Рецепт от Гробушко, Главного кока дредноута «Уроборос» 10 страница
– Может, ты хочешь еще куда-нибудь? В зоопарк, например, или там в магазин, сказок тебе еще купим?
– Нет, – сказал Сашка. Аккуратно вытер губы, сложил салфетку. Допил чай. – Спасибо, Вадим.
В Тауэре было не протолкнуться от туристов. Стражники-бифитеры, похожие на солдатиков с рождественской елки, были повсюду: стояли в карауле, рассказывали ребятишкам об истории крепости, маршировали по старинным булыжникам. Здесь же прогуливались словно сошедшие со старинных картин лорды и леди; охотно позволяли с собой фотографироваться.
Вадим шел по крепостной стене, от башни к башне, и думал о всех тех, кто умер здесь: был обезглавлен, отравлен, убит кинжалом. Солнечные зайчики от бифитерских пик плясали на стеклах окон.
Сашка щурился, почти улыбался. Но чаще смотрел не на старинные королевские покои, не на камины, гобелены, узкие лестницы – а в просветы между зубцами и в окна. На Белую башню, рядом с которой жили тауэрские во́роны.
В конце концов Вадим с Андреичем переглянулись и решили, что ничего интересного в остальных крепостных башнях нет. По ближайшей лестнице все втроем спустились во двор и пошли к птицам.
Там уже собралась немаленькая толпа. Восторженно всхлипывала ребятня, клацали фотоаппаратами взрослые.
Андреич чуть придержал Вадима за рукав.
– Не спеши, пусть сам.
Сашка протолкался в первый ряд, к самой оградке. Парочка воронов сидела прямо на ней, хмуро глядела мимо зевак. Еще один вразвалочку шагал по траве.
|
|
|
Вдруг легкий ветерок подхватил с набитого доверху мусорника обертку и швырнул прямо на воронов. Тот, что справа, не шелохнулся. Тот, что слева, сделал едва заметный шажок в сторону, уклоняясь. На обертку ни один даже не взглянул.
В толпе засмеялись, стали хлопать в ладоши.
– Умные птицы.
– Так ведь живут сколько. За век с лишним кто хочешь поумнеет.
Вадим не видел Сашкиного лица – только напряженную спину и сжатые в кулачки руки.
– Ты помнишь, – тихо спросил Андреич, – как это было: узнать, что Деда Мороза не существует?
– Да о чем ты?! Сто лет прошло.
Андреич посмотрел на него своим фирменным взглядом «кому ты рассказываешь».
– Ну как… – сдался Вадим. – Как обычно, когда взрослеешь.
Вороны, словно по команде, спрыгнули с оградки на сиденье скамейки. Затем на плиты.
– Сильно обижался на родителей, что обманывали?
– Не без того. Но к чему ты?.. Я ж говорил, Сашка в Деда Мороза давно не верит.
– В Деда Мороза – нет.
С хриплым карканьем вороны вскинули крылья и запрыгали прочь. У каждого левое крыло было чуть короче правого.
У каждого на правой лапе – Вадим только сейчас заметил – по массивному кольцу.
Андреич полистал купленный путеводитель.
|
|
|
– «Легенда гласит, что британская монархия падет вместе с Тауэром, как только его покинут шестеро живущих в замке воронов… Сегодня за семерыми воронами Тауэра (один из которых – «запасной») весьма тщательно ухаживает специальный…» Ну, дальше неинтересно. Ага, вот: оказывается, они даже иногда отсюда сваливают, хоть и с подрезанными крыльями.
Вороны прыгали по плитам и скандалили. Обычные птицы, ничего волшебного. И даже, подумал Вадим, если они куда-нибудь и летают с этими их подрезанными крыльями… какая разница.
Веснушчатый паренек аккуратно забежал вперед и присел. Его фотографировали так, чтобы в кадр попали и он, и оба ворона.
Сашка развернулся и стал выбираться из толпы.
– А знаешь, – сказал ему Андреич, – у нас во дворе жил один такой же. Старый был, даже научился говорить. Мы его подкармливали, хотя он и сам мог о себе позаботиться, да еще как. Мы его звали «Фантомас». А потом он куда-то пропал…
– Он вернулся? – спросил Сашка по-английски.
– Наверное, потому и улетел: чтобы куда-то вернуться. Но у нас во дворе он больше не появлялся.
– Я думаю, – сказал Сашка, – он умер. Вот почему он к вам больше не прилетал.
