Распознавание схем и реакция на них
Практически в любой области главным признаком мастерства является умение видеть схемы и шаблоны в вещах, которые незнакомым с темой людям кажутся совершенно не связанными друг с другом. Другими словами, специалисты видят лес там, где все остальные видят лишь деревья.
Наиболее показательные тому примеры можно найти в командных видах спорта вроде футбола. На каждой стороне поля бегают 11 игроков, причем непосвященным их движения кажутся бессмысленными и хаотичными (если не считать очевидного стремления каждого игрока завладеть мячом). Но тому, кто любит футбол или, что еще лучше, играет в него сам, происходящее на поле уже не кажется бессмыслицей. Вы видите детально проработанную схему, которая постоянно изменяется в зависимости от передвижений игроков и мяча. Самые лучшие игроки распознают и реагируют на изменения схемы практически мгновенно, сразу же используя открывшиеся лазейки в пользу своей команды.
Заинтересовавшись этим феноменом, мы с коллегами Полом Уордом и Марком Уильямсом решили провести эксперимент и попытаться понять, насколько хорошо футболисты умеют предсказывать события на поле[37]. Для этого мы включали футболистам записи настоящих матчей, но останавливали их ровно на том моменте, где игрок только-только получал мяч. Затем мы просили участников эксперимента предсказать, что же будет дальше: оставит игрок мяч у себя и попытается забить гол сам или передаст пасс коллеге по команде? Выяснилось, что состоявшиеся футболисты гораздо с большей точностью предсказывают, что произойдет в следующую секунду на поле. Заодно мы решили испытать и их память, попросив указать, где находились те или иные футболисты и в каком направлении они двигались непосредственно перед тем, как мы выключили видео. И вновь более опытные футболисты показали наилучшие результаты.
|
|
|
Мы сделали вывод, что это связано с тем, что хорошие игроки четко представляют себе больше возможных вариантов и могут выбрать из них наиболее потенциально успешные. Короче говоря, у них был сильнее развит навык понимания ситуации на поле. Они видели, какие движения и действия других футболистов наиболее важны, и на основе этого принимали решение о том, куда двигаться, когда и кому передавать пасс и т. д.
То же справедливо и для американского футбола, правда, тут мысленные представления для понимания ситуации на поле в основном задействуют нападающие – квотербэки. Этим объясняется и то, почему наиболее успешными нападающими обычно оказываются игроки, которые проводят много времени, пересматривая и анализируя игры своей и чужих команд. Самые лучшие квотербэки следят за тем, что происходит на поле, и после игры могут достаточно подробно описать ход всего матча, в том числе и передвижения игроков обеих команд. Мысленные образы помогают нападающим быстро принимать правильные решения – например когда и кому передавать мяч. Умение принять верное решение на десятую долю секунды быстрее может повлиять на исход игры, на то, успеют ли игроки чужой команды перехватить мяч или нет.
|
|
|
Еще один интересный факт был выявлен во время исследования мысленных образов, проведенного в 2014 году немецкими учеными. Их заинтересовал такой вид спорта, как альпинизм на скалодромах, то есть в помещении: в отличие от скалолазания на природе, здесь спортсмены забираются вверх, держась за специальные опоры. Разные опоры-зацепы предполагают использование разных хватов – открытого, карманного, бокового или активного, для каждого из которых нужно по-особенному располагать руки и пальцы. Выбор неправильного хвата повышает вероятность падения.
Используя стандартные методики, ученые-психологи выяснили, что происходит в мозге у скалолазов, когда те видят тот или иной зацеп. Во-первых, в отличие от новичков, опытные скалолазы не задумываясь определяли, для какого хвата предназначен тот или иной зацеп. Например, все опоры, для которых нужен был активный хват, скалолазы мысленно объединяли в одну группу и отделяли их от тех зацепов, которым больше подходил карманный хват. Это разделение происходило неосознанно: точно так же вы, увидев пуделя и дога, сразу же поймете, что эти животные относятся к одному виду. Для этого вам не придется мысленно произносить: «Оба этих зверя – собаки».
|
|
|
Иначе говоря, опытные скалолазы обладают набором мысленных образов зацепов, который позволяет им не задумываясь решать, какой вид хвата использовать для данной опоры. Кроме того, выяснилось, что при виде определенного зацепа мозг посылает рукам сигнал, чтобы они готовились принять нужное для соответствующего хвата положение. Неопытные скалолазы, напротив, при виде каждого зацепа задумываются, пытаясь вспомнить, какой тут подходит хват. Таким образом, умение автоматически определять вид зацепа при помощи мысленных представлений позволяет скалолазу взбираться наверх быстрее и снижает вероятность падения. То есть мы вновь видим, что мысленные образы значительно улучшают качество наших «выступлений».
