ТРИ СТОРОНЫ ОДНОЙ МЕДАЛИ «ЖИЗНЬ».

Ежов Алексей   2013              

GAME OVER , ИЛИ НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ.

Она ушла, оставив записку в его почтовом ящике, содержание которой было не очень понятно:

«Прощай… Если сможешь, а самое главное захочешь, то прости… Улетаю… Не вернусь… хотя бы потому что от туда не возвращаются… Сложно… Сложно было продолжать эту псевдо идиллию в нашей никчёмной жизни… Всё было не так… Оба знали про измены… Оба терпели… Всё закончено… Ты мне изменял с другой, но я то видела её – она, словно моя тень, мой двойник, а я изменяла тоже с похожим на тебя человеком… Мы оба запутались… Я прекращаю эту игру… Всё, GAME OVER … У меня вскоре появятся другие логарифмы новой жизни в интегралах пустоты, в которые будет вписана новая окружность… Наверное сложно меня сейчас понять… В общем, к моей старой окружности проведена касательная, ухватившись за которую я перейду в новую жизнь… Вроде бы всё взаимосвязано… От старой до новой окружности всего лишь одна касательная, всего лишь две точки… Я жила, как и ты в пункте А, но пришло время… Живи, живи не понимая вышесказанного, просто живи и не спеши за мной в пункт В… Прощай…»

Прочитав письмо, он прожил семь дней, пытаясь понять его суть. Вроде бы всё ясно: любовь, измена, смерть. Но все эти логарифмы, интегралы, окружности, касательные, пункты больше похожи на сюрреалистический предсуицидальный бред, чем на здравые мысли любящего человека. И однажды, остановив машину на светофоре, он понял, понял всё до последней словесной ноты. Всё сложилось в его голове, как пазл. Он осознал, прочувствовал всем своим телом, что земные логарифмы, сменились небесными, просто жизнь перевернулась с ног на голову, словно песочные часы, и теперь все проблемы и заботы перешли в другое измерение, в другое русло. Сменилась только обстановка вокруг, раньше она жила в пустоте интегралов, а теперь в интегралах пустоты; пустота и бессмысленность её земной жизни ушли на второй план, опять же всё прежнее и знакомое перестроилось, словно буквы в алфавите. А окружность – это и есть круг жизни и дел, ведь все мы сейчас бегаем по какому-то контуру, который начинается и заканчивается в одной точке, то же самое у неё началось после смерти, только теперь она осознала и уловила смысл этой дистанции. У неё появились вера и цель, которых не было ранее. Она стала духовно богаче, и все блестящие и пошлые псевдо ценности жизни остались под ногами, в другом пункте. От земной окружности есть некий мостик в небесную окружность, и этот мостик и есть касательная. То есть жизнь так и осталась жизнью, только в новых условиях. Очень часто мы балансируем на этом мостике между новыми логарифмами смерти и старыми логарифмами жизни. Выбор всегда есть. Шаг вправо или шаг влево. Он сделал шаг, на том же мосту, с которого спрыгнула его подруга, в новую жизнь, оставив записку в её почтовом ящике:

«Я тоже ухожу… Скоро встретимся в новой окружности и будут у нас новые логарифмы, старые декорации пусть рушатся, ведь там нас ждут интегралы пустоты… На том же мосту, в то же самое время я сделаю шаг к пункту В… Жди… Зачем я пишу это письмо, для кого??? Не знаю… Мне просто захотелось уйти так же, как это сделала ты… Всё… Всё песочные часы перевёрнуты, алфавит перестроен… Я ухожу… Касательная, пункты, окружности, логарифмы, интегралы… Удивительно… Ты открыла мне глаза… Я сумасшедший... Мы оба безумцы… Друг с другом расстались, чтобы встретиться вновь… Скоро, очень скоро… Я сомнамбулическими шагами подойду к тебе и обниму… А наши тени пусть остаются на земле… Всё выхожу… GAME OVER …»

Он спрыгнул в Волгу, она его нехотя проглотила. Короткими шагами он стал приближаться к пункту В. После которого на входе пришлось пролезть сквозь призму, в которой надо было решить пятьсот тригонометрических уравнений и доказать десять тождеств. Он справился с испытаниями. Два любящих сердца встретились в новой реальности. И как это часто бывает в жизни им на пути тоже придётся встретить вписанные в окружность квадраты и треугольники, трапеции и ромбы… Но самое главное – они вместе, они счастливы.      

 

«В подъезде сыром, на чётной ступеньке»

Мы с ней целовались,

Друг в друга впивались –

Вампиры.

А наглые тени на наших глазах,

Устроили танго в бесстыжих ногах –

Шальные.

 

Мы с ней обнимались,

Телами касались –

Прямые.

А наглые руки чуть ниже плеча,

На ощупь шагали к мечте палача –

Кривые.

 

Мы с ней не стеснялись,

Местами менялись –

Дурные.

А наглые дети с коньками, таясь,

Смотрели на дикий раскованный вальс –

Смешные.

 

«Вернулась»

 

Любила, но убила,

Предав. Как удав,

Задушила.

 

Молилась, но простилась,

Вонзив

Со всей силы

Нож не красивый

Мне в спину.

 

Закрыла. За крылья

Тянула акула –

Хищная смерть.

Двери в мой склеп

Забила. Забыла…

 

Ушла. Я ушёл.

Вернулась, но я не пришёл…

 

«Всех нас штампуют»

 

Всех нас штампуют, мы просто штаммы –

Идём по земле и метём штанами,

Заглядываем в окна стандартных квартир,

А там за окном такой же, как ты…

Один, как волчонок, отброшенный жизнью,

Один, как монета в кармане у жинки,

Погибшей в бою, погибшей от раны,

Погибшей весной, погибшей так рано.

Мы просто штаммы, всех нас штампуют –

Бежим от проблем, нас ими прессуют,

И руки в карманах, и куртка по ветру,

Зачем ты живёшь? Зачем тебе это?

Один, как бумага, летящая к Раю,

Один, как палач, который карает,

Который живёт, который не знает:

Зачем он живёт, зачем он страдает?

Наверное, надо тот смысл отыскать,

Который готов нас к счастью толкать…

 

«Двадцать пять дней»

 

Комната отстирана,

Отутюжена

И отформатирована.

Я простуженный.

Смехом твоим

Я контуженный.

Счастье творим

Двадцать пять дней.

Кольца на пальцах;

Штамп на странице

Двадцать пять дней

Где-то пылится;

Кости под платьем…

Часики шли,

Годы прошли:

Пальцы в кольцах,

Страница в штампах,

В жопу уколы –

И старость… Штарасть…

 

ЖИЗНЬ – СЕРИАЛ…

Наша жизнь – это сериал. Наша жизнь состоит из частей, этапов или в данном контексте лучше сказать, что она состоит из сезонов. В итоге у нас получается такое уравнение – наша жизнь равна нескольким сезонам. Чем выше рейтинги, тем больше сезонов.

Итак.

Наш сериал стартует после лихого шлепка по заднице и громкого плача в палате роддома. В это же время начинается показ и друг сериалов (ведь не только мы родились в своё время). Мы актёры. Все остальные простые зрители. И вот тут начинается. Некоторым не нравится актёр-ребёнок одного фильма, и они переключаются на другой. У кого-то не так со здоровьем и они этот сериал прерывают, то есть перестают финансировать, в итоге ребёнок оказывается в детском доме, и его жизнь превращается в ад… Кто-то умирает. Сериал заканчивается на первых сериях. В течение первого сезона сериала под названием «Жизнь» мы все встречаем разных людей, они нас смотрят, делают выводы, сравнивают – рецензируют, (тоже мне критики нашлись!!!).

Мы дожили до определённого возраста, допустим, этим рубежом будет пять лет. Справили, значит, день рождения. И приступили к съёмкам нового сезона «Жизни». Здесь начинается самое интересное – детский сад, познание мира, утренники, первая любовь, заучивание, втайне от родных, матерных слов, интерес к сексу. И опять нас сравнивают.

Школа. Третий сезон эпопеи. Начальная школа. Девочки, косички. Мультфильмы, уроки. Слёзы. Смех на последней парте.

Школа, продолжение. До девятого класса. Любовь, экзамены, уроки. Первый поцелуй, первой разочарование.

Школа, новая жизнь. Этот, четвёртый сезон длится до одиннадцатого класса. Опять экзамены, конкурсы, олимпиады. Девочки, дискотеки. Поцелуи, интим. На протяжении сезонов про школу нас характеризуют по полной программе, здесь и призы, статуэтки, как на Каннском фестивале, в общем, кошмар да и только. Зарабатываем авторитет. Заработали.

Институт или колледж. Учёба, стипендия, семинары. Любовь, секс и прочие глупости…

Работа. До пенсии. Семья, дом, дети. Новые сериалы. Работа, работа, работа. Кино перед сном и короткая любовь без страсти в течение пяти минут.

Старость или пенсия. Последний сезон нашего нашумевшего сериала. Книги, таблетки, больница, внуки. Ностальгия с анальгином и смерть…

Вот так начиная с первых серий темп нашей жизни к старости всё нарастает и нарастает, а потом фильм обрывается… без красивого финала. Каждый день мы куда-то бежим. А стоит ли так спешить???