– Может, и так. Хотя знаешь, все мы хотели верить в другое. Я думаю, у человека всегда должна быть надежда на чудо. Ну да ладно, что-то мы все слишком серьезные сегодня. Пошли смотреть на сокровища, что ли…
|
|
|
Сашка кивнул. Только в зале с коронами, стоя на травелаторе, обернулся к Вадиму:
– Помнишь, ты спрашивал, хочу ли я куда-нибудь еще?
– Конечно. Куда поедем?
– К мистеру Шерлоку Холмсу.
Прежде чем Вадим успел ответить, Андреич приобнял Сашку за плечи и заявил:
– Прям сейчас и стартуем. У меня, кстати, приятель бывал там пару раз; очень здорово, говорит. А ты откуда вообще знаешь про мистера Холмса?
– Читал, – пожал плечами Сашка. Андреич руку убрал. – И фильмы смотрел, но фильмы хуже. Потому что там актеры.
Ехать было далеко, и, когда Сашка не слышал, Вадим успел вполголоса высказать Андреичу все. И про дураков, которые ляпают, не подумав, и про то, что для полного счастья ребенку еще одного разочарования не хватает.
– Спокуха, – сказал Андреич. – Я знаю, что делаю.
Бейкер-стрит выглядела современно. По крайней мере, не была похожа ни на одну из киношных. Дома с мисками антенн, магазины для битломанов и фанатов рок-музыки, сверкающие автобусы…
И повсюду – детали, напоминавшие о Великом Сыщике: скульптура на выходе из метро, табличка на булочной… «Здесь завтракал сам мистер Шерлок Холмс» – ну да, как же!..
|
|
|
Вадим помнил, что дома 221-б никогда не было – но здесь, конечно, он нашелся, и, конечно, внутри был устроен музей. С ничего так ценами на билеты.
Но атмосферный, этого не отнять. Вадим с детства считал, что самый правильный Холмс – советский, с Ливановым и Соломиным. Здесь все было иначе, чем в кино, однако сходство чувствовалось. Он как будто снова оказался в детстве, во время первого просмотра, когда еще не знал, что случится через минуту, и тем более – чем все закончится.
На стенах висели черно-белые фотографические портреты, один другого «краше», здесь же, в рамке, – участок обоев со следами от пуль, образующими два вензеля, «V» и «R». На рабочем столе – перо и чернильница, ряд книг, два черных слона с белоснежными бивнями, макет парусника, рядом на старинном кресле – распахнутый саквояж доктора Ватсона. Тяжелые портьеры с кистями обрамляли окна и пропускали в комнату мало света; зато горели лампы и трещал в камине огонь.
Горничная с легкой улыбкой на лице присматривала за посетителями. Ни одна вещица здесь не была огорожена, все выглядело так, будто в комнатах до сих пор жили.
Втроем они поднялись наверх, и везде было все то же: неуловимая атмосфера из книг, которыми Вадим когда-то зачитывался… которые не брал в руки уже столько лет.
Фотографические портреты на стенах уступили место коллекциям бабочек и жуков, а также полкам со всякой всячиной: от гипсового бюста в треуголке до фарфоровых канареек.
Сашка с интересом заглядывал в каждый уголок. Он забрался по лестнице на чердак и пару минут глазел на гору потертых чемоданов. Пристрастно изучил расписной туалетный бачок. Кругами ходил вокруг кресла, что стояло напротив камина, с небрежно брошенной на поручень свежей «Таймс». Пожалуй, если б не присутствие горничной, он бы и скрипку взял в руки, и снял с полки пару-тройку книг.
А вот манекены персонажей оставили Сашку равнодушным. Ни высоченный Мориарти, ни сами Холмс с Ватсоном, ни персонаж из «Союза рыжих» (чьего имени Вадим, конечно, не помнил)… Только исполинская черная голова собаки Баскервилей впечатлила сына, он едва слышно выдохнул и попятился. Потом выдохнул еще раз, но уже не испуганно, а с облегчением. Голова висела на деревянном щите и казалась скорее грустной или ироничной – но уж никак не свирепой.
В конце концов (Вадим знал, что так и будет) Сашка повернулся к ним и спросил:
– Но где мистер Холмс?
Андреич, глазом не моргнув, заявил:
– Наверное, занят. Обычно он встречает гостей на первом этаже, ну, где кресло с «Таймс», ты сам видел.
Сашка задумчиво кивнул.
– Мы подождем его, правда, Вадим?
– Ну… если не очень долго – подождем, конечно.
