Глава 3. Сингулярное правопреемство в обязательствах по современному российскому гражданскому праву 4 страница
Представляется, что именно теория письменности должна быть расценена как наиболее удачная и отвечающая потребностям прочности гражданского оборота.
Основным соображением в пользу этого заключения является отсутствие у договора сингулярной сукцессии каких-либо внешних проявлений, которые могли бы быть доказаны показаниями свидетелей или документами. Если передача вещи может быть доступна восприятию свидетелей, то передача прав, не обставленная торжественным символическим обрядом - никогда. Передача вещи влечет внешне видимое уменьшение имущества передавшего и увеличение имущества получившего вещь; передача права, напротив, никаких подобных последствий не имеет. Наконец, заключение в устной форме, скажем, договора купли-продажи, если и создаст в будущем неопределенность отношений, то только между сторонами, в то время как совершение в устной форме договора сингулярной сукцессии может вылиться в будущем в неопределенность правового положения третьего лица - должника, не участвующего в этой сделке.
Допуская возможность совершения договора сингулярной сукцессии в устной форме законодатель тем самым предполагает возможным возникновение затруднений в доказывании факта заключения и условий подобных договоров. Исключая же такую возможность и допуская только письменную форму договора сингулярной сукцессии, законодатель эти трудности отсекает.
|
|
|
В пользу теории письменности договора сингулярной сукцессии может быть высказано также и следующее соображение. В доказывании факта и условий сингулярной сукцессии могут быть заинтересованы не только стороны данного договора, но и третье лицо - должник. Так, должник, произведший исполнение новому кредитору, заинтересован в том, чтобы иметь возможность доказать, что исполнение это было надлежащим, то есть, в том, чтобы иметь возможность доказать наличие договора сингулярной сукцессии. Без представления доказательств совершения уступки требования должник вправе не только не исполнять кредитору новому, но и вправе задержать исполнение кредитору прежнему. Поскольку интересы должника и интересы кредиторов прямо противоположны друг другу, следует признать, что требование должником письменных доказательств совершенной уступки не только не лишено оснований, но и заслуживает уважения со стороны закона. Действительно, недобросовестные кредиторы вполне могут вступить в сговор и отказаться от своих прежних утверждений о якобы состоявшейся уступке после того, как новый кредитор получит исполнение. При наличии же письменного подтверждения уступки кредиторы такой возможности практически лишаются.
|
|
|
Единственным предвидимым нами возражением против принятия теории письменности в качестве общего правила о форме договора сингулярной сукцессии является соображение о том, что требование письменности формы может стеснить гражданский оборот. Но при ближайшем его рассмотрении соображение это оказывается вовсе лишенным оснований. Договоры об уступке требований между гражданами из сделок, на сумму менее 10 минимальных размеров месячной оплаты труда, а также требований, возникших из оснований, иных, чем сделки, в настоящее время практически не встречаются. Что же касается договоров уступки требований между юридическими лицами, то таковые, как правило, облекаются в письменную форму по принципу зависимости от формы основной сделки, ибо уступка требований, возникших из иных оснований, чем сделки, в их деятельности также встречается крайне редко. Иными словами, получается, что фактически договоры сингулярной сукцессии и без того почти не заключаются в устной форме; не просто основной, но практически - единственной их формой является форма письменная. Встав на позиции теории письменности, законодатель тем самым только подтвердит фактически и сложившееся общее правило.
|
|
|
Таким образом, общим законодательным правилом о форме договора сингулярной сукцессии должно быть правило о письменности его формы. Теория зависимости должна применяться только к договорам уступки требований, возникших из сделок, заключенных в форме, более строгой, чем письменная.
Каковы последствия несоблюдения законодательного предписания о письменной форме договора сингулярной сукцессии? Опять-таки по причине отсутствия специальных законодательных предписаний по данному вопросу следует руководствоваться нормами общими, содержание которых таково.
1) Несоблюдение простой письменной формы сделки, по общему правилу, не влечет ее недействительности, а только лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания (п. 1 ст. 162 ГК). Именно это правило и должно применяться как общее при определении последствий несоблюдения простой письменной формы договора сингулярной сукцессии.
