Структура земельной собственности 10 страница
Состояние государственной земельной собственности в период Поздней империи характеризуется громадным количеством необработанных или заброшенных земель. В только что упомянутом указе 422 г. приводятся цифры — своеобразный итог эволюции африканских доменов римских императоров. По приводимым в указе данным земельных кадастров, общая сумма императорских владений в Проконсульской Африке составляла 14 703 центурии и 85,5 югера (примерно 1/5 территории провинции), из которых платежи поступали только с 9002 центурий 141 югера. В Бизацене из 15 075 центурий 183,5 югеров императорских земель (1/7 территории провинции) 64 повинности выплачивались с 7460 центурий 180 югеров (т. е. менее, чем с половины государственного домена). Столь высокий процент необработанной земли, несомненно, объяснялся несоответствием размеров императорской земельной собственности в Африке реальным возможностям ее хозяйственной эксплуатации. В указах IV—V вв. бесконечно повторяются жалобы на нежелание арендаторов императорских владений обрабатывать худшие земли. Размер арендной платы и налогов, взимавшихся государством, очевидно, делал нерентабельным хозяйство на землях, требовавших значительных затрат труда на ирригацию, расчистку почвы и т. п. либо просто дававших относительно низкий урожай. Проблема освоения пустующей земли стояла перед императорским правительством еще во II в. н. э., о чем свидетельствуют положения lex Manciana и lex Hadriana de rudibus agris 65. Однако эта проблема никогда не приобретала такой остроты, как в IV—V вв. Здесь, очевидно, сказались как определенные кризисные явления в африканском сельском хозяйстве, для анализа которых у нас слишком мало данных, так и растущие требования государства, постоянно ощущавшего недостаток в деньгах и материальных ресурсах для военных нужд и содержания бюрократического аппарата.
|
|
|
С этими трудностями эксплуатации обширного государственного земельного фонда связаны и определенные изменения в формах аренды. В период Ранней империи, насколько позволяют судить данные африканской эпиграфики, {101} применялась главным образом сдача императорских имений в аренду крупным съемщикам, юридически определявшаяся как conductio. Это была срочная аренда прекарного типа, при которой размер арендной платы за каждое имение юридически не был сколько-нибудь твердо определенной величиной и мог произвольно повышаться государством. В IV в. все более широкое распространение получают виды аренды, предоставляющие съемщикам значительно более широкие владельческие права и гарантии: эмфитевзис и jus perpetuum salvo canone, в данный период фактически слившиеся в единую форму владения 66. Для императорских владений в Африке эмфитевтическая аренда была, по-видимому, особенно типична и широко применялась уже в начале IV в. В 323 г. условия эмфитевзиса в Италии предписывалось установить «по образцу африканских поссессоров» (CTh, XI, 16,2).
|
|
|
Основные особенности эмфитевтической аренды и jus perpetuum достаточно хорошо известны. Арендная плата с эмфитевтических владений представляла собой постоянную, раз и навсегда установленную величину (CJ, XI, 65, 2), характеризуемую в кодексах как canonica и consueta (CTh, XI, 16,2). В ряде указов подчеркивалась прочность эмфитевтического владения. Эмфитевт имел право передавать арендуемую землю по наследству (CJ, XI, 59,7; XI, 62,4; XI, 62,5; CTh, V, 14, 30). Законодательство провозгласило принцип, в соответствии с которым владение эмфитевта не может быть у него отнято даже в силу императорского распоряжения (CJ, XI, 59,7). В указе 365 г. (CJ, XI, 62,3) говорится, что эмфитевтическое имение не может быть отнято у владельца, если другое лицо не предложит большую цену, но должно навечно остаться у того, кто его приобретет, и у его потомства. Эмфитевт обладал также правом отчуждения своего владения 67.
