ГРАФ ПУАТУ И ГЕРЦОГ АКВИТАНИИ 14 страница
Ричард также был включен в число возможных претендентов на иерусалимскую корону. Сразу же по прибытии ему пришлось принять делегации: от пизанцев и генуэзцев. И те и другие прежде всего были судовладельцами и купцами. Они знали, что город святого Иоанна Акрского намерен вновь сделаться «франкским»; а свой интерес и первостепенную заботу видели в сохранении лавок и меняльных контор и обеспечении свободы торговли. Пизанцы считали, что у них есть особые права: их эскадра, вместе с архиепископом Убальдо, прибыла из Пизы еще прежде весны 1189 года и приняла участие в первых сражениях за Акру Ги Лузиньяна. Король Англии согласился принять обеты верности от пизанцев. Генуэзцев же, которые присягнули в верности королю Франции и маркизу Конраду, он отверг. Впрочем, впоследствии Ричард принял от них присягу в обстоятельствах, повторяющих те, что сопутствовали присяге пизанцев, ибо сам он тотчас же подтвердил все свободы, которыми те пользовались в Палестине, и возобновил их привилегии.
Град святого Иоанна Акрского возвышался над мысом, который, в свою очередь, господствовал над морем и над длинным песчаным берегом, простиравшимся до Хайфы. В дюнах петляла речушка, медлительная и заилившаяся уже во времена крестоносцев; она называлась Нааман. Один удачный удар счастливой руки позволил Ги Лузиньянскому захватить единственную высоту вблизи Акры — Торон Рыцарей. Но далее к востоку оставалось немало населенных пунктов; один из них, который крестоносцы назвали Торон Саладина, стал главным лагерем мусульманского войска. Была еще небольшая бухта, прямо на север от Акры, в которую заходили итальянские и франкские корабли, доставлявшие сражающимся провиант, оружие и подкрепления. Большая часть сил франков была стянута к горе Мусард, господствовавшей над бухтой, тогда как храмовники, госпитальеры, генуэзцы и немцы наседали на стены города; пизанцы же занимали площадку к югу от Акры, в устье Наамана. После одной из битв в октябре 1189 года Саладин сбросил туда все трупы, и это отравило и без того нездоровую атмосферу в низменности, по которой протекала речушка.
|
|
|
Второй год осады отмечен лишь затяжным приступом, продолжавшимся в течение нескольких месяцев зимой 1190/91 года; почти все остальное время было потрачено на изготовление новых осадных машин. Король Франции Филипп соорудил новые башни, одна из них называлась Мальвуазин, то есть «Плохая соседка», и использовалась против мусульманской башни, находившейся внутри города и именовавшейся соответственно Малькузин, то есть «Скверная родственница». И осаждавшие, и осажденные перестреливались с башен и метали друг в друга камни. Ричард не преминул позаботиться о запасе камней, еще когда покидал Мессину: он захватил с собой огромные морские валуны — один такой камешек убивал дюжину человек — и двинулся с этим грузом на Саладина. Возле мусульманского лагеря бойцы обнаружили, что с башни в них бросают и пресловутый «греческий огонь» — само название показывает, что речь шла о византийском изобретении. Вообще-то это были глиняные горшки с нефтью, которые швыряли в нападавших и которые воспламенялись, когда сосуд разбивался. Для защиты своих военных машин франки увешивали их свежими шкурами животных или обмазывали горшечной глиной; воины скоро поняли, что нечего и пытаться затушить пламя водой, но если и можно как-то справиться с «греческим огнем», то лишь заливая его уксусом или засыпая землей.
|
|
|
К 1191 году обе стороны пообвыкли и приспособились к войне. Джошуа Проуэр цитирует описание рынка, который был устроен в лагере мусульман: «Рынок, учрежденный в лагере султана перед Акрой, был огромен и занимал большую территорию. В нем было устроено 140 будок для кузнецов. Я насчитал у одного повара 28 котлов, в каждом из которых мог поместиться целый баран… Говорили, что войско обзавелось жилищами: слишком уж долго оно оставалось на одном месте!» В лагере насчитывалось «более 1000 бань, вырытых в земле и защищенных камышовыми и соломенными матами»[39]. Добавим, что в перерыве между боями султан Саладин, часто и по справедливости хвалимый за великодушие и щедрость, многократно присылал груши из Дамаска и другие дары королям Франции и Англии, зная, что и тот и другой заболели и тяжко страдают.
