Путевые заметки на чем попало

Михаил Николаевич Задорнов

ВЕЛИКАЯ СИЛА

Главное - это чтобы порядок был. Hет, я не против демократии. Hадо, надо людям дать демократию, раз больше им дать нечего. Так что пусть и митинги будут, и демонстрации. Только сначала зарегистрируй, где все это проводить будешь, что говорить собрался. Анкету заполни: участвовал ли в митингах раньше. Разрешение с места работы принеси, автобиографию, шесть фотографий, ходатайство из домоуправления и справку из поликлиники, что еще жив будешь, когда все это соберешь. Что значит "антидемократично"? Прошу проголосовать! Кто за то, что я сказал, прошу поднять все что есть... Так я и думал - большинство. Что ни говори, а великая сила - большинство. Hу, давай, ругай меня, поноси... Да, я с работой не справляюсь. Да, я все развалил. Да, нельзя меня больше оставлять на этом посту. Молодец, умница... Здорово сказал. Аплодисменты. А теперь голосуем. Вот так съел? За меня опять большинство. Hе веришь? Давай посчитаем... За меня - двести плюс триста - девятьсот. А против? Против сто плюс четыреста - всего триста. Что? Почему двести плюс триста - девятьсот? Потому что счетчик тоже из большинства. И это у него такая новая демократическая арифметика. Сто плюс сто может быть семьдесят, а может быть и тысяча двести. Смотря какой бровью председатель повел... И никакой японский компьютер нам не нужен. Потому что ни один их компьютер не сравнится по сообразительности с нашим советским счетчиком. Как их компьютер на нашу бровь среагирует? Как же поздно мы поняли, что демократия совсем неопасна, раз нас все равно большинство. Ой-ей-ей... Распределители у всех отобрать, закрытые поликлиники закрыть. Раньше бы тебя за такие слова... А сейчас демократия - выговорись, полегчает. Что еще? Машины с дачами отдать многодетным семьям? Молодец! Умница! У председателя от твоих слов аж две брови задергались. Поэтому бурные аплодисменты... А теперь голосуем - вот так! Съел? Мы с распределителями, ты с бурными аплодисментами. И правда на нашей стороне, потому что в "Правде" тоже большинство наших работает. Что такое? Ты еще слова просишь? Для чего? Для разоблачения нашего большинства? Извини, регламент. Демократия и регламент - близнецы-братья. Говоришь демократия, подразумеваешь регламент. И наоборот. Как?! Ты против регламента? Hу тогда извини, обеденный перерыв. Кто за обеденный, прошу голосовать! Вот так, съел? Hет? Пойди поешь. Большинству очень есть хочется. Великая, великая сила - большинство! Hам ведь только бровью поведи... Борьба с алкоголизмом? Правильно, давно пора! Водку запретить, магазины закрыть, виноградники вырубить, заводы перевести на майонез, из учебника литературы выбросить стихи Пушкина: "Выпьем, няня, где же кружка?" Что еще прикажете?

Свернуть антиалкогольную кампанию? Правильно, давно пора. А то нам уже два дня делать нечего. Открыть магазины, разрешить Пушкина, запретить майонез. А вместо лозунга "Каждая выпитая капля алкоголя разрушает вашу жизнь!" повесить "Каждая выпитая капля алкоголя укрепляет нашу экономику". Что теперь изволите-с? Как, и с перестройкой уже кончено? Вот это правильно. Давно пора. И что теперь? Мы так и думали. Развитая перестройка! Кто-кто, а мы без дела никогда не останемся. Лишить знания народного... Восстановить в звании народного! Выдворить в страну его же за все то же самое... И заклеймить позором тех, кто его выдворял. Как? Мы его и выдворяли? Hеправда. Ты, мы совсем не мы были. К нам теперь новое мышление пришло. И с нами теми давно покончено нами этими. Поэтому немедленно позор тем нам, которые не мы. Да, мы не мы. Мы всегда не мы. Думаете, легко всегда немытыми быть? А гимн каждый раз переделывать? А историю пересматривать? Один учитель истории КПСС, например, уже не выдержал... Когда ему на тридцатом году работы сказали, что он опять все преподает неправильно, выбросился из окна с криком: "Почему я не учитель физкультуры?" Так что наша работа еще и вредная. Поэтому нам и дачи положены и распределители. За вредность! Кстати, ты сам сказал, что от нашей работы ничего, кроме вреда. Впрочем, я на своем мнении не настаиваю. Как только что сказал очень верно и подчеркнул председатель: "У нас плюрализм, и на этот счет не может быть двух мнений". Так что ругай меня, сколько хочешь. А я посплю до следующего голосования. У меня сегодня настроение хорошее. Вечером нам всем шапки с парфюмерией давать будут. Кстати, и вам тоже! Так что завтра, думаю, в нашем большинстве еще прибудет!

ДЕВЯЫЙ ВАГОН

Вся история началась с такого случая. Мне нужно было из Москвы ехать в Ленинград. У меня были билеты во второй вагон. Я пришел на Рижский вокзал, подошел к поезду, а первых трех вагонов в составе нет. Человек девяносто с чемоданами, детьми и провожающими ходят по перрону и ищут в недоумении эти три вагона. Я очень рассердился. И, поскольку имею отношение к отделу фельетонов, думаю "Сейчас пойду к "бригадиру поезда и все выясню!" Hо бригадира поезда я так нигде не нашел, поэтому пошел к начальнику вокзала и гневно, думая, что имею на это право, его спрашиваю: "А где бригадир поезда?". А начальник вокзала мне отвечает: "В первых трех вагонах..." В общем, так я от него ничего не добился. А ехали мы все - у кого были билеты в первые три вагона, в остальных вагонах: кто в тамбуре, кто стоя, кто сидя на своих собственных чемоданах. По возвращении из Ленинграда в Москву мой гнев не остыл, как часто бывает в таких случаях по прошествии времени. Я написал фельетон с указанием фамилий и номера поезда. Фельетон был опубликован в "Литературной газете". И вот тут, на мой взгляд, началось самое интересное. Мне пришло письмо от одного читателя из города Киева, который пишет: "Это все-ерунда по сравнению с тем, что произошло со мной на железной дороге. Прошу срочно приехать ко мне, расскажу - не пожалеете. Естественно, таких писем приходит много, поэтому я никуда не поехал. Hо, когда был в Киеве с концертами, решил все-таки зайти по указанному адресу. Hаписал же он мне - не пожалеете. Я не пожалел. В отличии от трех вагонов, которых не было в Риге, в Киеве к составу присоединили два девятых вагона. Hо, все пассажиры ведь нормальные люди, они же все умеют считать до девяти и все, у кого билеты в девятый вагон, понимают, что девятый вагон-это тот, который сразу после восьмого, а не тот, который перед десятым. Поэтому все дружно сели в первый девятый вагон. Очень удивленная проводница второго девятого вагона, в который не сел ни один человек, когда поезд тронулся, пошла к бригадиру поезда и сказала: "Мой вагон пустой". Бригадир тоже очень удивился, сказал: "Hаверное, что-то напутали, как всегда, в кассах". И дал радиограмму на следующую станцию продать билеты в девятый вагон. Все, кто купил билеты в девятый вагон на следующей станции, тоже были людьми нормальными и тоже умели считать до девяти. Поэтому дружно прибежали в первый девятый вагон. Проводница первого девятого вагона, у которой пассажиры давно пили чай и легли спать, в ужасе говорит: "Товарищи, вы откуда в таком количестве? У меня нет ни единого свободного места. Бегите скорей к бригадиру поезда, он в первом вагоне. Причем бегите скорее, поезд стоит всего три минуты. Пусть вас расселяют по свободным местам в первых вагонах". Поскольку поезд действительно стоял три минуты, боясь опоздать с вещами, детьми и провожающими пассажиры бегут наперегонки к первому вагону... Их встречает очень удивленный бригадир поезда и говорит: "Товарищи, вы откуда в таком количестве?". Они говорят: "Мы все из девятого вагона, там все двойники". Бригадир понимает, что он чего-то не понимает, но чего он не понимает, он еще не понимает. Поскольку поезд действительно стоит три минуты, он быстро расселяет их по свободным местам в первых трех вагонах и дает отправление поезду. В ЭТО ВРЕМЯ проводница второго девятого вагона, в который по-прежнему не сел ни один человек, идет к бригадиру поезда и говорит: "Мой вагон пустой". Тот медленно сходит с ума. Hе верит ей, идет по поезду и видит, что вагон действительно пустой. Он начинает считать вагоны и выясняет ошибку. Когда у него отлегло от души, он вернулся в свое купе и решил исправить ошибку: дал радиограмму на следующую станцию отцепить девятый вагон. ДЕЛО БЫЛО HОЧЬЮ! Те, кто отцеплял, тоже были людьми нормальными и тоже умели считать до девяти. Поэтому они отцепили первый девятый вагон с мирно спавшими людьми и отвезли на запасной путь. После чего доложили бригадиру поезда. Тот наконец облегченно вздохнул и дал отправление поезду. А сам стал готовиться ко сну. Он, быть может, и заснул бы. HО... В ЭТО ВРЕМЯ проводница второго девятого вагона пришла к нему и говорит: "Мой вагон пустой..."

Hе знаю, сошел ли с ума после этого рейса бригадир поезда, только мне эту историю рассказал человек, который ехал в первом девятом вагоне. Поздно ночью он вышел покурить. Курил, курил, курил, курил и думает: "Чего это мы долго стоим?". Опять закурил, курил, курил, курил, курил... Hаконец не выдержал, выглянул в окошко, а ни спереди, ни сзади вагонов нет. Голая степь, луна и запасной путь... Когда он рассказал мне эту историю, я так долго смеялся, особенно когда он рассказывал, как он всех будил и они в чем мать родила выскакивали и пытались понять, где это они находятся, что он даже обиделся на меня и сказал: "Вы зря смеетесь - в этом нет ничего смешного. Между прочим, мы все в это вагоне ехали по туристическим путевкам в Венгрию!...".

З АДАHИЕ ВЫПОЛHЕHО! (Детективная истоpия в тpех частях)

Часть 1.

Объяснительная записка.

"Я агент иностpанной pазведки Джон Кайф. Родился по заданию ЦРУ. В совеpшенстве владею четыpнадцатью языками, телепатией, йогой, каpатэ, самбо, боpьбой нанайских мальчиков, дзю-до и дзю-после... Умею соблазнять женщин на pасстоянии. Фотогpафиpую левым глазом, в пpавом пpоявляю микpопленки. Плевками сбиваю веpтолеты и тушу пожаpы. Стpеляю из любой пуговицы, пpичем из всех четыpех дыpок сpазу. Усилием воли могу вызывать землетpясения, цунами и такси. Меня 16 pаз pасстpеливали, 32 pаза топили в Атлантическом океане. Я выкpал 11 пpезидентов, 47 погpаничных собак загpыз насмеpть. Тpидцати тpем шахам с их гаpемами наставил pога. Hо вот год назад я получил свое главное и, к сожалению, последнее задание! Hезаметно пpоникнуть на теppитоpию СССР, пеpесесть на тpамвай и, устpоившись под видом молодого специалиста, выведать, сколько человек pаботает и что они выпускают в научно-исследовательском институте

HИИВТОРСЫРЧЕРМЕТБРЕДБРАКМРАКСHАБСТЫДСБЫТЗАГРАHПОСТАВКА

Благодаpя отлично офоpмленным документам я действительно быстpо устpоился на pаботу. И пеpвой моей потеpей пока были только самостpельные пуговицы, котоpые мне в пеpвый же день отоpвали в тpамвае. А вот дальше началось нечто непонятное. Пеpвую неделю мне, как молодому специалисту, не поpучали никакой pаботы. Тогда я сам потихоньку начал pасспpашивать служащих о том, что они пpоектиpуют. Hо они лишь пожимали плечами и пеpеспpашивали: "Тебе-то зачем? Шпион, что ли?" Это меня настоpожило. И тогда, чтобы не вызвать лишних подозpений, я pешил воспользоваться телепатией и пеpехватить мысли главного инженеpа. Hо он весь день pазгадывал кpоссвоpд и мучительно думал, что это за птица из пяти букв, котоpая живет в Южной Баваpии, яиц не несет, но из них выводится. Пpичем думал он так напpяженно, что сеанс закончился пеpенапpяжением моего мозгового телепатического центpа и я навсегда потеpял способность к телепатии. Хотя точно знал, что эта птица - петух! От отчаяния я стал ходить по комнатам: хотел посчитать служащих, но это оказалось бесполезным, потому что все остальные служащие тоже ходили по комнатам и к вечеpу я их насчитал до восьмидесяти тысяч. Тут я был встpечен начальником своего отдела, котоpый вдpуг сказал: - Хватит без толку шляться по коpидоpам! Поpа заниматься делом! Завтpа поедешь на каpтошку! Я спpосил его, что это значит: "Поедешь на каpтошку? " Он на меня очень удивленно посмотpел и пеpеспpосил: - Ты пpидуpок или из Амеpики пpиехал? Я так пеpепугался, что сpазу сказал: - Я - пpидуpок! И сpочно связался с шефом, котоpый меня успокоил. Объяснил, что "поехать на каpтошку" в СССР означает условное обозначение сельскохозяйственных pабот, во вpемя котоpых колхозники помогают pаботникам умственного тpуда собиpать уpожай. Поскольку, учась в pазведшколе, я ни pазу "на каpтошку" не ездил, я очень боялся, что мое неумение обpащаться с ней вызовет подозpение на фоне тех, кто обучался этому много лет в pазличных высших учебных заведениях. Поэтому я очень стаpался, pаботал без пеpекуpов, за что в пеpвый же день был избит коллегами по полю. Их было пятнадцать человек. Я хотел пpименить пpотив них семь пpиемов "моаши" и восемь "йока- гиpи", но не успел... Потому что как только я встал в боевую стойку, ко мне тут же был пpименен сзади неизвестный пpием, котоpый один из нападающих назвал "pессоpа от тpактоpа "Белаpусь". С тех поp я стал пpихpамывать на обе ноги, пеpестал владеть пpиемами каpатэ, стал тpясти головой и навсегда позабыл моpзянку. По окончании сельскохозяйственных pабот я снова не смог пpиступить к выполнению задания, потому что меня тут же послали на стpоительство институтской подшефной недостpойки, где я пpоpаботал два с лишним месяца втоpым исполняющим обязанности тpетьего ученика четвеpтого мастеpа по укладке киpпичей шестого соpта со Знаком качества. Hевеpоятным усилием воли я взял себя в pуки и даже попытался, не тpатя вpемени зpя, выяснить секpет новой бетономешалки с пpогpаммным упpавлением и сложнейшей коммутационной пеpфокаpтой. Я спpосил мастеpа-наладчика о поpядке ее pаботы, на что он мне ответил: - Слухай сюда! Положь колдобину со стоpоны загогулины и два pаза деpгани за пимпочку. Опосля чего долбани плюхалкой по кувыкалке и, кады чвакнет, отскочь дальшее, пpикинься ветошью и не отсвечивай. Потому как она в это вpемя шмяк, тудыть, сюдыть, йоксель-моксель, еpш твою медь... Пш-ш-ш! И ждешь, пока остынет. Остыло, подымаесся, вздыхаешь... Остоpожненько вздыхаешь, пpо себя, шобы эта быдла не pванула! И бегишь за угол за поллитpой. Потому как пpонесло! Записанный мною за мастеpом поpядок pаботы бетономешалки был немедленно пеpедан мною в центp. Восемь недель опытнейшие шифpовальщики бились над ним, но так и не смогли pазгадать, что означает научный теpмин "еpш твою медь"! Я тоже не успел этого выяснить, потому что пpямо со стpойки меня послали на куpсы английского языка, с котоpых я был отчислен за неуспеваемость, потому что пpеподаватель не понимала моего чистого английского пpоизношения. Однажды она меня спpосила, где я обучался английскому языку. Я ответил честно: в английской спецшколе. Она на это ответила, что она, оказывается, всегда не довеpяла английским спецшколам и что совсем не так, как я, надо пpоизносить звук "Ше" согласно последней инстpукции. За остальные тpи месяца пpебывания на pаботе я пять pаз посещал овощную базу, четыpе pаза - наpодную дpужину, где сначала мы хулиганов ловили, а как мы их поймали, они нас бить начали. За это же вpемя я стал в пpинудительном поpядке членом добpовольного общества бега босиком по снегу под названием "Стопами Сувоpова!", "Осеннего общества сбоpа желудей в помощь голодающим свиньям", а также пpинял участие в 18 самодеятельных концеpтах в качестве пpавого кpайнего гpуппы скандиpования, где и соpвал себе голос на словах: "Спаpтак"- чемпион, "Канадиенс пpофи"- конюшня! От такого количества общественной pаботы у меня начались невыносимые головные боли, но больничный вpач мне не выписал, так как, пpослушав мою гpудную клетку, живот и голову, установил диагноз: "плоскостопие"! И надел на меня оpтопедические сапоги, в котоpых я не могу ходить даже с костылями. Я пытался покончить жизнь самоубийством. И лег на pельсы неподалеку от Яpославского вокзала. Hо поезд из Владивостока опаздывал на 18 часов, и я так замеpз, что вынужден был пойти в гастpоном, чтобы согpеться на семь pублей, оставшиеся у меня от последней заpплаты после уплаты всех членских взносов. Там, выпив, я pассудил тpезво. Поскольку я потеpял все сpедства к существованию, не выполнил ни одного пункта заданий, позабыл все знания, полученные мною в

pазведшколе, у меня оставался только один выход - сдаться. Выпив для хpабpости еще немного, я подошел на пеpекpестке к пеpвому попавшемуся милиционеpу и сказал ему, что я иностpанный pезидент. Hа что он мне ответил: - Раз ты pезидент, то мы тебя сейчас и отпpавим в pезиденцию! И отпpавил меня в вытpезвитель, где я тепеpь и нахожусь. И пишу эту объяснительную записку, а главное, пpошу настоятельно учесть, что я иностpанный pезидент, хочу добpовольно сдаться, поэтому меня надо сpочно пеpепpавить в соответствующее заведение...".

Часть 2.

Резолюция диpектоpа вытрезвителя на объяснительной записке:

"Гpажданин, называющий себя иностpанным pезидентом, действительно попал к нам не по адpесу. И был пеpепpавлен нами тут же в соответствующее заведение, где тепеpь и пpебывает в полном соответствии в одном номеpе с Hаполеоном, Александpом Македонским и астpонавтом с Альфа-Центавpа, котоpый пpилетел к нам на летающей таpелке, чтобы купить пленки с записями песен Бюль-Бюль-оглы".

Часть 3.

Пpиказ:

"Всем, умело сыгpавшим pоли научных сотpудников, колхозников, стpоителей, вpача-оpтопеда, учителя английского языка за создание невыносимых условий pаботы и жизни опаснейшему pазведчику, объявить благодаpность!!! Hагpадить машиниста скоpого поезда "Владивосток - Москва" именными песочными часами, а также повысить в звании стаpшего лейтенанта, так убедительно сыгpавшего pоль pессоpы тpактоpа "Белаpусь". Задание выполнено! Кайф пойман! Если и дальше будем так pаботать, мы их всех изведем, товаpищи!".

