ОРФОЭПИЯ ФОНЕМ В ОПРЕДЕЛЕННЫХ ПОЗИЦИЯХ

1. В современном русском языке сосуществуют иканье и эканье (см. 4, 25). В бытовой речи господ­ствует иканье, на сцене — равенство обеих норм.

2. О произношении ш [а] ры — ш [ы^[16]] ры уже говори­лось (см. 4, 24, 25). Обе нормы равноправны. Бытовая речь склоняется к ш[а]ры (но это верно не для всех слов), сценическая и, может быть, поэтическая речь (больше, чем бытовая) склонны к традиционному ш [ы^э] ры.

А. Вознесенский, читая свои стихи, произносит:

1. Прости меня. А впрочем, не ж[ы^э]лей. Вот я живу. И это тяжелей.

(«Прости меня, что говорю при всех...»)

2. Падает по железу с небом напополам снежное сож [ы^э] ление по лесу н по нам.

ветви отяжелелые светлого сож [ы^э] ления!

(«Снег в октябре»)

3. Ну играл! Таких оттягивал «паровозов»! Так играл,

что ш [ы^э] рахались рейхстаги в 45-м наповал!

(«Лонжюмо» )

ОРФОЭПИЯ ГРАММАТИЧЕСКИХ ФОРМ

В творительном падеже возможны варианты: ру­кой — рукою, звездой — звездою, с Таней — с Танею... Но это не тема орфоэпии. Ее предметом может быть только такое варьирование форм, которое, будучи явле­нием грамматическим, связано с определенными фоне­тическими позициями.

1. Формы прилагательных единственного числа име­нительного падежа мужского рода в современном рус­ском языке образуются с окончаниями или (о]). Каждое прилагательное в данной форме может иметь и то и другое окончание. Вот новый дом произносится: нов [ыц] или нов [ъц]. Первое произношение реализует окончание (и|), второе — (о]) (это станет ясно, если вспомнить, каковы реализации фонем (и) — (о) в за­ударных слогах после твердых согласных).

129

Более «старинным», имеющим корни в пушкинской эпохе (и в более давних) является произношение нов [ъц], сильн [ъц], тверд [ъц] и т. д., т. е. с окончанием (о]). Но под влиянием письма (писали чаще Вот новый дом, чем Вот новой дом, хотя и последнее написание тоже раньше допускалось) стали все чаще произносить нов [ьщ], сильн [ыи], тверд [ыи]. В начале нашего века ученым-орфоэпистам казалось, что время произношения стар [ъи] (им. п. ед. ч. муж. р.) прошло, что победило в этой форме окончание [ыц] = (и]>. Но этот старый спор двух окончаний (истоки его — во взаимодействии старославянского и древнерусского языков тысячелет­ней давности!) получил неожиданный поворот: волна усиливающейся редукции дошла и до (и) (после твер­дых согласных в заударных слогах). Два глагола вы­жать [выжът'] и выжить [выжыт'] стало возможным произносить так, что они не различаются — [выжът']; т. е. фонема (и) в заударных закрытых слогах после твердых согласных реализуется не только звуком [ы] (такая норма по-прежнему жива), но и звуком [ъ]. В [ъ] стало совпадать большее число фонем, чем прежде. Разумеется, форма новый, с (и]) в окончании, стала
произноситься и с [ьщ] и с [ъц]. Произношение, обре­ченное, казалось бы, на исчезновение, снова укрепилось. Сейчас в живой речи нов [ъи] (муж. р.) слышится не реже, чем нов [ыц] (надо помнить, что речь идет об одной определенной позиции: в заударных закрытых слогах после твердых согласных).

У большинства глаголов это различие на слух мало­заметно. Но у прилагательных, основа которых оканчи­вается на (к), (г), (х), если они произносятся с окон­чанием (о]>, результат такой: гром [къи] голос, стро- [гъи] взгляд, га[хъц] шелест. Фонема (о) в заударных слогах слова после твердых согласных реализуется, по требованию фонетических законов современного рус­ского языка, гласным [ъ]. Если же эти формы произно­сятся с окончанием (и]>, то произносительный резуль­тат такой: гром [к'иц] голос, стро [г'иц] взгляд, ти [х'иц] шелест. Фонема (и), по общим фонетическим законам, в позиции после (к), (г), (х) требует, чтобы эти фоне­мы были представлены мягкими согласными: [к'], [г'], [х']; после мягких согласных фонема (и) в заударных закрытых слогах реализуется звуком [и ].

Разница между двумя вариантами одной и той же формы оказывается значительной:

гром [къи]. стро [гъи], ти [хъи], гром[ к'ии], стро [г'иц], ги[х'ии]-

Под влиянием письма в бытовой речи господствует ва­риант с (и]), т. е. гром [к'иц] и т. д. В сценической речи, на радиовещании (хотя и непоследовательно) продол­жает употребляться вариант с окончанием (о]). Лите­ратурный язык — не однородная, однообразная масса, в нем есть функциональные разновидности, и то, что сце­ническая речь не во всем совпадает с бытовой,— ее до­стоинство, а не порок; это культурная речь в квадрате: она должна осуществлять живую связь речи современ­ников с речью русской классики, с языком великих пи­сателей прошлого.

А русские поэты произносили так (примеры из сти­хотворений Н. А. Некрасова):

1. Не жалок ей нищий убогий — Вольно ж без работы гулять! Лежит на ней дельности строгой И внутренней силы печать.

3. Согласишься, почтителен, тих, Постоишь, удалишься украдкой И начнёшь сатирический стих

В комплимент перелаживать сладкий...

4. Его отец был лекарь жалкий,

Он только пить любил, да палкой К ученью сына поощрял...

Естественно, что сценическая речь, стремясь сохра­нить язык классиков, не отказывается от нормы гром- [къ#] (муж. р.). Но и в бытовой речи у некоторых (хотя и немногих) наших современников, безупречно владеющих литературным языком, выдерживается более или менее последовательно эта языковая норма.

2. Глаголы типа затрагивать, подскакивать, взма­хивать, т. е. с суффиксом -ива- после основы на задне­язычную согласную фонему, тоже имеют два варианта произношения:

подска [къ] вать, затра [гъ] вать, взма [хъ] вать, подска[к'и]вать, затра [г'и] вать, взма [х'и] вать.

Эти формы образуют параллель к формам гром [къ] й — гром [к'и] й\ параллель в том смысле, что лицо, говоря­щее подска[къ]вать, вероятнее всего говорит и гром- [къ] й.

3. Произносят: си [д'а] т — выси [д'ъ] г; ее [ду] т — выве[ду] т, т. е. различие между окончаниями 1-го и 2-го спряжений сохраняется и в безударном положении. Но есть и другое произношение: сы[д'а]т- — высы[д'у]т-, ее [ду] т — выве [ду] т (под ударением — разное, без ударения — одно). 1-е и 2-е спряжения различаются в ударных и не различаются в безударных окончаниях. При этом происходит мена окончаний: ударное [ат] ме­няется на безударное [ут].

5*

131

Это похоже на то, что сказано о формах именитель­ного падежа единственного числа мужского рода при­лагательных: под ударением возможно только (о.)> (больной, молодой, простой) -, в безударных слогах «кон- курируют» (о]) и <и]>. Сходство в том, что есть мена окончаний и она обусловлена положением в безударном слоге. Фонетическая эта мена или грамматическая: [ат] || [ут]? Несомненно, грамматическая: меняются окончания, грамматические единицы. Позиционного фо­нетического чередования звуков [а] || [у] в современ­ном русском языке не существует.

Но своеобразие этого грамматического явления в том, что оно обусловлено фонетической позицией. Есть фонетические позиции: перед звонкими шумными (кро­ме [в] и [в']) глухие согласные звуки заменяются звон­кими. Здесь в определении позиции («перед звонкими шумными, кроме [в] и [в']») используются только фо­нетические термины. Сама позиция поэтому должна счи­таться фонетической. Есть грамматические пози­ции: перед окончанием 1-го лица единственного числа -у фонема <д') меняется на <ж): ходить —хожу, во­дить — вожу, садить — сажу и т. д. Здесь в определении позиции («перед окончанием 1-го лица ед. ч. -у») ис­пользуются только грамматические термины. Сама по­зиция поэтому должна считаться грамматической. Чередование флексий [ат] || [ут] грамматическое, по­скольку они — единицы грамматического строя; но по­зиции, вызывающие это чередование, ... описываются в чисто фонетической терминологии! Это — пример сложного взаимодействия грамматики с фонетикой. Фо­нетический характер определения позиции позволяет в этом случае отнести и само чередование в ведение ор­фоэпии.

В произведениях поэтов отражена норма произноше­ния с -ут в безударных формах 2-го спряжеиия: холят — колют, положат — обгложут, значат — плачут (Л.); работой тешатся — руки чешутся; напишут — слышат (Н.); копья точат — кругом хохочут (Бр.) '.

Надо помнить, что кроме описанной нормы сущест­вует и другая: выси [д'ъ] т, но [с'ъ] т, хо [д'ъ] т... Именно она и господствует в живой, повседневной речи. «Ста­рая» норма редко реализуется в живой речи, и все-таки она не мертва, она тоже факт орфоэпического «сегод­ня». Она воскресает всякий раз, когда читают стихи поэ­тов XIX в. (а эти стихи — наше живое достояние), вое-, производят их на сцене, произносят на уроке в школе ^[17]или просто читают для себя.

4. Возвратный аффикс -ся, -сь прозносится либо с твердым, либо с мягким согласным: стремлю [с] или стремлю [с'], стремил [съ] или стремил [с'ъ]. Только деепричастие с ударением на последнем слоге произ­носится всегда с мягким [с']: смея[с'], вергя[с'].

Произношение с твердым [с] отражено рифмой (примеры из стихотворений Н. А. Некрасова):

1. Вглядись, молодица, смелее. Каков воевода Мороз! Навряд тебе парня сильнее И краше видать привелось?

2. Только иам гулять ие довелося По полям, по нивам золотым: Целый день на фабриках колеса Мы вертим — вертим — вертим!

3. Быстро, бешено неслась Тройка — и не диво: На ухабе всякий раз Зверь рычал ретиво.

4. Взвилася ножка вправо — Мы вправо...— Берегись! Не вывихни сустава, Приятель! ... Фора! Ыз!

5. Толпа затихла — начался Доклад—.и длился два часа.

Рифма запечатлела и произношение деепричастий с ударением на последнем слоге ([с'] — мягкий):

Всё с погибшими созданьями Да с брошюрами возясь, Наполняя ум свой знаньями, Обходил ты жизни грязь.

Разумеется, читать эти стихи следует, соблюдая во­лю автора, не разрушая рифмы. Такие рифмы есть и у современных поэтов; если система рифмовки тяготеет к точности, то они говорят о произношении [с], [са] в возвратных формах глагола.

