ЛИЦА, НАРУШИВШИЕ ДАННЫЕ ПРАВИЛА, ПОДЛЕЖАТ ШТРАФУ И ДЕФОРМАЦИИ 11 страница



– Им нравится звездный загар, – объяснил Тыквер. – Я слышал, гули очень следят за внешностью. Гоблины, кстати, тоже.

Девочка и призрак сидели в своем лагере у скалы. От нечего делать Мэй протыкала пальцем дырки в песке. Гули загорали весь день. А ночью, около полуночи, к берегу причалили новые лодки.

– Похоже, они к чему‑то готовятся, – заметил Тыквер.

В эту ночь гули устроили такое же буйство, как и накануне. Мэй подумала, что призрак прав. А еще – что оставаться тут опасно.

На следующий день, рано утром, девочка проснулась от хруста. Не успела она открыть глаза, как что‑то стукнуло ее по лбу.

– Ай!

Она села и посмотрела вверх. Над ней, уцепившись за крошечный выступ, висел Тыквер.

– Достал!

Призрак отломил от скалы блестящий камешек и подлетел к девочке, улыбаясь до ушей.

– Серебряник! – гордо сказал он.

И тут наверху что‑то зашуршало и посыпалось. Оба подняли головы.

– Ааа! – Мэй бросилась к Тыкверу и оттолкнула его.

В ту же секунду место, где они только что стояли, завалило камнями.

– Что я наделал! – охнул призрак.

Они поглядели на гулей. Некоторые чудища поднялись и смотрели в их сторону, а несколько тварей зашагали к скалам, нюхая воздух.

– Тыквер! – прошептала Мэй.

Призрак печально взглянул на нее.

– Прости.

Мэй заглянула в пасть пещеры, потом снова посмотрела на берег. Гули приближались.

 

* * *

 

Пессимист свернулся калачиком в маленькой каменной нише и смотрел на причудливый пейзаж юго‑западного Навсегда. Он еще никогда не терял дороги, а вот теперь заблудился, и это его ужасно расстраивало. Замешательство и смущение быстро превратили его природную меланхолию в настоящее горе. Кот опечалился настолько, что даже не мяукал.

Семь дней указательный палец дамы водил Пессимиста по песчаным берегам реки Стикс. По дороге коту не встретилось ни единой души – живой или мертвой. И хотя запах угрозы остался далеко позади, кот по‑прежнему чувствовал себя неуютно, не говоря уже о голоде. Пессимист не ел целую неделю.

Правду сказать, он уже терял надежду.

Свернувшись калачиком в своей пещерке, Пессимист медленно погружался в усталую дрему, как вдруг заметил, что над песком к нему летит какой‑то огонек. Он был похож на солнышко или, по крайней мере, на лампочку. Если бы кот знал астрономию, он сравнил бы его с кометой.

Пессимист удивился так, что даже позабыл спрятаться.

Огонек влетел в пещеру и проплыл над ним. Коту показалось, будто его коснулась теплая рука. Она погладила его по спинке, почесала за ушком, скользнула по шейке. Прикосновение было похоже на саму любовь. А ведь кот неплохо в ней разбирался.

Продолжалось это недолго. Огонек приласкал его в последний раз и улетел.

Пессимист встал на усталые лапки и продолжил свой путь.

 

Глава семнадцатая

В Катакомбах

 

Мэй вытащила из кармана звездосвет и подняла его, чтобы осветить подземный ход, в который они углубились.

– Аааа!

Как только луч упал на стены, Тыквер завопил и шарахнулся в сторону. На них таращились тысячи, тысячи глаз. Мэй попятилась, водя лучом туда и сюда. И вдруг…

– Тыквер!

Тот был уже на полпути к выходу из пещеры.

– Смотри! Да это просто глазницы.

Мэй очертила рукой широкую дугу, показывая на множество черепов, которые были уложены вдоль стен, словно кирпичи.

– Ух ты! – выдохнула девочка.

Тыквер начал медленно пятиться обратно к ней.

Они стояли в тоннеле, уходящем во мрак. Низкий сводчатый потолок нависал прямо над макушкой призрака, поэтому Тыквер немного сутулился.

– Катакомбы очень древние, – заметил он. – Некоторым из этих черепов тысячи лет.