Обретая смысл
|
|
|
Основной плюс мысленных образов для описанных нами «одаренных» личностей – то, как они помогают обрабатывать информацию: интерпретировать ее, запоминать, структурировать, анализировать и использовать для принятия решений. Это относится к специалистам из любых областей жизни – а ведь каждый из нас хоть в чем-то является специалистом, даже зачастую этого не понимая.
Например, я уверен, что практически все, читающие сейчас этот текст, являются «специалистами» в чтении – и чтобы достичь этого уровня, мы использовали мысленные образы. Сперва человек выучивает связь между буквами и звуками и читает, произнося слова буква за буквой вслух или про себя. Со временем мы начинаем узнавать с первого взгляда уже целые слова. Буквы К, О и Т превращаются в слово «кот» благодаря образу, в котором закодированы буквенная схема этого слова, то, как оно звучит и само представление о небольшом пушистом зверьке, который умеет мяукать и плохо ладит с собаками. Для чтения важны мысленные образы не только слов, но и других понятий – например, именно благодаря им человек различает начало и конец предложения. Так, мы учимся понимать, что даже точка в таких словах, как «см.» или «т. д.», вовсе не обязательно означает конец предложения, и в целом развиваем умение понимать смысл ранее не виденных слов из контекста – в том числе когда слово написано с ошибкой, неправильно использовано или вовсе пропущено. Когда мы читаем, все эти процессы протекают бессознательно: мысленные образы сменяют один другой, а мы даже не замечаем этого сверхважного процесса.
Все вы – специалисты в чтении. Вы умеете расшифровывать закорючки на странице и придавать им смысл, однако некоторые из вас делают это лучше остальных. И это тоже связано с тем, насколько эффективно созданные вами мысленные образы помогают преодолеть ограничения краткосрочной памяти и удержать в голове то, что вы читаете.
Чтобы понять, почему это происходит, давайте рассмотрим один пример. Предположим, мы решили протестировать группу людей, дав им прочесть газетную статью узкоспециализированной тематики – например про футбол или бейсбол – и затем предложив ответить на вопросы о содержании статьи. Возможно, вы предположите, что результат будет зависеть от общих вербальных способностей человека (напрямую связанных с уровнем интеллекта). Однако это совсем не так. Исследования показали, что ключевым фактором, определяющим способность человека понять специализированный текст, является то, знает ли он уже хоть что-то о предмете, описанном в статье – в нашем случае о футболе или бейсболе[38].
Причина этому ясна и проста: если вы ничего не знаете о спорте, то всякие подробности в статье покажутся вам просто набором бессвязных фактов, и запомнить их будет не проще, чем случайный набор слов. Но, если вы разбираетесь в спорте, у вас уже существуют связанные с ним представления, которые облегчают структурирование и понимание информации, а также ее связь с уже знакомыми вам фактами. Новые сведения в статье просто дополняют то, что вы уже знаете о спорте, и потому быстро и без проблем перемещаются в долгосрочную память. Благодаря этому вы и запомните гораздо больше фактов из статьи, чем те, кто ничего не знает о спорте.
Чем больше времени вы посвятили изучению той или иной темы, тем подробнее становятся связанные с ней мысленные образы и тем лучше вы усваиваете относящуюся к теме информацию. Например, гроссмейстер, взглянув на список ходов в партии, который любому другому человеку покажется бессмысленным набором символов – 1. е4 е5 2. Nf3 Nc6 3. Bb5 a6, – сможет воссоздать ход всей игры. Точно так же музыканты, увидев впервые ноты нового произведения, знают, как оно будет звучать еще до того, как прикоснутся к инструменту. А если вы как читатель уже сталкивались с понятием осознанного развития или психологией обучения в целом, вам будет проще осознать и обработать всю информацию в этой книге. Как бы то ни было, в процессе обдумывания разных тем, предложенных мною в этой книге, вы создадите себе новые мысленные представления, которые в будущем облегчат вам понимание других статей и заметок, посвященных этим темам.
