ПОЛЬША, ЛИТВА И РУСЬ – ВРАГИ И СОЮЗНИКИ

Александр Борисович Широкорад

Давний спор славян. Россия. Польша. Литва

 

 

Александр Борисович Широкорад

Давний спор славян. Россия. Польша. Литва

 

РАЗДЕЛ I

КОМУ БЫТЬ ГОСУДАРЕМ ВСЕЯ РУСИ?

 

Глава 1

ЛЯХ И РУС – РАЗВИЛКА В НАЧАЛЕ ПУТИ

 

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

Уже давно между собою

Враждуют эти племена;

Не раз клонилась над грозою

То их, то наша сторона.

Кто устоит в неравном споре:

Кичливый лях иль верный росс?

Славянские ль ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? вот вопрос.

А.С. Пушкин. Клеветникам России

 

Термин «братья‑славяне» широко используется в отечественной и зарубежной литературе уже два столетия. Действительно, в раннем Средневековье все племена славян имели родственные языки и одинаковый общественный строй (управлялись князьями, власть которых в известной степени была ограничена народным собранием – вечем). Не менее близки были и верования славянских племен, даже одинаковы названия богов и богинь.

Так почему же часть славян, например русские и болгары, в XIX–XX вв. продолжали считать себя братьями, а термин «братья‑славяне» по отношению к русским и полякам выглядит дико? В чем же дело? Некоторые историки считают, что правители обоих государств проводят несправедливую политику по отношению к другим государствам и народам и развязывают агрессивные войны. Марксисты все объясняют деятельностью буржуазии, сеющей рознь между народами в своекорыстных интересах.

Увы, обе позиции не выдерживают элементарной критики. Так, болгарское правительство и в Первую, и во Вторую мировую войну ввергло страну в войну с Россией. До 1917 г. в Болгарии и России была буржуазия, а потом почти 30 лет в этих странах существовал разный общественно‑политический строй (монархия и социализм). Ну и что? Оба народа так и остались братскими. Простые люди в России и Болгарии по‑прежнему испытывают симпатию друг к другу. У русских нет анекдотов о болгарах,[1] но их всегда было с избытком о поляках.

Чтобы разобраться, почему ранее близкие славянские народы стали чуждыми друг другу в культуре, религии, а также в совокупности факторов, которая стала называться менталитетом, надо вернуться как минимум на полторы тысячи лет назад.

В VII–VIII вв. западнославянские племена занимали обширную территорию в бассейнах рек Вислы, Одры (Одера) и Лабы (Эльбы). В бассейне верхней Лабы, рек Влтавы и Моравы жили чешско‑моравские племена, в бассейне Вислы и Варты, до Одры и Ниссы на западе – польские племена. Земли в бассейне средней и нижней Лабы до Балтийского моря занимали полабские славяне, образовавшие несколько племенных союзов. Между Салой и Лабой и далее к востоку жили племена серболужицкого союза, а по средней Лабе и далее на северо‑восток – племена союза лютичей. Нижнюю Лабу заселяли ободриты. Лютичи и ободриты занимали земли до Балтийского моря. К востоку от них, на Балтийском побережье, жили поморяне, принадлежавшие к польской группе западнославянских племен. Ободритов, лютичей и поморян часто называют балтийскими славянами.

В IX в. возникло государственное объединение славян – Великоморавская держава, ставшая одним из самых мощных государств Европы. В ее состав входили Чехия, Моравия, Словакия, Лужицы и земли ободритов. Все 76 лет своего существования (830–906) Великоморавская держава подвергалась нападениям немецких феодалов.

В 863 г. из Византии в Великоморавское государство прибыла церковная миссия, возглавляли которую братья Кирилл (Константин) и Мефодий. Они стали переводить церковные книги на славянский язык, проповедовали христианство, проводили богослужения на славянском языке. В Паннонии и Моравии Кирилл и Мефодий содействовали подготовке славянского духовенства. Создание своей, не зависимой от немцев, Церкви укрепило политический суверенитет Великоморавской державы и стало грозным оружием в борьбе с немецкой агрессией. Зависимость же от константинопольского патриарха была чисто формальной.

Князь Ростислав и великоморавская знать поддерживали деятельность Кирилла и Мефодия, но в 870 г. ставленник немецких феодалов Святополк – племянник Ростислава – сверг своего дядю и занял княжеский престол. Ростислава вывезли в Германию, где он был ослеплен и навечно заточен в монастырь. Несколько позже немцы схватили и Святополка и также отправили его в Германию.

Великоморавское государство в конце IX в.

Одновременно западное духовенство[2] начало преследовать славянских церковнослужителей. Мефодия схватили, бросили в темницу и подвергли жестоким пыткам.[3]

Результатом насилий немецких феодалов и западного духовенства стало восстание, вспыхнувшее в конце 871 г. под руководством священника Славомира. Тогда рыцари вспомнили о князе Святополке, томившемся в застенках одного из немецких замков. Его освободили и поставили во главе немецкого войска, снаряженного для подавления восстания в Великоморавской державе. Но немцы просчитались – Святополк перешел на сторону восставших, помог славянам разбить немецкое войско и вновь занял княжеский престол. Правил он до своей смерти в 894 г.

Святополк сразу же освободил из тюрьмы Мефодия, который вместе с многочисленными учениками продолжил свою духовную деятельность в Великоморавском государстве. Однако князь Святополк оказывал недостаточную поддержку восточному духовенству в его борьбе с папистами. После смерти Мефодия в 885 г. его ученики были изгнаны из Моравии и нашли убежище в Болгарии.

После смерти Святополка его сыновья начали борьбу за власть. В результате чешские земли попали под власть германского князя Арнульфа. В 906 г. венгры завоевали словацкие земли, составлявшие значительную часть Великоморавской державы. Словаки попали под власть венгерских феодалов и на целое тысячелетие оказались оторванными от чешского народа.

Падение Великоморавского государства кардинально изменило ход развития западных славян. Историк СМ. Соловьев писал: «Разрушение Моравской державы и основание Венгерского государства в Паннонии имели важные следствия для славянского мира. Славяне южные были отделены от северных, уничтожено было центральное владение, которое начало соединять их, где произошло столкновение, загорелась сильная борьба между Востоком и Западом, между германским и славянским племенем, где с помощью Византии основалась славянская церковь. Теперь Моравия пала, и связь славян с Югом, с Грециею, рушилась: венгры стали между ними, славянская церковь не могла утвердиться еще, как была постигнута бурею, отторгнута от Византии, которая одна могла дать питание и укрепление младенчествующей церкви. Таким образом, с уничтожением самой крепкой связи с востоком, самой крепкой основы народной самостоятельности, западные славяне должны были по необходимости примкнуть к западу и в церковном, и в политическом отношении. Но мало того, что мадьярским нашествием прекращалась связь западных славян с Византиею, прекращалась также и непосредственная связь их с Римом, и они должны были принимать христианство и просвещение из рук немцев, которые оставались для них теперь единственными посредниками. Этим объясняется естественная связь западных славян с Немецкою империею, невозможность выпутаться из этой связи для государственной и народной независимости».[4]

В IX в. территория Польши контролировалась десятками племенных группировок – только в Силезии их было не менее пяти. К началу X в. наиболее сильными стали две группировки – висляне («люди Вислы») вокруг Кракова и поляне («люди полей») вокруг Гнезно. В 960 г. верх взяла полянская группировка, во главе которой стоял князь Мешко (Мечеслав) (922–992) из рода Пястов. Согласно легенде основателем этой династии был крестьянин Пяст, изготавливавший колеса для телег.

Около 966 г. Мешко женился на чешской княжне Доброве (Дубровке). Невеста была христианкой, и Мешко пришлось креститься. Вместе с Добровой в Польшу приехали и несколько священников‑папистов во главе с епископом Иорданом. Именно с них и началось крещение Польши.

Мешко начал переговоры с римским престолом, и в 990 г. папа римский признал его королем. Однако занявший после смерти Мешко престол Болеслав I Храбрый считался только великим князем и принял королевский титул лишь в 1025 г., за несколько недель до своей кончины.

Первое столкновение Руси[5] и Польши, о котором сохранились письменные свидетельства, произошло в 981 г. Согласно русской летописи князь Владимир Красное Солнышко (г. р. неизв. – ум. 1015) ходил с войском на ляхов и занял Перемышль, Червен и другие их города. Любопытно, что чешские историки утверждают, будто эти города не могли быть отняты у поляков, а были отняты у чехов, поскольку земля к востоку до Буга и Стыря, впоследствии названная Галицкой, принадлежала в то время чехам. Чехи ссылаются на данную Пражскому епископству при его основании грамоту, в которой границами епископства к востоку обозначены реки Буг и Стырь в Хорватской земле. СМ. Соловьев довольно аргументированно доказал недостоверность этой грамоты,[6] так что 981‑й мы должны считать годом Первой русско‑польской войны.

Русские летописи свидетельствуют, что занятые князем Владимиром города принадлежали Руси еще при Олеге Вещем, но были заняты поляками во время правления малолетнего князя Игоря.

Согласно русским летописям в 992 г. князь Владимир воевал с Мешко «за многие противности его» и в бою за Вислой одержал полную победу. Поводом к этой войне стал спор за червенские города. Война эта могла вестись в союзе с чешским князем Болеславом II Благочестивым, который с 990 г. воевал с Мешко. Болеслав I Храбрый (967–1025), занявший польский престол после смерти своего отца князя Мешко в 992 г., еще как минимум год продолжал войну.

Болеслав I был опытным политиком и храбрым воином. На севере он расширил свои владения до Балтийского моря, подчинив поморян и пруссов. Воспользовавшись смертью в 999 г. чешского князя Болеслава II, он напал на Краков и присоединил его вместе с окрестностями к Польше. Затем Болеслав захватил Моравию и земли словаков до Дуная.

Примерно в 1008–1009 гг.[7] Болеслав I заключил мир с Владимиром Красное Солнышко. Мир был скреплен родственным союзом: дочь Болеслава вышла замуж за сына Владимира Святополка (ок. 980 – ок. 1019). Но этот первый родственный союз польских и русских князей привел не к миру, а к новым войнам. Где‑то между 980 и 986 гг. Владимир разделил земли между сыновьями: Вышеслава направил в Новгород, Изяслава – в Полоцк, Святополка – в Туров, Ярослава – в Ростов. Следует заметить, что Владимир делал сыновей не независимыми правителями областей, а всего лишь своими наместниками.

В конце 1012 г. или начале 1013‑го Святополк вместе с женой и ее духовником Рейнберном Колобрежским оказался в киевской темнице. Подробности ареста туровского князя летописцы до нас не донесли, что дало повод разыграться фантазии историков. Так, Ф.И. Успенский писал: «Епископ колобрежский [Рейнберн], сблизившись со Святополком, начал с ведома Болеслава подстрекать его к восстанию против Владимира… С этим восстанием связывались виды на отторжение России от союза с Востоком [Византией] и восточного православия».[8] Более близок к истине П. Голубовский, утверждавший, что «князь Туровский, Святополк, заводит отношения с Польшей, чтобы иметь поддержку для завоевания своей автономности, и попадает за это в тюрьму».[9] Не исключено, что Святополк попросту отказался платить дань Киеву, как это сделал в 1014 г. князь Ярослав в Новгороде.

В немецкой хронике Титмара Мерзебургского, умершего в 1018 г., говорится, что Болеслав, узнав о заточении дочери, спешно заключил союз с германским императором и, собрав польско‑германское войско, двинулся на Русь. Болеслав взял Киев и освободил Святополка и его жену. При этом Титмар не говорит, на каких условиях был освобожден Святополк. По версии Титмара, Святополк остался в Киеве и стал править вместе с отцом. Нам же остается только гадать, был ли Святополк при Владимире советником или, наоборот, Святополк правил страной от имени отца.

Любопытно, что все русские летописи молчат о последних годах жизни князя Владимира Красное Солнышко. Из этого может следовать лишь один вывод: кто‑то – то ли сам слишком «мудрый» Ярослав, то ли его беспокойные детишки – основательно отредактировал русские летописи, а периоды, где врать уже было невмочь, попросту опустил.

Так или иначе, но к 1015 г. Святополк был если не правителем Киева, то по крайней мере соправителем своего отца.[10] Надо сказать, что перед смертью Владимира на Руси творился бардак, или беспредел, – кому как нравится. Например, после смерти в 1001 г. Изяслава Владимировича, посаженного отцом в Полоцке, полоцким князем‑наместником был назначен не следующий по старшинству брат, как было принято тогда и в последующие 400 лет на Руси, а сын Изяслава юный Брячислав. Это свидетельствует о фактической независимости Полоцкого княжества от Киева. Затем и Ярослав Владимирович в Новгороде отказался платить дань Киеву. Там начинают готовиться к походу на Новгород. Но 15 июля 1015 г. Владимир умер. Естественным возможным преемником Владимира был Святополк – старший из его сыновей, то есть законный наследник престола.