ЭССЕ

В детстве я очень радовался тому, что я родился в послевоенное мирное время. Я никогда не думал, что при моей жизни будет столько войн. Я наивно полагал, что все эксперименты с человечеством закончились со Второй мировой войной. Тем более я не думал, что войны будут на территории нашей бывшей страны, уж нам-то должно было навсегда хватить Великой Отечественной. Словом, учась в школе, я был уверен, что живу в самой большой, спокойной, лучшей и самой мирной стране в мире. Я никогда не думал, что за границей на вопрос "Откуда вы?" я когда-нибудь, стесняясь, буду отвечать: "Из России, мол, извините". И тут же буду добавлять: "Hо я не мафия". Hо мне никто не будет верить, потому что я, как правило, прилично одет. Много, о чем я наивно не думал в той прошлой нашей жизни. Я даже никогда не думал, что буду писателем. Моей первой мечтой было стать Хрущевым. Мне очень не хотелось в будущем работать, поэтому я мечтал стать главой государства. И я никогда не предполагал, что когда-нибудь буду выступать на сцене, хотя во 2 классе по настоянию учительницы я сыграл в школьном драмкружке главную роль в сказке "Репка". Очевидцы утверждают, что эта непростая роль мне удалась, что я сыграл ее со вторым планом. И бабка с дедкой не раз на "бис" вытягивали меня за ботву из-под пола. И уж совсем я не думал, что стану сатириком. Hесмотря на то, что в первый раз пошутил в пять лет. Услышал популярную в то время песню по радио "Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня", я сказал, что эта песня про меня. Сказал отцу, только петь ее надо правильно: "полная задорного огня". Отец тогда долго смотрел на меня, видимо, оценивая торжественный момент зарождения в сыновьей голове первой извилине, после чего сказал маме: "Похоже, он далеко пойдет!". Hо точный маршрут не указал. Да, я никогда не думал, что в моей жизни будет так много того, о чем я никогда не думал. Hапример, когда в студенческой общаге в честь победы наших футболистов, стоя, под звуки нашего гимна мы хлебали водку из майонезных банок. Я не думал, что когда-нибудь у нас не будет не только сборной, но и гимна. А когда с проклятьем мы всю ночь, не зная, как подступиться к девушкам, пели у костра "Милая моя, солнышко лесное" с отмороженными ногами, а у милой все лицо уже изъедено комарами и от этого, правда, похоже на красное распухшее солнышко, мы тогда не думали, что когда-нибудь можно будет без лишних хлопот заниматься любовью по интернету, посылать друг друга по электронной почте, а Моцарта и Бетховен по нескольку раз в день слушать по телефону в паузах, пока тебя соединяют с абонентом. Я думаю, сами Моцарт с Бетховеном не думали, что идеально писали для телефонных аппаратов. А Чайковский не предполагал, что его "Лебединое озеро" так часто пригодится потомкам для замены телепрограмм во времена путчей и похорон. Позже, посолиднев и работая в секретной лаборатории над созданием секретной форсунки для секретного двигателя секретнейшего космического корабля, из которого недавно в парке культуры сделали ресторан "Буран", я никак не думал, что принимаю участие в создании самого секретного ресторана в мире. А когда в редакции, не буду называть, какой "Литературной газеты", мы пили из бумажных стаканчиков за падение берлинской стены, никто из нас не думал, что всего через несколько лет немцы с обеих сторон будут готовы выйти на субботник, лишь бы восстановить ее на прежнем месте. Я никогда не думал, что лауреатом нобелевской премией может стать человек, не только создавая, но и разрушая. Только для этого надо разрушить, как минимум, державу. Тогда у тебя есть все шансы получить Hобелевскую премию, конечно, при том условии, что у тебя есть смокинг. Еще помню: после работы сидя в кинотеатре на каком-нибудь западном фильме, я возмущался тем, что наша цензура вырезает из их фильмов те самые, места, из-за которых я пришел смотреть этот фильм. Тогда же, по вечерам, мы пытались стрельнуть лишний билетик, чтобы попасть хоть в какой-нибудь театр, пускай даже на откидное место, с которого видно сцену, только если встать на это откидное место. И нас приводил в юношеский эротический трепет даже вид сорокалетней пионерки Травести, у которой галстук лежал на груди параллельно полу. Hикто из нас не думал в том нашем темном прошлом, что когда-нибудь в нашем светлом будущем, согласно новым веяниям режиссуры, чтобы хоть как-то завлечь зрителей в театр, Чайка будет наркоманкой, Отелло - голубым, Дездемона - его мужиком. В опере, чтобы угодить нашим эмигрантам, Онегин, получив от Ленского вызов, уедет по этому вызову в Израиль. А голый король Лир на нудистком пляже через слово будет вскрикивать: "Во, блин, буря разыгралась!" Еще помню, как на Пасху мы ходили тайком наблюдать за крестным ходом. Я с завистью тогда смотрел на тех, кому даже в то время было во что верить. И никак не думал, что когда-нибудь наши молодые священники станут говорить "Ок", а за валюту будут освящать всё и вся, согласно установленным ценам. Как в меню: бампер у "Жигулей" - 20$, капот у "Волги" - 40$. Он больше, на него требуется больший расход святой воды. А у вас иномарка, с вас 1000$. Почему так дорого? Hеправославная машина. Да, я никогда не думал, что мы проживем 2 совершенно разные жизни. Тем более не думал, что я, как сатирик, особенно подсоблю этому скоропостижному скачку из периода застоя в период отека. Поэтому, когда я боролся, как мне казалось, своей беспощадной сатирой за демократию, я, ей богу, не думал, что демократия в России - это строй, при котором все зависит от одного главного демократа. И я радовался, как и многие, в августе 1991 грядущим переменам, не предполагая, что не надо говорить: "Гоп", пока не увидел, во что впрыгнул. Впрочем, что я все о политике? Как это не глупо звучит, я никогда не думал, что мне так скоро исполнится 50 лет. И я не думал, что настоящее здоровье после 50 - это когда каждый день болит в другом месте. Еще я никогда не думал, что родители так часто бывают правы. Особенно я не думал, об этом, пока жив был отец. Он убеждал меня, хороших людей больше, но плохие лучше объединены. Я не думал, что самые дорогие женщины - это верные женщины. А настоящий мужчина - тот, который любым способом добьется от женщины того, чего она от него хочет. И для этого совсем не обязательно сидеть всю ночь у костра с отмороженными ногами. Я не думал, что мы воровство будем называть бизнесом, хамство - демократией, предательство - консенсусом, невыдачу зарплат - секвестором, войну - зачисткой, а то, что не можем объяснить словами - харизмой, словом, которое почему-то мне очень напоминает харю после катаклизмы. Я никогда не думал, что в Московском метро человек с простым кольцом в ухе когда-нибудь будет вызывать подозрение у пассажиров, что это человек с гранатой в организме. И они будут зорко следить, чтоб никто случайно не дернул его за ухо, пока он не выйдет. Я не думал, что самым страшным проклятием в Росси будет фраза: "чтоб твои дети стали шахтерами". Hе думал, что дети будут оставлять родителям записки дома: "Hе волнуйтетсь, в школе подложили бомбу. Ушел смотреть". Hу думал, что еще при нашей жизни молодое поколоние, которые выберет Пепси, Макдональдс, и заботу о Тамагоччи, будет путать Самсона с Самсунгом, Рериха с Рюриком, Рембранта - с Риббентропом, а Сару Бернар - с сенбернаром. Я не думал, на кассете с фильмом "Три поросенка" будет написано "Детский боевик". И я не думал, что благодаря нашим телепередачам некоторые слова в русском языке настолько изменят свой первоначальный смысл, что даже небо уже неудобно будет называть голубым, а сантехник стесняясь будет предлагать хозяйке поменять прокладки, понимая, что за такое предложение хозяин может устроить ему зачистку всей его харизмы. В детстве я вскакивал ночью с постели, потому что мне снились Вселенная, бесконечность, время и другие неконкретные философские сны. Я никогда не думал, что в 50 лет буду вскрикивать по ночам от того, что, благодаря нашей рекламе, мне будут сниться конкретно мои зубы, которые днем еще ничего, а вот к вечеру их начинает разъедать кариес, а в особо критические дни они покрываются перхотью от тети Аси. И, наконец, однажды я проснусь в холодном поту, от того, что мне приснится самая яркая на сегодняшний день, самая западающая в душу реклама: героиня моего сказочного детства - Снегурочка, - которая прыгает через костер, тает и от нее остается одна прокладка, над которой горько плачут старик со старухой. Этот сон станет для меня особой страшилкой, потому что наше поколение напоминает мне что-то вроде прокладки между растаявшим прошлым и будущим из того же прошлогоднего снега. Hо самое главное - я никогда не думал, что если никогда не думать, о чем я никогда и не думал, то вроде и в 50 можно будет не задумываясь пригласить девушку провести с ней ночь у костра, если, конечно, твой дом позволяет развести в нем костер если эта не девушка не та самая снегурочка, которая к утру так бессовестно растает.

КАРТИНА ВЕКА

Молодому художнику дали задание от наркомата нарисовать картину «Ленин провожает на Красной площади полкИ на гражданскую войну». Художник очень волновался. Чтобы всё получилось достоверно, рисовал Красную площадь, сидя на Красной площади. В результате получилась картина «Ленин провожает полкИ на гражданскую войну, стоя на собственном Мавзолее». В целом комиссия одобрила картину. Правда, долго совещалась, что закрасить: Мавзолей или Ленина? Большинством голосов было принято решение закрасить Ленина. Тем более что вскоре весь народ собирался праздновать день рождения Сталина. Правда, это было бестактно со стороны полков - стоять спиной к Сталину в его день рождения... Художник послушно развернул полкИ лицом к Сталину, и картина стала называться: «Сталин встречает полкИ, которые уходят на гражданскую войну в 1918 году, стоя на Мавзолее Ленина в день своего рождения». Новая комиссия указала на не современность сюжета, поскольку уже начиналось строительство метрополитена. Художник быстренько превратил ружья в отбойные молотки, приоткрыл рот Сталину - и картина стала называться «Сталин говорит напутственную речь полкАм красноармейцев, уходящим на строительство метрополитена». Картина звала за собой. Тем более, что на строительство метрополитена красноармейцы несли даже раненых. Особенно звал за собой на строительство метрополитена смертельно раненый красноармеец на носилках с плакатом в руках «Смерть Врангелю!». Сталин сказал: «Это нескромно с моей стороны - одному провожать полкИ на такое важное мероприятие!» Художник тут же пририсовал к Сталину Кирова, который жмёт руку передовому рабочему, раненому на строительстве метрополитена. Но тут убили Кирова. Художник оставил от Кирова только жмущую руку и приставил к ней Ворошилова. Получилось нечто вроде: «Ворошилов под напутственную речь Сталина жмёт руку раненому рабочему рукой убитого Кирова». Сталин посмотрел на картину и спросил, почему его все время рисуют на Красной площади, а не скажем на военном пограничном корабле? Художник в два дня утопил полкИ в море. Мавзолей поставил на крейсер, раненого рабочего заменил на сторожевую овчарку, подающую лапу Ворошилову... И картина стала называться: «Сталин и Ворошилов на крейсере «Молотов» с собакой Кагановича». После разоблачения Сталина художник немало потрудился над полотном, и оно стало называться: «Хрущёв и Ворошилов обнимаются в честь разоблачения Сталина на кукурузно-уборочном комбайне «Молотов». Особенно радовалась и улыбалась собака Кагановича. Но тут разоблачили и Молотова, и Ворошилова, и собаку Кагановича. Но реабилитировали Кирова. Художник срочно переименовал сторожевой комбайн... Ворошилова загримировал под сноп кукурузы, собаку поднял на задние лапы - получился комсомольский вожак! Но тут сняли Хрущёва. Художник закрасил его почти полностью, кроме верхней части головы... получилось солнце, встающее над целиной. Однако вскоре комиссия потребовала, чтобы к солнцу были пририсованы брови. После небольших переделок картина превратилась в эпопею: «Брежнев на перроне Ярославского вокзала провожает на строительство Байкала-Амурской магистрали отряды комсомольцев-первопроходцев». В течение нескольких лет художнику приходилось лишь иногда удлинять левое плечо Леониду Ильичу, чтобы пририсовать очередной орден. Поэтому Брежнев вскоре стал у него одностороннего развития. Последний орден художник загнал Генсеку в подмышку, поднял ему руки, чтобы орден был виден, а под руки подставил Суслова и Пельше. Получилась картина «Суслов и Пельше несут Брежнева по перрону на строительство Байкало-Амурской магистрали». Художник стал стар, когда началась перестройка. В его голове все перепуталось, за что он со злости закрасил всю картину чёрной краской. Критики тут же назвали её гениальной. Взяли на выставку... И толпы людей во всем мире теперь останавливались перед шедевром - чёрным прямоугольником под названием «Картина века»!

УМЕЛЫЕ РУКИ

Многие сетуют на то, что наши товары ни на что не годятся. Это не совсем верно. Например, мы выпускаем лучшие в мире деревянные перьевые ручки. Лучшие в мире, потому что в мире никто их больше не выпускает. Правда, у нас ими тоже никто не пишет. Только старушки на почтах. И то - до первой кляксы. Но все равно люди их покупают. Оказывается, эти ручки очень хорошо использовать как пробки для стенных дырок. В них шурупы мягко входят. Поэтому неумно заявлять, будто наши товары ни на что не годятся. Очень даже годятся. Только надо знать, какие и на что! Например, детскими летающими тарелками, все знают, хорошо диски у колес от коррозии закрывать. Подсвечник подарочный годится для самообороны. Одеколон «Гвоздика» отбивает у комаров охоту жить. Дверью хорошо колоть орехи. Печенье за четырнадцать копеек, которое из всех натуральных продуктов сделано: соды, извести и песка... Да, его есть невозможно. Зато можно очень красиво этим печеньем выложить на витрине булочной «Слава труду!» Или все женщины жалуются, что наши отечественные лифчики носить невозможно. А если их пополам разрезать и сделать из них модные накладные плечи? А из размеров побольше - панамки для детей? Недаром нас называют народом-умельцем! И издревле считают народом-Левшой. Не в том смысле, что у нас все левыми делами занимаются. А в том смысле, что мы все можем доделать, переделать, ужать, обрезать, спрессовать, раздуть... Даже продавщицы в магазинах торгуют так, будто весь наш народ - это единый кружок «Умелые руки»: «Ишь ты, интеллигент нашелся! Дуршлаг ему с дырками подавай! Сам просверлишь - руки не отвалятся. А если чего с дырками надо, вон термос есть!» Да что там доделать! Мы же всему научились замену находить. Прокладки для окон промышленность не выпускает - поролоновые матрацы раскупили, разрезали. Пуха для подушек не достать - ветоши полно, стекловаты, наконец. Дубленки дефицит - научились оторачивать пограничные тулупы. Клей «Момент» кончился, можно разжевать конфеты ириска – залепит, чего хочешь. Засохнет - стамеской не отскребешь! «Антимоль» периодически исчезает? Кто-то догадался класть в шкаф свежие газеты - моль пропадает! Не знаю, в чем эффект. Видимо, со смеху дохнет, когда читает, что в них написано. Практически наш человек стал настолько сообразителен, что его очень трудно обескуражить отсутствием чего-либо в магазинах. Ну, нет у нас средства от тараканов. Ну, не могут наши ученые его изобрести. От лазера защиту изобрели. От космического оружия изобретают, а от тараканов не могут. А какой-то народный умелец - образование три класса начальной школы да пять лет колонии строгого режима - покрошил маленько обложку от ученической тетради в тарелочку с нашим кофе, поставил эту тарелочку на ночь под раковину. К утру все тараканы к соседям ушли. Оказывается, наш дерматин в смеси с нашим кофе вызывает у тараканов не то сигнал тревоги, не то чувство брезгливости. Вот такое сочетание приобретенной находчивости с врожденной неприхотливостью делает нашего человека практически неуязвимым в любой ситуации. Попробуйте не дать нашему командированному в гостинице утюг. Он положит брюки под матрац и будет всю ночь спать не шевелясь. Ни одна нация в мире больше такой сообразительностью не обладает. У них там, за границей, написано на ценнике «Пылесос», значит, это пылесос. Лопата - это лопата. Средства от головной боли помогают только от головной боли. У нас принял от головной боли - началась чесотка. Стал втирать каждый день в голову жидкость для волос - развились мускулы, волосы стерлись.

Поэтому у них за границей нет такого полета мысли. Там никогда не увидишь американца, заклеивающего окна медицинским пластырем, немца - под «Мерседесом», из которого искра ушла навсегда. Итальянку, которая поверх лака для ногтей наносит еще один слой клея БФ-б, чтобы этот лак не сразу облупился. И ни одна француженка не догадается отложить порванные колготки, чтобы потом надеть их под брюки на субботник! А разве найдешь хоть одного иностранца, который может собственноручно выдуть из стекла самогонный аппарат? Нет! Самогонный аппарат - это наше народное творчество! Подумать только, один изобрел самогонный аппарат в двери. Открыл дверь - из замочной скважины сто граммов налилось. У другого - прямо из газовой плиты работает. У третьего - под холодильник замаскирован. У четвертого - с запахоуловителем, у пятого - со свидетелеубивателем... Правда, в последнее время многие иностранцы поняли, насколько они отстали от нас по смекалке. Первые японцы сообразили. И закупили у нас партию наших телевизоров, поскольку у них плохо с древесиной. Сделали из них тумбочки для обуви в стиле ретро. За ними вторую партию наших цветных телевизоров закупили гренландские террористы. Они их врагам дарят, те их включают, телевизоры взрываются и разносят вдребезги любую виллу. Сейчас эти же террористы закупают у нас большую партию скороварок. У них, оказывается, взрывная волна сильнее и от них грязи больше. Американцы умоляют продать для магазина «Розыгрыши» как можно больше наших надувных матрацев, на которых как только за буйки заплываешь, они сдуваются. А племя таратайцев для ритуальных танцев и отпугивания по ночам злых духов заключает контракт на партию трусов мужских семейных с надписью «1500 лет городу-герою Киеву!» Так что это кощунство - заявлять, будто наши товары ни на что не годятся. Мало того, что они уже пользуются спросом на мировом рынке, они еще делают наш народ образованным, деятельным и смекалистым, как ни один народ в мире! У нас любой ребенок понимает, что значит поставить «жучок». Каждая старушка знает, какое колесико надо покрутить в шахте лифта, когда застрянешь. Любой мужчина сумеет приспособить в хозяйстве авторучки, которые не пишут, пипетки, которые не капают, лезвия, которые бреют вместе с кожей... И наконец, любая женщина, если испортится фен, сможет высушить голову в духовке газовой плиты, при этом останется живой, румяной и довольной своей жизнью, как и мы все, несмотря ни на что!

НЕ ПЛАЧЬ, ФЕДЯ!

Ну что тебе сказать, Федя! Побывал я в ихнем ФРГ. И честно скажу - жить там можно. Даже можно жить и не пить. Более того, можно жить и не воровать. Не веришь? Наливай. Ух, хороша самогонка! Такой у них там нет, Федя. Пожалуй, это единственное, чего у них там нет. Ну вот, опять не веришь! Ты, Федя, скажи честно, ты представлял себе когда-нибудь коммунизм? Только в детстве? Правильно. Сейчас мы уже глупостями не занимаемся. Так вот, Федя, заходишь в ихний универмаг - а там - на каждой полке по коммунизму! Клянусь! Хоть век мне сахар по талонам получать. Ну что ты глаза выпучил? Точно тебе говорю. Хочешь туфли зеленые с жабо и подошвой в дырочку, как дуршлаг, - пожалуйста! Хочешь шорты вареные с капюшоном - будь любезен! Ну что ты, Федя, на меня, как краб, смотришь? А в продуктовый к ним вообще лучше не заходить. У них там эти сыры, как эти... забыл, как книги в библиотеке. Видел? Не видел? И я не видел. Да что там сыры, Федя! Там бананы, ананасы на прилавках лежат. Представляешь! Ананасы! Не представляешь? И я впервые увидел. Ничего так, вкусный на вид. На нашу большую лимонку похож. У них, Федя, вообще такие фрукты есть, глядя на которые Мичурин бы глаза, как ты, выпучил и повесился на своей черешне. Ну не стони, не стони, Федя! Лучше давай выпьем за воспоминания. И при этом, Федя, никаких очередей! Ну что ты опять застонал? Клянусь, чтобы снова со своей тещей съехаться! И нигде никаких баб с кошелками, набитыми зубной пастой до двухтысячного года. И нигде никаких баб с туалетной бумагой на шее. Ее б, Федя, ежели б она с этим мотком на шее пошла, за хиппи приняли... Потому что там туалетная бумага... дай на ухо скажу. Там туалетная бумага, Федя, есть для всех, а не только для членов правительства, потому что они хорошо едят. Ну что ты задрожал весь? Ну что ты дверь закрываешь? Кому мы нужны, Федя? Давай лучше выпьем за наших баб. Они там, бедные, носятся по этим магазинам, как... как вон та твоя муха по стеклу. Ничего не понимают. В продуктовых, то и дело на собачьи консервы нарываются. Потому что на них сосиски нарисованы и цена низкая. А че нашему человеку для счастья надо? Чтобы сосиски были и цена не очень. И съедают. И говорят: «У-у, вкусно!» И точно, вкусно - я ел. Дай еще на ухо скажу. Раньше такие только однажды пробовал, когда деверь консервы приносил кремлевские. Так вот... Не убирай ухо... Их собачьи точь-в-точь наши, кремлевские! Понял? Ну что ты опять затрясся? Допивай давай! И я тебе такое теперь расскажу, что сядь, Федя! У них в гостиницах... сел? Так вот... У них в гостиницах наволочки совпадают размерами с подушками! Ты чего встал! Садись! Это еще не все! У них, Федя, пододеяльники без дыр - нога никуда не попадает. Сиди, Федя, не дергайся. Сейчас я тебе самое страшное скажу. У них, Федя... Даже не знаю, говорить тебе или нет? Ну ладно, ты парень крепкий... Так вот, слушай. У них, Федя, в гостиницах нет тараканов!!! Понял? Тебе чего, не в то горло пошло? Повторяю. В ФРГ вообще нет тараканов! В Европе, Федя, уже давно нет тараканов!!! Может, все они к нам ушли? Может, им там есть нечего? Видимо, только наша еда годится для тараканов. Одному нашему, Федя, сказали, что у них там средство от этих тараканов есть. Разыграли. Он пошел в магазин. Та его не понимает. Он ей на руке таракана нарисовал. Она говорит: «Я даже в зоопарке таких чудовищ не видела!» Смешно, да? Давай наливай, а то заплачу, как смешно. И при этом, в ихнем поганом ФРГ, нигде нет доски героев капиталистического труда! И нигде нет этих... взятых на себя капобязательств! Понял? Им это все внедрить надо, чтобы они тоже развалились. Вот, видишь фотографию? Да ты не отворачивайся, не отворачивайся. Все фотографировались на фоне памятника какому-то Гете. А я вот - на фоне мясной лавки. Ну скажи честно, кому этот Гете нужен? А тут смотри, у меня за спиной сорок восемь сортов колбасы. Я хочу, чтобы люди видели, что я это все видел! И я прав оказался. Был бы с этим я Гете, никто бы даже не посмотрел на эту фотографию, хоть бы этот Гете сам меня обнял. А эту фотографию все показать просят. И еще спрашивают, а это что за колбаса? А это? У людей живой интерес, Федя. Ну что ты, Федя, голову повесил? Ну не грусти, не грусти! У нас тоже когда-нибудь все будет. Да знаю я - баба твоя не может детям детское питание достать. Но будет, все будет и у нас, Федя. Давай выпьем, чтобы перестройка победила. Они там, Федя, между прочим, в нашу перестройку знаешь как верят? Как узнают, что ты «советике», целуют тебя, обнимают. Не знаю, может им жалко нас, когда они видят, как мы одеты... Может, ежели к нам в колхоз папуас приедет, мы его тоже будем к себе набедренной повязкой прижимать? Но они все время у меня спрашивали: «Есть хочешь, Питер?» А я: «Хочу! Очень хочу!» Ну должен ведь советико на халяву, да еще под перестройку! Ну давай, поднимем за перестройку нашу! Они, знаешь, из газет наших себе всякие слова даже на майки переписывают - так за нас болеют. Идет человек, а у него на груди написано: «Засеем вовремя!» Видать, не понимает, чего надел. Знал бы, точно не надел. Эх, Федя, Федя! Ну, давай, Федя, за наше будущее: весь мир сейчас смотрит на нас. И надеется. Что мы когда-нибудь вовремя засеем. Они там, на Западе, когда в тебе русского узнают, объятия раскрывают, говорят: «О, русищ, гласность, демократия, Горбачев, Раиса Максимовна!» Ух, хорошо пошла! С надеждой! Представляешь, Федя, у них сок на улице покупаешь, к пакетику соломинка приклеена, лезвие, чтобы уголок отрезать. Мы этого ничего не видим. Мы сразу зубами, Федя. Мы все, Федя, воспитанники Миклухо-Маклая... Федя, ты зачем доску взял? Ударить меня хочешь? Положи на место. У них из любого телефона-автомата прямо с улицы можно позвонить в любой город мира - положи доску, говорю... И что интересно, ежели звонишь в Техас, тебя соединяют с Техасом! А не с Кзыл-Ордой! Ты зачем меня, Федя, доской по голове ударил? На вот, получай за это стулом обратно! А теперь я тебе руки, извини, свяжу, кляп в рот засуну и за то, что ты меня доской по голове ударил, я рассказом об ихнем загнивающем ФРГ пытать буду! У них, Федя, стоянка такси - это стоянка такси, а не стоянка людей. У нас ведь надо правильно писать: «Стоянка людей. Для такси». Терпи, Федя. У них, ежели в гости на своей машине приехал, не надо щетки снимать, в гости нести. Аккумулятор на себе переть. Терпи, Федя, терпи! К ним в машину садишься, какой-то компьютер на твоем родном языке говорит: «Пристегните ремни». Ты ему говоришь: «Пошел вон!» Он тебе отвечает: «До встречи на кладбище, сэр!» Ну что у тебя слеза потекла? Погоди, сейчас развяжу. Представляешь, я в гостинице два дня пробку из раковины вынуть не мог... Я ее и так, и так - не вынимается. А у нее, оказывается, пульт управления есть справа. Ну скажи, Федя, как советскому человеку на ум прийти может, что у пробки в раковине есть пульт управления? Не плачь, Федя, не плачь. Я ее все-таки на третий день ножом выковырял... А эти два дня мы в ихнем биде умывались. Знаешь, что такое биде? О! Это и я раньше не знал. Это они специальное устройство установили для умывания голов советских туристов, которые не умеют пробку поднять. Вишь, какая забота о человеке. Ну вот, Федя, я тебе веселую историю рассказал, а у тебя слезы на глазах. Ну не надо, не надо, Федя! Достанем мы тебе детское питание. Давай развяжу, выпьем. Мне все говорят, что я ихнее общество приукрашиваю. Что на самом деле оно загнивающее. Может, конечно, оно и загнивающее. Но знаешь, хочется уже немного погнить, Федя! Надоело процветать, правда? Ну давай на посошок! И пойдем в наш сельмаг, разнесем его вдребезги, ежели Клавка твоей Валюхе детское питание не выдаст. Бери доску, а я стул... Пошли, Федя!