2) Несоблюдение простой письменной формы сделки влечет ее недействительность только в случаях, прямо указанных в законе или соглашении сторон (п. 2 ст. 162 ГК). В отношении именно договора цессии таких случаев в законе не указано; в отношении же сделок определенных родов и видов необходимо обратить внимание на норму п. 3 ст. 162 ГК, устанавливающую недействительность внешнеэкономической сделки, совершенной с нарушением простой письменной формы. Следовательно, договор сингулярной сукцессии, относящийся к категории внешнеэкономических сделок, должен быть совершен в простой письменной форме под угрозой его недействительности.
|
|
|
Кроме того, заслуживает внимания норма ст. 390 ГК, допускающая принятие цедентом на себя поручительства за должника перед цессионарием. Нормой ст. 362 ГК установлено, что договор поручительства должен всегда облекаться в письменную форму под страхом его недействительности. Следовательно, договор уступки требования с условием о поручительстве цедента перед цессионарием за должника должен быть совершен в простой письменной форме под угрозой его недействительности.
3) Вопрос о том, будет ли недействительным договор сингулярной сукцессии требования из сделки, несоблюдение простой письменной формы которой влечет ее недействительность (например, из тех же самых внешнеэкономических сделок (п. 3 ст. 162 ГК), соглашений о неустойке (ст. 331), договоров о залоге (п. 2 и 4 ст. 339), поручительстве (ст. 362), предварительного договора (п. 2 ст. 429) и др. - см. еще ст. 550, 560, 651, 658, 820, 836, 940, 1017 и 1028 ГК), должен решаться, по нашему мнению, в положительном смысле, несмотря на отсутствие прямого указания об этом в законе. Иными словами, договоры уступки требования из договоров, для которых законом установлена обязательность простой письменной формы под страхом недействительности, также должны совершаться в простой письменной форме и также под страхом их недействительности.
В пользу этой точки зрения мы могли бы высказать лишь политико-правовое соображение. Действующее законодательство этой позиции обосновать не позволяет, говоря о зависимости договора сингулярной сукцессии от основного договора только в вопросах самой формы, но не последствий ее несоблюдения. Но если встать на законодательную позицию, то мы получим следующее. Создавая правоотношения посредством заключения, например, кредитного договора, его участники подвергаются более строгим последствиям несоблюдения требования о простой письменной форме договора, нежели лица, создающие новые правоотношения посредством уступки требования из уже существующего кредитного договора. Банк, ставший кредитором по кредитному договору посредством его заключения, рискует оказаться участником ничтожной сделки при несоблюдении ее простой письменной формы. А банк, ставший кредитором посредством приобретения требования из уже заключенного кредитного договора, подобному риску не подвергается даже в случае нарушения простой письменной формы договора уступки требования. В чем юридический смысл подобной разницы в правовом положении первоначального и нового кредиторов? Нет такого смысла, а, следовательно, толкование нормы ст. 389 ГК должно быть расширительным, а не буквальным, т.е. подразумевать зависимость договора сингулярной сукцессии от основного договора не только в вопросах формы (о чем, собственно, и говорит статья), но также и в вопросах последствий ее несоблюдения.
В пользу расширительного, а не буквального толкования данной нормы свидетельствует также и ее предписание о необходимости нотариальной формы уступки в случае, если уступаемое требование возникло из нотариально удостоверенной сделки. При буквальном толковании получается, что договор уступки требования, совершенный с нарушением этого правила, остается действительным, ибо в статье также не сказано о том, что таковой должен быть совершен в нотариальной форме и с последствиями ее несоблюдения.
4) Несоблюдение нотариальной формы сделки в случаях, когда ее обязательность установлена законом (см. ст. 185, 187, 339, 349, 584, 883 *(266), 1124) или соглашением сторон, влечет ее недействительность (п. 1 ст. 165 ГК). Следовательно, несоблюдение установленного законом правила о необходимости совершения договора сингулярной сукцессии требования, возникшего из нотариально удостоверенной сделки, в нотариальной письменной форме, влечет ничтожность договора сингулярной сукцессии.
5) Несоблюдение (в случаях, установленных законом) требования о государственной регистрации сделки также влечет ее недействительность (п. 1 ст. 165 ГК). Иначе говоря, договоры уступки требования из договоров, для которых законом установлена обязательность их государственной регистрации под страхом недействительности *(267), подлежат государственной регистрации под страхом их недействительности, если иное не будет установлено законом (п. 2 ст. 389 ГК). В ином случае (т.е. когда требование о государственной регистрации договора есть, но указания на недействительность как последствие его несоблюдения нет) применяется общее правило п. 3 ст. 433 ГК, согласно коему "договор, подлежащий государственной регистрации, считается заключенным с момента его регистрации, если иное не установлено законом". Следовательно, если имеет место договор сингулярной сукцессии требования из договора, подвергнутого государственной регистрации, но в отношении которого законом не установлено страха его недействительности по мотиву отсутствия государственной регистрации, то такой договор без его государственной регистрации не считается заключенным.
