Глава 3. Сингулярное правопреемство в обязательствах по современному российскому гражданскому праву 3 страница



 На обыденном языке этот результат описывается гораздо проще и понятнее: обязательство, будучи облеченным доверием к нему не только со стороны его участников, но и посторонних лиц, вступило на путь циркуляции, стало объектом гражданского оборота, приобрело характер самостоятельной имущественной ценности. Если до совершения цессионного договора обязательство не имело иного действия, кроме относительного, то после его совершения к обязательству оказались прикосновенны не только его участники, но и, по крайней мере, одно, прежде постороннее ему лицо; с каждой последующей цессией количество лиц, прикосновенных к подобной "имущественной ценности", увеличивается. Теоретически в оборот одного обязательства может быть вовлечен сколь угодно широкий (неопределенный) круг лиц; их интересы, связанные с охранением элементов их динамической правоспособности, и призвано защитить гражданское право.

 В свете сказанного хотелось бы сказать несколько слов о другом распространенном ныне недоразумении, которое заключается в трактовке сделок, направленных на перемену лиц в обязательствах как сделок исключительно безусловных. То обстоятельство, что законодательство обходит молчанием вопрос о возможности совершения условной цессии или условного перевода долга, не должно расцениваться как основание для вывода о недопустимости осложнения данных сделок условиями. Законодательство вообще не устанавливает каких-либо ограничений на возможность совершения условных сделок (в том числе и по перемене лиц в обязательстве). Нигде в законодательстве не встретить указания на возможность совершения, скажем, договора купли-продажи или договора хранения под условием. Но это вовсе не означает, что такие договоры заключить невозможно, а говорит всего лишь о том, что нет необходимости устанавливать специальное разрешение всякий раз применительно к конкретным сделкам. Статья 157 ГК однозначно установила, что как под отменительным, так и под отлагательным условием может быть совершена всякая сделка, лишь бы осложняющее условие соответствовало сути той или другой конкретной сделки. Отменительное условие прекращает (отменяет) возникшие правовые последствия на будущее время, отлагательное "отлагает", т.е. откладывает или отсрочивает наступление правовых последствий совершения сделки впредь до своего наступления. Сказанное, будучи преломленным к конкретным сделкам по перемене лиц в обязательстве, означает, что умолчание законодательства по данному вопросу свидетельствует о дозволенности осложнения данных сделок - как делегационных, так и цессионных, так и переводных - условиями любых типов - отменительными или отлагательными. В прямом законодательном санкционировании нуждается, таким образом, не возможность, а, наоборот, запрет осложнения той или иной конкретной сделки условием всякого или строго определенного типа. Наиболее известны в этом отношении запреты вексельного законодательства на осложнения условиями обязательств акцептанта, векселедателя простого векселя, индоссантов и авалистов (см. ст. 26, 75, 12, 32 Положения о переводном и простом векселе), а также запрет на осложнение условием вексельного предложения уплатить (ст. 1 Положения). Ясно, что некоторая неточность в терминологии (речь должна идти, конечно, не об обязательствах, а именно о сделках) не должна служить препятствием ни к уяснению сути сказанного, ни к адекватным ей выводам.

 Осложнение сделки условием приводит к возникновению своеобразных юридических последствий в виде секундарных прав и корреспондирующего им состояния юридической связанности. Уступка права требования, совершенная под отлагательным условием (например, под условием совершения какой-либо сделки третьим лицом - контрагентом цедента), не влечет прекращения этого права требования у цедента и возникновения его у цессионария иначе, как с момента наступления этого условия. До наступления этого условия цедент оказывается связанным перед цессионарием бременем сохранения условно переданного права в надлежащем состоянии - он уже не может его уступить (иначе, как под отменительным условием), не может его осуществить, не может изменять его содержание соглашением с должником и не может совершать действий, направленных на прекращение или изменение этого права. Цессионарий же оказывается связанным в своем поведении необходимостью обеспечения предоставления эквивалента за уступленное право в соответствии с условиями сделки. Отменительное условие, напротив, связывает цедента бременем сохранения полученного от цессионария эквивалента в течение определенного срока, на протяжении которого может наступить значимое условие; цессионария - бременем сохранения приобретенного права или, во всяком случае, всего того, что будет получено им от его осуществления.

 То же самое можно сказать и о ситуации перевода долга под условием.