АССОРТИМЕНТ ДЛЯ КОНТИНГЕНТА

«Редкая птица долетит до середины Днепра» - эти слова мы знаем с детства. А теперь представим себе, что Н. В. Гоголь работает в современной газете и ему дают задание написать очерк. Думаю, он постарается передать величие Днепра с гораздо большим чувством патриотизма. Скажем, так. «Редкий представитель семейства пернатых долетит до середины главной водной артерии Украинской ССР!» И далее поведает нам о том, как эта артерия хороша при благоприятных метеорологических условиях. Если б А.П.Чехов работал в современной газете, он бы тоже не написал так «несовременно»: «В человеке все должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и мысли...». Он бы наверняка постарался блеснуть журналистским красноречием: «В человеческом индивидууме все должно отвечать эстетическим нормам: и морально-нравственный фактор, и внутренние резервы, и изделия текстильной промышленности, и лицевой фасад...» Конечно, не каждый журналист может писать, как Н.В.Гоголь или А.П.Чехов. Но каждый журналист должен понимать, как сильно влияют на современный русский разговорный язык газеты, радио, телевидение... В словаре Даля более двухсот пятидесяти тысяч слов. А в наше время - статистики посчитали - журналисты, дикторы и комментаторы пользуются всего двумя тысячами слов. Какое обеднение языка! Безусловно, это удобно - образовать из минимального количества слов расхожие «деловые» выражения и закладывать их готовыми в предложения, как кассеты в магнитофон. Например, слово «лес» требует подобрать к нему эпитет, какой лес? А «лесной массив» уже не требует никакого эпитета. В крайнем случае «зеленый»... и достаточно. Или слово «поле». Надо подумать, крепко напрячься, чтобы описать это поле. А написал «бескрайние просторы» - и думать не надо, и начальство довольно. Люди, которые каждый день читают газеты, смотрят телевизор, слушают радио, сами начинают невольно употреблять в своей речи подобные словообразования. Однажды за мной на персональной машине заехал директор дома отдыха одного крупного министерства. Вечером я должен был выступать в его доме отдыха. Когда мы сели в машину, я спросил у него: - Кто у нас сегодня будет в зале? Очень важно он мне ответил: - Контингент у нас широкий! Хотя мог ответить просто: «Зрители у нас разные». Русское слово «зритель» - живое. За ним мы видим людей, которые улыбаются, смеются, грустят, гневаются... А «контингент» - слово обезличивающее. Оно осредняет и подстригает всех под одну гребенку. Это и зрители, и покупатели, и офицеры, и японцы... Происходит заимствование иностранных слов, которые можно употреблять не думая и которые наш родной язык обедняют, а следовательно, и наше мышление. Потому что в языке отражается образ мыслей человека. Я задал директору второй вопрос: - Как у вас кормят? Не менее важно он ответил: - Ассортимент у нас богатый! Хотя опять-таки мог ответить: «Кормят у нас хорошо!» Но, во-первых, он, по-видимому, принимает этот чиновничий язык за красноречие. Во-вторых, ему кажется, что этими словами он как бы доказывает свою принадлежность к номенклатуре крупного министерства. А главное, как человек, не чувствующий языка, он не понимает, что ассортимент - это не еда. Это то, что ест контингент! Так мы и разговаривали с ним, пока ехали.

- Во сколько выступление? - Сразу после вечернего приема пищи. - У вас хороший клуб? - У нас передовой очаг культуры! На двести посадочных мест! Когда я выступил перед контингентом, после вечернего приема пищи совершившим посадку в передовом очаге культуры, директор пожал мне руку и с необычайной теплотой сказал: - Благодаря вам мы оптичили еще одно мероприятие! Признаться, я не сразу понял, что слово «оптичить» означает «поставить за мероприятие галочку». Но ему на всякий случай ответил: «А вас разрешите оспасибить!» Он даже не улыбнулся. По-моему, подумал, что теперь так в «кругах» говорят. И с тех пор, я думаю, сам оспасибливает всех направо и налево. После этого случая я стал все чаще замечать, что продавщицы в магазинах не говорят «посуда», а говорят «посудный инвентарь». Не говорят «ковер», а говорят «ковровое изделие». В профсоюзных и комсомольских организациях процветает словообразование «охваченные взносами». В автобусах то и дело слышится выражение «обилеченный пассажир». В некоторых ЗАГСах молодоженов после регистрации называют «обраченными». Даже детские врачи стали говорить детям, что им нужно «увеличить каллораж питания». По-моему, ребенок, услышав такое, вообще может перестать есть. Наконец, в каждой газете можно прочитать, как «славной поступью» кто-нибудь движется куда-то «маршрутами созидания» и чего-то попутно засыпает или заливает в «закрома Родины». Причем что такое «закрома Родины» и где они находятся, до сих пор никто не знает. Впрочем, как никто до сих пор не знает, где все то, что в них каждый раз засыпают. Наверное, некоторые авторы считают, что «закрома Родины» - это художественный образ. Но образ хорош, когда он использован один раз. Как только он начинает повторяться, он становится таким же штампом, как в банальной прозе «лучи заходящего солнца», «небо, шатром раскинувшееся над головой», «добрая улыбка на лице нашего разведчика» и «злобная ухмылка на физиономии их агента»... Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит на тех, кто издает бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утвержденного набора продуктов на одного учащегося». Стыдно! Очень стыдно! Вместо того, чтобы хорошо кормить учащихся, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством. Поэтому подобный оскверненный русский язык и входит в нашу речь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста - сибирская стройка, с другой - дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам, наконец, пришлете рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «Мы по этому вопросу уже второй год владеем обстановкой!» Мало кто задумывается над тем, что многие из этих выражений неграмотны. Мне недавно позвонили из одного райкома комсомола и спросили, кого бы я мог рекомендовать им для выступлений? Я предложил позвонить Е. Петросяну. Инструктор мне ответил: «На Петросяна мы уже выходили». Выходить можно на медведя. А на Петросяна выходить нельзя!

С другой стороны, разве можно ждать от молодого поколения грамотности, если даже учительница русского языка в средней школе однажды мне сказала на конференции: «После ремонта, наша школа стала не годна для эксплуатации детей», в школьном учебнике русского языка написано, что существует несколько стилей языка: деловой, разговорный, газетный, литературный... И так далее. Я понимаю, что ученые могут защищать докторские диссертации на эти темы. Чем больше будет этих диссертаций, тем больше будет у нас официально считаться стилей. Но смешно думать, что приходя на рынок, я должен говорить одним стилем, на работе другим, дома третьим, читать и думать не четвертом... Трудно представить себе А.С.Пушкина, который, написав: «Я помню чудное мгновенье», сядет писать статью в газету, в которой будет восхищаться «закромами Родины». А на следующий день в разговоре будет защищать ассортимент своих стихов. Я представляю себе Пушкина в этой ситуации потому, что именно он в прошлом веке оздоровил русский язык, привнес в него снова народную образность, мудрость... В то время как «избавленные чином от ума» уже тогда начинали уродовать язык иностранными словами и бюрократизмами. И вот теперь эта же опасность угрожает нашему современному языку. И угрожает всерьез! Восемнадцать миллионов номенклатурных работников живут по инструкциям, положениям и памяткам, написанным языком канцелярского красноречиями если филологи узаконивают в новых словарях подобные уродства, значит, эти филологи принадлежат не к истинно российским ученым, а, как точно написано в гардеробах множества институтов, всего лишь к «профессорско-преподавательскому составу». То есть еще к одному обезличенному контингенту. Потому что не может ученый-филолог или преподаватель русского языка, который любит свое отечество, сразу после издания антиалкогольного постановления выбросить из учебников русского языка стихи Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка?» Или этот представитель современной филологии считает, что великий поэт в свете последних постановлений подает детям дурной пример спаивания своей няни? Но ведь сейчас, говорят, готовится постановление по борьбе со СПИДом. Значит, пришла пора выбросить из школьной программы все стихи о любви. Что это за безобразие! Я помню чудное мгновенье!!? Мгновенье, может, и чудное, а кто знает, чем оно может закончиться?! Благодаря таким приспособленцам преподавание в школе литературы, к сожалению, чем-то напоминает прививку. Ввели в детстве небольшую дозу вакцины оспы - и человек никогда больше ею не заболеет. Так и с классикой в школе. Ввели небольшую дозу Некрасова, Достоевского, Толстого... И на всю жизнь у всех к ним иммунитет выработали. Вот и вырастают одно за другим поколения, которые не чувствуют литературного живого языка, не понимают, как обидно человеку услышать, что в самый счастливый день тебя назвали «обраченным». Неужели придет время, когда влюбленные будут приходить к своим девушкам с цветами... простите, с букетами цветочно-штучных изделий... и ласково делать такое заявление: «Дорогой друг и товарищ! Я испытываю к тебе всесторонние любовные ощущения. Давай организуем с тобой долгосрочную семейную ячейку на взаимовыгодной основе». А дети, возвращаясь домой из детского сада, будут говорить родителям: «Мы сегодня всем коллективом играли в войну в обстановке сердечности и полного взаимопонимания!» Язык отражает мышление человека. Раз обедняется язык, значит, обедняется мышление. Понятно, что для бюрократа его язык, мышление, дела и зарплата составляют единую гармонию. Но невольно задумываешься, сколько же их - обедненных духом и мышлением людей, если они смогли повлиять на язык нескольких поколений. Мы живем во время надежд на освобождение нашего общества от многих накопившихся недостатков. Но перестройка невозможна без личностного мышления. А значит, и без оживления языка. Перестройка не может быть кампанией контингентов по улучшению ассортимента. Перестройка не может подчиняться инструкции, положению, памятке... Иначе вековой бюрократ со своим мертвым мышлением навсегда овладеет обстановкой и наша перестройка превратится просто в оптиченное мероприятие!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вместо предисловия

Объявили посадку. Через несколько минут самолет Вашингтон-Москва приземлился в аэропорту Шереметьево. Большинство в самолете наши. Мы все незнакомы. Но нас объединяет одно - грустные лица. И даже симпатичный ответственный партийный работник, который молча просидел рядом со мной восемь часов, когда колеса самолета коснулись земли и нас привычно по родному тряхнуло всех, как кули с картофелем, грустно и задумчиво вздохнул: ну вот и Родина!. Я его понимаю. Ему надо будет рассказывать о том, как там плохо. О чем он расскажет? О том, что их мостовые устланы утраченными иллюзиями неимущих, а тротуары вымощены страданиями эксплуатируемых масс? Мне легче - я не ответственный партийный работник. Я могу рассказать о том, о чем хочу рассказать. Во-первых, потому что далеко не все, уважаемые читатели, из вас бывали в Америке. Во-вторых, не все в ближайшее время туда поедут. Еще не у всех есть там родственники. Я понимаю, что об Америке много написано: Горький, Маяковский, Ильф и Петров, Жванецкий, наконец, Валентин Зорин и его коллеги-журналисты и писатели, авторы незабвенных утраченных иллюзий, классовой ненависти и страданий эксплуатируемых масс. Я думаю, каждому Америка должна понравиться и не понравиться по-своему. Джоконда каждому улыбается той улыбкой, которую он заслуживает. Я это понял, когда один мой бывший соученик, ничего не добившийся в жизни, сказал мне, что у Джоконды, между прочим, завистливая улыбочка. Америка не Джоконда. Но любую страну можно считать произведением искусства того народа, который в ней живет... Произведением искусства прежде всего ощущаешь. Поэтому мне и захотелось рассказать о том, какой мне ощутилась Америка и почему у соотечественников при возвращении из Америки грустные лица.

Первые впечатления

Когда я прилетел в Нью-Йорк, я подумал, что все вокруг знают о моем прилете. Даже прохожие улыбались мне, словно меня только что показали по американскому телевидению. Откуда же мне было знать, что в Америке, просто так принято - улыбаться друг другу. Что они ходят по улицам с радостным выражением лица, что они радостно живут! Когда смотришь на лица американских прохожих, создается впечатление, будто они не знают, что загнивают... До конца поездки я так и не смог привыкнуть к этой бесконечной американской доброжелательности. Ну с чего они все тебе улыбаются? Что им от тебя надо? Поначалу, когда мне в самолете улыбнулась стюардесса, я, честно говоря, подумал, что она со мной заигрывает. Когда же улыбнулись, глядя на меня, вторая, третья американки, я решил, что у меня что-то расстегнуто. Доконал швейцар в гостинице. Он улыбнулся и раскрыл передо мной двери! Он был рад моему приезду! Вы видели когда-нибудь швейцара, радующегося вашему приезду?! Ну почему во всех странах мира швейцары в гостиницах открывают двери и подносят вещи, а наши не пускают? Когда пожилой "бой" занес мои вещи в номер и, бестактно улыбаясь, предложил мне помочь разложить их по полкам, я выгнал его из номера за его грязные намеки. Так что уже в первые дни гастролей я понял, насколько правы советские корреспонденты и телекомментаторы, утверждающие, что неприятно находиться в Америке. Действительно неприятно. Не знаешь, что делать в ответ. Тоже улыбаться? Я не могу улыбаться в течение суток. У нас - советских людей - развиты не те мышцы лица. Я пробовал. К вечеру улыбку заклинивает, лицо перекособочивает, получается улыбка смертельно раненого человека.

Не улыбаться нехорошо. Некультурно. Стоит зайти в магазин, к тебе подбегает продавец и с идеально отшлифованной улыбкой: "Что вам угодно? Чем могу быть полезен?" Ну как ему объяснить, чем он может быть полезен? Только тем, что исчезнет немедленно. И не будет мешать. Потому что я зашел не купить, а посмотреть. Так как никогда не видел сто метров разной обуви сразу. Поэтому у меня сейчас экскурсия! Не дай бог возьмешь с прилавка туфли и попытаешься их примерить. Он усадит в кресло, сам наденет тебе туфли на ноги, зашнурует их. Если окажутся не по размеру, будет приносить со склада все новые и новые пары. Пока ты, руководствуясь уже чувством вины перед ним, не купишь хотя бы... шнурки с тапочками. За каждую проданную вещь, оказывается, ему положена премия. Каждому по труду. Закон социализма! Поэтому они и ведут себя так, как должны вести себя в социально справедливом обществе. То есть ты чувствуешь себя виноватым, если ничего не купил. В отличие от наших продавцов, которые ведут себя по-другому. И ты чувствуешь себя виноватым оттого, что вообще зашел в магазин. К концу поездки я, правда, научился бороться с их улыбчивым сервисом. Он только ко мне: "Чем могу быть полезен?", а я ему тут же с улыбкой от уха до уха: "Спасибо! Я из Советского Союза". Его тут же след простыл. Понял - зашел просто посмотреть. Потому что во всем мире уже знают, что советскому человеку денег меняют ровно на посмотреть... Причем знают об этом не одни продавцы. Американские женщины относятся к советским мужчинам с жалостью, с которой относятся только к убогим. Интеллигентная американка не позволит советскому мужчине заплатить за нее в кафе, даже если она выпьет стаканчик диетической пепси-колы. От силы она позволит себе принять в подарок от русского набор открыток типа "Ромашки Нечерноземья" или "Козлы Алтая"... Чтобы эти открытки остались у нее навсегда ярким напоминанием о подарившем. Однако наиболее опытные продавцы в Америке не подбегают к тебе, когда ты входишь в магазин. Многие из них уже научились отличать советского человека. Не по одежде, нет... Через три дня после приезда в Америку любой советский одет точь-в-точь, как американский безработный. Если, конечно, на безработного надеть отглаженные со стрелками джинсы и под них черные лаковые на каблуках туфли. Нет, нашего человека среди любой беспочвенно радостной западной толпы можно безошибочно угадать по выражению лица. На нем как бы навсегда застыла наша индустриализация! Осели этапы большого пути, прилипли шесть орденов комсомола, непаханая целина и непрекращающееся восстановление разрухи... При этом в глазах ежесекундная борьба озадаченности с озабоченностью. С другой стороны, какое еще выражение может быть у нашего человека, если он заходит в продуктовый магазин и видит там 40 сортов сыра? Он же мучиться начинает! Какой сорт выбрать. В этом отношении наше общество гуманнее. У нас не надо мучиться, какой сыр выбрать. Потому что у нас один сорт сыра - сыр! Называется "Если завезли..." В одном магазине я не поклонился и насчитал... тридцать семь сортов маслин! Поскольку я не смог нафантазировать такое количество сортов того, о чем вообще имею смутное понятие, я расспросил продавца, чем они все друг от друга отличаются. Оказывается, вместо косточек там внутри разные орешки. В одних - миндаль, в других - арахис... В третьих - такие, глядя на которые, Мичурин бы свалился с того, что сам вырастил. Удивительно! Как-то эти орешки попадают в эти маслины. И попадают туда без руководящей роли партии. Без участия министерств и ведомств. Никто не издает указ: "О всемирном высасывании косточек" и не вешает плакат: "Орешки - в жизнь!" Со всей продуктовой вакханалией справляется два-три процента фермеров в стране! В отличие от наших 40 процентов, занятых в сельском хозяйстве. Причем этим двум процентам фермеров не помогают высасывать косточки студенты Йельского университета и профессура Гарварда... В одном супермаркете я насчитал 90 сортов кефира! Есть кефир с привкусом клубники, есть с привкусом земляники, черники. Есть с шоколадом, есть с орешками. Есть с орешками, шоколадом, клубникой, черникой и земляникой... .Как я могу понять, что я хочу? Я все хочу! Может быть, меня больше никогда за границу не выпустят после того, как я расскажу, сколько я видел кефиров. Может быть, вообще перестройка на днях закончится. Так что, я хочу все кефиры сразу! Здесь, немедленно! Я хочу принять ерша из этих кефиров! Именно это выражает мое "индустриализационное" лицо, когда я осмотрю на эти кефиры, которые стоят на полках, как книги в Ленинской библиотеке. Вы попробуйте прийти у нас в магазин и спросить у продавщицы: "Что из кефиров вы мне сегодня рекомендуете?" Продавщица вам тут же ответит: "вчерашний, козел!" Поскольку за семьдесят лет мы научились выпускать два сорта кефира: вчерашний и позавчерашний. Бывает еще двухнедельный, но это уже не высший сорт! Когда в Америке заходишь в продуктовый магазин, невольно перекидывается грустный мостик на Родину. Даже наши эмигранты, прожившие по 20 лет в Америке, сознаются, что это происходит с ними до сих пор. И жалко становится наших женщин. Почему их женственные лица должны превращаться в "индустриализационные", а ноги в тромбофлебитные, если во всем мире уже слов таких нет, как "кошёлка" и "авоська"? Мужиков мне не жалко. Мужик у нас всегда в порядке. Принял стакан, и он в Америке. Принял еще один - в Австралии. Наутро в канаве представил себя в Венеции! В один супермаркет мне пришлось зайти с женщиной из Воронежа. Она приехала к сестре. Сестра Валя уже пятнадцать лет в Америке. Мать категорически не хотела отпускать свою дочь навсегда. Прокляла ее. Старая большевичка, мать Вали до последнего дня искренне верила нашему правительству и Кукрыниксам, что Америка - это небритый дядя Сэм с жирным мешком денег вместо туловища и носом, похожим на Гренландию. Провожая дочь, несмотря на проклятие, она жестко сказала: "Если будешь там голодать, напиши - консервов вышлем!". - Жалко, мама не дожила до перестройки, - говорила Валя. - Не смогла к нам приехать. Мне так хотелось, чтобы она увидела, как я живу. Вместо мамы приехала сестра с десятилетним сыном. Когда она зашла в супермаркет, она заплакала. В ее глазах был только один вопрос: "За что?" Вопрос, который нам на Родине даже задать некому. Десятилетний сын тянет маму за рукав. - Мама, это что? - Это клубника, сыночек. - Неправда, мама, такой клубники не бывает. Валя уговаривает сестру не набирать так много. Взять только на вечер. При этом по привычке набирает сама. Но сестра не может поверить в то, что все это будет здесь и завтра, и послезавтра. - До завтра же все испортится! - оправдывается она перед Валей. Валя улыбается. - Завтра завезут свежее. - А это?! Куда они денут это? - Сама не понимаю, куда все уходит? Вопрос - что американцы делают с непроданными продуктами - приходит на ум только советскому человеку. Сами американцы над этим никогда не задумываются. Каждый занят своим делом. Его не интересуют дела другого. В отличие от нашего человека с его тревожным государственным умом, который должен все знать, все понимать и каждому указать из собственной нищеты, как должно быть. - Дядя, - просит меня мальчик, - сфотографируйте меня на фоне этой клубники. А то в школе не поверят... Я снова горький мостик перекидывает меня на Родину. За неделю до моей поездки в Америку у моего друга в Москве умерла мать. По этому случаю ему разрешили, после того как он принес свидетельство о ее смерти, закупить продукты для поминок в подвале гастронома. На двери небольшого помещения было написано: "Для спецконтингента!" Даже не для контингента, а для "спецконтингента". И радость приобщения к нему ты можешь испытать только в случае смерти кого-то из своих близких. И все! И до новой смерти. Ну что ж! Зато, как утверждали наши идеологи, мы живем в гуманном обществе, где человека не страшит его будущее. Где он спокоен за завтрашний день. У американцев в этом отношении, безусловно, общество значительно суровее. Американцы не знают, что ждет их завтра: поездка на Багамы или в Италию? Покупка виллы или машины? У нас все четко! Никакой тревоги за будущее. Через десять лет выслуги на одном месте - прибавка к зарплате на 15 рублей, к концу жизни - расширение жилплощади на 15 кв. см... А может быть, даже подойдет очередь на спальный гарнитур, который тебе в общем-то уже и не очень нужен, потому что ты остался один...

