Рецепт от Гробушко, Главного кока дредноута «Уроборос» 12 страница
На всякий случай Шарлотта остановилась на перекрестке, пропуская шествие. Она опасалась толпы – амулет амулетом, но не дай Мрак, она поскользнется или поранится. Зомби хмелеют от запаха свежей крови, человека они разорвут мгновенно. Девочкой, в гетто ей приходилось прятаться от Охоты и видеть страшную трапезу. Впрочем, смерть от лап мертвецов казалась милосердной по сравнению с ритуалом. Когда мать умерла, отец продал младшую дочь в Дом Викка. Он так и сказал: «Оливия сильная, она прокормит семью. А у тебя будет два-три года безопасной и сытой жизни – не так уж мало, детка?» Тогда она ненавидела щербатого старика, его потную лысину и кривые, дрожащие пальцы. Теперь простила. Когда по гетто прошла эпидемия трупной заразы, отец вовремя покончил с собой. А красотка сестра стала зомби – даже не мэм, тупой бродяжкой в Сохо, согласной на все ради пищи.
Годы в Доме запомнились одним сплошным липким кошмаром. Для ритуала нужны были лучшие девственницы – здоровые, красивые и полнокровные. В дортуарах ютилось до двух десятков девочек, жрицы кормили их трижды в день, заставляли мыться, гулять, бегать, играть с мячом. Если девочка заболевала, упрямилась или теряла красоту, она исчезала. Если доживала до первых месячных – умирала на алтаре такой смертью, о которой даже подумать страшно. Когда жрица во время купания с довольным смешком указала воспитаннице на нежные волоски внизу живота, Шарлотта сбежала в ту же ночь. Она не спаслась бы – если бы не старуха Пегготти…
|
|
|
Из детских воспоминаний девушку мгновенно выдернуло чье-то прикосновение, торопливое и весьма искусное. Шарлотте самой случалось подрезать кошельки – и на улицах, и в магазине у зазевавшихся зомби-мэм, а то и занятых примерками леди. Поэтому она подождала, когда воришка запустит лапу в карман жакета, и вцепилась в его запястье железной хваткой.
Пальцы были горячими. Потными и горячими. «Выдаст, сволочь!» Шарлотта обернулась и прочла ту же мысль на чумазом лице воришки. Будь при ней нож, а вокруг меньше голодных глаз, она бы, пожалуй, выпустила паршивцу кишки. Но средь бела дня, рискуя потерять работу? Нет уж, увольте.
– Проваливай, мразь! – одними губами прошептала Шарлотта. – Проваливай к себе в гетто!
Воришка вздрогнул, попробовал улыбнуться, сверкнул зубами – любой идиот признает в нем «живчика». Девушка поняла, что все еще сжимает пальцы, и расслабила руку.
– Вы такая добрая, мэм! Простите, мне просто не хватало на хлеб. У нас голодают.
Эти сказки маленькая Шарлотта сама повторяла жалостным голосом, когда ее ловили за руку на воровстве. Жрать ей хотелось всегда, а верили редко.
|
|
|
– Ты действительно голоден?
– Да, мэм.
– Возьми, ешь.
В свертке был ее, Шарлотты, обед – хороший хаггис не отличишь от мертвецкой пищи. Мальчишка вгрызся в бараний рубец, зарываясь в пакет лицом, как собака. И вправду голоден. Скажу миссис Гардинер, что у меня нынче разгрузочный день…
– Постойте, мэм. Вот, прочтите! – отчаянно шепнул воришка и всунул ей в карман какой-то бумажный комок. – Приходите на собрание, обязательно, Сотер любит вас!
До магазина Шарлотта почти бежала. Разрази Мрак, если бы эту встречу засек констебль, они оба пожалели бы, что еще живы. Миссис Гардинер задержалась, к ее приходу Шарлотта уже успела прибраться и встретила хозяйку с модной шляпкой в руках – отпоролась оборка, надо подшить. Умиленная трудолюбием, зомби-мэм ущипнула за щечку свою лучшую продавщицу и пообещала поднять зарплату. Жаль, забудет.
