Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 67 страница



И страшно бѣ видѣти обоих храбрости и мужества: овии влѣсти во град хотяху, овии же яко пустити не хотяще. И отчаявшеся живота своего, и силно бияхуся, и неотступно рекущи в себѣ, яко: «Единако же умрети намъ есть!» И трескотаху копья и сулицы, и мечи в руках их, и, яко громъ силенъ, глас и кричание обоих вои гремяше.

И страшно было видеть храбрость и мужество тех и других: одни хотели ворваться в город, другие же не захотели пускать их. И, отчаявшись остаться в живых, крепко бились они, неотступно твердя себе: «Все равно нам умирать!» И трещали копья, и сулицы, и мечи в их руках, и гремели, словно сильный гром, голоса и крики и тех и других воинов.

И ту, в Муралѣевых вратех, уязвиша казанцы храбраго воеводу князя Симеона Никулинского[180] ранами многими, но не смертными. И по малех днех исцѣлиша его врачеве здраво и сотвориша, но не во много время, яко преже написах о немъ. Брата же его, князя Дмитрия, ис пушки со стены убиша.[181]

И здесь, в Муралиевых воротах, нанесли казанцы храброму воеводе князю Семену Микулинскому множество ран, но не смертельных. И через несколько дней исцелили его врачи и сделали здоровым, но не на долгое время, как об этом я уже писал прежде. Брата же его, князя Дмитрия, убили из пушки со стены.

И похвативше слуги его, отомчаша мертва в шатеръ его. И вой его паде с нимъ 3000.

И подхватили его слуги, и оттащили мертвого его в шатер. И пало с ним воинов его три тысячи.

И мало бившеся, и потопташа казанцевъ русь, и погнаша их во улицы града, биюще и секуще, казанцевъ бо не зѣло много и не успѣвающим скакати по всѣмъ мѣстом града, всюдѣ врат и проломовъ брещи и битися со всѣми не могущимъ, яко уже полонъ град руси, аки мшицы насыпано. Тако, побегающе, бияхуся, инако бо ставляхуся многажды и воздержаваху и их, силних, убиваху несилнии, донележе созади русь приспѣвше и побиваху их. И инии же вбѣгаху в домы своя и запирахуся во храминах и бияхуся оттоле.

И, недолго бившись, потоптали казанцев русские, и погнали их по улицам города, побивая их и посекая, ибо было казанцев не очень много, и не успевали они обегать все места города, охранять все ворота и проломы, и не могли они биться со всеми, поскольку город уже был полон русскими, словно мошкой усыпан. Так, перебегая, сражались они, и много раз вступали в бой, и удерживали русских, и, несильные, убивали их, сильных, до тех пор, пока сзади не подоспевали русские и не побивали их. Иные же вбегали в свои дома, и запирались в них, и бились оттуда.

Но не может малъ пламень мног удержати и противитися велицѣй водѣ гашению, но скоро угасает, и ни малая прудина великия рѣки быстрины, сице же ни казанцы много стояти противу толикаго множества руский вой, и паче же рещи, Божия помощи.

Но не может слабый огонь долго держаться и сопротивляться, когда гасит его большая вода, но скоро угасает; не может и небольшая запруда устоять перед быстриной большой реки, так и казанцы не могли долго сопротивляться такому множеству русских воинов, а точнее сказать — Божьей помощи.

ПЛАЧЬ И УНИЧИЖЕНИЕ К СЕБѢ КАЗАНЦЕВ И УБИЕНИЕ КНЯЗЯ ЧАПКУНА. ГЛАВА 81

ПЛАЧ И УНИЖЕНИЕ КАЗАНЦЕВ И УБИЕНИЕ КНЯЗЯ ЧАПКУНА. ГЛАВА 81

И начаша бѣгати казанцы сюду и сюду по улицамъ градным, яко вода вѣтромъ носима, обрывающи с себя пансыри и доспѣхи и мечющи из рукъ своих оружия своя, и кличющи, и ревущи сами к себѣ, мужи и жены, отроки и отроковицы, своимъ языком варварскимъ.

И начали бегать казанцы — мужчины и женщины, отроки и отроковицы — туда и сюда по городским улицам, словно вода, ветром носимая, срывая с себя панцири и доспехи и бросая свое оружие, крича и вопя сами о себе — варварским своим языком.