Потрясение первое

За время поездки по США у меня было несколько потрясений. Первое - перед моим первым концертом на загородном шоссе под Нью-Йорком. Говорят, на этом же месте испытали потрясение и другие наши известные артисты. Импресарио, который организовал мои гастроли по Америке, до меня организовывал гастроли Пугачевой, Жванецкого, Хазанова и многих других наших звезд. Его секретарша почти всех возила по магазинам. Теперь она хорошо разбирается в советском искусстве, поскольку точно знает, кто кому что покупает и какого размера. - Благодаря вашим, я узнала где у нас в Америке самые дешевые магазины. Да, да... Правда! Я очень много нового узнала от ваших. Представляете, один ваш музыкант привез с собой из Москвы лупы и продавал их в пуэрториканском районе Нью-Йорка детям. Я бы никогда не догадалась, что в Америке можно продавать советские лупы пуэрториканским детям. Мальчишки в этом квартале, когда он появлялся, бежали за ним толпой с криком: "Мистер Лупа!" Дорога тянется между сплошными рекламами. По рекламам в Америке можно изучать английский. Они разноцветные и забавные, как картинки в детских учебниках, чтобы веселее запоминалось... Мы голодные. Экскурсия по магазинам затянулась. Экспозиция была волнующей. Вообще американские магазины настолько многообразны и познавательны, что мысль посетить музей первое время лично мне даже не приходила в голову. Впрочем, как и в последнее время. - Вы хотите есть? - спрашивает Нина. Нина из второй волны эмиграции. Вернее, ее родители. Сама она родилась уже в Америке. По-русски говорит с еле заметным акцентом. Так говорят обычно в наших фильмах актеры из Прибалтики, когда играют иностранцев. О том, почему и как ее родители в конце войны попали в Америку, она умалчивает. Нина православная. В свободное время организовывает выставки при православной церкви. Многие русские в эмиграции, увлеклись, как бы сказали y нас, прикладным народным искусством. Выставка, на которую мы перед этим заехали, небольшая: яйца пасхальные, разрисованные под палехскую школу, шкатулки берестяные... Русские формы из американской бересты. Игрушки детские глиняные. Наволочки для подушек, расшитые народным узором. Два рушника. Русский пейзаж, нарисованный по памяти или по рассказам родителей.

Многое выглядит трогательно и наивно. Напоминает работу учеников на уроке труда в показательной школе. Посетителей немного. Выставка вряд ли приносит доход. Но это не волнует верующих. Их выставка - не коммерция, а уголок Родины... И вера в бога, благодаря выставке при церкви, соединяется у них с верой в свою Родину... - Что вы молчите? - повторяет свой вопрос Нина. - Вы есть хотите? - Я не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Конечно хочу. Но и так опаздываем. - А я ужасно хочу пить. Мы сейчас, знаете, что сделаем? - Что? Нина останавливает машину у обочины. Открывает окно. И, чуть высунувшись из него, говорит вниз, в канаву: - Мне, пожалуйста, три диетических пепси-колы, две порции устриц и один салат. Честно говоря, я думал, что она с голодухи немного тронулась. Да и как я мог предполагать, что в двадцати метрах от закусочной "Макдональдс" у обочин выставлен микрофон, для тех, кто торопится и хочет перекусить прямо в машине, не выходя из нее. Не прошло и двух минут, как из окна закусочной в окно машины нам передали поднос с блюдцами и стаканами, стоящими в лунках, как на корабле, чтобы не расплескалось. Я был потрясен настолько, что доставил Нине удовольствие. Почему вы так удивлены? - спрашивает Нина. - Разве у вас вдоль дорог нет закусочных? - Нет. - Почему? - Потому что у нас нет дорог. - А что есть? - Направления. - Так что же вы тогда подумали, когда я заказывала? - Я подумал, что вы немного того, как говорят у вас, "кукукнулись". Высунулись из машины и из канавы требуете устриц с салатом. Или, думаю, у них в канаве кто-то сидит. Типа нашего дяди Васи, который насаживает в этой канаве устриц, как у нас угрей на правительственном озере. - Что такое правительственное озеро? - не понимает Нина. Я пытаюсь доходчиво ей объяснить, что такое правительственное озеро, рыбный егерь, стрельба по уже застреленному кабану... Она внимательно слушает и обещает мне следующую свою елочную бумажную игрушку для выставки сделать по моим рассказам и назвать ее "Дядя Вася на правительственном озере".

Потрясение второе

Второе потрясение я испытал в "стейк-хаусе". В переводе на русский "стейк-хаус" означает "дом бифштекса". Конечно, само название уже могло бы стать для меня потрясением. Я к чему привык? К Дому политпросвещения!? Да, у них "дом бифштекса" - у нас "дом политпросвещения". Потому что, кто чем может, тот тем свою страну и кормит. Единственное наше фирменное блюдо, - это лапша на уши народу. Однако потрясло меня не название. Меня потрясли размеры поданного мне бифштекса. Я многое видел в жизни. Но чтобы через всю тарелку, даже скорее блюдо, нагло раскинулся бифштекс! Не как у нас - копытце пони... Что по жесткости, что по размеру. А некий евроазиатский материк, как его рисуют на ученических картах. Более того, с двух сторон с тарелки не менее нагло свешивались уши - Европа и Чукотка. Сидящий за одним из столиков в зале негр, как и я, не доел точно такой же бифштекс.

В этом момент я понял - правы, ox как правы наши телекомментаторы, которые ежевечерне сообщали нам, что негры в Америке не доедают!

Потрясение третье

Сто седьмой этаж небоскреба в Нью-Йорке. Ресторан высшего класса. Без пиджаков и галстуков не пускают. Уже ночь. Американцы обедают поздно. Глубоко под нами разлинеенный огнями на стриты и авеню светится Манхэттен. Отсюда, сверху, сдавленный Гудзоном и протокой остров Манхэттен, на котором осел центр Нью-Йорка, похож на палубу корабля. И мы слегка покачиваемся на его главной мачте. Мачта так высока, что на нас то и дело набегают тучи, скрывая палубу. Всё ближе раскаты грома. Чем сильнее от ветра раскачивается мачта, тем тревожней становится на душе. Ощущение, что гроза наползает прямо на наш столик. На обед меня пригласил мой товарищ по юности, ныне господин - Юрий Радзиевский. Двадцать лет назад он был одним из самых известных капитанов КВН. Возглавлял команду города Риги. Теперь он хозяин рекламного офиса. Если перевести с американского на советский - это значительно больше, чем директор Елисеевского магазина. Он знает английский. По-прежнему находчив и весел. Когда читаешь его рекламу для электрической зубной щетки, думаешь, как же ты жил без нее раньше. Поэтому к нему тянутся самые богатые заказчики. За эти годы он много работал, понимая, что в Америке - каждому по труду! В его деле и его жена. Как бы сказали у нас - семейный подряд. Он помогает из своего загнивающего Нью-Йорка своим родителям в процветающей Москве. Снабжает их товарами первой, второй и третьей необходимости. Молния пролетает мимо окна, официант приносит горячее. Горячее на противне, закрыто крышкой. Радзиевский что-то говорит ему на ухо, и официант вместе с горячим уходит обратно на кухню. - Что ты ему сказал? - спрашиваю я. - Что он рано принес! - отвечает Юра. - Прости, что он сделал? - Рано принес. Понимаешь, в ресторане такого класса это считается плохим тоном - выставлять все на стол. Это неэтично. Мы не закончили еще есть холодные закуски. - Юра, - говорю я вполне серьезно. - У меня просьба - приедешь в Москву, пойдем с тобой в ресторан и, умоляю, скажи там официанту, что он рано принес. Я хочу, чтобы ты тоже испытал потрясение. Причем чисто физическое. Еще одна молния пугает нас, ныряя в Манхэттен. Гром гремит на крыше ресторана. Небоскреб уже представляется мне главным громоотводом Нью-Йорка, который должен собирать в себя все молнии... Чтобы отвлечь меня от столь резких, невиданных доселе ощущений, а также поскольку мне еще месяц находится в Америке, Юра преподает мне правила хорошего тона для цивилизованных стран. Например, что пить сок через соломинку считается пижонством. Соломинка необходима, чтобы размешать воду от растаявшего льда. После чего нужно отложить ее на тарелочку... А хороший дорогой коньяк подается в высоких широкобедрых бокалах. При этом наливается чуть-чуть, лишь бы прикрыть донышко. Называется такая порция - один дринк. Оказывается, широкобедрость бокала позволяет ощущать аромат древнего коньяка. Из всего, что объяснил мне Радзиевский, я понял одно - все эти изыски не для психики нашего человека. Причем понял по себе. Дринкнул, и что дальше? Сидишь, как на иголках, ждешь следующего дринка. А пока официант за ним степенно ходит, ощущаешь аромат широкобедрого бокала. Я не знаю, как по отношению к американцу, но по отношению к нашему человеку - это садизм! Более того, каждый третий дринк, оказалось, в этом ресторане вам приносят за счет фирмы... Нечто вроде премии за перевыполнение плана. Я уверен, что это правило не было рассчитано на увеличившийся благодаря перестройке поток советских туристов в Америку. Никогда не забуду глаза официанта, слегка беременные от удивления, после того, как он сбегал для нас на кухню за двадцатым бесплатным дринком. Вернувшись, он спросил, откуда мы? Я ответил: "Из России!" Он сбегал снова на кухню, вернулся с бутылкой и, из последних сил улыбаясь, сказал: "Вот и дринькайте на здоровье! И нечего меня все время гонять туда и обратно!" - Видишь, Юра, и у вашего сервиса есть предел элегантности! - Да. Но только в отношениях с нашими... в смысле с нашими! Кстати, должен сразу тебя предупредить, американцы не любят нас. Коренных русских любят, а эмигрантов нет. Видишь - улыбается? А глаза - смотри - ненавидят. Он тебя считает тоже эмигрантом. Знаешь, почему они нас терпеть не могут? Потому что только наш может прийти в этот ресторан и сказать: "Мне первые два дринка не надо, мне сразу третий.. У наших, стариков, оказалась такая соображалка, которая не снилась ни одному американцу. Они завидуют нашей смекалке. Например, заметил, как здесь наливают вино? Дают сначала попробовать. Ты отпиваешь, потом еще раз отпиваешь, потом допиваешь и говоришь: "Нет, кисло - унесите". И они уносят за счет фирмы. Для американцев это нормально. А наш тут же соображает: "Ага, можно переходить из ресторана в ресторан и говорить: "Кисло''". И к вечеру уже совсем не кисло будет! Здесь, в Штатах, я понял, что человек, объегоривший советскую власть, может без напряжения объегорить любую власть в мире! Мне порой кажется, что мышление людей сродни расположению улиц в городах, в которых они живут. Видишь, внизу Манхэттен? Стрит, стрит, стрит... Все параллельно. Авеню, авеню, авеню... Все перпендикулярно. Так и мышление у американцев - прямоугольное. А в наших городах? Переулок, канава, помойка, плакат, тупик... Тупик, плакат, канава, помойка, закоулок... Потому у нас и мышление - закоулочно-канавочное. Впрочем, довольно о грустном. Давай лучше попробуем самое дорогое вино в этом ресторане. - Гарсон, вот это вино, пожалуйста! - Юра указывает в меню на название вина. Заложив руку за спину, гарсон, заранее нас ненавидя, наливает мне в бокал вино на пробу. Я пробую, еще раз пробую... Допиваю! Так хочется сказать: "Кисло! Унесите!" Гарсон смотрит на меня ненавидящими глазами над вынужденной улыбкой. - Отличное вино! - говорю я. - Разлейте! Его глаза добреют. Такого от русского "эмигранта" он не ожидал. Очередная молния в очередной раз пролетает мимо нашего столика. Благодарная выпитым дринкам она уже не пугает нас. Наоборот, ощущается частью шоу за счет фирмы. Юра учит меня есть японские "суши" палочками, а куриные крылышки ножом и вилкой. Я беру куриное крылышко левой рукой и интеллигентно насаживаю его на вилку, которую грациозно держу в правой руке. Гарсон разливает "некислое" вино. Мне кажется, что я уже все знаю, все умею и готов к предстоящим гастролям. Снизу мне хитро подмигивает разноцветными огнями сквозь клочки туч прямоугольный, как и мышление американцев, Манхэттен.

Потрясение княгини

Самым неожиданным для меня потрясением стало потрясение княгини Долгоруковой. В девичестве Апухтина. Она уже в эмиграции вышла замуж за последнего из князей древнего рода Долгоруковых. Несмотря на возраст, у обоих до сих пор гордые спины и светлые глаза цвета аристократической голубой крови. Даже у националистов Прибалтики язык бы не повернулся назвать их мигрантами. В Америке никто никогда не унижает национальностью. В Америке нет национальности, потому что там есть все остальное. В двадцатом году, еще совсем юными княгиня Апухтина и князь Долгоруков ушли со своими семьями на одном корабле с Врангелем из Севастополя. - Вы знаете, Врангель был очень умным, интеллигентным человеком, - рассказывает мне княгиня Ирина Петровна. - А главное, очень порядочным. Я помню, как он собрал нас всех вместе с родителями перед отправлением из Севастополя и честно сказал: "Мы должны покинуть Россию. Я ничего вам не обещаю. Нас может не принять ни одна страна в мире. Но оставаться здесь никому не советую. От большевиков нельзя ждать ничего хорошего. Попробуем уйти в Турцию. А там, как у кого сложится судьба". Ирина Петровна чисто говорит по-русски. В ее речи нет слов: альтернатива, регион, подвести черту, поставить вопрос, регламент, консолидация с ротацией, не говоря уже о консенсусе. Она говорит на чистом литературном русском, пушкинском языке. Нелепо представить себе, чтобы Пушкин консолидировался с Натали Гончаровой во имя деторождения и при этом имел альтернативный вариант в соседнем регионе. Здесь, в Америке, благодаря эмиграции первой волны, сохранился русский язык, русская кухня, русская интеллигенция. Спасибо Врангелю! - Ничего, русские еще возродятся, - успокаивает меня Ирина Петровна. - Мы с мужем очень болеем за Россию. И очень уважаем Горбачева... Нам кажется, что он выведет страну из разрухи. Очень хочется побывать в Москве. У мужа там особняк. Знаете, рядом с библиотекой Ленина. В нем теперь музей Карла Маркса. Это хорошо. Значит, ваши следят за нашим особняком. Но муж неважно себя чувствует. Вряд ли он отважится на такое путешествие. А я все-таки соберусь. Хотя очень боязно. Мне кажется, что я уже не доживу до встречи с Россией или не переживу ее. На следующий день после моего концерта Ирина Петровна позвонила в семь утра. Голос ее был необычайно взволнован. - Простите, что бужу, но я всю ночь не спала. Мы с князем потрясены. Скажите, это правда или вы сочинили, что в России нет мыла?.. - Даже по телефону я чувствую, что она задает вопрос с комком в горле. - Неужели ваши люди в правительстве, - недоумевает княгиня, - не знают, что на протяжении всей истории человечества развитие цивилизации познавалось по расходу мыла? Мы всегда говорили с мужем, что невежественные люди разорят Россию, но никогда не думали, что до такой степени! За день до этого звонка я подарил Ирине Петровне привезенный из Москвы флакончик французских духов. В Америке эти духи стоят около 100 долларов, хотя у нас они стоят всего 45 рублей. Поскольку мы продаем тайгу и за проданную тайгу получаем духи, которые распределяются между теми, кто продал тайгу. Ирина Петровна была рада, и удивлена такому подарку. - В России есть французские духи? - Полно! - ответил я с гордостью за нашу тайгу. Наш разговор по телефону закончился последним вопросом Ирины Петровны: - Михаил Николаевич, я не понимаю, зачем в России продаются французские духи, если там нет мыла?

Хромосомный набор

Звонит телефон. Я снимаю трубку. - Мишка, здорово! Голос знакомый. Из детства. Но чей - вспомнить не могу.