О состоянии этого орфоэпического варьирования в обычной (нестиховой, непоэтической) речи С. М. Кузь­мина говорит так: «Сосуществуют три произноситель­ные системы:

1) последовательное произношение в частице -ся, -сь мягкого [с*] во всех грамматических формах и фоне­тических условиях (например, собрала[с'], явила[с'], требовали [с'], родил [с'а], трудящих [с'а]);

2) последовательное произношение в этих формах твердого [с];

3) произношение (в зависимости от фонетических условий) то твердого [с], то мягкого [с*]. Поскольку в этой последней системе соотношение твердого и мягко­
го [с] — [с'] может быть различным, она делится на несколько подсистем:

а) мягкое [с'] во всех формах, кроме тех, где соглас­ный частицы следует за твердым согласным (например, борола [с'], но борол [са]);

б) мягкое [с'] только после передних гласных (на­пример, борола [с], борол [са], но бороли [с']).

Иногда в речи одного и того же лица встречается в одной и той же позиции то твердое, то мягкое [с]»

Обследование в 60-е годы современного произноше­ния (частоты форм с твердым [с]) дало такие резуль­таты:

75% 65% 38%

глаголы на -лея. " " -ась, -ось " " -ись. .

 

Эти факты говорят о том, во-первых, что произноше­ние этой частицы с твердым [с] достаточно широко рас­пространено, и о том, во-вторых, что выбор варианта частицы с мягким [с'] или твердым [с] определяется (хотя и не жестко, не с вероятностью в 100 %) положе­нием после определенных звуков. Поскольку выбор ва­рианта частично обусловлен фонетической позицией, постольку о ней должна говорить орфоэпия.

Произношение современных поэтов тоже говорит о том, что традиционная норма — с твердым [с] — жива:

Подойдет, улыбнется силя [с]: Я в кого-то переселила [с]! Разбежала [с], как с бус стеклярус. Потеряла [с] я, потеряла [с]! ^[18]

(А. Вознесенский)

Эти факты существенны. Много раз орфоэпические нор­мы, связанные с давними культурными традициями (в том числе произношение -сь, -ся с твердым [с]) объяв­лялись реакционными, буржуазными (20-е и 30-е годы), устарелыми, нежелательными, искусственными, ретро­градными, отсталыми, исчезнувшими. На самом деле они, наряду с более новыми нормами, живы и требуют
орфоэпического внимания и поддержки. Ничего ретро­градного в них нет, а в сценической и поэтической речи они даже желательны:

Горлопаны, не наорали [с] ?

(А. Вознесенский)

ОРФОЭПИЯ ОТДЕЛЬНЫХ СЛОВ

Есть случаи, когда написание может толкать к не­правильному произношению грамматических форм. На­пример, окончание -ого (род. п. прилагательных, при­частий, местоимений): большого, пятого, пишущего, того, моего — произносится с согласным [в]. Сама мас­совость таких форм в речи позволяет легко понять и ус­воить произносительную норму. Ошибки здесь редки. Гораздо сложнее те случаи, когда правописание яв­ляется помехой орфоэпии в отдельных, более или менее редких словах.

Правописание никого не собьет, например, в слове хоровод: буква д в конце слова по законам русского про­изношения соответствует звуку [т]; букве о соответст- вуютгласные [ъ], [а] —опять по законам русского про­изношения. Здесь соотношения между буквами и зву­ками типичны для всех русских слов. Орфоэпическое внимание должно быть приковано к другим случаям, когда соотношение букв и звуков в написании ~ произ­ношении данного слова нетипично. Охарактеризуем не­сколько таких орфоэпических фактов.

1. Начнем с предлога близ. Он произносится с мяг­ким согласным в конце: «Вечера на хуторе бли[з'] Ди- каньки», бли [с'] нашего дома. Стих отражает такое произношение: А потом,

пробивши

бурю разозленную, сядешь, чтобы солнца близ, и счищаешь

водорослей бороду зеленую и медуз малиновую слизь.

(В. В. Маяковский)

Орфографический облик слова дезинформирует; по­является возможность неверного, не отвечающего ли­тературной норме произношения этого предлога — с твердым согласным в конце. Орфоэпическая рекомен­дация должна предостеречь от такого произношения.

В словарях (толковых, орфоэпических) даются справки о произношении таких слов.

2. Буквы чн в некоторых словах соответствуют зву­кам [шн]: конечно (вводное слово), скучно, яичница, пустячный, скворечник, прачечная, Ильинична, Кузьми­нична... Произносить в этих словах [ч'н] — орфоэпи­ческая ошибка (мнения, высказываемые иногда в пе­чати, что в этих словах отвечает норме также и произ­ношение [ч'н], не отвечают языковой и речевой реаль­ности и поэтому неверны).

В других словах в равной степени допустимо произ­ношение и [шн] и [ч'н]: булочная, сливочное масло, горчичник и др. Наконец, многие слова могут произно­ситься только с сочетанием [ч'н]: точный, порочный, восточный, прозрачный и т. д. О каждом слове надо знать, как его произносить: с сочетанием [шн], [ч'н] или допустимы они оба.

«Иногда неодинаково произносятся различные про­изводные слова от одного и того же непроизводного: на­пример, при возможности произношения прилагатель­ного молочный с [шн] и [ч'н] (моло[ит\ая каша и мо- ло [ч'н] ая каша) существительное молочница ... произ­носится предпочтительно и чаще с [шн]: молб [шн'] ица. Бывают также случаи, когда одно и то же слово в раз­ных сочетаниях слов может произноситься неодинаково. Так, например, в сочетании молочная каша, как только что было отмечено, возможно произношение [шн], в со­четании же молочная железа, носящем не бытовой, а научный характер, произносится только [ч'н]»

Поэзия отражает произношение этих слов и требует определенного выбора нормы:

Дождь моросит, темно и скучно, Смотрю в окно на телеграф. Хотел бы думать равнодушно, В уме неделю перебрав.

(М. А. Кузмин ^[19])

Движенье помнишь? Помнишь время? Лавочниц? Палатки? Давку? За разменом денег Холодных, звонких,— помнишь, помнишь давешних Колоколов предпраздничных гуденье?

(Б. Л. Пастернак)

Здесь рассматривается группа слов с произноше­нием чн как [шн], тем не менее каждое из слов этой группы должно рассматриваться как отдельное, особое. Нет общего правила, определяющего, в каком слове орфоэпически правомерно [ч'н], в каком — [шн]. Каж­дое слово надо знать. Поэтому они находятся в веде­нии орфоэпии отдельных слов.

3. В заимствованных словах встречается произно­шение [о] безударного: боа [боа], сонет [сонэт] и т. д. Только в очень немногих словах (боа, бонмо, бомонд, Бодлер, Шопен...) произношение [о] безударного обя­зательно. В большинстве заимствованных слов на месте безударного [о] допустимо и [о], и [а], либо толь­ко [а]. Например, в слове оазис 63 % говорящих произ­носят [о] безударный, в слове сонет — 49 %, в словах: поэт — 44 %, ноктюрн — 41 %, конгресс — 34 % и т. д.^[20]

Обязательно ли произношение [о] в безударном слоге — надо знать для каждого слова отдельно.

4. В словах: бифштекс, консоме, канапе, отель, экстерн, кашне, безе...— перед [э] произносится твер­дый согласный. В других заимствованных словах воз­можны варианты: произносятся (в полном соответствии с нормой): со [нэ] ти со [н'э] т, ге [нэ] тика и ге [н'э] тика, фо[нэ\ма и фо[н'э\ма, э[ш\ргия и э [н'э]ргия...

В большинстве заимствованных слов перед [э] произносится парный мягкий согласный: текст, тема, бактерия, претензия, теория, дебют, демон, нервы, сек­ция, серия, музей, конкретный, пионер, фанера. Было бы грубой орфоэпической ошибкой произносить в этих словах сочетание «твердый согласный + [э]». Про­изношение твердого согласного перед [э] в этих словах претенциозно: ...Алле? О, Марья Николаевна! Нако­нец-то! Зазналась, зазналась... Да, да... Смотрела... Постановочная вещь, безусловно... Да, по сравнению с романом проигрывает, безусловно... Я, знаешь, бук­вально проверяла по тэксту. Да, по тэксту (В. По­пов).

Как видно, и в этом случае надо знать, какова орфоэпическая норма произношения каждого слова.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ

Язык исторически изменяется. Это — объективная данность. Вместе с тем литературный язык, связанный с длительной культурной традицией и призванный объединять многие поколения, должен быть устойчи­вым; и чем устойчивее его нормы, тем более успешно он может выполнять свое назначение — быть литератур­ным языком. Как язык умеет примирить эти две различ­ные тенденции?

Разрешение противоречия в том, что «старые» и «новые» произносительные варианты функционально разграничиваются, каждый получает свою специали­зацию в литературном языке. И «старые» поэтому остаются живыми, нестареющими, и «молодые» про­тивостоят им не как «молодые», а как функционально иные. Например, некоторые нормы, имеющие большую культурную традицию, но становящиеся устарелыми (или нетипичными) в бытовой речи, находят свое применение, в качестве господствующей нормы, на сце­не. Представление, что сценическая речь должна быть зеркалом, рабски копирующим бытовую речь, неверно. Против такого вульгаризаторского отождествления двух функциональных разновидностей русского произ­ношения боролись замечательные мастера Малого театра (например, Е. Д. Турчанинова), К. С. Станислав­ский и его ученики.

Стихотворения Пушкина, Баратынского, Лермонто­ва, Некрасова, Тютчева, Фета — это современный рус­ский язык; чтение их стихов (и на сцене, и для себя) — современное русское произношение. Надо так современ­но воспроизвести стих, чтобы его не разрушить. Сред­ства (орфоэпические), которые мы привлекаем, чтобы наше восприятие стиха не было испорчено,— современ­ные орфоэпические. А это означает, что многие произ­носительные особенности, полностью ушедшие из быто­вой речи, остаются средством живого воспроизведе­ния близких нам, родных нам поэтических произведе­ний — ив этом смысле есть факты современной орфо­эпии.

Так язык примиряет две противоположные тенден­ции: неизбежную изменчивость произносительных норм и тяготение литературного языка к стабильности. Осо­бенности произношения, порожденные разными перио­дами в развитии русского языка, преобразуются в син­хронные функциональные разновидности языковой дей­ствительности.

Неутомимым просветителем в области орфоэпии и борцом за жи­вые литературные нормы, за охрану в языке всего ценного, за береж­ное отношение к произносительным традициям был Д. Н. Ушаков. Прекрасный знаток русского языка, человек, умевший ценить и его деловые, практические, и его эстетические достоинства, Д. Н. Ушаков в 20-е и 30-е годы противостоял всем попыткам решать вопросы ор­фоэпии на вульгарно-социологической, на культурно-нигилистической основе. Его орфоэпические прогнозы — что живо и что мертво — за­мечательно оправдались. Его рыцарственное отношение к языку — высокий пример для всех, кому дорога наша филологическая куль­тура.

