КТО МЕНЬШЕ ЖЕЛАЕТ, ТОМУ БОЛЬШЕ ДАЕТСЯ 4 страница
Вот пошли они в путь-дорогу; шли-шли, и остановились отдыхать. «Вынимай свои деньги, — говорит Никола-угодник, — посмотрим, у кого больше». Сказал и высыпал свою горсть; за́чал высыпать и поп свои деньги. Только у Николы-угодника куча все ростет да ростет, все ростет да ростет; а попова куча нимало не прибавляется. Видит поп, что у него меньше денег, и говорит: «Давай делиться». — «Давай!» — отвечает Никола-угодник, и разделил деньги на три части: «Эта часть пусть будет моя, эта твоя, а третья тому, кто просвиру украл». — «Да ведь просвиру-то я украл», — говорит поп. — «Эка какой ты жадной! два раза вешать хотели — и то не покаялся, а теперь за деньги признался! Не хочу с тобой странствовать, возьми свое добро и ступай один, куда знаешь».
В некоторых деревнях эта самая легенда рассказывается с тою отменою, что вместо Николы-угодника странствует с попом сам Господь в образе старца.
В издании немецких сказок братьев Гримм (ч. I, № 81: «Bruder Lustig», ч. III, с. 129—131) подобная же легенда рассказывает о странствовании апостола Петра вместе с солдатом. Св. Петр исцеляет больных и воскрешает королевну: когда привели его к одру усопшей, он приказал принесть котел воды и выслал из комнаты всех домашних. Тогда рознял он все члены умершей на составные части, побросал их в воду, развел под котлом огонь, и стал варить, пока все мясо не отделилось от костей. Затем белые кости были вынуты на стол; апостол сложил их вместе в том порядке, какой назначен самою природою, и трижды сказал: «Восстань во имя всемогущей Троицы!». Королевна восстала живою, здравою и прекрасною.
|
|
|
Как в русской легенде поп не признается, что съел просвиру, так в немецкой — солдат, что съел сердце жареного ягненка.
Смотри примечание к легенде под № 30 и сличи с легендой, напечатанной в сборнике: «Westslawischer Märchenschatz», с. 88—89.
Превращение
Жиў адзин багаты чалавек, други бедны; багаты — банкет [85], бедны ниц (ничего) не меў. Прыходзиць да багатаго дзед и просицца на́ нач, дый каже: «Гаспадарок (хозяин), мой галубок! ци пусьциў бы ты мене на нач?» Iон ниц не даў яму́, да й гордо атказаў: «У мене, — каже, — никали не начавали ни убогие, ни бедные, ни падарожные; дак и ты не будзеш начавац. Идзи ў тую хату, што небам пакрыта; там заўсіоды начуюць бедные, убогие и падарожные, то и ты там будзешь начаваць. Цебе там пусьцяць!». Старик каже: «Гаспадарок, мой галубок! пакажы, гдзе тая хата, што небам пакрыта?». Гаспадар вышоў паказываць: «Да вон дзе тая хата небам пакрыта, гдзе начуюць бедные, убогие и падарожные; там и цебе пусьцяць». Дак дзед пагладзиў (погладил) гаспадара па галаве, и той гаспадар стаў каніом.
|
|
|
Просицца дзед у беднаго на нач и каже: «Гаспадарок, мой галубок! пусьци мене на нач». — «Можно, дзедку! у мене начуюць убогие, бедные и падарожные». — «Кали, гаспадарок, я з'каніом». Дак іон каже: «Дзедку! у мене поставиць нима гдзе, и сена нима, чаго даць яму́ есць». Дзед каже: «Я б на дваре паставиў, кастрыцы [86] падкинуў, дак и будзе есць!». Дак бедны повіоў каня и паставиў на дваре, а дзед пашоў сам ў хату. Назаўтра, яд дзед адхадзиў, каже: «Дарую я табе гэтаго каня на твае сирацтво» [87]. Гаспадар зачау яму́ дзякаваць [88], и каже да жонки: «Жонко! возьміом и вывазим хату». И вывазили хату [89].
Апяць прышоў дзед на́ нач, дак той гаспадар не пусьциў. «Я той самы стары, а ты мене не пазнаў!» И узяў изноў погладзиў таго каня па галаве, и стаў іон человеком; а бедны без каня зноў зробиўся бедным.
(Записана в Новогрудском уезде Гродненской губернии, старшим учителем Новогрудского дворянского училища М. Дмитриевым).