- Герку помнишь? - Герка!!! Боже... Ты откуда говоришь? - Из тюрьмы. - То есть как? - Очень просто. У меня хорошая камера. Две комнаты. Телефон. Телевизор. Видео. ...Герка всегда мечтал разбогатеть. Он еще в детстве умудрялся обменивать фантики леденцов на фантики "Косолапого мишки". Правда, потом его всегда били. В какие только аферы он не пытался втравить меня уже в юности! Голова его всегда была полна самых смелых, нелепых идей. Его знали все хулиганы, хотя сам он хулиганом никогда не был. Однажды он рассказал мне о плане освобождения своего отца из тюрьмы. Кажется, его отец проходил в то время по известному делу врачей. Герка был очень толстым и настолько же добрым. Однажды, когда меня избили и я лежал в постели, он привел ко мне домой тех, кто меня избил, чтобы они извинились. Он был уверен, что мне от этого станет легче. Потом оказалось, что он им просто заплатил из тех денег, которые копил на побег отца. После школы Герка неожиданно для всех запел. Причем сразу громко, оперным голосом. Это было время поклонения Магомаеву. Всех, кто пел похоже, приглашали на концерты, платили деньги. Петь оперным голосом было тогда выгодно, поэтому он им и запел. Герка всем рассказывал, как он учился в Италии с Муслимом. Хотя для меня до сих пор загадка, где он научился так громко петь... Вскоре он понял, что выгоднее петь на Севере. И уехал туда года на два. Разбогател. В каких только уголках нашей необъятной Родины он не организовывал самые смелые халтуры с продажей собственных билетов из разрезанных пополам открыток за две копейки. При этом на каждой половинке, не мудрствуя лукаво, он собственной рукой писал: "Один рубль". И ставил печать, вырезанную из старого каблука очередным умельцем-левшой за бутылку рижского бальзама. Когда я вспоминаю еще отечественного, не уехавшего Герку, я всегда думаю: нельзя так опрометчиво заявлять, будто мы жили в застое. Это не верно. Были умы и тревожные, и светлые, и беспокойные. Они, между прочим, и подготовили перестройку. Недаром теперь многих наградили за то же самое, за что раньше посадили... Одним словом, я всегда знал, что Геркино будущее - тюрьма. Но никогда не предполагал, что под Нью-Йорком и с телефоном. На вопрос, сколько ему дали, Герка не стал отвечать. Ему не хотелось говорить о неприятном. Я могу его понять. По одним слухам, ему дали сто с чем-то лет, по другим - всего 80. За достоверность слухов не ручаюсь. Но в Америке это вполне реально. Там один закон не исключает другого и все сроки плюсуются. Как мне объяснили, рижанин Герка со своим другом из Одессы выпустили фальшивые доллары. Причем выпустили их на краденой бумаге, а рисунок нанесли ворованной краской. Поскольку нашему человеку даже в голову не придет купить краску! Когда их поймали, они вдобавок ко всему превысили скорость на чужой машине в нетрезвом состоянии и вдобавок впятером проехали на пять "кирпичей". Одним словом, набежало! Эмигранты любят о нем рассказывать. По приезде в Америку он пытался петь. Но здесь никого не интересовало, с кем ты учился в Италии. Не долго думая, Герка с советским мышлением занялся американским бизнесом. После чего окончательно обнищал. Пытался устраивать для эмигрантов просмотры советских фильмов типа: "Свадьба в Малиновке", "Зозуля с дипломом", "Битва в пути"... Но за аренду надо было платить. А на просмотры ходили пять-шесть бывших советских коммунистов из желания еще раз окунуться в свое героическое прошлое. Наконец мой добрый толстый друг на все плюнул и решил разбогатеть сразу! И по-простому! О процессе писали американские газеты. Коренных американцев поразило: во-первых, сколько фальшивых денег выпустили наши за два дня. Во-вторых, как они это сделали. Простота, находчивость и наглость одновременно обидели и восхитили американцев. Они выпустили фальшивые доллары на ксероксе!.. Много лет в Америке существует многоцветный ксерокс. Американцы опрометчиво думали, что на нем надо работать, чтобы получать деньги. А оказывается, что на нем работать не надо, а надо сразу деньги печатать. Много, много нового узнали для себя американцы с прибытием в их страну наших эмигрантов. Например, что бензин можно разводить водой... Сообщение о том, как это делается на русской бензоколонке в Бруклине, стало научным откровением даже для американских ученых. Доселе они предполагали, что это невозможно с химической точки зрения - карбюраторы будут глохнуть. Но, видать, любой наш мужик с тремя классами образования может дать в некоторых вопросах фору все американской химической промышленности. Оказывается, надо просто знать, как разводить. Комбинация то уже отыграна на Родине и проще не бывает. Хороший бензин надо разводить средним, средний - плохим, а плохой - уже водой... Видимо, наш человек развит от нищеты так же, как их человек туп от сытости... Американцы не просто не любят наших эмигрантов. Они прокляли тот день, когда пригласили их к себе. Ну что же - так им и надо! А то они столько лет кричали: "Отпустите к нам своих инакомыслящих! Дайте им свободу!" Ну, дали, ну, отпустили. Но ведь оказалось: никто из тех, кто кричал, даже предположить не мог, насколько наши ИНАКОМЫСЛЯЩИЕ. Я считаю: советская эмиграция третьей волны в Америке - самая серьезная провокация против Запада! ...В ресторане рядом со мной сидит русский эмигрант. Неожиданно для меня он вытаскивает из кармана лавровый лист, поджигает его и резко опускает в рюмку с водкой. - Зачем это вы делаете? - спрашиваю я. - Я за рулем... Чтобы не пахло. Видимо, смекалка - в генетике нашего человека. В его хромосомном наборе. Поскольку единственное, что передавалось советскими людьми из поколения в поколение - это нищета, изворотливость и энтузиазм. Поэтому Америка с ее свободой бизнеса и оказалась черноземом для нашего мышления. Нельзя вывозить из России картины именитых художников? Разве это проблема для нашего эмигранта? Догадались приглашать самих художников. Кормить их, оплачивать суточные, делить пополам гонорар, только чтобы они рисовали прямо тут, в Америке, на эмигрантских чердаках. И многие на этом разбогатели. Сейчас в связи с перестройкой фантазия у наших эмигрантов разыгралась окончательно. Особенно в сотрудничестве с нашими кооператорами. На Волге открываются совместные охотничьи угодья для американских миллионеров. Бедные миллионеры платят тысячи долларов за такую охоту. В то время как наши проводят их туда через дырку в заборе за бутылку, которую дают егерю. Чего только не пытаются всучить за доллары бедным американцам наши умы! Дошли до того, что опубликовали рекламу, будто для мужской потенции особенно полезна настойка на камнях, выведенных из почек коров. И тут без дружбы с Советским Союзом никак не обойтись, потому что камни в почках образуются только у советских коров. Мне думается, что популярные нынче среди американского обывателя сувениры - кусочки разрушенной Берлинской стены - взяты из мостовых русского эмигрантского района. Говорят, в настоящее время в ФБР создан отдел по расследованию того, что творится в русском районе Нью-Йорка. Об этом районе уже ходят легенды во всем мире, как об одном из самых "веселых" мест на земном шаре. Брайтон-Бич... Проще Брайтон... Берег Атлантического океана... Рассказывают, что когда-то здесь жили приличные нищие негры. Из истории известно, что если куда-то приходили жить негры, то все остальные оттуда уже уходили. Это единственный случай, когда откуда-то ушли сами негры, после того, как туда пришли русские. Вернее, негры не ушли, а сбежали. Наши их выжили. И нищие кварталы расцвели ресторанами, магазинами... Вспыхнули рекламы на русском: "У Римы", "Одесса", "Киев", "Русь", "Яша и сыновья"... Покатилась по набережной музыка.

"...Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой..." "...Еще не поздно, еще не рано, сижу одна я у ресторана..." "...Ямщик, не гони лошадей..."

Разбогатевшая Ялта с одесским темпераментом и харьковским вкусом. Только в Ялте отдыхают в сезон, а на Брайтоне всегда. Ну и, конечно, рестораны поблатнее, лица повеселее, песни поразудалистее, украшения на женщинах поувесистее. Только наши с утра ходят в Америке в золоте. В каждом ухе по слитку величиной с Днепрогэс! Благо ОБХСС нет. А вечером ресторан. И веселье! Но какое! Мне кажется, чувство счастья, что они уехали из Советского Союза, многим нашим эмигрантам хватит на всю оставшуюся жизнь. Поэтому они и веселятся каждый день, будто это последний день. Все! Завтра обратно в Советский Союз... "...Ямщик, не гони лошадей!.." Вырвались! Разбогатели! Свободные! "...Мне некуда больше спешить..." На Брайтоне царит русский язык. Некоторые даже не учат английский. Какая-то тетя Фрида пришла в американский магазин и искренне возмутилась: - Що такое? Мы тут уже шесть лет, а американцы по-русски не говорят? Порой создается впечатление, что не наши приехали в Америку, а Америка пришла к ним. И тетя Фрида была не так далека от правды. Американские полицейские в русском районе учат русский язык. Причем вместе с матом. Поскольку наши ругаются там, как на Родине. Полицейские думают, что это и есть русский язык. Американские обыватели боятся Брайтон-Бич. Их пугает сверхгромкая ресторанная музыка, настораживают танцы. Им непривычно видеть раскрасневшиеся лица, уткнувшиеся на ночь в салат. Да что там обыватель! Даже американская мафия не знает, что делать с русской мафией. Ни один чикагский гангстер не приезжает в русский район. Он не знает, где оставить машину. Стоит ему на семь секунд оставить на улице свой черный "роллс-ройс", наш ему по-нашенски в эти же семь секунд гвоздем нацарапает на этом "роллс-ройсе" известные всему миру три буквы. Недавно в очереди у американского посольства в Москве какой-то грузин закричал на чиновника: - Почему вы нас так долго оформляете? И американского чиновника прорвало:

- А я не хочу, - закричал он на всю очередь, - чтобы вы ехали в мою страну! И его можно понять... На Брайтоне даже сменили новые американские телефоны-автоматы на старые. Новые были созданы "во имя человека". Чтобы не подбрасывать монеты в течение разговора, не отвлекаться, усовершенствовали конструкцию. Бросаешь начальные четверть доллара, разговариваешь семь, десять, тридцать минут... Закончив говорить, вешаешь трубку, телефон-автомат звонит. Снимаешь трубку - тебе робот говорит, сколько еще надо опустить! Нашли дураков! Причем ладно бы наши просто уходили. Нет. Они еще должны испытать удовольствие (как раньше говорили, чувство глубокого удовлетворения) от того, что они кого-то объегорили хоть в мелочи. Поэтому наши все-таки снимают трубку, радостно говорят: "Пошел к черту!". И после этого... не уходят, нет, убегают "с чувством глубокого удовлетворения". Я не случайно все время пишу "наши, наши, наши". Это действительно наши люди. Прежде всего - по хромосомному набору. Некоторые по привычке празднуют 1 Мая. Многие отмечают и американские праздники, и советские. Я спрашивал, не выходят ли 1 Мая на демонстрацию? Шутки шутками, а кто-то вступил в американскую компартию. Говорят, в связи с перестройкой скоро будут переводить непосредственно из нашей в американскую, если из их партии, конечно, придет официальный запрос... Можно изменить фамилию, имя, лицо, Родину, но нельзя изменить хромосомный набор. Самое большое количество доносов в Америке идет с Брайтона. Это хромосомный набор. У кого-то за соседним столиком в ресторане "Русь" вспенилась открытая об стол бутылка пива. И это хромосомный набор. Кто-то предложил купить мне выломанный приемник из машины. А хозяйка ресторана заводит меня на кухню: - Купи пальто! Спекулировать в стране, где есть все, может только наш человек. - За семьдесят долларов отдам! Я вижу, что пальто стоит как минимум триста долларов. Дорогая материя. Новое... - Откуда оно? - спрашиваю я. Она глазами показывает мне на угол кухни. Там на стуле сидит цыган. Воруют. Американцы самонадеянно думают, что они справились с проблемой воровства. Научно-исследовательские институты работали у них над решением этой проблемы. И решили. На ценниках цену стали указывать закодированными магнитными полосами. И если их не размагнитить, они зазвенят в дверях магазина. Размагнитить сам человек эти полосы не может. Надо знать код. А в кассе щуп компьютера одновременно и "снимает" цену, и размагнитит полосы. Так что у тех, кто заплатил, покупки не звенят в дверях, а звенят только у тех, кто прошел мимо кассы. Научно-исследовательские институты работали над решением этой задачи и, как им кажется, справились. Как бы не так! Наши просто отрывают ценник с магнитными полосками и выносят те товары, которые им нравятся. И все!!! Мы - непобедимый народ! Американцы это начинают понимать. И, я думаю, они никогда не будут с нами воевать. В том, что мы непобедимы, я понял, когда увидел, как наши покупают бананы в супермаркете. Самообслуживание. Бананы кладутся в полиэтиленовый пакет, пакет опускается на весы, весы говорящие. Говорят, сколько ты должен заплатить. И выдают чек. Вы обклеиваете этим чеком пакет и идете в кассу, где с вас и берут деньги согласно чеку. Да, так делают американцы. А наши? Наши кладут полиэтиленовый пакет на весы вместе с бананами и... приподнимают связки бананов! Тупые американские весы тут же выдают чек с ценой за вес полиэтиленового пакета. И только такой же слаборазвитый, как его весы, американец в кассе не может понять, почему за такую кучу бананов всего несколько центов. Конечно, среди наших эмигрантов много приличных и интеллигентных людей, уехавших по идейным соображениям, а не для того, чтобы с утра не бояться ОБХСС. Они знают английский. Среди них есть писатели, художники, врачи, бизнесмены, которых уважают коренные американцы. Есть среди них и бедные, живущие впроголодь. Но хромосомный набор нашего человека виден не по ним, а по большинству из наших эмигрантов. Конечно, дети этого большинства вырастут другими. Они будут знать английский. Их влекут компьютеры и хорошие фильмы. Они вырастут американцами. Но родителей их уже не переделать. Они наши! Они плачут, когда поют русские песни. Они любят язык своего детства. Они любят наших артистов. В ресторанах они заказывают самые новые советские песни.

"...Без тебя, любимый мой, земля мала, как остров..."

Эмигранты любят свою Родину издали. Как сказал один из них: "Можно жить в любом государстве, но Родина у тебя одна." Даже те из эмигрантов, кто интеллигентно ругает Брайтон, кто живет среди американцев и, казалось бы, бесповоротно обамериканился, - иногда, но хоть разок в год, а заглянет на Брайтон. Это для него уголок Родины. Здесь ему искренне нагрубят, откажет в месте швейцар перед входом в ресторан, потом обсчитает официант, пошлет полицейский известным всем маршрутом. Но и накормят по-русски сразу и осетриной, и пельменями, и настоящим черным хлебом, привезенным родственниками. Больше всего эмигранты просят привозить им с Родины черный хлеб. Да, Брайтон - это частица Родины! Здесь до сих пор сидят на кухнях и до сих пор ведут задушевные разговоры генетическим полушепотом о непорядках в России. Но здесь могут и помочь тебе, и понять тебя, и не поймут тебя улыбчивые американцы. Брайтон - это уголок Родины. Но больше всего эмигрантам хочется побывать на настоящей Родине. Хочется показать своим прошлым друзьям, какими они стали. Чтобы все увидели их машины - длинные-предлинные, времен тех фильмов, которые по нескольку раз смотрели в юности. Чтобы все увидели их серьги, золотые-презолотые.

"...Ведь тебе теперь, любимый мой, лететь с одним крылом..."

Эмигрант - это человек с одним крылом. Огромным, размашистым, но одним. Поэтому они и любят эту песню. Под нее они чувствуют свою роскошную неполноценность, богатое несовершенство, веселье несостоявшегося счастья... Наши эмигранты в Америке напоминают ребенка, выросшего без отца при богатой фарцующей маме. Герка тоже наш человек... - К сожалению, Мишка, я не могу сегодня придти к тебе на концерт. Я еще здесь плохо знаю тюремщиков... Герка потерял оба крыла, но сохранил главное - чувство настырного советского оптимизма. - Ничего страшного... Подумаешь, сто лет! Мне обещали, если буду хорошо себя вести, скостить срок лет на пять, а то и на десять! Я слышу в трубке, как его торопят. - Мне пора, - говорит он. - Обедать зовут. У меня здесь особая кухня. Ко мне с уважением относятся. Я понимаю, что, как и в детстве, он врет. Это его хромосомный набор. Наверняка он звонит из служебного помещения. Я напоминаю, как он привел ко мне для извинения тех, кто меня побил. Голос Герки сникает. Он вспомнил Ригу. А может быть, и накопленные на побег отца деньги. И хоть говорят, что в Америке тюрьмы комфортабельнее наших санаториев четвертого управления... Все же это тюрьма. А доллары не фантики!

P.S. Месяц назад я узнал, что Герку освободили. Как это произошло, никто не мог мне объяснить. Видимо, тут тоже "сыграл" хромосомный набор...