Мэй удивилась. Должно быть, она недооценивала познания Тыквера.

– Откуда ты знаешь?

– А тут написано.

Он показал на череп, лежавший в середине кладки, прямо перед его носом. На кости чем‑то маленьким и острым кто‑то нацарапал: «Здесь был Навуходоносор. 4 апреля 103 г.».

Тыквер бодро зашагал вперед.

– Осторожнее!

Он растерялся.

– Лучше я пойду первой. У меня же звездосвет.

И они пустились в долгий утомительный путь. Мэй шла впереди, освещая извивы тоннеля. Через несколько минут девочка и призрак дошли до развилки. Мэй вытащила компас.

– Тати находятся между этой точкой и городом. Если повернем в сторону Белль Морт, как раз пойдем в направлении Грота.

Она навела компас на левый рукав тоннеля. Стрелка указала «Неверный путь».

– А сюда? – Мэй повернулась к правому тоннелю.

Стрелка указала на «Путь для туристов».

– Ладно, – вздохнула девочка.

Она вспомнила их с мамой туристические маршруты, когда они выезжали в соседние округа и, держась в стороне от больших шоссе, колесили по городкам в поисках древностей. Чего бы Мэй только не отдала за одну из этих скучных поездок? Пессимист всегда хотел увязаться за ними – то запрыгивал в сумочку миссис Берд, то забирался на крышу машины. И что стоило взять его с собой?

Мэй сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле. Теперь становиться туристкой ей очень не хотелось, однако другого выбора не было.

Долгие часы они виляли и петляли по пещерам. Девочка настороженно прислушивалась к любому шороху. В Катакомбах было намного холоднее, чем снаружи, и Мэй совсем продрогла.

– Без неба так неуютно, – сказала она Тыкверу, который предусмотрительно держался в двух шагах позади.

Каждый раз, когда Мэй замедляла шаг и ждала, пока призрак с ней поравняется, Тыквер находил какой‑нибудь повод, чтобы отстать: то изображал, что у него шнурок развязался, то разглядывал что‑то интересное на полу, пока девочка снова не уходила вперед.

Мэй надеялась, что пещеры выведут их на поверхность до того, как наступит время спать. Она боялась, что компас окажется неисправным и что они заберутся в такую глубину, из которой будет уже и не выбраться.

Судя по всему, путь, который они выбрали, тянулся вдоль берега Мертвого моря, однако на деле могло получиться всякое. Наконец они совсем обессилели. Прежде чем двигаться дальше, нужно было хоть немного поспать. Мэй и Тыквер улеглись прямо посреди тоннеля. Больше было негде.

– Хоть бы завтра отсюда выбраться! – взмолилась Мэй.

В свете ее звездного фонарика они посмотрели друг на друга.

– Так хорошо, что кто‑то есть рядом, – сказала девочка.

Тыквер кивнул.

– Ага.

Мэй поежилась.

– Вот бы еще и одеяло.

Она подвинулась ближе к Тыкверу, но рядом с ним было еще холоднее. По крайней мере, хоть электрические укусы больше ее не тревожили. Наверное, Мэй уже к ним привыкла.

– Извини. Духи такие холодные.

– Я и не обиделся.

Мэй не стала от него отодвигаться.

– Тыквер?

– Уммгумм.

– Спасибо, что пошел со мной.

Мэй улыбнулась призраку. Тот ответил ей своей кривой улыбкой, которая больше напоминала гримасу, и девочка погасила свет.

 

* * *

 

– Мэй?

Мэй проснулась, потому что ее трясли за плечи. Открыв глаза, она увидела встревоженное лицо Тыквера. В руке он держал звездосвет.

– Что такое?

– Гляди!

Призрак показал на что‑то рядом.

В тусклом свете фонарика девочка увидела возле своей ноги большой черный сверток. Она шарахнулась в сторону, словно испуганный краб.

– Вчера его тут не было, – с тревогой пробормотала Мэй, окончательно проснувшись.

Тыквер кивнул.

Она повертела головой, будто надеялась увидеть, кто оставил тут сверток, но фонарика хватало, только чтобы отогнать темноту на шаг‑другой.

– Что это?

