Оцифровка книги: Боромир, 2005 г. 9 страница
– Мы будем заниматься спиритизмом?
– Да, пожалуйста, – говорит она с тонко выделанным женским послушанием.
– На этом жутком византийском приспособлении?
– Да.
– А как оно действует?
– Очень просто. Присаживайся, сейчас я тебе покажу.
Она развернула довольно большой клеенчатый лист, расстелив его на столе, и я без труда увидел большой спиритический круг с нарисованными буквами и цифрами, восклицательным и вопросительным знаками. Из клеенки, оказавшейся вдруг многослойной, с краю торчали несколько проводов со стандартными разъемами, к которым Варвара заученными движениями легко подключила плоский пенал с источником питания и жидкокристаллическим экраном.
– Потрясающе! – с неподдельным восхищением хлопнул я себя по коленям.
– Смотри, вот здесь, в спиритическое блюдце возле метки, которая во время сеанса указывает буквы, вмонтирован пассивный датчик. Дальше все, как в обычном спиритическом сеансе: мы кладем блюдце на клеенку, садимся с тобой рядом и возлагаем пальцы твоей правой и моей левой рук на блюдце. Я сосредоточиваюсь, вызываю духа, он проникает в блюдце, которое начинает двигаться по кругу. Затем, когда дух показывает таким образом, что он пришел, начинается сам сеанс. Мы задаем вопрос устно, а блюдце бежит по кругу, указывая меткой на буквы, и их последовательность образует ответ духа. В клеенку под каждой буквой или цифрой вделан плоский активный датчик, соединенный тончайшими проводами с коммутирующим устройством в пенале. При прохождении пассивного датчика блюдца над активным датчиком в клеенке на последнем возникает электрический сигнал, который поступает по проводам на центральное устройство, где он запоминается, кодируется и высвечивается на жидкокристаллическом экране. Буква за буквой – и ты легко читаешь ответ духа. Так что, как видишь, автоматизированное общение с потусторонним миром гораздо производительнее, чем ручное, когда самому приходится в памяти составлять из отдельных букв связные членораздельные ответы.
|
|
|
Эта короткая лекция, прочитанная безо всякого кокетства, а как холодная нотация лектора научного общества, раздосадовала во мне мужчину, но Варвара как-то очень кстати, исподволь сказала «милый», и я успокоился уже совершенно.
– Садись рядом со мной. Кого ты хочешь вызвать? – спросила она, усаживаясь поудобнее и поправляя все цвета платья.
– Вызови Дестюта де Траси, – ответил я, небрежно усаживаясь рядом.
– А это еще кто такой?
– Этот человек двести лет тому назад изобрел дисциплину под названием «идеология», почему последние двести лет и оказались для человечества самыми кошмарными.
|
|
|
– Однако, ну и причуды у тебя... Вызвал бы Фрейда, Наполеона, как все, или
§ 12
Христа на худой конец.
– Фрейда, Наполеона или Христа пусть вызывают все легковерные, а я хочу поговорить с Дестютом де Траси. У меня есть к нему несколько вопросов.
– Ну что ж, будь по-твоему, Фома!
Мы возложили на блюдце наши разнополые пальцы одинаковой степени ухоженности, и защитный панцирь многомерной толстокожести который раз избавил меня от всяких сверхъестественных ощущений. Блюдце мгновенно заполнилось дышащей энергией, и, пробежав несколько победных кругов по спиритическому рингу, облепленному скучающими буквами, принялось старательными движениями мастерить слова. Я тщился сообщить своей руке максимум легкости, но блюдце, невзирая на ее тяжесть, и так сновало с замечательной проворностью. Дух был силен, и я почувствовал это тотчас же.
– Здравствуйте, мадемуазель Варвара! Здравствуйте, мосье Фома. Меня зовут Дестют де Траси.
Буквы весело мчались по табло, растекаясь своими телами по жидким кристаллам, и я быстро освоил это новейшее византийское устройство и уже совершенно не контролировал поведение блюдца на столе.
– Здравствуйте, господин де Траси. Как вы там себя чувствуете?
|
|
|
– Благодарю вас, прекрасно. А как вы там?
