ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. «ПРЕДАТЕЛЬСТВО» 15 страница
— Он уверен?
— Кажется да. И еще кое-что... Мод и Брюс в опасности. Абель проведет меня сегодня ночью к ним.
Урен, сидящая напротив Сайласа, наклоняется ближе к нам.
— Что? — вырывается у нее, при этом крошки из ее рта почти долетают до тарелки Сайласа.
— Оставь меня в покое, — наезжает на нее Сайлас. Урен обиженно отстраняется, надув губы и отвернувшись. Сайлас наклоняется ближе ко мне. — Это Абель уговорил нас остаться, — он бьет кулаком по столу.
— Наверно он не думал, что кто-то из нас мог бы стать учредителем.
— Ты не будешь его сопровождать. Я не хочу, чтобы тебя следующую закопали снаружи,— говорит Сайлас.
— Как только с нами будут Мод и Брюс, мы сможем вернуться и свергнуть министерство. Это ли не то, чего мы всегда хотели? В любом случае, это то, чего всегда хотела я.
Сайлас оглядывается вокруг себя. Квинн и Дориан сидят на другом конце столовой с остальными академиками, а вот Мод и Брюса нигде не видно.
— Прекрасно, иди с Абелем, — говорит он. — А насчет возвращения в купол..., — начинает он, как вдруг в помещении воцаряется абсолютная тишина.
Ваня встала.
— Сегодня вечером я хочу поговорить об одном деле. Она делает эмфатическую паузу и все кто еще ел, откладывают столовые приборы. — Наш комендант, Питер Краб, ответственный не только за территорию внутри Секвойи, но и следящий за порядком по ту сторону стены, исчез. Если кто-то из вас его видел или представляет, где он может находиться, обратитесь, пожалуйста, немедленно к Максу.
|
|
|
Макс глазами водит по залу. Но мы с Сайласом не смотрим друг на друга.
Даже нисколечко. Нам итак понятно, что мы теряем время.
Покинув лабораторию, где мне сделали ЕПО-Укол, я чувствую себя такой оживленной. От приема таблеток мне удалось отвертеться. Я спрятала их под язык, а затем, пока ждала Абеля, засунула их под дорожку в коридоре.
Абель выходит из другого помещения, в сопровождении Шугар, потирающей предплечье. Ее тусклые, белокурые пряди свисают на лицо.
— Медитацию я, пожалуй, сегодня пропущу, Шугар, — говорит Абель. — Неважно себя чувствую.
— Ах, вот как? — говорит она ледяным тоном. Не хочу показаться ревнивой, но меня это немного задело. Кажется, Абель ей даже нисколько не нравится, тем не менее, ей разрешается проводить с ним весь день и всю ночь.
— Я потянул шею. Наверно недавно, во время вылазки в горы, — говорит Абель.
— Хорошо, — говорит Шугар, неласково оглядывая меня. — Тогда выздоравливай.
Она шагает прочь по коридору, все еще потирая руку.
— Что насчет Макса? Что ты ему рассказала? — спрашивает Абель.
— Он должен что-то сделать для Вани. Имел в виду, мы увидимся позже в комнате. Один час у нас есть, сказал бы я.
|
|
|
— Хорошо, — сказал Абель. Не тратя больше ни секунды, мы поспешили по коридору и вниз по лестнице.
Внизу на лестничной площадке, около огромной картины на стене, Абель перебирает пальцами, пока с кликом она не отъезжает в сторону, освобождая скрытый проход.
— За мной,— говорит он. Мы проскальзываем внутрь, и Абель возвращает картину сзади нас на место. Я жду, пока мои глаза привыкнут к темноте, но видимо зря.
Сюда не проникают солнечные лучи. Я вытягиваю руку в сторону Абеля, и он берет ее. Это вообще ничего не означает, поучаю я сама себя. Я не могу себя снова так распустить.
— Осторожно, — говорит он, и мы с трудом продвигаемся дальше. Свободной рукой я скольжу по стене, а ногами, в целях предосторожности, ощупываю каждую ступеньку.
— Было тяжело, когда ты исчез. Они считали тебя мертвым, даже в новостях показывали, — говорю я.
В полной темноте мне гораздо легче разговаривать с Абелем. Я могу быть честнее, могу быть самой собой.