Призрак по‑прежнему грыз палец и молчал.

– Как он сюда попал?

Тишина… и клацанье тыкверских зубов.

Они присели на корточки и опасливо уставились на сверток, будто он мог подпрыгнуть и вцепиться в них.

Мэй осторожно вытянула руку. Ничего не произошло. Девочка тронула его пальцем. Ткань – самая мягкая и нежная на свете.

– Кажется… – Мэй взяла его и начала разворачивать. – Тыквер, да это же одеяло!

Вытаращив глаза, они многозначительно посмотрели друг на друга. Мэй глянула вперед, потом назад.

– Похоже, нас кто‑то слышал, – прошептала девочка. – Прошлой ночью.

Для совпадения это было слишком. В груди заворочалась тревога.

Мэй положила одеяло на колени и развернула его полностью.

Вдоль верхнего края, обшитого черной шелковой каймой, один за другим начали появляться светящиеся зеленые стежки. Мэй вела по ним пальцем, а они закручивались и петляли, выписывая затейливую вязь, пока не сложились в надпись:

 

Для Мэй. Больше не замерзай.

 

Девочка удивленно ахнула и снова завертела головой по сторонам, но тот, кто оставил ей подарок, уже давно ушел.

– Что там написано? – спросил Тыквер, изучая слова.

– Вот, посмотри поближе. – Мэй протянула ему одеяло, но призрак выставил перед собой руки, отказываясь.

– С чтением столько мороки… – Он глубокомысленно вздохнул.

Мэй тоже вздохнула и прочитала ему надпись. Они сели возле одеяла и задумались.

– Кто мог его принести?

Тыквер пожал плечами. Вдруг в его глазах блеснула догадка.

– А что, если у тебя есть тайный поклонник? – предположил он.

Мэй закатила глаза.

– Это вряд ли. Может, его принес Усик? – Она с надеждой посмотрела на призрака, но тот затряс головой так энергично, что на макушке закачался клок волос.

– Усик ни за что не бросит своих пчел. Да и сюрпризов он не любит.

– Тогда это точно не он.

Мэй не могла представить старичка, который крадется за ними по тоннелю и тайком подкладывает загадочные подарки.

Она взглянула на одеяло, протянула руку и развернула последнюю складку. Ей так хотелось накинуть его на плечи. Наконец девочка так и сделала.

Внезапно мир вокруг засиял всеми красками. Мэй подняла руку и посмотрела на нее, удивленно моргая. И тут…

– Боже мой!

Девочка снова захлопала ресницами.

– Боже!

Она сидела у себя в комнате, на кровати, завернувшись в свое одеяло. Здесь все было как раньше. Картинки с Египтом и Самоа на стене. И письменный стол, и книжная полка. Под потолком динькала «музыка ветра». Девочка потянулась и тронула ее подвески. Они были настоящие!

Мэй поискала глазами Тыквера, но он куда‑то пропал. Тогда она подвинулась и посмотрела в окно. Там был двор, а за ним – лес.

– Мама! – закричала Мэй. – Киса!

Она вскочила, распахнула дверь и замерла на пороге. За дверью ничего не было. Только оранжевый свет.

– Мэй? – позвал кто‑то.

Она не ответила. Не хотелось ничего говорить.

Мир снова потемнел, и девочка оказалась лицом к лицу с Тыквером. Он держал в руках одеяло.

– Как ты? С тобой все в порядке?

– Да, – ответила Мэй, стараясь прогнать воспоминания.

– Я думал, ты заснула.

Девочка забрала у него одеяло.

– Я была дома!

Она снова накинула одеяло на плечи и снова очутилась у себя в спаленке. Потянувшись к окну, Мэй открыла его, но знакомый вид немедленно растворился в оранжевом сиянии. Она опять стянула одеяло и оказалась в пещере.

Тогда‑то девочка и заметила маленький ярлычок, пришитый к нижнему краю.

«Одеяло ручной работы. Изготовлено духами Северной фермы» , – с благоговением прочитала Мэй вслух.

– Ну и ну, – поразился Тыквер. – Самими духами фермы! Вот повезло‑то.

Мэй подняла одеяло и посмотрела на него.

– Северной фермы, – неуверенно повторила она, не зная, радоваться или пугаться.