 

«И плохо…»

 

Ты стала другой…

Пошла далеко,

А тень за спиной

Звала за собой,

Когда уходила на поиск свобод…

Я помню дверь,

Её хлопок

И умер зверь,

Как старый волк,

Тот зверь имел название «Любовь»…

 

И струны рвались от немеющих рук…

И плохо… Плохо… Рушилось всё вокруг…

И падали мысли, и свечи на пол…

И плохо… Плохо… Ранила в сердце боль…

 

Растаяв в дыму,

Сбежала к нему…

И новый пароль,

Как только король

Спустился на лёд и бросился в бой…

Погибли цветы…

И завтрак остыл,

Как запах руки…

Её каблуки

В подъезде кричат в ответ про любовь…

 

И порваны струны, как нервы, как небо

Во время грозы…

И плохо… Мне плохо… Хочется снега

Во время весны…

 

«Испанец»

 

Танец-испанец – жизнь,

В куртке окурки дней,

Прожитых с ней.

Кто нас кружил

С треском всех жил?

 

Танец-испанец – свет,

В банке с душою – крик,

Прожитый миг.

Кто делал след

В сердце, вонзив слово «Нет»?

 

Танец-испанец – смерть,

В клипе залипло «Stop»,

Нет больше слов.

Кто будет впредь

Телами с душой вертеть?

 

«Между нами»

 

Между нами, Волга

Между нами, пропасть.

Потерялась, волки

Огрызались, робость.

 

Мы кричали, время

Проходило, в души.

Разбивали, семя

Догнивало, кружки.

 

Поднимали, слёзы

Размножались, руки.

Нарастали, розы

Увядали, звуки.

 

Разрывали, кровью

Рисовали, фразы.

Выключали, солью

Разъедало, фазы.

 

Мы ругались, паспорт

Изувечен, ночью.

Мы расстались, рапорт

Наш оформлен, срочно.

 

Перебита, тушью

Испоганен, кухня.

Разрешилось, уши

Заложило, сухо.

МЫ ОТРАЖЕНИЯ.

Ночь, тихо-тихо падает снег. На пластилиновом небе половинка акварельной луны. Улицы пустынны. Многоэтажные дома спят. В квартире, где двое не предаются Морфею, спокойствие. На полу тают свечи. Оба, перед огромным зеркалом во всю стену, стоят на сброшенной, в порыве страсти, одежде. В помещении больше ничего нет. Неровные бетонные стены давят. По комнате летает музыка. Из старенькой магнитолы долетает голос Земфиры:

«Жить в твоей голове и любить тебя, не оправдано, отчаянно

Жить в твоей голове и убить тебя, не осознано, нечаянно…».

Двое равнодушно смотрят на свои отражения.

Она.

Размер её ног не большой. На маленьких пальчиках ухоженные ноготки покрытые красным лаком. Она робко стоит на холодной одежде. Гладкие и прямые ноги идеальны и прекрасны. От них нельзя отвести глаз. Бёдра девушки прелестны, такое сокровище категорически нельзя скрывать под плотной одеждой. Между ног треугольник кудрявых тёмных волос, словно дорожный знак приковывает внимание. Лобок, который так и хочется погладить. Поднявшись чуть выше – плоский животик. Видно, что девушка посещала спортивные залы и сидела на диетах. Гладкая плоскость прерывается пупком. Маленьким и аккуратным, ювелирной работы. Грудь среднего размера, которая ей очень идёт. Наглые соски приковывают внимание своей упругостью. Ах, а какая талия – 90-60-90. Плечи, ровные плечи, с которых моментально слетает одежда. На шее маленькая родинка. Как же здорово! Губы не покрыты помадой, естественный цвет будоражит сознание. Круглые щёчки покрывает румянец. Крупные глаза болотного цвета с большими зрачками испаряют любовь. Небольшой носик, не имеющий поганых прыщей и чёрных точек, подчёркивает изящность лица. Оно серьёзно. Тонкие брови, словно ниточкой проходят над глазами, с длинными ресницами. Она покрыта гладкой, атласной кожей. Тонкие руки с пальцами пианистки по швам. Ноготки на пальчиках тоже покрыты красным лаком. Всё остальное естественно. Каштановые волосы распущены, поэтому ушей, к сожалению, не видно, но они прекрасны. В каждом по серёжке с изумрудом. Овальное личико, просящее поцелуя, смотрит в своё отражение. И оно ей, безусловно, нравится.

Он.

Второе отражение мужского пола носит сорок третий размер обуви. Ногти на прямых пальцах ухожены. Голень покрывают светлые кудрявые волосы. Накаченные бёдра велосипедиста заставляют впиваться в них глаза болотного цвета. Половой член упруг и достаточно велик, чтобы доставить партнёрше истинное удовольствие и блаженство. Кудрявые волосы покрывают лобок. От которого тянется смелая полоска тёмных волос к накаченному прессу. Шесть кубиков – спортсмен. На груди небольшой волосяной покров, который хочется ласкать и ласкать. Широкие плечи, прямая спина возбуждают. Справа от шеи небольшая родинка. На шее выпирает кадык. Овальное мужское лицо в предвкушении любви. Тонкие губы, готовые впиться в упругие соски, розового цвета. Нос с небольшой горбинкой, с аккуратными ноздрями ухожен и чист, как, впрочем, и всё тело. Круглые глаза с длинными ресницами говорят о любви. На его лице лёгкая, возбуждающая, небритость. Тёмные волосы уложены в модной причёске, чёлка зачёсана вверх. Широкие брови подчёркивают брутальность молодого человека. Ушные раковины стандартны, не оттопырены. Руки по швам. Накаченные мускулы, от которых бегут напряжённые вены, очень красивы. На пальцах гитариста коротко острижены ногти. Прекрасное лицо с интересом смотрит в своё отражение.

Он и Она.

Два отражения повернулись друг к другу, сделали шаг. Руки пианистки заскользили по спине, руки гитариста направились к мягкой задней точке тела. Губы соединились с губами. Произошло великое соединение двух начал. Любовь – вот что всех нас объединяет. А жизнь её отражает, словно зеркало. Мы любим, мы живём – мы отражения…

           

«Ночь»

 

Ночь. В банку мою залетела печаль…

Ночь. Кто-то захлопнул банку – я в клетке…

Ночь. Хочется только курить и кричать…

Ночь. Хочется пить, рыдать на жилетку...

 

Ночь. Рвётся всё тело на частые части...

Ночь. Счастье, как глобус с двумя полюсами...

Ночь. Сволочь, как сука, увы, не причастье…

Ночь. Снова и снова я локти кусаю…

 

Ночь. Наша любовь, как распад на ионы…

Ночь. Я полимер, но распорот, как брюки…

Ночь. Я катион, и я рвусь к аниону…

Ночь. Ты убегаешь. Смерть. Падают руки…

 

Ночь… Ночь… Ночь..

 

«Песнь о Мадагаскаре»

 

Солнечный рай –

Мадагаскар!

Я еду к тебе

По нашей Земле.

 

Столица.

Там лица

Сверкают. Мелькают

Стаканы с руками

И джинсы с ногами,

И юбки-стаканы

В столице,

Где птицы,

Как лица

Мелькают и тают,

И тают, и тают…

 

Солнечный край –

Мадагаскар!

Я еду к тебе

По тёплой земле.

 

«Последний роман генерала»

 

Небо брезентом обтянуто.

Струны души перетянуты –

Звук искажён.

Нерв повреждён.

Солнце упало

В лужу скандала,

Пуля в висок,

Боль – порошок

Рану укрыл.

Рано украла

Смерть генерала.

Рядом был Крым.

 

Она служила в разведке. Африка была для неё родным домом. Она украла все материалы по созданию атомной бомбы. Вернулась к себе. В Африке ей дали титул героя. А наш генерал покончил с собою…

 

«Послушай своё сердце»

 

Послушай своё сердце, ведь оно тебе говорит,

Послушай своё сердце, ведь оно давно нам кричит:

«Старайтесь больше любить,

Старайтесь больше прощать,

Старайтесь радостно жить,

Старайтесь не унывать,

Старайтесь больше любить!»

 

Послушай своё сердце – никогда оно не молчит,

Послушай своё сердце – часто нам оно говорит:

«Старайтесь больше любить,

Старайтесь меньше страдать,

Старайтесь чувства не бить,

Старайтесь слёз избегать,

Старайтесь больше любить!»

 

Послушай своё сердце, ведь оно стучит,

Послушай своё сердце и меня прости,

Послушав своё сердце, скажи не молчи,

Послушав своё сердце, громко закричи:

«Я буду чаще любить,

Я буду реже грустить,

Я буду радостно жить,

Я попытаюсь простить

Тебя,

Я буду больше любить

Тебя!!!»

 

«Преподавателю по ф.»

 

Прости. Я не имел на это право.

Я не хотел обидеть вас.

Прости. Застыли свечи в храме.

Я не хотел обидеть вас.

 

Прости. Но так уж получилось.

Мне стыдно. Правда стыдно. Третий день.

Прости. Такое вот случилось.

Мне стыдно. Честно стыдно. Третий день.

 

Прости. Прошу прости «больного».

Депрессия и нервы. Чёрт возьми.

Прости. «Испорченный» я школьник.

Депрессия. Прости меня. Прости.

 

P.S.: Уважаемая N простите за грубость…

 

«Пустота»

 

Инфекция: заразился любовью.

Опасно жить: я болею тобою…

 

Эти солнечные дни

Провели мы с ней одни

На лазурном берегу…

 

Королевство кривых зеркал…

Я тебя там искал… Искал…

 

Что тут поделать? Накосячили оба,

Теперь не замазать нам все щели в любви.