— Мне очень жаль, — говорит он, а большего мне и не надо слышать. Тем не менее, он продолжает разговор. — Моя задача заключалась в том, чтобы собрать как можно больше сведений о повстанцах. Ваня говорила, что вы разработали какую-то новую программу по разведению, но единственное, что вы разводили, были растения.
|
|
|
Наша совместная миссия по краже саженцев из резерва биосферы, было моим первым большим заданием для повстанцев. Однако для Абеля это было не больше, чем просто какая-то работа.
Просто поучаствовать, больше ничего. А когда он ко всему прочему еще и струсил, нас вообще чуть не поймали. Поэтому мне пришлось бежать из Купола и втянуть Беа и Квинна в то, о чем они не имели никакого представления.
Я бы могла продолжать бесконечно, перечислить все, что благодаря этой акции пошло не так и вовлекло нас в эту ситуацию.
— Тебе было наплевать на деревья.
— Я верил в то, что мы делаем, — возражает он. — Выращивание деревьев дало людям надежду. После того дня в биосфере, я хотел сказать тебе кто я, но не успел, потому что они меня арестовали, — Он сжимает мою руку.
— Что сделало с тобой министерство?
— Избили меня. Когда начались мятежи, они только и ждали, что я расколюсь, а затем какой-то министр выкинул меня, потому что думал, что я задохнусь. Когда я наконец добрался до Рощи, то обнаружил только груду развалин. - На мгновение он останавливается.- Теперь мы уже в самом низу. Пошли.- Мы спешим по узкому проходу. Пол скользкий, но Абель не медлит.
|
|
|
— А Джо? — раз уж я начала задавать вопросы, то решаю спросить заодно и про нее.
— Ее я встретил в Роще. Она убежала, поэтому сейчас из нее сделали учредителя.
Мне совсем не хотелось клонить разговор в эту сторону. Он отпускает мою руку. Тонкий луч света проникает в проход, в этот же момент меня обдает ледяным порывом ветра.
— Туда, — говорит Абель и выводит меня наружу.
Главное здание мы оставили позади, но Абель вновь и вновь подозрительно оглядывается. Мы подходим к зданию, окна которого настолько узкие, что это уже кажется абсурдом.
— Загляни внутрь, — шепчет Абель. Меня начинает подташнивать. Если я сейчас туда загляну, то увижу то, что потом навсегда останется в моей голове. Одним глазом я прижимаюсь к окну.
Внутри находится ярко освещенный стационар, со стоящими в два ряда друг против друга кроватями, на которых лежат крепко связанные люди, одетые в изношенные рубашки.
У всех изо рта и из носа торчат шланги, а в руки вставлены иглы от капельниц. Все это присоединено к шипящим аппаратам рядом с кроватями.
В помещении раздается громкий писк. Медсестра вскакивает из-за стола и спешит к одной из кроватей, чтобы что-то подкрутить в аппарате.
Писк сменяется стоном. Сестра равнодушно смотрит на кровать и возвращается к столу.
Я опускаюсь на землю рядом с Абелем.
— Ничего не понимаю, — говорю я.
— Это испытательная лаборатория. Наблюдая за функциями органов, они установят им точный рацион кислорода. Таким образом, Ваня исследует, какие химические условия могут предотвратить удушье.
Я снова заглядываю внутрь, чтобы найти Мод и Брюса, но все находящиеся там выглядят одинаково истощенными, так что лица невозможно узнать.
— Как долго они оставляют их в таком состоянии? — Абель медлит с ответом, и я в конце концов даю сама себе ответ. — Они проводят эксперименты над людьми до тех пор, пока они не умрут? — В принципе я этого и ожидала, но уверенность в чем-то, это все-таки другое. — А как Ваня объясняет другим полнейшее исчезновение этих людей и то, что их никто никогда больше не видит?
— Ты же слышала, что она рассказывала в оранжерее. То, что учредители посвящают их жизни медитации, и их энергию нельзя загрязнять.
— И люди ведутся на это?
— Некоторые да, а другие даже и не задумываются об этом. — Меня это не удивляет, звучит не невероятней той идеи, что деревья могут расти только в биосфере. Люди поглощают то, что им подадут.