Правду сказать, ей стало стыдно. Будто ее поймали за какой‑то проделкой.

– Зачем бы им слать тебе одеяло?

Мэй снова погладила вышитую надпись. Больше не замерзай. Она задумалась: может, поделиться с Тыквером тайной?

– В Болотных Дебрях я получила письмо от одной дамы. Думаю, она и прислала мне одеяло.

Тыквер обиделся.

– Интересно, почему мне тоже не прислали такое?

Мэй кашлянула.

– Утешительница говорила, что эта дама – на моей стороне. Что я небеззащитна.

Мэй решила не говорить, что ее просили о помощи. Девочке было слишком стыдно. Она понурилась, будто Хозяйка стояла рядом и с упреком смотрела на нее. Самое ужасное – появление одеяла доказывало, что это вполне может оказаться правдой.

Тыквер задумался.

– Надеюсь, она и на моей стороне. Ведь мне всегда хотелось одеяло.

Он жалобно посмотрел на Мэй. Это было настолько по‑тыкверски, что девочка не могла сдержать улыбки.

 

* * *

 

Несколько минут спустя они снова тронулись в путь. Мэй то и дело опускала руку в рюкзак, чтобы потрогать мягкий бархат и убедиться, что одеяло никуда не исчезло. Рядом с ним девочка всунула письмо и фотографию. Их она тоже часто гладила. Так ей казалось, что далекий дом становится чуточку ближе, и Мэй улыбалась.

Тыквер улетел вперед. Похоже, настроение у него улучшилось. Призрак мурлыкал какую‑то песенку: «А после катастрофы мы встретились с тобою, и сразу понял я, что ты моя. Прозрачна и легка, ты пролетела мимо, и я уже не мог забыть тебя».

Песенка явно была о любви. Выходит, что здесь тоже умеют влюбляться? А почему бы и нет? Правда, Усик говорил, что духи не меняются. Значит, и не влюбляются тоже? Мэй было так весело, что она даже не стала просить Тыквера, чтобы он пел потише. Она и не подумала, что их могут услышать.

«Я – к русалкам, ты – к фантому, вот и до свидания…»

Мэй как раз хотела снова погладить одеяло, как вдруг до нее долетел какой‑то шум. Девочка остановилась. Сначала звук был еле слышен, потом стал громче. «Клик‑клак, клик‑клак», – затряслись черепа вокруг. Мэй наклонилась к Тыкверу.

– Мы…

Ха‑ха‑ха‑ха‑ха!

По тоннелю эхом пронесся смех. Он был детский – звонкий и радостный. Тыквер сдвинул дрожащие коленки.

– Что это? – прошептал он.

– Я не…

Внезапно Мэй заметила, что на пол пещеры упала ее тень. Она все вытягивалась, все росла. Девочка повернула голову, и в тот же миг мимо пролетела белая вспышка. Лавируя меж стен, она обдала их ветром и скрылась в темноте.

Мэй и Тыквер прижались к стене и, тяжело дыша, глядели в сумрак тоннеля. Прошло несколько минут. Все стихло. Черепа больше не стучали.

– Нужно выбираться отсюда подобру‑поздорову, – сказала Мэй.

С этой минуты призрак больше не пел.

 

Глава восемнадцатая

Роковая ошибка

 

Мэй с нетерпением выискивала узенькие проходы, которые могли бы вывести их обратно к морю. Ей стало казаться, что, углубившись в Катакомбы, они совершили непростительную ошибку.

Чтобы успокоить нервы и скоротать время, Тыквер то и дело начинал тихонько насвистывать, и девочке постоянно приходилось просить, чтобы он замолчал. На пятый или шестой раз, когда призрак снова обо всем позабыл и начал свистеть, Мэй резко остановилась. Она сурово посмотрела на Тыквера и, не обращая внимания на привычные ледяные укусы, закрыла ему рот. На ощупь его губы напоминали сушеных червяков. Мэй поморщилась.

– Тыквер, – сказала она. – Помолчи, пожалуйста!

Призрак смотрел на нее поверх ладони. С унылыми, недоуменными глазами, с зажатым ртом и со щеками, которые ходили ходуном, как рыбьи жабры, он выглядел так, что со смеху покатишься.