 Любопытно, что, даже будучи совершенными под условиями, договоры уступки требования и перевода долга не изменяют своего распорядительного характера, поскольку с наступлением условия отлагательного стороны связывают наступление абсолютно-правовых последствий, а с отменительным - их отмену. Кроме того, осложнение сделки условием приводит к созданию дополнительных (вспомогательных) юридических последствий абсолютно-правового характера - прав ожидания или секундарных прав, составляющих элементы так называемой динамической правоспособности.

 Таким образом, определяя место сделок по перемене лиц в обязательствах в системе сделок современного российского гражданского права, следует иметь в виду, что: (1) все они могут иметь своим предметом любое обязательство, за исключениями, прямо установленными законом или вытекающими из его общих предписаний, причем как в полном объеме обязательства, так и во всякой его части, при условии делимости предмета обязательства; (2) все эти сделки являются абстрактными, хотя действие их абстрактности может быть ограничено - сведено к относительному материальному эффекту посредством титулирования сделок; (3) все они могут совершаться и как условные и как безусловные сделки, но при этом (4) сделки делегационные относятся к числу односторонних, в то время как цессионные и переводные - к числу договоров; (5) сделки делегации являются сделками реальными, в то время как сделки цессионные и переводные - консенсуальными с точки зрения момента своего заключения, но вместе с тем распорядительными (реальными) с точки зрения создаваемых ими гражданско-правовых последствий.

 Далее рассмотрим специфические черты каждой сделки, служащей основанием перемены лиц в обязательстве, по нормам современного российского гражданского законодательства.

 

 § 2. Договор уступки требования (цессия)

 

 а) Общие положения. Определение

 Перемена активного субъекта обязательства, или иначе - переход прав кредитора к другому лицу, может произойти, согласно п. 1 ст. 382 ГК, либо по сделке (уступка требования), либо на основании закона. В настоящем параграфе нас будет интересовать первый случай, т.е. переход права требования по сделке.

 ГК не уточняет, что за сделка имеется им в виду. Помещение им в "скобках" после указания на сделку словосочетания "уступка требования" может быть, конечно, сочтено наименованием такой сделки, но, скорее всего, законодатель здесь имел в виду указать на цель сделки. Вне зависимости от своего характера (односторонняя ли она или относится к числу договоров) и, уж тем более, - названия, это должна быть такая сделка, которая непосредственно направлена на достижение распорядительного эффекта - уступку требования (его прекращение у одного кредитора и производное возникновение в другом лице).

 Все следующие положения статей главы 24 ГК сформулированы, однако, таким образом, что из них однозначно прослеживается ориентация исключительно на сделку договорного характера. Так, п. 2 ст. 382 ГК указывает, что "для перехода к другому лицу прав кредитора не требуется согласие должника, если иное не предусмотрено законом или договором". Если согласие должника не требуется, то чье же требуется? Очевидно, согласие субъектов, прежде должника упомянутых, то есть "другого лица" (к которому будут "переходить" права кредитора) и самого этого "кредитора". На договорный характер уступки требования указывают и некоторые другие нормы Кодекса; он признается и подавляющим большинством ученых, и арбитражной практикой. Представляется, что договорную природу сделки, о которой говорит § 1 гл. 24 ГК, можно считать вполне однозначно установленной; больше того, из Кодекса ясно следует, что им имеется в виду договор, заключенный между двумя кредиторами - прежним и новым. Следовательно, все дальнейшие нормы ГК о перемене кредитора в обязательстве следует понимать как нормы, регламентирующие договор сингулярной сукцессии или активной цессии.

 Договор сингулярной сукцессии (активной цессии) - это соглашение, в силу которого одна сторона (первоначальный кредитор, цедент) передает другой стороне (новому кредитору, цессионарию) субъективное обязательственное право (право требования) к третьему лицу (должнику, цессионару), а цессионарий приобретает это право требования.

 б) Требования, не подлежащие цедированию *(247)

 Имея в виду сделанные ранее общие выводы, а также наличие в ГК норм, регламентирующих отдельные случаи недопустимости совершения цессии *(248), можно утверждать, что общим правилом ГК считает дозволенность уступки в порядке сингулярной сукцессии всякого требования по всякому обязательству. Исключения из этого правила, известные ГК, немногочисленны. Это:

 1) требования, связанные с личностью кредитора, так называемые строго личные или высоко персонифицированные (термин Л.А. Новоселовой) требования (в качестве примера ст. 383 ГК приводит требования об алиментах и о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью);

 2) требования, уступка которых противоречит закону или иным правовым актам (п. 1 ст. 388 ГК);

 3) требования, уступка которых противоречит договору (имеется в виду договор первоначального кредитора с должником) (п. 1 ст. 388 ГК) *(249);

 4) без согласия должника - требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника (п. 2 ст. 388 ГК), либо иное требование, не подлежащее уступке без согласия должника в силу прямого указания закона или соглашения цедента с должником (п. 2 ст. 382 ГК).