§ 36. социофонетика

Количество — не всегда самое важное при решении орфоэпических вопросов. «Так многие говорят» — еще не довод в пользу безраздельного господства данной орфоэпической нормы. Иногда число говорящих совсем не важно.

Местоимение её (род. п.) еще не так давно произно­сили двояко: ЦэЧо] и Пэ^'а] (последнее — под влия­нием написания ея). Произношение []э^и]а] и раньше, до 1917 г., до отмены написания ея, было сравнительно редким, а сейчас, вероятно, так никто не произносит. Но в поэме В. Маяковского «Про это» (1923) читаем:

Стою у стенки.

Я не я.

Пусть бредом жизнь смололась.

Но только б, столько б не ея

невыносимый голос! ^[21]

Здесь само строение текста заставляет читать []э^и]а], и нет вопроса о том, многие так произносят или немно­гие.

Но в других случаях для орфоэпии важен и количе­ственный момент. Насколько распространен данный ва­риант, в каких социальных слоях он господствует, как его бытование связано с разными возрастными груп­пами — все это важно для орфоэпии, и решать эти во­просы ей помогает социофонетика — ветвь социо­лингвистики.

«Объект синхронической социальной лингвистики — язык и его функционирование в данный момент в дан­ном обществе в связи с: а) социальным расслоением об­щества и б) его коммуникативными потребностями,— пишет Л. П. Крысин.— Поиски и исследование корреля­ций и зависимостей, существующих... между языком, различными его подсистемами, с одной стороны, и об­ществом, различными его слоями, с другой, являются задачей... социальной лингвистики» '.

Современная социофонетика установила, например, следующее:

«По силе воздействия на фонетические явления со­циальные признаки располагаются в следующем поряд­ке: 1) территориальный, 2) возраст, 3) социальное по­ложение, 4) образование...

Остановимся вкратце на каждом из признаков.

1. Территориальный признак — место дет­ства и место наиболее длительного пребывания гово­рящего: он охватывает своим действием все фонетиче­ские явления и в то же время является наиболее силь­ным. Это подтверждает гипотезу о существовании ло­кальных разновидностей литературного произношения, складывающихся под влиянием диалектного окруже­ния. Говоря о локальных разновидностях литератур­ного языка, мы имеем в виду количественные, а не ка­чественные различия, т. е. разную употребительность одних и тех же вариантов по этим разновидностям. При этом возможен такой случай, что во всех разновидно­стях преобладает один и тот же вариант, но степень преобладания различна.

Так, например, «северная» разновидность литера­турного произношения характеризуется: максимальным (сравнительно с другими локальными разновидностя­ми) преобладанием мягкого согласного в сочетаниях «согласный + мягкий согласный»; высокой частотно­стью мягкого [ж':]; максимальным преобладанием ва­рианта с непроизносимым согласным в сочетаниях (стк), (нтк) и под.; преобладающей реализацией (ша), (жа) как [ша], [жа]; смягчением согласного перед (э) в заимствованных словах...

2. Возраст. Зависимость между возрастной ха­рактеристикой и сохранением в речи традиционного ва­рианта не имеет единообразного характера для всех фо­нетических явлений.

Для некоторых явлений (например, в сочетаниях «согласный + мягкий согласный», [ж':] || [ж:],[ш'ч'] || [ш':]) эта зависимость такова: чем моложе информант, тем ниже в его речи частотность традиционного вариан­та. Для других явлений (например, [ша], [жа]; 1 [э]) картина выглядит сложнее: в некоторых словах наблю­дается такая же зависимость, в других — прямо проти­воположная...

Любопытно отметить, что в речи поколения 40-х го­дов нередко наблюдается замедление темпа убывания или возрастания употребительности традиционного ва­рианта: развитие как бы затормаживается.

3. Социальное положение информанта. Прослеживается два основных противопоставления: ин­теллигенты — рабочие; филологи — нефилологи.

Устойчивее всего традиционная норма сохраняется в речи интеллигенции; напротив, новый вариант легче усваивается рабочими...

Филологическое образование также способствует устойчивому сохранению в речи традиционного вариан­та, обнаруживается как в речи профессиональных фи­лологов, так и в речи филологов-студентов.

4. Семейное влияние. Наши данные убеди­тельно подтвердили влияние речи родителей на речь от­вечающих. Особенно ярко это проявилось при учете территориальной характеристики информантов и их родителей...

5. Образование. Исходная гипотеза о влиянии образования на произношение в целом подтвердилась: чем выше уровень образования, тем употребительнее традиционный вариант. Однако в большинстве случаев зависимость эта проявляется слабо» '.

Как видно, данные социофонетики важны и для ре­шения орфоэпических вопросов, и для исследования своей, собственно социофонетической проблематики.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Орфоэпия

Аванесов Р. И. Русское литературное произношение [1950]. М., 1972.

Дурново Н. И., Ушаков Д. И. Опыт фонетической транскрипции русского литературного произношения // 31ау1а. Косшк V. 8е§11 2. РгаЬа. 1926.

Реформатский А. А. <Ж_Э> // То Ьопог К. ЛакоЬзоп. V. 2. ТЬе На^ие — Рапе, 1967.

Ушаков Д. Н. Русская орфоэпия и ее задачи Ц Русская речь: Новая серия. Л., 1928. Вып. 3.

Ушаков Д. Н. Звук Г фрикативный в русском литературном языке в настоящее время // Сборник Отделения русского языка и словес­ности АН СССР. Л., 1928. Том VI. № 3.

Аванесов Р. И. Вопросы русского сценического произношения Ц Культура речи на сцене и иа экране. М., 1986.

Винокур Г. О. Русское сценическое произношение. М., 1948. Волконский С. М. Выразительное слово. Спб., 1913. Ильинская И. С., Сидоров В. Н. О сценическом произношении в московских театрах Ц Вопросы культуры речи. М., 1955. Вып. I. Реформатский А. А. Речь и музыка в пенин // Там же. Русское сценическое произношение / Под ред. С. М. Кузьминой. М„ 1986.

Садовников В. И. Орфоэпия в пенин. М., 1958.

Орфоэпический словарь русского языка: Произношение, ударе­ние, грамматические формы / Под ред. Р. И. Аваиесова. М., 1987.

Социофонетнка:

Гловинская М. Я-, Кузьмина С. М. Фонетика Ц Русский язык по данным массового обследования: Опыт социально-лиигвистиче- ского изучения / Под ред. Л. П. Крысина. М., 1974.

Гловинская М. Я. Вариативность произношения заимствованных слов в современном русском языке Ц Социально-лингвистические исследования. М., 1976.

Крысин Л. П. К социальным различиям в использовании языко­вых вариантов Ц Вопр. языкознания. 1973. № 3.

Кузьмина С. М. Вариативность произношения групп согласных Ц Социально-лингвистические исследования. М., 1976.

Поливанов Е. Д. О фонетических признаках социально-групповых диалектов и, в частности, русского стандартного языка [1931] Ц Ста­тьи по общему языкознанию. М., 1968.

Поливанов Е. Д. Фонетика интеллигентского языка [1931] // Там

же.

Глава 7

ТЕОРИЯ ПИСЬМА. ГРАФИКА

§ 37. графика и орфография

Теория письма делится на две части: графика и ор­фография '.

Графика — это свод общих правил о назначении письменных знаков (букв). Самые простые и самые главные правила графики имеют такой вид: в современ­ном русском языке знак «а» употребляется; знак «г}з» — не употребляется и т. д. Эти правила определяют, каков алфавит (набор букв) русского письменного языка. Другие правила графики имеют такой вид: 1) в русском письме буква такая-то передает такую-то фонему; 2) данная фонема передается вот этой буквой.

Правила графики относятся ко всей массе слово­форм и притом к любой части словоформ (корню, при­ставке, окончанию и т. д.).

Орфография — свод правил об употреблении букв в отдельных, конкретных словоформах. О ней речь в следующей главе.

§ 38. три принципа графики

Графика может быть построена на одном из трех принципов: 1) фонетическом; 2) фонематическом; 3) иероглифическом, или традиционном, или условном (это разные названия одного и того же принципа).

Фонетический принцип: буква означает звук.

Фонематический принцип: буква означает фо­нему.

Традиционный принцип: буква не обозначает ни звука, ни фонемы, т. е. употребление букв не обуслов­лено современным строением словоформы."

Русское письмо до 1918 г. было в высокой степени традиционно. И традиционной была в первую очередь графика.

В 1917—1918 гг. это письмо, со значительными чертами иерогли- фичности, было реформировано.

Подготовка к реформе велась с конца XIX в. Начинателем ее был Р. Ф. Брандт, крупный ученый-лингвист. Острые, эмоционально написанные статьи и брошюры Браидта привлекли внимание обще­ства к несовершенствам русского письма. Критика была обращена именно на многочисленные традиционные написания.

Академическая комиссия под руководством Ф. Ф. Фортунатова к 1912 г. подготовила научно обоснованный проект реформы русского письма. Бюрократами он был отвергнут. Только после революции при­казом наркома просвещения А. В. Луначарского новое письмо было объявлено обязательным для всех изданий. Реформа была прежде всего графической, а не орфографической. Были изъяты дублетные буквы (Т, •&,©), в конце слов перестали писать твердый знак, изменили традициоиио-условиые написания некоторых грамматических форм, приблизив нх к фонематическому типу.

В подготовке проекта реформы участвовали выдающиеся уче­ные — Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. А. Шахматов, Р. Ф. Брандт, В. И. Чернышев '.

§ 39. фонемный принцип русской графики

На каком же принципе основана современная рус­ская графика? Чтобы ответить на этот вопрос, надо по­смотреть, как построены правила употребления букв.

Буква о употребляется, предположим, для обозначе­ния звука [о]. Словоформы дом, твой, рос как будто под­тверждают это. Но ту же букву о пишем и в словоформах дома, твоя, росли, а мы так не должны были бы делать, если бы буквой о передавался звук [о], так как здесь нет звука [о]. Правило, значит, надо формулировать так: буква о передает фонему (о).

Так же надо построить правила для всех других букв.

Следовательно, наша графика основана на фонем­ном принципе. Это следует из анализа графических пра­вил.

§ 40. обозначение твердых и мягких согласных фонем

В русской графике буквами обозначены фонемы. В русском языке 39 фонем, а букв 33 (считая, конечно, ё особой буквой). Как могло хватить 33 буквы для пере­дачи 39 фонем?