– А фто? – пробубнил он.

Мэй сердито сдвинула брови.

Пфффф .

Лицо Тыквера исчезло в темноте с таким звуком, словно кто‑то задул на торте свечки.

– Фонарик! – прошептала Мэй, освобождая рот призрака. – Он погас.

– Может, у меня что‑нибудь завалялось? – шепотом предположил Тыквер. – Сейчас посмотрим. Еда, вода, счастливый серебряник…

Ха‑ха‑ха!

Мэй застыла. За спиной у нее снова послышался звонкий смех. Тыквер застучал зубами.

– Что там…

Хи‑хи‑хи!

На этот раз смеялись впереди.

Ха‑ха‑ха‑хи‑хи‑хи‑ха‑ха‑ха!

Голоса сливались в один, перебивали друг друга и звучали повсюду одновременно. Черепа снова затряслись.

Девочка вертелась на месте.

– Мэээээй, – простонал Тыквер, чуть не плача. – Что…

ХА!

Смешок прозвенел у нее над ухом. Девочка развернулась.

– Бежим!

Отшвырнув сумку, она рванулась вперед и налетела на стену. Черепа с грохотом посыпались, пребольно щелкая Мэй по плечам, по рукам, по ногам.

Она отскочила и снова побежала. Позади пыхтел и завывал Тыквер.

– Ищи ход наружу! – крикнула Мэй, но голос ее потонул в шуме и гаме.

Пещеру заполнили сотни радостных голосов. Они смеялись все громче, все веселее.

Мэй то и дело врезалась в стены. Она уже не знала, куда бежит – не исключено, что назад, а это значило, что наружу они выберутся лишь много часов спустя. Девочка почувствовала, что ноги у нее заплетаются. Легкие ходили ходуном, упираясь в ребра, словно раздутый шарик. Она совсем выбилась из сил.

И тут впереди показался свет. Поначалу он был совсем призрачным, точно видение, – просто крошечное туманное пятнышко. Приблизившись, Мэй разглядела зазубренные края скалы вокруг выхода и пологий песчаный склон за ними.

Ха!

Она выскочила из пещеры. Сзади в нее врезался Тыквер. Они оказались на узенькой, не шире двух шагов, полоске берега. Прямо у ног колыхалась маслянистая, жадная вода Мертвого моря.

Не успела девочка отступить, как вода нахлынула на берег и потянулась к ней, вытягивая длинные струйки‑пальцы. Мэй хотела крикнуть, но дышала так тяжело, что у нее получился только шумный пых. Внезапно кто‑то схватил ее и поволок обратно в пещеру. Ноги девочки прочертили по песку две борозды.

Она успела увидеть черные, полные ужаса глаза Тыквера, а затем ее окружила непроглядная тьма.

 

Глава девятнадцатая

Обитатели пещер

 

Низкими тоннелями, узкими трещинами, в которые с трудом проходили плечи, Мэй утаскивали все глубже и глубже в Катакомбы. Девочка лягалась и брыкалась, только вот ее ноги никак не могли найти, за что зацепиться на песчаном полу, а свет, сиявший вокруг, слепил так, что рябило в глазах.

Внезапно тесный проход кончился, и Мэй оказалась в более просторном помещении. Ее бесцеремонно швырнули в клетку, которая покачивалась на цепях у стены. Девочка немедленно закрыла глаза руками, спасаясь от слепящего сияния, но свет вдруг метнулся в сторону и погас.

Примерно полчаса, а может, и больше Мэй просидела в темноте, сотрясая прутья клетки. Она хотела к Тыкверу. И тут сияние снова влетело в пещеру. Когда оно чуть‑чуть приугасло, Мэй различила в нем смутные очертания человеческой фигуры.

Существо отступило на шаг. Его свет стал мягче, и Мэй не поверила своим глазам. Перед ней стоял золотоволосый, голубоглазый мальчишка лет двенадцати или тринадцати с длинными ресницами и молочно‑белой кожей. На щеках у него играл легкий румянец. Высокий и стройный мальчик был одет в белую рубашку и голубую курточку. На шее у него висел галстук в голубую и золотистую полоску. Мальчишка глазел на Мэй с таким же удивлением, что и она на него.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 107; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!