В законодательстве специально подчеркивалась бóльшая прочность и широта владельческих прав эмфитевтов и перпетуариев по сравнению с правами обычного съемщика-кон-{102}дуктора. Так, в указе Феодосия и Валентиниана от 429 г. отмечалось, что у держателя имения по jus perpetuum оно не может быть отнято, независимо от того, сам ли он его снял или оно ему досталось в наследство, получил ли он его в дар от предшествующего владельца или купил. Имение, снятое в срочную аренду, может быть отнято у арендатора по истечении срока и передано другому лицу (CJ, XI, 71, 5, ср. CJ, VII, 3), 2).
|
|
|
Эмфитевзис использовался государством в качестве средства расширения обработанной земли. Традиционный для Африки кондукторат, при котором съемщик не был гарантирован от повышения арендной платы или лишения его владельческих прав, не давал достаточного стимула для производства затрат на освоение целины. Уже в аграрном законодательстве Адриана предусматривались определенные гарантии права владения на вновь обработанную землю: jus possidendi ас fruendi heredique suo relinquendi. В литературе справедливо отмечалось, что в тот период эти гарантии, в отличие от позднего эмфитевзиса, распространялись главным образом на мелких арендаторов-колонов императорских имений 68. В надписях, цитирующих lex Hadriana de rudibus agris, речь идет об освоении менее удобных — лесистых и болотистых — участков императорских сальтусов. В дальнейшем римское государство столкнулось с проблемой хозяйственного использования более обширных земельных массивов, что заставило пересмотреть также и формы крупной аренды. Пертинакс разрешил оккупировать пустующую императорскую землю в любых размерах и предоставил освобождение на 10 лет от платежей тем лицам, которые обработают эту землю 69. Распространение эмфитевзиса в западных провинциях, и в частности в Африке, отражало ту же тенденцию: главной обязанностью эмфитевта являлось освоение необработанной земли.
|
|
|
Распространение эмфитевтической и перпетуарной аренды приводило к определенным изменениям отношений собственности на императорской земле. Расширение владельческих прав арендаторов, естественно, означало сужение прав государства как высшего собственника земли. Поскольку эмфитевтический статус сохранялся за однажды {103} освоенным имением в принципе навечно и не терялся с его переходом — по наследству или путем продажи — в другие руки, количество императорской земли, находившейся на этом статусе, должно было постоянно расти. В законодательстве второй половины IV в. нередко упоминаются эмфитевты, которые уклонялись от возделывания пустошей или плохой земли, предпочитая наживаться лишь на плодородных и обработанных землях (CTh, V, 14,30 — 386 г.; V, 14, 33—393 г.; CJ, XI, 59, 9—394 г.).
В целом распространение эмфитевтического и перпетуарного права означало разложение государственной собственности на землю. Как показал Э. Леви 70, для позднеимперского права характерно отсутствие сколько-нибудь четких граней между перпетуарной и эмфитевтической арендой и частной собственностью на землю (dominium); перпетуарии и эмфитевты квалифицируются в кодексах то как domini, то как арендаторы (conductores). Леви видит в этом явлении лишь следствие вульгаризации римского права, но самая эта вульгаризация имела определенные материальные предпосылки: объективную невозможность хозяйственной эксплуатации государственной земли с помощью «чистой» аренды и вытекающую отсюда неизбежность ее эволюции в сторону частной собственности.