Существует 14 пар твердых и мягких фонем ^[22]:

(пбфвмтдсзнлшжр п' б' ф' в' м' т' д' с' з' н' л' ш' ж' р').

Однако особых букв для многих фонем нет. У нас могли бы быть специальные буквы для мягких, подобно тому, как есть они в сербском письме: л>, н....' В одном случае такая пара есть: ш — щ, но остальные 13 пар не имеют особых букв, чтобы обозначить мягкие фонемы. Значит, не имеют и особых букв, чтобы обозначить твердые фо­немы.

Предположим, в каком-то тексте обвели кружком букву н. Закрыли остальные буквы. Можно ли угадать, что обозначает эта буква: (н) или (н')? — Очевидно, нет.

Как же письменно обозначаются эти фонемы, для которых нет особых букв?

Первый случай: мягкая согласная фонема стоит не перед гласной; тогда используется сочетание «согласная буква + мягкий знак»: встань, встаньте, намыль, на­мылься, куль, кульки, пять, пятьдесят. «Не перед глас­ной» — значит, на конце слова или перед согласной фо­немой.

Второй случай: перед гласными мягкость согласных обозначается по-другому — с помощью букв я, е, ё, ю, и. Вот так:

<н> + (а) = ня (няня);

(н') + (о) = нё (нёс);

<н'> + <э> = не (нет);

<н'> + (у) = ню (нюхать);

(н') + <и) = ни (нить).

Так и со всеми другими согласными, не только с (н').

Сказанное можно обобщить:

1) I' + а : я, е, ё, ю, и;

2) I' + а : ь.

Здесь С — обозначение всякой мягкой согласной (у ко­торой есть парная твердая); а — знак гласной; а — знак «не гласная» (т. е. либо согласная, либо конец сло­ва).

А как обозначается твердость согласных? В положе­нии не перед гласными — отсутствием мягкого знака; в положении перед гласными — с помощью букв а, о, у, ы.

Итак, в слове тянут буква т сама по себе не указы­вает фонему (т) или (т'); в зависимости от следующей
буквы ^[23] она может указывать либо то, либо другое. Сле­дующая буква я заявляет: налицо (т'), а не (т). Вместе т + я указывают фонему (т'>; кроме того, я обозначает фонему (а). Значит, сочетание букв тя = (т'а). Побук- венно это соответствие разбивается так:

г + <Т> +

я, <'а>

 

В слове быть буква ы обозначает фонему (и) и твер­дость предшествующего согласного; в слове бить ис­пользуется буква и, чтобы обозначить ту же фонему (и) + мягкость предшествующего согласного.

Хорошо или плохо, что у нас такой непростой способ обозначения мягкости? Введен мягкий знак — и тем сэ­кономлено много букв. Мягких согласных фонем (имею­щих парную твердую) у нас 14; только (ш') имеет осо­бую букву. Значит, сэкономили 13 букв.

Но если бы мягкость согласных всегда обозначалась мягким знаком, мы бы писали: «дьадьа», «льубльу», «пьатьдьэсьат», «пьэрьэвьэрньомсьа» (дядя, люблю, пятьдесят, перевернемся). Написания были бы громозд­кими. Избавиться от их громоздкости помогают буквы я, е, ё, ю, и.

§ 41. недостатки в обозначении мягкости фонем

Все мягкие фонемы имеют способы графического обозначения. Только у (ж') нет своего особого буквен­ного обозначения. Она на письме передается буквосо­четаниями, которые используются не только для (ж'), но могут иметь и другие фонемные значения. Буквенное одеяние у (ж') всегда с чужого плеча. Она обозначает­ся буквами зж (езжу, визжать), жж (вожжи, дрожжи), дж (дожди, дождливый). Все эти буквообозначения в иных словах имеют другое значение и другое чтение: зж и жж читаются как долгое [ж:] (изжарить, разжа­лобить, кожжиртрест), жд читается как [жд] (дважды, жду). В первом случае передано содержание фонем (зж) или (жж), во втором— (жд).

Очень жаль, что фонема (ж') оказалась без своего буквенного наряда. Это — одна из причин, почему в сов­ременном языке (ж') неустойчива.

Не все хорошо и с обозначением мягкости согласных фонем перед (э). Буква е должна бы обозначать мяг­кость предшествующей согласной, а буква э — твер­дость. На самом деле е часто выступает в не свойствен­ной ей роли. Она на месте в словах лес, тень, белый, лезь, перелей, но е пишется нередко и тогда, когда надо обозначить твердость согласной: бифштекс, кронштейн, отель, стенд, теннис, дельта (реки), модель, модельная (обувь), кашне, шоссе, безе, пюре, бретель и мн. др.

Не заменить ли ее буквой э всюду, где не нужно обо­значать мягкость? Такое новшество сейчас вряд ли при­емлемо. Многие слова произносятся вариативно — и с твердыми и с мягкими согласными перед [э]: ге[нэ]- тика и ге [н'э] тика, [р'эгрэс] и [р'эгр'эс] и т. д. Харак­терно, что в орфоэпических руководствах говорится: «С твердым [д] перед [э] всегда или обычно произно­сятся такие-то слова...» И эта формула — «всегда или обычно» — повторяется много раз. В формулировке от­ражена неустойчивость произносительной нормы. А если она неустойчива, ее рано еще закреплять письмен­ной передачей.

Так что непоследовательность в употреблении буквы е — недостаток письма, вызванный нестабильностью са­мого языка в современном состоянии.

§ 42. гласные буквы после Ч, Щ, Ж, Ш и Ц

По-русски не пишут «чя...щя...чю...щю...». После ч, щ, ж, ш возможны только буквы а, у, но не я, ю.

По-русски не пишут: «шы...жы...». После ч, щ, ж, щ возможна только буква и, но не ы. Разумно ли такое правило?

Все буквы шипящих согласных — ч, щ, ш, ж — не требуют, чтобы обозначали мягкость или твердость со­гласных. Ведь щ, ш сами по себе обозначают мягкость (щ) и твердость (ш) согласной фонемы. У ч не надо обо­значать мягкость: фонема (ч) не противопоставлена твердой согласной; мягкость у [ч'] неразличительна. Наконец, ж показывает твердую фонему <ж), а для мяг­кой (ж') особого обозначения нет.

Если нет необходимости различать твердые и мягкие фонемы, то следует из двух написаний (ча — чя, чу — чю; жи — жы и т. д.) избрать одно. Какое же лучше? Вспомним, что графика у нас фонемная. Если фонемная, то лучше избрать ту букву, которая передает гласную фонему в самой независимой позиции. Пишем ча, чу, жи, ши ..., потому что буквы а, у, и передают фонемы в самой независимой позиции.

После буквы ц надо бы, по тем же причинам, писать всегда а, у, и (как после ил, ж). Действительно, пишется только ца, цу. Но после ц пишется в одних случаях и, в других — ы. Эти случаи регулируются правилами ор­фографии. Графического правила не существует.

Мы говорили: фонема — ряд звуков, она лишена произноситель­ной характеристики, а сейчас все время повторяется — «мягкая», «твердая» фонема. Упрек справедлив. Ответ на него такой. Все опи­сание русской графики можно построить и без терминов «твердая», «мягкая». Есть фонемы:

<т> = 1,          <а> = 3,

<т'> = 2, <у> = 4.

Пронумеруем их, как указано. Тогда сочетание (та) можно обозна­чить как (13), сочетание (т'а)—как (23), сочетание (ту)—как (14), сочетание (т'у) —как (24). Эти четыре сочетания передаются буквенно так: та, тя, ту, тю. Буква т передает либо (1), либо (2); бук­ва а показывает, что из этих возможностей избирается (2).

Значит, можно описать графику и без употребления артикуля­ционных (нли акустических) терминов. Мы их употребляли ради про­стоты объяснения, по методическим соображениям.

§ 43. обозначение <л>

Для фонемы <]) есть буква й (дай = (да])). Можно было бы писать «дайут», «дайот», «уйутно», «йож», «йаблоко», «Ньйу-Йорк». Но мы так не пишем (толь­ко — Йорк — именно так; да еще йот, йод, Йемен); дей­ствует такое графическое правило: йот ((])) не перед гласной фонемой передается буквой й (мой, строй, не беспокой, мойте, стройка, беспокойная); перед гласной фонемой (после гласной) буквами я, е, ё, ю, и, которые обозначают йот ((])) + следующая гласная фонема (моя, моё, моей, мою, мои).

Если фонема (]) идет перед гласным и после соглас­ного, то она обозначается сочетаниями букв ъ или ь + + я, е, ё, ю, и (ружьё, судья, Сантьяго, адъютант). В этой функции ь не знак мягкости, ъ не знак твердости, т. е. твердость и мягкость фонем (перед (])) буквенно не обозначена.

Выгоден ли такой способ передачи (]")? Выгоден. Без него написания были бы очень длинные «йавльайу- щайасьа», «уйэзжайущайа»... Знаки я, ю, е, ё, и позво­ляют сократить эти длинные ряды букв. И тем они хо­роши.

Было высказано такое мнение: буквы я, ё (и пр.) на­рушают фонемный принцип нашей графики, так как они передают не фонему, а целостное сочетание (] + а), (] + о) и т. д. Это неверное мнение. Анализируя гра­фику, нужно решить два вопроса: что передают бук­вы — звуки или фонемы и сколько таких единиц (т. е. звуков или фонем) передают буквы.

Н. Ф. Яковлев в своих замечательных работах по теории письма первый разделил эти две проблемы. Он — опять-таки одним из пер­вых — пришел к выводу, что русское письмо является фонемным. В работе «Математическая формула построения алфавита» (1928) он показал: целесообразно, выгодно (при известных условиях) пере­давать фонемы так, что нет однозначного соответствия «буква — фо­нема».

Что передает буква я в словоформах ясный, яд, су­дья? Звуки []а] или фонемы <0'а)? Посмотрим, как пи­шутся словоформы яснее, ядовит, сватья. Звуки другие, не []а], фонемы те же, буква та же. Значит, буква я пе­редает сразу две фонемы: О'а), но именно фонемы, не звуки. Очевидно, написания эти полностью фонемны.

Так же полностью фонемны буквы е, ё, ю, и, когда они передают сочетание (]) + гласная.

Таким образом, некоторые буквы в русском письме оказываются двузначными. Например, буквы я, е, ё, ю, и имеют два значения, а путаницы нет: в одном положе­нии (после букв согласных фонем) они обозначают ((') гласная, в других (не после букв согласных фо­нем) <]) + гласная.