Ночь прошла как обычно, магазин не терял популярности. Зомби-мэм толпились у полок и вешалок, норовя потрогать модный наряд, оставляя противные пятна на ярких тканях. Леди из новых, не торгуясь, купила шляпку и оставила два медяка на чай. Вторая продавщица, Джоанна, двигалась чересчур медленно, а под вечер и вовсе упала – начали отгнивать хрящи в коленных суставах, а денег на ревитализацию у бедняжки, увы, не накопилось. Миссис Гардинер собственноручно растерла больную, отправила домой, а потом, вздохнув, велела Шарлотте после работы заглянуть в контору на Шелдон-роуд, оставить заявку на новую продавщицу. Сама она проходила ревитализцию дважды в год и умирать не планировала. Шарлотта покорно кивала в ответ на тираду о легкомысленной молодежи. Больше всего на свете ей хотелось плеснуть керосином в одутловатое, покрытое черными пятнами лицо хозяйки, а потом бросить спичку… поджечь каждого тупого, смердящего мертвяка в городе, чтобы воздух наконец-то очистился!!!
|
|
|
Потупив взор, Шарлотта, как всегда в конце рабочего дня, прошлась по залу с губкой, стирая с полок слизистые следы и гнилую сукровицу. Миссис Гардинер дождалась, когда продавщица закончит работу, похвалила еще раз за усердие, собственноручно поправила ей капор. Потом заперла дверь на большой амбарный замок и удалилась, неуклюже раскачиваясь. Проводив хозяйку ненавидящим взглядом, Шарлотта раскрыла зонтик – накрапывало, дождь мог повредить грим. До конторы было минут двадцать пешком – далековато по сумеркам, но не страшно.
Зомби-мэн очутился рядом так неожиданно, словно возник из лондонского тумана. Милосердная белесая морось скрадывала признаки разложения, а при жизни мэн, наверное, был красавчиком. Стройный, широкоплечий, кудрявый, зубы все еще целы, и нос не провалился. Жаль его.
|
|
|
Пристальный взгляд Шарлотты был истолкован неверно. Совершенно человеческим жестом пригладив кудри, зомби-мэн протянул даме руку:
– Привет! Я Майк. Давно наблюдал за тобой сквозь витрину – ты милая. Хочешь пройтись со мной?
И голос не шепелявый. На всякий случай Шарлотта принюхалась… Нет, зомбак, просто свежий.
– Я бы рада прогуляться, дружок, но хозяйка больно строга – застукает меня с кавалером, уволит.
– Правда? – уныло уточнил мэн.
– Забери меня Мрак! – подтвердила Шарлотта и прибавила шагу, отгородившись зонтом от кавалера. Лучше сдохнуть, чем спать с мертвецом. Она не делала этого и с живыми людьми тоже, даже не целовалась. Старая Пегготти повторяла, хрипя и кашляя: «Слышь, ты, держись от мужиков подальше! Все они сволочи, все только и ждут, чтобы надуть тебе пузо, прикарманить деньжонки и дернуть к другой дуре!» Шарлотта усвоила уроки сполна. Хочешь выжить – будь одиночкой, не поворачивайся к людям спиной и никому на этом свете не доверяй. Шарлотта не сомневалась, что Пегготти тоже предала бы ее, просто для слепнущей ведьмы девчонка, которой некуда деться, была нужней денег. После смерти старухи она не якшалась ни с кем, ни одна живая душа не переступала порога ее клетушки. Ее личной берлоги, где стояла кровать и висела одежда, пыхтела запрещенная спиртовка, красовалось резное зеркало. Где можно было запирать дверь и не бояться, что кто-то тебя потревожит. Где было безопасно – и холодно, всегда холодно.
Чтобы подсластить грусть, Шарлотта пошарила в карманах жакета – в одном из них просто обязана была заваляться конфетка, каменно-жесткий леденец со вкусом лакрицы. В левом кармане брякали ключи и перекатывалась мелочь. В правом под пальцами смялся комок бумаги. Шарлотта вспомнила утреннего воришку, и ей стало любопытно. Собираться толпой считалось преступлением, даже худшим, чем выходить за пределы гетто, зомби-лорды, обычно снисходительные к людским проступкам, карали ослушников без жалости. Впрочем, двум смертям не бывать. Подойдя к сияющей мертвенным светом витрине маркета, девушка разгладила комок бумаги и попыталась прочесть написанное. Чтица из нее была аховая – мать с грехом пополам обучила ее грамоте. Но разобрать удалось – собрания проводились в развалинах Сен-Мартина, в подвале, бывшем бомбоубежище. Недалеко от гетто. Зато дорога лежит вдоль набережной. И вот-вот рассветет… Нашарив леденец в потайном нагрудном кармашке, Шарлотта решительно развернулась – контора по найму может и подождать.
