Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»), 1910 17 страница
Бинодини больше не ждала письма от Бихари. Она уверовала, что Бихари презирает ее, и день за днем таяла, не в силах погасить испепелявшее ее пламя любви. Бихари уехал, проклиная ее. Как теперь она найдет его?
Молодая женщина, всегда энергичная, никогда не знавшая лени, задыхалась от праздности. Жажда деятельности не давала ей покоя. Стоило ей подумать, что всю жизнь ей придется провести в четырех стенах этого постылого и безрадостного дома в тесном переулке, как ее мятежная душа восставала против жестокой судьбы. В такие минуты Бинодини охватывало чувство безграничной ненависти и презрения к Мохендро, чья глупость так обеднила ее жизнь и закрыла все пути к спасению. Это убогое, мрачное жилище и мысль о том, что каждый день ей придется сдерживать страсть Мохендро, увеличивали ее сердечную муку. Но ведь она сама вызвала из глубин сердца Мохендро притаившееся там грязное и ненасытное чудовище. Как ей спастись теперь от него? Бинодини понимала, что не сможет долго держать Мохендро на расстоянии. Он будет приходить сюда, в эту маленькую квартирку, и, побуждаемый страстью, будет все приближаться и приближаться к ней, и ее страшила борьба между презрением и привязанностью, которую ей придется вести на краю пропасти на грязном ложе жизни. Когда Бинодини думала обо всем этом, душу ее сжимал ужас. Где же конец ее страданиям?
При виде осунувшегося, побледневшего лица Бинодини Мохендро почувствовал, как пламя ревности опалило его сердце. Неужели он не в силах вырвать эту отшельницу из-под власти дум о Бихари? Орел хватает овцу и во мгновение ока уносит ее в свое недосягаемое горное гнездо. Неужели нигде в мире нет забытого, скрытого облаками уголка, куда бы Мохендро мог унести свою нежную и красивую добычу и спрятать у себя на груди? Пламя ревности распаляло его страсть. Нет, он не может и на миг покинуть Бинодини. Каждый его день будет проходить в страхе перед появлением Бихари. Но Мохендро не уступит ему.
|
|
|
Мохендро вспомнил санскритские стихи, в которых говорилось, что боль разлуки придает красоте женщины особую утонченность. Сегодня, глядя на Бинодини, он убедился в истинности этих слов, и его охватило волнение, от которого было и сладко и больно.
– Ты, вероятно, уже пил чай? – обратилась к нему Бинодини после паузы.
– Ну и что же, я буду счастлив, если ты угостишь меня! «Налей мне чашку…»
Бинодини хотелось грубо оборвать Мохендро, но вместо этого она спросила:
– Ты не знаешь, где сейчас Бихари?
Мохендро изменился в лице.
– Его нет в Калькутте.
– А где он?
– Он никому не оставил адреса.
– Неужели невозможно его узнать?
– Мне его адрес не нужен.
|
|
|
– Не нужен? Разве ваша дружба ничего для тебя не значит?
– Да, мы с ним друзья с детства, – согласился Мохендро. – Ты же подружилась с Бихари совсем недавно, но тебе его адрес нужен больше, чем кому бы то ни было.
– Как тебе не стыдно! Ты так и не научился у Бихари ценить дружбу.
– Ну об этом я не горюю, – усмехнулся Мохендро. – Вот если бы я позаимствовал у него искусство, как обманом овладевать сердцем женщины, – это мне сейчас очень бы пригодилось.
– Для этого желания мало, нужно обладать способностями.
– Может, ты скажешь мне, к какому гуру[43] обратиться. Я готов идти к нему в учение даже в столь зрелом возрасте, и тогда мы проверим мои способности!
– Пока не узнаешь адреса Бихари, не смей говорить мне о любви, – заявила Бинодини. – После того как ты поступил так с другом, кто поверит тебе?
– Можешь не верить, но это не дает тебе права оскорблять меня. Будь ты менее уверена в моей любви, разве пришлось бы мне мучиться! – воскликнул Мохендро. – Бихари знает, как не дать себя укротить, так пусть поделится своим опытом со мной, несчастным. Вот это будет по-дружески!