И тут, согласно русским летописям и «Сказанию о Борисе и Глебе», начались абсолютно необъяснимые события. Полоцкое и Новгородское княжества отделились от Киева и стали готовиться к войне с ним. Значительная часть князей Владимировичей (Мстислав – князь Тмутараканский, Святослав – князь Древлянский и Судислав – князь Псковский) держат нейтралитет и не собираются подчиняться центральной власти. Лишь два младших по возрасту князя – Борис Ростовский и Глеб Муромский – заявили, что готовы чтить Святополка «как отца своего».

А Святополк начал свое правление с убийства… двух самых верных и единственных вассалов – Бориса и Глеба. При этом оба князя вели себя более чем нелепо. Оба знали, что Святополк послал к ним убийц, и попросту ждали их, распевая псалмы, то есть фактически стали самоубийцами. Чем, например, отличается покорное ожидание убийц от стояния на железнодорожных путях в виду приближающегося поезда? А ведь христианская Церковь осуждает самоубийц.

Тайна была раскрыта норманнским скальдом в «Саге об Эймунде».[11] Эймунд был командиром наемной варяжской дружины, служившей у Ярослава Владимировича, вошедшего в историю под именем Ярослава Мудрого (ок. 987–1054). Согласно саге, Борис (Бурислейф)[12] верно служил своему сюзерену киевскому князю Святополку и водил рати печенегов на Ярослава. Летом 1017 г. печенеги под командованием князя Бориса ворвались в Киев, но увлеклись грабежами, и варяги Эймунда выбили их из города. Следующим летом Борис опять идет с печенегами к Киеву. Тогда Эймунд обратился к Ярославу (Ярислейфу): «Никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы». Ярослав оказался действительно «мудрым» и хитро ответил: «Я никого не буду винить, если он (Борис) будет убит». Эймунд выполнил приказ своего князя и убил Бориса. Об убийстве Глеба достоверных данных нет. Предполагается, что он был сторонником Ярослава и убили его свои – муромские подданные.

В 1054 г. умер Ярослав Мудрый, и на Руси вновь начались большие усобицы. Естественно, что о событиях 1015–1018 гг. все давно забыли. Этим и воспользовался князь Изяслав Ярославич, чтобы в 1072 г. канонизировать Бориса и Глеба как невинно убиенных злодеем Святополком Окаянным.

Как уже говорилось, история убийства варягами Бориса и весь варяжский вектор гражданской войны на Руси 1015–1025 гг. приведены в книге «Северные войны России». Здесь же я остановлюсь на польском векторе этой войны.

Осенью 1016 г. князь Ярослав Владимирович (Ярислейф) с помощью варягов разбил у города Любеч войско печенегов под предводительством Бориса Владимировича (Бурислейфа) и вскоре овладел Киевом. Борис бежал к печенегам, а князь Святополк – в Польшу, к своему тестю Болеславу Храброму. При этом его жена стала добычей Ярослава.

Однако Болеслав был поглощен борьбой с немцами, и судьба дочери и зятя его мало волновала. Поэтому он решил немедленно завести дружбу с победителем. Мало того, вдовый Болеслав предложил Ярославу Владимировичу скрепить союз браком с его сестрой Предславой. «С лисьим коварством» (по словам Титмара Мерзебургского) Болеслав одновременно вел переговоры с германской знатью и отправил сватов к Оде, дочери мейсенского маркграфа Эккехарда в Саксонии.

Ярослав же, овладев Киевом, считал себя непобедимым и грубо отказал Болеславу в союзе как политическом, так и брачном. Мало того, Ярослав в первой половине 1017 г. отправил послов к германскому императору Генриху II, чтобы заключить наступательный союз против Польши. Генрих обрадовался русскому посольству, и в том же году была организована первая русско‑германская коалиция против Польши. Кроме Руси и Германии в коалицию вошли чешский князь Олдржих и племя язычников‑лютичей.

Болеслав Храбрый решил бить врагов поодиночке. Войско его сына Мешко, будущего короля Мечеслава II (г. пр. 1025–1034), вторглось в Чехию и, пользуясь отсутствием Олдржиха, разорило страну.

Германо‑чешское войско осадило польскую крепость Нимч, но вскоре было вынуждено отступить в Чехию. Болеслав предложил Генриху начать переговоры о мире и 1 октября 1017 г. отправил послов в город Мерзебург, где находилась ставка императора. Переговоры затянулись, и лишь 30 января 1018 г. в городе Будишине (Баутцене) был подписан мир между Польшей и Германской империей. Польша получила земли, принадлежавшие ей еще до начала войны 1015–1017 гг.: Лужицкую марку и Мильско (земли мильчан). Однако если раньше Болеслав владел ими на правах имперского лена, то теперь они прямо включались в состав Польского государства.

Генрих дал согласие на брак Болеслава с Одой. Бракосочетание состоялось с фантастической для того времени быстротой – всего через четыре дня после заключения Будишинского мира.

В 1017 г. Ярослав с войском двинулся к Берестью (нынешнему Бресту). Город Берестье к 1015 г. входил в состав Туровского княжества, и там могли находиться как русский гарнизон, преданный Святополку, так и польское войско. Взял ли Ярослав Берестье или нет, неизвестно, но хронист Титмар Мерзебургский кратко написал, что Ярослав, «овладев городом, ничего [более] там не добился». Итак, войско Ярослава вернулось назад. Возможно, это было связано с приходом печенегов, ведомых Борисом Владимировичем.

Летом 1017 г. Болеслав двинулся с войском навстречу Ярославу. Помимо поляков у него было 300 наемных немцев, 500 венгров и 1000 печенегов. С поляками шла и русская дружина Святополка.

Рати встретились 20 июля 1017 г. на Волыни, на реке Буг. Два дня противники стояли друг против друга и начали обмениваться «любезностями». Ярослав велел передать польскому князю: «Пусть знает Болеслав, что он, как кабан, загнан в лужу моими псами и охотниками». На что Болеслав ответил: «Хорошо ты назвал меня свиньей в болотной луже, так как кровью охотников и псов твоих, то есть князей и рыцарей, я запачкаю ноги коней моих, а землю твою и города уничтожу, словно зверь небывалый».

22 июля воевода Ярослава Буда начал насмехаться над польским князем, крича ему: «Вот мы проткнем тебе палкою брюхо твое толстое!»[13] По словам летописца, Болеслав был таким крупным и толстым, что с трудом мог сидеть на лошади. Он не вытерпел насмешки и сказал своим дружинникам: «Если вам это ничего, так я один погибну». Сев на коня, он бросился в реку. Войско поспешило за своим князем. Русские полки не ожидали внезапной атаки, растерялись и обратились в бегство.

Разгром был полный. По свидетельству Титмара Мерзебургского, «…тогда пало там бесчисленное множество бегущих». То же говорят и русские летописцы: «И иных множество победили, а тех, которых руками схватили, расточил Болеслав по ляхам». В числе погибших называют и воеводу Блуда (Буду).

Ярослав с четырьмя дружинниками убежал в Новгород. Затем он решил перебраться в Швецию. Но новгородцы во главе с посадником Константином, сыном Добрыни, «рассекли ладьи Ярослава, так говоря: „Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком“. Начали деньги собирать: от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен. И привели варягов, и отдали им деньги, и собрал Ярослав воев многих».

Бегство Ярослава открыло союзному войску Болеслава путь на Киев. Титмар Мерзебургский пишет: «Добившись желанного успеха, [Болеслав] преследовал разбитого врага, а жители повсюду встречали его с честью и большими дарами». Войско Болеслава шло через Владимир‑Волынский, Дорогобуж, Луцк и Белгород. Жители этих городов не оказывали сопротивления и признавали власть Святополка.

В начале августа 1018 г. поляки подошли к Киеву. Дружина Ярослава и наемники‑варяги попытались оказать сопротивление. Но Болеслав не спешил со штурмом города, и вскоре защитники Киева сдались из‑за нехватки продовольствия. Судя по всему, капитуляция была почетной.

Союзники вошли в город 14 августа. У собора Святой Софии (тогда еще деревянного) Болеслава и Святополка «с почестями, с мощами святых и прочим всевозможным благолепием» встретил киевский митрополит.

Польские хронисты утверждают, что князь Болеслав, вступив в завоеванный Киев, ударил мечом по Золотым воротам города. На вопрос, зачем он это сделал, Болеслав будто бы ответил «с язвительным смехом»: «Как в этот час меч мой поражает золотые ворота города, так следующей ночью будет обесчещена сестра самого трусливого из королей, который отказался выдать ее за меня замуж. Но она соединится с Болеславом не законным браком, а только один раз, как наложница, и этим будет отомщена обида, нанесенная нашему народу, а для русских это будет позором и бесчестием».

В Великопольской хронике XIII–XIV вв. говорится: «Говорят, что ангел вручил ему [Болеславу] меч, которым он с помощью Бога побеждал своих противников. Этот меч и до сих пор находится в хранилище краковской церкви, и польские короли, направляясь на войну, всегда брали его с собой и с ним обычно одерживали триумфальные победы над врагами… Меч короля Болеслава… получил название „щербец“, так как он, Болеслав, придя на Русь по внушению ангела, первый ударил им в Золотые ворота, запиравшие город Киев на Руси, и при этом меч получил небольшое повреждение».

В руки Болеслава попали все женщины из семьи Ярослава – его «мачеха» (видимо, последняя, неизвестная русским источникам, жена князя Владимира Святого), жена и девять сестер. Титмар пишет: «На одной из них, которой он и раньше добивался [Предславе], беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый распутник Болеслав». В Софийской Первой летописи говорится более определенно: «Болеслав положил себе на ложе Предславу, дщерь Владимирову, сестру Ярославлю».

Между прочим, «мудрый» Ярослав еще до битвы на Буге отослал в Новгород захваченную в полон жену Ярополка. Болеслав взял Предславу к себе в наложницы, а позже увез ее с собой. Дальнейшая судьба ее неизвестна.

Видимо, Болеслав нарушил условия капитуляции Киева и вскоре отдал город на разграбление. Разделив добычу, наемники – саксонцы, венгры и печенеги – отправились восвояси. Болеслав с частью польского войска остался в Киеве, а остальная часть была размещена в ближайших городах. Польский князь явно не знал, что делать с Киевом. Он даже начал в Киеве чеканку серебряных монет, «русских денариев» с надписью кириллицей «Болеслав».

Но польский князь понимал, что удерживать Киев дольше будет невозможно. Он попытался вступить в переговоры с Ярославом, находившимся в Новгороде, и послал туда киевского митрополита. Поводом для серьезных переговоров стал вопрос об обмене дочери Болеслава и жены Святополка на жену Ярослава. Однако Ярослав не желал мириться на таких условиях с Болеславом; кроме того, у него были весьма веские причины желать, чтобы жена его сгинула в польском плену.

Что же касается Святополка, то он не хотел ни мира с Ярославом, ни присоединения Киевской земли к Польше. В Повести временных лет говорится: «Болеслав же пребывал в Киеве, сидя [на престоле]; безумный же Святополк стал говорить: „Сколько есть ляхов по городам, избивайте их“». Киевлян и жителей других городов, оккупированных ляхами, долго уговаривать не пришлось. Почти одновременно началось изгнание поляков. Однако Болеславу удалось непонятным образом уйти из Киева с большей частью людей и награбленными драгоценностями. Знатные русские пленники – бояре Ярослава, жены и сестры – были отправлены в Польшу, видимо, еще раньше. Болеславу удалось сохранить за собой и червенские города, приобретенные еще князем Владимиром Святым.

После ухода поляков Святополк стал киевским князем и тоже начал чеканить собственную серебряную монету. А тем временем мудрый Ярослав счел себя холостым и послал сватов к шведскому конунгу Олафу Шётконугу. Летом 1019 г. в Новгороде состоялось бракосочетание дочери Олафа Ингигерд, принявшей христианское имя Ирина, с мудрым Ярославом. Ингигерд привела с собой в качестве приданого дружину, а Ярослав передал шведам город Ладогу с окрестными землями. Шведы называли Ладогу Альдейгьюборг, первым правителем ее стал шведский ярл Рёгнвальд Ульвссон. Вернуть Ладогу русским князьям удалось лишь во второй половине XI в.

В том же 1019 г. Ярослав двинулся с большой ратью на Киев. Согласно Устюжской летописи, у него было 40 тысяч человек, из них варягов 18 тысяч.

