот –
В ветоши полунагой
Глухонемой, что смеется,
Мажет соплёй небосвод.
Что это – воды иль кони
Рушатся вниз с горы?
Всаднику шепчут: коли!
Голову влажно-немую
Под землю снедать пронесли.
Иродиада! Змея!
Пестрая, где ты сейчас...
Слышишь – все змеи земли
Шепчут тебе: атас!
Блесткая туча летит,
Кружатся в ней серафимы.
Все, кто не спят сейчас,
Будут огнем палимы.
Если же дождь пройдет –
Будем чисты мы.
Я опускаю забрало
Лба – и в долину ума
Въезжают семь всадников алых –
Страшнее, чем кровь сама.
И первую печать срывают
С окровавленных, нежных тел,
Кусочек сургуча не тает –
Он крепко так на сердце сел.
Свечу подносят, жгут, как чеку
Срывают с сердца твоего
Всю боль родителей от века,
Святое гнева торжество.
Земля гниет за Иорданом,
Да и везде она гниет,
Кружится пепел за туманом,
На голову все пепел льет.
Печати, кони, звери, трубы
Сошлися все на страшный день,
Но между рук у них скользнула
Истаявшая мира тень. 1988
* * *
Ой-ой-ой!
Я боюсь сидеть на стуле –
Потому что он висит
Над зияющею бездной.
Ай-ай-ай!
Я боюсь летать на ступе –
Потому что я люблю
Быть притянутой к ладони
Тяготенья и презренья.
* * *
По Солнцу путь держи, по Солнцу,
Хотя оно уже склонилось
К болотцу низкому – в оконцах,
Покрытых пленкой. Провалилось.
Легко пойдем и по Луне,
Во тьме играющим звездам
На барабане, когда оне
Идут под землю навстречу нам.
В час между Солнцем и Луной,
Между звездой и звездным хором,
Когда еще не пели птицы,
Но в ожиданьи дирижера –
Тогда вступаю на дорогу,
Где нет ни севера, ни юга,
Она ведет в селенья Бога,
И ангелы бредут оттуда.
Она как радуга висит
Через телесный злой овраг,
И в этот предрассветный миг
Я успеваю сделать шаг.
1992
* * *
То, чего желали души, –
То сбылось –
Морем крови прямо в уши
Пролилось.
Жизнь стала тоньше, дуновенней
И невозможней, чем была,
Чтоб хаоса не испугалась,
Кругом стояли зеркала,
В них отражались мрак и пламень,
Над мертвой пропастью полет,
Но бездна бездну не узнает,
Как человек не узнаёт.
1992
ГРОБ ГОСПОДЕНЬ
П.Р.
Бь Рыцарь, засыпая на пути,
Полусидя под деревом,
Видит на латах своих
Город,
Затемненный крылом подступающих снов
И сарацинским плененьем.
Муха ползет в уголке
Его запекшихся уст.
Умрет он за гроб Господень,
Который пуст.
Это и хорошо,
В этом-то наше спасенье,
Вот он – свежий шов –
Земли и неба стяженье.
Я, засыпая, вижу
Рыцаря, а за ним –
Темный, вскипающий, круглый,
Зубчатый Ерусалим.
Да, добраться бы, долететь,
Доползти к той светлой пещере
И, все сердце собрав свое в вере,
На мгновенье (долгое) умереть.
Уснуть – и снится мне спящей,
Со свечой – в сердце горящей,
В охающей, предстоящей
Тьме –
Рыцарь, внутри лежащий,
Как слово дрожит во мне.
Собирается жизни гроза,
Давит смерть, иссыхая, парит.
Мертвые открывают глаза –
О зажмурься! Воскресенье ударит!
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!