|
|
|
Сразу же по прибытии Ричард действительно заболел, Амбруаз называет его болезнь «леонарди» (то есть львоподобной); наверное, это была «потная горячка» или, быть может, малярия. Очень скоро и Филипп пал жертвой недуга, свирепствовавшего в армии. У больных выпадали волосы и ногти — у Филиппа волосы так и не отросли. Обоим угрожала смерть, тем не менее оба выздоровели: Ричард чуть раньше, чем король Франции. Но не обошлось без потерь: так, Филипп не позаботился об охране своих осадных машин, и они сгорели — вероятно, их подожгли осажденные во время одной из ночных вылазок. Ричард же, напротив, велел держать военные машины под неусыпным надзором и днем и ночью.
Сохранились подробнейшие описания этих осадных машин. Наряду с камнеметальными и боевыми башнями, с которых противника осыпали камнями или стрелами, в осаде Акры очень активно использовали тараны; летописец Амбруаз приписывает их конструкцию архиепископу Безансонскому: «Этот таран походил на крытый дом для уничтожения крепостных стен. Внутри находилась длинная корабельная мачта, увенчанная железной булавой. После того как люди устанавливали таран напротив стены, он отступал, чтобы ударить вновь и с еще большей силой в то же место стены. Он работал так, чтобы разрушить стену и чтобы в ней образовалась брешь после череды повторяющихся ударов. Те же, кто действовал таким образом, когда таран разбивал стену, прятались внутрь тарана, спасаясь тем самым от всякой опасности, которая могла бы грозить с высоты»[40]. Такое орудие, с помощью которого можно было подобраться к стене, не опасаясь осколков и обломков, приходится считать весьма действенным. Франки использовали его против башен, вроде той, которую они называли Башней Проклятья. В то же время приходилось постоянно вести саперные работы: надо было засыпать рвы, приближавшиеся к стенам, сооружать насыпи, с которых можно было бы взбираться на крепостные валы.
|
|
|
Военные действия продолжались весь июнь, с перерывами из-за болезни обоих королей: Ричард слег к 15-му числу, Филипп заболел чуть позднее, после 23-го. «По милосердию Божию, короли, как один, так и другой, восстали от болезни и с еще большей крепостью и еще ревностнее стали служить Богу», — отмечали английские хронисты. Нельзя сказать, что франки действовали уж очень активно. 14-го, а потом и 17 июня 1191 года войску султана, который лично руководил защитой Акры, удалось зайти в тыл нападающих. Франкам пришлось оставить уже захваченные позиции. В начале июля атаки франков на Башню Проклятья продолжились, однако немалая часть их армии оставалась скованной, будучи вынуждена отбиваться от наскоков Саладина.
У осаждающих нашлись друзья в самом городе; со стрелами, перелетавшими через стены, к франкам попадали послания, в которых сообщалось о положении в городе и о том, что замышляют его защитники. Авторство подобных посланий летописцы приписывают «одному человеку, который хотел угодить Богу, потому что он ненавидел язычников»; послания начинались так: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Никто из христиан, ради которых он так старался, не знал его ни до, ни после того, как город был взят. Быть может, его схватили или же он погиб во время осады… Но многочисленные его донесения сослужили крестоносцам немалую службу: например, когда Саладин хотел тайно вывести из Акры свой гарнизон, замысел стал известен и потому провалился.
Это произошло в ночь с 4 на 5 июля. Предыдущая вылазка была предпринята 3-го числа. Крестоносцы, в который уже раз, пошли на приступ Башни Проклятья и крепостных валов близ нее, а Саладин в это время попробовал зайти в тыл осаждавшим, но безуспешно. Амбруаз подробно рассказывает о героической гибели маршала Франции Обри Клемана. Вместе с несколькими товарищами по оружию маршал установил лестницы, собираясь подняться на стены у пресловутой башни, но их отбросили, и приступ сорвался. Обри погиб, и та горстка воинов, с которой он пошел на приступ, тоже. Он был сыном одного из преданнейших советников короля Людовика VII, Робера Клемана.