Пиво и хлеб
В некотором царстве, в некотором государство жил-был богатой крестьянин; много у него было и денег и хлеба. И давал он по всей деревне бедным мужичкам взаймы: деньги давал из процентов, а коли даст хлеба, то весь сполна возврати на лето, да сверх того за каждый четверик два дня ему проработай на́ поле. Вот раз случилось: подходит храмовой праздник и стали мужички варить к празднику пиво; только в этой самой деревне был один мужик да такой бедной, что скудней его во всем околодке не было. Сидит он вечером, накануне праздника, в своей избёнке с женою и думает: «Что делать? люди добрые станут гулять, веселиться; а у нас в доме нет ни куска хлеба! Пошел бы к богачу попросить в долг, да ведь не поверит; да и что с меня, горемычнаго, взять после?» Подумал-подумал, приподнялся с лавки, стал перед образом и вздохнул тяжелёхонько. «Господи! — говорит, — прости меня грешнаго; и масла-та купить не на что, чтоб лампадку перед иконую затеплить к празднику!» Вот немного погодя приходит к нему в избушку старец: «Здравствуй, хозяин!» — «Здорово, старичек!» — «Нельзя ль у тебя переночевать?» — «Для́ чего нельзя! ночуй, коли угодно; только у меня, родимой, нет ни куска в доме, и покормить тебя нечем». — «Ничего, хозяин! у меня есть с собой три кусочка хлебушка, и ты дай ковшик водицы: вот я хлебцем-то закушу, а водицей прихлебну — тем сыт и буду». Сел старик на лавку и говорит: «Что хозяин, так приуныл? о чем запечалился?» — «Эх, старина! — отвечает хозяин, — как не тужить мне? Вот дал Бог — дождались мы праздника, люди добрые станут радоваться и веселиться, а у нас с женою хоть шаром покати, — кругом пусто!» — «Ну, что ж, — говорит старик, пойди к богатому мужику, да попроси у него в долг что надо». — «Нет, не пойду; все равно не даст!» — «Ступай, — пристает старик, — иди смело и проси у него четверик солоду; мы с тобой пива наварим». — «Э, старичек! теперича поздно; когда тут пиво варить? вить праздник-то завтра». — «Уж я тебе сказываю: ступай к богатому мужику и проси четверик солоду; он тебе сразу даст! небось, не откажет! А завтра к обеду такое пиво у нас будет, какого во всей деревне никогда не бывало!» Нечего делать, собрался бедняк, взял мешок под мышку и пошел к богатому. Приходит к нему в избу, кланяется, величает по имени и отчеству, и просит взаём четверик солоду: хочу-де к празднику пива сварить. «Что ж ты прежде-та думал! — говорит ему богатой. — Когда теперича варить? вить до праздника всего-навсего одна ночь осталась». — «Ничего, родимой! — отвечает бедной, — коли милость твоя будет, мы как-нибудь сварим себе с женою, будем вдвоем пить да величать праздник». Богатой на́брал ему четверик солоду и насыпал в мешок; бедной поднял мешок на плечи и понёс домой. Воротился и рассказал, как и что было. «Ну хозяин! — молвил старик, — будет и у тебя праздник. А что, есть ли на твоем дворе колодезь?» — «Есть», — говорит мужик. — «Ну, вот мы в твоем колодезе и наварим пива; бери мешок да ступай за мною». Вышли они на двор, и прямо к колодезю. «Высыпай-ка сюда!» — говорит старик. — «Как можно такое добро в колодезь сыпать! — отвечает хозяин, — только один четверик и есть, да и тот задаром должо́н пропасть! Хорошаго ничего мы не сделаем, только воду смутим». — «Слушай меня, все хорошо будет!» Что делать, вывалил хозяин в колодезь весь свой солод. «Ну, — сказал старец, — была вода в колодезе, сделайся за ночь пивом!.. Теперь, хозяин, пойдем в избу да ляжем спать, — утро мудренее вечера; а завтра к обеду поспеет такое пиво, что с одного стакана пьян будешь». Вот дождались утра; подходит время к обеду, старик и говорит: «Ну, хозяин! теперича доставай ты побольше ушатов, станови кругом колодезя и наливай пивом полнёхоньки, да и зови всех, кого ни завидишь, пить пиво похмельное». Бросился мужик по соседям. «На что тебе ушаты понадобились?» — спрашивают его. — «Оченно, — говорит, — нужно; не во что пива сливать». Вздивовались соседи: что такое значит! не с ума ли он спятил? куска хлеба нет в доме, а еще о пиве хлопочет! Вот хорошо, набрал мужик ушатов двадцать, поставил кругом колодезя и стал наливать — и такое сделалось пиво, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Налил все ушаты полным-полнёхоньки, а в колодезе словно ничего не убыло. И стал он кричать, гостей на двор зазывать: «Эй, православные! пожалуйте ко мне пить пиво похмельное; вот пиво — так пиво!». Смотрит народ, что за диво такое? вишь налил из колодезя воды, а зовет на пиво; да(й)-ка зайдем, посмотрим, на каку́ это хитрость он поднялся? Вот повалили мужики к ушатам, стали черпать ковшиком, пиво пробовать; оченно показалось им это пиво: «Отродясь-де такого не пивали!». И нашло народу полон двор. А хозяин не жалеет, знай себе черпает из колодезя да всех сплошь и угощает. Услыхал про то богатый мужик, пришел к бедному на двор, попробовал пива, и зачал просить беднаго: «Научи-де меня, какой хитростью сотворил ты эдакое пиво?» — «Да тут нет никакой хитрости, — отвечал бедной, — дело самое простое, — как принёс я от тебя четверик солоду, так прямо и высыпал его в колодезь: была-де вода сделайся за ночь пивом!» — «Ну, хорошо же! — думает богатой, — только ворочусь домой, так и сделаю». Вот приходит он домой и приказывает своим работникам таскать из анбара самой что ни есть лучший солод и сыпать в колодезь. Как взялись работники таскать из анбара, и впёрли в колодезь кулей десять солоду. «Ну, — думает богатой, — пиво-то у меня будет получше, чем у беднаго!» Вот на другое утро вышел богатой на двор и поскорей к колодезю, почерпнул и смотрит: как была вода — так и есть вода! только мутнее стала. «Что такое! должно быть мало солоду положили; надо прибавить», — думает богатой и велел своим работникам еще кулей пять ввалить в колодезь. Высыпали они и в другой раз; не тут-то было, ничего не помогает, весь солод задаром пропал. Да как прошел праздник, и у беднаго осталась в колодезе только сущая вода; пива все равно как не бывало.
|
|
|
|
|
|
Опять приходит старец к бедному мужику и спрашивает: «Послушай, хозяин! сеял ли ты хлеб-ат нынешним годом?» — «Нет, дедушка, ни зерна не сеял!» — «Ну ступай же теперича опять к богатому мужику и проси у него по четверику всякаго хлеба; мы с тобой поедем на поле да и посеем». — «Как теперича сеять? — отвечает бедной, — ведь на дворе зима трескучая!» — «Не твоя забота! делай, что приказываю. Наварил тебе пива, насею и хлеба!» Собрался бедной, пошел опять к богатому и выпросил у него в долг по четверику всякаго зерна. Воротился и говорит старику: «Все готово, дедушка!» Вот вышли они на поле, разыскали по приметам мужикову полосу — и давай разбрасывать зерно по белому снегу. Все разбросали. «Теперича, — сказал старик бедному, — ступай домой и дожидай лета: будешь и ты с хлебом!» Только пришел бедной мужик в свою деревню, как проведали про него все крестьяне, что он сере́дь зимы хлеб сеял; смеются с него — да и только: «Эка он, сердечной, хватился когда сеять! осенью небось не догадался!» Ну, хорошо; дождалися весны, сделалась теплынь, снега растаяли, и пошли зеленые всходы. «Да(й)-ка, — вздумал бедной, — пойду — посмотрю, что на моей земле делается». Приходит на свою полосу, смотрит, а там такие всходы, что душа не нарадуется! На чужих десятинах и вполовину не так хороши. «Слава тебе, Господи! — говорит мужик, — теперича и я поправлюсь». Вот пришло время жатвы; начали добрые люди убирать с поля хлеб. Собрался и бедной, хлопочет с своею женою, и никак не сможет управиться; принужден созывать к себе на жнитво рабочий народ и отдавать свой хлеб из половины. Дивуются все мужики бедному: земли он не пахал, сеял середь зимы, а хлеб у него вырос такой славной. Управился бедной мужик и зажил себе без нужды; коли что надо по хозяйству — поедет он в город, продаст хлеба четверть, другую, и купит что знает; а долг свой богатому мужику сполна заплатил. Вот богатой и думает: «Да(й)-ка и я зимой посею; авось и на моей полосе уродится такой же славный хлеб». Дождался того самаго дня, в которой сеял бедной мужик прошлым годом, навалил в сани несколько четвертей разнаго хлеба, выехал в поле и давай сеять по́ снегу. Засеял все поле; только поднялась к ночи погода, подули сильные ветры и свеяли с его земли все зерно на чужия полосы. Во и весна красна; пошел богатый на поле и видит: пусто и голо на его земле, ни одного всхода не видать, а возле, на чужих полосах, где ни пахано, ни сеяно, поднялись такие зеленя́, что любо-дорого! И раздумался богатой: «Господи, много издержал я на семена — всё нет толку; а вот у моих должников ни пахано, ни сеяно — а хлеб сам собой растет! Должно быть, я — великой грешник!»