Это простое «там» вдруг моментально взбесило меня. Нет, не взбесило, просто я увидел гору трупов, а рядом – гору убитых разлагающихся слов.
– С тех пор, как вы подарили нам свое гениальное изобретение, мы чувствуем себя прекрасно.
– Что вы подразумеваете под «моим гениальным изобретением»?
Я едва не подавился от смеха, когда увидел кавычки на табло, ибо никак не ожидал от горсти микросхем такой неслыханной дерзости, как объяснение мне переносного смысла. Куда мы катимся с этой глобальной технократизацией?
– Я подразумеваю под «вашим гениальным изобретением» то, что вы разрешили словам безнаказанно убивать людей толпами.
– Мосье Фома, вы напрасно горячитесь. Я изобрел дисциплину, призванную изучать методологические основы всех наук и обеспечивать их объективное применение. А то, о чем вы говорите, существовало и до меня. Достопочтенные господа Бэкон, Гоббс, Руссо, Кант, Локк и Джефферсон также активно занимались изучением данной проблемы.
– Но слово «идеология» придумали вы. Скажите, разве вы не испытываете чувства отца, породившего тирана? У нас здесь часто проходят шумные процессы над изобретателями, плоды деятельности которых нашли широкое применение в военной сфере или были направлены против человечества.
|
|
|
– Позвольте трижды поправить вас, мосье Фома, ибо, во-первых, «испытывать чувства» для Нас не подходит; во-вторых, не чувства отца, а чувства крестного отца, ибо я крестил «идеологию», так как она родилась до меня, как я уже заметил; ну, а в-третьих, эти процессы в не менее шумной форме проходят и у Нас.
– Это филологическая казуистика, господин де Траси. Слова катятся по миру, словно взрывные волны, убивая, разбрасывая и калеча людей. Вы понимаете, о чем я говорю? И мне хочется знать ваше мнение о последствиях этого изобретения.
– Я изобрел науку для людей, и если эти люди извратили ее, то я не в силах отвечать за последствия. Я изобретал средство для многостороннего и непредвзятого отношения к действительности. А люди либо отталкивают, либо притягивают к себе эту действительность, деформируя ее и только прикрываясь названием, которое я выдумал. Ваша нынешняя идеология (будем ее называть так же, как и мое детище, хотя, не скрою, мне это неприятно) всего лишь средство для гипертрофации вашей извращенной чувственности. Чем сильнее ее влияние в обществе, тем сильнее развита эмоциональность мышления у членов этого общества и, увы, к сожалению, в ущерб анализу и чувству факта. Ваша идеология никогда не призывает думать, она всегда призывает верить и чувствовать. Повторяю, я придумывал средство для ума, но не для чувств.
– Миллионам убитых словами этого уже не понять.
– Нет, они это уже поняли, а вот вы, живущие, никак не поймете.
– У нас проходит заседание научного общества? – вставила Варвара, так что мы оба осеклись. Я здесь, в этом мире, ощутил вдруг неуемную тяжесть всего своего тела, а мой оппонент в царстве теней ослабил напор, отчего его земное вторжение сделалось менее энергичным и деятельным.
Я окинул взглядом комнату Варвары и подумал, что мир омерзительно симметричен. Нет ничего более похожего на духовный мир женщины, чем мир квартиры холостяка: то же разноречивое смешение драгоценных и пошлых предметов, понятий, и наоборот.
В начале жизни я думал, что миром правит справедливость; затем водрузил на постамент красоту; потом обожествил разум. Наконец, канонизировал силу; теперь я полагаю, что жизнью правит острота восприятия и интенсивность полноценных эмоций. Что дальше ждет меня на пути беспощадных превращений мировоззрения?
На лбу проступил пот. Даже у абстрактного мудрствования есть свои земные изъяны и несовершенства.
– Простите, господин де Траси, просто мое Неверие стало давать трещины.