Святополк призвал на помощь печенегов, но в битве на реке Альте недалеко от Киева был разбит. Святополк в очередной раз бежал на запад, где и умер. Достоверных сведений о месте и времени его смерти нет. Тем не менее гражданская война на Руси с бегством «окаянного» Святополка не закончилась. Ярославу пришлось воевать с племянником Брячиславом Полоцким и братом Мстиславом Тмутараканским.

В 1021 г. Ярославу удалось заключить мир с племянником. При этом он не только признал полную независимость Полоцкого княжества, но и уступил города Витебск и Усвят, где были стратегические волоки на пути «из варяг в греки». В 1025 г. Ярослав заключил мир с Мстиславом. Братья разделили Русскую землю по Днепру, как хотел Мстислав. Он взял себе восточную сторону с главным столом в Чернигове, а Ярослав – западную, с Киевом.

В 1022 г. войска Ярослава приходили к Берестью, занятому поляками. Однако о том, удалось ли им взять город, летопись умалчивает.

В 1025 г., через несколько недель после своей коронации, умер Болеслав Храбрый. В Польше началась усобица между Болеславичами – новым великим князем Мешко II и его братом Оттоном. В польские дела немедленно вмешались соседи – немцы и чехи. В ходе войны Оттон бежал к князю Ярославу Мудрому. Жить ему было приказано в Киеве, а не при дворе князя в Новгороде. В Киеве Оттон провел около шести лет. Оттуда он связался с германским императором Конрадом, строя козни против брата. Все это, естественно, происходило с санкции Ярослава.

В 1030 г. Ярослав захватил польский городок Белзы (Белз) на реке Жолокии, притоке Западного Буга (ныне на территории Львовской области). Согласно русской летописи, «В лето 6539 (1031) Ярослав и Мстислав собрали воинов многих, пошли на ляхов и заняли грады Чер венские опять, и повоевали Лядскую землю; и многих ляхов привели и разделили их: Ярослав посадил своих по Роси;[14] и пребывают они там и до сего дня».

В войске Ярослава находилось немало варягов, в том числе Эй‑див Рёгнвальдссон и Харальд. Позднее исландский скальд Тьодольв Арнорссон воспел этот поход и подвиги наемников варягов: «Воины задали жестокий урок ляхам» (в стихотворном переводе О.А. Смирницкой: «Изведал лях лихо и страх»).

Поход Ярослава и Мстислава на Польшу был синхронизирован с наступлением с запада императора Конрада. Мешко II не смог остановить немцев и русских и был вынужден бежать в Богемию к чешскому князю Олдржиху. На польском престоле утвердился Оттон. Он прежде всего выполнил все приказания императора: отказался от титула короля и отослал в Германию польскую корону, а также жену Мешко Риксу, а себя объявил вассалом германского императора.

Такое поведение пришлось не по нраву польской знати, и вскоре Оттон был убит, а его место занял брат Мешко П. Но править ему пришлось недолго – в 1034 г. убили и Мешко. Его вдова Рикса, урожденная принцесса Пфальцская, приняла опеку над своим малолетним сыном Казимиром. Рикса попыталась оттеснить от власти вельмож‑поляков и править с помощью немцев. Дело кончилось переворотом и изгнанием Риксы в Германию.

Править страной стали польские магнаты от имени малолетнего Казимира. Но дела у них явно не клеились, и в 1037 г. Польшу охватило восстание смердов, носившее как антифеодальный, так и антицерковный характер. Большинство восставших были язычниками.

После похода 1031 г. Ярослав не вмешивался в польские дела, удовлетворившись присоединением к своим владениям червенских градов.

В 1039 г. в большей части Польши восстановилось спокойствие, а власть прочно держал в руках сын Мешко II, князь Казимир I Восстановитель (1016–1058). Казимир и Ярослав заключили союз в борьбе против Моислава – бывшего дружинника Мешко, захватившего власть в Мазовии. Моислава поддерживали пруссы, литовцы и поморские славяне. В 1041 г. Ярослав совершил поход в Мазовию. Причем войско его шло варяжским способом – на лодках по рекам Припяти и Западному Бугу.

В 1043 г. Казимир женился на сестре Ярослава Мудрого Доброгневе (Марии), получив богатое приданое, а вместо вено он отдал Ярославу 800 пленных, взятых Болеславом на Руси. В 1047 г. Ярослав опять пошел с войском на помощь Казимиру против Моислава. На этот раз Моислав был убит, а рать его разбита. Мазовия снова подчинилась польскому князю.

Вскоре союз Руси и Польши скрепился еще одним браком – сын Ярослава Изяслав женился на сестре Казимира. До самой смерти Ярослава Мудрого (1054) с Польшей сохранялись добрососедские отношения.

 

Глава 2

ВОЙНА И МИР. 1080–1220 гг

 

В 1079 г. в Польше в результате государственного переворота был свергнут король Болеслав II Смелый (1042–1081). Само по себе свержение короля представляет интерес лишь для узкого круга историков, но обстоятельства переворота показывают тенденции дальнейшего развития Польского государства и, как ни странно, непосредственно связаны с политическими событиями XXI в.

Король Болеслав недаром назывался Смелым. Он вел частые войны с соседями. Так, в 1058 г. король напал на Чехию, но проиграл сражение. Затем в 1060 и 1062 гг. он дважды собирал войско для похода против германского императора, поддерживая венгерского короля Белу I.

В сентябре 1068 г. в Киеве произошел государственный переворот. Горожане выгнали князя Изяслава, сына Ярослава Мудрого, а вместо него посадили на киевский стол полоцкого князя Всеслава Чародея. Изяслав бежал в Польшу и попросил помощи у Болеслава.

Весной 1069 г. Изяслав и Болеслав во главе польского войска осадили Киев. Чародей бежал, и Изяслав опять стал киевским князем.

В 1070 г. польский король вновь отправился воевать в Чехию. После смерти короля Белы I Болеслав возвел на венгерский трон его сына, Владислава.

В 1077 г. польский король опять вмешался в усобицы Рюриковичей и вновь посадил на киевский стол Изяслава Ярославича.

Постоянные войны Болеслава Смелого разоряли экономику Польши, а польским боярам (шляхтой называть их еще рано) надоело воевать, и они, нарушая присягу, стали покидать королевское войско. Любопытно, что главным оправданием дезертиров стала неверность их жен, остававшихся надолго без присмотра.

Осенью 1077 г. по возвращении из Киева король начал преследовать дезертиров, а заодно под угрозой смерти приказал неверным женам кормить грудью щенков, а незаконнорожденных младенцев – убивать. Это вызвало повсеместное осуждение.

Группа бояр и ксендзов организовала заговор против короля, во главе которого встал краковский епископ Станислав. На личности этого епископа стоит остановиться подробнее.

Станислав родился 26 июля 1036 г., его родителями были Велислав и Маргарита (Богна), происходившие из боярского рода Туржинов, живших недалеко от Бохни, в деревнях Раба и Щепанов. Первоначальное образование Станислав получил в аббатстве Тынец вблизи Кракова, затем учился за границей в знаменитой в то время кафедральной школе Льежа в Бельгии, а также в Париже. Священный сан Станислав принял в 1060 г. По возвращении в Краков он был назначен каноником Краковского кафедрального собора. После смерти епископа Ламберта 34‑летний Станислав был избран на его епископскую кафедру. В 1072 г. его назначение было одобрено сначала королем Болеславом Смелым, а затем папой Александром П.

Станислав публично потребовал у Болеслава отменить его указы, а получив отказ, торжественно предал короля анафеме. Поскольку королевская власть в Польше была утверждена римским престолом, Станислав объявил, что вместе с отлучением от Церкви Болеслав автоматически лишается королевской власти. Епископ прекрасно понимал, что анафемой он начинает гражданскую войну с королем, и, оставив свою резиденцию в Вавеле, отправился вместе со своими сторонниками в местечко Скалку.

Болеслав Смелый действовал решительно. Его дружина захватила Скалку, а Станислав укрылся в храме Святого Михаила. Король с дружинниками ворвался в храм и ударил несколько раз мечом по голове епископа, после чего приказал своим воинам разрубить его тело на куски.

Позже противники Болеслава Смелого стали распускать слухи о чудесах, происшедших после казни Станислава. Якобы разрубленные члены епископа чудесно соединились вновь, и тело святого мученика стерегли прилетевшие внезапно орлы.

Забегая вперед, скажу, что в 1083 г. останки Станислава были торжественно перенесены из Скалки в кафедральную церковь Вавеля. Тогда же ксендзы попытались канонизировать Станислава. Однако из‑за польских усобиц дело затянулось более чем на полтора века.

В 1253 г., 17 сентября, в базилике Святого Франциска в Ассизи папа Иннокентий IV торжественно причислил епископа Станислава клику святых и вручил архиереям польской Церкви канонизационную буллу. В память этого события в этой базилике позже была устроена часовня в честь святого мученика.

Краков встретил возвращавшихся из Италии посланников торжественной процессией – 8 мая 1254 г. в городе прошли невиданные торжества в честь святого Станислава, в которых участвовали многие епископы и польские удельные князья.

Любопытно, что в 1963 г. профессор Ян Ольбрыхт и доктор Мариан Кусяк провели экспертизу частиц мощей из реликвария святого Станислава, находящегося в кафедральном соборе в Вавеле, и пришли к выводу, что епископ погиб примерно в возрасте 40 лет. На черепе осталось семь следов от ударов мечом. Самая глубокая рана имеет 45 мм в длину и около 6 мм в глубину. Удары были нанесены сзади. Таким образом, предание было частично подтверждено.

С XIII в. Станислав является самым главным польским святым. И это не случайно. Обратим внимание на принципиальные различия в менталитете Руси и Польши уже в конце XI в. Тогда и на Руси появились первые святые Борис и Глеб. Но это были «святые мученики» – защитники государства, то есть княжеской власти. А святой Станислав был «милостию Божией мятежник». Важно и то, что на Руси священниками обычно становились простолюдины, очень редко – дети обедневших дворян, но никогда – княжичи. В Польше же уже тогда епископами становились исключительно отпрыски знатных боярских родов. И были они не столько священниками, сколько крупными феодалами, мало зависящими от королевской власти.

И совсем не случайно святой Станислав был особо почитаем папой Иоанном Павлом II, который в течение 15 лет был краковским архиепископом – «преемником святого Станислава». Во время его краковского архиепископства ежегодно в день 8 мая торжественная процессия доставляла мощи святого из кафедрального собора на Скалку. Кардинала Кароля Войтылу часто видели погруженным в молитву перед мощами святого Станислава в Вавеле. Свое первое паломничество в Польшу папа совершил в 1979 г., в 900‑летнюю годовщину смерти святого Станислава, и посвятил преславному мученичеству святого проповеди на площади Победы в Варшаве и Ченстохове, на конференции епископата Польши. Особую проповедь о святом Станиславе папа произнес в кафедральном соборе Краковской епархии при завершении поместного Синода и в прощальной проповеди на Блонях Краковских.

Но вернемся в Польшу XI в. Казнь епископа сплотила оппозицию, и король Болеслав был вынужден бежать из страны. Он нашел приют в Венгрии, где старался убедить короля Владислава помочь ему вернуть трон. Последние годы жизни короля покрыты тайной. Согласно преданию, Болеслав Смелый скончался в 1081 г. кающимся монахом в бенедиктинском аббатстве в Осяке (Хорватия).

Вместо Болеслава Смелого бояре и ксендзы возвели на престол его слабовольного брата Владислава (Володислава) I Германа (1043–1102).

Как писал СМ. Соловьев, «Владислав вверился во всем палатину Сецеху, который корыстолюбием и насильственными поступками возбудил всеобщее негодование. Недовольные встали под предводительством побочного сына Владиславова, Збигнева. В эту усобицу вмешались чехи, а с другой стороны, Владислав должен был вести упорную борьбу с поморскими славянами. Легко понять, что при таких обстоятельствах Польша не только не могла обнаружить своего влияния на дела Руси, но даже не могла с успехом бороться против Василька Ростиславича, который с половцами пустошил ее области»*.

Замечу, что Василько Ростиславович (1062–1124) был с 1085 г. удельным князем Теребовльским.

* Соловьев С. М.История России с древнейших времен. Кн. I. С. 369.