Несмотря на неудачи, осаждавшие мало-помалу продвигались к цели, тогда как защитники Акры, чем дальше, тем сильнее ощущали безнадежность своего положения и задумывались о сдаче города. Переговоры, начатые в первых числах июля 1191 года, имели целью выработку условий почетной капитуляции. Важность момента понимали обе сражающиеся стороны. Об этом свидетельствуют рассказы и арабских, и западных летописцев, которые живописуют подвиги, совершенные как франками, так и мусульманами. Беха-эль-Дин, в частности, говорит о поразившем его воображение крестоносце, который, отражая атаки войск Саладина, не прекращал метать камни в мусульманских воинов и казался неуязвимым до тех пор, пока «его не объял „греческий огонь“, брошенный в него одним из наших офицеров». Также он вспоминает о женщине в зеленом одеянии, которая сражалась наравне с мужчинами и без устали посылала стрелы в мусульман, пока сама не была убита. «Мы отнесли ее лук султану как трофей», — сообщает хронист.
Два «языческих принца, которые пребывали во граде Акра», явились 4 июля к христианам и предложили сдать город со всем оружием, золотом и серебром в обмен на право уйти свободными и невредимыми. Но короли Франции и Англии пожелали большего. В обмен на жизнь защитников Акры они хотели возвращения всей земли, которую им пришлось уступить после катастрофы у Хаттина, то есть Иерусалима и его окрестностей, а сверх того еще и освобождения всех христиан, которые были пленены Саладином или его людьми после 1187 года. Представители осажденных, которых хроника называет Местош и Карракуа (Эль-Мештуб и Каракуш), очевидно, не чувствовали себя вправе пойти на такие уступки без консультации с Саладином. Они удалились, оставив заложников, но султан не пожелал и слушать о чем-либо подобном, и они так и не вышли более из города. Переговоры сорвались. А между тем в стане франков уже воцарилось настроение победы.
На следующую ночь, около полуночи, Саладин вновь попытался преодолеть внешние рвы, окаймлявшие христианский лагерь. В его намерения входило вызволить часть защитников Акры из города, но, поскольку оба короля знали, что он задумал, стены оставались под неусыпным надзором. Войска были начеку, и вылазка Саладина сорвалась, да еще с немалыми потерями. Несколько позже, 5 июля, люди и осадные машины короля Англии пробили огромную брешь в одной из крепостных стен. Ночью рухнула одна из башен, а на следующий день, 6 июля, франки вновь начали приступ. Местош и Карракуа, к которым присоединился третий парламентер по имени Эльседин Жардик, снова начали торговаться об условиях сдачи. Ричард, к тому времени совершенно выздоровевший, предложил по слитку золота всякому, кто принесет камень из Башни Проклятья, и велел продолжать подкапывать крепостные стены.
Наконец, несмотря на настоятельное желание Саладина продолжить сопротивление, осажденные исчерпали все свои силы и приняли решение капитулировать при посредничестве ордена госпитальеров и Конрада Монферратского. В пятницу 12 июля «крест и знамя поднялись над городскими стенами», писал арабский летописец Абу-Шама[41]. «Страшный шум поднялся на стороне франков. Всех правоверных охватил ужас, все оцепенели, поле огласилось воплями, плачем, стонами и рыданиями. О, гнусное зрелище: маркиз, войдя в Акру с четырьмя знаменами христианских королей, поднял одно из них на цитадели, второе — на минарете великой мечети (а была пятница!) и третье — на боевой башне, вместо знамени ислама». Взгляд на произошедшее с другой стороны представляет хронист Амбруаз, голос которого звучит победно и торжествующе:
«Четыре года минуло с тех пор, как сарацины захватили Акру, и город был взят нами на следующий день после праздника святого Бенедикта, несмотря на их проклятый род. Тогда мы увидали церкви, оставшиеся в городе, изуродованными и лишенными образов, с повергнутыми алтарями, с посеченными крестами и распятиями из презрения к вере нашей ради удовлетворения их неверия и освобождения места для их мечетей».
И алтари низвержены,
Кресты разбиты, сожжены, —
И что вся наша вера?