В словах пять, тянут буква я соответствует не просто [а], но вариации , [а]. Нельзя ли смотреть на эту букву не только как на передатчика единиц ((' + а), но и как на передатчика гласного [а], [а], фонетически отличного от [а] ? Так же можно видеть в букве ы (был, ты) передатчика особого звука [ы]. Это мнение может показаться убедительным, но оно неверно. Написания жил, шить (и пр.) проливают свет на подлинную при­роду написаний типа был, ты: там, где не надо обозна­чать твердость предшествующей фонемы, мы пишем и (хотя бы и был налицо звук [ы], мы пренебрегаем его отличием от [и]). Только там, где надо передавать твер­дость предшествующей согласной, мы пишем ы. Ясно, что назначение этой буквы в том, чтобы передать твер­дость согласной (и).

Точно так же написания чай, пищать показывают, что средствами русской графики мы не передаем вариа­ции [а], [а]: там, где не надо обозначать мягкость со­гласных, употребляется не буква я, а буква а, хотя бы и произносилось [а], [а].

То, что буква я передает звук [а] (тянут) или [а] (тянет), а буква ы передает звук [ы],— следствие их фонемной функции: непременно сдвинет глас-. ный [а] вперед, 1 непременно отодвинет гласный [и] назад.

§ 44. почему 33 буквы?

Если бы для всех мягких согласных фонем были у нас особые буквы, то их понадобилось бы 14. Но для одной мягкой <ш') есть особая буква щ. Значит, 13 мягких обошлись без особых букв. Вместо них для мягких со­гласных введены ь и я, е, ё, ю, и. 6 букв. Экономия: 13—6 = 7. Да еще есть буква ъ, она делает то же, что ь — обозначает (]) перед гласными после согласных. Эта буква — не экономия, а расточительство; из сэко­номленных 7 букв надо вычесть одну; итого — 6 букв чистой экономии.

Фонем — 39. Будь для каждой особая буква, всего понадобилось бы 39 букв. 6 сэкономили. Осталось 33. Столько их и есть в русской графике.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Бодуэн де Куртенэ И. А. Об отношении русского письма к рус­скому языку [1912] Ц Избр. труды по общему языкознанию. М., 1963. Т. 2.

Григорьев В. П. Графика н орфография у А. Вознесенского Ц Нерешенные вопросы русского правописания. М., 1974.

Еськова Н. А. О разделительных знаках Ц О современной рус- • ской орфографии. М., 1964.

Кузьмина С. М. Теория русской орфографии: Орфография в ее отношении к фонетике и фонологии. М„ 1981.

Николаева Т. М. Графические средства // Волоцкая 3. М., Мо- лошная Т. М., Николаева Т. М. Опыт описания русского языка в его письменной форме. М., 1964.

Реформатский А. А. О перекодировании и трансформации ком­муникативных систем Ц Исследования по структурной типологии. М„ 1963.

Реформатский А. А. Буква ё // О современной русской орфогра­фии. М„ 1964.

[Фортунатов Ф. Ф. и др.] Постановления орфографической под­комиссии. Спб., 1912.

Яковлев Н. Ф. Математическая формула построения алфавита (опыт практического приложения лингвистической теории) [1928] Ц Реформатский А. А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.

Глава 8

ТЕОРИЯ ПИСЬМА. ОРФОГРАФИЯ

§ 45. фонемная основа русской орфографии

Есть такое правило графики: фонема (о) передается буквой о. Это правило, однако, не объясняет, как писать гласные первого слога в словах: собака, заря, росла, расти, расписать.

Собака ... Гласный первого слога не может быть по­ставлен (в этом корне) под ударение. Даны такие члены чередования: с [а] бака — с [ъ] баковод ... И все. Но гласные [а] || [ъ] входят и в ряд [о] || [а] || [ъ] (фо­нема <о>), и в ряд [а] || [а] || [ъ] (фонема <а)). Не­известно, что писать: по фонемному принципу допу­стимы и о, и а. Мы пишем о, потому что фонема (о) дей­ствительно реализуется рядом [а] || [ъ] (фонемное ос­нование для такого написания есть). Но, кроме того, мы пользуемся здесь и традиционным, условным принци­пом: выбор между буквами о и а в пользу о фонемно не санкционирован, он условен. Действует правило, при­менимое только к данному корню: в корне собак- без­ударный гласный передается буквой о.

Заря ... Фонема в корне — (о): зори. (Слово зарево в современном языке не однокоренное со словом збри\ зарево нельзя истолковать с помощью слова зори.) По общему правилу графики надо писать «зоря». Но для форм единственного числа этого слова есть особое (сле­довательно, орфографическое) правило, по которому надо писать заря, зарей, на заре (написание условно, не фонемно).

Росли, расти ... В корне фонема (о): рос, рост (вы­ращивать не показательно: при суффиксе -ива- зако­номерна грамматическая замена фонемы (о) на фонему (а): ходит — похаживает, носит — разнашивает). Ожи­далось бы написание о во всех словах с этим корнем. Но существует орфографическое правило, которое на свой, особый лад определяет правописание каждого слова с этим корнем. В одних словах и словоформах пишут о (росли, росла), в других — а (расту, расти), хотя ко­рень, конечно, везде имеет фонему <о).

Итак, чтобы верно писать слово, нужно знание не только графики, но и орфографии.

Орфография тоже (как и графика) может быть по­строена на трех основаниях: фонетическом, фо­немном или традиционном (условном, иерогли­фическом). Определить, какова основа русской орфо­графии, можно двумя путями: а) с помощью анализа основных орфографических правил; б) с помощью под­счета орфограмм: сколько букв (в достаточно большом тексте) написано на фонетическом основании, сколь­ко — на фонемном, сколько без этих оснований (в по­следнем случае написание условно, традиционно, иеро- глифично).

Проанализируем основные орфографические пра­вила.

1. «Сомнительную» (безударную) гласную поставь под ударение — в той же морфеме. Правило относится не только к корням, но и к грамматическим морфемам: пишем делом, потому что (в том же склонении) веслом-, пишем к старушке, потому что к сестре.

2. «Сомнительную» согласную (звонкая она или глу­хая) поставь перед гласным или сонорным.

Оба правила, бесспорно, фонемны: они учат прове­рять вариант фонемы ее основной реализацией, той, ко­торая дана в сильной позиции.

3. Обозначение мягкости согласных в сильной пози­ции не составляет труда. Но в сочетаниях «мягкий со­гласный + мягкий согласный», где для первого соглас­ного возможна слабая позиция, возникают орфографи­ческие трудности. В словоформе встаньте пишется ь, а в словоформе о фабриканте не пишется. Правила в учеб­никах нередко бывают неопределенны. «Мягкий знак не пишется в сочетаниях нш, нч, нн, рш, чн, чк...» (и т. д.— длинный перечень.— М. П.). «В других слу­чаях надо справляться в орфографическом словаре». Однако во время диктанта справляться в словаре не по­зволяют, и никто не носит все время с собой орфографи­ческий словарь. В другом учебнике сказано: «Между двумя согласными в одних словах пишется ь (возьми, Кузьмич, бросьте), а в других не пишется (медведь, бан­тик, мостик). Правописание таких слов надо запом­нить». Это не правило, а отказ от правила, от орфогра­фического руководства к действию.

Однако разумное правило, построенное на фонемных основаниях, возможно и здесь. Было предложено такое: «Мягкость согласных перед следующими мягкими со­гласными обычно не обозначается мягким знаком (сен­тябрь, жизнь, каменщик, птенчик, песня). Она обозна­чается только в тех случаях, когда в измененном или родственном слове мягкий согласный может оказаться перед твердым согласным (восьми — восьмой, возь­ми— возьму, письменный — письмо). Можно, вероят­но, еще проще изложить фонемную суть передачи мяг­кости согласных в нашей орфографии.

Один ленинградский учитель дал такое объяснение: мягкость у согласного бывает своя, а бывает от «сосе­да». Если уберешь мягкого «соседа», а мягкость остает­ся — она своя, и только тогда она обозначается мягким знаком. Например, в слове встаньте «сосед» мягкий — [т']; уберем его: встань. Мягкость у [н'] осталась — надо ее обозначить. Наоборот: в слове бантик у [н*] мягкость от «соседа»; уберем его: бант (сосед уже не мягкий: [т]),— и у (н'] пропала мягкость. Она — от «соседа». Ее обозначать не надо.

Учитель, автор этого правила, был стихийным фоно­логом. С помощью этого правила вносится разум в то, что казалось совершенно неразумным; бессмысленная зубрежка заменяется пониманием законов русского письма.

Итак, три самых главных правила русской орфогра­фии: о правописании гласных, о правописании глухих и звонких согласных, о правописании твердых и мягких согласных — можно объединить в одно: если неизвест­но, какой буквой обозначать звук, то надо найти поло­жение, где звуки хорошо различаются (в составе той же морфемы). Это, по существу, фонемное правило, хотя слово фонема в нем не употребляется. Это — главное правило нашего письма, оно говорит о том, что орфогра­фия у нас"фонемная.

Проверим вывод другим путем. Возьмем текст и под­считаем, сколько букв пишутся по фонемному принципу, сколько — по другим принципам. Такой подсчет уже был произведен '. В разных текстах оказалось фонем­ных написаний более 90 %.

А сколько написаний отвечают произношению (если предположить, что наша орфография строится на фо­нетической, звуковой основе)? Их около 70 %. Тоже больше половины. Не считать ли так: русская орфогра­фия фонемная и вместе с тем фонетическая, но немного более фонемная, нежели фонетическая? Нет, это не­верно.

Подсчет, давший 70 %, проводится так. Вот слово вода [вада]. Три буквы «совпадают» со звуками (верно их передают): в [в], д [д], а [а]; одна буква (о) неверно передает звук; итого: 75 % фонетических описаний (в данном слове). Такой подсчет ошибочен.

Неверно, что написание вода на 75 % фонетическое: оно на 100 % фонемное. «Обозначая в слове дом фо­немы в их собственном звучании, буквы, естественно, в то же время обозначают это слово по его действитель­ному звучанию в устной речи. Фонетическое письмо пе­редает слово дом и ему подобные так же, как и письмо фонематическое. Понятно, что по таким написаниям, одинаковым и для фонематического, и для фонетиче­ского письма, определить характер письма нельзя. На­против, сами эти написания должны быть истолкованы как фонематические или фонетические в зависимости от других написаний, в которых наглядно обнаружи­вается принцип, лежащий в основе письма ... Иначе го­воря, характер письма определяется не тогда, когда фо­нематический принцип совпадает с фонетическим, а ког­да они противоречат друг другу»

Обратимся к тем написаниям, в которых фонетиче­ский и фонематический принципы не совпадают, к та­ким, как буква о в слове вода (отвечает фонемному — не отвечает фонетическому принципу), к таким, как бук­ва с в слове исписать (отвечает фонетическому — не от­вечает фонемному принципу: фонема здесь <з), ср. изу­чить). Среди таких написаний: фонемных — нефонети­ческих — около 90 %, нефонемных — фонетических — 8%^[24].