(Из собрания В. И. Даля).
Христов братец
Один старик, умирая, завещал своему сыну, чтобы он не забывал нищих. Вот на Светлый день собрался он в церковь и взял с собой красных яиц христосоваться с нищией братией, хоть и крепко забранилась на него мать, — а была она злая, к бедным немилостивая. В церкви не достало ему одного яйца: оставался еще один сра́мной нищий, и позвал его парень на́ дом к себе разговеться. Как увидала мать нищаго, больно осерчала: «Лучше, — говорит, — со псом разговеться, нежели с таким срамным стариком!» — и не стала разговляться. Вот сын со стариком разговелись и пошли отдохнуть. И видит сын: на старике одёжонка плохинькая, а крест как жар горит. «Давай, — говорит старец, — крестами меняться; будь ты мне брат крестовый!» — «Нет, брат! — отвечает парень, — коли я захочу — так куплю себе эдакой крест, а тебе негде взять». Однако старик уговорил парня поменяться и позвал его к себе в гости во вторник на Святой. «А дорога, — говорит, — вон ступай по той дорожке; скажи только: благослови, Господи! — так и дойдешь до меня».
Вот в самый вторник вышел парень на тропинку, сказал: «Благослови, Господи!» — и пустился в путь-дорогу. Прошел немного — и слышит детские голоса: «Христов братец, скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Прошел еще немного — и видит: девицы из колодца в колодец воду переливают. «Христов братец, — говорят оне ему, — скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Идёт он дальше — и видит тын, а под тем тыном виднеются старики; всех илом занесло! И говорят они: «Христов братец, скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Идёт все дальше и дальше — и вот усмотрел того самаго старца, с которым вместе он разговлялся. Старец у него спрашивает: «Не видал ли чего по дороге?» Парень рассказал ему все, как было. «Ну, узнал ли ты меня?» — говорит старец, — и только тут узнал мужик, что это был сам Господь Иисус Христос. «За что ж, Господи, младенцы мучатся?» — «Их мать во чреве прокляла, им в рай и пройти нельзя!» — «А девицы?» — «Оне молоком торговали, в молоко воду мешали; теперь весь век будут оне переливать воду!» — «А старики?» — «Как жили они на белом свете, так говорили: только бы на этом свете хорошо пожить, а на том всё равно — хоть тын нами подпирай! Вот они весь век и будут стоять под тыном». Потом повёл Христос мужика по раю и сказал, что тут и ему место уготовано (мужику и выйдти оттудова не хотелось!). А после повёл его к аду, и сидит в аду мать мужика; он и стал просить Христа: «Помилуй ее, Господи!» Повелел ему Христос свить наперёд веревку из кострики. Мужик свил веревку из кострики: видно уж Господь так дал! Приносит ко Христу. «Ну, — говорит он, — ты вил эту веревку тридцать лет, довольно потрудился за свою мать — вытащи ее из ада». Сын кинул веревку к матери, а та сидит в смоле кипучей. Веревка не горит — так Бог дал! Сын совсем было вытащил свою мать, уж за голову ее схватил, да она как крикнет на него: «Ах ты, борзой кобель, совсем было удавил!» — веревка оборвалась, и полетела грешница опять в смолу кипучую. «Не хотела она, — сказал Христос, — и тут воздержать своего сердца: пусть же сидит в аду веки вечные!»
(Доставлена от П. В. Киреевского).