В 1138 г. (по другим сведениям – в 1139 г.) умер польский король Болеслав ІІІ Кривоустный (р. 1086; г. пр. 1102–1138). После его смерти Польша окончательно вступила в период феодальной раздробленности. Юридическое оформление феодальная раздробленность получила в Статусе Болеслава Кривоустного, изданном в 1138 г. Согласно этому Статусу, Польское государство было разделено между сыновьями Болеслава ІІІ: старший сын, Владислав II (1105–1159), получил Силезию; Мешко (1126–1202) – большую часть Великой Польши с Познанью и часть Куявии; Болеслав Кудрявый (1121–1173) – Мазовию; Генрих – Сандомирскую и Люблинскую земли. Статусом устанавливался принцип сеньората. Старший в роду получал верховную власть с титулом великого князя. Столицей его был Краков. Помимо собственного удела он получал еще великокняжеский, в состав которого входили Краковская, Серадзьская и Ленчицкая земли, часть Куявии с городом Крушвицей и часть Великой Польши с Калишем и Гнезно.

Старший Болеславович, Владислав II, слыл человеком кротким и миролюбивым. Полной противоположностью ему была его жена Агнесса – дочь австрийского герцога Леопольда. Ей казались дикими родовые отношения между князьями; она не могла смириться с тем, что ее супруг только старший среди братьев. Агнесса язвительно называла мужа «полукнязем» и «полумужчиной» за то, что он терпел рядом с собой столько равноправных князей. И Владислав, не выдержав насмешек жены, поддался ее увещеваниям и начал требовать дань с уделов братьев, забирать их города и даже намеревался изгнать их из Польши. Но вельможные паны встали на защиту младших братьев, и Владислав в 1142 г. был вынужден бежать в Германию. Краковский престол перешел к следующему по старшинству брату – Болеславу IV Кудрявому.

Русские князья вновь вмешались в польские усобицы. Тем более что великий князь Киевский Всеволод Ольгович (р. до 1094–1146) был в родстве с Владиславом II – дочь Всеволода Звенислава была замужем за старшим сыном Владислава Болеславом. В 1142 г. Всеволод послал своего сына Святослава, двоюродного брата Изяслава Давыдовича и Владимира Галицкого на помощь Владиславу II против его младших братьев. Но русские полки не спасли Владислава. Русский летописец повествует, что княжеские дружины больше занимались опустошением и разграблением Польши, чем усмирением младших братьев Болеславичей, «побравши в плен больше мирных, чем ратных людей».

Владислав еще надеялся с помощью русских или немцев вернуть себе польский престол, и в 1145 г. князь Игорь Ольгович (ок. 1096–1147, с 1146 – великий князь Киевский) с братьями вновь отправился в польские земли воевать младших братьев Болеславичей. «В середине земли Польской встретились они с Болеславом Кудрявым и братом его Мечеславом (Мешко). Польские князья не захотели биться, приехали к Игорю с поклоном и помирились на том, что уступили старшему брату Владиславу четыре города во владение, а Игорю с братьями дали город Визну, после чего русские князья возвратились домой и привели с собою большой полон».

С XII в. особое значение в русско‑польских отношениях приобретает Галицкое удельное княжество. В 1187 г. умер Галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл. Перед смертью он обратился к боярам: «Я одною своею худою головою удержал Галицкую землю, а вот теперь приказываю свое место Олегу, меньшому сыну моему, а старшему, Владимиру, даю Перемышль». Но Олег был сыном князя от наложницы Настасьи, которую в 1174 г. галицкие бояре сожгли на костре. Поэтому Олега сразу же после смерти отца изгнали из Галича, а на престол был посажен Владимир Ярославич (ок. 1151 – ок. 1198). Но увы – Владимир увлекался вином и женщинами. По словам летописца, он «умел только пить, а не любил думы думать с своими боярами. Отнял у попа жену и стал жить с нею, прижил двоих сыновей. Мало того, понравится ему чья‑нибудь жена или дочь, брал себе насильно».

Встретившись с сильной боярской оппозицией, Владимир Ярославич решил не искушать судьбу и бежал из родного Галича в Венгрию. Галичем же овладел соседний владимиро‑волынский князь Роман Мстиславич (р. после 1149–1205).

Венгерский король Бела ІІІ радушно встретил изгнанника Владимира Ярославича, собрал большую рать и пошел на Галич. У Романа Мстиславича не было сил для сражения с венгерским войском, и он отправился обратно на Волынь. Однако хитрый Бела ІІІ обманул Владимира и поставил галицким князем своего сына Андрея. А Владимира Ярославича силой увезли в Венгрию и заточили в каменной башне.

В 1190 г. Владимиру удалось бежать из венгерской неволи. Вскоре он объявился при дворе германского императора Фридриха Барбароссы. Владимир предложил Фридриху выплачивать ежегодно по две тысячи гривен серебром, и тот отправил его при своем после к польскому князю Казимиру II Справедливому (1138–1194) с приказом, чтобы тот помог ему получить обратно галицкий престол. Казимир послал с Владимиром своего воеводу Николая с войском. Когда галичане узнали о приближении своего бежавшего князя с польским войском, то вышли ему навстречу, провозгласили своим князем, а венгерского королевича Андрея изгнали.

В Польше после смерти Болеслава IV Кудрявого в 1173 г. великокняжеский престол перешел к следующему брату – Мешко ІІІ, но тот умудрился восстановить против себя вельможных панов и вскоре был изгнан ими. Князем провозгласили самого младшего Болеславича – Казимира II Справедливого.[15] После смерти Казимира великим князем был избран его сын – несовершеннолетний Лешко Белый (1186–1227), однако еще был жив отставной великий князь Мечеслав ІІІ, которого именовали Старым, и вскоре он начал против племянника усобицу.

В это время в Кракове объявился князь Роман Мстиславич, который приехал просить помощи в своей очередной усобице. Он надеялся эту помощь получить, поскольку вдова Казимира Справедливого Елена приходилась ему родной племянницей, она была дочерью его брата Всеволода Мстиславича Вельского. Казимировичи ответили: «Мы бы рады были тебе помочь, но обижает нас дядя Мешко (Мечеслав), ищет под нами волости. Прежде помоги ты нам, а когда будем все мы поляки за одним щитом, то пойдем мстить за твои обиды».

Роман был не один, а с дружиной, и отправился вместе с детьми Казимира на Мечеслава Старого. Тот не желал биться с дружиной Романа Мстиславича и попросил его быть посредником в споре между ним и племянниками. Но Роман все же напал на войско Мешко. В результате дружина его была разбита, а сам князь, раненный, бежал в Краков, откуда уцелевшие дружинники перенесли его домой – во Владимир‑Волынский.

Тем не менее союз с Казимировичами позже все‑таки принес свои плоды Роману Мстиславичу. В 1198 г. умер галицкий князь Владимир Ярославич, и польские войска помогли Роману занять галицкий престол. Замечу, что теперь Роман сел в Галиче «всерьез и надолго» и стал основателем династии галицких королей.

Между тем власть в Кракове три раза переходила от Лешко Белого к Мешко. В конце концов Мешко ІІІ вроде бы твердо сел на престол, но в 1202 г. умер. Польские вельможи предложили престол Лешко, но не сговорились о цене и отдали его сыну Мешко, Владиславу ІІІ Ласконогому (1161–1231). Вскоре Ласконогий поссорился с католическими прелатами и частью знати, и на престоле вновь оказался Лешко.

Князь Роман Мстиславич был постоянным союзником Лешко в его борьбе с Мешко и Ласконогим, но когда Лешко основательно обосновался в Кракове, Роман потребовал у него волости в награду за прежнюю дружбу. Лешко отказал и в результате прежние союзники рассорились. По словам летописца, в ссоре этой не последнюю роль сыграл Владислав Ласконогий. В 1205 г. Роман Мстиславич осадил Люблин, но, узнав, что Лешко с братом Конрадом идут на него, снял осаду и двинулся им навстречу. Перейдя Вислу, галицкие полки стали под городом Завихвост. Вскоре туда прибыли послы от Лешко и начали переговоры. Решено было приостановить военные действия до их окончания. Роман Мстиславич с несколькими дружинниками спокойно поехал на охоту, но в засаде его ждал большой польский отряд. Силы были не равны, и в коротком, но жестоком бою Роман Мстиславич и его дружинники были убиты.

СМ. Соловьев писал о галицком князе: «Роман слыл грозным бичом окрестных варваров – половцев, литвы, ятвягов, добрым подвижником за Русскую землю, достойным наследником прадеда своего, Мономаха: „он стремился на поганых, как лев, – говорит народное поэтическое предание, – сердит был, как рысь, губил их, как крокодил, перелетал земли их, как орел, и храбр он был, как тур, ревновал к деду своему, Моно маху“. Мы видели, что одною из главных сторон деятельности князей наших было построение городов, население пустынных пространств: Роман заставлял побежденных литовцев расчищать леса под пашню, но тщетно казалось для современников старание Романа отучить дикарей от грабежа, приучить к мирным земледельческим занятиям, и вот осталась поговорка: „Роман! Роман! худым живешь, литвою орешь“».[16]

Историк Стрыйковский утверждал, что Роман впрягал пленных литовцев и ятвягов в плуги и заставлял выкорчевывать корни деревьев по новым местам.

Роман Мстиславич оставил после себя двух малолетних детей – четырехлетнего Даниила и двухлетнего Васильке Галич представлял собой лакомый кусочек, и все соседи, как воронье, слетелись туда, узнав о смерти грозного Романа. В 1206 г. на Галич двинулось скопище русских князей: Владимир Святославич Черный с братьями, Владимир Игоревич Северский с братьями, к ним присоединился смоленский князь Мстислав Романович с племянниками, а также половцы. В Киеве к ним примкнул Рюрик Ростиславич с сыновьями Ростиславом и Владимиром и племянниками. С другой стороны к Галичу шел с войском из Кракова князь Лешко.

Вдова Романа, княгиня Анна, испугалась и попросила помощи у венгерского короля Андрея II, сына Белы ІІІ, того самого Андрея, который, будучи королевичем, когда‑то княжил в Галиче.

Тем временем галицкие бояре, ненавидевшие Романа и его потомство, подняли мятеж и вынудили вдову с детьми и приближенными бежать во Владимир‑Волынский.

Наконец все три рати подошли к Галичу, но до битвы дело не дошло. Андрею II надо было возвратиться домой из‑за интриг королевы Гертруды, поэтому он наскоро договорился с Лешко сделать галицким князем Ярослава Переяславского, сына великого князя Всеволода Суздальского, и отправился назад в Венгрию.

Однако галицкие бояре обманом посадили князем Владимира Игоревича Северского (ок. 1170–1212). Свое правление Владимир Игоревич начал с того, что послал своих людей во Владимир‑Волынский с требованием выдать вдову и детей князя Романа. Анне вновь пришлось бежать ночью с двумя детьми, дядькой Мирославом, попом и кормилицей. Они долго думали, куда идти. Со всех сторон были только враги. Из всех зол беглецы выбрали меньшее и, уповая на былую дружбу, направились в Польшу к Лешко, хотя князь Роман и был убит людьми Лешко, а мир с Польшей еще не был заключен. К счастью, Лешко сжалился над беглецами и встретил их словами: «Не знаю, как это случилось, сам дьявол поссорил нас с Романом». Он отправил малолетнего Даниила в Венгрию со своим послом, велев передать королю: «Я позабыл свою ссору с Романом, а тебе он был друг: вы клялись друг друга, что кто из вас останется в живых, тот будет заботиться о семействе умершего. Теперь Романовичи изгнаны отовсюду: пойдем возвратим им отчину их».

Владимир Игоревич правил Галичем недолго. Он поссорился с галицкой дружиной и не придумал ничего лучшего, как уничтожить ее. Однако убить удалось всего около пятисот человек, остальные разбежались. Многие из галицких дружинников и бояр отправились в Венгрию и стали просить короля Андрея: «Дай нам отчича нашего Даниила: мы пойдем с ним и отнимем Галич у Игоревичей». Король согласился, дал галицким боярам большое войско и вместе с Даниилом послал их в Галич. Лешко из Польши также направил отряд в помощь малолетнему Даниилу.

Владимир Игоревич с сыном не стали дожидаться прихода войска и бежали. Даниил торжественно въехал в Галич, и бояре посадили его на отцовский престол в соборной церкви Богородицы.

Трудности, с которыми встретился в Галиче юный князь, выходят за рамки нашего повествования, поэтому я приведу лишь один эпизод, хорошо иллюстрирующий и обстановку в Галиче, и характер мальчика. СМ. Соловьев писал: «Легко понять, что эти бояре посадили Даниила не для того, чтоб усердно повиноваться малютке. За последнего хотела было управлять его мать, приехавшая в Галич, как скоро узнала об успехе сына, но бояре немедленно же ее выгнали. Маленький Даниил не хотел расстаться с матерью, плакал, и когда Александр, шумавинский тиун, хотел насильно отвести его коня, то Даниил выхватил меч, чтоб ударить Александра, но не попал и ранил только его коня. Мать поспешила вырвать у него из рук меч, упросила успокоиться и остаться в Галиче, а сама отправилась в Бельз опять к Васильку и оттуда к королю в Венгрию».[17]

В конце концов Даниилу пришлось бежать, а Галицкое княжество поделили между собой венгерский король Андрей II и польский князь Лешко. В Галиче стал править сын Андрея, королевич Коломан, которого по такому случаю женили на дочери Лешко Белого.