По утрам в городе становилось спокойнее. Мертвецы не слишком боялись дневного света, но не любили его. Да и Темза их не привлекала. Набережная тянулась вдоль заброшенных, мрачных кварталов, в трещинах камня пробивалась трава, угрожающе нависал над домами остов огромного колеса обозрения. Бабушка рассказывала, что девочкой еще успела прокатиться на нем, разглядеть город с высоты птичьего полета. Порыв ветра ударил в зонт, Шарлотта представила, что летит на нем, поднимается над унылыми крышами… Лишь Королевы Вуду умели ненадолго отрываться от земли. А еще чайки и вороны. Целая стая вспорхнула в воздух, разноголосо и гневно крича – какой-то зомбак нашел последний приют прямо у треснувшего парапета и птицы поедали его, не дожидаясь, пока бедняга перестанет шевелиться. Шарлотте стало не по себе, она ускорила шаг, поудобней перехватив зонтик.
Обезглавленный шпиль собора Сен-Мартина виднелся издалека. Огромное здание выглядело пустым, с колонн осыпалась штукатурка, из окон повылетали стекла, на ступенях громоздились груды мусора, валялись разрозненные кости, какие-то мокрые тряпки. Ни единой души. Озадаченная Шарлотта два раза обошла руины, приглядываясь и прислушиваясь. Наконец она ощутила острый запах дыма – где-то жгли восковые свечи. Остальное было делом техники. Тяжелая, ржавая дверь выглядела вросшей в бетон, но тепло шло именно оттуда. Ни звонков, ни колокольчиков у входа не висело. Не задумываясь, Шарлотта приложила к двери ладони. Что-то заскрежетало, створка медленно отползла в сторону, открывая скудно освещенную лестницу, ведущую вниз. Спускаясь, Шарлотта не удержалась от любимого баловства – прикоснуться к живому огню, ощутить мимолетный жар. Дверь за ее спиной поползла назад, но возвращаться не было смысла.
Из подвала донеслось нестройное пение – мужские и женские голоса выводили, кто как умел:
When I find myself in times of trouble
Mother Mary comes to me
Speaking words of wisdom
Let it be…
Ослабев, Шарлотта опустилась на ступеньки, крик заполнил ей рот, сердце заколотилось. Эту песню по ночам пела мама, обещая раз за разом – все будет хорошо, смерть не достанет их, мертвецы не постучат в окна, хватит хлеба, любви и тепла, и она никогда не уйдет, не оставит своих дочурок, никогда-никогда не уйдет. Это была мамина песня, никто больше ее не знал.
Именно такой – изнемогшей, несчастной, кусающей пальцы, чтобы удержать слезы, – увидал девушку Джош. Другой бы бросился утешать, стал бы трогать, размазал грим. Но ему хватило ума не прикасаться к лицу.
– На собрании все плачут. Если умеют плакать.
– Отчего? – всхлипнув, спросила Шарлотта.
– Оттого, что сердца открыты, и все раны в них тоже открыты, а прикасаться к ним больно. Понимаешь?
Шарлотта кивнула. Она вдруг показалась себе невыносимо грязной рядом с этим высоким, нарядным парнем. Даже в сумерках было видно, что рубашка у него белая, волосы чистые, а щеки аккуратно выбриты… или борода еще не растет?
– Пойдем к людям?
Не дожидаясь ответа, Джош взял ее за руку и повел вниз, к гудящему рою человеческих голосов. В освещенном прямоугольном зале толпилось человек сорок – подростки, старики, женщины, несколько молодых парней в таких же белых рубашках. Мужчина в черном наряде, похожем на платье, стоял лицом к остальным:
– Я хотел бы побеседовать с вами, дети мои, о словах Джона Баптиста: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем». Что имел в виду Джон?
– Что он сын человеческий, а Сотер сын Божий, – робко произнесла немолодая женщина.
– Хорошо, Рут!
– Что Джон умолял раскаяться, а Сотер повелевал, – заявил бородатый старик.
– Предположим, Исайя.
– Что он отмывал от греха души, а идущий за ним выжжет скверну пламенем негасимым! – выкрикнул молодой парень с длинными волосами.
– Не так страстно, Дэвид, мы еще не на Страшном суде!
– Вы уверены, отец?
– Нет. – Мужчина замолчал ненадолго, потом снова широко улыбнулся. – Последний псалом, дети мои, потом чай и расходимся. Начинай, Джош!