Было бы, однако, неверно считать эту эволюцию в изучаемый нами период уже завершившейся. Подобную точку зрения мы встречаем у Ростовцева, который характеризовал государственный домен Поздней империи как «комплекс частных владений, в большинстве своем очень значительных размеров», рассматривал имения на эмфитевтическом и перпетуарном праве как «новые латифундии», видел в них доказательство приближения империи к феодальному состоянию 71. Прежде всего вряд ли можно связывать эмфитевзис и подобные ему виды аренды исключительно с крупным землевладением, с «латифундиями». Правда, эмфитевтами нередко были крупные землевладельцы — члены сенаторского сословия, представители высшей бюрократии (CTh, V, 15, 15; X, 5, 1). Однако наряду с ними весьма значительную категорию эмфитевтов, очевидно, составляли люди среднего положения и достатка, арендовавшие сравнительно небольшие владения. Об этом свидетельствует, {104} например, введенное в 364 г. правило, что лица, получающие эмфитевтические имения, должны представлять в качестве поручителя курию (CJ, XI, 59,3). Можно полагать, что куриалы, которым было запрещено арендовать городскую общественную землю (CTh, X, 3.2), были заинтересованы в аренде государственной земли как средстве увеличить свои доходы. Мы встречаем в кодексах упоминания об эмфитевтических имениях, либо «разделенных между различными господами», либо таких, «которыми владеют многие» (CJ, III, 38, 11; CTh, XI, 19, 1). Из этого можно заключить, что эти имения нередко разбивались на более мелкие участки, сдаваемые по отдельности разным владельцам. Таким образом, социальное положение эмфитевтов и перпетуариев было весьма неоднородным, и арендуемые ими владения далеко не всегда представляли собой обширные латифундии.
Вместе с тем мы не можем рассматривать эмфитевтическое и перпетуарное право как уже сложившуюся частную собственность. Те сравнительно широкие владельческие права, которыми пользовались эмфитевты и перпетуарии, обусловливались выполнением ими определенных обязанностей перед высшим собственником земли — государством. Наряду с уплатой ренты, налогов и некоторыми другими повинностями 72 сохраняла свою силу обязанность обработки целинных или низших по качеству земель. Тот факт, что в рассматриваемый период многие эмфитевты были владельцами давно обработанной и высококачественной земли, отнюдь не означает, как полагали некоторые исследователи 73, что в IV в. эмфитевзис предоставлялся не обязательно на плохую или заброшенную землю. Полнее всего связь позднего эмфитевзиса с обязанностью освоения необработанной земли выступает в указе Валентиниана, Феодосия и Аркадия от 386 г. (CTh, V, 14, 30). В этом указе рассматриваются различные категории эмфитевтов. Те из них, кто владеет не совсем удобными, но и не полностью запущенными землями, получают — при условии приведения этой земли в хорошее состояние — освобождение от арендной платы на два года. Тем лицам, которые {105} соглашались взять в аренду землю, не плодородную и не выгодную для съемщиков (conducibile), но пустую и покинутую, предоставлялся иммунитет на три года. Те эмфитевты, которые владеют только плодородной и удобной землей, т. е. не участвуют в освоении необработанной или ранее заброшенной части домена, должны в соответствующем размере выплачивать повинности за пустую и истощенную землю. Отсюда следует, что возникновение нового эмфитевтического держания было возможно исключительно на невозделанной земле, которую арендатор-эмфитевт должен был обработать. Что же касается владений, ранее получивших эмфитевтический статус, то и их арендаторы должны были выполнять ту же обязанность, с той лишь разницей, что в данном случае она выступала под видом принудительной приписки пустующей земли — adjectio или iunctio. Еще яснее смысл этого установления виден из указа Феодосия, Аркадия и Гонория от 394 г. (CJ, XI, 59, 9), в котором владельцев, не обрабатывающих заброшенные и худшие земли, предписывалось лишать всех их владений.
Таким образом, эмфитевтическое владение, каким бы прочным ни провозглашало его императорское право, оставалось юридически таковым лишь постольку, поскольку оно удовлетворяло основной цели, ради которой оно было вызвано к жизни: увеличению фискальных доходов путем расширения обработанной и, следовательно, платежеспособной сельскохозяйственной территории. Интересно в этой связи наблюдение Леви, что императорские указы рассматривают эмфитевтов и перпетуариев в качестве простых арендаторов, кондукторов именно в тех случаях, когда речь идет об их обязанностях, т. е. когда надо подчеркнуть условность их владельческих прав 74.
