Объявление: на правах социальной рекламы 13 страница



Схватившись обеими руками за перила, я первым делом пыталась отдышаться и прийти в себя. Джонатан сложил руки на груди, спокойно глядя, как вытекает из меня энергия. Устремляется по спирали в ненасытную черную дыру потребностей Дэвида.

–Помоги мне, – простонала я, ощущая ядовитую горечь бессилия. – Покажи, как это прекратить.

–Скажи волшебное слово.

–Пожалуйста.

–Хм… не совсем то, на что я рассчитывал, но ладно, сойдет и это.

Он потянулся и положил руку мне на грудь.

В меня настойчиво, словно чужие шарящие руки, устремился жар. Я на это вторжение не отреагировала никак, да моя реакция и не имела значения. Джонатан мог делать что хотел.

Однако он вливал в меня жизнь, и у меня в любом случае не хватило бы сил от этого отказаться. То, что я полностью сдалась на его милость, не укрылось от темных, загадочных очей Джонатана, и он одарил меня неким подобием легкой улыбки. Почти человеческой. Не доброй, нет, но человеческой.

–Ладно. Что я сейчас сделал, так это влил в тебя запас энергии. Но он не бесконечен и долго не продержится. Тебе необходимо отпустить его, иначе ты умрешь.

–Если я это сделаю, как ты удержишь его от попытки броситься на тебя?

В нынешней ситуации столь мощный источник энергии должен был притягивать Дэвида с неодолимой, демонической силой.

–Ну, это уж мое дело: я могу сам о себе позаботиться, – отмахнулся он. – А наше дело сделано. Может, хочешь проверить свое состояние?

Джонатан опустил руку.

Позади меня полыхнула энергия. Жгучий поток пронесся сквозь меня, словно взрывная волна, породив столь яростный, озлобленный тем, что его до сих пор сдерживали, порыв ветра, что я едва устояла под его нежданным напором, и Джонатан даже поддержал меня рукой. Мои длинные волосы вытянулись по ветру ему навстречу, словно вьющийся боевой стяг. Сквозь их колышущуюся завесу я увидела, что Джонатан удостоил меня еще одной едва заметной, циничной улыбочкой, но потом его взор устремился куда‑то мимо меня, и я увидела в нем боль. Он что‑то произнес, но не по‑человечески, а на звонком, певучем языке джиннов. Молитву, проклятие, слова скорби…

Позади себя, в воздухе, я ощутила темное присутствие.

Дэвид преображался в нечто ужасное, нечто, состоящее из острых, режущих граней, хищное и голодное.

Я попыталась обернуться к нему, но Джонатан удержал меня.

–Не смотри!

Но мне было достаточно и опустошения в его глазах: я созерцала кончину дружбы, которая не предполагала окончания, ибо, казалось, само время должно было ее уважать.

Но я сделала это. Нет, мы с Дэвидом сделали это вместе. До меня начинало доходить, что любовь, конечно, прекрасна, но так же беспощадно эгоистична.

Прикоснувшись к Джонатану, я ощутила огонь. Не жар плоти: он опалил меня бушующей в глубине яростью, однако я не отступилась:

–Джонатан…

–Мне надо убираться, – буркнул он, и я снова услышала в его голосе печаль, растворенную в бесконечной боли. – Если я останусь здесь, он убьет меня. Или, еще того хуже, я убью его. Он сейчас слишком голоден. Помни, что я тебе сказал – у тебя не так много времени. Сделай это.

Он отступил назад. Полощущиеся на ветру волосы вновь упали мне на лицо, а когда я убрала их и повернулась туда, куда был направлен его взгляд, Дэвида там уже не было. На его месте находилась некая жуткая комбинация черных теней, острых углов и поблескивающих граней, не имеющая ни малейшего, даже самого отдаленного сходства с человеком. Ифрит.

Он прикоснулся к поверхности моста и заскользил по направлению к нам, привлекаемый источником энергии. Привлекаемый Джонатаном.

–Нет!

С криком я преградила Дэвиду путь, но он просто проплыл сквозь меня, просто прошел сквозь меня, словно сквозь дымовую завесу, выставив сверкающие, как алмазы, когти.