– Не беспокойтесь, мосье Фома, все будет хорошо, говорю вам как отец, крестивший тирана. Человек не ошибается, пока он стремится. Не стоит прикрываться космическими идеями и вселенскими ценностями, если не способен красиво сервировать завтрак. История всеядна: она с очевидным удовольствием пожирает и миниатюрное и масштабное в равной степени. Угоди ее капризной пасти – и ты вечен, счастливый.
Мы не рабы обстоятельств, у нас с ними дружеский паритет: кто – кого?
Цель не оправдывает средства. Увы, она измывается над ними вдоль и поперек.
Неизобретательные моралисты любят говорить, что рано или поздно за все нужно платить. Чудесно, но только всем по разным счетам. Кого-то беспрепятственно пустят в рай, едва он погладит бездомного пса. А кто-то будет околачивать пороги рая, вконец измучившись и растратив все силы в борьбе за совершенство рода людского. Не страшно. В ад тоже можно попасть не сразу. Можно долго ходить у его входа, затеяв запредельные судебные процессы с силами добра и зла. Даже в этих бездонных юдолях не все потеряно раз и навсегда. Наше неутолимое и ненасытное желание – категория более обширная и универсальная, чем просто деление мира на тот и этот. Везде можно жить – вот мудрость человечества. Нам некого слушать – вот наша наука. Прирученное чудо – вот наш устойчивый ориентир и наша царская мораль. Больше прыти во всем – это впечатляет и Бога, и дьявола, и мирские власти, и детей, и женщин.
Сделка с дьяволом – это еще только хобби. Менеджер сатаны – вот это уже специальность.
И еще.
Обещание – совершеннейшая из форм закабаления, а обещание вселенского счастья – идеал кабалы почти абсолютной и тотальной. Когда нечего терять, кроме своих целей, это не так страшно, и рабовладельцы всего мира усвоили столь простую истину. Нечего терять, кроме своих обворожительных иллюзий, – вот лозунг сегодняшнего рабовладения. Мы вырвали с мясом всю обильную ценную ткань души и смотрим теперь на мир опустошенными неверующими очами.
Какую новую форму изощренного рабства нам изобретут завтра?
Что остается от нас всякий раз, когда мы с зычным воплем бунтаря сбрасываем с себя новое ярмо?
Блюдце прошло три стремительных триумфальных круга и, сделав нам «До свидания, мадемуазель Варвара; до свидания, мосье Фома», застыло на самой середине спиритического круга, оставив в покое все буквы.
– До свидания, господин де Траси! – прошептали мы хором.
– А ты сильный медиум, – сказал я Варваре по прошествии некоторого времени.
– А ты очень умный, – сказала она сразу же.
– Извини, что испортил тебе настроение.
– Да нет, что ты, я чудесно развлеклась. Два моралиста, две системы ценностей, два мира. Все было отлично, спасибо. Надо будет тебя еще на кого-нибудь напустить.
– Только не сегодня. Ладно?
– Ладно.
Я смотрю на красивую женщину, начиненную всеми атрибутами женственности, плавными гаммами переходящей в откровенное бесовство, и понимаю, что чувствую и думаю не по средствам, что скатываюсь в ту сторону смысла. Меня одолевает микрофизика страсти.
Женщины всегда смотрели на меня как потребители, даже тогда, когда они любили, ибо тогда они хотели потребить чувство, которое я вызывал.
В неровном зеркале разума разрастается голографический фантом Эроса.
Моя оперативная идеология Неверия получила проникающее попадание возмущенного инстинкта.
В морали главное не мораль, а ее конечный результат.
Успех, равно как и наказание, приходят только к тем, кто их постоянно провоцирует.
Дактилоскопический рисунок моих пальцев уже несет стереосенсорное восприятие Варвариной янтарно-бархатистой кожи. Гарнитур моих настроений сейчас – это замысловато движущаяся панорама. Ее духи – это коварный заговор против меня, ибо всем существом чувствую сопротивление материала Неверия, из которого я сделан. Вкусовые рецепторы во рту недоуменно сбились вокруг островка ее кожи, пожираемой моим затяжным поцелуем, будто раскаленным клеймом. И язык мой при этом рассекается на змеиный двуострый. Ажурное невесомое белье ведьмы скользит по всем органам чувств с легкостью рассыпчатой морской пены. Я мчусь к ее губам как к оазису на фоне багрового закатного солнца. Павлиньи хвосты Варвариных ресниц выбивают из воздуха едва приметное оранжевое свечение, а ее фиолетовый лакированный ноготь рисует на моем дрожащем лбу хитросплетения фигур вселенского сладострастия.