Что тут поделать? Плакать, кричать у гроба,

Или бежать…

 

Я тебя изучаю по нотам души,

Я тебя изучаю, ты бежать не спеши…

 

Монгольские скулы…

Мне не уютно…

Оборваны струны –

Читай камасутру…

 

«Рождённый в сорок втором»

 

Рождённый в сорок втором

На внешнем слое судьбы,

Забытый, глухонемой,

Контуженный дикой войной –

Мальчишка запойной зимы.

 

Рождённый в сорок втором

В кармане подлой страны,

Охрипший, полуживой,

С разбитой в бою головой –

Мальчишка курящей зимы.

 

Рождённый в сорок втором

В огне, на игле, на войне;

Рождённый в сорок втором,

Когда все погибли. Он нет.

 

ТРИ СТОРОНЫ ОДНОЙ МЕДАЛИ «ЖИЗНЬ».

Город был обнесён туманом, словно стеной. Он глотал всё что попадалось ему на пути. В итоге, оставив только четыре постройки и потрескавшуюся от времени дорогу, остановил свою деятельность навсегда.

 Самым высоким зданием считалось «Школа-институт», на третьем этаже которого дети получали школьное образование, после одиннадцати лет они спускались по железной лестнице, покрытой ржавчиной, в туман, на второй. Там находилось высшее учебное заведение. Спустя пять лет, получив диплом и никому не нужную специальность, девушки и юноши выходили из стен здания через холл первого этажа, по полу которого стелился дым. К слову сказать, в этой постройке не было ни одного окна, внутри всё было выложено мрамором, серым камнем. Всё это очень напоминало склеп, в котором хоронят личности и выпускают от туда роботов, похожих друг на друга. В процессе образования или форматирования детей на протяжении шестнадцати лет в кабинетах, в коридорах и в залах звучал похоронный марш.

Напротив «Школы-института», через, оборванную с двух концов, асфальтовую дорогу стоял старинный особнячок – «Биржа труда», на котором висело, уже который год, объявление: «Работы нет!». А внизу плаката не так давно появилась надпись, сделанная чёрной гелевой ручкой: «И не будет!!!».

Если повернуться спиной к дороге, то слева от трёхэтажки находился бордель, а справа пыхтела кочегарка. Все постройки были слеплены в советское время из серого мрамора.

Весной и летом зелёную траву регулярно окрашивали в чёрный цвет, а зимой вместо неё снег подвергался извращению.

Тротуары были посыпаны галькой, деревья срублены, а солнце само не появлялось в этом скверном месте.

Шаги. Из тумана появились две пары ног – мужская и женская. Ребята спускались со второго этажа в холл. За несколько секунд они пересекли серый зал. Дверь скрипнула и сама распахнулась перед ними. Бывшие студенты вышли на улицу. Девушка была одета в чёрное платье, придуманное в 1926 году знаменитой Коко Шанель. Парень шагал в чёрном костюме. Оба они шли босиком. На их лицах были прикреплены маски белого цвета, ни чем не отличающиеся друг от друга. Перед калиткой стояла металлическая урна, в которую полагалось кидать дипломы. Они поступили так же, как и прежние выпускники, бросив в ведро маленькие книжечки. Выйдя за ограду и встав перед дорогой, Она сказала: «Я не хочу становиться шлюхой, как и ты не хочешь становиться кочегаром. Мы любим друг друга. Давай завтра на другой стороне города в обеденный перерыв пойдём искать счастье?». Молодой человек кивнул в ответ, и они разошлись – девочка направо, мальчик налево.

Наступила новая Жизнь. Молодые люди больше не имели права возвращаться на ту сторону, откуда пришли. Двери не открывались назад в мир тумана и серости. Для них теперь было самое главное зарабатывать деньги. Но, к сожалению, продажная любовь не очень ценилась, а кидать в топку уголь почти ничего не стоило.

Наступил обед следующего дня. Он и Она встретились в кафе. Пообедав, они, босиком и в той же одежде, с теми же масками, отправились на поиски счастья.

Эта сторона города была большая и контрастная, но все люди были одинаковы. Маски и чёрная ткань лишали их индивидуальности. Но Жизнь продолжалась.

Проститутка со своим парнем, молча, шагали по обочине дороги навстречу движущемуся транспорту. Запорожцы и старые Волги гудели и дымили на всю улицу. Рядом с ними бесшумно проплывали BMW и Ferrari. Затемнённые окна лимузинов сменяли обычные с трещиной в центре. Впереди мигали две машины. Жигули врезалось в Audi R8. Маски в чёрных одеждах матерились и ждали полицию.

Влюблённые дошли за полчаса по трассе до парка. На лавочках спали БОМЖи, а алкоголики сидели с протянутой рукой. Дворники гоняли пыль. Депутаты шагали колонной, перед камерой, к памятнику погибшим в Великой Отечественной войне, чтобы возложить гвоздики и сказать после этого грустным пластмассовым голосом народу: «Мы благодарны всем тем, кто прошёл войну…» и тому подобное. После этой фальшивой ноты, они разойдутся и отправятся в сауну, снимут проституток, отдохнут и вернутся к семье.

Ухоженные аллеи сменились кривыми улицами. Над маленькими деревянными домиками возвышались небоскрёбы. Возле лачуг сидели бабушки и торговали картошкой со своего огорода. Пожилые люди единственные не носили масок и чёрных одежд. Они были настоящими. Их лица всегда были приветливы и улыбчивы. Старенький халат, валенки с галошами и платочек цветастый – вот их привычная одежда. Они вынуждены продавать овощи. Их пенсии хватало только на лекарство. А вот к бабушке приехали внуки с детьми. Вся семья в масках, пытается изобразить счастья. Обнимаются. Парень и Она пошли дальше.

Магазины сменяли рестораны, больницы сменяли офисы. Дальше пошла одна каша. Между кладбищем и церковью стоял McDonalds. Между развлекательным центром и детским садом находился городской морг. Жутко жить.

Окраина города. Вдалеке виднеется заброшенная деревня, жители покинули её после того, как колхоз развалился. Пустыри. Завод не работает уже несколько лет. Слышно выстрелы – кто-то решает свои проблемы.

Он и Она развернулись и пошли назад, потому что дальше пути не было – клубился туман. Лишь церковь вдалеке стояла покосившись.

Переходя через дорогу по пешеходному переходу, Её сбил Lexus. Суд признал виновным девушку и освободил артиста из зала заседания.

Увидев произошедшее, Он бросился к трупу, но не успел… Его сбило Жигули. Судья признал виновным водителя, вдовца с двумя детьми, и выбрал для него наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет. Девочку и мальчика пришлось отдать в детский дом, который располагался на чердаке «Школы-института».

Он упал от удара и его, ещё тёплые, пальцы едва коснулись руки, уже холодной, девушки. Маски слетели, а одежда сгорела дотла. Души вспорхнули к Солнцу, к третьей стороне одной медали «Жизнь»…

«Хирургия влюблённых сердец»

 

Губы, бросив поцелуй, застыли в форме созвездия рыб.

Руки скользят по спине и в поисках счастья бегут на звук.

Время бежит по траншеям вниз камнями с высокой горы.

Слёзы от счастья бравым десантом прыгают в озеро с губ.

 

Струны ржавеют, как души, быстро от воздуха глупых слов.

Люди ржавеют, как танки, грязь, попытавшись уксусом смыть.

Реки, как вены, вспороты солнцем, радугой тянется бровь.

Ты улыбаешься, я улыбаюсь, и хочется просто жить.

 

Сердце дробит: сто сорок в минуту, любовь поселилась там.

Воздух сквозь губы, ветер сквозь пальцы, солнце рвёт грудь облаков.

Верность тонка – порвётся и скотчем не склеить грязным рукам.

Хрупкие тени срослись плечами в поиске новых миров.

 

Тропы на теле влажные руки рисуют – в городе спят.

Тёплые губы плавят лицо, и пальцы шагают к ногам.

Тайна останется тайной, утром сердце взорвётся опять.

Полночь – цепи порвутся и губы прилипнут к тёплым губам.

«Я буду скучать»

 

Я без тебя буду скучать,

Я не буду спать по ночам,

Я буду пить кофе и чай,

Я без тебя буду скучать.

 

Ты уезжаешь на север или юг,

Ты замыкаешь этот проклятый круг,

Ты забываешь, но я верный твой друг,

Ты уезжаешь на север или юг.

 

Я остаюсь в этом доме один,

Я без тебя, но я твой господин,

Я не хочу оставаться таким,

Я остаюсь в этом доме один.

 

Ты улетаешь на юг или север,

Ты уезжаешь – я в это не верю,

Ты закрываешь железные двери,

Ты улетаешь на юг или север.

 

Я остаюсь – меня не забывай,

Я не хочу кричать тебе прощай,

Я улыбаюсь – за окнами май,

Я остаюсь, меня не забывай.

 

БЛОНДИНКА В БОЛЬНИЦЕ.

 

Больница. Кабинет №12. Уролог. Блондинка стучится в дверь.

- Да, да, войдите! – крикнул врач из кабинета.

- Добрый день, мистер Валентин Романович!

- Добрый, добрый, хоть сейчас и утро! Ну, впрочем, что вас, уважаемая, привело ко мне?