– Бихари – человек, и его не надо укрощать, – заметила Бинодини. Она продолжала стоять у окна, откинув распущенные волосы за спину.
|
|
|
– Почему ты все время издеваешься надо мной? – гневно крикнул Мохендро, сжав кулаки и вскочив со своего места. – Не думаешь ли ты, что я оставляю твои оскорбления без ответа не потому, что ты сильна, а потому, что я терпелив? Но раз уж ты решила обращаться со мной, как с животным, то имей в виду, зверь я бешеный! Не считай меня трусом, который не может себя защитить!
Мохендро встретился взглядом с Бинодини.
– Бинод, – вырвалось у него, – уедем отсюда… Поедем на запад или в горы, куда хочешь… Здесь нет путей к спасению, я гибну…
– Хорошо! – неожиданно согласилась Бинодини. – Едем, сейчас же! Едем на запад!
– Но куда именно?
– Мы будем путешествовать, не останавливаясь нигде больше двух дней.
– Я согласен, – заявил Мохендро. – Сегодня же вечером отправляемся в путь!
Обрадованная Бинодини ушла на кухню готовить еду для Мохендро.
Из разговора Мохендро понял, что Бинодини не читала заметки о Бихари. В том душевном состоянии, в котором она находилась, ей было не до газет.
Весь день Мохендро следил за тем, чтобы Бинодини случайно не узнала, где находится Бихари.
Глава 46
Дома все ждали Мохендро к обеду, надеялись, что он принесет известия о Бихари. Обеспокоенная его долгим отсутствием, Раджлокхи очень волновалась. Всю ночь она не могла уснуть и чувствовала себя совершенно разбитой. Аша заметила это. Экипаж Мохендро уже вернулся. Кучер рассказал, что, побывав в доме Бихари, Мохендро отправился на квартиру в Потолданге. Услыхав это, Раджлокхи молча отвернулась к стене. Аша, с лицом, застывшим, как у изваяния, сидя у изголовья, обмахивала свекровь опахалом. В другие дни, когда наступало время обеда, Раджлокхи отсылала Ашу, чтобы та поела, сегодня же она ничего не сказала. Если Мохендро, видя, как страдает его мать, мог убежать к Бинодини, Раджлокхи нечего было больше ждать от этого мира, не для чего было жить. Видно, Мохендро не считает ее болезнь серьезной, а думает, что у нее легкое недомогание, как это не раз с ней случалось. Раджлокхи было обидно такое безразличие сына. Любовь совсем вытеснила из его сердца и беспокойство за здоровье матери, и чувство долга. Он боялся, что его заставят сидеть у постели больной, и, забыв стыд, под каким-то предлогом сбежал к Бинодини. Оскорбленная Раджлокхи не хотела больше бороться с болезнью. Она докажет сыну, что он не прав.
|
|
|
В два часа дня Аша напомнила свекрови:
– Время принимать лекарство, ма.
Раджлокхи промолчала. Когда невестка поднялась, чтобы подать лекарство, она сказала:
– Не нужно, милая, иди к себе.
Аша понимала, что так сильно оскорбило материнское чувство. Не в силах успокоить свое измученное сердце, Аша всхлипнула, хотя изо всех сил сдерживала слезы. Раджлокхи медленно повернулась к невестке и, нежно гладя ее руку, сказала:
– Ты очень молода, дорогая. Ты еще узнаешь счастье. А обо мне не беспокойся, дитя. Я прожила свою жизнь, чего мне еще ждать?
При этих словах Аша, закрыв лицо краем сари, зарыдала.
Так печально прошел этот день. Обе женщины чувствовали себя глубоко оскорбленными, но все еще надеялись, что Мохендро вернется. При малейшем шорохе они, затаив дыхание, прислушивались, и каждая из них догадывалась о мыслях другой.
Яркие краски дня медленно тускнели. Спускались сумерки. Но женской половине дома они не принесли ни розовых отблесков заката, ни полной темноты. Своей тусклостью они лишь усугубили горе и не дали излить в слезах отчаяние. Эти серые сумерки отняли последнюю надежду и силы и не подарили даже усталости или равнодушия. Когда наступил печальный, лишенный очарования вечер, Аша тихо встала, зажгла лампу и отнесла ее в комнату больной.
– Не надо света, – сказала Раджлокхи.
Аша унесла лампу. Тьма сгущалась, на маленькую комнату спускалась бесконечная ночь.
– Может быть, написать Мохендро? – осторожно спросила Аша.
– Нет, милая, – твердо ответила Раджлокхи. – Заклинаю тебя не посылать ему и строчки.
Аша окаменела, у нее даже не было сил плакать.
– Письмо от господина, – доложил слуга из-за двери.