Спутник Шарлотты послушно запел о реках Вавилонских, где сидели мы и плакали. Остальные вторили невеликим, но старательным хором, взявшись за руки или даже обнявшись. Удивленная Шарлотта оглядывалась по сторонам – похоже, эти люди не хотели друг другу зла. Давешний воришка тоже был здесь, выводил звонким голосом непонятные слова. Заметив Шарлотту, он расплылся в улыбке и подошел к ней сразу, как только закончилась песня:
– Отец, эта девушка добрая самаритянка, она накормила меня на улице и пришла на собрание в первый раз.
– Прекрасный поступок, дочь моя! Как тебя звать?
– Шарлотта, – еле слышно произнесла девушка.
– Поблагодарим Шарлотту, друзья!
Раздались аплодисменты, девушка совсем растерялась, увидав, как на нее смотрят – с радостью, с восхищением, с благодарностью. Приятно пахнущая, ухоженная старуха обняла ее, назвав дочкой, высокий старик похлопал по плечу. Сверкнув глазами, Джош спросил, можно ли тоже обнять ее, и, дождавшись кивка, осторожно прижал к себе, прямо к белой рубашке. Шарлотта увидела, что осталось пятно, но не успела расстроиться – обнять ее захотел и Дэвид, смуглый, носатый юноша, которому необыкновенно шло белое. Но мужчина в платье вмешался, попросив не смущать новую прихожанку.
Две женщины вынесли подносы, уставленные чашками. Шарлотта обратила внимание – многие, взяв чай, клали на поднос монетки. У нее было два медяка, поэтому девушка без зазрения совести выпила горячего, наслаждаясь каждым глотком. Ей было слегка не по себе – слишком много людей, взглядов, непривычного внимания, от которого кровь быстрее течет по жилам. Гул непонятных бесед утомил ее, веселые, шумные парни пугали. Не дожидаясь конца собрания, девушка поставила на поднос свою чашку и тихонько скользнула к выходу. Она надеялась улизнуть незаметно, но Джош поспешил следом.
– Кто ты?
– Шарлотта. Живу в городе, потому что от гетто меня тошнит. Сколько мне лет, не помню. Родители умерли. Что еще тебе рассказать?
– Что захочешь, – мягко улыбнулся Джош. – Я знаю, что ты отважна, раз сумела сюда прийти, умна, раз сумела выжить, хороша – никакой маскарад это не спрячет. Я проводил бы тебя, но сама понимаешь…
– «Живчик» в городе быстро становится мертвецом, – согласилась Шарлотта.
– Ты придешь еще?
– Да.
– Буду ждать. Береги себя.
На улице, как всегда, клубился туман, непроглядный, густой и тяжкий, но Шарлотта шла быстро. Ее переполняла сила, хотелось смеяться, напевать, приплясывать и кружиться, чтобы юбки развевались во все стороны. Лица новых знакомых как стеклышки калейдоскопа мелькали перед глазами, и лицо Джоша казалось самым ярким из них. Доброе, ласковое лицо, внимательные глаза – Шарлотта не разглядела, серые или зеленые – слишком длинные ресницы затеняли их…
– Ваш жетон, мэм!
Шарлотта замерла, изо всех сил стараясь натянуть на физиономию безразличное выражение. Конечно же – шла слишком спешно и ровно, улыбалась вовсю. Только б скелет подвернулся тупой!
– Прошу, господин констебль.
Старательный скелет осторожно взял круглый жетон с номером, поднес к нагрудному знаку:
– Представьтесь, мэм.
– Шарлотта Брэн, продавщица готового платья, возродилась второго марта две тысячи…
Скелет протянул назад латунный кругляш и отдал честь, приложив костяшки пальцев к потрескавшемуся козырьку:
– Все в порядке, можете идти, мэм.
Для видимости Шарлотта оперлась на зонтик и старательно заковыляла. Попади она лорду, жетоном бы не отделалась. Разве можно так терять голову из-за дурацкой встречи? Права была Пегготти, все беды идут от мужчин.
Домой девушка вернулась уже ближе к полудню, заперла двери, упала, не раздеваясь, на жесткую постель, но еще долго не могла уснуть, ворочалась и вздыхала. Новое приключение оказалось опасным, очень опасным делом. Она рисковала выдать себя – в лучшем случае это значило бегство и возвращение в гетто, к грязи, болезням, вечному голоду, озлобленным нищим соседям. В худшем… Шарлотта приказала себе уснуть и долго лежала под грязным вязаным покрывалом, зажмурив усталые глаза. Не пойду больше, к Мраку эти компании.