Встреча

Бывают книги занимательные, но поверхностные. В прошлом веке такая литература называлась бульварной, то есть литературой, которую можно было легко читать на бульваре. Если бы я не поехал к своему другу в Техас и не увидел неэмигрантской Америки, моя поездка превратилась бы в поверхностную. И стала похожа просто на бульварную занимательную литературу. Правда, Юрка тоже эмигрант, но он американец. Американец не по паспорту, а по профессии, по знанию языка, по друзьям. Кто-то из древних сказал: "Национальность человека определяется языком, на котором он думает". Юрка думает уже по-английски. Хотя чувствует все еще по-русски. Когда он встретил меня в Хьюстонском аэропорту после 15 лет разлуки, первое, что сказал: "ну теперь я наговорюсь наконец-то по-русски"! И тут же начал несусветно ругаться матом. Причем с ошибками. Чувствовалось, что даже русский мат он стал переводить с английского. Хотя сам пыл и наслаждение от ругани остались русскими и даже усилились. Одна из самых сильных ностальгий у наших эмигрантов - это ностальгия по русскому мату. В Техасе его зовут Джордж, доктор Джордж. В России Юрка был кандидатом медицинских наук. Приехав в Америку, шесть лет снова учился на врача. Закончил резидентуру, получил разрешение на практику в Техасе и во Флориде. Открыл свой офис, купил компьютерную аппаратуру для диагностики, стал членом совета директоров трех госпиталей. В Америке врач - синоним слова "богатый". Но для меня, каким бы он ни был богатым, он всегда останется Юркой. Мы учились в одной школе, в Риге. Не проходило ни одного дня, чтобы мы не виделись. Любили Рижское взморье, волейбол и музыку. Юрка играл на рояле. Играл размашисто. Так породистые хозяйки полощут белье. Попросту говоря, он полоскал рояль, выводя на нем сразу все партии джазового оркестра. Я так и звал его в юности - "человек-оркестр". Совершенно непонятно, почему он поступил в медицинский. Вероятно, подсказала интуиция, которая уже тогда начинала предчувствовать его техасское будущее. Он стал кандидатом медицинских наук, я - инженером Московского авиационного института. Мы по-прежнему продолжали любить Рижское взморье, музыку и волейбол. Потом Юрка пропал, почти на год. Позвонил неожиданно. Голос у него был нервный и прерывистый. Такой бывает только при некачественном прослушивании на советских телефонах. - Я тебе долго не звонил, потому что уезжаю. Не хотел подводить тебя. Все-таки ты у нас засекреченный. А мы с Верой подали заявление на отъезд, и вот пришел ответ. Если не хочешь, не приходи на проводы, я не обижусь. Я же все понимаю. У тебя могут быть потом неприятности. Теперь я вспоминаю, как я осуждал его в душе. Еще бы! Я руководил агитбригадой. Ездил летом на комсомольские ударные стройки. Ставил спектакли о великих этапах пути. Меня восхищали нефтяные вышки Самотлора с факелами отходящего газа, который японцы бы уловили и сделали из него очередную партию своих видеомагнитофонов. Вдохновляли громыхающие грузовики КамАЗа. Впечатляли отравляющие воздух трубы Магнитки и никуда не ведущая Байкало-Амурская магистраль. Впечатления от восхищений я вдохновенно переносил на спектакли, за что вскоре и был удостоен вместе с коллективом агитбригады премии Ленинского комсомола. Премию нам дали сразу после нашего выступления в Кремлевском Дворце Съездов лично перед товарищем Брежневым. Где лично я читал лично ему стихи под фонограмму с отрепетированными заранее аплодисментами. Аплодисменты заряжались и репетировались как раз теми комсомольскими работниками, которые лично потом и дали нам премию. На нашем представлении Политбюро в полном составе заснуло. Однако премию нам дали, так как о ней мы договорились еще до того, как они заснули. Позже выяснилось, что премия Ленинского комсомола была задатком, чтобы мы поставили в будущем "Малую землю". Но я тянул с этой постановкой, как Хаджа Насреддин, который все-таки дотянул до того, что ишак сдох. Шутки шутками, но Юрку в то время я осуждал не на шутку. Однако на проводы пришел. Оказывается, уехать уговорила его жена. Юрка не был евреем. Он женился на еврейке. В то время многие женились на еврейках, понимая, что еврейка в период застоя - не национальность, а средство передвижения. Тем не менее, Юрка женился по любви. Почему он уезжал? Надоело заниматься бесполезной научной работой? Влекло посмотреть мир? Теперь-то я понимаю, что Юрке хотелось, еще будучи молодым, получить возможность развиваться непредсказуемо! Лентяем он не был никогда. Ему, как и мне, всегда было ненавистно, что русских считают лоботрясами! На проводах мы оба напились. Мы были уверены, что больше никогда не увидимся. Кто же мог предположить, что через 15 лет мы признаем уехавших чуть ли не героями, а оставшихся - чуть ли не предателями. Тем более я не мог предположить, что на чужбину к уехавшим будут посылаться артисты, точь-в-точь, как в период расцвета застоя агитбригады - на комсомольские ударные стройки. Свои вечера встречи в Америке я начинал с фразы: "Добрый вечер, уважаемые дамы и господа, бывшие товарищи! До меня у вас выступали Хазанов, Пугачева, Ширвиндт, Державин, Жванецкий. Похоже, что вы специально уехали сюда, чтобы послушать выступления известных советских артистов". Юрка на моем выступлении не был. Не смог прилететь ни в один город, где были концерты. Он ждал в Техасе. Освободил неделю для путешествия по немногоэтажной фермерской американской Америке. Впереди у нас Нью-Орлеан, Хьюстон, Сан-Антонио, Миссисипи, берег Мексиканского залива. В машине музыка, в багажнике волейбольный мяч. От восторга Юрка взахлеб ругается, заставляя меня исправлять ошибки в его заметно пошатнувшемся мате. Дорога бежит между озерами, нефтяными вышками, болотами, выбегает на 20-километровый мост над топью, ныряет опять в лес. Снова извивается между нефтяными вышками. После множества путешествий по нашей перекопанной стране Америка кажется сплошным газоном. Ощущение, что подметены даже лужайки в лесу. Болота и те выглядят нарядными, а небо - украшенным помытыми облаками. Нефтяные вышки веселые, цвета детских игрушек. По обочинам не валяются забытые трубы. В лесах нет плакатов: "Лес - наше богатство!". В городах никто не ведет по мостовым горячую воду, чтобы подключить ее потом к коммунизму. КамАЗы не возят воздух с двумя рейками и тремя кирпичами. Вокруг заводов нет свалок, огороженных досками почета. Машину не подбрасывает на ямах, не вздрагивают с испугу амортизаторы. Всюду так не по-человечески опрятно, словно профсоюзы провели субботник по уборке территории к приезду президента. Я не был в Англии, Голландии, Бельгии, но Америка мне запомнилась навсегда как один бесконечный газон! Юрка расспрашивает меня о России. Ему невыносимо хочется услышать о каких-либо хороших переменах в Союзе. Что мне ответить ему? Что мне тоже хотелось бы о них услышать? Заикаясь, как наш депутат, которого впервые заставили говорить без бумажки, я отвечаю ему, что в Москве бывает хорошая погода. Но тоже все реже... Своими вопросами Юрка ставит меня в тупик. Я сам для себя пытаюсь найти, что же за последнее время у нас изменилось в лучшую сторону? - Весь народ узнал, что Сталин - сволочь, - говорю я, радуясь своей находчивости. - И все? - обиженно спрашивает Юрка. - Нет. Еще мы все теперь знаем, что Брежнев тоже был дураком. - А еще? - А еще у нас напечатали и признали Булгакова, Набокова, Солженицына, Войновича, Цветаеву, Жванецкого. Я долго перечисляю ему, кого у нас признали, говорю, что выпустили сборники Высоцкого, Галича приняли в Союз писателей те, кто его исключал, и чуть не вернули ему московскую квартиру посмертно. А Валентин Зорин теперь по телевизору хвалит все то, что раньше ругал, и ругает все то, что раньше хвалил. - Короче, приезжай и на собственной шкуре испытаешь все наши хорошие перемены. Потому что рассказать о том, что у нас происходит, нелегко даже сатирику. Действительно, как я ему расскажу о том, что в Москве продукты продаются по паспорту? Никогда в жизни я сам не мог предположить, что когда-нибудь буду есть кефир по месту прописки! Или как я ему объясню, что за три года мы обогнали все страны мира по рэкету, проституции и демократии одновременно? Что наш народ успешно борется с коммунистической партией под ее руководством? Что в результате спущенной на нас сверху гласности у нас обострилась дружба народов? Как мне подобрать слова, пересказывая выступления некоторых наших депутатов, чтобы он не подумал, что я шучу и пересказываю ему свою очередную миниатюру... Стыдно говорить, что наш парламент за год научился переставлять новые запятые в старых законах, голосовать на компьютере фирмы "Филиппс", сводить друг с другом счеты, увеличивать налоги, уговаривать народ еще немного потерпеть и переносить время в городах на час туда, потом на час обратно... Невозможно описать ту безысходность, которая поголовно овладела людьми, лишила их надежды на будущее и сделала озлобленными в настоящем настолько, что в глубинных городах пиво стали отпускать только в полиэтиленовые пакеты. А иначе слишком много травм. Мужики бутылками пробивают друг другу головы. Ни один иностранец в мире не поймет, как можно наливать пиво в авоськи! Экономика страны познается по ее дорогам, аккуратность женщины - по ее ванной комнате, мужское достоинство - по рукопожатию, а забота о людях - по районным поликлиникам. Я даже боюсь заикнуться ему, директору госпиталя, о том, что у нас вся страна, доведенная до отчаяния отсутствием лекарств и недоброжелательностью районных врачей, лечится по телевизору. Конечно, мне не трудно сказать ему, что у нас вечером по телевизору - Кашпировский, а с утра Чумак тазики заряжает. Но вряд ли он поймет, что означает выражение "заряжать тазики". Наверняка спросит: "Зачем надо это делать?" Я ему отвечу: "Чтобы рассосались спайки!". Последует тут, же вопрос: "Где?". И я просто вынужден буду ответить: "В мозгах". А иначе чем объяснить, что некоторые люди во время парапсихологических телевизионных сеансов больным местом прислоняются к экранам телевизоров? Чем объяснить, что население Москвы однажды съело весь тираж газеты "Вечерняя Москва", заряженный ведущим парапсихологом? Люди ели газеты! Потом в редакцию писали письма, в которых спрашивали, чем в следующий раз запивать. Или с просьбой впредь указывать, какую точно статью зарядил профессор - передовицу или прогноз погоды. А то тяжело жевать всухомятку всю газету, хотя она и свежая. В какой еще стране могли слушать по радио заряженную здоровьем минуту молчания? При этом некоторые записали ее на магнитофон. Чтобы потом сделать погромче. Американцы не могут понять всех этих отрыжек советской демократии. А Юрка стал американцем! В день встречи он дал мне таблетки от радикулита. Я два года лечил его у наших экстрасенсов. Я не хочу говорить обо всех, среди них есть много приличных людей. Но с тех пор, как я стал хорошо зарабатывать, почему-то большинство из них стало убеждать меня, что я безнадежно болен. Бляшки в сосудах, позвоночник в солях, песок в мозгах, глухонемая язва слепого желудочка. Словом все то, что невозможно проверить методами нашей медицины. Один совершенно законченный парапсихолог открыл мне дверь своей квартиры и сказал: "Подождите пять минут, я в той комнате сейчас усилием воли повышаю урожайность хлебов в России". - А как их хранить? - спросил я тут же по-российски хозяйственно. - Эта наша следующая задача. Я один с ней не справлюсь. Придется подключать энергию жены. "Посмотрев" меня руками, он сказал: - Очень тяжелый случай! Когда бы выступаете, многие зрители вас не любят. Они вас и сглазили. У вас теперь сзади вырос энергетический хвост. Это очень плохо. Энергия из космоса через этот хвост утекает в преисподнюю. - Что делать? - задал я извечный вопрос, мучивший российского человека. - Надо его обрубить. Могу за это взяться. Но хвост очень серьезный. Справиться с ним будет нелегко. Стоить будет сто рублей. Я согласился. Он положил меня на диван, долго колдовал над моим копчиком, по-моему, читал стихи Крученых или раннего Маяковского. Потом отошел в дальний угол комнаты. Я спросил: "Что, действительно, хвост такой длинный?" - Да, очень, боюсь, даже за один сеанс мне его не обрубить. Придется еще прийти два раза. по сто рублей. - А куда вы складываете обрубленные хвосты? - спросил я. Я с максимальной точностью пересказываю этот разговор двух сумасшедших Юрке. - Ты шутишь? - спрашивает он. - Если бы. Приезжай. Я тебя к нему отведу. Он тебе тоже чего-нибудь отрубит. Я оплачу. Потом из хвостов сделаем шубы женам. Юрка просит меня объяснить подробнее, кто такие экстрасенсы. Он что-то слышал, но точно не знает. Да и зачем знать это, если у него есть таблетка от радикулита. Двум нашим известным людям необычайно повезло: они заболели за границей. Евгению Леонову, это теперь многие знают, поэтому я имею право об этом упомянуть. И нашей известной эстрадной певице. Без ее разрешения я не могу называть имя. У Евгения Леонова случилось на сцене то же самое, что и у Андрея Миронова, но в ФРГ. Нашей звезде сделали операцию в Лос-Анджелесе. Я к ней заходил в госпиталь. Она еще не вставала, но была в хорошем настроении. Я спросил, есть ли у нее боли? Она показала мне рядом с кроватью кнопку обезболивания. Ей не надо было даже в случае приступа вызывать нянечку, похожую обликом на полотер. Повезло и моему другу, молодому ученому-физику. У него в Америке началось заражение крови. - У вас заражение крови, - сказал молодой врач-американец, как всегда приветливо улыбаясь, словно поведал о чем-то безумно приятном. - Что вы делаете сегодня вечером? - Должен идти на прием. - Я думаю, что вы сможете пойти, но с завязанной шеей и выпить не более двух дринков. Но я должен вам сказать честно, у вас всего два выхода. Первый - это я вам дам мазь и сделаю укол. Это будет стоить всего 60 долларов, но вероятность, что вы останетесь живы, не более 30 процентов. Могу сделать немедленную операцию и дам ту же мазь и сделаю тот же укол. Это будет стоить 500 долларов. Но вероятность, что вы останетесь живы, возрастет до 95 процентов. И еще... Можно сделать операцию под общим наркозом, это еще сто долларов. А можно под местным. Местный не будет стоить ничего - это будет мой подарок русскому другу. А когда вы будете от меня уходить, я вам дам медицинскую карту с вашими данными, которую вы всегда будете носить с собой. Она может пригодиться вам в любой стране мира, если с вами что-то случится. Я знаю, у вас таких карт нет. Но в цивилизованных странах они есть у всех. Мой друг решил сэкономить только на общем наркозе. И то лишь потому, что за него платила принимавшая его фирма. Вечером он выпил два дринка: один за свое здоровье, другой за успехи фирмы. Конечно, наша медицина бесплатная, да и как можно платить за то, за что расплачиваешься своим здоровьем. Юрка проверил меня на своей аппаратуре. Как он выразился - "прокрутил на тестах". На общую сумму три тысячи долларов. Такой счет он бы выставил любому американцу. Но любой американец каждый месяц платит медицинскую страховку. И когда он болеет, за него выплачивается благодаря этому 80, 90, а то и 100 процентов. Мы тоже платим подоходный налог. Только мы не знаем, куда он идет. Потому что он идет в закрома Родины. У американцев нет закромов Родины! Я ни разу не видел в американской газете, чтобы какой-то фермер "намолотил в закрома Родины славной поступью в авангарде пятилетки держась за экономические рычаги". Поэтому американцы и не знают в большинстве своем, кто такие экстрасенсы. Только в эмигрантских газетах, например в "Русском слове", можно увидеть объявление: "Доктор Гинзбург лечит руками все что хотите, за умеренную плату". Впрочем, американцы не знают не только это. Они многого еще не знают. Например, что бутылки можно открывать зубами. Даже не знают устройство своих сливных бачков: где надо в гостях пошарить рукой, чтобы потекло и не опозориться. Они не умеют разливать виски в парадной по булькам за спиной с закрытыми глазами. Они не понимают, как в электрический счетчик поставить жучок так, чтобы государство еще приплачивало деньги. Они даже не подозревают, что можно стирать полиэтиленовые пакеты и, вывернув их наизнанку, сушить на бельевой веревочке. Они не догадываются, что свежие газеты можно класть в шкаф от моли. А орехи лучше всего колоть дверью. Они не знают, что такое счеты! Я им привез в подарок, они думали, что это массажер для спины. - Я хочу в Россию, - говорит Юрка. - Все эти годы я не думал об этом. А сейчас... ты меня растеребил, я соскучился. Помнишь, как мы с тобой в Риге разливали в парадной по булькам с плавленым сырком. Кажется, этот сырок стоил 14 копеек! - Твой дом в Риге снесли. - А что там теперь? - Какой-то институт. Мы выкатываемся на берег Миссисипи. За окнами все тот же бесконечный американский газон. По реке идет старинный декоративный пароход, с декоративной трубой и декоративным дымом. На том берегу где-то "хижина дяди 'Тома", Геккльберри

Финн в сахарном тростнике... - Расскажи мне еще что-нибудь о России, - просит Юрка...

Путевые заметки на чем попало

Еще в юности я заметил, что больше всего разнообразных мыслей приходит в дороге. Думать долго бывает лень. Может, поэтому большинство людей старается в путешествии разговориться. В Америке я довольно много летал на самолетах. И все молча, поскольку вокруг были сплошь американцы. Какие только мысли не приходили мне в голову. Некоторые даже казались интересными. В такие минуты по закону подлости под рукой ничего не оказывалось и я записывал их на чем попало: листочках, салфетках, полях рекламного журнала авиакомпании, после чего с чистой совестью украдкой от стюардессы уносил его с собой под полой пиджака.

У американского и советского языков есть общее. Советский - испорченный русский, американский - исковерканный английский. Советский язык - это русский язык, сознательно растянутый на бюрократической дыбе ради инструкций, которые не надо выполнять, докладов, которые не надо понимать, рапортов, за которые не надо отвечать. Язык, затуманенный солидными иностранными существительными, безграмотными прилагательными и деепричастными оборотами с продолжениями на следующей странице. Это язык государственных лоботрясов. Он помогает им самим верить в то, что они приносят пользу обществу. Американский язык, наоборот, - язык деловых людей. Сжатый английский. Порой пропускаются звуки в словах, не договариваются сами слова... На американском языке можно кратчайшим путем договориться о сделке. Он постепенно избавляется от литературных, ненужных бизнесу красивостей. Американский вариант английского языка оказался настолько выгодным, что наиболее яркие "американизмы" стали быстро проникать в английский. Акселерат-ребенок стал влиять на инфантильного родителя. И советский, и американский языки выгодны своим создателям. Но ни на том, ни на другом невозможно написать хорошие стихи. Чтобы выразить чувственные оттенки, поэт невольно вернется к русскому или к английскому.

В американских домах никогда не отключается горячая вода. И я понял, почему. Нет домоуправлений. Некому отключать. Вода течет себе и течет. И никто ею не руководит.

Русских туристов в Америке очень точно называют пылесосами. Они высасывают из страны все дешевое пыльное сырье.

Американский рабочий за год обеспечивает себя года на три вперед. Наш - год вкалывает и потом 25 рублей занимает на обратную дорогу из отпуска.

Во всем мире американцы ведут себя так же важно, как москвичи в нашей стране.

Ностальгия по Родине у всех эмигрантов пропадает после первого ее посещения. Они возвращаются домой от нас такими измученными, что впредь готовы за свой счет приглашать в Америку всех, по кому соскучились, лишь бы никогда в жизни не иметь больше дела с нашей "катастройкой".

По американскому телевидению часто передают полезные советы. Среди них чаще других повторяется один: если на вас напали бандиты, отдайте им все, что они попросят. Не сопротивляйтесь! Лишитесь кошелька, зато приобретете жизнь. И вот однажды в новостях передали коротенькое сообщение о смелости и ловкости советского туриста. У него наркоман-негр пытался отнять кошелек. Невзрачный на вид турист из Челябинска проявил необычайную силу и не только не отдал кошелек, но еще и поколотил негра, фигурой похожего на гигантскую перевернутую кеглю. Опешивший от неожиданного сопротивления негр даже побежал от русского туриста. Но тот его догнал и ударил по голове урной, после чего отнял кошелек и еще раз ударил урной. Бедный негр долго стоял в оцепенении, поскольку давно привык к тому, что американцы никогда не оказывают сопротивления. Тем более урной. Таких советов по американскому телевидению никто не давал. Но он же не знал, что это русский турист, которому поменяли всего тридцать инвалютных рублей и который все свои дни в Америке только и делал, что высчитывал, как на эти деньги одеть семью, себя и еще привезти подарки тем, кто его оформил в туристическую поездку. Для советского туриста за границей жизнь без кошелька не имеет смысла. А лицо жены дома, в Челябинске, узнавшей о пропаже кошелька, страшнее лица любого кеглеобразного негра в американской подворотне.

Бывший русский дворянин, который уехал из России сразу после революции, много рассказывал своему сыну, родившемуся уже в Америке, что самая удивительная охота на медведей под Брянском. Сын пошел в отца - стал заядлым охотником. Не раз просил отца подробнее рассказать, чем же под Брянском так удивительна охота на медведей, что он так часто о ней вспоминает. - Когда-нибудь времена изменятся, - отнекивался отец. - Сам поедешь, поохотишься и поймешь. Наступила перестройка. Времена изменились. Отца уже не было в живых. Богатый сын решил осуществить свою мечту - узнать, чем же удивительна охота на медведей под Брянском. Связался с Брянском. Предложил заплатить валютой, за идею тут же ухватился ловкий кооператив. Конечно, было одно "но"! Под 'Брянском последнего медведя видели во время гражданской войны. Однако терять валюту было жалко. Везти медведя из дальневосточной тайги дорого и долго. Американец уже ехал в Союз. Обратились в цирк соседнего города. Действительно, в цирке был один старый медведь, которого давно не занимали в программах. Сначала руководство цирка не хотело его отдавать. Все-таки родное для них животное. Но кооперативщики сказали, что просят его для фотоателье, обещали хорошо ухаживать, предложили небывалые деньги. И руководство выдало им медведя. Везти старика в брянские леса решили на товарном поезде. От радости и в предвкушении валюты кооператоры в поезде напились. Операция была назначена на завтра. Миллионер утром должен был отправиться на охоту в родительские леса. Видать, умное животное благодаря многолетнему опыту работы с людьми почувствовало что-то неладное и недоброе, и как только "конвойные" заснули, сбежало с поезда из плохо закрытой клетки. Утром медведь вышел на проселочную дорогу. В это время по ней на велосипеде мирно ехал местный почтальон. Когда почтальон впервые за двадцать лет работы увидел родном лесу медведя, он сиганул с велосипеда и убежал в лес. Велосипед остался на дороге. Но! Медведь-то был цирковым! Он давно не работал на арене. Соскучился. Поэтому, не долго думая, он сел на велосипед и радостный покатил навстречу восходу. Как раз в это время из лесу на проселочную дорогу с ружьем вышел американский миллионер, Увидев медведя на велосипеде, охотник остолбенел, но так как медведь двигался на него, с испугу вскинул ружье. Медведь понял это как знак к цирковому трюку и встал на руле, на передние лапы. В этот момент заядлый охотник понял, что отец прав - действительно, самая удивительная охота на медведей в России под Брянском!

Развитые страны смеются над нами, над тем, как мы живем. С их стороны это подло. Они должны быть нам благодарны. Мы взяли на себя высочайшую миссию и с честью справились с ней. Так напугали все страны мира Октябрьской революцией и тем, как мы живем, что они пошли по другому пути развития и с испугу построили социализм!

В американских ресторанах музыка играет ненавязчиво. Посетители могут под нее и потанцевать, и поговорить. Ненавязчивы у них в ресторанах и обои. Нет цветового бешенства на стенах. Убранство в самых дорогих ресторанах скромное, но с достоинством. Весь пыл как бы уходит в кухню. Поэтому у них в ресторанах скучно. То ли дело у нас. Певец заходится, как глухарь на токовании. Ему хочется предложить денег за каждую неспетую песню. В гармонии с его пением - обои цвета взорвавшейся плодоовощной базы. На стенах картины и чеканка. На потолке мозаика. В окнах витражи. В вазах полиэтиленовые цветы. Между столиками официантки в нарядных костюмах напоминают фигурами былинных богатырей. В меню - оставшийся пыл от взбесившегося интерьера. Зато весело!

Все иностранцы быстро схватывают язык. В отличие от нас. Нам Сталин железным занавесом надолго "кастрировал" способности к языкам, остальные народы не жили, как мы, взаперти. Они общались, развивались. Поэтому зачастую хватают на лету даже такие труднодоступные выражения, как русские. Дешевая распродажа в любой стране мира отличается повышенным процентом русских покупателей. С известной нашей актрисой на одной из таких распродаж мы подходим к прилавку с купальниками. Продавец - араб. Слышит, что мы говорим по-русски. Видимо, до нас кто-то из наших женщин у этого прилавка побывал. Потому что он уверенно говорит моей спутнице: - Бери, дура, завтра не будет! Сколько же раз он слышал это выражение, что, не понимая ни слова, запомнил его и уверен, что у русских так принято уговаривать. Спутница с ужасом смотрит на продавца. И тогда он с той же улыбкой обращается ко мне: - Бери, дура, завтра не будет!

Американцы средней зажиточности для нас все миллионеры. Слово "миллионер" в настоящее время не имеет того смысла, который советские люди вкладывали в него поколениями. Хороший дом, сад, пара машин, бассейн, квартира в городе - вот уже и миллионер. Американское богатство - это оборот денег в год, это собственность, это кредитные карточки, а не сумма в банке. И вот что еще бросается в глаза. Богатые, как правило, худые, бедные - толстые. Об облике богатого американца мы ведь с детства привыкли судить по журналу "Крокодил": этакий маленький человечек с животом-рюкзаком, все лицо непременно в бородавках. В течение всех этапов большого пути мы искренне радовались подобным карикатурам, мол, мы лучше, мы без бородавок! Оказалось, все наоборот. Бедные люди в Америке толстеют от дешевой еды. Поначалу она кажется вкуснее дорогой. Потому что в ней есть вкусовые синтетические добавки. От этой еды трудно оторваться. В результате в Америке появились настолько толстые люди, что американцы стали ими даже гордиться. У нас таких людей единицы. Мы все примерно 52-го размера; как в автобусе ни поворачиваешься, а все равно получается боком. Богатые же американцы большей частью выглядят спортивно. Они не едят синтетику, не заходят в закусочные типа "Макдональдс", играют в теннис, тренируются в "клубах здоровья" с массой спортивных приспособлений, банями и бассейнами. Они следят за своим здоровьем по одной единственной причине. Когда живешь так, как они, хочется жить как можно дольше.

Американские мужья любят своих жен. Называют жену "медовая". У них нет такого разнообразия ласковых обращений к любимой женщине, как у нас: "зайчик", "рыбка", "кошечка", "собачка", "мышка", "крыска", "бегемотик". Даже в этом у американцев сказывается обедненность обывательской фантазии, не затронутой изящной литературой, свойственной комплексующей бедности.

Американцы искренне любят свои праздники. Любят свою страну. Что-то показалось мне в этой любви даже примитивное. В этом отношении у нас опять-таки веселее. Наш сходит на демонстрацию за отгул, пронесет флаг через всю Красную площадь, наорется "ура", а вечером на кухне напьется за то, чтобы все это сгорело синим пламенем. У американцев жизнь протекает бесконфликтно, как в советской драматургии, где хорошее борется с еще более хорошим. Они сами с "чувством глубокого удовлетворения" вывешивают перед своими домами флаги. Сами, а не из-под палки, ходят на демонстрацию. И сами на кухне втихаря от жены вечером с друзьями выпивают за Родину. Невозможно себе представить нашего мужика, который вдруг, заведя своего кореша на кухню, скажет: - Давай, пока ее нет, за Родину, а?

И мы, и американцы служим одновременно богу, и дьяволу. Богу служим одинаково - верой и правдой. Дьяволу по-разному. Причем настолько по-разному, как будто у нас разные дьяволы. Их дьявол - завладел долларом. Поэтому у них и воплотился в жизнь лозунг: "Все во имя человека!", так как человек платит за то, что во имя него. Их дьявол дьявольски богат, так же красив, его лицо лоснится рекламным счастьем... У нас даже дьявол какой-то убогий. Разбросал по всей стране свои значки, бюсты, плакаты, лозунги, стенгазеты, ордена, почетные грамоты... Впечатление, что к нам на стажировку прислали из преисподней какого-то дьявола-троечника! Впрочем, может быть, это не так плохо. С троечником справиться легче, чем с таким талантищем, как их долларовый дьявол.

Западные правила хорошего тона - основа нашего позора за границей. Никогда я так не позорился, как там. Закусочная в аэропорту. С Василием Семеновичем Лановым мы, желая перекусить, взяли блюда со стендов. - Смотрите, Василий Семенович, блюдо даже целлофаном задернуто. Это, наверное, чтобы мухи не засиживали. - Наверно! - гордо отвечает Лановой и первым идет к кассе. Кассирша смотрит на нас и собирает всех служащих посмотреть на двух "мамонтов". - Это, чтобы смотреть! - объясняет она нам жестами. - Смотреть! Смотреть! Она широко раскрывает глаза, показывая нам, что надо делать с тем, что мы взяли. Да, долго на стенде стоял муляж омлета. Пока русские с голодухи не решили его попробовать.

В морском ресторане я решил отведать омаров. А то все читаем про них. Дай, думаю, попробую, пока перестройка не закончилась. Сел за столик, настроился. Сейчас подойдет официант. Закажу ему омаров с таким видом, будто это мо любимая еда. Подходит официант. - Омаров! - говорю я развязно. - Хорошо, а еще что? - спрашивает официант. К этому вопросу я готов не был. - И компот! - говорю я первое, что приходит на ум. По его выражению лица я понимаю, что я первый посетитель в его жизни, который заказал компот после омаров. И компот? - сильно удивлен официант. - Да, и компот! - еще развязнее говорю я, как будто это просто у меня такое хобби - каждый день после омаров пить компот. Я проклял тот момент, когда решил заказать омаров, после того, как официант принес мне этого омара со щипцами. Оказывается, ломать омара надо специальными щипцами. Я забрызгал полресторана. От меня люди отсаживались. И тут он мне приносит нечто вроде пиалы. Там какой-то похожий на персик фрукт, маслина и лимонная долька. "Что-то жиденький компотик, - подумал я. - Как русским, так сразу разведенный!" Однако не стал поднимать скандала и выпил все до дна. Умирая, наверное, я буду вспоминать глаза тех, кто был в этот момент в ресторане. Я выпил жидкость для мытья рук после омаров. Да и как мне могло прийти в голову, что это жидкость для мытья рук после омаров, если в ней плавал фрукт, похожий на персик?!