В поисках ответа
В The New York Times регулярно выходит колонка Лизы Сандерс под названием «Мыслить как врач», в которой рассматривается какая-либо медицинская загадка. Все описанные случаи абсолютно реальны и в свое время заставили поломать голову не одного специалиста. Другими словами, эта колонка – что-то вроде газетного варианта «Доктора Хауса». Сандерс предоставляет читателям достаточно информации, чтобы те могли разгадать загадку самостоятельно. В следующем выпуске публикуется правильный ответ вместе с объяснением, как врачи, работавшие с пациентом, пришли к такому выводу. Кроме того, указывается и число читателей, правильно ответивших на вопрос. На каждую загадку в редакцию приходят сотни писем с ответами – и из них встречается лишь несколько правильных.
Меня эта колонка заинтересовала не столько медицинскими задачками и их решениями, сколько тем, что она проливала свет на процесс мышления во время диагностики. Врач, который ставит диагноз (особенно в непростых случаях), держит в уме множество фактов о пациенте и его состоянии, и должен проанализировать их и, воспользовавшись имеющимися у него медицинскими знаниями, прийти к какому-то выводу. Врачи проделывают как минимум три разные операции: собирают сведения о пациенте, вспоминают относящиеся к конкретному случаю медицинские факты и используют всю эту информацию для определения возможных диагнозов и выбора наиболее вероятного. Мысленные образы позволяют мозгу проводить все эти процессы быстрее и эффективнее – а в некоторых случаях без них постановка диагноза и вовсе невозможна.
Чтобы проиллюстрировать, как это работает, давайте взглянем на одну из медицинских задачек Сандерс – ту, которую успешно решили лишь несколько читателей из более чем двухсот, приславших ответы. Тридцатидевятилетний полицейский приходит к врачу и жалуется на усилившиеся в последнее время боли в ухе: они такие сильные, что ему кажется, будто в ухо ему втыкают нож. Кроме того, пациент отмечает, что в последнее время правый зрачок у него меньше, чем левый. Раньше у него уже был приступ резкой боли в ухе, после чего врачи скорой помощи диагностировали ему инфекцию и выписали антибиотики. Через пару дней пациенту полегчало, и он и думать забыл о своих ушах, пока через два месяца приступ не повторился снова, причем на этот раз антибиотики ему не помогли. Врач счел, что у больного вновь синусит, но из-за непонятной проблемы со зрачками направил его к офтальмологу. Тот не сумел поставить диагноз и в свою очередь перенаправил пациента к другому врачу – нейроофтальмологу. Этот специалист сразу понял, что разный размер зрачков говорит об одном определенном симптоме, однако не мог определить, с какой стати этот симптом появился у вполне здорового в остальном мужчины и как это может быть связано с болью в ухе. Поэтому врач задал больному несколько вопросов: чувствует ли он где-либо слабость, онемение или щекочущие ощущения? Не увлекался ли он в последнее время поднятием тяжестей? Когда пациент ответил на эти вопросы утвердительно, врач задал еще один: не болит ли у него голова или шея после занятий в тренажерном зале? И вновь больной подтвердил, что пару недель назад у него после тренировки сильно болела голова. После этого врач смог наконец поставить диагноз.
На первый взгляд главным шагом в решении задачи было понять, какой синдром вызывает сужение одного зрачка, однако это оказалось достаточно просто для специалиста, который в свое время прочел про такой синдром и сумел определить его симптомы. Как выяснилось, у больного был так называемый синдром Хорнера, вызванный повреждением нерва позади глаза: оно влияет на способность зрачка сужаться и расширяться, а также ограничивает подвижность века. И действительно, когда нейроофтальмолог осматривал пациента, он отметил, что одно веко у него не поднимается до конца. Некоторые читатели колонки поняли, что у полицейского был синдром Хорнера, но не смогли объяснить, при чем тут боль в ушах.
Мысленные образы оказываются особенно полезными в задачах, для решения которых требуется свести воедино много разрозненных фактов. Врач-диагност, работающий с пациентом со сложным набором симптомов, обрабатывает огромное количество информации, не зная заранее, какие сведения ему пригодятся, а какие – нет. Все эти факты невозможно запомнить, не применив к ним какую-нибудь систему: краткосрочная память просто не рассчитана на это. Вся информация о пациенте рассматривается врачом с точки зрения релевантных медицинских фактов. Но как определить релевантность? До постановки диагноза сложно понять, о чем говорят те или иные факты и о каких заболеваниях они могут свидетельствовать.