«О, люте намъ! — глаголюще, — уже бо время смерти нашея приближися днесь! И что сотворимъ? О, горе намъ! Уже постиже нас неизбытный конецъ и вправду погибаемъ, неповинувшеся. О, како изнемогше крѣпцыи наши людие, иже нѣсть было таково ни во всѣх землях! О, како падоша силния казанцы от руских людей, иже ни зрѣти коли можаху преже сего — противитися намъ, и нынѣ видим себе, аки прах, валяющихся под ногами их, погибающая надежа наша. И днесь мимо иде день добраго жития нашего, и зайде красное солнце от очию нашею, и свѣт померче. О горы, покрыйте нас! О земле мати, раздвигни уста своя нынѣ скоро и пожри нас, чад своих, живых, да не видимъ горкия смерти сея, внезапу со единаго пришедшия вдруг на всѣх нас! Бѣжимъ, казанцы, да не умрем!»

«О, горе нам! — кричали они, — ведь приблизился уже смертный наш час! Что будем мы делать? О, горе нам! Уже настиг нас неизбежный конец, и вправду погибаем мы, не покорившись. О, как изнемогли крепкие наши люди — не случалось такого ни в одной земле! О, как побиты были могущественные казанцы русскими людьми, теми, что прежде и помыслить не могли сопротивляться нам! Теперь же видим мы себя, словно пыль, валяющимися под ногами их, а наши надежды — погибающими. И вот уже мимо проходит день доброго жития нашего, и скрылось красное солнце от глаз наших, и свет померк. О горы, накройте нас! О мать-земля, раздвинь теперь поскорее уста свои и поглоти нас, детей твоих, живыми, дабы не увидели мы горькой смерти сей, внезапно вдруг пришедшей ко всем нам одновременно! Бежим, казанцы, дабы не умереть!»

Отвѣщеваху же ини: «Камо прочее бѣжимъ, яко тѣсен есть град? Или гдѣ есть нынѣ скрыемся от злыя руси; приидоша бо они к нам, гости немилыя, и наливают намъ пити горкую чашю смертную, ея же мы иногда часто почерпахом имъ, от них же нынѣ сами тая же горкая пития смертная неволею испиваемъ, и кровь их излияся на нас и на чада наши».

Иные же отвечали: «Куда еще побежим мы, если тесен город? Разве где-нибудь скроемся мы теперь от злых русичей: пришли ведь они к нам, гости немилые, и наливают нам пить горькую чашу смертную, которую некогда мы им часто наливали, от них же теперь сами того же горького питья смертельно испиваем, и кровь их излилась на нас и на детей наших».

«И гдѣ есть нынѣ врагъ нашъ и злодѣй, князь силный Чапкун, вмѣсто живота смерть на нас всеконечную наведе, и в коей полатѣ: или со царем нашим и с велможами казанскими седит, думая о Казани; или еще пиет черлено вино и меды сладкия и веселится, приемля дары от царя и почести от другов своих, велмож; или с красными своими женами спит еще долго утра, или храбръствует единъ и хощет удержати Казань, безо многих людей удержати царство от погубления, мняся крѣпко стояти, возмущая народом всѣмъ и велможами всѣми владуя, яко премудръ творяшеся, и царя не слушаше? Горе намъ, буимъ, послушавшимъ злаго совѣта его! И се изчезаем днесь вси его ради».

«И где теперь, в какой палате, находится враг наш и злодей, могущественный князь Чапкун, который вместо жизни навел на нас окончательную погибель: или сидит с царем нашим и с вельможами казанскими, совещаясь о Казани; или еще пьет красное вино и сладкие меды и веселится, принимая дары от царя и почести от друзей своих, вельмож; или долго спит еще поутру со своими красавицами женами; или один проявляет храбрость и хочет с немногими людьми удержать Казань, удержать от гибели царство, намереваясь стоять накрепко, приводя в смятение всех людей и правя всеми вельможами, ибо прикидывался он мудрецом и царя не слушал? Горе нам, безумным, послушавшим злого его совета! И вот теперь все мы пропадаем из-за него».

И текше, воини свои ему разсѣкоша его мечи на части, глаголющи: «Умри с нами, безумне и лестче, и душепагубный прелагатаю, и окаянный пагубникъ, и лукавый смущенниче, замутив Казанью всею! Увы и намъ о тебѣ, увы и тебѣ, лживый псе нечистый! Горе намъ! Горе намъ! Лучше было намъ послушати царя своего, отецъ и матерей наших, женъ и дѣтей своих слез и плача не презрити и царя московскаго с веселиемъ и радостию в первый день прихода его встрѣтити, изшедши з женами нашими и з дѣтми, и предатися ему, да токмо живы были вси, и красный свѣт видѣли и работали бы ему с великою правдою и вѣрою».