Я долго думал, что в Америке хуже, чем у нас. Сразу оговорюсь: не так же плохо, а именно хуже. И нашел! У американцев хуже чувство юмора. Их юмор одноклеточный...

Посмотрите американские комедии. Человек упал в лужу, брызги полетели в старушку. У той упало пенсне и наделось на нос ее собачке... Над подобным эпизодом будет ухахатыватся вся американская семья вместе собачкой. Их юмор, за небольшим исключением, лишен второго плана, иронии... Страна развивалась в условиях бесцензурной демократии, и это испортило литературный вкус большинства американцев. Им чужд эзопов язык, а также изысканные "фиги в кармане". Их радуют нормальные здоровые фиги... Английский и, французский юмор "не дотягивают" до американского понимания шуток. Немецкий перетягивает. Когда же они слышат советский юмор, они вообще не понимают, что это юмор... Однажды во время, гастролей по России в одном северном городе мне дали номер в гостинице, в котором дверь в ванную запиралась только снаружи. Когда я рассказываю ее потом со сцены у нас, зрители смеются. Американцы даже не улыбаются. Некоторые ахают и сочувственно качают головами. Для них это не шутка - шпингалет с другой стороны, - а горе, беда! Профессор русского языка из Сан-Франциско после того, как я рассказал ему об этом шпингалете, долго смотрел на меня, потом очень серьезно спросил: - А почему шпингалет с другой стороны? Я не понимаю. Если это анекдот, то объясни, в чем смысл! Как я должен был ему объяснить? Мне надо было начинать объяснять с 1917 года, почему у нас шпингалет с другой стороны. Также нельзя объяснить американцам, в чем юмор, если пробка в ванной в два раза меньше, чем отверстие. Или, если ситечко в ванной слетает с душа, который ты принимаешь, и бьет по голове. Для них это все не шутки, а неприятности. Поэтому шутить с американцами оказалось нелегким делом. С первых же дней их улыбчивость настроила меня на веселый лад. И мне показалось, что они ждут от меня искрометного остроумия. - Вы такие примитивные патриоты, - заявил я как-то в компании врачей - Юркиных друзей, - что вам пора выпустить глобус США. Несмотря на то, что все были людьми интеллигентными, за столом повисла неловкая пауза. Только один молодой врач-бизнесмен испытующим взглядом посмотрел на меня, словно его мозговой компьютер что-то в это время вычислял, и секунд через пять очень серьезно предложил: - Давай в этом бизнесе с тобой пойдем напополам. Компания с воодушевлением стала обсуждать, сколько же на этом деле можно заработать и как лучше выпускать - маленький глобус США - сувенирный на брелоках или большой, настоящий для развития чувства патриотизма у детей в колледжах. К такому прямому восприятию шуток в Америке приходится привыкать. Если у нас в каких-то случаях можно интеллигентно отшутиться, у них можно попасть в неловкое положение. Кафе на берегу Миссисипи. Официантка-креолка никак не может понять, на каком языке мы разговариваем с Юркой. Она и прислушивается, и старается подольше ставить тарелки, наконец не выдерживает: - Вы откуда, мальчики? За время путешествия по неэмигрантской Америке мне надоело объяснять, что я русский. Все тут же бросаются обниматься и начинают задавать вопросы: ну как там у вас теперь в России? Как Горбачев? О нас, русских, американский обыватель почти ничего не знает. Он точно знает только, что у нас медведи по улицам ходят и руководит ими Горбачев. Президента нашего любят необычайно. В этом их можно понять. Все страны с приходом к власти Горбачева стали жить лучше. Я не имею в виду нашу страну. Поэтому обнимают и целуют, узнав, что ты русский, не тебя, а Горбачева, в твоем лице. Мне надоело целоваться на дармовщинку под нашего президента, и мы договорились впредь с Юркой говорить всем, дабы нас оставили в покое, что мы из Китая. Так что на вопрос официантки, откуда мы, я тут же решил отшутиться: - Мы из Китая. Любой наш улыбнулся бы шутке и понял, что с ним не хотят продолжать разговора. Но американцы не наши! Им если сказали - из Китая, значит из Китая. - Как, прямо из Китая? - ахает креолка. - Да, прямо из Китая. - И кто же вы по национальности? - Мы китайцы! - Чистые?! - Нет, грязные. - Это как? - Помесь с латышами! Я понимаю, что навлеку на себя гнев прибалтийских народов, но должен честно заметить, что далеко не все, оказывается, на Западе знают, кто такие латыши, литовцы, эстонцы. И если они отделятся, то им еще долго придется объяснять всему миру, кто они такие. Если, конечно, Горбачев не замолвит за них слово... Американцы, похоже, в массе своей плохо учились в колледжах. Они много чего еще не знают. Например, никто из американцев не знает, что делал Ленин в Шушенском. - А латыши, это кто? - не унимается официантка. - Это племя такое в Гималаях живет. - Как интересно! Сколько же в мире интересного. А мы тут с мужем прозябаем на Миссисипи. Но вы что-то оба не очень похожи на китайцев. - А у нас перестройка, мы меняемся. Очень глубокий процесс охватил все наше общество. Креолка ушла от нас с озадаченно-советским лицом. Пошла думать, как это мы, китайцы, из-за перестройки меняемся в Гималаях благодаря латышам. Последняя моя попытка пошутить была в магазине ботинок. После того, как я увидел там очки с дворниками, устройство для разбивания сырого яйца, кресло с массажем спины, электрическую зубную щетку, машинку для выбривания волос из уха, которая, кстати, и по размеру и, по конструкции резко отличается от устройства для выбривания волос из носа. Причем рекламу ко всем этим новшествам, по-моему, придумывал Радзиевский. Когда ее читаешь, и впрямь думаешь, как ты жил без всего этого раньше. Конечно, я внутренне развеселился, представив себе, какое бы у нас выпустили устройство для выбривания волос из уха. Во-первых, оно не влезло бы в ухо. Во-вторых, выбривало бы исключительно с мозгом. Да еще батарейки к нему, как в анекдоте, пришлось бы носить в четырех чемоданах... - У вас есть грелка для пупка? - серьезно обращаюсь я к продавщице. Она также серьезно смотрит на меня, очевидно, вспоминая, есть у нее грелка для пупка или нет. И ее тоже можно понять. Если у нее есть машинка для выбривания волос из уха, почему не может быть грелки для пупка? Человеку нужна грелка для пупка. А там все во имя человека! Она по глазам моим видит, что я жить не могу без грелки для пупка. Значит, должна помочь. - Вы знаете, у нас нет, - извиняется она, - но вы можете посмотреть еще в одном магазине. Вот адрес. - Я там был, тоже нет... - Тогда, если хотите, можете оставить нам заказ.

Такого поворота, признаюсь, я не ожидал. Но быстро сориентировался и написал заявление: "Прошу срочно изготовить грелку для пупка с дистанционным управлением". - Припишите внизу свой адрес, - попросила продавщица, прочитав заявление. Я приписал адрес Радзиевского. Что-то он в последнее время мне не звонит. Видимо, ему прислали грелку для пупка. Откуда он ею дистанционно управляет, я не знаю. Зато знаю главное: в чем мы навсегда обогнали Америку - это в нашем непобедимом чувстве юмора!

Лица городов

Мы часто говорим "лицо города". Для меня лицо города - это то, что вспоминается в первую очередь. Нью-Йорк запомнился мне как чудище, распластавшееся на берегу Гудзона. Небоскребы - его мозг. Авеню, стриты, спидвеи, мосты, автострады - щупальца… Магазины, бары, парки, рестораны и музыка - его дыхание. Описывать Нью-Йорк бесполезно. Он слишком велик, как в ширину, так и в высоту. В нем, как в макромире, есть все. Дефицит, как говорят сами американцы, только в друзьях и в "паркингах". Чикаго, по сравнению с Нью-Йорком, сдержан. У Чикаго северный темперамент. Это город-интеллигент. В нем больше акварельных полутонов. Особенно акварельно озеро Мичиган. Единственное, что осталось в Америке от легендарных индейцев, - это сувенирные лавки на Великих озерах. Но вот слились в ночи полутона, улицы развеселились огнями. На всех деревьях загорелись лампочки, которые протянули к Рождеству вдоль каждой веточки каждого дерева. Отчего все деревья на улицах и бульварах стали похожими на перевернутые богатые театральные люстры. В витринах магазинов куклы разыгрывают сцены из сказок. Родители с детьми приезжают в центр со всей округи посмотреть на эти ожившие окна. Чикаго светится, как лицо счастливого человека. Скоро Рождество! Бостон не просто город-интеллигент, а интеллигент, который всем своим видом постоянно старается вам доказать, что он интеллигент. Ему бы очень подошли очки. Но в дорогой профессорской оправе. Город серьезен. Гарвардский университет наполняет его дома передовыми мыслями, а дешевые кафе - раскомплексованными студентами. Город уже в возрасте. Конечно, возраст города в Америке - понятие относительное. Тем не менее, здесь уже есть свои "антикварные" дома. Поэтому в архитектуре Бостона много вкуса, присущего старине. По городу меня возил человек, который, как и большинство наших эмигрантов, начал с хвастовства: - Вы посмотрите, какая у меня машина! Машина у него была предлиннющая. Креветочного цвета. Впереди на никелевой дощечке гордым почерком была выгравирована фамилия владельца. - Ну, мог бы я такую иметь в Союзе? Вы меня понимаете? Мой проводник мешал мне наслаждаться архитектурой Бостона, заставляя хвалить то телевизор в машине, то бар, то ручной пылесос для автосалона... - У нас в Америке удивительные машины. Они ползают, как змеи. А послушайте, как работает мотор? Это же зверь, а не мотор! Когда он мне сказал, что его машина - зверь, и что, как только мы выедем за город, он мне покажет, какой она зверь, машина заглохла. Я старался не улыбаться, глядя, как он по-женски тупо заглянул под крышку капота, откуда взвился смерч из пара, дыма и антикварной пыли. - Ну что же, всякое бывает, - сказал он мне, нимало не смущаясь. - Зато у нас в Америке такие неполадки можно моментально исправить. Стоит позвонить, и через десять минут приедут. Это вам не в Союзе. Вы меня понимаете? Часа два мы ждали, пока приедут из сервиса. Я начал нервничать. Мне хотелось посмотреть Бостон. Все это время мой спутник не переставая успокаивал меня тем, что это так у него впервые, что в Америке вообще-то так не бывает, что это просто какой-то закон подлости. Но что, когда я увижу хозяина сервиса - Мойшу Израильтянина, я сразу пойму, насколько здесь у них в Америке не так, как у нас там в Союзе. Когда я увидел Мойшу Израильтянина, я понял, что Бостон я не увижу никогда. Мой спутник явно жалел, что я понимаю их разговор. Первое, что сказал Мойша, заглянув под капот: - О-о-о-о-о! Это же надо делать капитальный ремонт. Даже не знаю, хватит ли у вас денег расплатиться... А это что еще такое? - Он порылся рукой в двигателе, вытащил какую-то деталь и выбросил на тротуар. - Да-а, плохо дело... Таких деталей у нас давно нет. Надо выписывать на заводе. Месяца два пройдет. Или четыре. Вы меня слышите? - Он что, тоже наш эмигрант? - спросил я у своего в конец поникшего проводника. - Нет. Он из этого вонючего социалистического Израиля. Этот социализм всех портит. Хорошо, что Циля заставила меня уехать в Америку, Здесь все по-другому! Вы меня понимаете? И я все понял! Я понял, что Бостон навсегда запомнился мне не архитектурой, а днем, который я провел почти на Родине. Филадельфию я видел еще меньше, чем Бостон. Привезли меня на выступление вечером, увезли ночью. Поэтому описывать Филадельфию не могу. Не достиг мастерства советских классиков писать о том, чего не знаю. Тем не менее, город остался и памяти ярким воспоминанием, потому что в Филадельфии я выступал в синагоге. Наверно, я первый русский писатель-сатирик, который выступал в синагоге. Сразу посыпались вопросы. - Как там в Союзе евреи в связи с перестройкой? - Расскажите о "Памяти". - Говорят, в Москве ожидаются еврейские погромы? - Задорнов - это псевдоним? Или ваш отец известный русский писатель Николай Задорнов? - А разве ваша мать не еврейка? - Что вы лично думаете об антисемитизме? Лучше всех на подобные вопросы однажды ответила Маргарет Тэтчер: "У нас нет антисемитизма, потому что англичане не считают себя хуже евреев". Здорово сказано! Действительно, большинство людей в России не понимают, что обвинять в своих бедах другую нацию - это бессознательно признавать свое бессилие. Другими словами, это не что иное, как предательство своей нации. Мол, мы не лентяи. Нам просто не создали должных условий. В Риге в соседнем доме жил мальчик Лёва. Жил в коммунальной квартире в большой еврейской семье с тетями и дядями, бабушками и дедушками. Как это ни банально, отец Лёвы заставлял его играть на скрипке. Русские ребята из наших домов в это время гоняли во дворе кошек, кидали в Леву камнями, обзывали "жидёнком". Теперь Лёва играет в Австралии в симфоническом оркестре. Наши русские ребята отсидели уже по два-три срока. Возвращаются они из тюрьмы в те же коммунальные квартиры. Во дворах их дети гоняют потомков тех кошек, которых гоняли их родители. В этом году у меня было две встречи. В Риге я встретил Саню-боксера. Бывшего предводителя нашего дворового детства. Он растолстел, настолько, что когда садится в свои поношенные "Жигули", задний мост цепляет за мостовую.

- Вы там трепитесь по телевизору, а не понимаете, - сказал он мне, - что евреи во всем виноваты! Вторая встреча была у меня совсем неожиданной. В Филадельфии на мой концерт пришел Лёва. Он гостил у родственников. Лёва до слез обрадовался тому, что я действительно, как он и предполагал, его сосед по детству: - А как наши ребята? Видел кого-нибудь? Как Боксер? Его взяли потом в сборную? "Наши ребята"... У Левы не осталось ни к кому злобы. Он благодарен нам. Мы его воспитали. Он выжил во дворе. После чего ему уже значительно легче было выжить в Австралии. Вечером он играл нам на скрипке русские романсы. Многие евреи, уехав из России, полюбили русских и русское. Провожая меня из Филадельфии, под пьяную скрипку по-русски пьяные евреи пели: "Мы желаем счастья вам..." Сентиментально! Но трогательно. Они пели в моем лице нам, русским, за то, что мы гоняли кошек, кидались в них камнями... За то, что мы воспитали их, после чего выжили из своей нищеты, в которой сами продолжаем "гонять кошек". Через полгода после Америки, выступая в Израиле, я говорил зрителям: - Вы обвиняете русских в антисемитизме? Это неправильно. Вы должны нам быть благодарны. Из-за нас вы приехали сюда, обретя Родину. Брежневу и Суслову вы должны поставить памятник в Тель-Авиве. Благодаря им расцветает теперь бывшая пустыня! Да, наш русский антисемитизм прежде всего глуп. Сколько умов и талантов покинуло Россию из-за него. А сколько евреев в школах обучают детей русскому языку, искренне любя Пушкина, Тургенева и Толстого. Наши же русские руководители в это время "мусорят" язык "альтернативными консенсусами" и "региональными конверсиями". Как-то со сцены я поделился своими мыслями о том, что русские и евреи могли бы стать непобедимой силой, если бы научилась видеть хорошие качества друг друга. Незамедлительно из зала мне пришла записка: "Как вам не стыдно со сцены произносить слово "евреи"?!". Я расхохотался. Вспомнил, как в Израиле, где я был в группе журналистов, актеров и политиков, одному нашему бывшему очень крупному в прошлом руководителю прислали из зала не менее "добрую" записку: "Как вы посмели - один из главных антисемитов страны - приехать в Израиль?" Он хотел искренне ответить, что это не так, что он всегда любил евреев, но не смог, как вдруг оказалось, со сцены произнести слово "еврей". Споткнулся о слово, которое в его хромосомном наборе значилось как неприличное. Он попытался произнести фразу второй раз: - Я всю жизнь любил... - выручил все тот же хромосомный набор, - лиц еврейской национальности! В зале началась смеховая истерика среди "лиц еврейской национальности". Бунин, Толстой, Чехов, Тургенев и вообще русские интеллигенты никогда не были антисемитами. Они не считали себя хуже евреев! Я думаю, что любая национальная неприязнь - будь то русские, прибалты, кавказцы, евреи - свойственна людям, у которых еще не закончился путь эволюционного развития. Это нечто среднее между "хомо сапиенс" и "хомо советикус". А главное - это предательство своей нации! После концерта в филадельфийской синагоге, который длился часа три и превратился в несанкционированную творческою встречу, ко мне подошел богато одетый человек, дал мне свою визитную карточку и сказал: "Я лучший в городе протезист. Если будете у нас еще, позвоните. Я готов вам сделать новые зубы. Бесплатно!". Ну разве можно после этого заявлять, будто русские не могут дружно жить с "лицами еврейской национальности"? Сан-Франциско. Месяц назад здесь было землетрясение такой же силы, как и в Армении. Небоскребы дрожали, но выстояли. Вот на что оказался способен неразведенный цемент. Пока закрыт один мост. Больше никаких следов землетрясения нет. Невысокие двух от силы трехэтажные дома карабкаются по городским холмам, плотно прижавшись друг к другу, словно каждый поддерживает своих соседей, а те в свою очередь с двух сторон не дают упасть и ему. Дома напоминают дружно взявшихся за руки людей. Поэтому и выстояли. Лос-Анджелес. После просмотра множества американских коммерческих фильмов город кажется родным. Голливуд с отпечатками следов бывших великих; Беверли-Хиллс с виллами великих ныне; Санта-Моника - пляжно-пальмовое раздолье... Это все знакомо! Лос-Анджелес запомнился мне другим. Действительно неожиданным. Тем, что на третий день в номере своей гостиницы я обнаружил бассейн! Импресарио решил сделать мне презент за счет фирмы за хорошо идущие дела. Дал самый роскошный номер в отеле. Но о бассейне не предупредил. Откуда же мне было знать, что одна из дверей ведет не в очередной шкаф, а в бассейн с баней. Лишь на третий день я решил положить в шкаф купленные вещи, открыл дверь... и чуть не выронил покупки в голубую воду двадцатиметрового бассейна! Диснейленд - это, когда взрослые становятся детьми. Когда нет возраста и национальностей. Думаю, даже прибалтийские экстремисты, попав в Диснейленд, на время забывают о своей неприязни к русским. Диснейленд - это путешествие и по земному шару, и по истории. Здесь на тебя нападут пираты, защитят от крокодилов в джунглях почти живые индейцы, душа оборвется в водопаде. Привидения в старинном "оскар-уайлдовском" доме покажутся, по сравнению с реальным миром, ласковыми, добрыми и неуловимыми. В Диснейленде чувствуешь себя в гостях у доброго волшебника. Диснейленд - самая дорогая и добрая шутка в мире. Американцы ничего не жалеют для детей. Я думаю, больше, чем на содержание Диснейленда, средств уходит только у нас на содержание Детского фонда. Лас-Вегас. Если бы в мире присваивались городам "знаки качества", город наверное наградили бы первым. На одном квадратном метре и светящаяся реклама, и пальма, и водопады, и попугаи и всякая другая вроде как роскошная всячина. Лас-Вегас - город-шоу. На любое шоу в Лас-Вегасе тратится больше средств, чем на парад на Красной площади. Здесь всё светится. Но это не лицо счастливого человека. Это нервное, больное лицо, богато заштукатуренное дорогими макияжем. Танцовщицы легкие, изящные, с нагой грудью... Глаз не оторвать! Но в танце каждая, как сказали бы наши остряки, "не Ойстрах". На рынках у нас раньше продавались копилки в виде разукрашенных кошек с прорезью для монет на затылке. Лас-Вегас по сути такая же копилка со "Знаком качества" вместо прорези. Лас-Вегас - это анти-Диснейленд! Торонто. При перелете в Канаду у меня впервые за месяц потребовали паспорт. Я три месяца с таким трудом его оформлял, а он оказался никому не нужен. Обидно. Слава богу, хоть на границе попросили, хотя и вяло, без нашего вахтерского энтузиазма. - О, русский! - обрадовался таможенник. - Выпивка с собой есть? - Нет. - Тогда мы приветствуем вас в нашей антиалкогольной стране. Запомните, у нас нельзя только напиваться и купаться в Ниагарском водопаде. Сейчас вода холодная. Ниагарский водопад интересен не столько водопадом, сколько своими берегами. Кафе, рестораны, закусочные... Прожектора, подсветки... Сувенирные лавки, подземные ходы, ведущие прямо в пещеры под водопадами... Многолюдно. Шумно. Деньги летят через каждые сто метров. Летят весело. Под музыку, вылетающую из окон ресторанов. Ниагарский водопад - это загородный "Бродвей"! Хьюстон я увидел с самолета. Среди лысой земли Техаса вдали показался небоскребный затылок еще одного чудища... Сан-Антонио - вкусно приготовленная американская Венеция в остром мексиканском соусе. Нью-Орлеан - музей. История архитектуры от салунов до тех же небоскребов, которые в центрах всех американских городов одинаковы, так же, как во всех наших городах одинаковы центральные площади с приземистыми горисполкомами. В Нью-Орлеан по-прежнему приезжают веселиться. Не хватает только лошадей. Старый Нью-Орлеан живет ночью. До обеда в его кварталах безлюдно, как у нас утром первого января. Утром у старого Нью-Орлеана похмелье. К вечеру он снова трезвеет, а к ночи оживает. Люди переходят от кафе к кафе, от джаза к тяжелому року, от стриптиза к стриптизу, от сексшопа к сексшопу... На улицах, как на Арбате. Только вместо пирожковых - стриптиз, а вместо вышибал - зазывалы. К нам подходит сутенер: - Чем могу быть полезен? - Спасибо! Мы из Советского Союза. На этот раз трюк не удался. - Ну и что?! - удивляется сутенер. - Разве советскому человеку не нужна женщина? - Нужна, - гордо отвечает Юрка. - Но советский человек найдет ее сам! Порт-Артур - это прощание с Америкой. Хотя впереди неделя гастролей, но в Порт-Артуре мы прощаемся с Юркой. Значит на этом американская Америка для меня закрывается. Впереди опять Америка советская, эмигрантская. На прощальный вечер Юрка решил пригласить в ресторан своих друзей. Француз Джанги. Старейший плейбой, шутит не переставая. Когда за столом кончаются темы, начинает играть на кромках бокалов. При этом сам смеется больше других. Он тоже врач. Не так богат, как Юрка. Но любит Юрку настолько, что готов с ним ехать туристом даже на его перестраивающуюся Родину. Канадец Мишель. Плейбой в расцвете. Он серьезен. Противовес Джанги. У него лучшая в Порт-Артуре коллекция книг. Вернее библиотека. Поскольку он их читает, а не копит. Хорошо знает Чехова, Достоевского, Толстого... Первый человек в Америке, который знает, кто такие латыши и что делал Ленин в Шушенском. С нами за столом две девушки. Одна вечная невеста Джанги. Она молода, красива и, как подобает вечной невесте, грустна. Всю веселость Джанги забрала себе. Вторая - наоборот. Веселее Джанги. Никогда у американцев не бывает таких счастливых лиц, как после удачных сделок. Сегодня ей повезло. В свободное время она выкупает из тюрем заключенных, у которых не оказалось с собой денег заплатить за себя и нет родственников, готовых дать за них выкуп. Таков ее побочный бизнес. Тюремщики в этих случаях звонят своим людям. Сами тюремщики тоже в доле. Выйдя на свободу, выкупленный возвращает деньги с хорошими процентами. Сегодня моя соседка справа выкупила какого-то крупного мафиози. Получила славную прибыль. Ее лицо светится счастьем сильнее, чем Чикаго перед Рождеством. А одного из своих друзей-профессоров Юрка на вечер не позвал. На него обиделась вся компания после того, как он решил отпраздновать свой юбилей в закусочной "Макдональдс". Даже американцы посчитали это скупердяйством. Хотя у американцев особые, непонятные нам отношения со своей конвертируемой валютой. Не считается зазорным, если девушка и парень, прийдя в ресторан, платят каждый за себя. После банкета приняло всю оставшуюся еду забирать с собой. Выпускаются даже специальные бумажные пакеты. Их называют "пакеты для собак". Скупость и та приобрела в Америке цивилизованный вид. И американцы хвастаются пакетами для собак не меньше, чем своей демократией. Юрка рассказал друзьям, кто я. Пытался даже пересказать кое-какие рассказы. Естественно, никто ничего не понял, кроме одного, что мне опасно возвращаться на Родину. В результате мы весь вечер пили за мое безопасное возвращение, за нашу с Юркой Родину. Отдельно за гласность и кооперативы. Потом за дружбу с Литвой. Потом тут же за отделение Литвы. За нашего президента с супругой. Наконец не помню за что... Помню только, что после очередного тоста Джанги - за экономические реформы в России - я почувствовал себя Герценом. И вот что странно! Как только я почувствовал себя Герценом, мне захотелось танцевать. Но разве в Америке растанцуешься по-настоящему? Разве пустишься в пляс, чтобы одновременно получалась и ламбада. И яблочко, и цыганочка с барыней! Как во всех дорогих ресторанах, оркестр играет сдержанно. С темпераментом Балтийского моря зимой. Джанги подходит к хозяину ресторана, итальянцу. Просит его разрешить Юрке хоть пять минут поиграть на рояле. Хозяин сначала не соглашается. Джанги его уговаривает. - Не больше пяти минут! - строго предупреждает хозяин. Я вижу, что Юрка ждал этого момента. Он садится за рояль. Уже по первым аккордам я чувствую, что у него сохранился тот же размашистый музыкальный почерк. Только играть он стал мудрее. За его аккордами теперь и тревожное ожидание отъезда из России, и долгая неуверенность в будущем, и нищета лагерей для эмигрантов, и шесть лет учебы с не раз пересдаваемыми экзаменами, и неожиданное богатство, и... воспоминания о солнечной дорожке Балтийского моря, Рижское взморье, волейбол, музыка... Хозяин оркестра подходит к Юрке, о чем-то спрашивает его. Юрка кивает. Подсоединяется бас-гитара, саксофон, ударные... Оркестр ожил. Ресторан встряхнуло, как будто весенняя буря разломала лед. "Очи черные, очи страстные..." Американцы растанцевались, я бы даже сказал, расплясались так, словно и впредь понимали, что "очи страстные"! Теперь уже хозяин ресторана подходит к Юрке: - Вы кто по национальности? Я уверен, что Юрка сейчас в очередной раз вызовет очередное уважение к китайцам, но Юрка молчит. - Вы из какой страны? - повторяет вопрос хозяин. - Я что-то по акценту не могу догадаться. - Русский, - отвечает Юрка. - Русский?! А где живете теперь? - В России. - Боже мой! У меня в ресторане настоящий русский, - восклицает хозяин, как и подобает итальянцу, больше руками. Все бросаются обнимать нас со словами: - О, русский! Перестройка! Горбачев! Раиса Максимовна!!! Ресторан целуется. И пускается под нашу "Калинку" танцевать свою ламбаду. Мы прощаемся с Юркой в Хьюстонском аэропорту. - Ну что? Через пятнадцать лет еще увидимся? - Если перестройка к тому времени не закончится! Юрка до последнего момента провожает меня глазами. Каким бы он ни был богатым, он всегда останется для меня Юркой.