У студентов медицинских вузов мысленные образы, связанные с диагностикой, еще не очень развиты, и потому они склонны ассоциировать симптомы с определенными заболеваниями и часто делают поспешные выводы. Они еще плохо умеют генерировать разные варианты диагноза. Этим грешат и многие неопытные врачи. Именно поэтому, когда полицейский обратился в скорую помощь с острой болью в ухе, врач заподозрил инфекцию, что было бы верным диагнозом в большинстве случаев, и не обратил никакого внимания на разный размер зрачков больного.
В отличие от студентов, опытные врачи-диагносты имеют за плечами многолетний опыт, позволивший им создать сложные мысленные образы, которые, в свою очередь, помогают им рассматривать зараз множество фактов – даже тех, что на первый взгляд кажутся совершенно не относящимися к делу. Это основное преимущество развитых мысленных представлений: они позволяют мозгу обрабатывать большие объемы информации единовременно.
Исследования показали, что опытные диагносты воспринимают симптомы и другие относящиеся к делу факты не как разрозненные обрывки информации, а как части больших схем – точно так же, как гроссмейстеры видят на доске не случайный набор фигур, а реализацию определенной стратегии и тактики.
Благодаря мысленным образам гроссмейстеры могут быстро просчитать большое количество ходов и выбрать наиболее перспективный из них, а диагносты – рассмотреть несколько вариантов возможных диагнозов и выбрать из них наиболее вероятный. Разумеется, врач может решить, что ни один из вариантов здесь не подходит, однако процесс анализа каждого из них, как правило, приводит к появлению еще нескольких опций. Именно это умение генерировать большое количество возможных диагнозов и прорабатывать вероятность каждого из них и отличает хороших диагностов от плохих.
Решение медицинской задачки, опубликованной в The New York Times , требовало именно такого подхода: сперва нужно было придумать достоверные объяснения тому, что у пациента одновременно наблюдается синдром Хорнера и острая боль в ухе, а затем проанализировать каждую версию и выбрать наиболее вероятную. Может, у пациента был инсульт? Но других характерных для этого симптомов у него не наблюдалось. Боль в ухе и разные зрачки также являются обычными симптомами опоясывающего лишая – но у пациента не было никаких высыпаний на коже. Еще один вариант: прорыв стенки сонной артерии, которая проходит рядом с нервом, страдающим при синдроме Хорнера, и вблизи от уха. Небольшое повреждение артерии может привести к тому, что кровь будет проходить сквозь внутренние стенки артерии, из-за чего внешняя стенка набухнет, начнет давить на нервы лица, а иногда и на нервы уха. Именно этот вариант привел к тому, что врач задал больному вопрос о подъеме тяжелых весов и головных болях. Известно, что тяжелоатлеты часто повреждают сонную артерию, что приводит к болям в шее и голове. Когда пациент сообщил, что и впрямь поднимает тяжести в спортзале, врач решил, что прорыв сонной артерии – наиболее вероятный диагноз. МРТ подтвердила его догадку, и пациенту прописали антикоагулянты, предупреждающие образование тромбов, и строго-настрого велели на несколько месяцев забыть о нагрузках, чтобы артерия успела восстановиться.
Таким образом, главное для постановки верного диагноза – не столько само знание медицинских фактов, сколько умение организовывать эти факты и эффективно их использовать. Изучая жизнь выдающихся личностей, мы то и дело отмечали их умение превосходно организовывать информацию.
Такой навык используют даже продавцы страховок – представители не самой увлекательной из профессий. Не так давно было проведено исследование, направленное на изучение знаний о многолинейных страховках (то есть включающих страхование жизни, дома, автомобиля и бизнеса) у 150 страховых агентов. Логично, что наиболее успешные агенты (успешность определялась по объемам продаж) отличались самыми глубокими познаниями о разных страховых продуктах. Но что интересно, ученые обнаружили, что у успешных агентов наблюдаются куда более сложные и интегрированные мысленные образы: в исследовании они были названы «структурами знания». Например, у них отмечались более развитые схемы типа «если… тогда…»: если то-то и то-то относится к конкретному клиенту, тогда ему нужно сказать то-то или сделать то-то. Благодаря более организованным представлениям о страховых продуктах лучшие агенты быстрее понимали, как более оптимально действовать в той или иной ситуации, и реже ошибались в своих оценках.