 

Глава 3

ДАНИИЛ – КОРОЛЬ ГАЛИЦКИЙ

 

Молодой князь Даниил Романович (1201–1264) начало 20‑х гг. XIII в. встретил в небольшом, но сильно укрепленном городе Каменец, а к 1229 г. перебрался в Угровск. Здесь его и нашел посланец из Галича с просьбой галичан: «Ступай скорее к нам: Судислав ушел в Понизье, а королевич один остался в Галиче». Даниил немедленно с небольшой дружиной пошел на Галич, а своего тысяцкого Дамьяна послал на Судислава.

На третьи сутки в ночь подошел Даниил к Галичу и встал напротив города на другом берегу скованного льдом Днестра. Галичане и венгры несколько раз предпринимали вылазки и бились на льду с дружинниками Даниила. Но к вечеру потеплело, лед поднялся, и река наводнилась. А краснорожий боярин Семьюнко (летописец даже сравнивает его по цвету лица с лисицей), лютый враг Даниила, зажег мост. В это время к Даниилу подошел Дамьян с перешедшими на их сторону галицкими боярами. Таким образом, у Романовича собралась уже довольно значительная рать. К счастью, подожженный мост через Днестр погас прежде, чем развалился, и через него хоть и с риском, но можно было переправиться.

На следующее утро Даниилово войско перешло Днестр и окружило Галич. Осажденные вскоре сдали город, а королевича Коломана взял в плен сам Даниил, однако молодой князь уже был не только смелым воином, но и здравомыслящим политиком. Он решил не ссориться с венгерским королем и попросту отослал королевича к отцу.

Тем не менее Андрей II пришел в ярость, собрал войско и объявил поход. «Не станет в Галиче камень на камень, – говорил он, – никто уже теперь не избавит его от моей руки». Но как только венгерское войско достигло Карпат, начались проливные дожди, лошади тонули, люди спасались на высоких местах. Король упорно вел войско дальше, дошел до Галича и осадил его. Для защиты города Даниил оставил небольшую дружину под командованием Дамьяна. Воевода не сдавал города, а король вскоре был вынужден снять осаду и увести свое войско, потому что страшный недуг поразил его людей: «кожа падала у венгров с ног, как обувь». Галичане нападали на отставших, убивали и брали в плен, а еще больше венгров умерло по дороге от этой жуткой болезни.

Венгры не унялись и попытались взять реванш в 1232 г. Однако кампании 1232 и 1233 гг. были выиграны Даниилом.

Между тем в Польше Владислав Ласконогий, уступив Краков Лешко Казимировичу, тихо жил в своем уделе. Но вскоре на него напал племянник Владислав, сын Оттона, в русских летописях он фигурирует как Одонич. Затем эта усобица охватила всю Польшу. В 1227 г. Владислав Одонич нанес страшное поражение Ласконогому и занял почти все его владения. На помощь Ласконогому пришли князья Лешко Краковский, его брат Конрад Мазовецкий и Генрих Бреславский. Сторону Одонича принял его зять (брат жены) князь Святополк Поморский. Их объединенное войско неожиданно напало на князей – сторонников Ласконогого, в этом бою был убит Лешко Казимирович – номинальный правитель Польши.

Тогда брат Лешко Конрад призвал на помощь русских князей Даниила и Василька Романовичей – старых союзников покойного Лешко. Русские полки вместе с поляками осадили город Калиш. Даниил хотел взять город, но поляки отказались идти на штурм, несмотря на то что Конрад, «любя русский бой», приказывал им идти вместе с Русью. Осажденные же, видя приготовления русских к приступу, послали к Конраду двух послов для переговоров, один из которых, Пакослав, предложил Даниилу переодеться в его одежду и поехать с ним в Калиш для переговоров. Даниил сначала отказался, но брат Василько уговорил его: «Ступай, послушай их вече», – поскольку один из послов, Мстиуй, не вызывал доверия у Конрада.

Даниил, надев шлем Пакослава, поехал в Калиш и, встав там позади послов, слушал, что просят осажденные передать Конраду: «Скажите вот что великому князю Конраду, этот город не твой ли, и мы разве чужие, ваши же братья, что ж над нами не сжалитесь? Если нас Русь пленит, то какую славу Конрад получит? Если русская хоругвь станет на забралах, то кому честь доставишь? Не Романовичам ли одним? А свою честь унизишь! Нынче брату твоему служим, а завтра будем твои, не дай славы Руси, не погуби нашего города». Пакослав отвечал на это: «Конрад‑то бы и рад вас помиловать, да Даниил очень лют, не хочет отойти прочь, не взявши города. Да вот он и сам стоит, поговорите с ним», – прибавил он, смеясь и указывая на Даниила. Князь снял шлем, а калишане закричали ему: «Смилуйся, помирись». Романович от души посмеялся и хорошо поговорил с горожанами, потом взял двух человек, привел их к Конраду и тот заключил с ними мир.

В этом походе русские захватили в полон много челяди и знатных боярынь. Между Русью и Польшей был заключен договор, что если впредь случится между ними война, то полякам не пленять русской челяди, а русским – польской.

Князья Даниил и Василько Романовичи возвратились домой с честью и славой: как говорил русский летописец, ни один русский князь не входил так далеко в землю Польскую, кроме Владимира Великого, который землю крестил.

В ходе этой усобицы князь Конрад Мазовецкий совершил величайшую ошибку, за которую позже веками станут расплачиваться русский и польский народы. Он пригласил на территорию Польши рыцарей Тевтонского ордена. Наивный князь думал, что немцы защитят от набегов язычников – пруссов и литовцев.

В 1225 г. послы Конрада предложили магистру Тевтонского ордена Герману фон Зальцу Хельмскую (Кульмскую) землю в обмен на обязательство защищать польский народ от набегов язычников. В 1226 г. германский император Фридрих II предоставил ордену владение Кульмской землей и всеми землями, которые он впредь завоюет у пруссов, но в виде императорского лена, без всякой зависимости от мазовецких князей. В 1228 г. в новые владения ордена с большим отрядом рыцарей прибыл первый областной магистр Пруссии Герман Балк. В 1230 г. последовало окончательное утверждение всех условий с Конрадом, и орден начал свою деятельность на новых землях.

О столкновениях новых германских завоевателей с Русью до нас дошел лишь смутный рассказ летописца, датированный 1235 г. По его словам, Даниил сказал: «"Не годится держать нашу отчину крестовым рыцарям", – и пошел с братом на них в силе тяжкой, взял город, захватил в плен старшину Бруно, ратников и возвратился во Владимир».

Батыево нашествие выходит за рамки нашего исследования. Здесь же стоит отметить лишь два нюанса.

Во‑первых, ни польские, ни венгерские власти не ответили на просьбы русских князей о помощи.

Во‑вторых, основные силы татар Батый двинул на Венгрию, а не на Польшу. В Польшу же вторгся конный отряд численностью от 8 до 10 тысяч под командованием темника Байдара. 10 марта 1241 г. Байдар переправился через Вислу у Сандомира, оттуда он отправил отряд под командованием Кайду для опустошения края в направлении Ленчицы с последующим выходом к Кракову. Сам Байдар предпринял глубокий рейд до окрестностей Кельца. Прикрывая путь на Краков, польские краковские войска воеводы Владимежа и сандомирские воеводы Пакослава пытались остановить татар, но 18 марта под Хмельником были разбиты. Воевода Владимеж был убит, а войска бежали. Краковский и сандомирский князь Болеслав Стыдливый с матерью, русской княжной Гремиславой Ингваровной, и другими домочадцами бежал из столицы в Венгрию.

28 марта 1241 г. татары штурмом взяли Краков. Далее Байдар двинулся к Вроцлаву. Под Вроцлавом поляки собрали большие силы под командованием князя Генриха Благочестивого. На помощь к ним прибыли немецкие рыцари и французские тамплиеры.

Северная Русь, Пруссия и Польша. XIII в.

9 апреля соединенные войска сразились с татарами у Легницы и были наголову разбиты. В письме аббата бенедиктинского монастыря Мариенбурга в Вене от 4 января 1242 г. говорится о более чем сорока тысячах павших. Великий магистр Понсе д'Обона писал французскому королю Людовику IX, что тамплиеры потеряли под Легницей пятьсот человек. Погиб и сам князь Генрих, а татары надели на копье его отрубленную голову.

Батый, находившийся в это время с главными силами в Венгрии, приказал Байдару отрезать чешские войска, находившиеся к северу от Дуная. Байдар 16 апреля отошел от Рацибужа и направился в Моравию.

Замечу, что галицкий князь Даниил Романович со своим сыном Львом еще до взятия Киева Батыем поехал в Венгрию, но был плохо принят королем, который отказался выдать свою дочь за сына Даниила. Галицкий князь выехал из Венгрии, но повстречал толпы народа, бегущего от татар, и вынужден был вернуться. Вскоре Даниил получил известие, что его брат, жена и дети успели убежать от Батыя в Польшу. Тогда князь направился туда же, по дороге повстречал свое семейство, и все вместе они поехали к сыну Конрада Болеславу. Тот дал на время Даниилу город Вышгород, и галицкий князь с семейством пробыл там до тех пор, пока татары не ушли из его волости.

То обстоятельство, что Даниил уехал из Галича только с одним сыном, оставив остальную семью дома, свидетельствует, что он не бежал от татар, а действительно ездил в Венгрию для сватовства и заключения союза с королем против татар.

В апреле 1245 г. папа римский Иннокентий IV отправил к татарам специальную дипломатическую миссию во главе с одним из основателей ордена францисканцев Плано Карпини, который должен был вручить папскую бумагу великому монгольскому хану, а заодно вступить в контакт с южнорусскими князьями. В начале 1246 г. Карпини побывал во Владимире‑Волынском, где беседовал с братом Даниила Васильком Романовичем. Даниил в это время ездил к Батыю. По пути в Орду, между Днепром и Доном, Карпини встретился с Даниилом и рассказал ему о желании Рима вступить с ним в переговоры. Даниил согласился, поскольку поверил обещанию Иннокентия IV поддержать его в борьбе с татарами.

Замечу, что Иннокентий IVпараллельно пытался вести переговоры и с северными русскими князьями. В 1250 г. в Новгород к Александру Невскому прибыло чрезвычайное посольство от папы римского. Причем папское послание было датировано 8 февраля 1248 г. Александр заявил папским послам Гольду и Гементу: «От вас учения не принимаем».

Даниил, напротив, пошел на переговоры, руководствуясь интересами Галицкой Руси и своими собственными. Иннокентий IV отправил доминиканского монаха Алексея с товарищами для постоянного пребывания при дворе Даниила, поручил архиепископу Прусскому и Эстонскому легатство на Руси, позволил русскому духовенству совершать службу на заквашенных просвирах, признал законным брак брата Даниила Василько со своей родственницей, уступил требованию Даниила, чтобы никто из крестоносцев и других духовных лиц не мог приобретать имений в русских областях без позволения князя.

Даниилу от папы в первую очередь нужна была помощь против татар. Но время Крестовых походов прошло, да и в XI–XII вв. эти походы организовывались с целью пограбить богатые восточные страны, а попутно и Константинополь. Сражаться же за идею, да еще со страшными монголами, никто не хотел. Для порядка папа отправил в 1253–1254 гг. несколько булл к христианам Богемии, Моравии, Сербии, Померании, Ливонии и другим с призывом устроить Крестовый поход против монголов, но на его призыв никто не откликнулся.

Тогда вместо помощи в борьбе против татар Иннокентий IV предложил Даниилу королевский титул в награду за соединение с Римской церковью. Но галицкого князя не прельстила корона. «Рать татарская не перестает: как я могу принять венец, прежде чем ты подати мне помощь?» – велел ответить он папе.

В 1253 г., во время пребывания Даниила в Кракове у князя Болеслава, туда прибыли папские послы с короной и пожелали встретиться с галицким князем. Даниил отделался от них, велев передать, что не годится ему встречаться с папскими послами на чужой земле. На следующий год послы опять явились с короной и обещанием помощи. Даниил, не веря в обещания, опять хотел отказаться от королевского титула, но мать и польские князья уговорили его: «Прими только венец, а мы уже будем помогать тебе на поганых». Папа римский даже отправил специальное послание Даниилу, в котором проклинал тех, кто ругал православную греческую веру, и обещал созвать собор для обсуждения вопроса о соединении Церквей.