«А вдруг Мохим заболел, не может прийти и потому прислал письмо», – промелькнуло в голове Раджлокхи.
– Прочти скорей, что пишет Мохим, – крикнула она, исполненная тревоги и раскаяния.
Аша вышла в соседнюю комнату, где была лампа, и дрожащими руками распечатала конверт. Мохендро писал, что последние дни плохо себя чувствовал и поэтому решил уехать на запад. Особых причин волноваться за здоровье матери нет, писал далее Мохендро, но он поручил доктору Нобину регулярно навещать ее. Далее шли советы, что делать, если бессонница и головные боли не пройдут. Вместе с письмом Мохендро прислал несколько легких укрепляющих средств. В постскриптуме он просил непременно сообщать ему о здоровье матери, а письма направлять в Гиридих.
Прочитав это послание, Аша не знала что делать. Отчаяние в ее душе уступило место отвращению. Но как сообщить столь жестокое известие Раджлокхи?
Заметив нерешительность невестки, больная разволновалась еще больше.
– Иди сюда, прочти скорее, что пишет Мохим! – воскликнула она, приподнимаясь на постели.
Аша вошла и медленно прочла от начала до конца все письмо.
– Прочти еще раз то место, где Мохим пишет о своем здоровье, – попросила Раджлокхи.
– «Последние дни я плохо себя чувствую, поэтому…» – повторила Аша.
– Хватит, дальше не надо, – остановила ее Раджлокхи. – Конечно, как мог он чувствовать себя хорошо! Ведь старуха мать все никак не умрет, а только докучает ему своей болезнью! Зачем ты сказала Мохиму, что я больна?! Жил он дома, занимался у себя в комнатке, никого не беспокоил. Тебе что, стало лучше, когда он ушел из дому? Кому мешала моя болезнь? Даже в горе ты не набралась ума!
Раджлокхи, тяжело дыша, откинулась на подушку. У дверей послышались шаги.
– Пришел господин доктор, – доложил слуга.
Покашливая, в комнату вошел врач. Аша, торопливо натянув на голову край сари, встала у изголовья постели.
– Расскажите, что с вами, – обратился врач к больной.
– Это еще зачем? – раздраженно воскликнула Раджлокхи. – Дайте человеку умереть спокойно. Ваши лекарства все равно не спасут меня, сколько бы я их ни глотала.
– Не в моих силах сделать вас бессмертной, – примирительно заметил доктор. – Я только попытаюсь облегчить ваши страдания…
– Когда-то вдов сжигали, и это было лучшим средством для облегчения их страданий, – прервала его Раджлокхи. – А теперь им только продлили мучения. Лучше уйдите, доктор… Не раздражайте меня… я хочу побыть одна.
– Разрешите хотя бы проверить ваш пульс, – растерянно проговорил врач.
– Я сказала – уходите, – рассердилась Раджлокхи. – К сожалению, пульс еще бьется.
Доктор вызвал Ашу в соседнюю комнату и подробно расспросил ее о болезни свекрови. После этого он мрачный вернулся в спальню.
– Послушайте, – снова обратился он к Раджлокхи, – Мохендро, уезжая, поручил мне заботиться о вашем здоровье. Он будет очень огорчен, если вы не позволите лечить вас.
Для Раджлокхи слова врача прозвучали как насмешка.
– О Мохендро не беспокойтесь, – с горечью сказала она. – На долю каждого человека выпадают огорчения. Но смею вас заверить, что это огорчение для Мохендро не очень велико. Оставьте меня в покое, доктор, я хочу хоть немного поспать.
Доктор понял, что лучше не волновать больную, и, рассказав, какой нужен уход за Раджлокхи, ушел.
– Иди к себе, дитя, – сказала Раджлокхи невестке, когда она вернулась в спальню. – Отдохни немного. Целый день ты не отходишь от меня. Пришли сюда мать Хару[44], пусть она посидит в соседней комнате.
Аша поняла, что слова свекрови не были продиктованы любовью или заботой, это был приказ, и ей ничего не оставалось, как повиноваться.
Послав служанку к Раджлокхи, Аша пошла в свою комнату и, не зажигая лампы, легла на прохладный пол.