- У меня дорогой доктор большие проблемы. Вы не подумайте я не тупая, а очень даже умная-преумная, например, на права сдала всего с 45 раза, в отличие от Марьяны, которая уже 101 раз вчера пыталась получить права. Представляете, еду-еду вчера?

- И что же?

- Так вот еду, еду, еду, еду и тут звенит телефон, кричит, ну просто разрывается, а мне прерывать не хочется моей любимой композиции. Так вот телефон поёт: «Всё для тебя, рассветы и туманы, для тебя…». На второй раз подняла трубку, звонит мне, как оказалась подруга, (Марьяна, ну та, что тупее Маруси и Анжелики), звонит с экзамена по вождению и спрашивает, своим писклявым, противным голоском: «Лиля, какая педаль называется газ?». В это время какой-то козлина меня подрезал, я резко затормозила, и телефончик мой розовенький в стразиках упал мне в ноги, скорость большая, и как вы думаете, что я сделала?

- Что?

- Я взяла и загнала машину в клумбу с цветами на тротуаре, всё объяснила идиотке своей, выехала и опять поехала. Теперь вы видите, что я не дура?

- Вы гений!!! А теперь давайте ближе к делу? Что у вас случилось и чем я могу вам помочь?

- У меня в голове что-то шевелится, щекотится и ползает. Скажите, доктор, я буду жить?

- Конечно, будете. Просто у вас начала первая извилина прорастать. Не беспокойтесь.

- Спасибо, врач! Прощайте, до новых встреч!

- Не за что! Прощайте!

Больница. Блондинка вышла из кабинета. Звонит Марьяне.

- Марьяша, любимая моя, у меня всё хорошо, это извилина первая прорастает, так что сегодня будем отмечать.

- Ой, даже не знаю, у меня уже третий день голова болит. Кошмар.

- У тебя, наверное, мозг стал созревать, сходи к урологу, он поможет.

- Ты что, уролог – это ведь от слова «урод»?

- Нет, с ума сошла? Уролог – это от слова «ум»!

- А ну тогда ладно! Сегодня же схожу! Пока!

- Поки-чмоки!!!

Через два часа.

- Привет, Маря! Ну что сходила?

- Да, у меня, оказывается, мозг постепенно развивается. Всё хорошо. Сегодня празднуем! До встречи в ресторане!

- До встречи!

 

«Будь сильна – ты должна жить!»

 

Ты должна жить,

Я убеждён!

Нерв повреждён,

Выкинь ножи!

 

Ты должна верить,

Вера – есть жизнь!

В танце кружись,

И без истерик!

 

Ты должна жить,

Жизнь – это чудо!

Липнет простуда,

Значит беги!

 

Ты должна верить,

В этом вся соль!

Глупая боль

Нас не изменит!

 

Будь сильна – мир жесток,

Будь сильна – ты есть ток,

Будь сильна – жизнь, как пресс:

Пасха сегодня – Христос Воскрес!

 

«Дворовая песня о любовном квадрате»

 

Солнце льёт апельсиновым джемом,

Растворяясь в душевной нирване.

Она плачет по мальчику Жене,

Забывая влюблённого Ваню.

 

Она плачет, но к сожаленью

Не полюбит её тот Женя,

Ведь он любит девчонку Свету,

Но ему с ней, увы, не светит.

 

Она плачет на тёплом диване,

Света тоже рыдает в подушку,

Потому что не может без Вани,

Ваня любит её лишь подружку.

 

Они плачут снова и снова

От любви, от дурного слова.

Они плачут, что здесь такого?

Все мы плачем, когда хреново.

 

Солнце плачет в любовном квадрате,

Это значит, появится Катя,

Наведёт здесь порядки чужие,

И они позабудут, как жили…

 

«Жизнь всему научит»

 

Осень – жёлтый ветер,

Плесень – небо утром,

Верность – подвиг время,

Слёзы – символ грусти,

Струны – наши нервы,

Выход – только тучи,

Капли – просто стервы,

Жизнь всему научит.

«Звук»

 

На перекрёстке губ,

Не параллельно зрачкам,

Но параллельно очкам,

Звук рождается вдруг

И камнем падает с губ,

Порезав вены о зуб,

Роняет слово «Good!»*

 

Неаккуратный звук

Роняет фразу «Sehr gut!»*

И, молча, падает в пруд,

Где не вода, а Luft*.

На странном теле печаль,

Застыла, словно печать

Из непонятных букв.

 

 Средневековый звук,

Рождённый кем-то внутри,

Под цифрой eins oder* три,

 Щекочет нервы слуг.

Он от гортани бежит,

Не зная чем дорожить,

И попадает в круг.

 

А там в кругу fire moon*,

А там в кругу его смерть,

Он будет вечно смотреть

В прореху между губ.

Перезагрузка всех фраз,

И льётся гелем экстаз,

 Незаменимой Blut*.

 

Примечание:

Good – (англ.), хорошо;

Sehr gut! – (нем.), очень хорошо;

Luft – (нем.), воздух;

Eins oder – (нем.), один или;

Fire moon – (англ.), огненная луна;

Blut – (нем.), кровью.

 

«И земля остыла без тебя…»

 

Опустели комнаты,

Почернело золото,

И цветы увяли без тебя…

Опустились ласточки

На окошко пыльное,

И земля остыла без тебя…

 

Я закрою форточку,

Поцелую карточку,

На которой ты так молода…

На одно мгновение

Погружусь я в прошлое,

Где была ещё ты молода…

 

Ты уходишь в серые

Небеса прекрасные,

Оставляя мир и суету…

Не забуду прошлое,

Не сотру из памяти

Твои губы, смех и доброту…

 

«Любовь»

 

Любовь героином вползает под кожу,

Вползает героем, бежит осторожно,

Бежит импульсивно, скачками и дрожью,

Скачками, как пульс, а быстрей невозможно.

 

«Между нами километры…»

 

Между пальцев сигарета,

За окном зима.

Чашка кофе на газете,

Я схожу с ума.

 

Пахнет в комнате рябиной,

Воздух, словно формалин,

Я запутан паутиной,

Но снимаю новый фильм.

 

Между нами километры,

Тысячи дорог.

Ты ушла, захлопнув двери,

Вот всему итог.

 

Пахнет в комнате зефиром,

На столе стоит коньяк,

Я влюбился без причины,

Я влюбился просто так.

 

Между нами поцелуи,

Новая любовь.

В теле демоны уснули,

Фильм теперь без слов.

 

Пахнет в городе экстазом,

Пахнет в комнате тобой,

Захлебнувшись старым джазом,

Развязали новый бой.

 

Мы с тобой…

 

НА КРАЙ ЗЕМЛИ.

 

"Рухнул паук вниз со стола,
вместе с ним упала страна"

 

Жил-был паук, и у него было 15 ног. Спину его украшало родимое пятно в виде серпа и молота. Жил он в огромной клетке, которая состояла из 15 республик. Как Вы уже догадались, жил паучок в Советском Союзе. Ему там нравилось. Всё было общее, люди были добры к нему, еда была чистая, без канцерогенов. Его никто не трогал, потому что в умах людей ещё жила древняя поговорка, смысл которой - не убивай паука в доме, иначе придёт несчастье к тебе. Паучок много где побывал, много что повидал. И на фронте воевал, и в тылу отдыхал. Письма чужие из госпиталя и документы секретные читал. В общем, жил не тужил паучок.
Но однажды кто-то шлёпнул его газетой, пока он уползал с трибуны. Паук замер навсегда. Его маленькое тельце смахнули на пол, на ковровую дорожку, куда он и упал, перевернувшись в воздухе на спину. Несколько ног у него отвалилось. Осталось лишь 8. Столько же было и округов в его новой клетке. От прикосновения спины с поверхностью паркеты, укрытого красной дорожкой, родимое пятно содралось. Было больно, но паучок уже ничего не чувствовал. На его груди появились три полосы - белая, синяя и красная. Так и живёт паук до сих пор, в мёртвом состоянии живёт. Тоже много где побывал. Сначала между прутьями веника, затем в щели между половицами. Стали делать ремонт, и паук очутился в контейнере с мусором, далее отвезли его на городскую свалку. Случайно попав в карман пиджака, который вскоре нашёл местный БОМЖ, паук перешёл в какой-то заброшенный дом. Но дом через несколько дней сгорел, и паучок, превратившись в пепел, улетел на поиски лучшей жизни, куда-то очень далеко, на край Земли...

 

«Не уходи»

 

Я ухожу, и ты уходишь;

И между нами лабиринты;

Вся наша жизнь, как фильм проходит,

Вся наша жизнь - сплошные спринты.

 

Мы растворяемся в разлуке

На территории под небом

И, отпустив друг друга руки,

Вновь разбегаемся по снегу.

 

Падает небо нам на плечи;

Время - спидометр нашей жизни;

А за спиной целая вечность;

Я так хочу к тебе поближе.

 

Но тает снег, и время тает,

Их не вернуть в прежнее русло.

Если ушёл, птицей взлетая,

Назад уже... сложно вернуться.

 

ПРИПЕВ:

Не уходи,

Постой на месте.

Не забывай,

Мы были вместе.

Не уходи,

Вернуться сложно.

Не убегай,

Ещё возможно...

 

«Но вдруг гаснет свет…»

 

«Меня провожали мать,

Сеструха, батя и брат,

И девушка с длинной косой

Вослед мне махала рукой.

Я тихо молитву прочёл,

Закинул рюкзак на плечо,

Надел от дождя капюшон,

Простившись со всеми, ушёл.