Дело кончилось тем, что князь Даниил короновался в начале 1254 г.[18] в Дорогичине (Дрогичине). В этом небольшом городке у западной границы Галицкого княжества Даниил оказался во время похода на ятвягов. Видимо, у него были какие‑то веские основания поспешить с коронацией. Получив корону, Даниил забыл обо всех обещаниях, данных папе римскому,[19] и не обращал внимания на его укоры и увещевания.

В Риме рассердились, и в 1255 г. папа Александр IV разрешил буллой литовскому князю Миндовгу грабить Галицкую и Волынскую земли. В 1257 г. папа римский пригрозил Даниилу за непослушание Крестовым походом на Галицко‑Волынскую Русь, но и Даниил, и Александр IV прекрасно понимали, что это пустые угрозы, просто «надо ведь было что‑то сказать».

Таким образом, никаких материальных выгод сношения с Римом Даниилу Романовичу не дали, но впредь и он, и его потомки именовались королями.

 

Глава 4

ПОЛЬША, ЛИТВА И РУСЬ – ВРАГИ И СОЮЗНИКИ

 

Литовские племена относятся к индоевропейской группе и пришли на территорию, в основном совпадающую с нынешней Литвой, в ІІІ в. до н. э. Сразу поставим точки над і: сведений о Литве до середины XIII в. ничтожно мало. Так, первое письменное упоминание о Литве содержится в немецкой хронике (анналах Кведлинбурга) 1009 г.

По мнению литовских историков, слово «Литва» пришло в русский, польский и другие славянские языки из литовского языка. Они считают, что слово происходит от названия небольшой речки Летаука, а первоначальная Литва – это небольшой район между реками Нерис, Вилия и Неман.

Разрозненным литовским населением правили десятки князей (кунигасов). Важную роль играли языческие жрецы. Сведения о религии литовцев скудные и довольно противоречивые. Тем не менее следует отметить, что их верования были очень близки к славянским. Так, и у славян, и у литовцев большую роль играл «живой огнь» – Знич. Раз в году с помощью трения добывался новый живой огонь, от которого зажигали огонь у жертвенника и разносили по домам. Если огонь на жертвеннике потухал по вине жреца, то его немедленно убивали.

Бог войны, повелитель грома и молний, у литовцев звался Пяркунас, западные славяне называли его Перкунос, а восточные – Перун. Как и славяне, литовцы создавали больших деревянных идолов Пяркунаса. Перед этими идолами совершали жертвоприношения – буйволов, быков; но, разумеется, Пяркунас больше всего любил людей – причем если славяне жертв Перуну (обычно пленных) убивали мечом, то литовцы сжигали людей живьем.

Особую роль в религии литовцев играл Крива – божество Луны. Славяне тоже поклонялись Криве, но его культ у них был менее распространен.

Общими в пантеоне богов были богиня любви Милда (у славян – Милка) и скотский бог Велияс (у славян – Белес). А вот бог пчеловодов Рагутис у славян не встречался.

Письменности своей литовцы не имели – в XIII в. переписку литовских князей с немцами и поляками вели на латыни немцы (пленные или католические миссионеры). В начале XIV в. государственным языком Великого княжества Литовского стал русский, и вся документация велась по‑русски кириллицей, и лишь в конце XVI в. появляется литовская письменность, то есть литовские слова, написанные латиницей.

На русские земли нападали как литовские князья, так и небольшие группы латрункулей, то есть профессиональных разбойников. Русские князья действовали достаточно пассивно и походы в Литву совершали в основном для того, чтобы вернуть награбленное. Впрочем, не исключено, что ряд пограничных литовских племен платили дань русским.

В начале XIII в. крестоносцы предприняли первые походы против Литвы. Столкновения с крестоносцами приносили литовцам порой и выгоду – они улучшали свое вооружение и изменяли тактику боя. Произошло укрупнение племенных образований, и возникло несколько межплеменных союзов. Тем не менее в летописях 1240–1292 гг. упоминаются тридцать три литовских князя, принадлежавших к девяти поколениям.[20]

Примерно в 1520 г. в Польше и Литве появилась легенда о том, что литовские князья произошли от Палеймона, родного брата… римского императора Нерона. Сей мифический брат с войском отправился из Рима на север, там родил трех сыновей – Барка, Куноса и Спера, и вот от Куноса и пошли литовские князья. Понятно, что иных сведений о существовании «римлянина» Палеймона нет. Любопытно, что в середине XVI в. пан М. Тышкевич подал меморандум королю Сигизмунду II, в котором предложил учить в школах подлинному литовскому языку – латыни. Ясно, что это было сделано с целью вытеснить из обращения русский язык и русскую письменность. Однако против этого плана выступили… католические епископы, которые опасались, что изучение латыни приведет к распространению протестантизма среди жителей Великого княжества Литовского.

Есть и куда более реальная версия – о происхождении, по крайней мере части, литовских князей от сыновей полоцкого князя Ростислава Роголодовича[21]. Существуют и другие легенды, но от пересказа их я воздержусь, дабы не утомлять читателя. Однако ничего достоверного о происхождении литовских князей сказать нельзя.

Конфликты Руси с литовцами отмечены в русских летописях еще во времена Владимира Святого. Но при этом летописцы лишь фиксировали факт набега литовцев или поход на них русского князя, не приводя никаких деталей. Литовские же письменные источники до XIII в. вообще отсутствуют.

Лишь в XIII в. русские летописцы приводят хоть какие‑то сведения о нападениях Литвы. Вот, например, запись за 1229 г.: «[Литва] опустошила страну по озеру Селигеру и реке Поле, новгородцы погнались за ними, настигли, били и отняли весь полон». В 1234 г. «литовцы явились внезапно перед Русою и захватили посад до самого торгу. Но жители и засада [гарнизон] успели вооружиться: огнищане и гридьба, купцы и гости ударили на литву, выгнали ее из посада и продолжали бой на поле. Литовцы отступили. Князь Ярослав, узнавши об этом, двинулся на врагов с конницею и пехотою, которая ехала в насадах по реке Ловати. Но у Муравьина князь должен был отпустить пехоту назад, потому что у ней не достало хлеба, а сам продолжал путь с одною конницею. В Торопецкой волости на Дубровне встретил он литовцев и разбил их. Побежденные потеряли 300 лошадей, весь товар [добычу] и побежали в лес, побросавши оружие, щиты, совни, а некоторые тут и костью пали». Новгородцы в этом бою потеряли десять человек.

После Батыева нашествия литовцы осмелели и стали чаще вторгаться на территорию русских княжеств, но это не всегда им сходило с рук. Так, в 1245 г. большие силы литовцев появились около Торжка и Бежецка. В Торжке в это время сидел князь Ярослав Владимирович, возвратившийся после заключения мира из Ливонии. Он погнался было за литовцами, но потерпел поражение и потерял всех лошадей. Но вскоре на подмогу Ярославу Владимировичу подошли дружины из Твери и Владимира, и Ярослав продолжил преследование. Ему удалось догнать литовцев под Торопцом. Литовцы были разбиты, а уцелевшие заперлись в городе. Но на следующее утро подошел Александр Невский с новгородской дружиной, взял Торопец, отнял у литовцев весь полон и перебил всех их князей – более восьми человек.

Через несколько дней после взятия Торопца Александр Ярославич получил весть о появлении нового отряда литовцев. Он отпустил новгородские полки домой, а сам с ближней дружиной (двором, как сказано в летописи) погнался за литовцами, нагнал у озера Жизца и перебил всех без пощады. Затем князь пошел в Витебск, забрал там своего сына и направился домой, в Новгород. Но по дороге, недалеко от Усвята, Александр Ярославич опять наткнулся на литовцев и разбил их.

На следующий, 1246‑й, год литовцы решили попытать счастья на юге. Но, возвращаясь с набега на окрестности Пересопницы, они были настигнуты у Пинска Даниилом и Васильком Романовичами и наголову разбиты. В 1247 г. Романовичи вновь разбили литовцев.

К этому времени среди литовских князей выдвинулся умный, смелый и жестокий князь Миндовг. В 1252 г. он отправил своего дядю Выкынта и племянников Тевтивила и Едивида на Смоленск, сказав им: «Что кто возьмет, тот пусть и держит при себе». На самом же деле Миндовг отправил родственников в этот поход для того, чтобы в их отсутствие захватить принадлежавшие им земли. Миндовг послал вслед за родственниками войско, чтобы нагнать их и убить. Но князей кто‑то предупредил, и они попросили защиты у своего родственника Даниила Романовича, женатого на сестре Тевтивила и Едивида.

Миндовг отправил послов к Даниилу с требованием выдать беглецов. Но Даниил категорически отказался – не столько из родственных чувств, сколько из желания вмешаться в дела литовцев. Посоветовавшись с братом Василько, он послал сказать польским князьям: «Время теперь христианам идти на поганых, потому что у них встали усобицы». Поляки на словах пообещали Даниилу союзничество, но войск не дали. Тогда Романовичи стали искать других союзников для борьбы с Миндовгом и отправили князя Выкынта в Жмудь к ятвягам и в Ригу к немцам. Выкынту удалось за хорошую плату уговорить ятвягов подняться на Миндовга, немцы также пообещали помощь и велели сказать Даниилу: «Для тебя помирились мы с Выкынтом, хотя он погубил много нашей братьи».

Братья Романовичи, посчитав собранные силы достаточными, выступили в поход. Даниил послал Василька на Волковыск, своего сына – на Слоним, а сам пошел к Здитову. Поход был успешным, и русские полки с богатой добычей и полоном возвратились домой.

Затем русско‑половецкое войско под началом Тевтивила вторглось в удел Миндовга. С другой стороны Миндовга должны были атаковать немцы, но орден не торопился и Тевтивилу пришлось лично приехать в Ригу, принять христианство, и только тогда рыцари начали готовиться к войне.

Миндовг сообразил, что войну на два фронта – с Даниилом и орденом – он не осилит. Тогда он тайно послал магистру ордена Андрею фон Штукланду богатые дары и велел передать: «Если убьешь или выгонишь Тевтивила, то еще больше получишь». Магистр дары принял, но передал Миндовгу, что, несмотря на свое расположение к нему, орден не может оказать ему помощь, пока тот не примет христианства. Миндовг недолго думая крестился. Папа римский был в восторге. Он принял литовского князя под покровительство святого Петра, отписал ливонскому епископу, чтобы никто не смел оскорблять новообращенного, поручил кульмскому епископу возложить на Миндовга королевский венец, писал об установлении соборной церкви в Литве и епископства.

Но Миндовг принял христианство только для вида, надеясь при первом удобном случае возвратиться в прежнюю веру. В летописи говорится: «Крещение его было льстиво, потому что втайне он не переставал приносить жертвы своим прежним богам, сжигал мертвецов; а если когда выедет на охоту и заяц перебежит дорогу, то уж ни за что не пойдет в лес, не посмеет и ветки сломить там».

Как бы то ни было, но Миндовг сделал орден из врага союзником, и теперь уже князь Тевтивил вынужден был бежать из Риги. Прибыв в Жмудь к своему дяде Выкынту, он собрал войско из ятвягов, жмуди и русского отряда, присланного Даниилом, и выступил против Миндовга, на помощь которому подошли немцы. В 1252 г. эта война не ознаменовалась никакими решительными действиями. На следующий год вмешался князь Даниил и опустошил Новгородскую (Новогрудскую) область, а Василько с племянником Романом Данииловичем взяли Городен.

Но в конце 1255 г. Миндовг и Даниил заключили мир. Посредником и миротворцем стал сын Миндовга Воишелк. Личность эта была весьма одиозная, поэтому скажу о нем пару слов. Рассказ летописца наводит ужас: «Воишелк стал княжить в Новгороде [Новогрудке], будучи в поганстве, и начал проливать крови много: убивал всякий день по три, по четыре человека. В который день не убивал никого, был печален, а как убьет кого, так и развеселится». Вдруг пронеслась весть, что Воишелк – христианин. Мало того, он оставляет княжеский престол и постригается в монахи под именем Давида.

Вот этот‑то раскаявшийся Воишелк и явился к королю Даниилу, чтобы быть посредником между ним и своим отцом Миндовгом. Условия были предложены очень выгодные: младший сын Даниила Шварн получал руку дочери Миндовга, а старший, Роман, – Новогрудок, Слоним, Волковыск и другие города, хотя и с обязательством признавать над собой власть Миндовга. Даниил не мог не согласиться, и мир был заключен. Воишелк хотел пробраться в Афонский монастырь, и Даниил выхлопотал для него свободный путь через Венгрию. Но смуты и волнения, охватившие тогда весь Балканский полуостров, заставили Воишелка возвратиться назад из Болгарии. Впоследствии на реке Неман между Литвой и Новогрудком он основал свой монастырь.