Планирование
Прежде чем опытный скалолаз начинает восхождение, он внимательно осматривает стену с зацепами и прикидывает, каким путем пойдет, ясно представляя себе, как будет двигаться от одного выступа к другому. Умение создавать подробные мысленные образы восхождения еще до того, как приступить к нему, приходит к спортсменам только с опытом.
В более общем смысле мысленные представления можно использовать для планирования в самых разных сферах деятельности, и, как правило, чем подробнее и детальнее образ, тем лучше будет результат.
Хирурги, например, часто представляют мысленно всю операцию, прежде чем сделать первый надрез скальпелем. При помощи МРТ, КТ и других исследований они заглядывают «внутрь» пациента, прикидывают, какие сложности могут возникнуть в ходе операции и соответственно планируют свои действия. Создание мысленного образа операции – одна из самых сложных для хирурга задач. Как правило, чем опытнее хирург, тем лучше он представляет себе ход предстоящей операции и тем успешнее она проходит. Мысленные образы не только позволяют врачу представлять общий ход процесса, но и помогают мгновенно уловить, когда что-то вдруг идет не так. В такие острые моменты хирург знает, что ему следует остановиться, оценить ситуацию и при необходимости разработать новый план действий.
Конечно, мало кто из нас занимается скалолазанием или делает операции. Однако практически все пишут, а ведь этот процесс отлично иллюстрирует то, как мысленные образы используются для планирования действий. Я на собственном примере убедился в этом во время нескольких лет работы над этой книгой. Да и вы наверняка что-нибудь да писали совсем недавно – личные или деловые письма, посты в блоге или, как я, книгу.
Ученые достаточно подробно изучили то, какие мысленные образы используют люди, когда пишут, и выяснили, что методы работы опытных писателей кардинально отличаются от методов писателей начинающих. Вот, например, какой ответ дал шестиклассник, когда его попросили объяснить, какого плана он придерживается во время написания сочинений:
– У меня есть много идей, и я описываю их, пока они не кончатся. Потом я стараюсь придумать еще что-нибудь, и если ничего толкового не придумывается, заканчиваю писать.
Такой подход типичен не только для шестиклассников, но и для многих других людей, которым редко приходится писать. Мысленные образы, связанные с написанием текста, у них примитивны: есть тема, размышления о которой они и переносят на бумагу, часто упорядочивая их по важности и редко – по категории или какому-либо другому признаку. Человек с более развитыми мысленными образами еще может написать вначале вступление, а в конце заключение – но не более того.
Такой подход называется «пересказом фактов»[39] или просто потоком сознания: по сути, автор просто излагает все, что приходит ему в голову.
Профессиональные писатели поступают иначе. Возьмем хотя бы нас с моим соавтором. Прежде чем приступить к написанию этой книги, мы ответили на несколько вопросов. Что должны узнать из нее читатели о развитии? Какие концепции и идеи необходимо описать? Как изменятся представления читателя о развитии и потенциале по прочтении книги? Ответив на эти вопросы, мы получили весьма примитивный мысленный образ книги – мы описали свои цели и то, чего хотим добиться. Разумеется, чем больше мы работали над книгой, тем подробнее становился этот образ. Но начинали мы именно с этого.
Затем мы прикинули, что должны сделать, чтобы добиться поставленных целей. Какие темы нужно затронуть? Разумеется, надо рассказать, что такое осознанное развитие. Как это сделать? Сперва объяснить, как обычно люди пытаются развить навыки и рассказать об ограничениях такого подхода, затем познакомить читателя с целенаправленной практикой и т. д. На этой стадии мы рассматривали разные подходы, с помощью которых мы могли добиться нужных целей, и оценивали каждый из них, пытаясь найти лучший.
По мере принятия решений мы постепенно доводили до совершенства наш мысленный образ книги, пока не создали такой, какой отвечал бы всем нашим задачам. Самый простой способ сделать это – использовать метод, согласно которому нас учили писать рефераты в школе, то есть вкратце набросать план глав, каждая из которых посвящена определенной теме и раскрывает ее. Конечно, план книги куда сложнее обычного реферата. Например, составляя его, мы должны были понимать, почему конкретная глава расположена именно тут и больше нигде, и чего мы хотим добиться, включая ее в книгу. Кроме того, мы ясно представляли структуру и логику книги: почему из одной темы вытекает другая и как они взаимосвязаны.