Джонатан исчез прежде, чем они успели к нему прикоснуться, но спустя несколько секунд растворился и Дэвид. Пустился в погоню за этим ярким, светящимся призраком.

Я осталась одна.

Ну, это, конечно, сильно сказано: вокруг толпилось множество зевак, внезапно осознавших, что произошло нечто странное, хотя трудно было понять, что именно и кто за это в ответе. Подъехали копы, толпа выдавила меня прямо к полицейской машине. Полицейские не знали, о чем спрашивать, поскольку не понимали, что вообще случилось, и я в данной ситуации могла лишь им подыграть, изображая полнейшую растерянность. Благо в моем положении, после всего только что пережитого, это было совсем не сложно. Они задали мне несколько неопределенных вопросов, получили от меня такие же невнятные ответы и, в конечном счете, этим удовлетворились, придя к выводу, что произошедшее так или иначе следует трактовать как самоубийство.

Я бы и сама рада так думатьно куда мне было деваться от вновь и вновь всплывавшего в памяти дикого ужаса в глазах тянувшегося ко мне Хранителя или крика, вырвавшегося у него, когда Дэвид его выронил.

По моей вине.

А. ведь я даже не знала его имени.

 

В конечном счете копы передали меня на попечение Черис, стоявшей у заграждения с видом встревоженным, растерянным и ошеломленным. Не промолвив ни слова, она схватила меня за руку, потащила к «Мустангу» теперь стоявшему на тротуаре, в стороне от Транспортногопотока, и, остановившись, обернулась ко мне

– Что все это, на хрен, значит? – выкрикнула она, перекрывая возобновившийся шум уличного движения, сигналы клаксонов и вой ветра. – Джоанн! Что это с тобой было, черт бы тебя побрал?

Я не ответила, у меня просто не было сил. Просто посмотрела на нее, обошла машину и, подойдя к пассажирской двери, залезла внутрь.Черис не успокаивалась, продолжая осыпать меня вперемешку то руганью, то вопросами, имевшими не больше смысла, чем те, которые задавали мне копы. Я не обращала на нее внимания.

Дэвид исчез. Я его больше не ощущала. Закрыв глаза, я вспомнила, в Лас‑Вегасе, когда у меня имелась бутылочка с другим джинном, превратившимся в ифрита, я тоже утратила ощущение связи. Правда, тот Ифрит, вернее «та», поскольку речь шла о существе женского пола, все же выполняла мои распоряжения, во всяком случае, самые важные.

– Дэвид, – прошептала я, не открывая глаз, – вернись в бутылку, сейчас же.

У меня не было возможности проверить, сделал ли он это. Хотелось верить, что да. Что Джонатан получил некоторую свободу действий. А Дэвид, может быть, даже немножко восстановится. Может быть, может быть… как же хреново все обернулось!

Я надавила ладонями на глаза так, что перед ними вспыхнули звезды.

Тепло во мне ощущалось чужим, словно жизнь поддерживалась искусственно. Да и это, как предупредил Джонатан, не навсегда. А пока я буду искать решение, Дэвиду может прийти конец.

Черис тарахтела насчет того, что нас с ней уволят, что мы опоздали на съемку больше, чем на полчаса, но меня, разумеется, волновало не это. Я просто хотела попасть домой. Она запустила двигатель и вроде как собралась ехать, но вдруг остановила «Мустанг» и, протянув руку, схватила меня за плечо.

Я посмотрела на нее. Вся она, от поднятых бровей до округлившегося, подкрашенного блестящей помадой ротика, являла собой живое воплощение удивления.

– Что такое? – не поняла я.

Вместо ответа она подтянула меня к себе и положила ладонь на мою открытую шею.

– Эй!

– Джоанн, – промолвила она, несколько раз легонько похлопав меня по этому месту, – твои ожоги. Они исчезли.

Надо же, прощальный подарочек от Джонатана. Мне это показалось столь же невероятным, как и Черис, объявившей произошедшее чудом. Хотя совсем по другой причине.

 

Я хотела домой, но Черис категорически отказалась разворачивать машину, раз уж мы так близко от места назначения.

– Если они и выставят меня пинком под зад, – с мрачной решимостью заявила она, тронув машину и снова начав вилять в быстром транспортном потоке, – то пусть скажут об этом в лицо.