– Фома, а ты атеист? – вдруг спрашивает ведьма, и раковина моего уха расползается в разные стороны от горячих наплывов ее дыхания, будто шоколадная.
– Нет, я язычник, – отвечает мое тело моим голосом. Я знаю, что на любовном ложе первым начинает говорить менее хладнокровный.
В этот миг бьющего гейзером из меня удовольствия я смотрю на мир сквозь прицел, ловя правым глазом острый треугольник Варвариного подбородка, вздымающегося между полукружий груди... Бестелесным лежу я, утопив бесполезные глаза во вздрагивающую кожу ее живота, словно в блюдце с парным молоком. Формат мировосприятия неодолимо расширяется, а по комнате снуют пушистые россыпи электрического треска, точно ряженые. Мощная ладонь медитации размазывает меня по оси времени и...
...я вздрогнул, вцепился в тело Варвары, а всю спину мою обожгло прикосновение шершавой поверхности. Я едва не обезумел, увидев себя, лежащим на Варваре, под потолком.
– Успокойся, мальчик мой, ты летаешь верхом на мне. Ты подарил мне неслыханное удовольствие, и я плачу тебе тем же, – говорила она, паря в воздухе с запрокинутой головой и страстно приглаживая мои волосы роскошными горячительными движениями. Мелким неприметным карапузом я метался по ее телу, толкаясь в груди, колени, бедра и спасаясь что есть мочи от ее сладко терзающих рук. В воздухе вокруг нас болтались какие-то несуразные предметы в гравитационной безучастности, похожие на пустячную бытовую начинку космического корабля. Над головой, подобно хищному змею, парил малиновый чулок, а поблизости на мгновение застыла запонка, тщательно оглядевшая меня черным глазком драгоценного камня. Причем я успел приметить, что все предметы немного покачивались, как бы пульсируя.
– Фантастика!!!
– Ничего фантастического. Ты не летаешь только потому, что тебе никогда не приходило в голову летать. Ты родился с мыслью, что летать не умеешь, потому что ты человек, между тем, как нужно только лишь захотеть. Я захотела – и вот... Нужно всего лишь поменять полярность нервной силы, которая способна заменить ее поднимающей силой. Ты, наверное, думал, что это сказки для темных людей, когда во время инквизиции, чтобы проверить, ведьма ли женщина, ее бросали в воду, и если она тонула, то это означало, что она была не ведьмой, а если... Мы, ведьмы, не тонем, потому что умеем воздействовать на силу тяжести. Кстати, среди тех, кто осуществлял эти гонения инквизиции на нас, были люди, которые также отличались этой сверхъестественной способностью. Например, католический монах Иосиф Копертинский поднимал с собой на воздух других людей, и уже доказано, что Ямвлих и Фауст летали и писали на потолке. Была еще такая девушка Мария Пинта из деревни Варинелла, которая умела двигать тяжелые камни. А когда ее поместили в госпиталь, разом зазвонили все электрические звонки.
– Чудесно, но давай опустимся, ведь ты, наверное, устала.
Варвара раскатисто засмеялась, наконец обратив на меня искристый парализующий взгляд, и едва меня обворожили инфернальные глаза, как мы уже лежали на кожаном диване.
– Варвара, скажи, пожалуйста, а почему некоторые легкие предметы покачивались? – спросил я, радуясь всем своим существом наличию прочной и отнюдь не метафизической опоры.
– Они покачиваются с частотой моего пульса, который измеряется вон тем сфигмографом... Неужели ты не заметил, ведь мы с тобой тоже слегка качались?
– Признаться, не заметил.
– Ты чудо, ты мне уже начинаешь нравиться, – говорит ведьма, крепко целуя и заплетая миниатюрные косички на моей груди.