От волнений и от того, что она весь день ничего не ела, Аша чувствовала себя совсем разбитой. Из соседнего дома доносилась свадебная музыка. Ночная темнота, казалось, вторила нежным звукам флейты, и сердце Аши, трепеща, внимало им. Аша вспомнила собственную свадьбу, и эти воспоминания ярким светом озарили ночное небо. Ни одна подробность не ускользнула из памяти молодой женщины: иллюминация, веселое оживление, гирлянды, сандаловая паста, аромат благовоний, свадебный наряд. Вспомнила Аша, как радостно замирало ее сердце от стыда и страха. Думать об этом сейчас было нестерпимо больно и мучительно. И словно голодный ребенок, который может ударить мать, требуя пищи, проснувшееся в душе Аши стремление к счастью исторгло рыдание из ее груди. Превозмогая усталость, Аша поднялась с пола и, сложив молитвенно руки, обратилась к всевышнему. В сердце ее, омытом слезами, ожил образ чистой и доброй Аннапурны – ведь для Аши она была живым воплощением всевышнего на земле. Когда-то Аша дала себе клятву не обращаться за помощью к этой добродетельной женщине, какое бы несчастье с ней ни приключилось, но сегодня она не видела иного выхода. Со всех сторон ее окутал сумрак отчаяния, и нигде не было проблеска надежды. Аша зажгла лампу, положила тетрадь на колени и принялась за письмо, то и дело утирая слезы.«Припадаю к твоим лотосоподобным стопам.Тетя, сейчас у меня нет никого роднее тебя! Приезжай и обними несчастную – или я погибну. Что еще писать, не знаю. Тысячу раз почтительно склоняюсь к твоим ногам. Любящая тебя Чуни».
Глава 47
Аннапурна тихо вошла в комнату Раджлокхи и совершила пронам. Забыв о былой вражде, Раджлокхи обрадовалась, увидев Аннапурну. У нее было такое чувство, будто она вновь обрела утраченное богатство. Только сейчас она поняла, сколько горя и недоразумений вызвал отъезд Аннапурны. Раджлокхи давно желала ее возвращения, хотя не признавалась себе в этом, и теперь всем своим страдающим сердцем потянулась к старой подруге. До рождения Мохендро обе невестки жили как сестры, делили радость и горе – они ехали в одной колеснице жизни, вместе скорбя об утратах.
Прошло много лет, Раджлокхи постигло горе. И вот в эти печальные дни неизменная участница ее детских забав, верная подруга юности, снова вместе с ней. В памяти Раджлокхи всплыло все, что они пережили вместе. Где сейчас тот, ради которого она так грубо оттолкнула подругу?
Аннапурна села рядом с больной и, взяв ее руку в свою, сказала одно лишь слово:
– Диди!
– Медж-боу! – едва слышно прошептала Раджлокхи.
От волнения она, казалось, потеряла голос.
Из глаз ее хлынули слезы. Аша тоже не могла сдержаться и, выбежав в соседнюю комнату, опустилась на пол и расплакалась. Аннапурна не решалась спросить о Мохендро ни его мать, ни Ашу. В тот же день она вызвала к себе управляющего Шадхучорона.
– Где Мохим? – спросила его Аннапурна.
И управляющий рассказал ей все, что знал о своем господине и о Бинодини.
– А как поживает Бихари?
– Он давно не был у нас, что с ним, я не знаю.
– Сходи к нему домой и все разузнай, – приказала Аннапурна.
Вскоре управляющий вернулся, он сообщил, что Бихари дома не живет. Ему сказали, что господин уехал в Бали на берег Ганги.
Потом Аннапурна послала за доктором.
– У нее слабое сердце и к тому же водянка, – сказал доктор. – Смерть может наступить внезапно.
Вечером Раджлокхи стало хуже.
– Диди, я позову доктора, – предложила Аннапурна.
– Не надо, все равно он не поможет мне.
– Может быть, ты хотела бы видеть кого-нибудь?
– Я хотела бы, чтобы Бихари сообщили о моей болезни.
Сердце дрогнуло в груди Аннапурны. Она до сих пор страдала, вспоминая тот вечер, когда вдали, на чужбине прогнала Бихари. Теперь он никогда не придет к ее дверям. Аннапурна уже не надеялась в этой жизни искупить свою вину перед Бихари.
Она поднялась в комнату Мохендро. Когда-то эта комната была самой радостной и светлой в доме. Но сейчас она выглядела заброшенной: постель в беспорядке, цветы в вазонах увяли – их никто не поливал.
Аша догадалась, что тетка прошла в комнату Мохендро, и тихо последовала за ней. Аннапурна прижала к груди молодую женщину и ласково поцеловала ее. Аша соскользнула на пол, обхватила руками ноги тетки и стала биться о них головой.
