ЭСТЕТИКА—ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ 13 страница
В русле традиций нем. романтизма, выступившего с критикой рационализации Я. и акцентировавшего мифотворч. потенции Я., находится концепция Я. позднего Хайдеггера: Я. не есть ор5гДие, одна из способностей человека, Я.— это «дом бытия», к-рое изначально живет и раскрывается прежде всего в Я., так что не человек говорит, а Я. говорит человеку и «человеком» («Unterwegs zur Sprache», Pfullingen, 1959).
Разделение образного и знакового аспектов Я., констатированное В. Гумбольдтом, между различными сферами языковой деятельности стало темой социология, критики Я. как составной части совр. критики культуры. «В качестве знака язык должен стать только калькуляцией; познавая природу, отказаться от притязаний быть подобным ей. В качестве образа язык должен стать только отображением; чтобы всецело быть природой, отказаться от притязаний познавать ее» (Adorno Th., Horkheimer M., Dialektik der Aufklarung, Amst., 1947, S. 29).
В антропологич. концепции А. Гелена, сложившейся
во многом под влиянием амер. прагматизма, осн. роль
Я. усматривается в «разгрузке» человеч. восприятия
от переполняющих его песпецифич. раздражителей
путем их символич. переработки (см. Философская
антропология). Ю. Попов. Москва.
Для ми. представителей логич. неопозитивизма характерна конвенционалистская концепция Я., основанная на преувеличении сходства естеств. и искусств, языков: согласно этой т. зр. в выборе правил Я., как в выборе правил игры, человек ничем не ограничен, в силу чего все Я., имеющие ясно определ. структуру, равноправны («принцип терпимости» Карнапа). Лингвистич. философия анализа считает Я. единственным или, во всяком случае, наиболее важным предметом филос. исследования, к-рое призвано осуществлять критику Я., неправильного употребления слов, связанного с несовершенством естеств. Я. Одно из направлений лингвистич. философии анализа — реконструкционизм {Рассел, Карнап, Вуд-
|
|
610
язык
жер), ставит задачей логич. усовершенствование естеств. Я. и замену его отд. фрагментов специально сконструированными Я. Второе направление — дес-крипционизм (Витгенштейн, Райл, Строусон), осн. внимание уделяет исследованию способов функционирования естеств. Я. и пытается дать наиболее полное описание его свойств, устранив тем самым затруднения, связанные с его неправильным употреблением.
Различие между функциями, или употреблениями,
Я. трактуется по-разному в совр. концепциях Я. Ши
рокое распространение получило введенное Огденом
и Ричардсом противопоставление «референциального»
(означающего) .и «эмотивного» (выражающего) упо
требления (С. К, Ogden, I. A. Richards, The meaning of
meaning, L., 1923). К. Бюлер, рассматривая знаки Я.
в их отношении к говорящему, слушающему и предме
ту высказывания (К. Buhler, Sprachtheorie, Jena, 1934),
выделил три функции языкового высказывания: выра
жения (обнаружения) говорящего, воздействия (с по
мощью призыва, сообщения и т. д.) на слушающего,
отнесенности к предмету (называние, ориентирование,
изображение). -А- Ивин. Москва.
|
|
Становление социологич. направления в лингвистике связано с работами франц. ученых 19 в., интересовавшихся прежде всего функционированием живого разговорного Я., его социальной и территориальной дифференциацией и т. п. (М. Бреаль, Г. Парис, Лафарг). Основателем франц. социологич. школы в языкознании явился ученик Ф. Соссюра А. Мейе (1866—1936), взгляды к-рого сложились в русле социологич. идей Копта. Дюркгейма и др. Вслед за Бреа-лем Мейе считал, что языковые изменения обусловлены как внешними (социальными), так и внутренними (внутрисистемными) факторами. Развитие языков с его т. зр. характеризуется двумя осн. процессами: дифференциацией, связанной с территориальным или социальным дроблением внутри одного общества, и унификацией, связанной с завоеванием одних народов другими. Продолжателями идей Мейе были франц. лингвисты А. Доза, Ж. Вандриес, М. Ко-эн, в послевоенный период — Ж. Марузо (различие Я. по их роли в обществе и т. п.). Определяющее влияние на совр. франц. социолингвистику оказал А. Мартине (р. 1908), глава совр. франц. функционализма в языкознании (см. Новое в лингвистике, вып. III, М., 1963).
|
|
На формирование социолингвистики большое влияние оказали работы амер. ученого У. Уитни. Совр. амер. социолингвистика испытала воздействие идей этнолингвистики, в частности гипотезы лингвистич. относительности (J. О. Hertzler, A sociology of language, N. Y., 1965, и др.). Проблемам стратификации Я. (социальной и территориальной) посвящены работы Дж. Фишмана, У. Лейбова и др.