Ушёл на войну бить врагов,

Забыв про большую любовь,

Уверенно в сердце храня –

Маруся дождётся меня,

Такая на свете одна.

Но мысли пока о другом:

О драке с одним лишь штыком,

О ранах, об орденах,

О силе, прОклявшей страх.

 

Я шёл по дорогам вдаль

И толком не знал куда.

Но, в общем-то, знал я зачем

Шагаю на шёпот свечей:

Оружие крепко держать,

В атаку с улыбкой бежать,

И палец, в крючок превратив,

Стрелять, чтобы кровь на кусты

Чернилами капала в такт

Дыханию новых солдат.

Не буду стрелять, если враг

Спиной повернётся, вот так.

Но буду стрелять, если друг

Предателя выберет путь

И тут же забудет семью.

И вот уже я в бою,

На твёрдой земле стою.

 

Держа в руках автомат,

Смотрю на других ребят.

И пальцем я жму на курок,

А в мыслях всё тот же порог,

Всё те же махают мне в след,

Но вдруг гаснет свет.

Нннеееттт…

Нееееет…

Нет…»

 

ОН БЕЖИТ ПО ПОЛЮ.

Утро. Солнце врывается в комнату, преодолевая преграды из стекла и занавески. Лучи скользят по стенам и мебели, по полу и потолку. Наглость, с которой всё это происходит, приводит меня в бешенство. Ведь ещё только полседьмого, а жёлтая апофема уже прыгает из вершины – солнце – на сторону боковой поверхности в виде моей щеки. Нащупав середину этой стороны, прямая втыкается в глаз, разрывая веко и вгрызаясь одним концом в зрачок. Я просыпаюсь. Но меня ещё держат сны за ноги, за волосы, за пальцы рук. Сны цепляются, но нити рвутся одна за другой, секунда за секундой, и наступает та минута, когда связь потеряна на долгое время. Я проснулся.

Некоторое время назад мне снилась ВОЙНА…

Осень, зима, весна, лето и опять осень. Пять лет – пять месяцев…

Мне приснилась ВОЙНА… ВОЙНА… ВОЙНА…

«Он бежит по полю. Дождь плетёт кружева на лужах, на глине, на трупах, на орденах и медалях, на лицах со стеклянными застывшими навсегда глазами, на выцветшем поле, на кустах, на листьях кустов, на воздухе, на одеждах бегущих, на оружии, на дрожащих на курках пальцах, на ручьях, в которых бежит чья-то кровь, смешавшись с водой, на подошвах, ступающих по старым кружевам, на бетонных или пластмассовых душах. Артерии под кожей, подражая ливню, также выплетают кружева…

Он бежит по полю. Снег, десантируясь с неба, плавно ложится на землю, на изувеченных в бою ребят, на награды, которые должны были звенеть на параде, на ботинки, испачканные кровью, на жёлтые листья, на холодный воздух, на обгоревшие кусты, на бледную кожу, на губы, с которых уже никогда не упадёт поцелуй, словно снег, по прямой в губы любимой, на крики ещё живых парней, на слёзы ранимых девушек, на бинты, раскрутившиеся осенью, на письма, лежащие в карманах, на души. Озябшие листья, словно солдаты, погибшие в бою, укрываются снегом…

Он бежит по полю. Солнце поливает лимонным соком параллелограмм войны, застывшие в улыбке лица, тёплые слова, упавшие с губ на листок письма, надежду, сгоревшую в теле, очки, стёкла которых лопнули при взрыве, пыль, поднятую с тверди земли, дни, прошедшие с 1941 года, минутные стрелки, оставшиеся на каком-то времени, кусты с набухающими почками, кости, карты, выпавшие из кармана, сумки погибших санитарок, ногти, прекратившие расти, огонёк в глазах куда-то бегущих парней, смех, рвущийся из обожжённого спиртом горла, мат, бегущий волной по таящему снегу, души, летящие вверх. Солнечные лучи, словно пальцы жён, матерей, детей ласкают тех, кто не вернулся из боя…

Он бежит по полю. Тополиный пух, шутя, обстреливает узоры, плетённые дождями и солнцем, пули, летящие в чью-то плоть, фотографии родных, выпавшие в лужу солёной крови, траву, покрытую болью, цветы, растоптанные сапогами, потухшие окурки, оружия, стреляющие без перерыва, секунды, дробящие свет, пульс, скачущий где-то внутри, спины, упавших навзничь людей, произнесённые кем-то слова – «Жестокость» и «Подлость», предательство, родившееся в груди, но погибшее от пули командира, души, шагающие одна за другой в пропасть. Пух хочет поднять дух солдат, но его наивность не приносит никаких результатов…

Он бежит по полю. Листья, подбитыми утками, опускаются на кружева, разрывая их неповторимый узор, на керамические лица, на шершавую кожу рук, на алую кровь в коричневой жиже, на дула автоматов, на рукоятки пистолетов, на раненые сердца, на веру, застывшую в глазах бойцов, на облысевшие одуванчики, на дымящиеся костры, на горячие гранаты и патроны, на слёзы, не упавшие со щёк, на погибшие вопросы – «Зачем?» и «Почему так рано?», на крики «Ура!», на песни, угасшие в перестрелке, на окопы, заваленные телами, на пальцы, когда-то крестившиеся перед иконой, на крестики, лежащие во внутренних кармашках, на тихую молитву, льющуюся из уст смертельно раненого солдата, на хлеб, припрятанный им на случай, если вдруг проголодаешься, на распоротые криками души. Снег укрывает опавшие листья, словно крышкой дубового гроба…

Он покинул поле… Он вернулся домой… Он ЖИВ…»  

Некоторое время назад мне снилась ВОЙНА…

Осень, зима, весна, лето и опять осень. Пять лет – пять месяцев…

Мне приснилась ВОЙНА… ВОЙНА… ВОЙНА…

     

«Парень или Девушка? Твой выбор»

 

«Здесь нет пропаганды сексуальных меньшинств,

Здесь нет пропаганды секса и тематических книг,

Я просто хотел показать двух разных мужчин,

Которые выбрали не параллельные пути в жизни,

А скорее перпендикулярные,

Но, тем не менее, надо уважать выбор каждого,

Давайте будем терпимей, толерантней и добрей…»

 

Парень, включи жёсткое порно,

Парень, поставь какой-нибудь рок,

Парень, постой, мне очень больно,

Парень, побудь немного со мной,

Парень, мне страшно, я одинок,

Парень, побудь недолго со мной.

 

Я оборвал все шторы на окнах,

Я был матросом, а он был коком,

Я пригласил его тогда утром,

Мы изучали с ним Камасутру.

 

Девушка, включи эротику мне,

Девушка, поставь какой-нибудь джаз,

Девушка, постой, я был на войне,

Девушка, налей в бокал мне вина,

Девушка, я всё же подлая мразь,

Девушка, налей мне в чашку вина.

 

Я оборвал все струны гитары,

Я раздвигал ей ноги руками,

Я творил на прокуренной кухне,

Мы изучали с ней Камасутру.

 

«По щекам маршируют слёзы…»

 

По щекам маршируют слёзы

Каблуками, давя веснушки,

А на плечи сползают косы,

Словно змеи из общей кружки.

 

Сердце бьётся азбукой Морзе,

Пальцы режут ногтями стены,

Разум бросил контроль над мозгом,

И любовь потекла по венам.

 

А по комнате бродят вещи,

Пыль врастает корнями в кожу,

Утопает в кувшине вечер,

Фотография тонет тоже.

 

Несгоревший профиль мужчины

Захлебнулся в кувшине с ромом.

Слёзы стали почти ручными,

А любовь испарилась пОтом.

 

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС.

Двери открылись, и я уверенно шагнул в тёплый салон автобуса, приземлился на последнее сидение и стал смотреть в окно на холодную осень, которая уже с утра жадно глотала маленький город. За пыльным стеклом замелькали жёлто-красные пейзажи. Мотор старой машины нарушал равновесие умиротворённости души и хитро смеялся над этим. Передо мной сидела Мама с ребёнком, которому было около семи лет. Первоклассник. Они начали разговор, как только мы отъехали от станции.

Мальчик:

- Мам, долго ещё ехать? Скоро школа?

Мама:

- Скоро-скоро. Соскучился за выходные по одноклассникам и учителю?

- Да, очень!

Я, конечно, поступаю очень некрасиво, подслушивая чужой разговор, но есть в человеке доля любопытства, причём в каждом её доля разная, которая нагло расширяет рамки дозволенного и, к сожалению, её практически невозможно контролировать. Так и сейчас любопытство из моей души прёт со страшной, разрушающей силой. А тем временем диалог продолжался:

- Мам, а наш папа учился?

- Конечно, учился, мой «маленький принц»! В нашей семье папа самый умный… («после меня» - подумала женщина, но не сказала этого вслух)

- А если я не буду учиться, то стану дворником?

- Да. Учиться необходимо.

- Странно… Папа учился, но всё равно работает дворником. Как же сложно устроен этот мир…

- Пошли, юный философ. Приехали.

Они вышли, а я пересел на их место, которые имеют довольно странные названия, №20.02.

Теперь впереди меня сидели второклассники, девочка и мальчик:

- А ты, правда, меня любишь?

- Очень-очень, мой «маленький принц»!

- Я же тебя просил так меня не называть. Только Мама может это делать…

- Да ладно тебе!

- Давай убежим и поженимся, ведь мы любим друг друга?