— Там еще кое-что, — говорит он и ползет к другому окну.
Комната заполнена кроватками для младенцев и манежами. В кресле-качалке спит медсестра с младенцем на руках.
Дети плачут, пыхтят и апатично лежать. Никто из них не подключен к шлангам, но большинство из них усеяны приклеенными пластырями и синими пятнами.
Св изгом ребенок садится в кроватке, глаза полны слез. Медсестра открывает только один глаз.
— Тссс, — шипит она.
— Они начинают с пятнадцати процентов кислорода в воздухе, — шепчет Абель, — а затем опускаются все ниже, пока дети не подают признаков удушья. Затем их подключают к кислородному ящику. Тренировка.
Я снова смотрю в комнату. Все младенцы пристегнуты к кроваткам.
— Где же матери? — спрашиваю я. Младенец той девочки из памяти тоже здесь?
— Ваня верит, что все эти дети принадлежат ей. Матери остаются в главном здании. Более взрослые дети живут этажом выше. Если они доживают до двенадцати лет, они тоже переходят в главное здание. Ваня занимается этим уже восемь лет. Она верит, что выращивает более превосходящую человеческую расу.
— Она безумна.
Тень внутри направляет на нас свет.
— Нам нужно было оставить шторы, — говорит грубый голос. Свет становится тусклее. Я вжимаюсь в стену.
— Ты привел Джо сюда и уговорил нас остаться, несмотря на то, что ты знал об этом, — шиплю я.
— Джо нужно было где-то родить младенца. И весь размах не был до конца мне ясен, пока Джо не рассказала мне обо всем несколько дней назад.
— Она знала?
— Макс поведал ей об этом, после ее возвращения, с огромным удовольствием, — с отвращением рассказывает он.
— И что теперь? — спрашиваю я. Окна слишком узкие, чтобы попасть в здание, и нам вряд ли удастся просто так прогуляться через дверь.
— У Макса есть ключи, — говорит он. — Если бы могли их получить... — он не успевает договорить.
— Это должно быть шутка? — Макс не тот тип, который оставляет ключи лежать на открытом месте.
— Это единственная возможность, Алина, — говорит он. Он звучит решительно, однако ему легко говорить, так как его жизнь не поставлена на кон.
— Итак, если мы делаем это, мы не оставляем никого из основателей. А детей тем более.
Абель таращит на меня глаза.
— Что? Нет. Мы вряд ли сможем вынести их всех. Тогда нас определенно схватят.
Я останавливаюсь, так как младенец начинает плакать. Крик становится громче и громче, пока не стихает совсем, а затем и ночь снова успокаивается.
— Ты веришь, что мы поможем тебе спасти Джо и больше никого? — Абель качает головой, осознавая свою вину.
— Ты все это время был влюблен в нее? — спрашиваю я.
Он вздыхает.
— Это совсем не так. Джо — моя лучшая подруга. Я знаю ее всю жизнь. У нас с тобой никогда не было времени познакомиться поближе. Если бы мы это сделали...
Мне хочется сказать Абелю, чтобы он шел к черту. Если он думает завлечь меня таким обещанием, то он действительно меня не знает.
— Давай вернемся назад, пока кто-нибудь не заметил, что нас нет, — говорю я. — Завтра я скажу всем, что нужно делать.
Мы спешим через дверь, обратно в главное здание. Абель крепко держит меня за руку. Его прикосновение заставляет мое сердце биться быстрее, и я готова сама себе дать пощечину за это.
— Почему ты все время строишь из себя человека, прошедшего огонь и воду? Тебя нелегко любить.
Поначалу мне стало смешно, но затем я пришла в бешенство и так грубо его оттолкнула, что он отшатнулся назад. Он не имеет никакого представления, что мне из-за него пришлось пройти, потому что он лгал и дал себя схватить.
— Мне уже не хватает сил, — раздраженно говорю я. — Сейчас я буду концентрироваться только на одном этом деле, а потом уйду из этого бизнеса по спасению мира. После этого мы, может быть, поговорим о том, достойна ли я любви. Понял?
БЕА
Мастерская Оскара на чердаке утопает в картинах и рисунках. На полу и стенах разбрызганы краски всех цветов радуги. На мольберте лежит большой лист, на котором намазаны толстые, беспорядочные линии красного и серого цветов.