История социолингвистики в СССР восходит к идеям И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н. В. Крушевского. Первые исследования в этой области относятся к 1920-м гг. (работы Е. Д. Поливанова, Н. Я. Марра, Г. О. Винокура, Л. П. Якубинского, В. В. Виноградова и др.). В центре внимания их оказались проблемы языкового развития в условиях сов. общества, связанные, в частности, с задачами т. н. языкового строительства — создания алфавита для пятидесяти ранее бесписьменных народов и т. п. Е. Д. Поливанов (1891—1938) предвосхитил ряд идей совр. социолингвистики и теории коммуникации.
|
|
Н. Я. Марр (1864—1934) в созданном им «новом учении о языке» попытался на основе историко-мате-риалистич. подхода к Я. рассмотреть происхождение и развитие Я. в связи с историей мышления, общества, материального производства, допустив при этом вульгарно-социологич. ошибки. И. И. Мещанинов разрабатывал на основе «нового учения» о Я. про-
блему единства языков мира как обусловленного единством логич. структуры человеч. мышления (идея понятийных категорий в Я. и т. д.).
Для работ сов. лингвистов 60-х гг. характерна тенденция к рассмотрению Я. как итога сбалансированного взаимодействия внутриязыковых и социальных факторов (см. «Рус. Я. и сов. общество. Социолого-лингвистич. исследование», под ред. М. В. Панова, М., 1968), а также интерес к социальной и территориальной дифференциации языков (см. Вопросы социальной лингвистики, Л., 1969).
В наст, время в рамках социолингвистики, изучающей воздействие на функционирование и развитие Я. социальных факторов, разрабатываются проблемы «речевого поведения», культуры речи, «языкового существования», «языковой политики». Выделившаяся в качестве самостоят, дисциплины лингвистич. социология, или психосоциология Я., изучает место Я. в структуре общества, роль языкового текста в поведении его интерпретаторов и т. п. Лингвосоциология характеризуется вторжением в лингвистику .методов эмиирич. социологии и эксперимент, психологии, психолингвистики и теории массовой коммуникации при использовании аналитич. аппарата лингвистики, семиотики, логики, математич. статистики. К наст, времени в Ин-те конкретных социальных исследований АН СССР проведен ряд эксперимент, работ по лингво-социологии, в частности исследование различных интерпретаций текста в зависимости от семиотпч. уровня (уровня речевых умений) воспринимающего и информативности (потенциальной интерпретационной характеристики) текста (см. Т. Дридзе, Нек-рые семио-тич. аспекты психосоциологии Я., дисс, М., 1969).
Г. Дридзе. Москва. Лит.: Вопросы теории и психологии творчества, т. 4 —Я. как творчество, X., 1913; Потебня А. А., Мысль и Я., 3 изд., X., 1913; Шпет Г., Внутр. форма слова, М., 1927; Лосев А. Ф., Философия имени, М., 1927; В о л о ш и -нов В. Н., Марксизм и философия языка, Л., 1929; Л е в и-Брюль Л., Первобытное мышление, пер. с франц., М., 1930; Сепир Э., Язык. Введение в изучение речи, пер. с англ., М.—Л., 1934; Античные теории языка и стиля, М.—Л., 1936; Вандриес Ж., Язык. Лингвистическое введение в историю, пер. с франц., М., 1937; Выготский Л. С, Мышление и речь, в его кн.: Избр. психологические исследования, М., 1956; Мейе А., Сравнительный метод в историческом языкознании, пер с франц., М., 1954; Рассел В., Человеческое познание, пер. с англ., М., 1957; Витгенштейн Л., Логико-философский трактат, пер. с нем., М., 1958; Конрад Н. И., О «языковом существовании», в кн.: Японский лингвистический сборник, М., 1959; Спиркин А. Г., Происхождение сознания, М., 1960; Новое в лингвистике. Сб. ст., вып. 1—5, М., 1960—70; X омский Н., Синтаксические структуры, пер. с англ., в кн.: Новое в лингвистике, т. 2, М., 1962; Р е в з и н И. И., Модели языка, М., 1962; К у р и-л о в и ч Е., Очерки по лингвистике. Сб. ст., [пер. с польск., франц., англ., нем.], М., 1962; Теоретич. проблемы совр. сов. языкознания, М., 1964; Иванов В. В., Др.