Шесть дней подряд Шарлотта вела себя, как подобает порядочной зомби-мэм. Покорно перенесла упреки миссис Гардинер, сбегала в контору, отчистила до блеска полы в торговом зале, пришила все пуговицы и подвязала все ленточки на распродажных нарядах, навестила Джоанну и передала ей заработок – бедняжка ее едва узнала. С работы и на работу ездила только на рикше, тратя небогатые сбережения, не запускала руки в кошельки покупательниц, не ходила украдкой на нелегальный рыночек, приютившийся в развалинах станции метро. Там за сущие пустяки «живчики» продавали любителям свежую и подгнившую рыбу, немудрящие овощи, грубый хлеб, зелень. Шарлотта слышала, среди лордов было модно угощать гостей человеческой пищей, некоторые в обход законов даже держали поваров из гетто. Если блюдо не удавалось, к столу подавали невезучего кулинара.
На седьмой день, перед тем как идти на работу, Шарлотта помыла голову, сначала золой, потом черным хлебом – ей захотелось прийти в собрание без парика. На всякий случай она сменила маршрут, взяла рикшу до Трафальгарской площади, и до рассвета просидела в развалинах, спрятав в сумку ненавистные серые волосы. Утро выдалось таким светлым, что Шарлотта почти поверила – вот-вот из-за клочьев тумана покажется солнце. Увы, только отсветы окрасили облака розовым. Прихожане собирались поодиночке, первым пришел «отец» в заношенном сером пальто и простых брюках – похоже, черное платье он надевал только в собрании. «Отца» звали Марк, он ласково приветствовал новую прихожанку, задал пару вопросов – откуда она, умеет ли читать, хочет ли больше узнать про Сотера и молиться вместе со всеми? «Это не обязательно, можешь просто смотреть и слушать. Господь сам скажет тебе «пора». Джош явился одним из последних, с компанией крепких парней, державшихся друг друга. Он помахал Шарлотте и подмигнул ей, но поздороваться не подошел. Девушка пожала плечами – ну и Мрак с тобой. Зато здесь тепло, горят свечи, наливают горячий чай, улыбаются друг другу и никаких мертвецов.
Шарлотта отстояла до конца службу, покорно повторяя непонятные слова, падая на колени и подпевая незнакомым песням. Про Марию сегодня не пели, зато попросили прихожан, у кого есть время, задержаться, чтобы собрать подарки для стариков и детей. Бедными были все, но, по словам отца Марка, нескольким семьям приходилось особенно тяжело. Надлежало разделить на двенадцать частей овсяную муку, сушеную рыбу, молотые желуди и сморщенные зимние яблоки, аккуратно разрезать два больших каравая хлеба, пересчитать милостыню и разделить ее тоже. Кто-то принес в собрание узел детской одежды, Шарлотта охотно занялась привычным делом – латала, подшивала карманы и пуговицы. Отец Марк снова похвалил ее за усердие, и старухи, возившиеся с едой, заулыбались: девушки редко бывают в собраниях, им хватает других забот. Джош тоже задержался немного, помогая отцу Марку починить старинную колыбель, он поглядывал на Шарлотту и ловил ее взгляд, но говорить не стал и ушел первым.
Это было обидно, но не слишком – в собрании девушка отдохнула, как не отдыхала многие годы. Она не помнила, когда ей было так спокойно, так уютно и безопасно. И если для того, чтобы сидеть у огня, нужно твердить молитвы Сотеру – разрази Мрак, она будет молиться.
На третье собрание Шарлотта пришлепала под проливным дождем, промокшая и расстроенная – несмотря на все старания, грим поплыл, пришлось спешно заляпывать лицо и руки уличной грязью. Она чувствовала себя неловко – многие люди, приходя в Сен-Мартин, старались принарядиться, даже если и не сверкали рубашками, а она выглядела и пахла несвежим трупом. Поэтому Джош к ней и не подходил – мимолетно пожав ей руку, он устремился к товарищам. Там же был и носатый Дэвид и еще какой-то новый парнишка, рыжий, веснушчатый, смешливый и громогласный – отцу Марку дважды пришлось просить тишины, чтобы продолжить собрание.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!