Забавно, но в итоге мы обнаружили, что этот процесс подтолкнул нас к переосмыслению самой концепции осознанного развития. У нас обоих было вполне четкое понимание того, что это такое – осознанное развитие, но только мы пытались объяснить эту концепцию простым языком, как сразу же понимали, что получается неважно. Из-за этого мы были вынуждены пересмотреть свой подход к объяснению каких-либо концепций и аргументации.
Например, когда мы впервые рассказали о своей идее нашему литературному агенту Элиз Чейни, она не совсем поняла, о чем, собственно, будет наша книга. Они никак не могли понять, чем осознанное развитие отличается от других методов совершенствования навыков – ну, за исключением того, что оно, если верить нашим словам, значительно эффективнее. И в этом виноваты были только мы сами: мы не смогли объяснить идею книги так, чтобы ее понял каждый. Это заставило нас заново взглянуть на саму концепцию осознанного развития, то есть, по сути, доработать наше представление о нем, а также о том, как его должны воспринимать другие. Вскоре мы уразумели, что для успешной презентации идеи осознанного развития нам совершенно необходим развернутый мысленный образ этого понятия.
Сперва мы считали мысленные образы лишь одним из многих аспектов методики осознанного развития, с которыми собирались познакомить читателя, но в итоге пришли к мнению, что они – главное и самое важное понятие всей книги. Основная цель методики осознанного развития – создание сложных мысленных представлений, которые в свою очередь играют важнейшую роль в совершенствовании навыков. Возникновение и усложнение мысленных образов – главное последствие и результат реакции нашего мозга на применение методов осознанного развития. Короче говоря, в конечном итоге мы поняли, что объяснение принципов работы мысленных образов составляет фундамент нашей книги, без которого она попросту развалится на части.
Процесс написания книги влиял на наше понимание концепции, о которой мы собирались рассказать читателям. Пытаясь придумать, как донести свои мысли до читателей, мы сумели взглянуть на осознанное развитие по-новому. Мы не просто транслировали поток сознания, но изменяли его, причем попутно, и сами узнавали немало нового.
Все это – пример одного из способов, с помощью которых выдающиеся личности используют для развития мысленные образы: они отслеживают и оценивают собственную работу и при необходимости изменяют образы, делая их все совершеннее. А чем совершеннее образ, тем лучше вы делаете свою работу.
Наше изначальное представление о книге оказалось не совсем удачным, поэтому мы, прислушавшись к мнению окружающих, постарались изменить его, и это в итоге привело к тому, что наш текст стал понятнее и проще для неспециалистов.
Так и проходила наша работа над книгой. Мысленный образ книги постоянно трансформировался, меняя и наш подход к работе. В процессе написания мы постоянно пересматривали и переоценивали каждую главу, ближе к концу книги – уже с помощью нашего редактора Имона Долана. Обнаружив какие-либо слабые места в книге, мы соответственно изменяли наше представление о ней, и это позволяло избавиться от недостатков и сделать книгу лучше.
Разумеется, мысленный образ книги куда сложнее и обширнее образа письма или записи в блоге, но общая схема все же у них одинакова: чтобы хорошо писать, заранее представьте, как должен выглядеть идеальный текст, постоянно сверяйтесь по ходу дела с этим «идеалом» и будьте готовы вносить необходимые правки.
Мысленные образы и обучение
В целом мысленные образы – это не только результат обучения какому-нибудь навыку, но и способ этот навык усовершенствовать. Наиболее наглядный пример можно найти, взглянув на музыкантов. Было проведено немало исследований, имевших целью выяснить, что же отличает хороших музыкантов от плохих. Как выяснилось, основное различие состоит в качестве мысленных представлений. Исполняя новую композицию, начинающие и не очень опытные музыканты обычно не совсем четко представляют, как именно должно звучать это произведение. При этом у профессиональных музыкантов сразу возникает очень подробный образ произведения, который помогает им в репетициях и исполнении композиции. Например, музыканты отмечали, что сравнивают «в голове» то, как должна звучать музыка согласно нотам, и то, как она звучит у них, и вносили определенные изменения в свои репетиции. Начинающие музыканты обладают достаточными знаниями, чтобы понять, когда они совершают грубые ошибки (например, играют не ту ноту), но не более того. Чтобы усовершенствовать игру и поправить мелкие нюансы, им уже требуется помощь преподавателей.