-инд. миф об установлении имен и его параллель в греч. традиции, в сб.: Индия в древности, М., 1964; Основные направления структурализма, М., 1964; Звегинцев В. А., История языкознания 19 и 20 веков в очерках и извлечениях, 3 изд., ч. 1—2, М., 1964; Шаумян С. К., Структурная лингвистика, М., 1965; Апресян Ю. Д., Идеи и методы современной структурной лингвистики (Краткий очерк), М., 1966; Клаус Г., Сила слова, пер. с нем., М., 1967; Я. и мышление. [Сб. ст.], М., 1967; Я. и общество. [Сб. ст.], М., 1968; К о р н ф о р тМ., Марксизм и лингвистическая философия, пер. с англ., М., 1968; Поливанов Е. Д., Статьи по общему языкознанию, М., 1968; Mauthner F., Beitrage zu einer Kritik dcr Sprache, Bd 1—3, Stuttg., 1901—1902; Jespersen 0., Language: its nature, development and origin, L., 1922; V о s-s 1 e r K., Gesammelte Aufsatze zur Sprachphilosophie, Munch., 1923; Fiesel E., Die Spracliphilosophie der deutschen Romantik, Tub., 1927; Pedersen H., Linguistic science in the 19 century, Camb., 1931; S t e n z e 1 J., Philosophie dcr Sprache, Munch.— В., 1934; Urban W. M., Language and reality, L., 1939; К a i n z F г., Psychologie der Sprache, Bd 1—4, Stuttg., 1941—56; M о r r i s С W., Signs, language and behavoir, N. Y., 1946; К 1 a g e s L., Die Sprache als Quell der Seelenkunde, Z., 1948; Black M., Language and philosophy, Ithaca, 1949; Z i p f G. K., Human behavoir and the principle ot least effort, Camb. (Mass.), 1949; S a p i r E., Selected writings in language, culture and personality, ed. by D. G. Mandelbaum, Berk.—L. Ang., 1951; Semantics and philosophy oflanguage, ed. by L. Linsky, Urbana, 1951; Logic and language,
ЯЗЫКОЗНАНИЕ—ЯЗЫЧЕСТВО
611
2 serie, ed. by A. G. M. Flew, N. Y., 1953; Strawson P. F., Introduction to logical theory, L., 1952; D r e x e 1 A., Ursp-rung und Wesen der Sprache, Bd 1—2, Z., 1951—52; A r e n s H., Sprachwissenschaft. Der Gang ihrer Entwicklung von der Antike bis zur Gegenwart, Miinch., 1955; Whorf B. L., Language, thought and reality, N. Y.—L., 1956; J о о s M. [ed.], Readings in linguistics, Wash., 1957; Hockett C. F., A course in modern linguistics, N. Y., [1958]; Language, thought and culture, ed. by P. Henle, Ann Arbor, 1958; Aj dukiewicz K., Je_zyk i poznanie, Warsz., 1900; Harris Z. S., Structural linguistics, [Chi., 1961]; Rosenkranz В., Der Ursprung der Sprache. Ein linguistisch-anthropologischer Versuch, Hdlb., 1961; Stein thai H., Geschichte der Sprachwissenschaft bei den Griechen und Romern, 2 Aufl., Bd 1—2, В., 1961; Jakobson R., Selected writings, v. 1, 's-Gravenhage, 1962; P о r z i g W., Das Wunder der Sprache,
3 Aufl., Bern—Munch., 1962; L e г о у М., Les grands courants de la linguistique moderne, P., 1963; H у m e s D. [ed.], Language in culture and society, N. Y., 1964; Psycholinguistics,ed. Ch. E. Osgood and T. A. Sebeok, Bloomington, 1965; Chomsky N., Cartesian linguistics, N. Y.—L., 1966; Sociolinguistics, Hague, 1966; К a t z J. J., The philosophy of language, N. Y.—L., 1966; Benveniste E., Problemes de linguistique generate, [P., 1966]; H о r a 1 e к К., Filosofie jazyka, Praha, 1967; Lenneberg E., Biological foundations of language, N. Y., 1967; Readings in the psychology of language, ed. by L. A. Jakobovits and M. S. Miron, Englewood-Cliffs [N. Y.], 1967; Robins R. H., A short history of linguistics, L., 1967; Readings in the sociology of language, ed. by J. A. Fishman, Hague—P., 1968; H e i n t e 1 E., Sprachphilosophie, в кн.: Deutsche Philologie in Aufrifi, 2 Aufl., Bd 1, B.—Munch., 1956, S. 563—619.