Таким образом, южным русским князьям Мономаховичам удалось снова утвердиться в волостях, занятых литовскими князьями. Но полоцкие князья Изяславичи уступили свои волости Литве. Последним полоцким князем был Брячислав, его имя встречается в русской летописи в 1239 г. по случаю брака его дочери и князя Александра Невского. А в 1262 г. в летописи уже фигурирует полоцкий князь литвин Тевтивил – сын сестры Миндовга.

Однако мир между Даниилом и Миндовгом просуществовал только пять лет. В 1260 г. Воишелк и Тевтивил за что‑то схватили молодого князя Романа Данииловича. На выручку ему в Литву вторглись король Даниил и его брат Василько. Чем кончилось дело, как освободили Романа – неизвестно. Известно только, что в 1262 г. Миндовг, желая отомстить Васильку, который вместе с татарами нападал на его земли, послал на Волынь две рати. Пограбив вволю, литовские воины с богатой добычей двинулись в обратный путь. Одна рать остановилась у озера вблизи города Небл, тут‑то их и нагнал Василько. По словам летописца, русские дружинники не оставили в живых ни одного человека, одних порубили мечами, других загнали в озеро, где те и потонули.

В 1262 г. произошло вроде бы незначительное событие, однако чуть было не перевернувшее историю Литвы, России и Польши; у великого князя Литовского Миндовга умерла жена. Миндовг согласно языческим обычаям решил жениться на ее родной сестре, несмотря на то, что она была уже замужем за налыцанским князем Довмонтом. Миндовг послал сказать ей: «Сестра твоя умерла, приезжай сюда плакаться по ней». Когда та приехала, Миндовг заявил ей: «Сестра твоя, умирая, велела мне жениться на тебе, чтоб другая детей ее не мучила», – и женился на свояченице.

Довмонт сильно обиделся, но для виду покорился своему сюзерену и он вступил в сговор с племянником Миндовга от его сестры жмудским князем Тренятой. В 1263 г. Миндовг отправил войско за Днепр на брянского князя Романа Михайловича. В одну прекрасную ночь Довмонт объявил войску, что волхвы предсказали несчастья, и с преданной ему дружиной покинул рать. Внезапно люди Довмонта ворвались в замок Миндовга и убили князя и его двух сыновей.

Тренята по уговору с Довмонтом стал княжить в Литве вместо Миндовга, оставив за собой и жмудскую вотчину. Он послал сказать своему брату, полоцкому князю Тевтивилу: «Приезжай сюда, разделим землю и все имение Миндовгово». Но, деля Миндовгово добро, братья рассорились, да так, что оба думали, как бы убить друг друга. Боярин Тевтивила Прокопий Полочанин донес Треняте о замыслах своего князя, тот опередил брата, убил его и стал княжить один. Однако княжить Треняте пришлось недолго. Четверо конюших Миндовга решили отомстить убийце своего князя и убили Треняту, когда тот шел в баню.

О смерти Миндовга Воишелк‑Давид узнал в монастыре на Святой горе. Он испугался и бежал из Литвы в Пинск, а оттуда обратился за помощью к Шварну Данииловичу – мужу своей сестры. Объединенная русско‑литовская дружина изгнала Довмонта и его сторонников из Литвы.

При этом стоит отметить две любопытные детали. В битве с войсками Шварна и Воишелка погиб дравшийся на стороне Довмонта безудельный рязанский князь Евстафий Константинович, а Довмонт бежал вместе с остатками своей дружины в Псков, где крестился и получил православное имя Тимофей. Вскоре Довмонт стал грозой ливонских немцев и любимцем псковичей. Последний раз он разгромил рыцарей в 1298 г., а в следующем году умер.

После смерти Тимофей‑Довмонт был причислен псковичами к лику святых. В его житии сказано: «Страшен ратоборец быв, на мнозех бранях мужество свое показав и добрый нрав. И всякими добротами украшен, бяше же уветлив и церкви украшая и попы и нищия любя и на вся праздники попы и черноризцы кормя и милостыню дая».

После изгнания Довмонта власть в Литве перешла к Воишелку, причем Шварн вместе с дружиной остался в Литве. Воишелк прославился жестокими расправами над своими противниками. Приступы жестокости и даже садизма часто сменялись у него религиозным экстазом.

В 1264 г. умер король Даниил. Королем стал его сын Лев, который управлял княжеством («королевствовал») совместно с братьями Мстиславом и Шварном (Роман, видимо, к тому времени уже умер), а дядя их Василько по‑прежнему княжил на Волыни.

В Литве же сложилась любопытная ситуация. Воишелк в 1268 г. вновь вспомнил, что он монах Давид, и поселился в угровском Даниловом монастыре, а всю власть в своих владениях отдал зятю Шварну. Тот, опасаясь, видимо, возобновления внутренних волнений в Литве, просил Воишелка покняжить еще совместно, но тот решительно отказался: «Много согрешил я перед богом и перед людьми. Ты княжи, а земля тебе безопасна». Живя в угровском монастыре, Воишелк говорил: «Вот здесь подле меня сын мой Шварн, а там господин мой отец князь Василько, буду ими утешаться». Но утешаться монаху Давиду пришлось всего год: в 1269 г. Шварн умер. Детей у него не осталось, и литовские вельможи срочно вызвали Воишелка‑Давида из монастыря. Князь победил монаха, и Воишелк вновь стал княжить в Литве, да еще так, что ухитрился поссориться с братом Шварна, королем Львом Данииловичем.

Дело шло к войне, но тут вмешался старый Василько Романович, князь Волынский, и пригласил обоих к себе для примирения.

Воишелк и Лев приехали к Василько во Владимир‑Волынский, где старый советник князя Даниила, немец Маркольд, позвал всех троих князей к себе на обед. За обедом князья примирились, повеселились от души, хорошо поели и изрядно выпили. К ночи старый князь Василько поехал к себе домой, а Воишелк – в Михайловский монастырь, где он остановился. Но дело этим не кончилось. Среди ночи к Воишелку приехал Лев и предложил продолжить веселье: «Кум! Попьем‑ка еще!» Попили еще, по пьянке рассорились, дошло до драки с поножовщиной, и Лев убил Воишелка.

После этого Лев предложил себя в кандидаты на литовский престол. Однако там о нем и слышать не хотели. Вскоре литовские вельможи выбрали себе князя из этнических литовцев. Так провалилась первая попытка мирного объединения Литвы с Русью.

В 1279 г. умер бездетный Болеслав V Стыдливый – князь Краковский, и в Польше началась очередная усобица. Болеславу наследовал старший из двоюродных племянников Лешко Черный, князь Мазовецкий и Сераджский, сын Казимира Конрадовича, и краковская шляхта утвердила его на княжение.

Король Лев Даниилович не угомонился после неудачи в Литве и решил предложить свою кандидатуру на краковский престол, но, по выражению летописца, «бояре сильные не дали ему земли». Тогда Лев в порядке компенсации решил завладеть несколькими приграничными польскими городами и стал просить татарского хана Ногая помочь ему войсками. Ногай людей дал, и Лев с татарскими полками и сыном Юрием вступил в польские владения. К нему присоединились родной брат Мстислав, князь Луцкий, и двоюродный брат Владимир Васильевич, князь Волынский. О двух последних летописец говорит, что пошли они «неволей татарскою».

К Кракову Лев шел, по словам летописца, «с гордостью великою, но возвратился с великим бесчестием», поскольку при Гошличе, в двух милях от Сандомира, был разбит поляками наголову. А в 1281 г. Лешко Черный вторгся в Галицкую область, взял город Перевореск (Пршеворск), сжег его, а жителей перебил. Другой польский отряд численностью двести человек вошел в Волынские земли у Берестья. Поляки разорили с десяток сел и пошли назад, но жители Берестья во главе с воеводой Титом, всего около семидесяти человек, напали на поляков, убили восемьдесят человек, остальных взяли в плен и возвратили все награбленное.

Затем начались усобицы между князьями Мазовецкими, детьми Семовита – Конрадом и Болеславом. Конрад обратился за помощью к князю Волынскому Владимиру Васильковичу, тот послал сказать: «Скажи брату – бог будет мстителем за твой позор, а я готов тебе на помощь», – и стал собирать полки. Послал князь Владимир и к своему племяннику, князю Холмскому Юрию Юльвовичу, тот ответил: «Дядюшка! С радостию бы пошел и сам с тобою, но некогда: еду в Суздаль жениться, а с собою беру немногих людей: так все мои люди и бояре богу на рука да тебе, когда тебе будет угодно, тогда с ними и ступай».

Владимир Василькович собрал полки и двинулся к Берестью, но прежде послал к Конраду посла. Тот, опасаясь неверных бояр, сказал Конраду: «Брат твой Владимир велел тебе сказать: с радостию бы помог тебе, да нельзя: татары мешают». При этом посол взял князя за руку и крепко пожал ее. Князь догадался, уединился с послом и тогда услышал радостную весть: «Брат велел тебе сказать: приготовляйся сам и лодки приготовь на Висле, рать у тебя будет завтра». На следующий день волынское войско переправилось через Вислу и пошло с Конрадом во владения Болеслава. Полки осадили город Гостинный. Конрад стал подстрекать их на штурм: «Братья мои, милая Русь! Ступайте, бейтесь дружнее!» Часть войска двинулась под стены, а другие полки остались на месте на случай внезапного нападения поляков с тыла.

Вскоре город был взят, разграблен и сожжен, жители частично перебиты, частично взяты в плен. Волынские полки с победой и великой честью вернулись домой, потеряв всего двух человек, да и то не при штурме Гостинного, а по дороге. Один был родом прусс, а другой – придворный слуга князя Владимира, любимый его сын боярский Pax Михайлович. Когда русские войска шли мимо Сохачева (Сохоцин), князь Болеслав Семовитович выехал из города, чтобы поймать какой‑нибудь небольшой отряд, на все же войско он напасть боялся.

Князь Владимир приказал своим воеводам не распускать войска, но тридцать человек отделились и поехали в лес, чтобы ловить челядь, скрывавшуюся от них. Болеслав напал на отряд, все разбежались, кроме Раха и прусса. Прусс бросился на Болеслава, но тут же был убит, а Pax убил знатного боярина Болеслава, но и сам заплатил жизнью за свой подвиг. По словам летописца, умерли они мужественно и оставили по себе славу будущим векам.

В 1315 г. власть в Литве захватил Гедимин. Происхождение его неизвестно. Согласно позднейшей официальной литовской версии Гедимин, как и Миндовг, происходил от Палемона, брата римского императора Нерона. По русским же летописям и хроникам Тевтонского ордена Гедимин служил конюхом у князя Витенеса (Витеня), а затем вошел в сговор с молодой женой князя, убил его и овладел престолом.

Великий князь Литовский Гедимин

В 1320 г. Гедимин предпринял поход на Владимир‑Волынский, где княжил Владимир, сын Василька Романовича. Город упорно защищался, но после гибели князя Владимира бояре согласились на капитуляцию. Замечу, что в войске Гедимина этнические литовцы составляли меньшинство, большинство же были русскими – полочане, жители Новогрудка и Гродно. В том же году Гедимин овладел Луцком. На зиму Гедимин остановился в Берестье.

В 1321 г. Гедимин двинулся на Киев, где сидел князь Станислав. Тут стоит сделать маленькое, но очень важное отступление и сказать несколько слов о судьбе града Киева. После Батыева погрома городу так и не удалось оправиться.

В 1250 г. Александр Ярославич Невский по завещанию отца и по воле хана Гуюка получил Киев вместо столь желанного Владимира. Обиженный князь в разоренный Киев даже не поехал, а три года провел в Новгороде, а затем поехал к хану Сартаку, сыну Батыя, с жалобой на брата: мол, Андрюша с Даниилом нехорошее на тебя, великого хана, замышляют. Сартак поверил, отдал Великое княжество Владимирское Александру Ярославичу, а на Русь послал знаменитую Неврюеву рать, опустошившую страну не хуже, чем Батый. Андрей Ярославич вынужден был бежать с женой в Швецию. А его брат через сто лет был причислен к лику святых!

Другие северные князья в Киев ехать также не желали. Преемники Невского на престоле Великого княжества Владимирского Ярослав Ярославич и даже Иван Данилович Калита в числе своих титулов имели титул «князь киевский». Но вероятнее всего, это была чистая формальность. Нет ни прямых, ни косвенных данных, чтобы установить хотя бы приблизительно, когда Киевская земля вышла из подчинения великих князей Владимирских.