- Нет, я к этому ещё морально не готова, и женюсь на тебе лишь через девять лет, когда мы будем в десятом классе. Я – серьёзная женщина, а не какая-нибудь шлюха из подворотни, так моя бабушка говорит, рассказывая о своей любви.

Влюблённые вышли на следующей остановке, а я перебрался на место №20.05. По правую руку от меня сидели девчонка и мальчишка:

- Давай прогуляем, а то сегодня две контрольные работы?

- С удовольствием!

- Если б ты только знала, как мне надоела школа за три с половиной года. Видеть её не могу. Тебе хорошо, ты – отличница, а я троечник и у меня ничего не получается.

- Пошли уже, философ.

Они выбежали на станции «Кинотеатр». Я улыбнулся, вспомнив, как сам прогуливал уроки с подружкой. Меня ждало место №20.10. Позади меня сидели восьмиклассники, прилежная ученица и принц-хулиган:

- Помнишь, с четвёртого и до седьмого класса раз в неделю, выходили на предыдущей остановке и вместо школы посещали кино?

- Конечно, помню. Такое не забыть. Меня родители потом наказывали, а мне всё равно было приятно, ведь я люблю тебя!

- Я тебя тоже.

Они поцеловались.

- Давай опять прогуляем, а то в этом году ещё ни разу себе этого не позволяли?

- Давай. В кино?

- Нет, пошли в парк, гулять? К тому же что-то курить хочется.

- Побежали. А ты, мой философ, бросал бы курить.

- Не учи! Вперёд!

Парочка выскочила из автобуса. Он закурил, а она нежно взяла его за руку. Любовь. Они зашагали в сторону городского парка по тротуару, осыпанному жёлтой листвой.

В этот раз я никуда не пересел, потому что впереди меня сидели два парня и бросали друг в друга фразы, которые и составляли их интересный разговор:

- Всё, мы с ней разошлись навсегда…

- А чего так? Вы же с ней со второго класса вместе?

- Надоела мне она, а особенно её – «не кури», «не пей». А я что хочу то и делаю: хожу по клубам, курю траву, пью джин и пиво, слушаю панк-рок и щупаю баб. И мне плевать на эту отличницу. Да ещё она начала про свадьбу и семье поговаривать, а нам ещё по семнадцать лет… Даже вспоминать противно, как меня называла – «мой философ», «мой маленький принц». Чокнутая… Пошла она… К тому же, я вчера в кабаке с одной девахой познакомился. И грудь что надо, и лицо с обложки. Сегодня у неё вечером предков не будет, так что мне светит «постельный режим». Надо презервативов купить. И выпивки побольше, чтобы провести отличный вечерок.

- Круто. Ты как всегда везунчик. Всегда победитель.

- Да что есть, то есть. В выходные, надеюсь, подымим?

- Естественно покурим. Мне подгонят такой кайфовый нектар, бабочкой после него полетишь.

- Охренеть…

Вышли.

Я пересел на их место. Впереди меня сидел парень. Один. Он был весь в чёрном. И я начал читать его мысли:

«Всё, последний год в школе, а может и в жизни, если смелости хватит… Жаль… А так всё хорошо начиналось – друзья, любовь, уважение… А потом одним щелчком всё пропало, остался лишь осадок – презрение, вражда, боль… Сам виноват… Условно судим… Три раза… Наркоман… В награду за беспечную любовь после «полётов бабочки» получил медаль «СПИД»… Она чёрного цвета… Родители при смерти из-за меня… Я ведь у них один… Они хотели мной гордиться, но когда-то я выбрал ложный путь и подвёл их… Мне пророчили успех… Победы на международных конкурсах песни… Награды… Здорово играю на гитаре… Приглашали в музыкальную группу… Но потом дурные привычки… Плохая компания… Всё забросил… Чистый голос прокурил… Душу опошлил… Пал ниже, чем бродяга… А ведь учился… Всё пропил, прокурил, просадил словно деньги… А ведь мне ещё восемнадцать лет… Сколько ещё мне жить? Достоин ли я этой жизни? Из-за меня Она бросилась с многоэтажки… Кто же теперь меня будет называть «маленьким принцем» и «философом»? Она разбилась… Друзья меня бросили… Кто я? – Тварь, сука, сволочь… Всё перепуталось… Пора это заканчивать…»

Я испугался от его мыслей. В автобусе находились я, «маленький принц», кондуктор и водитель. Раз, два, три… Я обернулся и увидел, что все места были заняты. В конце сидели Мама и ребёнок, чуть ближе второклассники, влюблённые и все остальные, кто выходил на предыдущих остановках… Откуда они появились? Тишина…

Конец…

Философ нажал на пульте, который лежал в его мокрой от пота ладони, кнопку. Прозвучал взрыв. Кровь, мысли, воспоминания вырвались за пределы жизни… Все погибли…

Утро. Восемь часов четырнадцать минут. Последний рейс…         

 

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ.

Полпервого ночи. Он работал охранником на станции. В тот день была его смена. Он обошёл охраняемую им территорию и, вернувшись на станцию, позвонил подруге. Он пригласил её к себе. На часах было час ночи.

Она пришла.

- СМОТРИ, ЧТО Я ПРИНЕСЛА, - девушка достала из плетёной сумки бутылку шампанского, нарезку копчёной колбасы на тарелке и фрукты: апельсины, бананы и яблоки. – СЕГОДНЯ У НАС В СТОЛОВОЙ ПРАЗДНОВАЛИ СВАДЬБУ, ВОТ И ОСТАЛОСЬ.

- ЗДОРОВО!

Они сели на старенький диван в холле станции. Продукты положили на большую коробку, вытащенную им из подсобной комнаты. Она разлила шампанское по чашкам (бокалов, к сожалению, не было) и сказала:

- Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

- Я ТЕБЯ ТОЖЕ!

Они выпили содержимое чашек и поцеловались.

- ДАВАЙ ПОГАСИМ СВЕТ, - предложила девушка.

- С УДОВОЛЬСТВИЕМ…

Он щёлкнул выключателем, и помещение накрыла непроницаемая темнота. Они долго целовались, горячо и страстно обжигали друг другу лица. Часы показывали час ночи семь минут.

Он расстегнул на ней платье, которое в один миг соскользнуло на пол, обнажив тело девушки. Она сорвала с него рубашку – рванула со всей силы за её ворот, и пуговицы стали обречённо падать на бетонный пол. Брюки слезли куда-то в темноту, словно старая кожа, которую сбросила змея. Нижнее бельё было где-то на дне вместе с его ботинками и её туфлями. Они любили друг друга. Поцелуи, словно капли воды из старого смесителя, капали на её руки, губы, грудь, словно в пожелтевшую от времени раковину. Она подчинялась ему. Они упали на диван. Он хлестал её поцелуями, а она плакала на него рыжими волосами. Он входил в неё, словно в проклятую Богами гробницу, - осторожно, опасливо, но нежно и радостно. Она принимала его плоть тихими, размеренными вздохами, которые эхом разлетались по станции. Они были одни в огромном помещении. Остальные служащие находились в других секторах, на других этажах, в других комнатах. Влюблённые не боялись того, что кто-нибудь может войти в холл, им было это не важно. Они любили друг друга. Её упругая грудь впивалась в его тело. Её ноги он чувствовал где-то в районе копчика. Диван предательски скрипел под тяжестью двух тел. Они громко любили друг друга.

Опять тот же ритм, как и много лет назад, в ту первую ночь.

Опять те же пульсирующие движения, как и тогда у него в комнате, в тот первый раз.

Опять тот же сигнал SOS, как и той осенью, после прогулки в парке.

Любовь лилась в неё, капала туда же тёплыми каплями, сливалась чуть ниже живота, образуя океан неподдельной страсти. Сердце стучало, просясь наружу, руки обвивали шею. Стрелки на часах застыли в положении – 1.17.

- ПОКАЖИ МНЕ ЭТУ СТАНЦИЮ, Я ХОЧУ ОБНАЖЁННОЙ ПРОЙТИСЬ ПО ЭТИМ КОРРИДОРАМ, МЕЧТАЮ УВИДЕТЬ ОПАСНЫЕ РЕАКТОРЫ, ВЗГЛЯНУТЬ НА НИХ ПОСЛЕ НАШЕЙ РАДИОАКТИВНОЙ ЛЮБВИ.

- НО НАС МОГУТ УВИДЕТЬ. ЗДЕСЬ Я НЕ ОДИН…

- К ЧЁРТУ ВСЕХ. ЕСТЬ ТЫ И Я. ЕСТЬ НАША ЛЮБОВЬ. ОНА РУШИТ ВСЕ ГРАНИЦЫ ДОЗВОЛЕННОГО, СЖИГАЕТ ВСЕ ПРЕПЯТСТВИЯ, РАЗДВИГАЕТ РАМКИ ПРИЛИЧИЯ В ЖИЗНИ.

- ПОШЛИ…

Они зашагали вглубь здания без всего. В его руке лежала её рука. Нагие влюблённые с каждой секундой приближались к опасности. Они были счастливы, безумно влюблёны друг в друга и безнадёжно больны любовью.

- ЭТО ЧЕТВЁРТЫЙ ЭНЕРГОБЛОК. СМОТРИ, ТАМ РЕАКТОР, - он посвятил мощным фонариком в темноту.

- МОЖНО МНЕ ТУДА ПОДОЙТИ?