И, бросившись к нему, свои же воины рассекли его мечами на части, говоря так: «Умри с нами, безумный, и хитрый, и душепагубный изменник, и окаянный губитель, и лукавый смутьян, смутивший всю Казань! Увы и нам из-за тебя, увы и тебе, лживый пес нечистый! Горе нам! Горе нам! Лучше было бы нам послушаться царя своего, не пренебречь слезами и плачем отцов и матерей наших, жен и детей и с веселием и радостью встретить московского царя в первый день его прихода, выйдя с женами нашими и детьми, и предаться ему, и были бы мы тогда все живы и видели красный свет, и служили бы ему с великой правдою и верою».

Ови же жалостне рыдающе, на воздух гласъ испущаху.

Другие же, жалобно рыдая, оглашали воздух криками.

МОЛЕНИЕ И СМИРЕНИЕ КАЗАНЦЕВ. ГЛАВА 82

МОЛЕНИЕ И СМИРЕНИЕ КАЗАНЦЕВ. ГЛАВА 82

«Милостив буди намъ, — вопияху, — самодержче московский, и прости нам всего нашего зла и беззакония нашего не помяни! Много бо лукавствоваху и неправды творяху отцы наши ко твоему отцу и дѣды наши, и прадѣды к дѣдом твоимъ и прадѣдом; тако же и мы нынѣ к тебѣ, и болша их: докуду бо растяша ты, и тогда много зла тебѣ сотворяху, плѣнующе и губяще землю твою во свою волю. Со единаго вси измѣнники и лестцы полаты твоея, всегда норовящеи намъ и емлющим от того у нас дары велики. Потому же и супротивляхомся тебѣ много и лстяхом, и лгахом по их научению, и служити волею своею, и поработитися тебѣ не хотѣхом, таку сущу и велику царю, и богату, ему же многи царства и земли подлежахуть, безчисленни дары носяще, и князи самодержавни работают, и волнии царие служат, повинувшеся, паче многих царей славою и силою, и богатством превозходящему, ему же точных во вселенней не обрѣтается.

«Будь милостив к нам, — кричали они, — самодержец московский, и прости нам все наше зло и преступления наши не вспоминай! Много ведь лицемерили отцы наши и обманывали твоего отца, и деды наши и прадеды — твоих дедов и прадедов; так же и мы теперь — тебя, даже больше их: ведь пока подрастал ты, много зла причиняли мы тебе, разоряя и губя твою землю по своей воле. Все до одного изменники и твои льстецы придворные, всегда угождающие нам и за то получающие от нас дорогие дары. Потому мы и сопротивлялись тебе долго, и обманывали, и лгали по их наущению, и не хотели по своей воле служить и покоряться тебе, такому великому и богатому царю, которому подчиняются многие царства и земли, принося бесчисленные дары, которому и самодержавные князья подвластны, и цари вольные, повинуясь, служат тебе, превосходящему многих царей славою, и силой, и богатством, равного которому не найти во всей вселенной.

Мы же нынѣ самоволиемъ слышавше князя Чапкуна, твоего же милосердия не послушавше, и се нынѣ преклоняем выя своя подо оружия вой твоих и погубляемся безвременне, и лишаемся всуе другаго живота нашего, и краснаго свѣта сего избываемъ, умирающим не по закону нашему, нази ложащеся безчисленно, поругаеми пред очима твоихъ людей, не погребаемы в землю. И что много речемъ, поистиннѣ бо и по правдѣ твоей погибаемъ вси мы от тебе, самодержче великий, за высокоумие и безвѣрие, и за лукавствие, и злобу!

Мы же добровольно послушались князя Чапкуна, а твоему милосердию не вняли, и вот теперь склоняем шеи свои под оружие воинов твоих, и безвременно гибнем, и лишаемся всуе другой жизни нашей, и прекрасный свет этот оставляем, умирая не по обычаю нашему — на глазах твоих людей, поруганные, без числа ложась нагими, непогребенными в землю. И что много говорить, ведь воистину по справедливости погибаем все мы от тебя, великий самодержец, за высокомерие, и безверие, и лицемерие, и злобу!

Когда бо ты родися от матери своея, мы о тебѣ сотворихом тогда и погибель свою узнахомъ; и волхви наши преже рожения твоего повѣдаху намъ, яко хощет родитися на Русѣ царь силенъ и возмятетъ многими странами, и царства многия поплѣнит, и смиритъ, и одолѣетъ иноязычными землями, и грады их приимет и озлобит, и никто же от царей наших срацынских и королей латинских возможет противитися ему, аще же и постоит, но и побѣжени будут; имать же и наше царство взяти, и нас всѣх погубитъ огнемъ и мечемъ.