При этом даже у неопытных музыкантов качество их представлений о композиции влияет на эффективность занятий. Примерно пятнадцать лет назад два психолога из Австралии, Гэри Макферсон и Джеймс Ренвик, провели исследование группы детей от 7 до 9 лет. Все дети учились играть на каком-нибудь музыкальном инструменте – флейте, трубе, рожке, кларнете и саксофоне. В ходе эксперимента ученые записывали ход занятий детей дома, затем анализировали записи, чтобы понять причины эффективности – или неэффективности – занятий.
В частности, исследователи отмечали количество ошибок во время первой и второй попыток сыграть произведение и использовали разницу ошибок в качестве показателя эффективности занятий. Участники группы продемонстрировали самые разные результаты: так, например, одна девочка, которая меньше года назад начала играть на трубе, совершала больше всех ошибок, играя произведение первый раз за занятие (в среднем 11 ошибок в минуту). Во время второй попытки сыграть композицию во время того же занятия она повторяла 70 % прежних ошибок и в среднем замечала и исправляла лишь 3 ошибки из 10. Мальчик, который первый год учился игре на саксофоне, делал всего 1,4 ошибки в минуту – при этом во время второй попытки он повторял лишь 20 % старых ошибок, то есть исправлял 8 ошибок из 10. Разница поразительная, особенно если учесть, что саксофонист изначально совершал меньше ошибок и имел меньше места для маневра.
Все дети очень хотели научиться играть на музыкальных инструментах, так что мотивации им было не занимать. Макферсон и Ренвик заключили, что столь значительная разница объяснялась тем, насколько хорошо каждый ученик умел видеть собственные ошибки, то есть насколько эффективны были их мысленные образы произведений. У мальчика-саксофониста наблюдались ясные и четкие представления о том, как должна звучать его композиция, у девочки-трубачки – напротив. Разница между двумя учениками заключалась не в недостатке рвения, а просто в нехватке у девочки нужных инструментов, с помощью которых она могла бы развивать свои навыки.
Макферсон и Ренвик не ставили перед собой задачи определить истинную природу ментальных образов, но другие ученые выяснили, что они могут принимать разные формы. Один вид мысленного образа композиции – акустический. Он точно передает, как должно звучать на слух произведение. Музыканты всех уровней используют такие образы во время репетиций, а у профессионалов они отличаются еще и крайней сложностью: помимо звука самой ноты и его длительности они ясно представляют громкость, нюансы усиления или уменьшения громкости, интонацию, вибрато, тремоло и гармонические сочетания с другими нотами, в том числе и теми, что играют остальные музыканты (например, в оркестре). Хорошие музыканты не только различали все эти тонкости, но и могли их воспроизвести. Понимание того, как это сделать, также требует наличия образа, тесно связанного с мысленными представлениями самих звуков.
Дети, которых изучали Макферсон и Ренвик, тоже развили в той или иной степени мысленные образы, которые «привязывали» ноты с нотного стана к положению пальцев на инструменте. То есть саксофонист, поставивший пальцы не в ту позицию, заметит это не только потому, что услышит неверный звук, но и потому, что поймет, что что-то не так: пальцы на инструменте будут ощущаться им как-то «неправильно». А все потому, что положение руки не будет совпадать с тем, как мозг представляет верное положение рук в данном такте.
У исследования Макферсона и Ренвика было одно большое достоинство: оно было проведено на макроуровне, в результате чего каждый из исследуемых учеников был описан максимально подробно. Но был и недостаток – слишком маленькая выборка. К счастью, выводы австралийских ученых позднее были подтверждены исследованием их британских коллег, которыеизучили более трех тысяч музыкантов, начиная с учеников школ и заканчивая абитуриентами самых престижных консерваторий.
Помимо прочего, ученые обнаружили, что выдающиеся музыканты лучше слышат собственные ошибки и определяют различные области, в которых им необходимо совершенствоваться. Из этого можно сделать вывод, что они обладают более развитыми мысленными образами композиций и их исполнений, которые позволяют им отслеживать свои успехи и замечать ошибки. Кроме того, было доказано, что более успешные музыканты проводят более эффективные репетиции. Мы предполагаем, что они использовали образы не только для «отлова» ошибок, но и для подбора методов тренировок, которые соответствовали бы трудным местам конкретной композиции.
Мысленные образы и связанные с ними навыки постоянно работают на благо друг друга: чем выше уровень владения навыком, тем подробнее мысленные образы, и чем они подробнее, тем эффективнее можно развивать навык.