Было условлено, что защитникам Акры сохранят жизнь и в скором времени освободят при условии уплаты выкупа в 200 тысяч динаров золотом и освобождения 2500 христианских узников. Войска Саладина отступили, оставляя за собой пустыню: до самой Хайфы виноградники и садовые деревья были вырублены, а крепости и города, малые и большие, разрушены.
Два короля встретились на следующий день, с тем чтобы поделить между собой город и пленников. Филипп Август получил свою резиденцию из рук Дрё де Мелло, а Ричард доверился Югу де Горне. Было похоже, что Саладин предложил армиям Запада союз, потому что ему нужна была военная помощь против сына Нур-эд-Дина. Взамен Саладин обещал отдать франкам землю Иерусалимскую до Иордана. Сам он пока отдыхал у Сефории, а по всем тропам и дорогам сновали гонцы, курсировавшие между его лагерем и Акрой, в которой англичане и французы разбирали свои осадные машины. Происходил и обмен подарками. Ричард отправил Саладину охотничьих собак и соколов. Султан, в свой черед, прислал «великие и весьма ценные дары» королю Ричарду; к сожалению, Бенедикт из Питерборо не уточняет, какие именно. Тем временем епископ Веронский Алард, архиепископ Тирский, епископы Шартра, Бове, Пизы, вместе со всем духовенством и мирянами, очищали и вновь освящали старинные церкви, превращенные мусульманами в мечети, и повсеместно восстанавливали христианское богослужение. В воскрешенных храмах проходили торжественные литургии, тогда как войско занималось укреплением и восстановлением крепостных стен и починкой разрушенных домов.
Король Франции поселился в крепости, король Англии — в доме храмовников. Прочие рыцари нашли пристанище в различных домах по всему городу. Однако возникло немалое затруднение из-за того, что старинные обитатели Акры пожелали возвращения своего имущества и явились с просьбой к королю Филиппу: «Вы пришли, государь, дабы обрести королевство Иерусалимское, и нет причины, по которой бы мы были обездолены вами. Рыцари в наших домах, и они говорят, что они отвоевали их у сарацин. Посему, сир, мы у вас просим совета (суда. — Р. 77.) между нами». Филипп Август принял их сторону. В замке Акры созвали совет, на котором присутствовал и Ричард.
Филипп начал говорить и изложил желание горожан Акры и их прошения: как они просили совета, с тем чтоб не оказаться обездоленными и лишенными своего имущества, которое они не продавали и не закладывали, но которое сарацины взяли насильно. «И я говорю, что мы пришли сюда, не ища наследства или захвата чужих домов. Мы пришли ради Бога и во спасение душ наших и ради отвоевания королевства Иерусалимского, которое сарацины отняли у христиан и которое мы должны вернуть и вновь отдать в руки христиан. И мне представляется весьма вероятным, что Бог, даровавший нам власть завоевать град сей, не дает нам причины, чтобы тот, кто владел наследием, должен был его потерять. Таков мой совет, если вам будет угодно с ним согласиться».
Ричард без раздумий присоединился к Филиппу, а за ним и прочие бароны. Было решено, что все те жители Акры, которые смогут доказать, что владели тем или иным домом, должны быть восстановлены в своих правах; с другой стороны, они приютят у себя рыцарей на все то время, пока те остаются в Святой земле.
Кроме того, купцы из Пизы потребовали оплаты по счетам графов и баронов обеих армий — в том числе и тех, кто более двух лет участвовал в осаде Акры. Но короли, кажется, не торопились делиться с ними добычей. 20 июля, на День святой Маргариты, Ричард вновь совещался с королем Франции и предложил, чтобы все крестоносцы дали клятву провести на Святой земле три года для победы над врагами веры Христовой и уж по крайней мере не возвращаться домой до тех пор, пока у Саладина не будет отнят Иерусалим со всеми землями вокруг него. Филипп, однако, и слышать не хотел ни о какой клятве. «Он уже в душе видел свое возвращение», — пишет Бенедикт из Питерборо.