Ведь когда был ты рожден матерью своей, мы о тебе гадали и тогда узнали о своей погибели, волхвы же наши еще до твоего рождения поведали нам, что должен родиться на Руси сильный царь, который смутит многие страны и завоюет многие царства, и смирит и одолеет иноязычные земли, и возьмет и покарает города их, и никто из сарацинских наших царей и латинских королей не сможет воспротивиться ему: если даже и окажет сопротивление, все равно будет побежден; сможет он и наше царство взять и нас всех погубит огнем и мечом.

Но злымъ обычаем нашимъ прегордымъ от родства своего одержими есмы и не хотѣхом до смерти нашея смиритися с тобою, и не повинутися тебѣ, и слыти неволнии твои раби. Правда твоя и милость великая, и многое терпѣние твое, и великое смирение, еже к нам, и къ Богу твоему вѣра твоя и непрестанная молба преможе и погуби нас. Ныне же, самодержче великий, да буди царствуя по нас и владѣя Казанью мирне и многолѣтне, и во вѣки царствуя».

Но одержимы мы от рождения нашего злостью и гордыней, и не хотели до самой смерти мириться с тобой, и покориться тебе, и слыть покорными твоими рабами. Правда твоя и великая милость к нам, и большое твое терпение, и великое смирение, и вера твоя, и непрестанные молитвы к Богу победили и погубили нас. Теперь же, великий самодержец, царствуй после нас и многие годы мирно владей Казанью, царствуй вечно!»

И плакаху казанцы плачемъ великим, раздирающи в тугах на себѣ ризы своя и объимающе отцы сынов своих, матери же чад своих, проливающе слезы горкия. «Увы, — вопияху, — пагубы различныя нашего от вас! Не молихом ли вас, чад, и не плакахом ли ся: “Помилуйте старости нашя со юностию вашею и сосец воздоивших вас устыдитеся!” И нѣсть вас милующих нас, ни послушающих. И не збысть ли ся сие?»

И плакали казанцы плачем великим, в тоске раздирая на себе одежды свои, и обнимали отцы сыновей своих, матери же — детей своих, проливая горькие слезы. «Увы, — кричали они, — все наши несчастья от вас! Разве не умоляли мы вас, детей, и разве не просили со слезами: “Помилуйте старость нашу и юность вашу и вскормивших вас сосцов устыдитесь!” Но не пожалели вы нас и не послушались. И разве не сбылось это?»

Слышаху же от руских вой мнози умилныя в рыдании словеса мужей и женъ казанских, знающи языки их, и покиваху главами своими, плеваху и проклинаху мерская зачатия их змиина и аспидова рожения их.

Многие же русские воины, знающие язык их, слышали жалостливые вперемешку с рыданиями слова жен и мужей казанских и, покачав головой, плевались и проклинали мерзкое зачатие их змеиное и аспидово рождение их.

И донесошася плачеве и жалостныя рѣчи казанцов во уши самодержцевы, и еще, милостивая утроба, сердцемъ своимъ пожалѣ о них: забы злобы их и неправды, и повелѣ воеводамъ, да молвятъ сотником и тысящником, да уймут вой от сѣча. И не бѣ их мощно уняти и ни ярости воинства утолити, быша бо имъ злѣе казанцы, паче огня всеядца и меча обоюдуостра, и всякия болѣзни и горкия смерти горчайши. И повелѣвающих от брани престати многих своих язвиша до смерти. Рустии же вои состизающе казанцевъ немилостивно мечи своими и секирами разсѣцаху, и копиями и сулицами прободаху всквозь, и рѣзаху, аки свиней, нещадно, и кровь их по улицам града течаше.

И донеслись рыдания и жалостные речи казанцев до ушей самодержца, и еще раз, милосердный, пожалел он их сердцем своим: забыл злобу их и неправду и повелел воеводам, чтобы приказали они сотникам и тысяцким унять воинов от сечи. И нельзя было ни унять их, ни утолить ярости воинства, ибо были для них казанцы злее огня-всеядца и меча обоюдоострого, и всякой болезни и горше смерти горькой. И многим своим, приказывавшим им прекратить сражение, нанесли они смертельные раны. Безжалостно настигали русские воины казанцев своими мечами и рассекали их секирами, и копьями и сулицами протыкали насквозь, и нещадно резали их, словно свиней, и текла кровь их по улицам города.