Съемка должна была состояться на площадке для подержанных машин: похоже, мы шли в нагрузку к рекламе какой‑то местной фирмы, торгующей рухлядью. Черис резко, с визгом тормозов, остановила «Мустанг» и воззрилась на появившихся невесть откуда, прямо как по волшебству, продавцов.

– Мою тачку не трогать! – заявила она главному в этой шайке, здоровенному, как бывший футболист, стриженному под «плоскую макушку» парню, судя по алчному блеску в глазах, уже раскатавшему губу на ее машину, в предвкушении выгодной сделки. – И просьба сохранить в лучшем виде: я ее продавать не собираюсь.

Возможно, дело тут было в машине, но при этом она присмотрелась к парню самым внимательным образом, словно оценивая его рейтинг по «Синей книге».

– Позаботитесь о ней для меня? – осведомилась Черис, вылезая из машины и сопровождая просьбу одной из своих неотразимых улыбок. Я выбралась, хлопнув дверью.

– Конечно, – ответил он, вручая ей свою карточку. – Все, что угодно. Если что‑то понадобится, прошу обращаться прямо ко мне.

Она, подмигнув, засунула визитку в задний карман и потащила меня к группе людей, собравшейся возле главного здания. Я шла, едва сознавая, что двигаюсь, готовая осесть прямо на землю и разразиться рыданиями.

Дивный Марвин пребывал отнюдь не в благостном расположении духа. Он расхаживал туда‑сюда с раскрасневшейся, как горячий блин, физиономией, отдавая какие‑то сердитые распоряжения несчастному практиканту, выглядевшему анемичным, бесполым и, кажется, находившемуся на грани астматического приступа. Салфетка, которую Марвин использовал в гримерной, так и была заткнута за его воротник. Это было вовсе не смешно.

Вокруг с весьма довольным видом предавалась безделью съемочная бригада. Один малый, развалившись на складном стуле под солнечным зонтиком, мирно дремал.

– Вы! – гневно заорал Марвин, едва нас увидел. – Вы уволены! Дошло? Уволены! Обе!

Во мне пробудилось чувство ответственности.

– Черис не виновата, – уныло пробормотала я, снова проигрывая в сознании падение и смерть Хранителя. Ну конечно, виновата я, тут и говорить не о чем. Он был так молод. Слишком молод, чтобы умереть подобной смертью, угодив в заваруху, сути которой, похоже, просто не мог понять.

– Я не собираюсь разбираться, кто тут виноват больше, кто меньше. Плевать мне на это, вы обе уволены. Да таких девиц я на любом пляже наберу дюжину на доллар: на кой черт вы мне сдались с вашими замашками примадонн?

– Погоди, – буркнул режиссер, смотревший в это время новости, сидя в тени мини‑фургона с логотипом канала на борту. – Джо, подойди сюда.

Я подошла. Черис подошла со мной.

Новостной директор, его завали Роб, откусив кусок сэндвича с сыром, ткнул пальцем в экран планшета.

– Это ты?

Он поднял взгляд на меня, тогда как палец указывал на крохотную, видневшуюся в перспективе фигурку.

– Она это, она, – не вытерпела Черис, поскольку я молчала. Джиннов на экране, ясное дело, видно не было, одни люди. Хранитель размахивал руками на перилах, борясь за свою жизнь.

– Боже мой, Роб, она же пыталась спасти этого парня. Честное слово!

Он снова воззрился на картинку. Когда ноги Хранителя соскользнули с перил, я зажмурилась, но успела увидеть себя бросившейся вперед. Конечно, отреагировала с опозданием, но так или иначе попала в камеру и в выпуск новостей. Выглядело это так, будто я пыталась схватить его за руку или что‑то в этом роде.

– Боже мой! – выдохнул Роб. – Джоанн, мне очень жаль. Это ужасно.

Он умолк, на несколько секунд задумался, а потом возвысил голос:

– Йо! Дуг! Планы меняются. Мы сейчас возвращаемся обратно. Надо позвонить на канал… какой это у нас? – на четвертый, пусть пленку готовят. Документальный материал, высший класс! Желательно показать Джоанн и Черис… Кстати, кто у нас этой займется… да, Флинт… На фоне моста. Получится натурная съемка – хорошо, если нет – сделаем в студии. Но заняться этим нужно прямо сейчас.