— Что они означают? — спрашиваю я и подхожу к мольберту.
— Если бы я знал, то мог бы сэкономить на терапевте, — улыбается он.
— Мне нравится, — говорю я. Может быть, я тоже могла бы рисовать. Когда-нибудь в будущем. Если оно у меня будет.
— Я использую только цвета неба. — Он указывает на верхнее освещение. Не видно ничего, кроме стеклянного потолка Купола и солнца. Здесь он действительно может побыть в одиночестве. Это его пристанище. На месте Оскара меня бы и силком отсюда не вытащили. Но сейчас, когда мы знаем, что министерство хочет перекрыть кислород во всех пустующих квартирах, Оскар жертвует своей мастерской, чтобы спрятать Харриет, Гидеона и других повстанцев, стоящих у министерства в списке смерти. Невозможно иметь под рукой достаточно баллонов с кислородом, чтобы поддерживать жизнь прячущихся в пустых квартирах мятежников.
— Ты хороший человек, — говорю я ему, в случае, если он сам этого еще не знает.
— От случая к случаю, — отвечает он.
Он убирает с пола банки с краской, гипс и клей, и складывает все это в углу, затем вешает прислоненные к стене картины на кривые гвозди. В это время раздается еле слышимый стук в дверь. Оскар прислушивается и отодвигает засов, чтобы впустить Венди с ворохом простыней и одеял.
— Больше у меня нет, — говорит она и бросает постельное белье на пол. — Я посмотрю еще раз в твоей комнате. Но нам нужно поторопиться, Ниам должна скоро вернуться. А как быть с едой? Как мне объяснить перерасход еды?
— Я это улажу, — говорит Оскар. Если задуматься, что он сейчас делает, то он ведет себя на удивление спокойно. У меня самой сердце бешено бьется, при этом это даже не мой дом.
— А что, если им понадобится в туалет? — спрашивает Венди. Она морщит лицо, и я инстинктивно делаю то же самое. Оскар по-прежнему расслаблен.
Он поднимает с пола брезент и насаживает один угол на гвоздь в потолке, а другой на выступающий болт на стене.
— Кроме ведра с крышкой ничего не будет, и я не могу обещать, что мне удастся его ежечасно опустошать, если Ниам будет красться вокруг. Но это должно сработать, — говорит он.
— Сколько их будет? — спрашивает Венди. Она пинает пальцем ноги постельное белье. Оба смотрят на меня.
— Около пятнадцати.
— Как только Ниам уйдет спать, мы проведем их наверх. Но я все еще считаю слишком рискованным прятать их здесь, — говорит Венди. Прятать меня одну в ее домике было уже стрессом для нее, а теперь она должна прятать в доме целую толпу мятежников, прямо над головами Ниам и каких-нибудь посетителей из министерства. Все это приводит ее в отчаяние.
Оскар берет одеяло и расстилает его.
— Сюда, наверх, никто не будет заглядывать, — говорит он. — Или тебе придет такое в голову?
Венди качает головой. И все-таки, содержать всех чистыми, сытыми и спокойными будет нелегко.
— Мои вещи вы тоже принесли наверх? — спрашиваю я Венди.
Она моргает и смотрит на Оскара.
— Нет причин, чтобы ты ночевала здесь со всеми остальными, — говорит она. — После того, что ты пережила, тебе нужно немного личного пространства.
Оскар покашливает и Венди замолкает, прикусив нижнюю губу. Оскар видимо рассказал ей историю с Извергнутыми.
— Такое особое отношение ко мне было бы несправедливым, — бормочу я.
Я бы хотела, чтобы он не рассказывал об этом. Квинн бы не сделал этого. Он умеет хранить секреты.
— Пойду, посмотрю, может, найду еще пару простыней, — говорит Венди, открывает дверь и крадется из комнаты. Оскар закрывает засов.
— Знаешь, ты не должна тут изображать святую мученицу.
Он это серьезно?
— Я изображаю мученицу?
— Беа... я не это имею в виду. Пожалуйста, останься внизу у Венди.
Он кладет набок голову и смотрит на меня большими глазами.