 Русские ученые - цивилисты различных эпох выделяли также ряд частных случаев требований, цессию которых они считали недопустимой в силу самой природы этих требований. В основном это были строго личные права, т.е. права, в принципе не приспособленные к передаче, точнее - неразрывно связанные с личностью только одного конкретного кредитора (право требования предоставления узуфрукта, оказания личных услуг, возмещения за оскорбление, клевету, обиду; право требования возвращения дара, возникшее вследствие неблагодарности одаряемого, и некоторые др.) *(250). В Комментарии к ГК РСФСР 1964 г. к строго личным требованиям отнесены также требование о выплате авторского гонорара и требования, связанные с отношениями членства в кооперативных организациях *(251). К этой категории прав мы можем добавить право требования одаряемого к дарителю об исполнении обещания дарения (п. 2 ст. 572 ГК), а также право требования заемщика к кредитору о выдаче кредита (ст. 819 ГК).

 В различные времена выделялись различные требования, уступка которых прямо запрещалась законом. Так, в дореволюционной России наиболее известным было предписание о запрещении передачи прав из закладных и заемных писем, обеспеченных закладом недвижимости *(252). В советское время принципиально недопустимой считалась уступка такого требования, которая приводила бы к нарушению принципов планирования, например, требования о поставке продукции, о передаче предприятиями друг другу основных фондов *(253). Транспортными уставами и кодексами было закреплено положение о недопустимости уступок прав предъявления претензий и исков к перевозчику *(254). Современными авторами нередко обращается внимание на недопустимость уступки ряда требований, связанных с банковской деятельностью *(255), например, требований клиента к банку по распоряжению банковским счетом *(256) и вообще любых требований банка после отзыва у него лицензии на совершение банковских операций и т.п.; требований арендатора к арендодателю без согласия последнего (противоречит п. 2 ст. 615 ГК); недопустимость безвозмездной уступки любых требований в отношениях между коммерческими организациями (противоречит ст. 575 ГК); недопустимость уступки любых требований, совершенной потенциальным банкротом во вред своим кредиторам (ранее противоречила и противоречит ныне соответствующим нормам законодательства о несостоятельности (банкротстве) *(257). До недавнего времени к этому перечню следовало бы добавлять еще и случай недопустимости уступки резидентом России резиденту же любых требований, выраженных в иностранной валюте, кроме как по специальному разрешению Банка России на каждую уступку: таковая противоречила п. 7-10 ст. 1 и п. 1 и 2 ст. 6 ранее действовавшего Закона РФ о валютном регулировании и валютном контроле. В настоящее время следует согласиться с мнением В.В. Почуйкина, согласно которому новый (ныне действующий) российский валютный закон *(258) не относит право требования, выраженное в иностранной валюте, к числу валютных ценностей и не рассматривает уступку такого права в качестве валютной операции *(259).

 В настоящее время следует констатировать недопустимость уступки:

 1) любых требований лицом, признанным банкротом, без санкции на то временного, внешнего или конкурсного управляющего (противоречит ст. 64, 82, 101, 109, 112, 133 и 140 Закона о несостоятельности (банкротстве) *(260));

 2) любых требований малолетними (противоречит ст. 28 ГК);

 3) отдельных прав из ценных бумаг, удостоверяющих совокупность прав, например, уступки только права получения дивидендов из акции без уступки остальных прав (противоречит п. 1 ст. 142 ГК, устанавливающей начала презентационности и неделимости ценных бумаг) *(261);

 4) преимущественного права покупки (противоречит п. 4 ст. 250 ГК РФ);

 5) залогодержателем своих прав по договору о залоге, иначе, как при условии одновременной уступки тому же лицу и прав по обеспеченному залогом обязательству (ст. 355 ГК);

 6) требований, возникших из договоров пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением (противоречит п. 2 ст. 589 ГК);

 7) финансовым агентом требований, которые он сам приобрел в порядке уступки (противоречит ст. 829 ГК, если иного не будет предусмотрено договором финансирования под уступку данного требования).