Очень подробно о том, как специалисты мирового уровня используют мысленные образы, было рассказано в исследовании Роджера Чаффина, психолога из Университета Коннектикута, который долгие годы проводил эксперимент совместно с Габриэлой Имре, известной пианисткой из Нью-Джерси. Чаффин и Имре провели многие годы, пытаясь определить, что же происходит в голове пианистки во время ее занятий, репетиций и выступлений[40].
Методы работы Чаффина с Имре очень похожи на методы, которые использовал я в своем эксперименте со Стивом Фалуном. Чаффин наблюдал за пианисткой, пока она разучивала новое произведение, и просил ее озвучивать вслух ход ее мыслей, когда она решала, как именно будет играть. Чаффин записывал все их совместные занятия на видео, что также дало ему дополнительную пищу для размышлений.
Во время одного из таких занятий Имре потратила более 30 часов, отрабатывая третью часть «Итальянского концерта» Иоганна Себастьяна Баха – произведения, которого она прежде не играла. Увидев ноты, Имре прочла их, чтобы создать «музыкальный образ» (термин Чаффина) – представление о том, как будет звучать композиция, когда она сядет за рояль. Конечно, Имре уже слышала эту вещь Баха раньше, но все же ее способность создать образ произведения, лишь взглянув на ноты, говорила о том, к созданию каких сложных ментальных музыкальных образов она привыкла. Большинство из нас видели бы в нотах лишь символы, а она слышала музыку, которую они обозначали.
С этого момента задачей Имре было понять, как сыграть произведение так, чтобы оно соответствовало музыкальному образу в ее голове. Сперва она сыграла всю композицию насквозь, чтобы решить, какие позиции пальцев она будет использовать в каких местах. В основном она думала прибегнуть к стандартной постановке пальцев, однако в некоторых местах хотела использовать необычную аппликатуру, которая позволила бы сыграть их по-особенному. Имре пробовала разные варианты постановки рук, выбирала какую-то одну и отмечала это на нотах. Кроме того, во время репетиций она отмечала «поворотные моменты», как называл их Чаффин – например, те места в композиции, в которых манера ее игры менялась с беззаботной и легкой на более сдержанную и серьезную. Также Имре снабжала ноты подсказками – отмечала короткие проигрыши перед особенно сложными местами, которые как бы предупреждали ее о том, что ждет впереди, и выделяла аккорды, с помощью которых хотела передать свое собственное понимание композиции Баха.
Снабдив «карту» произведения такими разными и подробными пометками, Имре убила двух зайцев разом. Она сформировала не только акустический общий образ того, как должно звучать произведение, но и обеспечила себе четкое представление о тех мелочах, на которые ей нужно будет обращать внимание во время выступления. Мысленный образ Имре объединил то, как должна, по ее мнению, звучать композиция, и то, какими способами этого можно добиться. Если бы сыграть это произведение предложили другому пианисту, он бы наверняка пришел к созданию другого мысленного образа, однако методы, которыми он пользовался, вряд ли отличались бы от подхода Имре.
Музыкальный образ также помог Имре в решении классической дилеммы, с которой сталкиваются практически все пианисты. Пианисту, исполняющему перед аудиторией какое-либо произведение, абсолютно необходимо довести свою игру до автоматизма, то есть играть двумя руками, не заглядывая в ноты, не задумываясь о том, куда должен пойти в следующий миг тот или иной палец. Однако, чтобы вызвать у слушателей эмоциональный отклик, пианист должен допускать в своем исполнении определенную спонтанность. Имре решила эту проблему, обратившись к «карте» произведения, которую она создала у себя в уме во время репетиций. На выступлениях она играла бо́льшую часть композиции, как обычно, во время занятий, то есть автоматически, не задумываясь о постановке рук. При этом она всегда знала, в каком месте произведения находится – благодаря тому, что до этого мысленно пометила некоторые такты. Эти такты служили ей сигналом – иногда о том, что сейчас надо будет поменять постановку рук, а иногда – что пора менять манеру игры. После таких «вех» Имре начинала играть чуть-чуть по-другому, пытаясь передать определенные эмоции. Сами эмоции зависели от ее самоощущения и реакции аудитории. Благодаря такому подходу она могла безошибочно исполнять сложнейшее произведение на высоком уровне, не жертвуя своим уникальным стилем в пользу стабильности выступления.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 292; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!