Итак, и графика, и орфография у нас фонемные (или фонематические). Поэтому можно, обобщая, сказать: у нас фонемное письмо. «Фонематическое пись­мо — это такое, в котором одни и те же буквы алфавита обозначают фонему во всех ее видоизменениях, как бы она ни звучала в том или ином фонетическом положе­нии. При этом видоизменения фонемы обозначаются на письме по ее основному значению, которое обнаружи­вается в фонетических положениях, где качество звуча­ния фонем не обусловлено. В результате получается то, что каждая морфема, коль скоро она содержит одни и те же фонемы, пишется всегда одинаково»

Распространено мнение, что фонемная теория рус­ской орфографии дискуссионна. Посмотрим, что в этой теории спорно.

Всю теорию орфографии можно свести к таким поло­жениям: 1. В языке существуют позиционные чередова­ния, такие, которые определяются фонетической пози­цией. 2. Звуки, которые чередуются позиционно, пред­ставляют одну фонему. 3. Буквы русского письма обо­значают не звуки, а эти ряды позиционно чередующихся звуков как некие целостности.

Вот и вся фонемная теория письма. Что здесь дискус­сионно? Пункт второй: название фонема. Ведь наличие позиционных чередований в языке никто не отвергает; никто не может оспорить, что звонкие шумные на конце слов, перед паузой, безысключительно заменяются глу­хими. Бесспорно также, что в написаниях хлеб — хле­ба — хлебца буква б передает последний согласный корня независимо от его позиционных изменений. С этим спорить невозможно. Спорно, оказывается, что «это» называют фонемой. Есть другие теории, которые термин «фонема» истолковывают по-другому.

Ну что же, выбросим пункт второй в изложении ос­нов теории письма. Он имеет терминологический харак­тер. И без него все остается на местах. Конечно, удобнее было бы в третьем пункте сказать вместо длинного «обо­значают не звуки, а эти ряды позиционно чередующихся звуков, как некие целостности» коротко и ясно: «Обо­значают не звуки, а фонемы». Но можно обойтись и без этого слова. Те факты, которые теперь передают первый и последний пункты, не дискуссионны, никто и не пы­тается их опровергнуть. Этих положений вполне достаточно для обоснования изложенной теории письма.

Фонемная теория помогает понять огромные досто­инства русского письма. Оно едино, целостно, потому что оно фонемно, т. е. передает лишь функционально существенное в нашей речи. Не свалка разнохарак­терных правил, а исторически сложившееся един­ство.

Недостатков в нашей орфографии немало, и все-таки она фонемно разумна, целесообразна

§ 46. отступления от фонематического принципа

Наша орфография не вся последовательно фонем­ная. Есть три важнейших отступления от этого прин­ципа:

1. Правописание приставок на (з).

Фонемное написание было бы таким: изписать, роз- кидать, взплеснуть, низпадать, черезполосица, безпо- койный (ср. в сильной позиции: изливаться, разливать, взлететь и т. д.);

Буква с в этих приставках пишется по фонетическо­му принципу, хотя он проведен и непоследовательно (ср.: безвкусный, расщепиться и др.).

2. Правописание букв о, е после шипящих для вы­ражения <о).

Правило это построено на основаниях, которые пря­мо противоречат всем другим правилам (правописание буквы для ударного положения проверяется ... безудар­ными позициями!).

По проекту комиссии Ф. Ф. Фортунатова (1912 г.) предлагалось писать так: если произносится [о] под ударением, то пишется о, в безударных слогах — е, т. е.: поджог — выжег, ждны — жена, жосткий — жестка, илолк — шелка, щоки — щека, чорный — чернить. Это было бы наиболее целесообразное решение вопроса. Не попытаться ли здесь быть фонологически более по­следовательным и всегда после шипящих фонему (о) передавать буквой о? Именно фонемный принцип не со­ветует так поступать. После шипящих обычно непози­ционная мена фонем <о) || <э) в корнях: жердь — жор- дочка, черти — чорт, шерсть — грубошорстный, щель — щолочка (и щелочка), чешет — очоски, шесть — сам шост, щен ^[25] — щонная, чертит — чорточка, честь — по- чот, шепчет — шопот, чернь — чорный, женский — жо- ны, шедший — шол, счесть — счол, жечь — обжог, жженье — жжоный, прочесть — прочол, желть (цинко­вая) — жолтый, кошель — кошолка, вечерний — вечор, кишечник — без кишок, дешевле — дешовый, акушер­ка — акушор, горшечник — горшок, решетник — все решота и т. д. Так в сильной позиции, под ударением, чередуются <о) || <э). Чередования эти лексикализова- ны. Определить, что находится в безударных слогах, очень часто невозможно: шепчет, шопот, перешопты- ваться. Какая фонема — (о) и (э> — в слове шепоток, шептаться? Требование в каждом случае определить фонему было бы невыполнимо; часто здесь налицо в

безударных слогах гиперфонема                   - Поэтому пра­

вило Ф. Ф. Фортунатова максимально фонемно: в силь­ной позиции фонема передается в своем основном ви­де — буквой о, в слабых позициях пишется буква е, ко­торая в русском языке привычна и как передатчик (о) (нёс — несу) и как передатчик <э) (лес — леса).

Правило, предложенное Ф. Ф. Фортунатовым, было снято в комиссиях Временного правительства (1917), где проект реформы редактировался — большей частью не к пользе дела.

3. Правописание ь после шипящих в конце слова.

Комиссия Ф. Ф. Фортунатова предложила в конце слов после шипящих не писать ь: «При сохранении во­обще для 6 значения 1) знака мягкости согласных и 2) знака отделительного не в конце приставок, подко­миссия неизбежно должна была признать излишним написание этой буквы в конце слов за ж и ш, которые в господствующем произношении всегда тверды (рож, плеш, ходиш, даш, лиш, сплош, настеж). Имея в виду, что звуки ч, щ в господствующем произношении всегда мягки и что мягкость эта по существующему право­писанию не выражается буквой ь в середине слов (без­упречный, свечка, мощный), подкомиссия предположи­ла не писать ь в положении за ч, щ также и в конце слов, т. е. писать без ь: толоч, ноч, печ, реч, точ в точ, навзнич, вещ, помощ».

Это отвечает духу фонемной орфографии '. Предло­жение постигла та же участь, что и предыдущее.

Есть и другие отступления от фонемного принципа, более частного характера.

§ 47. «морфологический принцип» в орфографии

Фонемный принцип русской орфографии — объек­тивная данность, теория письма отражает ее. Как и все, что связано с фонологией, эта теория вызывает ожесто­ченные возражения. Говорят, что в основе русской ор­фографии лежит не фонемный, а морфологический прин­цип. Суть его в том, чтобы каждую морфему писать оди­наково. Корень в словоформах голова — голов — голо­вы произносится по-разному, а пишется одинаково; это и есть проявление морфологического принципа. Обо­шлись без всякой фонемы

Сама формулировка этого «принципа» логически ущербна. На вопрос, как писать слова: [гълава] — [га- лоф] — [голъвы] — дается ответ («морфемной тео­рией» орфографии): пишите одинаково. Но это не ответ. Сказав, что два объекта должны быть одинаковы, мы еще не дали им никакой характеристики. Морфемы мы, действительно, нередко пишем одинаково (не всегда!). Но как выбрать этот единый буквенный облик слова? Пишем: дуб — дубы. В одном случае написание пере­дает произношение: дубы, в другом — нет: дуб. Почему тогда нельзя писать дуп — дупы? И здесь тоже в одном случае произношение и правописание совпа­дают, а в другом нет. На этот вопрос теория «морфоло­гического принципа» не может дать ответа. (Ведь в обо­их случаях сохраняется единство написания корня.)

Отвечают так: «На этот, якобы «неразрешимый» с точки зрения морфологического принципа, вопрос ... совсем не трудно ответить... Фонетическое написание «дуп» ... нельзя выбрать образцом для осуществления единообразного написания морфем (т. е. писать «дупы» так же, как «дуп», с буквой п), так как письмо в этом случае разошлось бы с произношением до потери сло­вами смысла... Написание «дупы» и читалось бы как «дупы»^[26].

Это не ответ на вопрос, а повторение вопроса в каче­стве ответа. Задан вопрос: почему избирается именно это единое написание, а не другое? Ответ: а потому, что при другом выборе читать будет неудобно. Но ведь об этом же и спрашивают: почему нельзя выбирать написа­ние «дупы», т. е. почему плохо получается для чтения, для понимания слова?

У фонологов есть ответ на этот вопрос. В слабой позиции две (три, четыре) фонемы нейтрализованы. Можно на письме обозначать либо ту, либо другую — произноситься все равно будет одно и то же — общий вариант, в котором слились обе фонемы. Написано ли будет слово дуб с б или с п — все равно произнесут [п]. Другое дело — сильная позиция. В ней фонемы реализо­ваны по-разному, они не совпадают в одном звуке. И если написать п, то и произнесут [п]; если написать б, то и произнесут [б]. Следовательно, можно орфограмму в слабой позиции равнять на сильную, но не наоборот.

Сторонники «морфологического принципа» такого ответа дать не могут. В основе их теории лежит призыв писать «одинаково», а на что ориентировать эту одина­ковость, они знают практически (это знает каждый пишущий), но теоретически ее осмыслить — в рамках своей теории — не могут.

А что если при защите «морфологического прин­ципа» использовать термин «сильная позиция» '? Силь­ная позиция — понятие, которое не существует без понятия «слабая позиция». Слабая позиция — та, в ко­торой нейтрализованы фонемы. Включить в объяснение понятие «сильная позиция» — значит признать, что от­ветить на поставленный вопрос (почему не дупы) без помощи фонологии нельзя.

Теория «морфологического принципа» в орфографии не ладит с фактами. Каждую морфему надо передавать в одном и том же буквенном облике — вот ее идеал.

Не мысля гордый свет забавить, Вниманье дружбы возлюбя, Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя...

Возьмем эти всем известные строки (а можно взять и любые другие) и посмотрим, осуществлен ли в русском письме принцип буквенного единообразия морфемы.

 

не мысля

гордый

забавить

вниманье

дружбы

возлюбя

хотел

тебя

представить

залог

достойнее

мышление

горжусь

забавлю

внимать, внять

друг, друзья

возлюблю

хочу

тобой, ты представлю заложить достоин

Чередуются: с — ш д — ж в — вл ним — ня

б — бл т — ч

те б — тоб — т в — вл г — ж й — и

 

В четверостишии только одно полнозначное слово — свет — не имеет в корне чередований (конечно, яркий свет — свеча — освещение — слова с другим корнем, в современном русском языке это, несомненно, так).