 Конечно же, отыскать все законодательные предписания, которые могут послужить основаниями для ограничения или запрещения уступки тех или иных требований, невозможно. Но можно вывести общее правило, хотя бы и на основании приведенных выше примеров. Как можно заметить, законодательные ограничения на совершение сделок уступки требований устанавливаются исходя из нескольких различных критериев: субъектного, объектного, содержательного и временного. Следовательно, ответ на вопрос относительно допустимости той или иной конкретной сделки цессии может быть дан только после тщательного детального изучения всех имеющихся в законодательстве ограничений, касающихся: (1) правоспособности контрагентов предполагаемой сделки; (2) оборотоспособности объектов предполагаемых к уступке требований; (3) возможности наделения правами определенного содержания только строго определенных лиц; (4) возможного времени совершения тех или иных сделок.

 Точное определение позиции по вопросу о недопустимости уступки того или иного отдельно взятого требования имеет и еще один существенный практический аспект: требования, которые не могут быть предметом уступки, не могут быть также и предметом залога (п. 1 ст. 336 ГК), а в более широком смысле - и предметом всякого иного обеспечения, реализация которого неизбежно или вероятно связана с изменением субъекта данного требования.

 в) Форма договора цессии требований

 ГК регулируется вопрос о форме, в которой должна быть совершена сделка сингулярной сукцессии (см. ст. 389). По общему правилу уступка требования, основанного на сделке, совершенной в простой письменной или нотариальной форме, должна быть совершена в соответствующей письменной форме, т.е., простой письменной или нотариальной.

 Уступка требования по сделке, требующей государственной регистрации, должна быть зарегистрирована в порядке, установленном для регистрации этой сделки, если иное не установлено законом.

 Каких-либо специальных предписаний о форме сукцессии требований, возникших из устных сделок, а также, юридических фактов, не являющихся сделками (например, из событий, юридических поступков, административных актов, судебных решений, причинения вреда, неосновательного обогащения), законом не установлено. Следовательно, должны применяться предписания общие, которые суть следующие.

 В силу общего правила п. 1 ст. 159 ГК следует заключить, что поскольку для сделок уступки перечисленных требований не устанавливается, что они должны быть совершены письменно, постольку они могут быть совершены и устно, если иного не будет установлено соглашением сторон (например, предварительным договором). Законом же, как известно, установлено "иное" в отношении (1) сделок юридических лиц между собой и с гражданами и (2) сделок граждан между собой на сумму, превышающую не менее чем в десять раз установленный законом минимальный размер оплаты труда - таковые должны совершаться в простой письменной форме (п. 1 ст. 161 ГК). Не требуется письменной формы для сделок (даже двух указанных выше категорий), если эти сделки исполняются при самом их совершении, а также, если они совершаются во исполнение письменного договора (п. 2 и 3 ст. 159, п. 2 ст. 161 ГК).

 Следуя содержанию рассмотренных норм ГК, можно заключить, что современный российский законодатель придерживается взгляда, согласно которому форма договора сингулярной сукцессии зависит от формы сделки, из которой возникло уступаемое требование. Такой взгляд можно обозначить термином теория зависимости (формы одной сделки от формы другой). Теорию зависимости можно без преувеличения назвать господствующей в русской цивилистической литературе *(262). С ней конкурирует взгляд, не имеющий специального наименования, в соответствии с которым форма договора цессии признается подчиняющейся общим правилам  Гражданского кодекса о форме сделок и о форме договоров. Большинство сторонников этого взгляда олицетворяли собой время действия ст. 128 ГК РСФСР 1922 г., *(263) которая и в самом деле устанавливала, что "уступка требования и перевод долга должны быть совершены, поскольку в законе нет специальных указаний, в форме, установленной для договоров вообще". Но поскольку буквально тут же следовало "специальное указание": "уступка требования или перевод долга, вытекающих из договора, совершенного в письменной форме, во всяком случае, должны быть облечены в такую же форму". Как видим, "теория общего правила" по ГК РСФСР 1922 г. оказывалась органически соединенной с теорией зависимости: общие правила работали только тогда, когда речь не шла о требовании, возникшем из письменного договора, т.е. подлежала субсидиарному применению наряду с теорией зависимости.

 Рассмотренным теориям - об определении формы договора цессии по правилам законодательства о форме сделок вообще и в зависимости от формы сделки, послужившей основанием возникновения уступаемого требования - традиционно противостояла теория письменности *(264) - взгляд, согласно которому всякий договор сингулярной сукцессии обязательно должен быть совершен, как минимум, в простой письменной форме, а цессия требований из нотариально удостоверенных сделок - и вовсе в нотариальной форме *(265).


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!