- НЕТ, ЭТО ЗАПРЕЩЕНО ОХРАНЕ. ПОШЛИ ДАЛЬШЕ.

Они сделали шаг, в то время как минутная стрелка поцеловала число 23.

Раздался ВЗРЫВ. Её фраза оборвалась, прозвучало только – «Я ТЕ…».

Это была их последняя ночь. Они погибли. Их души ворвались в небо радиоактивными птицами любви.

Город опустел, и опустела Земля без двух любящих сердец.

Это была их последняя ночь. Они погибли… 

 

ПРОСТИ МЕНЯ.

Весна. Растаяв, белый снег обнажил грубую землю, усыпанную различным мусором: сдавленными пачками из-под сока, бумажками, пивными бутылками, использованными презервативами и многим другим…

 Солнце. Жестокие лучи, острыми копьями, преломившись в оконном стекле, воткнулись в некоторую часть глобуса, пронзив Евразию в самом центре.

Утро. Проснувшись и позавтракав, Игорь умылся холодной водой, почистил зубы и взглянул на себя в зеркало. Спроецировав своё тело выше пояса на зеркальную поверхность, парень расчесался. Пройдя из ванной комнаты в спальню, он надел белые носки, фиолетовые джинсы, белую футболку и фиолетовые кроссовки, после чего отправился к выходу.

Игорь работал стилистом. И сейчас спешил именно туда, к клиентам.

Покинув, прокуренный подъезд многоэтажки, парень сел в, стоящую возле дома, машину чёрного цвета. Завелся мотор и автомобиль тронулся с места.

Выехав на шоссе, Игорь включил магнитолу, откуда полилась прозрачная музыка, затопив салон дорогущей машины.

Прекрасный женский голос пел:

«What if I could change the path of time.

 What if I had the power to decide.

 What if I could make us unify.

 If I, If I...»

И действительно, как было бы здорово, если бы мы раскрыли объятья, стали одним целым и решили сложить оружие… Именно об этом рассказывал припев замечательной песни:

«What if we all opened our arms.

 What if we came together as one.

 What if we aimed to stop the alarms,

 What if we chose to bury our guns».

Почему мы так редко бываем с теми, кто нуждается в нас больше всего? – «Why don’t we always reach out to those, who need us the most?»

Во время этой строчки Игорь, стоя на светофоре, случайно посмотрел налево и увидел дом для престарелых людей. Эти пыльные окна, вдавленные в серое здание, этот ржавый забор, окруживший дом, этот неухоженный газон возле входа, эти завянувшие цветы в клумбах, сделанных из огромных колёс, словно прессом стали давить на стилиста. Слёзы покатились из глаз… Он всё вспомнил, он всё осознал…

Загорелся зелёный свет, педаль газа опустилась на пол, и машина Игоря поехала вперёд, оставляя позади здание для одиноких и никому уже не нужных пожилых человечков. Как только автомобиль отъехал, двери дома распахнулись, от туда стали выкатывать больных стариков и старух в инвалидных креслах. Санитары, брезгливо смотря на поседевшие головы несчастных, толкали вперёд эти приспособления. На прогулку были вывезены около тридцати человек, их оставили возле крыльца, на асфальтированном участке, дышать свежим воздухом.

Бедные. Большинство из них сюда попали из-за родных, которые отказались от своих близких людей, ради квартир, полученных ветеранами за участие в Великой Отечественной Войне, ради избавления от каких-то проблем по уходу за стариками, ради своего счастья и благополучия…

Они сидели в своих креслах: кто-то пытался улыбаться прохожим, бегущим за решёткой, кто-то плакал, перебирая фотокарточки семьи, кто-то просто смотрел на свои дрожащие руки, кто-то вспоминал, как медсёстры и санитарки матерятся на него, кто-то пытался забыть презрительное отношение персонала по отношению к нему, герою советского союза, кто-то…

А Игорь ехал дальше. Слёзы по-прежнему катились по щекам из карих глаз. Он остановил машину возле моста через реку и пошёл пешком по тротуару. Остановившись где-то посередине сооружения, парень посмотрел вниз, в живую воду, постоял минут пять и пошёл назад. Сев за руль, Игорь ещё немного подумал и взял в руки телефон. Он набрал какие-то цифры; побежали гудки; послышался женский голос, которому было сказано, что сегодня меня не будет на работе; мобильник упал на соседнее место. Выехав на главную дорогу, Игорь повернул направо, выбрав новый маршрут, которым стал путь до провинциального города L.

Музыка формалином заливала внутренности машины и водителя, но он ехал вперёд, не обращая на это никакого внимания. Мужской голос выводил на воздухе слова:

«Ты нежно гладишь теплою рукой

Письмо мое последнее к тебе,

Письмо мое нечастое домой

И думаешь, наверно, о судьбе,

Ты думаешь, как встретимся опять,

Я как всегда куплю тебе цветы,

Я знаю, мама, ты устала ждать

А ждать меня умеешь только ты».

Он плакал от боли, от неизвестности, от презрения к себе, от стыда…

Километр за километром, минута за минутой проходили, пропуская друг друга вперёд. Вот и появился тот город. Первые дома покосились и потускнели от времени, некоторые разрушились, оставив после себя лишь гнилые доски и кирпичи от печки. Это были деревянные постройки, старый район. Но вскоре показались и пятиэтажные дома, выше которых в городе не было.

Машина остановилась на окраине, в северном районе населённого пункта, возле двухэтажного бледно жёлтого здания. Игорь перешёл дорогу, открыл дверь и очутился на территории этого дома, в саду. Он поднялся по ступенькам на крыльцо, потянул на себя коричневую от ржавчины дверь, которая с трудом открылась, но всё же пустила незнакомца вовнутрь.

Стены были окрашены в синий цвет, пол покрыт линолеумом, со стёршимся орнаментом, а недавно побелённый потолок украшала небольшая люстра – это был холл дома. Перед уставшим, расстроенным стилистом стоял старый лакированный стол, за которым сидела толстая баба в белом халате и заполняла какой-то журнал. Игорь назвал полное имя женщины, спросил можно ли её увидеть. На что стокилограммовая туша ответила, не поднимая головы: «Сейчас выйдешь на улицу и повернёшь направо, зайдя за угол здания, увидишь часовню. Возле неё она обычно и сидит целыми днями. Как поговоришь с ней, привези её сюда, а то она ещё не завтракала. Всё какую-то фотографию рассматривает с маленьким мальчиком, ни пьёт, ни ест, если не заставишь. Ждёт его, по ночам плачет. Ну ладно, давай иди…».

Игорь вышел из помещения, спустился по ступенькам и повернул направо, как ему велела женщина. В нескольких шагах от него стояла небольшая часовня, возле которой в инвалидном кресле сидела какая-то старушка, повернувшись спиной к дому.

Пошёл дождь. С крыш потекла вода. Парень стоял и не мог сделать шаг вперёд. Он стоял и смотрел на спину одинокой старушки, которая тоже не спешила уезжать. Прошло около минуты, и Игорь подбежал к часовне. Он встал за спиной у пожилого человека, заплакал, сказав лишь одно: «Мама, я вернулся,… прости меня… поехали домой…»

Стилист развернул кресло, опустился на колени, поцеловал морщинистые руки матери, у которой по щекам текли слёзы и дождевая вода, поднялся и прижался тёплыми губами к лицу родного человека. Старенький платок упал в лужу с головы бабушки, она обняла своего никчёмного сына, уронив его фотографию к себе на колени, и сказала, дрожащим от волнения, хриплым голосом: «Я верила, что ты придёшь ко мне… я ждала тебя… не извиняйся, не надо… я же мать твоя, и люблю тебя такого, каким ты есть… но домой я уже не успею, осталось чуть-чуть…». Он и она плакали… «Все ботинки испачкал, штаны в грязи вымазал… ну что с тобой мне делать…» - покачав головой и слегка улыбнувшись, произнесла старушка.

Дождь перестал шуметь, сердце перестало биться, он остался один.

 Она умерла, простив своего блудного сына за то, что он когда-то сдал её сюда, чтобы спокойно уехать в Москву и стать там знаменитым стилистом, за то, что он совсем забыл, что у неё сегодня день рождения и ей исполнилось девяносто восемь лет, за то что…

Игорь похоронил свою мать на родине, в этом городке, ушёл с работы, продал свою квартиру, купил дом на окарине провинции L, устроился парикмахером и стал каждый день ходить на кладбище к своей маме…

Он был несчастен, его спасала только музыка, только та песня, с которой всё началось…

«Let’s unite and make a change,

 Let’s unite and write a new page.

 Come on sinners come on saints -

 Have faith!

 

 Why don’t we always reach out to those...»

Давайте объединимся, чтобы изменить этот мир

 Давайте объединимся и откроем новую страницу

 Ну же, грешники, ну же, святые -

 Верьте!

 

 Почему мы так редко бываем с теми...

  

ПТИЦЫ.