Библ.: Общее языкознание. Библ. указах, лит-ры, изд. в СССР с 1918 по 1962, М., 1965; Структурное и прикладное языкознание. Библ. указат. лит-ры, изд. в СССР с 1918 по 1962, М., 1965.
ЯЗЫКОЗНАНИЕ, языковедение, лингвистика,— наука о языке; включает в себя различные дисциплины и разделы. См. в ст. Язык.
ЯЗЫЧЕСТВО — обозначение нетеистических ре-лиг, верований по признаку их противоположности теизму. Выработанный теологией термин «Я.» не может быть точным и недвусмысленным термином науч. религиеведения; в отличие от близкого ему по содержанию совр. термина политеизм, четко относящегося к определ. религиям, «Я.» — обозначение дпнамич. тенденции, окрашивающей различные религии в большей или меньшей степени. Я. живет и внутри самих теистич. религий — не только как «пережиток», но и как идея, как ненавистный или «соблазнительный» образ непреодоленного прошлого, к-рый дожидается кризиса офиц. веры, чтобы обрести новую жизнь. Т. о., не будучи однозначным термином, слово «Я.» заключает в себе богатое культурно-сим-волич. содержание, подлежащее описат. раскрытию.
Рус. слово «Я.» происходит от слав, «языцы», т. е. народы, аналогичного но смыслу др.-евр. слову «gwim», к-рое обозначает «народы», исключая евр. народ. Как и греч. Papf5apog («варвар»), «gwjm» означает «иноземцы», но если древние греки отождествили свою национальность с идеей культуры, и «варвар» стало означать того, кто стоит за порогом культуры, то иудеи отождествили свою национальность с идеей теистич. религии, и «язычник» стало означать того, кто стоит за порогом этой религии. Когда в мире оказываются уже не одна, а три теистич. религии — иудаизм, христианство и ислам, они, несмотря на острую взаимную борьбу, не теряют ощущения своей совместной вычлененности из стихии Я.— ср. в исламе понятие «ахль аль-китаб», т. е. «людей Писания», людей библейской веры, к к-рым мусульманин должен относиться лучше, чем к идолопоклонникам. Характерно также, напр., что ислам, как до него ветхозаветный иудаизм (в лице т. н. Девтеройсайи), практически исключает из понятия Я. зороастризм, что соответствует супранатуралистич. и предмонотеистич. тенденциям этой религии (христ. предание о трех волхвах также делает магов, т. е. зороастрийцев-митраи-стов, причастными боговедению). Сильное тяготение к теизму ощущается в языч. религиях древнего Ближнего Востока (Египта и особенно Месопотамии, Сирии и Финикии), притом не столько в мифологич.
стороне этих религий, к-рая остается многобожной, сколько в структуре религ. чувства. Специфич. комбинации языч. и теистич. тенденций можно наблюдать в религиях Индии и Дальнего Востока. Наиболее но-следоват. проявление принципа Я. может быть прослежено в греко-рим. религии классич. периода, из к-рой мы и будем исходить как из общезначимой модели Я.
Структура Я. В отличие от теизма, ставящего над природой трансцендентную личность бога, Я. есть религия самодовлеющего космоса. Все специфич. человеческое, все социальное, личностное или «духовное» для Я. в принципе приравнено к природному н составляет лишь его магич. эманацию. Про-роч. вдохновение Пифии возникает из природных испарений, будто бы исходивших из расщелины, и само мыслится столь же стихийным и вещественным. Этика Я. — это не этика свободного личностного выбора, а этика космич. равновесия сил. Греч, поэт 6 в. до н. э. Солон называет спокойное море «справедливейшим», а Гераклит замечает: «Солнце не перейдет своей меры, иначе его бы настигли Эринии, помощницы Правды». Характерная для Я. «зависть богов», настигающая всякое сверхобычное счастье, составляет квинтэссенцию этой неличностной этики: чтобы спасти равновесие, боги должны пресекать возможность избытка сил в к.-л. месте природного п человеч. космоса. Человек не должен сходить со своей звездной орбиты, «переходить свою меру». Астральный порядок как идеал морального порядка был столь же безусловным для Я., сколь и неприемлемым для раннего христианства: «То, на что ссылаются стоики в обоснование божественности небесных тел, — замечает хрпст. полемист нач. 4 в. Лактанций Фпр-миан, — доказывает как раз обратное...,— именно потому, что светила не могут сойти с предустановленных орбит, обнаруживается, что они не боги: будь они богами, можно было бы наблюдать, как они движутся то туда, то сюда, как живые существа на земле, которые идут, куда хотят, ибо их волевые акты свободны» (Instit. Divinae. II, 5). Идеал теизма — трансцендентный миру смысл, идея Я. — имманентная ему мера.