Я отворачиваюсь и иду к одной из его картин: целый ряд колец с маленькими, вероятно без разбора распределенными бирюзовыми точками.
— Ты рисуешь как-то непредметно. Во всем этом есть что-то брутальное. Почему?
— Люди видят то, что они хотят видеть, — говорит он. — Ты видишь насилие.
Я ничего не отвечаю, вместо этого нежно дотрагиваюсь до картины. Хотя кажется, что краска вот-вот начнет капать с холста на пол, она твердая и похожа на резину.
— Думаешь, мы наберем достаточно рекрутов, чтобы чего-то добиться?
Он встает рядом со мной.
— Мы должны, по крайней мере, попробовать, не так ли? — спрашивает он.
— Нет, Оскар. Выиграть, вот что мы должны. И мы это сделаем.
Оскар включает радио. В мастерской гремят басы. Все смотрят на него.
— У меня всегда включена музыка, когда я рисую, — объясняет он.
— Н-да, вы правы. Два часа назад они откачали воздух из нашей квартиры, — рассказывает Харриет. Она раскатывает свой спальный мешок рядом с Гидеона и осматривает других мятежников, которые распаковывают свои скудные пожитки. Группа девушек располагается под верхним источником света. Когда они замечают меня, то улыбаются мне. На другом конце галереи несколько мужчин и мальчиков шепотом разговаривают друг с другом.
Я нашла местечко у двери, а Венди принесла специально для меня одеяло, если вдруг мне станет холодно.
— Что теперь? Здесь внутри мы полностью парализованы, — говорит Гидеон.
— Но живы, — говорю я. В отличие от многих других.
Оскар трепет волосы.
— Олд Ватсон и я идем сегодня вечером в город, чтобы поднять еще больше претендентов в армию. Как только мы соберем достаточное количество людей и все необходимое, мы начнем бороться.
— Это может затянуться, — говорит Гидеон.
— И мы можем пождать, — отвечает Харриет. — Беа права. Сейчас уже достаточно, что мы не мертвы и не в тюрьме.
— А что, если его сестра поднимется сюда? — спрашивает Гидеон, стараясь не смотреть на Оскара. Я держу рот закрытым, хотя мне стоило бы напомнить ему о том, что Оскар только что спас ему жизнь, и он мог бы выразить большую благодарность.
— Двери открываются только отпечатком пальца, а зарегистрирован только мой.
— Отпечаток пальца. Вряд ли это надежно, — высмеивает Гидеон.
Я больше не могу это слушать.
— Оскар делает, что он может. Если ты хочешь уйти и жить в водосточном желобе, пока тебя кто-нибудь не схватит, пожалуйста. Это ни для кого не идеальное решение, — объясняю я.
Харриет мрачно смотрит на своего мужа.
— Гидеон очень благодарен Оскару. Мы все благодарны.
Оскар нервно потирает руки.
— Я буду приходить раз в день, если будет возможным, и буду приносить еду, — он выключает музыку. Все устремляю на него взгляды. — Вам нужно ходить на цыпочках и говорить только шепотом, — говорит он.
Когда он находится уже у самых дверей, я подхожу к нему. Внезапно мне хочется, чтобы он остался. Я крепко хватаюсь за кончик его рубашки.
— Ты отвечаешь за все здесь наверху, — говорит он и смотрит на мою руку, которая все еще держит его, и касается ее кончиками своих пальцев. Если бы я спросила его сейчас, взял бы он меня с собой? Но я должна держать все под контролем здесь.
Я отпускаю его.
— Спокойной ночи, — говорю я, и он проскальзывает в дверь.
Я иду к своему спальному месту и ложусь, лицом к стене. Перед моими закрытыми глазами появляется Квинн. Долгое время я верила, что никогда больше не увижу его вновь, но это было только страхом потерять его навсегда.
"Теперь я ничего больше не боюсь", — думаю я.
КВИНН
Каждый раз, когда распахивается дверь столовой, я надеюсь увидеть Алину, но она входит внутрь только тогда, когда я практически закончил. Она смотрит на меня ничего не выражающим лицом и садится к остальным милитерам. Обслуживающие стола ставят на стол красный десерт на другом конце стола, и академики наполняют их тарелки большими порциями, даже не думая о нас.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!