– Тетя, благословите меня, дайте мне силы, – говорила несчастная женщина. – Я никогда не думала, что человек может столько вынести. Как долго суждено мне страдать?
Аннапурна опустилась на пол рядом с племянницей, положила ее голову к себе на колени, молитвенно сложила руки и мысленно обратилась к всевышнему. Это безмолвное, исполненное любви благословение вселило в исстрадавшееся сердце Аши покой. Она поверила, что теперь ее мечта сбудется. Всевышний может отнестись с пренебрежением к такой глупой женщине, как она, но мольбам Аннапурны он должен внять.
– Тетя, – сказала она с глубоким вздохом, обретя наконец уверенность и утешение, – напишите Бихари, чтобы он приехал.
– Писать не нужно.
– Как же сообщить ему?
– Завтра я с ним увижусь.
Глава 48
Во время своей поездки по западу Бихари понял, что не обретет спокойствия, пока не найдет себе какого-нибудь дела, и, вернувшись в Калькутту, решил посвятить себя заботам о бедных калькуттских служащих. Жизнь этих несчастных, обремененных огромными семьями, в мрачных жилищах узких переулков напоминала существование рыб, задыхающихся летом в грязной стоячей воде поросшего тиной пруда. Бихари был преисполнен жалости к этим беднякам благородного происхождения, вечно озабоченным, больным, с изможденными лицами. Он давно мечтал дать им возможность хоть немного подышать свежим воздухом на берегу Ганги, насладиться тенью рощ.
Бихари купил большой сад в Бали, нанял рабочих-китайцев и занялся постройкой маленьких домиков. Однако и это не принесло ему душевного покоя. Чем ближе становился день открытия лечебницы, тем сильнее претило Бихари это занятие.
«Нет, это не принесет тебе счастья, – нашептывал ему тайный голос. – В том, что ты делаешь, нет ничего увлекательного, нет красоты, есть только долг». Никогда еще Бихари так сильно не разочаровывался в своей работе. А ведь было время, когда он не желал ничего особенного, его могло легко заинтересовать все, что встречалось на его жизненном пути. Однако теперь душа его жаждала чего-то иного, и он знал, что, пока не утолит этой жажды, ничто в мире не заинтересует его. За какое бы дело Бихари ни взялся, оно тотчас ему надоедало, и, бросив все, он готов был бежать.
Прежде молодость дремала в Бихари. Но Бинодини волшебной палочкой разбудила ее. И теперь она, словно появившаяся на свет птица Гаруда[45], готова была рыскать по всему свету в поисках пищи. Ничего подобного Бихари раньше не испытывал. И это новое чувство страшило его. Что мог он сделать в таком состоянии для своих бедных больных, безвременно умирающих калькуттских служащих?
Перед ним несла свои по-осеннему набухшие воды Ганга месяца ашарх[46]. На противоположном берегу зеленели рощи. Над ними нависли темные, тяжелые тучи. Река то вспыхивала огнем, то холодно сверкала, словно сталь меча. Бихари, как зачарованный, смотрел на осеннее великолепие природы, и ему казалось, что двери его сердца распахнулись навстречу одинокой женщине, появившейся в синем небе; ее густые волнистые волосы влажны и распущены по плечам, она пристально смотрит в лицо Бихари полным скорби и в то же время сияющим взглядом, и взгляд этот словно вобрал в себя рассеянные в осеннем, облачном небе последние лучи солнца.
Прежде Бихари был доволен своей жизнью. Теперь ему казалось, что живет он напрасно. Сколько облачных вечеров, таких, как сегодня, сколько лунных ночей стучалось во врата его пустого сердца, предлагая чашу с нектаром, но он оставался равнодушным. Сколько редких счастливых мгновений ушло безвозвратно, сколько песен любви оборвалось! Но страстный порыв Бинодини, когда она губами коснулась его губ, вытеснил из сердца Бихари все остальные воспоминания, сделал их тусклыми. Зачем он всю жизнь был лишь тенью Мохендро? Теперь Бихари не хотел да и не мог оставаться безразличным к звукам флейты, казалось, вырвавшимся из самого сердца вселенной, чтобы воспеть страдание любви. Разве был он в силах изгнать из души образ той, чьи объятия приоткрыли ему на мгновение удивительный, неповторимо прекрасный мир!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!