Подошедший Марвин театральным жестом вытащил гримерную салфетку из‑за воротника.

– О чем тут вообще речь? – раздраженно прогудел он.

Роб взглянул на него, потом снова уставился на экран.

– Прости, Марвин. Рекламную съемку я отменяю.

– Ты не можешь этого сделать!

Роб похлопал себя по синей бейсболке, на которой большущими белыми буквами было написано: «ДИРЕКТОР СЛУЖБЫ НОВОСТЕЙ».

– Сдается мне, что могу, честное слово.

Марвин развернулся и пошел прочь, швырнув походя салфетку стажеру, который, растерянно повертев ее, скомкал и бросил под заново отполированную «Тойоту».

– Хочешь, чтобы я дала интервью в наряде Солнышка? – с горечью спросила я. Роб посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. Его глаза были серыми, умными и крайне расчетливыми.

– С этого момента ты не наряжаешься Солнышком, – заявил Роб. – Пусть в этом наряде кто другой покрасуется. Может, Марвин.

Несмотря на все, что на меня сегодня обрушилось, на тревогу за Дэвида, ведь я даже не знала, где он и что с ним происходит, на чувство вины и глубокое потрясение, я улыбнулась.

Черис выгнула бровь.

– А я? – спросила она. Роб воззрился на нее, кажется, с опаской. – Насколько понимаю, я ведь тоже не уволена. И сегодня тебе понадоблюсь?

– Только для интервью, Черис. Но сорвавшаяся рекламная съемка будет оплачена в полном объеме.

Она рассудительно кивнула, бросила на меня долгий взгляд, потянулась за спину Роба и, сняв со спинки стула его толстую ветровку, накинула мне на плечи. Оказывается, меня била дрожь. Из‑за пережитого потрясения. И терзающего меня страха.

Мне позарез нужно было домой.

Но интервью затянулось не на один час.

 

Когда мне наконец удалось ввалиться в квартиру, время шло к вечеру и я была совершенно вымотана. Сары дома не оказалось, что было очень кстати: чего мне сейчас не хватало, так это ее радостного энтузиазма по поводу нового увлечения.

Бросив сумочку и скинув туфли, я проскочила в ванную, торопливо разделась, набросила свой самый теплый и уютный купальный халат и, свернувшись на кушетке с подушкой на коленях, выдвинула ящик тумбочки и достала бутылку Дэвида. Она поблескивала, выглядела прочной, на ощупь воспринималась прохладной, но никакого ощущения его присутствия в ней или где‑то рядом не возникало. Я не знала, внутри он или нет. Не знала, каково ему. Не знала даже, а помнит ли он вообще, кто я такая.

Держа бутылку в руке, я думала о том, насколько это и правда просто. Быстрый, сильный взмах, и удар об угол тумбочки.

Я обещала Джонатану освободить Дэвида, но сделать так означало отказаться от надежды. Отказаться от всего. Я сомневалась в том, что Джонатан способен его спасти, и хотя самой мне что‑либо подобное тем более было не под силу, в бутылке Дэвиду, по крайней мере, не сделается хуже. Если его отпустить, преображение в ифрита завершится. Он почти наверняка начнет охоту за самым мощным из доступных источников энергии – то есть за Джонатаном. Но самое главное, на сей раз я могла лишиться его навсегда.

Энергии, искусственно поддерживавшей во мне жизнь, пока оставалось достаточно. Время у меня еще было.

Я не могла разбить бутылку. Пока.

Свернувшись в клубок, я прижала ее к себе и плакала до тех пор, пока серые сумерки изнеможения не затянули меня в сон.

 

Вершина горы была мне знакома. Я была здесь раньше… маленькая, плоская площадка, голый камень, окруженный лишь небом. Далеко внизу землю прорезали глубокие каньоны. Сейчас сухие, но я чувствовала, как быстро они могут наполниться влагой, превратившись в бурные потоки. Вода являлась самой коварной из стихий.

Я сидела, скрестив ноги, омываемая теплыми солнечными лучами, в чем‑то белом, таком тонком, что и тканью‑то назвать трудно, а уж одеждой тем паче… в чем‑то церемониальном, но никак не функциональном.