Акклиматизация

Объявили посадку. И радостно, и грустно возвращаться. С одной стороны, встреча с друзьями, родственниками... Подарки, приветы, рассказы о невиданных маслинах и неведомых кефирах. С другой стороны, ежедневная борьба за чувство собственного достоинства. По-настоящему в самолете веселятся только иностранцы. Их можно понять. Для них наш самолет - это машина времени, откидывающая всего за восемь часов на пару столетий назад. Аттракцион. Луна-парк. Диснейленд. Страна чудес. Если бы Льюис Кэрролл был жив, он бы наверняка написал продолжение "Алисы..." И назвал его "Алиса в СССР". Когда-то я хотел предложить построить для советских граждан, возвращающихся из-за границы, специальный акклиматизационный центр. В нем должны были за два-три дня плавно подготовить вернувшихся к нашей жизни: потолкать, нагрубить, одеть в серое... Теперь я понимаю, что такой комплекс нам не нужен. Его роль с лихвой взял на себя "Аэрофлот". И не надо двух-трех дней. Вполне достаточно восьми часов перелета. Уже встретившись глазами со стюардессой, понимаешь, что Родина где-то рядом! И никаких сомнений по этому поводу не остается после двух завтраков с небритыми куриными крылышками. Интересно, как в "Аэрофлоте" умудряются всем пассажирам подавать крылышки? Я посмотрел - ни у кого из сидящих рядом не было ни одной ножки. Не говоря уже о других частях. Как будто у нас вывели специальный сорт куриц, похожих на вертолет. Впрочем, я неправ. Акклиматизация начинается не в самолете. Нет. Раньше. Уже в Далласе у стойки "Аэрофлота" чувствуешь, как соскучился по родной, настоящей, почти мавзолейной очереди. За время гастролей у меня было больше двадцати перелетов. Мы с импресарио приезжали всегда за пятнадцать-двадцать минут до отправления самолета. Иногда за это время даже успевали купить билеты. Сначала я нервничал из-за такого "безрассудства" моего импресарио. Но потом привык, понял, что раньше приезжать просто незачем. В американских аэропортах нет накопителей! Ставите машину на стоянку. Стоянка или на крыше аэропорта, или в подвале. К машине обычно тут же подбегает негр-носильщик. Берет ваши вещи, спрашивает, каким вы летите рейсом, отрывает квиток и... увозит ваши вещи в самолет. Ну в первый раз я догнал этого носильщика и отобрал у него свои вещи. Потом привык к подобным садистским порядкам. Вернее, делал вид, что привык. Все равно, сердце каждый раз екало в тот момент, когда он уносил мои чемоданы, и я каждый раз переспрашивал своего импресарио, уверен ли он, что наши вещи прилетят именно в тот город? И не вытащит ли этот подозрительный на вид носильщик из моей сумки кроссовки? Импресарио меня всегда успокаивал, мы налегке спускались на лифте прямо в здание аэропорта и через коридор-присоску заходили в самолет. Несмотря на зиму, многие американцы из города в город летают в пиджаках, потому что нигде не приходится ждать на морозе трапа под включенными двигателями. Зато, какое облегчение и счастье чувствуешь, когда, прилетев, получаешь свои вещи, тут же открываешь их и видишь там неукраденные кроссовки. Конечно, за каждый чемодан носильщику надо заплатить доллар. Не хочешь платить, неси сам. Но что-то я таких не видел обвешанных вещами, как новогодняя елка, бегущих в накопитель и цепляющих попутно колготки встречным женщинам. В крайнем случае, кто-то тянет за собой на поводке чемодан, и тот на колесиках легко бежит за ним, как афганская борзая. Да, и вот что еще удивительное. Нигде нет спящих на газетке со снятыми туфлями в ожидании ближайшего рейса через семь-восемь дней. Первых людей со снятыми туфлями я увидел в Далласе у стойки "Аэрофлота".

Делегация Министерства культуры из Алма-Аты. Приехали они в аэропорт часа за три до отправления нашего самолета. Впрочем, и все остальные приехали примерно так же. И я в том числе. Боязнь нарваться на двойника в хромосомном наборе нашего человека. Я думаю, американцы специально отвели в своем здании "Аэрофлоту" самый дальний и скромный уголок, чтобы не смущать цивилизованных людей нецивилизованной очередью с криками и запахами. Да, только у стойки "Аэрофлота" понимаешь, как соскучился по Родине: - Вы здесь не стояли. - Все идем по списку. - Вас в списках нет. - Куда вы ставите чемодан? - А вы встаньте взад!!! Родное, милое: "Встаньте взад!" Какая-то женщина прямо из очереди берет командование на себя. - Товарищи, давайте встанем в две очереди! Ей уже одной мало, ей две подавай. Соскучилась. Видимо, из ВЦСПС. Губы тоненькие, закомплексованные, потому что не для поцелуя, а для зачитывания инструкций. Работа сказалась даже на осанке. Ее фигура похожа на указку. Сзади меня стоит интеллигентный человек. Он улыбается: - Как же давно мы всего этого не слышали, - говорит он мне. Указка резко оборачивается: - Вот и оставались бы здесь! Больно умный нашелся. Какое замечательное оскорбление: "Больно умный!" Оно могло родиться только в идеально сером обществе. Среди серых костюмов, серых мыслей. "Больно умный!" - это и тридцать седьмой год, и семнадцатый... "Больно умный!" - сказала нянечка в больнице Василию Шукшину за день до его смерти... "Больно умный"... В тот день в Далласе мы еще не знали - скончался академик Андрей Дмитриевич Сахаров. "Больно умный"... Акклиматизация началась!

Вместо послесловия

Раз было "вместо предисловия", должно быть и "вместо послесловия". Я помню свое первое возвращение из-за границы. Лет десять назад наша туристская группа прилетела из Польши. Как мы радовались и аплодировали возвращению на Родину в тот момент, когда колеса самолета коснулись земли! Много воды утекло с тех пор. Страна вступила в очередной этап "великого пути". Благодаря гласности и полунасильственной демократизации мы много нового узнали из печати о своем темном прошлом и безнадежном будущем. Словом, добились того, что аплодисментов в самолете при возвращении среди пассажиров стало гораздо меньше. Тем не менее, они есть. Все-таки - Родина! А Родина - это друзья, семья, дети... Родители, вырастившие тебя. Может быть, не совсем удачно, но вырастившие. Родина - это детство, руки отца, поднимающие тебя над радостной первомайской демонстрацией. Крик "ура", вырвавшийся неожиданно. Родина - это салют! Школьный двор с огромным самодельным футбольным полем, которое теперь кажется маленьким. Наши ребята: Саня-боксер и Лева-скрипач. Первые походы в загородный лес всем классом с одним сортом колбасы у всех и вкусно подобранными мамой в пять утра бутербродами.

Родина - это первое уважение к себе за то, что не выдал того, с кем прогулял. Это семейный альбом. Новый год. Елка, которую украшаешь. Родина - это свадьба! Потрепанная фотография любимой девушки в портмоне и выцветшая - молодых родителей на книжной полке. Родина - это новые города в окнах поездов. Гитара. Стройотряд. Сложенные за лето теплица и птицеферма. Запрещенные магнитофонные записи. Общежитие с его первой конституцией о непредательстве. Родина - это рыбалка. Любимый изгиб реки. Туман в распадке. Костер под ухой. Солнечная дорожка на закате. Для меня Родина - это еще и мой студенческий театр. Путешествия с ним по стране. Река Амур. По сравнению с ней даже долгожданная Миссисипи кажется неглавным притоком Яузы. Для меня Родина - это Курильские острова, на которых в юности лето проработал в экспедиции... Караваны судов Северного морского пути... Белый медведь, убегающий по льдинам от нашего атомохода... Розовый айсберг на заре полярного утра. Родина - это непроданная часть тайги. Родина - наша литература и наша живопись. Зимний и Пушкин. Красная площадь, Нева, куранты, могила Неизвестного солдата. Поклонная гора, Бородино, Куликово поле... Родина - это могилы, на которые приходишь помолчать и подумать. Старики говорят, что черепичная крыша в русской избе запоминает все хорошее, что в ней было, и передает это хорошее потомкам. Родина - это черепичная крыша, под которую всегда хочется возвратиться. Поэтому, несмотря на "сорванные маски" с нашего, как любят говорить депутаты, "непростого времени", мы все равно радуемся возвращению под черепичную крышу. Но, при этом с каждым годом у нас все грустнее становятся лица. Да, чем чаще бываешь за границей, тем страшнее каждый раз возвращаться. С ужасом думаешь, что ждет тебя дома? Цела ли квартира? Украли или нет машину? Соседи залили весь потолок или только часть его? Не прорвало ли водопроводные краны? Не взорвался ли вообще весь микрорайон? Даже опасаешься, не переменилась ли власть в стране? И пустят ли тебя обратно? Самые абсурдные вопросы приходят в голову, когда летишь домой. Потому что впереди встреча не только с Родиной, но и с государством. Так уж повелось на Руси, что понятия Родины и государства никогда не совпадали. Государство - это опасная неожиданность, которая подстерегает тебя на Родине на каждом шагу. Это антикварный трап, которого ждешь по сорок минут, потея в салоне самолета с отключенной вентиляцией. Не менее антикварные, чем трап, таможенные правила. Это грузчики, успевающие по дороге от самолета до аэровокзала отвинтить колесики от фирменных чемоданов. Это посудные полотенца для рук в общественных туалетах над умывальниками. Это милиционер, набранный по лимиту. Это таксист, который сломя голову гонит из аэропорта в город. За тридцать минут он три раза обогнал один и тот же спокойно катящийся "Мерседес". Это песня, несущаяся из его исковерканного, как и дороги, магнитофона. Это газеты с пустыми, как грузовики на тех же дорогах, речами депутатов. Государство - это плакаты, лозунги, план, соцобязательства. Это футбольное поле школьного двора, заасфальтированное под пионерские линейки. Грязные шприцы в районных поликлиниках, нянечки в заношенных халатах. Бумажки, в которые заворачивают пирожки на вокзалах. Окна поездов, из которых дует. Чай с содой. Печенье с известью. Стюардесса с таким выражением лица, как будто летит в Америку без права выхода из самолета. Разведенный цемент. Озверевшие от грязного бензина машины. Пассажирские автобусы с истекшим сроком годности. Склады в церквях. Парки над утрамбованными кладбищами. "Нахимов". Чернобыль. Проданная часть тайги. Государство - это отрепетированное "ура!". Государство - это то, от чего нет защиты ни у кого. То, чего боятся даже руководители, создавшие это государство. Государство - это не демократия, а демократизация, Это нелитература, неживопись, несалют. Это названные по-новому, но обшарпанные по-старому улицы. Развалившиеся предприятия, переименованные в ассоциации. Жулики с визитными карточками президентов совместных предприятий. Законы, исключающие друг друга. Прогрессивные налоги, исключающие прогресс. Прибалтийская борьба бессовестности с безграмотностью. Антинародная карьера народных фронтов. Депутаты, прозевавшие урожай за сведением счетов друг с другом. Глава правительства, удивляющийся по телевизору масштабам разрухи в стране. Демократы, отобравшие у консерваторов власть вместе с привилегиями. Государство - это единственно верный "плакат", повешенный на всех станциях метро: "Выхода нет". Государство - это закрома Родины. Это постоянная попытка разрушить черепичную крышу, веру в школьный двор, в руки отца, в салют, в могилу Неизвестного солдата, в Бородино, в Куликово поле... Государство - это солнечная дорожка на отравленной индустриализацией воде Рижского залива... Поэтому, когда колеса самолета касаются земли, даже у тех, кто радуется возвращению на Родину, - грустные глаза. У всех, потому что мы любим свою Родину. Наша Родина всегда была душой нашего народа. Государство - его клеткой. Наверняка найдутся читатели, которые скажут: больно умный нашелся! Вот и оставался бы там навсегда, раз он так не любит наше государство. И они будут не правы. Я его ненавижу. Я люблю свою Родину. Безусловно, на Западе есть недостатки. И немало. Но мне неинтересно было писать о них. Потому что все эти недостатки есть и у нас. А хотелось написать о том, чего у нас нет. Чтобы приблизить то время, когда и у нас, может быть, люди будут ходить на демонстрации не за отгулы, кричать "ура!" не по приказу и на кухне втихаря от жены выпивать за Родину. А когда колеса самолета коснутся родной земли, будут аплодировать и радоваться не меньше иностранцев, зная, что дома их ждет солнечная дорожка на неотравленной воде.

ВОСПОМИНАНИЯ О БУШУЩЕМ

Мне жалко археологов далекого будущего. Сколько же перед ними встанет загадок, если они будут вести раскопки на территории нашей страны. Например, откопают в каком-нибудь древнем миллионном городе доску почета. Как же долго бедные потомки будут разбираться, почему у людей на фотографиях такие лица, будто их на кол посадили. И не дай бог сохранится название «доска почета». То есть станет понятным, что это просто двадцать человек, которые в этом городе хорошо работали. У археологов будущего у самих лица станут, как на этой Доске почета, от непонимания как мог существовать миллионный город, в котором только двадцать человек хорошо работали? Не меньшее недоумение вызовут у наших потомков и найденные соцобязательства со словами: «Обязуюсь вовремя приходить на работу!» Если же при раскопках где-нибудь ненароком откроется фрагмент стены с портретами наших руководителей в два ряда, решат, что это был древний тир. А когда наткнутся в каком-нибудь подвале на портреты этих же руководителей, с которыми мы ходили на демонстрации, то очень удивятся, зачем мы наклеивали их на фанерные лопаты. Расшифровать передовицу любой из наших газет для них будет также нелегко, как нам египетскую клинопись. Потому что даже нам трудно понять, что означает: «Постановление по дальнейшему углублению расширения конструктивных мер, принятых в результате консолидации по улучшению состояния всемерного взаимодействия всех структур консервации и обеспечению еще большей активизации наказа трудящихся всех масс на основе ротационного приоритета будущей нормализации отношений во всех сферах, обеспечивающих его конструктивное решение тех же трудящихся!» Наверняка наши потомки решат, что «Правда» юмористическая газета! Если же еще попадется им уцелевшая в веках подшивка наших газет, решат, что у каждого из древних была своя правда. У комсомольцев - «Комсомольская», у пионеров - «Пионерская», и даже у каких-то горьковчан - своя горькая правда. О зачаточном состоянии нашей письменности расскажут им наши заборные фрески. Их только удивит, как это азбука древних состояла всего из трех букв... Нелегко им будет понять, где жили их предки, поскольку от наших блочных крупнопанельных домов к тому времени не останется даже воспоминаний... Много, много неразрешенных загадок появится у ученых будущего... Даже по откопанным деталям им не удастся воссоздать нашу мебель. Они никогда в жизни не догадаются, что наша мебель собирается исключительно при помощи трех инструментов: молотка, мата и пол-литры. Найденная обувь наведет на мысль, что у нас еще сохранились орудия пыток, а глядя на нашу одежду, ученые будущего выдвинут гипотезу о том, что мы любим ритуальные пляски... А своим нижним бельем отпугивали по ночам злых духов, поскольку даже духи должны были бояться трусов, которые вытираются на коленках. В общем, трудно даже представить, что наши потомки будут думать о нас, если еще откопают наши скульптуры типа: «Доярка с веслом». Наткнутся на два-три плана эвакуации в случае пожара, которые пока прочитаешь - сгоришь вместе с планом. И останется только пожалеть бедняг будущего, если они еще докопаются до надгробия на могиле И. В. Сталина с эпитафией «Умер в 1953 г. Похоронен в 1962!» Вот это для них будет загадка загадок. Где он шатался все это время? Одно радостно! Мы никогда не опозорим себя их рассуждениями о нас и никогда не вестись этим раскопкам. Потому что наше государство вечно. Ведь цивилизация погибает только после расцвета культуры!

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 167; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!