– Сейчас спросим у горничной, – сказал Андреич.
Они спустились на второй этаж, в гостинную… – и обнаружили, что в кресле действительно сидит… Ну, не Холмс, конечно, просто некий старик, нарядившийся в костюм той эпохи. Низенький, с солидным брюшком, как-бы-Холмс перелистывал неожиданно тонкими пальцами громоздкий фолиант. Рядом в подставке для газет виднелась «Таймс».
Толстенные очки все норовили съехать с широкого, мясистого носа; старик в который раз надвинул их поглубже и уставился на гостей.
– Мистер Холмс? – выдохнул Сашка.
– Добро пожаловать, господа. Если хотите сфотографироваться – не стесняйтесь.
Вадим с раздражением подумал, что горничной вполне бы хватило. Сажать в кресло этого клоуна – только все портить, неужели хозяева музея не понимают?
– Мистер Холмс, – сказал Сашка, – а можно… я хотел бы…
Вадим не помнил, чтобы Сашка когда-нибудь так себя вел. Мальчик всегда держался уверенно, а сейчас словно подменили ребенка.
Точнее – снова сделали ребенком: доверчивым, ранимым, хрупким.
– Я на английском… сам знаешь, – шепнул Андреич, – так что договариваться тебе. Здесь так принято: дети просят Холмса помочь, тот с ними беседует… родители тихонько выбивают чек в кассе. Мне Рогожин рассказывал, они в прошлом году ездили… Это по типу наших Дед Морозов на заказ.
– Присаживайтесь, молодой человек, – лже-Холмс указал на стул. Сашка пристроился на самом краешке. – Излагайте суть вашей проблемы. А вы, господа…
Андреич жестом показал, что, мол, уже ушли, нет нас уже, – и вытолкал Вадима на лестницу.
– Касса, – сказал, – на первом этаже, где сувенирка.
Выбора не было, хотя в том, что вся эта история к лучшему, Вадим ой как сомневался. Он вообще не понимал, почему Сашка не почувствовал фальши. Старик в кресле был похож на кого угодно, только не на Холмса.
Перед кассой была недлинная очередь, но двигалась быстро. Только с Вадимом вышла заминка: как раз когда он достал деньги, телефон рядом с кассовым аппаратом – старинный, на изящной ножке – зазвонил. Продавщица извинилась, сняла трубку. «Да, – кивнула. – Да, передам».
– Это вы – отец Александра Вильчука?
– Я. А что?..
– Платить не нужно. Поднимитесь, пожалуйста, в гостинную.
Вадим бросил на Андреича взгляд тяжелый и мрачный, Андреич кашлянул и пожал плечами.
– Да ты ж, – проворчал, оправдываясь, – еще не знаешь, чего там.
Они зашагали вверх, каждая ступенька лестницы тягостно скрипела. В гостинной никого, кроме горничной, не было.
– Господин Вильчук? Подождите, пожалуйста, это займет минут пять, не больше.
Почему-то лишь сейчас Вадим заметил, что она невероятно похожа на продавщицу: лицо, мимика, интонации.
– Что с Сашкой? – спросил он, стараясь не сорваться на крик. – Где мой сын?
– Он с мистером Холмсом. Они…
– Уважаемая, ну какой, к черту, Холмс, что вы мне тут?..
Краем глаза он заметил движение в дальнем углу комнаты – под вензелями «V» и «R» в рамке, там, на единственном не увешанном полками участке стены, вдруг отворилась невысокая дверца. И вышли Сашка с лже-Холмсом.
– Сына, с тобой все в порядке?!
– Да… – Сашка оглянулся на старика и, запнувшись, добавил: – Да, пап.
– Простите, мистер Вильчук. – Лже-Холмс чинно поклонился. Развел руками: – К сожалению, я не смог ответить на вопрос вашего сына.
Вадим чуть ошалело кивнул. «Пап»?
– Ну, – ответил, – что ж поделаешь, даже сам мистер Холмс иногда ошибается. Эррарэ хуманум эст. Спасибо за участие, мистер Холмс. Идем, Сашка.
И потом добавил вполголоса, уже на русском, обращаясь к Андреичу:
– Что и требовалось доказать. Лучше бы к Деду Морозу пошли, смысла столько же, зато…
– Постойте, мистер Вильчук. – Старик не двинулся с места, но что-то в его взгляде изменилось. Во взгляде и в голосе. Как будто слова Вадима задели старика за живое. – Я просил бы уделить мне минут семь вашего времени.