Стремление позднеримского государства к увеличению фискальных доходов лежало в основе тех явлений в области права земельной собственности, которые характерны для изучаемого периода. С одной стороны, мы наблюдаем расширение владельческих прав арендаторов, призванное мобилизовать средства максимального числа землевладельцев для эксплуатации государственного земельного фонда, с другой — растущую зависимость этих прав от обязан-{106}ности осваивать необработанную землю. Эта зависимость распространяется не только на эмфитевзис, но и на прекарную аренду — conductio (CJ, XI, 59, 6 — 383 г.) и даже на ius privatum salvo canone, приближавшийся, как мы видели, к частной поземельной собственности (CJ, XI, 59, 9 — 394 г.). Таким образом, было бы не совсем верно рассматривать развитие различных форм аренды государственных земель в IV—V вв. и отмечаемое историками права сближение possessio и dominium как чистую эволюцию в сторону частной собственности. Несомненно, что в данном случае мы имеем дело с правовыми явлениями, сложившимися под влиянием весьма противоречивых тенденций. С одной стороны, трудности хозяйственной эксплуатации государственного земельного фонда и нужда правительства в деньгах приводили к расширению владельческих прав арендаторов и даже к продаже императорских земель. Подобные мероприятия расшатывали и сужали императорскую земельную собственность. С другой стороны, государство стремилось сохранить свой контроль над всеми категориями сдаваемой в аренду или продаваемой земли с целью их использования в интересах фиска. Какая из этих тенденций одерживала верх, т. е. происходило ли фактическое превращение формально государственного имения в частное владение или сохранялись отношения арендной зависимости, это определялось в конечном счете факторами, действовавшими уже за рамками правовых установлений. В одном из указов Валентиниана и Валента со ссылкой на несохранившийся декрет Юлиана предписывалось вернуть в прежнее состояние эмфитевтические имения, которые перешли в собственность частных лиц или сдаются в аренду за меньшую ренту. В другом указе подтверждалось это распоряжение «дабы они (эмфитевтические имения), будучи изъяты из эмфитевтического права, не удерживались как бы на частном праве» (CTh, V, 15, 17 и 19, 364—365 гг.).
А. Б. Ранович считал, что в этих указах идет речь о крупных эмфитевтах, самовольно присвоивших себе право частной собственности на землю 75. Разумеется, среди эмфитевтов могли быть могущественные крупные землевладельцы, уклонявшиеся от уплаты ренты с арендуемых земель, и, вероятно, против них, в частности, направлены эти {107} указы. В то же время распространенным явлением было, вероятно, присвоение земельными магнатами владений мелких эмфитевтов. В 396 г. императоры Аркадий и Гонорий приказали проконсулу Африки отменить действия чиновника, который потревожил эмфитевтов, и возвратить расхищенные земли прежним владельцам. Характерно, что тот же чиновник одновременно уменьшил платежи с земель, переданных им новым владельцам (CTh, XIII, 11, 6). Захват могущественными земельными собственниками государственных земель с помощью подкупа чиновников, ведавших императорскими земельными имуществами, либо другими путями, вероятно, был достаточно типичным явлением. Правительство пыталось даже распространить на такого рода незаконных собственников принцип adjectio. «Те, кто благодаря своему могуществу (per potentiam) займут плодородные имения,— говорится в указе 398 г.,— должны в соответствующей пропорции получить и неплодородные» (CJ, XI, 59, 10).
Императорская земельная собственность была, таким образом, объектом борьбы различных социальных сил. Можно предполагать, что мелкие эмфитевтические владения сознательно насаждались государством с целью предотвратить переход государственных земель в частную собственность. Но в качестве более мощного претендента на императорские земли выступали крупные собственники, которые использовали распродажи и распространение льготных форм аренды для расширения своих владений.
В африканских провинциях конечный результат этой борьбы сложился, очевидно, не в пользу императорской собственности. В упоминавшемся уже указе 422 г. предписывалось уступить необрабатываемые имения «подходящим лицам» на тех же условиях, на которых находились relevata praedia. Это означало, что государство, пытаясь разрешить проблему необрабатываемых земель, было вынуждено переходить к все более широкому применению форм владения, максимально приближающихся к частной собственности.