Соответственно этому определяется и языч. представление о боге. Из вещности, несвободы и ограниченности божества вытекает необходимость многобожия. Боги выявляют в себе высшие потенции природы, и всякая сила, с к-рой сталкивается человек, будь она доброй или злой, «возвышенной» или «низменной», предполагает непременное соответствие в божеств, мире. Так, поскольку в бытии есть не только осмысленная и разумная воинственность, но и слепая воинская ярость, то и на греч. Олимпе есть не только Афина Паллада, но и Арей; поскольку в бытип есть не только эротич. влечение полов, но и чисто биоло-гич. энергия сексуального акта, в мире богов есть не только Афродита и Эрос, но и Приап. Всякое иное мышление показалось бы Я. неправдивым, неверно ориентирующим человека в мире. Сократ вступил в конфликт с народным греч. Я., поставив вопрос о том, каковы должны быть боги, вместо того, чтобы принять их, каковы они есть. Языч. благочестие состоит в том, чтобы воздавать каждому из богов то, что ему причитается, с оглядкой на права остальных богов и ни в коем случае не нарушая меру. Если преобладающее настроение теизма выявляется в слезах, то господствующее настроение Я. есть космич. юмор. О Христе предание сообщает, что он иногда плакал, но никогда не смеялся; напротив, боги Гомера наиболее полно выражают свою сущность в знаменитом «гомерическом» смехе (Илиада, 1, ст. 599—600). «Мифы говорят,— поясняет Прокл,— что плачут боги не вечно, смеются же непрестанно, ибо слезы их от-
612
ЯКОБ—ЯКОБИ
носятся к попечению о вещах смертных и бренных, и порой есть, а порой их нет, смех же их знаменует це-локупную и вечно пребывающую полноту вселенского действования... Смех мы отнесем к роду богов, а слезы — к состоянию людей и животных» (Procli Diadochi in Platonis Rem publicam comment, ed. G. Kroll, v. 1, p. 127 — 28). Я. понимает бытие в его человеческих и божеств, планах как бесцельно прекрасную игру природы с живыми игрушками (ср. Плотин, Эннеады, III, 2, 15).
Боги обозначаются в греко-рим. Я. как «бессмертные». Но это не означает, что они воплощают абс. начало жизни, исключающее смерть. Все они более или менее причастны смерти: характерно, что в Греции показывали могилы Зевса (на Крите), Аполлона и Диониса (в Дельфах) и др. богов (см. А. Захаров, Могилы богов в Греции и на Востоке, «Гермес», 1913, № 17 — 19, с. 443—47, 470—75 и 497—503). Не говоря уже об умирающих и воскресающих богах типа Там-муза, Осириса, Аттиса,' Адониса, все нзыч. боги в той или иной мере несут в себе т. н. «хтоническое» начало, связанное с идеей могилы и пола, тления и произрастания, и постольку включают в себя принцип смерти. Но, в отличие от смерти «смертного», смерть языч. бога не является необратимой, она снимается в круговороте времен и поэтому всегда оказывается ненастоящей: в ней нет обусловленности и предпосылок для абсолютного личностного выбора. Бог не может умереть раз и навсегда и поэтому не может окончательно определить себя перед лицом смерти, вечное возвращение жизни и смерти удерживает его в пределах космич. двусмысленности. Языч. боги подобны природе, к-рая осуществляет свое бессмертие через ежечасное умирание всего индивидуального в анонимной жизни рода. В своей множественности они не суть «ипостаси», т. е. субстанциальные личности, а представляют собой воплощения, лики безымянной стихии («Ночи», «Хаоса», «Единого»). Они взаимозаме-нимы, легко переходят друг в друга (светлый Зевс и темный Аид как двойники, Зевс сам может именоваться «Темным» и «Подземным», определ. тождество между Зевсом и его сыном Дионисом — Загреем (в орфич. мифе), Артемида как двойник Персефоны у Эсхила и т. д.— см. Павсаний, Описание Эллады, т. 2, М., 1940, кн. 8, гл. 37,6, с. 284). Диалектика^единства и множественности предстает в Я. как двойниче-ство и оборотничество, как принципиальная нераз-личенность личности и того, что лежит за ее пределами, во всезачинающем и всепоглощающем лоне природного бытия. Эта недифференцнрованность и характеризует сущность Я.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!