– Думаю, в другой раз, мистер Холмс. Мы спешим…
– Proshu vas, – сказал он. На русском, хоть и с отчетливым акцентом.
И указал на распахнутую дверцу.
Андреич издал неопределенный звук, нечто среднее между фырканьем и иканием.
– Силен дедушка. Давай, Вильчук, вперед. Сашка ж вон не сдрейфил.
Вадим сомневался пару секунд, не больше. На старика ему было плевать. Но очень хотелось узнать, что же такое этот клоун сказал Сашке. С чего вдруг «пап»?
Лже-Холмс пропустил Вадима вперед, вошел сам и аккуратно прикрыл дверцу. Они оказались в комнатке, похожей то ли на гримерную, то ли на аптечный склад. Справа в углу был столик с громадным зеркалом и двумя вполне современными лампами над рамой. Под зеркалом лежали какие-то кисточки, палочки, коробки с пудрой, деревянная болванка для парика… Пахло при этом именно что аптекой, слева Вадим заметил запертый на замок металлический шкаф, такие бывают в больницах. Еще здесь были кушетка, обитая выцветшим плюшем, и – везде, где только оставалось свободное место, – книжные полки. Книги на них стояли вполне современные, не чета тем, что в музее.
На одной из полок, втиснутый между «Russische (Ostslavische) Volkskunde» за авторством некоего «D.Zelenin» и репринтным изданием «Белого отряда», виднелся закрытый нетбук.
Старик присел у зеркала, сдернул с мясистого носа очки и спрятал в очечник.
Смерил Вадима взглядом, неожиданно ясным и оценивающим. Сложил тонкие пальцы на вздымавшемся брюшке и кивнул на кушетку:
– Садитесь.
– Вы знаете русский? – спросил Вадим, просто чтобы не молчать.
– Разумеется. У меня была хорошая учительница – там, в Одессе. Вот практиковать давно не приходилось.
– Если вам так удобнее, говорите по-английски.
Старик благодарно кивнул.
– Так о чем вы хотели со мной…
– О вас, – сказал старик. – Но теперь вижу, что это бессмысленно. По двум причинам. Во-первых, дело, о котором мы говорили с вашим сыном, разрешимо и не разрешимо. Точнее: в том отношении, в котором возможно, оно уже сдвинулось с мертвой точки. В остальном – увы, и вряд ли что-нибудь изменится.
Во-вторых, – продолжал он, чуть откинувшись в кресле, – вы чрезвычайно рациональны. Да-да, знаю, что и здесь я выламываюсь из роли: «чрезвычайно рационален» – слова не для мистера Холмса, верно? Однако так оно и есть. Вы пытаетесь все поверять логикой, отбрасывать эмоции – в первую очередь по причине, которая коренится в вашем прошлом. Я не психоаналитик, а эта кушетка не предназначена для сеансов, поэтому с вашим прошлым вам придется разбираться самому, так или иначе. Меня заботит лишь просьба, с которой обратился ваш сын.
Вадим пожал плечами:
– Тогда я вас спрошу, вполне рационально: если говорить со мной бессмысленно, зачем я здесь? Ах да!.. – сообразил он наконец – и потянулся за кошельком.
Старик покачал головой.
– Речь не о деньгах. О рациональности? Пожалуй, да. Вот к примеру: как вы полагаете, настоящий мистер Холмс был рациональным?
– До мозга костей, – в тон ему ответил Вадим. – Хотя иногда, если верить Конан Дойлю, совершал нерациональные поступки. Вот как я сейчас: надо было уйти, но из любопытства позволил втянуть себя в эту вашу игру.
Он поднялся и отвесил шутовской поклон.
– Был рад знакомству с вами, мистер Холмс.
– Мы еще не закончили, – спокойно сообщил старик. – Я ведь, по-вашему, не слишком похож на Холмса.
Это не было вопросом, но Вадим кивнул. Где-то читал, что с небуйными умалишенными правильнее всего соглашаться. С буйными, впрочем, тоже.
Запер ли старик дверцу на ключ? Вроде бы нет, но точно не скажешь. А стены здесь толстые, это Вадим заметил, когда входил. Криков могут и не услышать.
– Я и должен, – кивнул старик. – Должен отличаться, согласитесь. Я ведь играю Холмса в старости, а с годами людям свойственно сдавать: делаться более грузными, неуклюжими, даже глуповатыми.
– А ведь отлично придумано!