ГК установлено, что "уступка требования по ордерной ценной бумаге совершается путем индоссамента на этой ценной бумаге" (п. 3 ст. 146, п. 3 ст. 389 ГК). Буквальное толкование этих предписаний позволило ряду ученых прийти к совершенно ложному выводу о том, что индоссамент - это не более, как особенная форма договора сингулярной сукцессии, так называемая "передаточная надпись" *(268). В действительности, термином "индоссамент" обозначается не только надпись о сделке, но и, прежде всего, сама сделка, хотя и приводящая к сингулярному обязательственному правопреемству, но с договором цессии ничего общего не имеющая. К сожалению, большинство современных авторов, не специализирующихся на вопросах теории ценных бумаг, ошибочно полагают, что индоссамент представляет из себя особую разновидность договора уступки требования *(269). Вопросу о правильности этого мнения и действительном соотношении сделок цессии и индоссамента будет уделено соответствующее место в следующем параграфе настоящей главы.
г) Содержание договора
Содержание договора сингулярной сукцессии (активной цессии, уступки требования), как, впрочем, и содержание всякого договора, составляют его условия. Российским законодательством не установлено, какие именно условия являются существенными для наличности и действительности договора сингулярной сукцессии. Из этого (с точки зрения практики - весьма прискорбного) обстоятельства, нужно сделать вывод, что единственным существенным (с точки зрения закона) условием данного договора является условие о его предмете (как и для всех договоров, см. об этом ч. 2 п. 1 ст. 432 ГК).
Предметом договора сингулярной сукцессии может быть субъективное обязательственное право или право требования. При делимости предмета обязательства - предметом уступки может быть как полное требование (в отношении всего предмета обязательства), так и его часть. При всем том негативном отношении к сделкам уступки частей требования, какое периодически продолжает являть нам и по сию пору российская арбитражная практика, мы должны еще раз констатировать, что в уступке части требования нет ничего незаконного или противоестественного. Больше того, Гражданский кодекс (ст. 384 ГК), постановляя, что "...право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права" лишь в том случае, "если иное не предусмотрено законом или договором", можно сказать, прямо позволяет кредиторам в их цессионных соглашениях "дробить" делимые требования в целях их уступки на любое количество частей любого размера - лишь бы наименьшая часть каждого, образуемого таким способом нового требования, не выходила бы за пределы делимости его предмета.
Не подлежит никакому сомнению, что предмет договора сингулярной сукцессии (активной цессии) должен быть индивидуально определен. Вступая в договор, влекущий возникновение для него какого-либо требования, цессионарий не может позволить себе беспечность в вопросе о том, что это за требование. Индивидуализация требования достигается при условии индивидуализации пяти его основных составляющих: (1) предмета требования (что можно требовать); (2) активной стороны (кредитора); (3) пассивной стороны (должника); (4) содержания требования (какие действия должник обязан произвести с предметом требования) и (5) основания возникновения требования *(270). Так, например, формулировка о том, что "предметом договора (сингулярной сукцессии) является требование А. к Б. об уплате последним А. денежной суммы в размере N рублей, возникшее из договора такого-то" вполне отвечает всем перечисленным выше требованиям. В ней индивидуализированы (1) предмет требования - денежная сумма в размере N рублей; (2) активная сторона (кредитор) - это А.; (3) пассивная сторона (должник) - это Б.; (4) содержание требования - уплата, т.е. передача денег от Б. к А. и (5) основание возникновения требования (договор такой-то).
Перечисленные критерии - в основном необходимые, но не всегда достаточные условия для индивидуализации того или иного требования. Бывает и так, что для индивидуализации конкретного обязательственного права необходимо знать и о некоторых других его (дополнительных) характеристиках. Так, например, если одно основание (допустим, один договор) породило несколько одинаковых по размерам, но разных по юридическим свойствам требований, необходимо каким-то образом разграничить эти требования друг с другом по иным качествам (6) - видовой принадлежности требований. Так, если в вышеприведенном примере "договор такой-то" стал основанием возникновения требований, с одной стороны, об уплате арендной платы в размере N рублей, с другой - о возмещении убытков, причиненных повреждением арендованного имущества в том же размере, и, кроме того, еще и требования об уплате выкупной цены предмета аренды (также в сумме N рублей), то, безусловно, необходимо уточнить, какое именно из трех перечисленных требований является предметом уступки.