Вообще говоря, история Киевской земли с 1240 г. до конца XIV в. – сплошная черная дыра. Историк М.С. Грушевский писал: «Остается сказать еще об одном обстоятельстве – об отсутствии сведений о Киевской земле за вторую половину XIII в. и почти весь XIV в.».[22]

Данных о существовании местного летописания у нас нет, а князей и летописцев Владимиро‑Суздальской Руси Киев абсолютно не интересовал.

Как же управлялась Киевская земля? По косвенным источникам, в том числе по сообщениям итальянского путешественника Плано Карпини, проезжавшего через эти места в 1246 г., южнее и западнее Киева вообще не было князей, а местным населением управляли атаманы (ватманы),[23] выбираемые вечем. Периодически приезжали татарские баскаки, которым атаманы сдавали дань. В двух днях пути южнее Киева уже находились передовые татарские заставы.

Киев покинули митрополиты, бежали многие знатные люди – например, в конце XIII в. или в самом начале XIV в. из Киева в Москву отъехал боярин Родион Несторович. Согласно московским летописям, он привел с собой дружину численностью 1700 человек. М.С. Грушевский писал: «Таких бояр, которые имели до 1700 человек детей боярских и пр., конечно, ни в это, ни в более раннее время в Киевщине не было».[24] По моему мнению, Родион мог привести с собой максимум 100–150 дружинников.

Польша и Литва в XIV–XV вв.

Ряд историков считает, что Киев с 70‑х гг. XIII в. принадлежал галицким королям, которые отправляли туда наместниками мелких князей‑подручников типа Станислава. Доказательства этого утверждения довольно зыбкие, но у противников этой версии вообще доказательств нет и поэтому автору она кажется наиболее достоверной. В 1299 г. из Киева бежал митрополит Максим, причем бежал не от недругов, а от безденежья.

В десяти верстах от Киева, на реке Ирпень, войско Гедимина было встречено дружинами короля Льва Юрьевича (правнука Даниила Романовича), его брата Андрея Юрьевича, их подручника (вассала) Станислава, переяславского князя Олега и брянских князей Святослава и Василия. В ходе сражения на Ирпени русские войска потерпели страшное поражение, король Лев с братом и князь Олег были убиты. Станислав вместе с брянскими князьями бежал в Брянск.

Гедимин приступил к Киеву. Город выдержал двухмесячную осаду. Наконец горожане, не дождавшись ниоткуда помощи, собрались на вече и решили сдаться литовскому князю. Гедимин торжественно въехал в Золотые ворота. Другие города последовали примеру Киева. Гедимин везде сохранил старые порядки, только посадил своих наместников и оставил свои гарнизоны. Наместником в Киеве стал голынанский князь Миндовг.

Сведения о взятии Гедимином Киева имеются лишь в одной литовской летописи и последующих ее компиляциях. Ряд же историков, начиная с XIX в., например М.С. Грушевский,[25] В.Б. Антонович и др., оспаривают это утверждение. Так, Антонович в рассказе о завоевании Волыни признает воспоминание о борьбе Гедимина с волынскими князьями из‑за Подляхии. Поход же на Киев происходил в действительности при Витовте и неправильно перенесен в эпоху Гедимина.

Итак, захват Киева в 1321 г. представляется достаточно спорным, но в любом случае Гедимину удержаться там не удалось. Новгородская летопись под 1331 г. упоминает о киевском князе Федоре, который вместе с татарским баскаком гнался, «как разбойник», за новгородским владыкой Василием, шедшим от митрополита из Волыни. Новгородцы, провожавшие владыку, «остереглись», и Федор не посмел напасть на них.

Из этого известия следует, что в 1331 г. Киевом владел какой‑то князь, плативший дань татарам.

В Галиче же стал править последний король Владимир, сын Льва Юрьевича. О Владимире известно только, что умер он, не оставив наследника, в 1340 г. и от его имени правили галицкие бояре.

Богатое Галицко‑Волынское княжество было лакомым кусочком, и на него с завистью поглядывали соседи. Недавний союзник галицких князей Льва и Андрея, польский король Владислав Локетек, попытался организовать захват Галицко‑Волынского княжества. Летом 1325 г. он добился от папы римского провозглашения Крестового похода на «схизматиков»,[26] однако поход не состоялся. Силезские князья Генрих и Ян также стремились прибрать к рукам Галицко‑Волынскую Русь, уже заранее в грамотах величая себя князьями Галицких и Волынских земель.

В этих условиях бояре, правившие Галичем, решили выбрать князя. Выбор пал на мазовецкого княжича Болеслава, сына Тройдена, женатого на сестре Льва Романовича Марии, то есть претендент приходился племянником Андрею и Льву. Болеслав перешел из католичества в православие, при крещении принял имя Юрий и в 1325 г. стал галицко‑волынским князем. Своей столицей он избрал город Владимир‑Волынский. В историю этот князь вошел под именем Юрия‑Болеслава П.

Юрий‑Болеслав поддерживал мирные отношения с татарскими ханами, ездил в Орду за ярлыком на княжение. Он был в дружбе с прусскими рыцарями, зато вел продолжительные войны с Польшей. В 1337 г. Юрий‑Болеслав в союзе с ордынцами осадил Люблин, но овладеть им князю не удалось.

В 1331 г. Юрий‑Болеслав вступил в союз с Гедимином и женился на его дочери Офке, а литовский князь Любарт Гедиминович женился на дочери Юрия‑Болеслава от первой жены. У Юрия‑Болеслава не было сыновей, поэтому вполне заслуживает доверия запись литовско‑русского хрониста о том, что в 30‑х гг. XIV в. «Любарта принял Володимерьский князь в дотце в Володи мер и в Луческ и во всю землю Волынскую», то есть сделал литовского князя своим наследником.

Чтобы понять дальнейшие события, нам придется обратиться к Польше на несколько десятилетий назад. В XIII в. центральной власти в Польше практически не существовало. Почти непрерывно шли войны удельных князей. Периодически в эти усобицы вмешивались и русские князья. Чаще всего в конце XIII в. в Польшу хаживали галицкие короли. Например король Лев послал своего сына Юрия (с 1307 г. короля Галицкого) в Люблин на князя Конрада, но тот испугался и не стал биться с Юрием, о чем летописец сказал: «…взявши себе позор великий, так что лучше было бы ему умереть». Юрию также не удалось взять Люблин. Сильно опустошив окрестности, он отправился восвояси.

В конце XIII в. во главе великопольских феодалов в их борьбе за объединение страны стал князь Пшемыслав (Пржемысл) II, внук Владислава Одонича. Он распространил свою власть на всю Великую Польшу и присоединил к своим владениям Краковскую землю и Восточное Поморье. В 1295 г. Пшемыслав II стал польским королем, но положение его осложнялось борьбой с маркграфом Бранденбургским и чешским королем Вацлавом II, которому он был вынужден уступить Краковскую землю. В 1296 г. Пшемыслав II был убит.

В ходе усобицы 1290–1300 гг. все воевали против всех: и немцы, и венгры, и князь Мазовецкий Владислав Локеток, а также галицкий король Лев и его брат, луцкий князь Мстислав. За и против кого воевали русские князья, источники до нас не донесли, известно лишь, что они опустошили Сандомирскую волость.

После смерти Пшемыслава чешскому королю Вацлаву (Вячеславу) удалось утвердиться в Кракове. Пясты, княжившие в других польских областях, должны были признать свою зависимость от него как от короля всей Польши, а сам Вячеслав был вассалом германского императора.

После смерти Вацлава II в 1319 г. Краковом овладел мазовецкий князь Владислав Локеток, сын Казимира Конрадовича. В 1320 г. Локеток принял королевский титул. Любопытно, что его некоторые историки именуют Владиславом I, а другие – Владиславом IV, с учетом древних князей (королей) Пястов. Кстати, прозвище Локеток, то есть Локоток, было связано с малым ростом короля.

После смерти Владислава в 1333 г. королем Польши стал его сын Казимир ІІІ Великий. В 1335 г. Казимир заключил мир с чешским королем, а в 1343 г. – с Тевтонским орденом. Теперь у него были развязаны руки для похода на Галицко‑Волынскую землю, раздираемую внутренними конфликтами.

Еще в начале 1340 г. знать составила заговор против Юрия‑Болеслава. Главой заговорщиков стал крупный галицкий феодал Дмитрий Дядька (Детько). 7 апреля 1340 г. Юрий‑Болеслав был отравлен во Владимире‑Волынском. Большинство средневековых авторов сходятся на том, что галицкий князь нажил себе врагов среди местной знати из‑за того, что окружил себя католиками и стремился изменить «закон и веру» Руси. Европейские хронисты рассказывают, что Юрий‑Болеслав буквально наводнил княжество иностранными колонистами, в основном немцами, и пропагандировал католичество. Естественно, прозападная ориентация князя, поляка по рождению и католика по воспитанию возмущала широкие массы русского населения Галицко‑Волынских земель, чем и воспользовались бояре.

Смерть Юрия‑Болеслава и последовавшая за ней анархия в Галицко‑Волынском княжестве позволили польскому королю Казимиру ІІІ в конце апреля 1340 г. напасть на Галицкую Русь. Польские войска заняли несколько замков, в том числе и львовских, и грабили местное население. Одновременно и венгерский король, очевидно, по договоренности с Казимиром, двинул в Галичину свои войска, но они были остановлены на границе галицкими дружинами.

В июне 1340 г. галицко‑волынское войско вместе с призванными на помощь ордынцами нанесло контрудар по Польше и дошло до Вислы. Хотя полностью разгромить войско Казимира им не удалось, именно благодаря этому походу Галицкая Русь вплоть до 1349 г. сохраняла свою независимость от Польши. Казимир ІІІ был вынужден подписать с Дмитрием Дядькой договор о соблюдении нейтралитета.

Тем временем галицкие бояре усиленно искали нового князя для Волыни и остановились на кандидатуре Любарта, которого Юрий‑Болеслав назвал своим наследником. Бояре надеялись, что Любарт, как представитель литовского княжеского рода, не имеющий опоры на Волыни, станет их покорной марионеткой. Итак, Волынь отошла к Литве.

С 1340 г. история Галичины отделяется от истории Волыни. Галичина лишь номинально признавала своим князем Любарта Волынского, фактически же ею правили галицкие бояре во главе с Дмитрием Дядькой. В 40‑х гг. XIV в. Дядька самостоятельно, без участия Любарта, вел военные операции и дипломатические переговоры с польским и венгерским королями. Такая ситуация сохранялась до конца 40‑х гг. XIV в. В борьбе против Польши и Венгрии и Дядька, и Любарт опирались на ордынского хана Узбека и его преемников.

Польских же королей к походам на Восток постоянно подталкивал Рим. Еще папа Григорий IX в послании к доминиканцам в 1233 г. запрещал браки с православными. Когда после набега язычников‑литовцев и убийства мазовецкого князя Земовита I в 1262 г. папа Урбан IV обратился за помощью к королю Оттокару II, перечисляя грозящих врагов, русские «схизматики» оказались на первом месте в этом списке, впереди язычников‑литовцев, хотя речь шла именно о них. В этом послании, датированном 4 июня 1264 г., впервые выступает прямое зачисление христианской Восточной церкви вместе со всеми неверными и язычниками в число общих врагов… христианской Церкви. С этой даты «схизма» занимает первое место в перечнях врагов Церкви. Так, в письме к королю Локетку в 1325 г. папа Иоанн XXII дает отпущение грехов идущим на войну «contra scismaticos, Tataros, paganos aliasque permixtas nationes infideliun» («против схизматиков, татар и других поганых…»). Это же повторил папа Урбан V в письме от 8 июля 1363 г.

В 1343 г. Казимир ІІІ получил от папы значительную финансовую помощь для борьбы с «русинами» и в 1344–1345 гг., заручившись нейтралитетом Любарта, отторг от Галичины Саноцкую землю. Осенью 1349 г. поляки предприняли новый поход на Галичину и Волынь. Преодолевая сопротивление гарнизонов пограничных замков, польские войска захватили города Львов, Белз, Берестье, Владимир‑Волынский. Сам же Любарт отсиделся в осажденном Луцке. Правда, на следующий год он сумел вернуть себе власть на Волыни, но Галичина уже не только вышла номинально из‑под его контроля, но и была присоединена к Польскому королевству.

Тут следует отметить один важный момент. В 90‑х гг. XX в. многие литовские и украинские историки стали утверждать, что польские и литовские войска освободили русские земли от татарского ига. На самом же деле после перехода Галичины к Польше дань татарам платилась в том же объеме. Так, папа Иннокентий VI в 1357 г. в булле к польскому королю Казимиру упрекал его в том, что с отнятых у «схизматиков» земель Казимир уплачивает дань «татарскому королю».[27]

 

Глава 5

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!