– А что ты умеешь еще?
– А еще я умею передавать письменные послания с того света. Причем, пишу я навыворот, так что читать приходится в зеркале, и не своим почерком, а почерком того духа, который передает мне это сообщение. Получается так, что он пишет из того мира с моей помощью и все это может происходить даже посреди оживленного разговора. Мало того, могу говорить голосом духа, как мужским, так и женским. Могу...
– Нет, нет, только не это, если ты начнешь говорить назидательным мужским голосом, да еще, не дай Бог, какого-нибудь чинуши или моралиста, который скончался двести лет тому назад от подагры, я моментально стану импотентом.
– О, я не переживу этого! – она смеялась еще и еще, целуя меня в губы, щеки, лоб, а я вырывался из ее бесчисленных рук с ординарным предложением выпить шампанского.
Я оделся и помог Варваре совершить некую сакральную акцию у нее на спине с каким-то заумным крючком.
Спустя некоторое время, мы вновь были безукоризненно упакованы, словно страсти и
§ 13
не касались нас.
Тихая мирская музыка, легкий ужин при общеобязательных свечах, длинные сухие цветы у дымчатых бокалов, непотревоженные складки на Варварином платье, стрелки на моих брюках под стать пробору манерной шевелюры и строго завязанная бабочка.
Сегодня, как и обычно, я получаю все свои мечты сухим пайком.
Иезуитство делает жизнь занимательным приключением.
Суть бытия не поддается истреблению ни словом, ни действием.
Каждый так или иначе мыслит с вершины своего недомыслия.
«Куда ни взглянешь, всюду есть жертвы самоотречения». [Макс Штирнер.]
«Подлость людей успокаивает их совесть, а греховность используется как средство успокоения». [Карл Ясперс.]
«Лишь тот, кто призван и обладает волей творить будущее, может видеть конкретную истину настоящего». [Дьердь Лукач.]
«Календарное время может всегда продолжаться, оно как бы пусто до тех пор, пока история его не заполнит». [Мишель Фуко.]
«Судьба – это слово, лишенное всякого смысла, именно потому оно так утешительно». [Наполеон Бонапарт.]
Мы чудесно отужинали, отмотали любовь назад, будто магнитофонную ленту, и прокрутили ее снова, с меньшим удивлением, но с большей тактильной акробатикой, оставив на сей раз потолок в покое.
Моя жизнь не процесс, а полунаучное понятие.
* * *
Начальнику спец. отдела
этической консультации № 2
Докладная записка
Довожу до Вашего сведения, что 1 июня сего года в наш город приехал Фома Фомич Рокотов, длительное время находившийся на излечении в загородном санатории в N. Ввиду перебоев в работе нашего информационно-вычислительного центра и канцелярии, затребованная мною история болезни Рокотова Ф. Ф. еще не поступила, посему прошу Вашего разрешения дослать выписку из нее и приобщить к делу позже. Подробные биографические данные, а также выписки с мест работы, места жительства и донесения других агентов я доводила до Вашего сведения ранее.
Этот молодой человек ведет ярко выраженный антисоциальный образ жизни, что явствует из его многочисленных поступков, не укладывающихся ни в какие рамки общепринятых норм поведения. Имея высшее техническое образование (инженер-системотехник), он, тем не менее, длительное время работав не по специальности, уволился с государственной службы вовсе. Я проверила все отзывы с места учебы и последующих мест работы и обнаружила во всех вышеперечисленных документах практически одно и то же, а именно: открытое нежелание работать, повышать свой профессиональный уровень, постоянные ссоры и пререкания с начальством, игнорирование общественной жизни коллектива и даже нескрываемое циничное издевательство над нею.
Однако, все эти негативные факты биографии Рокотова не пробудили бы к нему столь серьезный интерес, если бы не некоторые черты его «другой», более скрытной, стороны жизни, которая подчас приводит к полному недоумению, но дает возможность сделать единственно правильный и уместный вывод: Рокотов социально опасен и многие его деяния по своей изощренности имеют непредсказуемые последствия.
Дата добавления: 2022-11-11; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!