– Достаточно было немного поразмыслить, – пожал плечами старик. – А дальше все просто: несколько уроков у лучших драматургов… – Он кивнул на одну из полок, где стояли книги с иероглифами на корешке. – В частности, рекомендую «Фуси кадэн» Дзэами Мотокие, он знал толк в искусстве межвозрастного перевоплощения. Я ведь здесь, мистер Вильчук, играю роль. Как ваши артисты, когда наряжаются в костюм Деда Мороза. У вас читают стишки и получают подарки, здесь – задают вопросы и получают ответы. Людям нужен кто-то, способный встать на защиту их интересов – бескорыстно, смело. Ну, – хохотнул он, хлопая себя по брюшку, – смелость моя, правда, ограничена телесными рамками.
– Это все очень интересно… честно говоря, мистер Холмс, я восхищен…
– Но как, – невозмутимо продолжал старик, – как, давайте поразмыслим, мог бы тот, настоящий, Холмс сохраниться до наших дней? Дети рано или поздно задаются этим вопросом, особенно умные дети. Ваш сын, по крайней мере, спросил.
– И что вы ответили?
– Что мистер Холмс, разумеется, умер. Это элементарно, мистер Вильчук: каким же еще может быть ответ на такой вопрос.
– А вы?..
– А я стараюсь без необходимости не лгать, тем более – детям.
– И как же умер мистер Холмс? В своей постели, в Сассексе?..
Старик покачал головой.
– Нет, – сказал после короткой паузы. – Не в Сассексе и не в постели. В 1891 году, в возрасте тридцати семи лет. На склонах Рейхенбахского водопада.
– А все остальное? Все рассказы, которые написал Конан Дойль уже после? Не было чудесного спасения, не было обмана, трюка с запиской?..
Старик снова оценивающе взглянул на Вадима.
– Обман, конечно же, был. Но давайте подумаем… пофантазируем. Представим себе, что Мориарти явился на встречу с мистером Холмсом. Помните, как это описывал сэр Артур? – Он закрыл глаза и процитировал: – «Мориарти действовал не один. Его сообщник – и я с первого взгляда увидел, как опасен был этот сообщник, – стоял на страже, когда на меня напал профессор. Издали, не видимый мною, он стал свидетелем смерти своего друга и моего спасения. Выждав некоторое время, он обошел скалу…» – Старик прервался и махнул рукой: – Ну что, мистер Вильчук, звучит правдоподобно? Зачем бы сообщнику выжидать, а Мориарти так рисковать? Не проще ли было застрелить мистера Холмса сразу?
– Вряд ли такой финал понравился бы читателям, – осторожно заметил Вадим.
В конце концов, подумал он, Андреич еще минут пять подождет и явится его выручать. А уж Андреич, выручающий кого-нибудь… лучше не становиться у него на пути, мистеры и сэры.
– Но такой финал, согласитесь, логическим образом вытекал бы из всего, что случилось прежде, всего, о чем сказано у Конан Дойля. Сам мистер Холмс согласился бы с этим. Все-таки он был человеком с железной логикой, холодным разумом и несгибаемой волей. И вот представьте себе, – продолжил после паузы старик, – что именно испытал бы такой человек, если бы обнаружил себя лежащим на одном из влажных уступов склона, который обрывался в бездну. Этот человек помнил, как услышал два выстрела, помнил, как упал и потащил за собой своего противника. Помнил, что последней мыслью его была мысль о двух других злодеях, которые выжили и могли восстановить всю сеть, созданную Мориарти. Представьте себе мистера Холмса на уступе в бездне Рейхенбахского водопада. Первое, что он обнаруживает, – то, что жив. Второе – что мертв. Это элементарно: если тело не дышит и не кровит, а дыры от пуль прощупываются и пули по-прежнему там, внутри… Что тут скажешь. Он осознает наконец, что очнулся от крика, кто-то звал его по имени; уже не зовет, но мечется по тропе где-то далеко наверху. Прямо над уступом, где лежит мистер Холмс, каким-то чудом проросло деревце, его ветви закрывают мистера Холмса от взглядов сверху – но они же не позволяют ему видеть даже край обрыва. Он проверяет, слушается ли его тело. Тело слушается, хотя не должно бы. По мокрым, скользким камням мистер Холмс пытается взобраться наверх. Когда ему это удается, уже наступает поздний вечер. На тропе – никого. Он не представляет, что делать дальше. Мориарти мертв, но враги живы. Обратиться к Ватсону – поставить под угрозу жизнь друга. Но главное, что терзает: сомнение, которое пришло в первые же секунды еще там, на утесе.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!