Примечание к № 8. Варианты из собрания В. И. Даля:
a) Был-жил некий царь, ко всем ласковый, к нищим милостивый. Раз на праздник Светлаго Воскресения послал он своего слугу на перекресток: «Кто ни пройдет — всякаго проси со мной разговеться». Долго стоял слуга на перекрестке, не проходило ни одного странника; подождал еще немного, и видит: тащится нищий — весь в гнойных ранах. Взял его с собою и привел во дворец. Нищий поздравил царя и царицу с праздником, похристосовался с ними и подошел было к царской матери, да она не захотела с ним христосоваться, отвернулась и давай корить царя: «Чтоб тебе с ним подавиться! нашел с кем разгавливаться… и еда-то на ум не пойдет!» — «Кушай одна, матушка! коли с нами не хочешь», — сказал царь, — и усадил нищаго за стол; и сам сел с царицею, и все слуги сели, и разговелись вместе. После обеда уложил царь нищаго на своей постеле отдохнуть немножко. А там пришло время, стал нищий прощаться и зовет царя к себе в гости: «Я-де за тобой коня пришлю». Царь дал ему свое царское слово.
На другой день откуда ни возьмись славной конь, прибежал к самому дворцу, ударил в ворота копытами — ворота растворилися, подошел к крыльцу и стал, как вкопанный. Царь сел на него и поехал, куда конь повёз. Вот едет он путем-дорогою незнаемою и видит: бегает человек за пичужкою и никак не может поймать ее. «Царь, — говорит ему тот человек, — ты едешь до Господа Бога; спроси про меня грешнаго, дольго ль мне мучиться?» Едет царь все дальше и дальше; вот стоит в поле изба, а в избе бегает человек из угла в угол и кричит: «Ох, тесно! ох, тесно!» — «Сядь на лавку, — говорит ему царь, — и не будет тесно». — «Не могу, целый век так бегаю. Ты едешь до Господа Бога; спроси про меня грешнаго, долго ль мне мучиться?». Подъезжает царь к синему морю; стоит в воде человек по самыя уста и кричит: «Ох, пить хочу! ох, пить хочу!» — «Что кричишь? — спрашивает царь, — раскрой уста — вода сама побежит в рот». — «Нет, — отвечает, — вода мне не дастся, она прочь побежит. Ты вот едешь до Господа Бога; помяни ему про меня грешнаго» [90].
Переехал царь море — и встречает его тот самый нищий, что с ним разгавливался: «Милости просим в родительский дом!» — говорит царю, и повел его в золотой дворец, из золотаго дворца в сады райские. Привел в один сад: «Вот здесь, — говорит, — тебе место уготовано — за то, что странных принимаешь, алчущих питаешь и жаждущих напояешь». Привел в другой сад: «Вот здесь твоей царице уготовано место — за то, что тебя на истинный путь наставляет и нищию братью не покидает». Привел к третьему месту, где смола кипит, и червь шипит; «А здесь, — говорит, — уготовано место твоей матери немилостивой. Вложи туда свой палец». Царь всунул палец в кипучую смолу — и он в тож мгновенье отпал от руки. «Вот твой палец, возьми его с собою, и ступай с миром домой». Тут царь припомнил и рассказал все, что видел по дороге. Отвечал ему Господь: «Видел ты, как гоняет человек за пичужкою, — то гоняет он за своим грехом; другой бегает из угла в угол — за то, что не обогревал и не покоил странников, и чрез него многие зимой померзали; третий стоит в воде по самыя уста, а напиться не может — за то, что сам не поил жаждущих» [91].
Воротился царь домой, и показалось ему, что был он в раю всего три часа, а пробыл там не три часа, а три года. Рассказал он обо всем царице и матери, вынул свой отвалившийся палец, и только приставил к прежнему месту — как он тотчас прирос, будто век не отпадал. Тут мать покаялась: «Сын мой возлюбленный! прости меня грешную; твое похождение дороже моего рождения».
(Записана в Саратовской губернии).
b) Был-жил купец с купчихою — оба скупы и к нищим немилостивы. Был у них сын, и задумали они его женить. Сосватали невесту и сыграли свадьбу. «Послушай, друг! — говорит молодая мужу, — от свадьбы нашей осталось много напеченаго и наваренаго; прикажи все это скласть на́ воз и развезти по бедным: пусть кушают за наше здоровье». Купеческой сын сейчас позвал прикащика, и все, что от пира осталось, велел раздать нищим. Как узнали про то отец и мать, больно осерчали они на сына и сноху. «Эдак, пожалуй, раздадут все имение!» — и прогнали их и́з дому. Пошел сын со своей женою, куда глаза глядят. Шли, шли, и приходят в густой темной лес. Набрели на хижину — стоит пустая — и остались в ней жить.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!