Тем временем король Ричард перевел свою супругу, королеву Англии, и свою сестру, королеву Сицилии, а также дочь императора Кипра под охраной в свой дворец в центральной части Акры. Вероятно, до этого времени они оставались на одной из английских галер, укрытой в небольшом порту близ горы Мусард. На следующий день, в который праздновалась память святой Магдалины, к королю Англии явилась делегация французских баронов. Ричард принял Филиппа де Дрё, епископа Бове, Юга, герцога Бургундского, Дрё и Гийома де Мелло.
«Они явились к королю и поприветствовали его от имени короля Франции, после чего стали плакать, так, что невозможно было разобрать ни единого слова. Глядевшие на них сами начинали рыдать, видя их в таком состоянии. Всё это еще продолжалось, когда король Англии обратился к ним с такими словами: „Не плачьте: я знаю, чего вы у меня попросите. Ваш сеньор, король Франции, решил вернуться в свою страну и вы вместе с ним, коль уж он получил от меня согласие на отъезд“. Они же тогда обратились к нему с помертвевшими лицами: „Государь, вы знаете всё, и мы в самом деле явились затем, чтобы получить от вас позволение последовать за ним. Ибо он утверждает, что если не покинет вскоре эту землю, то умрет“. — „Вечный позор, — отвечал король Англии, — пал бы на него и на королевство Французское, оставь он прежде времени труды, ради коих он сюда явился, и если б дело было только в моем совете, он не ушел бы отсюда; но раз уж речь идет о жизни и смерти, то пусть он поступает так, как считает нужным и как представляется лучше ему и его близким“».
Растерянность баронов, по-видимому, не была притворной: видя, что их король отстраняется от похода, который едва начался, они, кажется, испытывали те же чувства, что и король Англии, то есть намерения короля представлялись им бесчестными. В представлениях рыцарства верность слову стояла очень высоко: нарушение обещания считалось тягчайшей виной; но ведь никто не обещал ничего иного, кроме как участия в экспедиции, а цель ее состояла в отвоевании Святой земли, то есть Иерусалима.
Не то чтобы Филиппу Августу недоставало отваги. Рассказывали, что в последние дни осады его то и дело видели на крепостных стенах, на которые он взбегал словно белка. Но нет сомнений: если он о чем и мечтал, то лишь о возвращении на родину; в его глазах отвоевание Акры выглядело вполне достаточным подвигом. С другой стороны, надо признать, что на него то и дело нападали хвори, что болел он тяжко, потому что плохо переносил здешний климат, а места эти были знойными. Его отличала повышенная нервозность. Куда ему было тягаться с Ричардом… Король Франции страдал навязчивой идеей, все время опасаясь за свою жизнь. Добавим к этому, что личные подвиги Ричарда Львиное Сердце не могли не вызывать в глубине души короля Франции досаду; все летописцы сообщают о соперничестве между двумя королями.
О Ричарде, Английском короле,
И о деяниях его в Святой земле,
Чтоб рассказать, достойный нужен слог,
Чтоб, не смущаясь, я доверить смог
Слова свои чернилам и бумаге,
Дабы узнали о его отваге,
О вежестве и о деяньях славных,
О том, что не бывало ему равных.
Когда король Французский поскупился,
То бишь от уговора отступился
Платить своим раз в месяц три монеты,
Так Ричард, вскоре услыхав про это,
Велел, не пощадив своей казны,
Да всякий воин, из любой страны,
Во удовлетворенье нужд своих
Получит от него четыре золотых.
И славил Ричарда войсковый стан:
Все говорили: «Сей средь христиан
Вождь наилучший! Он в час мирный и в бою
Творит Господню волю — не свою!»
По прибытии Ричарда Филипп не постеснялся потребовать от него половину непредвиденной добычи, доставшейся после завоевания Ричардом острова Кипр. Ведь разве не договаривались они перед отправлением в поход, что все добытое в пути они будут делить поровну? Ричард отвечал на это требование со всей ясностью: пусть Филипп отдаст ему половину Фландрии, тогда и он отдаст половину завоеванной им страны. В самом деле, граф Фландрский был тогда при смерти, а король Франции (и вот еще одна причина, побуждавшая его к возвращению в свое государство) заявил о своих притязаниях на оставленное им наследство. Очевидно было, что приобретения обоих королей подлежали дележу лишь в том случае, если приобретались совместно, и что Филипп не имел никакого отношения к завоеванию Кипра королем Ричардом.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 99; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!