Оказывается, в русском письме однообразный бук­венный облик слов вовсе не выдерживается. Поэтому, сформулировав основной «морфологический принцип» письма, необходимо (чтобы не войти в противоречие с фактами) добавить: «Само собой разумеется, тради­ционные чередования сон — сна, ходить — хожу и т. п. на письме обозначаются». Но это не «само собой разу­меется»: это «разумеет» фонемная теория.

Когда теоретики «морфологического принципа» гово­рят: традиционные (= непозиционные) чередования обозначаются, то имеют в виду: а позиционные нет. Но фонемный принцип письма орфографии в том и состоит, что не должны передаваться позиционные (и только позиционные) чередования, а традиционные (непози­ционные) должны. Фонемная теория это даже доказы­вает.

Может быть, можно так рассуждать: конечно, требо­вание морфемной теории орфографии — писать одну и ту же морфему в разных словах одинаково — в ряде случаев не выполняется. Но ведь и требование фонемной теории орфографии тоже в ряде случаев не выпол­няется! (см. 8, 46). Значит, в этом отношении обе теории равны.

Нет, это неверно. Те непоследовательности, которые говорят о неполном воплощении в нашей орфографии фонемного принципа, всегда ведут к затруднениям при овладении письмом, они могут быть (не сегодня и
не завтра, а в принципе) исправлены, вместо них воз­можно последовательное использование фонемного принципа. И это облегчит письмо. Не таковы отступле­ния от морфемного принципа. Они не исправимы, пото­му что они есть непоследовательность только с точки зрения этого принципа, а с точки зрения целесообраз­ности письма они хороши и никакому исправлению не подлежат. Невозможно писать вместо ручка — «рук- ка», вместо вручить — «врукить», вместо пущу — «пу- стю», вместо утомление — «утомение» и т. д. А этого требует принцип — писать морфему всегда одинаково (если его провести последовательно).

161

В. К. Тредиаковский писал: «Мы произносим напри­мер т в слове упатка от упадок... то г и надобно писать, а не д». Ведь мы иногда передаем на письме произноше­ние, не соблюдая единства орфограмм: «Древняя наша орфография не может всегда наблюдать характери­стических букв в производных словах. Может ли она написать возмогность от возмогу, не меняя г на ж? Всяк из нас скажет, что не можно так писать». Если в случае возмогу — возможность мы передаем на письме чередование согласных, то, рассуждал В. К- Тредиаков­ский, надо во всех случаях передавать чередования и писать упатка, укас и т. д.

Рассуждение Тредиаковского повторяли многие уче­ные на протяжении всего XIX в. (В. П. Шереметевский, Р. Ф. Брандт и др.). Недоумение разрешила только фонемная теория. Она объяснила, в чем различны позиционные и непозиционные чередования: позицион­ные нефункциональны, поэтому их можно не передавать на письме. Фонемная теория объясняет разумность нашего письма.

Зачем нужна теория «морфологического принципа» в орфографии?

1. Для того, чтобы «опровергнуть» фонемную тео­рию. Это не удалось.

2. Для того, чтобы оправдать те минусы, которые есть в русской орфографии, и представить их плюсами '.

Главные минусы были обнаружены комиссией Ф. Ф. Фор­тунатова, но они вполне отвечали «морфологическому принципу». Написания желудь — желудей или шелк — шелка, челка — чело морфологичны (жаль, что крайне неудобны на письме). Надо добавить, что и все написа­ния, от которых нас избавила реформа 1917 г., тоже были вполне морфологичны: снЪгъ — снЪжный — снЪ- говой — снЪжинка. Если следовать «морфологическому принципу», их не следовало изменять. Но их изменили. Так что есть надежда, что и другие предложения Ф. Ф. Фортунатова и его соратников тоже когда-нибудь будут реализованы, хотя это и не соответствует духу «морфологического принципа».

Итак, «теория морфологического принципа» 1) не обеспечена мыслью; 2) не соответствует фактам.

Обозначим: над буквой цифру «1» — если буква пишется по фонемному принципу, цифру «2» — если по традиционному, цифру «3» — если по фонетическому. Цифры «1—2» — если и по фонетическому и по тради­ционному:

111111 11-21111 1112 1 1-21111 1211

голова, со бака, злого,         стихи, заря,

12 3 11111 111111111 1-21 111 111-2 2 расписка, переписыв а тьсв, лиш ь

1112 11112111 211 1-21-21-21113111

мышь, помощник, что, а 6 с трак чин,

(ср. абстрагировать).

Наша графика и орфография в основе своей фонема­тичны. Это обусловливает их высокие достоинства.

§ 48. орфография собственных имен

Но есть особые орфографические подсистемы, где фонемный принцип сильно потеснен. В них фонемный и традиционный (условный) принципы выступают на равных правах. Это — подсистемы собственных имен. «Если в написании того же (фонетически и морфоло­гически) , в написании имен нарицательных нельзя допу­скать разнобоя и следует добиваться единых орфо­грамм, например, писать всегда: огарок, огонь, плот­ский, кулацкий, и не допускать написания агарок, агонь, плоцкий, кулатский и т. п., то в написании имен собст­венных возможны Огарков и Агарков, Огарково и Агар-
ково, Огнивцев и Агнивцев, Высотский и Высоцкий, Оленин и Аленин и т. п. Если в написании нарицатель­ных имен императивом служит обязательная общность на базе общенационального языка и единого орфогра­фического принципа (фонематического — на худой ко­нец «морфологического», что, конечно, не одно и то же!), то при написании имен собственных многое зависит от регионального и индивидуального... и даже от описок паспортистов и картографов!» (А. А. Реформатский).

В собственных именах резко возрастает количество гиперфонем — единиц, не проверяемых сильной пози­цией. В слове огонь первый гласный передан буквой о — это фонемное написание (ср. огненный, поэтому (огон')). Но фамилия Огнивцев или Агнивцев не имеет в современном русском языке живой связи ни со словом огонь, ни со словом огненный. Значит, Огнивцев (или

Агнивцев) =               гнивцев, и буква А или О в начале

фамилии пишется не на фонемном, а на фонемно- традиционном основании. В слове пушка пишется ш, и это фонемное написание (ср. много пушек, пушечный, след. (пушка)), но фамилия Пушкин — не однокорен- ная со словом пушка (однокоренные слова имеют общ­ность не только звуковую, но и смысловую, а Пушкин и пушка по смыслу не связаны); поэтому ш пишется по фонемному и традиционному принципу.

Легко доказать, что в корнях слов: Толстой и толст, Островский и остров, Чайковский и чайка, Козьма Прут­ков и прут, пруток — разные орфограммы. Например:

111111 111111 1111-21

но                 ——

пруток, прутки.      Прут к - (ое)

6*

163

Собственные имена пишутся с большой буквы. Не­верно, что эта особенность совершенно не связана с фонемной характеристикой нашего письма: большая буква выделяет слова, которые составляют особую подсистему — и особую именно в отношении использо­вания фонемного принципа '. (Другой, конечно, смысл имеет большая буква в начале предложений.)

Заметим, что и слитные ~ раздельные написания не лежат вне фонемного принципа: они, хорошо или плохо, связаны с передачей пограничных сигналов, а пограничные сигналы — явление фонематическое.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Аванесов Р. И. Приставки на (з): О правописании приставок на -з в связи со смежными вопросами Ц О современной русской орфографии. М., 1964.

Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Реформа орфографии в связи с проблемами письменного языка [1930] Ц Реформатский А. А. Из истории отечественной фоиологин. М., 1970.

Букчина Б. 3., Калакуцкая Л. П., Чельцова Л. К Письма об орфо­графии. М., 1969.

Виноградов В. В. О необходимости усовершенствования нашего правописания Ц Вопросы русской орфографии. М„ 1964.

Гловинская М. Я. Написание двойных согласных в заимствован­ных словах Ц Проблемы современного русского правописания. М„ 1964.

Дурново И. И. К вопросу о реформе русского правописания Ц Русский язык в советской школе. 1930. № 3.

Еськова И. А. Графическая передача фонемы (и) в начале морфемы, не являющейся флексией или суффиксом Ц О современной русской орфографии. М., 1964.

Еськова Н. А. Передача фонемы (о) после шипящих и (ц) // Проблемы современного русского правописания. М., 1964.

Ильинская И. С., Сидоров В. И. Современное русское правописа­ние Ц Уч. зап. Моск. гор. пед. ин-та им. В. П. Потемкина. М., 1953. Т. 22. № 2.

Калакуцкая Л. П. Орфографическая передача долгих согласных в заимствованных именах собственных Ц Орфография собственных имен. М., 1965.

Кузьмина С. М. Теория русской орфографии: Орфография в ее отношении к фонетике н фонологии. М., 1981.

Обзор предложений по усовершеиствованню русской орфографии (XVIII—XX вв.) / Под ред. В. В. Виноградова. М., 1965.

Орфография и русский язык / Под ред. И. С. Ильинской. М., 1966.

Реформатский А. А. Упорядочение русского правописания Ц Рус­ский язык в школе. 1937. № 1 и 6; 1938. № 1.

Реформатский А. А. Орфография собственных имен Ц Орфогра­фия собственных имен. М., 1965.

Ушаков Д. Н. Русское правописание: Очерк его происхождения, отношение его к языку и вопросы о его реформе [1911]. М., 1917.

Шапиро А. Б. Русское правописание [1951]. М., 1961.

ЛЕКСИКОЛОГИЯ

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. предмет и задачи лексикологии

Язык часто и не без основания называют «языком слов». В самом деле, слова — его непосредственно вос­принимаемые конкретные единицы. Их совокупность образует словарный состав языка, или его лексику. Наука, изучающая лексику, называется лексиколо­гией.

Слово как единица языка выступает объектом раз­ных лингвистических дисциплин: в фонетике изучается его звуковая сторона, в словообразовании — строение и способы образования, в морфологии — его граммати­ческие формы и значения, в синтаксисе — способы сое­динения слов и форм слов в словосочетания и предложе­ния. В лексикологии слово рассматривается как еди­ница словарного состава языка, имеющая некое предметное (лексическое) значение. Слово стол, например, представляет здесь интерес прежде всего как название предмета мебели: обеденный (письменный) стол, специального оборудования: операционный стол, питания, пищи: обильный (диетический) стол, того или иного отделения в учреждении: стол заказов (находок), как единица, которая находится в определенных отно­шениях с другими однородными по значению лексиче­скими единицами, скажем, как входящая в класс наиме­нований мебели вместе со словами стул, кресло, диван, кровать, шкаф и т. п.

Противопоставление грамматических форм слова (словоформ) в одном и том же значении (Мне нравится этот стол; Мы сидим за столом; Привезли новые столы для читального зала) является несущественным для лексикологии. Это предмет изучения грамматики. И, на­против, изучение сходства и различия смысловых ва­риантов одного и того же слова во всей системе их форм (стол, стола, столу...— 'предмет мебели', стол, стола, столу...— 'питание, пища' и т. п.) — одна из важ­ных задач лексикологии.