Может случиться и так, что в одном договоре будут соединены несколько требований с одинаковым юридическим качеством, но с различными иными характеристиками, например, с различными сроками возникновения, сроками или способами осуществления. Так, например, из договора поставки продукции несколькими партиями одинаковой стоимости у поставщика возникает несколько (по числу партий, на которые разбивается поставка) требований об уплате одинаковых денежных сумм. Уступая одно или некоторые из них, но не все, поставщик обязан, по требованию нового кредитора индивидуализировать предмет, что возможно сделать указанием на (7) основание (срок) его возникновения (поставка такой-то партии - осуществленная в такую-то дату, оформленная определенным транспортным документом и т.п.) и (или) срок осуществления.
Как быть, если индивидуализации требования не произошло? В этом случае, как нам представляется, нужно исходить из следующего рассуждения. Индивидуализация предмета договора активной цессии составляет непосредственный интерес цессионария, а не цедента. Цедент расстается с требованием, почему ему глубоко безразлично его точное и полное описание. Цессионарий же приобретает требование, которое ему в дальнейшем придется осуществлять. Этого он сделать не сможет, если не объяснит должнику и суду, что же за требование он приобрел. Коль скоро цессионарий (по беспечности, неграмотности или каким-то иным причинам) не настоял на индивидуализации требования, являющегося предметом договора, то нет, значит, и никаких оснований заставлять других лиц (в частности, цедента) заботиться об охране приобретенного цессионарием требования. Значит, в случае возникновения спора между цедентом и цессионарием по вопросу о том, какое именно требование или в какой части было предметом уступки, достоверными должны предполагаться сведения, представленные цедентом. На цессионария же вполне логично возложить бремя опровержения этой презумпции. Если цедент утверждает, что он не уступал цессионарию никакого требования, а цессионарий не в состоянии этого утверждения опровергнуть, то, очевидно, факт заключения договора уступки требования нельзя считать доказанным или, как выражается современная арбитражная практика, договор цессии должен признаваться незаключенным. В литературе эта мысль была высказана М.И. Брагинским, хотя и в несколько нестандартной форме: нельзя уступать права, не являющиеся ни определенными, ни определимыми *(271). Естественно, нельзя, ибо если "нечто" не является ни определенным, ни определимым, то это "нечто" вообще не является субъективным правом и, следовательно, не представляет собой субстанции, которая могла бы быть предметом уступки.
Индивидуализация предмета договора цессии может иметь различную степень точности. Подобно тому, как денежные купюры можно индивидуализировать как путем фиксации их серий и номеров, так и помещением их в какой-нибудь кошелек или бумажник, также и с требованиями. Выше мы приводили пример, когда надлежащая точность в обозначении предмета договора сингулярной сукцессии обеспечивают сведения по числу позиций от пяти до семи. Но на практике нередко встречаются случаи, когда оказывается достаточным и меньшее число известных признаков. Таковы, например, ситуации, когда предмет договора сингулярной сукцессии формулируется как "все требования, возникшие (имеющие возникнуть) из кредитного договора такого-то между А. и Б.". Здесь содержатся определенные сведения только о сторонах обязательственного отношения, содержанием которого являются искомые требования (А. и Б.) и основания их возникновения (кредитный договор такой-то). Сведения по двум другим позициям определимы из норм указанного кредитного договора и самого договора уступки - по тому, кто выступает в нем цедентом, можно узнать, какой именно комплекс прав (кредитора или заемщика) он передает цессионарию. Возможно представить себе и ситуацию, в которой предметом уступки является единственное требование (определенного рода или вообще), связывающее в момент совершения уступки определенного кредитора с определенным должником. Конечно, такие ситуации чаще будут встречаться в отношениях с участием граждан и, скорее всего, окажутся лишены предпринимательской окраски (один коллега "перехватил" у другого несколько тысяч рублей "до получки", один сосед помог другому с ремонтом квартиры, а с оплатой согласился обождать и т.п.). Если никаких иных обязательственных отношений между данными лицами в момент уступки просто не было, то ясно, что о цессии иного требования, кроме одного-единственного, реально существовавшего, речи быть не могло; никакой надобности в какой-то особенной его индивидуализации, стало быть, и нет.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!