***
Выше была прослежена эволюция в IV—V вв. тех форм земельной собственности, которые существовали в Римской Африке уже задолго до изучаемого нами периода. В пе-{108}риод Поздней империи в структуре аграрных отношений африканских провинций появляется также новый элемент, не игравший ранее заметной роли и заслуживающий особого рассмотрения,— земельные имущества церкви.
Признание Константином христианства и его религиозная политика повлекли за собой мероприятия по расширению материальной базы христианской церкви. В Liber pontificalis папы Дамасия сохранилось перечисление земельных даров Константина африканской церкви. Всего здесь упомянуто семь крупных земельных комплексов (massae), изъятых либо из территорий африканских городов: Цирты, Капсы, Mustis и других, либо из императорских земель в Нумидии и приносящих общий доход свыше 4 тыс. солидов, причем каждая отдельная massa приносила доход от 400 до 800 солидов 76. Мы не располагаем какими-либо цифровыми данными, характеризующими объем церковной земельной собственности и ее эволюцию в течение IV—V вв., однако многочисленные упоминания о ней у африканских христианских авторов и в актах церковных соборов позволяют предполагать неуклонный рост церковных земель в рассматриваемое время. Значительные земельные имущества скапливались в руках церкви благодаря пожертвованиям и завещаниям частных землевладельцев. Произведения Августина и Поссидия показывают, что только гиппонская церковь располагала в конце IV — начале V в. различными имениями и виллами, частично полученными таким путем 77. Вопрос о церковных землях занимал неизменно важное место на африканских соборах IV—V вв. В источниках имеются упоминания о колонах и рабах, работавших в церковных имениях, о сдаче этих имений в аренду кондукторам и прекаристам 78.
Церковные владения занимали особое место в системе аграрных отношений. Они были освобождены от всех налоговых повинностей и, таким образом, находились в гораздо более благоприятных экономических условиях, чем владения большинства куриалов, арендаторов императорских {109} земель и даже крупных земельных собственников-сенаторов. Налоговый иммунитет и развившаяся в IV в. автономная юрисдикция церковных властей 79 способствовали превращению церковных земель в своего рода «государства в государстве» — организмы, находившиеся в минимальной экономической и юридической зависимости от имперского государственного аппарата. С другой стороны, обогащение церкви и развитие ее организации приводили к отходу от коллегиальности в распоряжении церковным имуществом. Фактическим распорядителем церковных земель в каждой епархии был епископ, причем между личной собственностью епископа и церковным земельным имуществом не существовало каких-либо юридических различий 80. О том, насколько трудно было разграничить эти две категории земель на практике, свидетельствует постановление одного из африканских соборов о епископах и клириках, которые приобрели какую-либо земельную собственность (agros vel qualibet praedia) за время выполнения ими должности. В постановлении указывается, что если такие епископы или клирики, как соответствует их положению, не передали приобретенную ими землю церкви — они не должны захватывать церковное имущество 81. Иначе говоря, уже самый факт наличия у епископа собственной земли представлялся опасным, с точки зрения материальных интересов церкви, ибо эту землю можно было легко расширить за счет церковных владений. Другой канон того же кодекса формулирует запрещение подобных действий епископов в таких выражениях, которые свидетельствуют о его чисто декларативном характере: «Епископу не разрешается без нужды (nec habente ergo necessitatem) узурпировать имущество церкви в свою собственность» 82.
Но и без формального присоединения церковной земли к своим имениям епископы имели полную возможность эксплуатировать ее по своему усмотрению. Характерно, что {110} африканские соборы даже не пытались установить какую-либо регламентацию распределения доходов с церковных земель, определить, какая часть этих доходов должна идти на культовые и благотворительные нужды. Насколько свободно епископы распоряжались церковными имуществами, показывает широкое распространение в IV в. практики продажи церковных земель. Поскольку такая практика могла подорвать экономическую базу церкви, высшие церковные круги пытались бороться с ней, но, как свидетельствует частое повторение соответствующих постановлений в актах соборов, без особого результата 83.