И вбѣгаше казанцы в Вышеград, и не успѣша в немъ затворитися, такоже и в царевъ двор, и в полаты его, и бияхуся с русию камениемъ и дреколием и цками покровными, яко во тмѣ шатающися, и сами убивающися, и живы в руки не дающися взять. Скоро побѣжени бываху казанцы, яко трава, посѣцахуся.

И вбежали казанцы в Вышгород и не успели в нем запереться; прибежали они и на царский двор и в царские палаты и бились с русскими камнями, и дубинками, и обшивочными досками, шатаясь, словно в темноте, сами себя убивая и не давая живыми схватить себя. И вскоре побеждены были казанцы — словно трава, посечены.

О ПАДЕНИИ ХРАБРЫХ КАЗАНЦЕВ. ГЛАВА 83

О ПАДЕНИИ ХРАБРЫХ КАЗАНЦЕВ. ГЛАВА 83

Тѣхъ же досталних 3000 окопившася храбрых казанцевъ[182] и плакавше, и цѣловавшеся со оставльшими, и молвяще к себѣ: «Выедемъ ис тѣсноты сея на поле и сѣцемся с русию на мѣстѣ широцѣ дондеже изомремъ или убѣгше, живот получим».

Те же, кто остался в живых, три тысячи храбрых казанцев, собравшихся вместе, плакали и целовались, говоря друг другу: «Выйдем из тесноты этой на поле и будем биться с русскими на широком месте до тех пор, пока не умрем или, убежав, не спасем свою жизнь!»

И всѣдше на кони своя, и прорвашася во врата Царевы за Казань рѣку,[183] и надѣющеся на крѣпость рукъ своих, и хотяще пробитися сквозѣ руских полки, стрегущия бѣглецевъ, и убѣжати в Нагай Орду. И вскочиша, аки звѣри, во осокъ, и ту их окружи руская сила и вмѣсто согнете, и осыпаша их, аки пчелы, не дадуще ни прозрѣти — стояху бо ту на поле два воеводы противъ Царевых врат — князь Петръ Щенятевъ, другий же князь Иванъ Пронской Турунтай.[184]

И сели они на своих коней, и прорвались через Царские ворота за реку Казань, надеясь на крепость своих рук и рассчитывая пробиться сквозь русские полки, подстерегающие беглецов, и убежать в Ногайскую Орду. И забились они, словно звери, в осоку, и здесь окружили их русские воины и, согнав в одно место, облепили их, как пчелы, не давая возможности ничего разглядеть, — стояли ведь тут, на поле против Царских ворот, два воеводы — князь Петр Щенятев и князь Иван Пронский Турунтай.

И много сѣкшеся казанцы, и многих от вой руских убивше, и сами ту же умроша, храбрыя, похвално на земли своей. Како бо можаху битися казанцы с такими рускими силами многими, яко быти на единаго казанца русинов 50!

И долго бились казанцы, и убили много русских воинов, и сами, храбрые, достойно умерли здесь, на своей земле. Да и как могли казанцы биться с такими большими русскими силами, ведь на одного казанца приходилось по пятьдесят русских!

Рустии же вои быстро, яко орли и ястреби гладни, на нырищи полетаху, и, скачющи, полѣтоваху, яко елени по горамъ, и по стогнамъ града; и рыскаху, яко звѣрие по пустынямъ, сѣмо и овамо, яко лвы рыкаху, восхитити лова — ищущи казанцевъ, в домѣх их и во храминах, и в погребѣх, и въ ямах скрывающихся. И гдѣ аще обрѣтаху казанца стара или юношу, или средоличнаго, и ту скорѣ того оружиемъ своимъ смерти предаваху; отроки же токмо младыя и красныя жены, и девицы соблюдоваху: не убиваху повелѣниемъ самодержца, что много моляху мужей своих предатися ему.

Русские же воины быстро, словно орлы или голодные ястребы, летящие к гнездам своим, полетели к городским башням и, словно олени, скачущие по горам, помчались по улицам города; и рыскали они, как звери по диким местам, туда и сюда, рыча, словно львы, в поисках добычи, разыскивая казанцев, скрывающихся в своих домах, и молельнях, и погребах, и ямах. И если где-то находили они казанца — старика, или юношу, или средних лет человека, тут же вскоре оружием своим смерти его предавали; в живых оставляли только юных отроков и красивых женщин и девушек: не убивали их по повелению самодержца за то, что много умоляли мужей своих покориться ему.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 216; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!