Единственным звуком в моем сне был приглушенный, шепчущий шелест ветра. Дыхание мира.

Я почувствовала, как теплая рука касается моих волос и пальцы погружаются в их теплую массу. Их прикосновение распрямляло кудряшки и придавало прядям шелковистую гладкость.

– Не оборачивайся, – прозвучал в моем ухе шепот Дэвида. Я вздрогнула и ощутила спиной его тело, крепкие мускулы и мягкую плоть. Более реальное, подлинное, желанное, чем что‑либо в моей жизни.

– Ты должна быть осмотрительной, Джо. Теперь я не могу тебя защитить…

– Просто будь со мной, – промолвила я. – Ведь это ты можешь, правда? Просто будь.

Его руки спустились мне на плечи, скомкали тонкую газовую ткань, приподняли над моей кожей и отпустили.

– Если я это сделаю, ты умрешь.

– Я что‑нибудь придумаю.

Его губы коснулись сбоку моей шеи обжигающим поцелуем.

– Я знаю, что ты попытаешься. Но ты должна обещать, что, когда настанет время, сделаешь правильный выбор. Отпустишь.

Мне явилось кошмарное видение того, как руки Дэвида разжимаются, Хранитель выскальзывает и падает навстречу своей смерти.

Только на сей раз, отчаянно вопя и размахивая руками, падала я. Уже переваливалась через край площадки на вершине горы, под которой бушевали стремительные потоки.

Дэвид обхватил меня за талию и удержал.

– Не допусти, чтобы я повредил тебе, – прошептал он, и голос его дрожал от напряжения. – Останови меня. Пожалуйста, Джо, ты должна меня остановить. Я не могу сделать это сам.

Я взглянула вниз, на обнимавшие меня руки. Черные, искривленные руки ифрита, угловатые и когтистые. Алчущие.

– Пожалуйста! – прошептал он, касаясь губами моей кожи, и голос его был полон отчаяния. – Пожалуйста, Джо, отпусти меня.

– Не могу, – омертвело ответила я.

– Отпусти меня или дай мне то, что мне требуется! Я не могу – не могу…

Он взвился, с воем превратившись в черный маслянистый туман, развеялся и исчез.

Я упала ничком: белая газовая накидка вилась надо мной на безжалостном, завывающем ветру, и зарыдала в голос, и рыдала, пока не проснулась.

 

Моя сестра была дома. Я слышала, как она расхаживала по гостиной, радостно напевая какую‑то веселую мелодию. Возможно, что‑то из классики: Сара всегда была образованнее меня. Еще в детстве она усердствовала на уроках игры на фортепиано, с которых я упорно сбегала на бейсбол. Голоса Имона слышно не было. Сообразив, что так и сжимаю в обеих руках бутылку Дэвида, я убрала ее в выдвижной ящик тумбочки.

– Ты обещала, – прозвучал тихий голос в моем сознании.

Да. Но я еще не была готова.

Задвинув ящик, я проскользнула в ванную и, взглянув на себя в зеркало при ярком, ровном голливудском свете, содрогнулась. Вид был дерьмовый, глаза опухли, волосы спутались. Схватив расческу, я принялась распутывать узлы, пока не привела их в относительный порядок, а вот с глазами ничего особенного делать не стала, не считая, конечно, нескольких капель визина. Натянув короткий топик и обтягивающие, низко сидящие джинсы, я босиком вышла навстречу остальному своему маленькому мирку. Который, на удивление, оказался в превосходном порядке.

Сара на кухне занималась готовкой. На кухонном столе были разложены свежие сочные овощи, которые она чистила с помощью огромного сверкающего ножа. Позади нее булькало на сковородке масло. Подняв взгляд и увидев меня, она застыла, потом изобразила улыбку и продолжила свое занятие.

– Привет, – сказала я, усевшись на кухонный стол.

– Самой тебе привет.

Периферийным зрением я уловила какое‑то движение, а потом передо мной появился бокал вина. Белого вина, высеребрившего бокал холодом.

– Это поможет?

– В каком смысле?

Я пригубила вино. Хорошее: легкое, с насыщенным фруктовым букетом и сильным послевкусием.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!