Подобно другим единицам языка единицы лексики образуют некоторые системные отношения. Раскрытие природы и описание системного характера лексики представляют основной предмет и главную задачу со­временной теоретической лексикологии. Ей подчинены частные задачи: 1) изучение лексической семантики (природа, виды и типы значений слов, структура лекси­ческих единиц, синтагматические и парадигматические отношения в лексике, категориальные отношения лекси­ческих единиц: многозначность, омонимия, синонимия, конверсия, антонимия, семантическое поле и др.); 2) классификация словарного состава языка по основным оппозициям [лексика исконная и заимствованная, ак­тивная и пассивная (устаревшая и новая), общенарод­ная и ограниченного употребления (терминологическая, диалектная, жаргонная), стилистически нейтральная и маркированная, например книжная или разговорная, и др.]; 3) систематизация основных типов фразеологи­ческих единиц; 4) разработка общей типологии слова­рей и описание основных типов словарей русского языка.

§ 2. лексика как система

Как уже говорилось, единицы языка связаны между собой и зависят друг от друга. Они образуют систе­му — множество элементов, находящихся в определен­ных отношениях друг с другом. В лексической системе языка такими элементами являются простейшие еди­ницы — «слова-понятия», как их называл Л. В. Щер- ба т. е. слова, взятые в одном из их значений (напри­мер, стол как обозначение предмета мебели) или одно­значные слова (береза). Из таких простейших «клето­чек», отражающих соответствующие сегменты действи­тельности (предметы, свойства, явления, отношения и т. п.), и складывается лексическая система языка как определенная целостность.

«Слова-понятия» — элементы лексической системы — тесно взаимодействуют друг с другом; их могут связы­вать отношения: смысловой мотивированности внутри одного и того же слова (тяжелый\ — 'имеющий боль­шой вес', тяжелый^—'грузный, лишенный легкости*, тяжелыйз — 'трудный, требующий большого труда, уси­лий'...), эквивалентности (тяжелый — тяжеловесный), противоположности (тяжелый—легкий), обратное™ обозначаемых отношений (чемодан тяжелее сумки — сумка легче чемодана), включения элемента в класс (тяжелый — как одно из наименований класса обозна­чений веса). Такие отношения единиц, лежащие в осно­ве категории многозначности, синонимии, антонимии, конверсии, семантического поля, буквально пронизы­вают лексику, организуя ее как систему. Своеобразную семантически «негативную» категорию представляет собой омонимия — «равнойменность» разных языковых единиц. Все производные базового слова иерархически организованы на основе мотивационных отношений в системе словообразовательных гнезд (см. «Словообра­зование», 7, 48). Лексические единицы оказываются, таким образом, достаточно упорядоченными системно, входя в целую сеть разнообразных и пересекающихся структурно-смысловых отношений.

Системность лексики проявляется, однако, не только в том, что ее единицы могут быть распределены по се­мантическим полям (ср. обозначение времени, прост­ранства, цвета, движения, родства и т. п.), категориаль­ным классам (классы многозначных слов, синонимов, антонимов и др.), оппозициям типа исконное ~ заимст­вованное, активное ~ пассивное, общеупотребитель­ное ~ ограниченное, нейтральное ~ стилистически мар­кированное и т. п., но и в самом характере употребле­ния лексических единиц, где есть свои закономерности. Обращает на себя внимание прежде всего то, что содер­жательно тождественные и близкие лексические едини­цы, принадлежащие к одному семантическому полю, классу, употребляются одинаково или достаточно сход­ным образом, обнаруживая полностью или существенно совпадающую сочетаемость с другими словами, ср., например, полные и частичные синонимы: орфогра­фия — правописание, друг — товарищ. Слова же с да­лекими друг от друга значениями, например необхо­димость и барабан, напротив, не обнаруживают общей характерной сочетаемости.

Существуют свои закономерности и в использовании единиц той или иной лексической категории: так, ва­рианты (значения) многозначного слова обнаруживают тенденцию употребляться преимущественно в несовпа­дающих контекстах; напротив, антонимы реализуют свою главную функцию противопоставления в одних и тех же контекстах. В сочетании того или иного слова с другими словами в тексте есть свои законы, опреде­ляемые системой языка: между значением данного слова и значениями сочетающихся с ним слов должно быть смысловое согласование (см. /, 3). Так, характер­ную сочетаемость глагола лететь — 'перемещаться по воздуху' образуют его связи в тексте прежде всего с такими классами слов, которые обозначают птиц, насекомых, летательные аппараты: голубь (стрекоза, самолет, ракета) летит, пассажиров или экипаж: Тури­сты летят на скоростном лайнере, предметы, приводи­мые в быстрое движение силой толчка, удара: камень (мяч, пуля) летит, человека, животных, наземные и водные средства передвижения (при обозначении быст­рого, как полет, движения): всадник (конь, поезд, катер) летит, быстро проходящее время: время летит, летят дни (года), и некоторыми другими. В качестве определителей и уточняющих характеристик здесь ис­пользуются классы слов, обозначающих исходный пункт, направление, цель, скорость полета и др.

Существенно подчеркнуть, что системность в лекси­ке может быть как очевидной, непосредственно наблю­даемой, так и уходить своими корнями в «глубину» языка, т. е. обнаруживаться на определенном уровне абстракции, проявляться в глубинной структуре языка. Смысловые различия глаголов вязать (свитер), нажи­вать (состояние), разбивать (сквер), сажать (кляксу), составлять (список), строить (дом), как и множества им подобных, оказываются не столь существенными, как кажется на первый взгляд, и обусловлены конкрет­ными значениями соответствующих существительных. Подобные глаголы имеют один и тот же объединяющий их «глубинный смысл» — 'каузировать', т. е. делать так, чтобы что-то появилось, начало иметь место. С помощью нескольких десятков таких функций оказывается воз­можным систематизировать всю несвободную сочетае­мость слов языка.

Лексическая система сходна по своей структуре с другими системами, изоморфна им: ее единицы подоб­но, скажем, фонемам и морфемам взаимодействуют друг с другом в контексте, входят в определенные классы единиц, противопоставляются или, напротив, нейтрализуются, образуют классы и т. п.

Вместе с тем лексическая система по сравнению с другими системами значительно сложнее: количество ее элементов и разнообразие их отношений не идут ни в какое сравнение с элементами других систем. «Словарь современного русского литературного языка» в 17-ти томах насчитывает свыше 120 ООО слов, число же фонем в разных языках не превышает нескольких десят­ков. При этом надо иметь в виду, что большинство употребительных слов многозначно по своей природе. У глагола идти, по данным этого словаря, 26 значений. Исключительно разнообразны и взаимоотношения лек­сической единицы с контекстом: ведь для того, чтобы различать значения полисемичного слова, необходимы соответствующие типовые «опознавательные контек­сты» (для большинства слов — многочисленные).

Характерной особенностью лексической системы является также ее открытость. Лексика как самый «подвижный» уровень языка в наибольшей степени отражает изменения, происходящие в различных сфе­рах жизни. Следствием этого является наличие в ней неологизмов и устаревших слов. Устойчивость и под­вижность элементов лексики характеризуются опреде­ленным равновесием.

Разумеется, не все в лексике структурировано в рав­ной мере: одни из микросистем более упорядочены, чем другие. Здесь есть и асистемные явления, подобно тому, как в правилах могут существовать исключения, не умаляющие, однако, значения самих правил.

Как будет показано ниже (см. 2, 12), одним из важ­нейших принципов структурирования лексики являются родо-видовые отношения слов: роза, тюльпан, гвоздика, астра, незабудка, подснежник... — цветок; физика, хи­мия, география, биология, история, литературоведение, языкознание...— наука.

Такое включение однородных единиц в соответст­вующий класс осуществляется на основе их принадлеж­ности к определенным семантическим полям, совокуп­ность и взаимодействие которых являются ярким прояв­лением системной организации лексики. Однако в после­довательном членении семантических сфер лексики на классы, подклассы, микросистемы и более частные груп­пы наряду со строго системными отношениями можно обнаружить и асистемные отношения, известные откло­нения от системы, «сбивы» в классификации. Говоря о подобных лексико-семантических системах с обоб­щающими родовыми словами, В. А. Звегинцев отмечал, что «не все слова языков, обладающих такими обоб­щающими словами, можно распределить по группам, имеющим единое обобщающее слово. Члены некоторых лексических групп, хотя и объединяются по принципу наличия в них общего семантического начала, однако вместе с тем наделяются такой добавочной смысловой нагрузкой стилистического или идеографического по­рядка, которая тянет их в разные стороны и препятст­вует выделению обобщающего слова. В лексическом ряду: спешить — торопиться — нестись — лететь и пр. трудно найти слово, которое было бы способно заменить собой все эти слова, вместе взятые (как слово дерево заменяет название любой породы деревьев или каждое по отдельности)» '. Нет, например, в русском языке и родового названия садовых кустарников: смородина, малина, крыжовник...

Не все одинаково системно в многозначности слов. Так, существительные, обозначающие цифры (единица, двойка, тройка, четверка, пятерка, шестерка, семерка, восьмерка, девятка, десятка), обычно развивают значе­ния 'цифра', 'оценка знаний', 'игральная карта', 'авто­бус, троллейбус, трамвай определенного маршрута', 'группа людей в каком-нибудь количестве', 'лодка в спортивном соревновании (по числу весел)'. И здесь наряду с общей и даже поразительно стройной систем­ностью значений обнаруживаются факты асистемного характера: изолированными оказываются значения 'упряжка (из трех лошадей)' у слова тройка, 'карточ­ная игра' у существительного девятка и др.

Причины экстралингвистического характера «задер­живают» развитие некоторых значений: 'оценка' — у слов, начиная с шестерки (пятибалльная система), 'лодка' — у нечетных наименований (так как название спортивной лодки дается по числу парных весел: чет­верка, восьмерка) и т. п.

Антонимические отношения выражаются регулярно, системно разными словами: горячий — холодный, при­ходить — уходить, но и здесь могут быть асистемные отступления, когда противоположные смыслы могут пе­редаваться значениями одного и того же слова: огово­риться — 'сделать оговорку' (специально, сознательно) и о говориться — 'ошибиться'.

Факты асистемности, имеющие место в языке, долж­ны учитываться, но не должны преувеличиваться: они осознаются на фоне регулярных, системных отноше­ний, превалирующих над ними.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Денисов П. Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М„ 1980. С. 84—133.

Шмелев Д. Н. Современный русский язык: Лексика. М., 1977 С. 5—20.

Глава 1

ЛЕКСИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА

§ 3. лексическое значение

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 732; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!