Таким образом, в социально-экономическом отношении положение епископа в значительной мере приближалось к положению крупного частного собственника. В то же время благодаря независимости от фискальной системы империи он обладал фактически большей свободой распоряжения материальными ресурсами и доходами хозяйства, чем землевладельцы-налогоплательщики, и мог осуществлять эксплуатацию рабочей силы в таких размерах, какие считал экономически наиболее выгодными. Это отличало церковные хозяйства от имений большинства частных земельных собственников, в которых размеры эксплуатации непосредственных производителей зависели не только от воли их владельцев, но и от требований фиска, благодаря чему экономические преимущества колоната по сравнению с рабством реализовались относительно слабо (см. выше, стр. 91). Особые условия, в которых находилась церковная земельная собственность, позволяют нам рассматривать имения церкви и епископов как хозяйства, более близкие в социально-экономическом отношении к раннесредневековому феодальному поместью, чем все другие типы земельных владений, официально существовавшие в Римской Африке. Следует учитывать, что наиболее могущественные земельные магнаты добивались фактической независимости от фиска и юрисдикции имперских властей, преодолевая сопротивление государства, в то время как церковная {111} собственность развивалась в том же направлении совершенно свободно, при поддержке государственной власти.
Это не означает, что в церковном землевладении IV— V вв. можно видеть уже сложившийся в своих основных чертах феодальный институт. Судя по одному канону Карфагенского собора 398 г., устанавливавшему процедуру отпуска на волю церковных рабов 84, рабский труд широко применялся на церковных землях наряду с трудом колонов. Эксплуатация земельной собственности церкви часто осуществлялась в формах, характерных для императорских и частных владений: отдельные имения и виллы сдавались в аренду крупным съемщикам 85, что влекло за собой типичное для римского аграрного строя разделение между собственностью и владением и раздробление крупного домена на ряд хозяйственно не связанных частей. Условия античного общества все еще определяли в значительной мере социально-экономическое положение церкви. В особенно сильной степени это отражалось на ее положении в городах. Ортодоксальное христианство еще не стало в Римской Африке абсолютно господствующей религией; кроме язычества, весьма сильным противником ортодоксальной церкви был донатизм. В борьбе за упрочение и расширение своего влияния в массах, церковь должна была поддерживать свою репутацию «защитника малых и слабых» не только на словах, но и с помощью благотворительной деятельности. В условиях пауперизации значительной части городского населения и обострения социальных противоречий эта деятельность приобретала тем большее значение, что она отвлекала плебс и обедневших куриалов от выступлений против господствующих слоев и власти Римской империи. В принципе церковные имущества считались предназначенными для материальной помощи беднякам 86, и как бы далеко ни заходил произвол епископов и {112} коррупция клира, им приходилось выделять какую-то часть дохода с церковных земель на благотворительные нужды. В этом отношении церковь в известной мере брала на себя функцию материальной поддержки беднейшей части гражданства, которая в античном городе служила интересам сохранения единства городской общины и обычно выполнялась богатыми литургами. Таким образом, церковь IV— V вв. все еще оставалась тесно связанной в социально-экономическом отношении с основной ячейкой античного общества — городом и играла известную роль в его консервации.
Несмотря на экономические привилегии церкви, она не была еще в тот период настолько сильна, чтобы гарантировать свои земли от покушений со стороны крупных частных собственников. Милевитанский собор 416 г. обратился к императору с просьбой о назначении специальных чиновников — defensores scholasticos, которые защищали бы в провинциальном управлении интересы церкви от тех, кто «строит хитроумные козни» 87. Таким образом, церковь еще была далека от того, чтобы превратиться в феодального магната: для упрочения своего влияния в обществе и своего экономического положения она еще нуждалась в помощи со стороны Римского государства. Это обстоятельство, наряду с социальной эволюцией христианских общин, объясняет политические позиции африканской церкви — провозглашавшуюся ее ведущими деятелями необходимость повиноваться императорским властям и сотрудничать с ними.
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 188; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!