15 февраля 2013 год. Около 9 часов утра. К Челябинску приблизился метеорит. Через несколько секунд прогремел взрыв. Будто ядерная бомба вместе с землетрясением атаковали город. Яркая вспышка и туман. Птицы взлетели. Некоторые погибли и чёрными пятнами обрушились на снег к прозрачным осколкам. Лопались стёкла, кровь текла по лицам горожан. Плакали дети. Выли собаки. Паника и страх глотали души людей. Город попал в желудочно-кишечный тракт ужаса. Дома и кварталы, дороги и деревья, машины и камни: всё пропадало в урагане творившегося кошмара. А в это время, далеко-далеко-далеко, на необитаемом островке в Тихом океане они любили друг друга…

За несколько минут до удара она сидела за столом возле окна и дописывала картину. Тёплыми тонами синего цвета девушка пыталась успокоить океан и придать небу счастья. Она посыпала остров горячим песком и наконец-то заставила влюблённых целоваться с неподдельной страстью. Волосы изображённой девушки плавно спускались вниз, прикрывая наглую грудь. Руки парня нежно обнимали её. Два обнажённых тела сидели на песке и таяли от любви. Пальмы на заднем плане величественно стояли, словно русские берёзы, благодаря смелой руке художницы. Лёгкий ветерок, прилетевший с океана, аккуратно гладил песок и успокаивал влюблённых. Солнце сияло в небе, и какие-то птицы чёрными точками кружили над водой. А в Челябинске высоко-высоко над домами среди серого полотна что-то плюнуло, оставив белую широкую полосу, словно скальпелем полоснули по груди. Паника. Стёкла. Стёкла. Стёкла. Но вскоре наступила тишина, и лихорадка города исчезла, оставив израненных людей и убитых птиц…

Откуда-то сверху на остров и в безнадёжно спокойный океан хлынул красный дождь. Кровь залила песок, перекрасила воду, убила растения, и влюблённые захлебнулись в солёной жидкости. Счастье и радость моментально стёрлись с листа, оставив огромное пятно, также как и метеорит оставил, недалеко от города, идеально ровную окружность в озере…

Через несколько часов скорая медицинская помощь увезла девушку в бессознательном состоянии, с окровавленным лицом в больницу на белой машине с красным плюсом. Вскоре она очнулась и поняла, что счастлива, потому что жива, не смотря на полностью забинтованную голову…

Красная картина прыгнула на подоконник, как только санитары покинули квартиру, выключив свет в прихожей комнате. Подул холодный, металлический ветер, и остров в Тихом океане с влюблёнными шагнул, сквозь окно с разбитыми стёклами, на улицу… 

Он падал медленно, но вскоре набрав темп, качаясь, словно в вальсе, приблизился к белому снегу и чёрным птицам…

 

«Русский дым»

 

Звонкую пустоту разрушает пассивный дым,

Чистую красоту рассекает активный нож,

Верную наготу убивает интимный свет,

Грязную слепоту истребляет пассивный день,

Глупую немоту ущемляет активный морг,

Русскую глухоту укрывает интимный снег…

 

«Семейное море»

 

Разлетались стаями птицы,

Разрывались криками души,

А любовь бессовестно душит,

Укрывая тряпками лица.

 

И мы больше кричать не можем,

А теперь уже и не надо,

По асфальту азбукой Морзе

Отбивать телеграмму в НАТО.

 

Я влюбился и пульс ускорил,

Мозжечок отключился вскоре,

Я упал на пыльной дороге,

И попал в Семейное море…

 

«Сюрреалистические стихи»

 

Аборт. Слова наружу недоразвитым комком.

И прямо по ушам безжалостным катком.

А дальше? Дальше смерть

Нелепых слов.

В гробу? Нет-нет,

Их кинут в воду «кровь».

Течёт она внутри, наружу рвётся,

Но выкидыш испортил сок.

Опять в конвульсиях.

Уже не бьётся.

А пульс? Нет пульса.

Шок.

Я вам сказал,

Я прокричал –

Её здесь больше нет,

И гроб на свалке,

Целлофановый пакет

Прилип к ней. Палку,

Срочно дайте палку,

А лучше пистолет.

Шесть лет.

И двадцать восемь лет.

Я отсижу,

Но отомщу

Той суке, что плюнула в лицо моей жене ободранным своим ребёнком,

Который спрятан был от глаз с котятами под тонкой плёнкой.

Из жёлтых уст он вылетел,

Но не успел вздохнуть,

Успел он утонуть

В припеве

Вечного скандала

В этом зале.

Вонзила нож,

Ну что ж

Мне делать здесь,

Вот здесь.

Ведь ты убила её словом,

Ведь ты убила смысл всех слов.

И недоношенным ребёнком

Уткнулась фраза в её лоб.

Или в висок,

Как пуля.

И молоко

Покинуло кастрюлю,

Где кипятился мозг,

Твой мозг…

Ты дура, дура, дура!!!

Как твой язык посмел сказать:

«Как скоро вам рожать?»?

Ты знала, знала, знала,

Что он погиб, ребёнок наш,

Исчез, как проклятый мираж.

Депрессия и стресс.

Какой там секс,

Она была еле жива?

А ты достала эти глупые слова.

Она сошла с ума.

И умерла.

Вчера.

С утра.

 

«Такое бывает…»

 

Такое бывает,

Любовь умирает

И стонет

От боли…

Не стоит

У Бога

Искать оправданий.

Любовь – это личность,

Она умирает

В борделе столичном,

Довольно трагично.

И кто-то страдает,

Но жизнь без любви

Он не представляет,

Увы…

 

Ухожу»

 

Ухожу. Листья. Дождь.

Ухожу. Слёзы. Смех.

Ухожу. Тропы. Жизнь.

Ухожу. Лица. Ложь.

Ухожу. Слабость. Грех.

Ухожу. Лучше. Жить.

 

 

«Я напомню тебе»

 

Улетают птицы

Куда-то далеко;

Небеса из ситца –

Приют для облаков.

 

Я закрою дверь перед тобой,

Если будешь с ножом

Подходить со спины,

Если будешь вином

Разбавлять чью-то жизнь,

Я закрою дверь перед тобой.

 

Улетают птицы

На запад от войны;

Небеса из ситца

Закатом сожжены.

 

Я взорву твой фальшивый город,

Если будешь стрелять

В беззащитных детей,

Если будешь взрывать

На пруду лебедей,

Я взорву твой фальшивый город.

 

Улетают птицы,

Им сложно жить с людьми;

Небеса из ситца

«Седыми» обросли.

 

Если снова убьёшь

За рубли и медаль,

Я напомню тебе,

Как твой дед пострадал;

Если снова взорвёшь

Все мечты сыновей,

Я напомню тебе…

- Можешь бить! Что же? Бей…

 

Я смогу плюнуть тебе в лицо,

Если…

 

Я НЕ ВЕРЮ ТЕБЕ…

- Сколько?

- 50$ час.

- Садись!

Она обошла спереди автомобиль, чёрную «Волгу» с затемнёнными окнами, потянула на себя серебристую ручку и села к нему в машину. Захлопнув за собой дверь, и устроившись поудобней на переднем сидении, спросила:

- Куда едем?

Он оставил вопрос без ответа. Повернул ключ, благодаря чему машина завелась; нажал на педаль сцепления; положив руку на рычаг переключения скоростей, перевёл его в другое положение; вдавил педаль газа в пол, и машина тронулась с места. Он ускорялся и вскоре мчался по тихой дороге вдаль, пытаясь обогнать тень «Волги», бегущую по чёрному асфальту.

Она была одета в короткое летнее платье чёрного цвета. Тонкие чулки обтягивали стройные ножки, на которых красиво сидели чёрные лакированные туфли, размер которых варьировался между 35 и 37. Тёмные волосы были распущены и соблазнительно падали на плечи. Голубизна глаз пожирала всех на своём пути, губы мечтали впиться в губы клиента, а ямочки на щеках толкали людей к неприличным мыслям и поступкам.

Он был одет в белую футболку, синие зауженные джинсы, белые носки и чёрные топ-сайдеры. На левой руке у него блестели дорогие часы, причём на лице его также нагло блестели карие глаза. Овальное лицо, тонкие губы, стильная стрижка и как минимум 45 лет за спиной.

- Эй, куда мы едем?

- Ко мне на квартиру.

- Давай лучше в отель.

- Нет.

Оставшуюся часть пути они ехали молча. Девушка изредка кашляла. Он только один раз почесал правую мочку уха, а так обездвиженный сидел, держа в своих руках руль, и смотрел внимательно вперёд. На трассе было спокойно и тихо, машин практически не было в столь поздний час. За окном мелькали кусты, какие-то поля, засеянные чем-то, кресты и памятники, погибшим в ДТП по обочинам. Они приближались к финишу, к пункту В, к его дому.

Он жил в старом бараке, на окраине города. Рядом с этим строением не было никаких признаков жизни, похоже только этот мужчина сюда приезжал, оставляя на не асфальтированной дороге следы от протекторов «Волги». Это было двухэтажное деревянное здание, которое в ночном блюзе ветров могло очень сильно испугать человека со слабой психикой. Большинство окон было выбито, дверь подъезда сорвана с петель, жёлтая краска, словно старая кожа, слезала с подгнивших стен. Свет единственного фонаря освещал сломанную скамейку и таинственно покачивался из стороны в сторону. Сотни мошек плясали дикие танцы в жёлтом свечении. Шуршала листва старых деревьев: дубов, клёнов и берёз. В эту ночь на небе не было ни одной звезды, лишь где-то изредка проскальзывала рябь луны. Через несколько минут тишину нарушил рёв мотора и фары бросили свои огни гранатами в стену барака.

- И здесь ты живёшь?

- Да.

Он обошёл машину сзади, открыл дверь девушке, которая аккуратно спустила на землю сначала правую ножку, затем левую и быстро вылезла из транспорта. Далее дверца была захлопнута молодой рукой, ногти на которой были окрашены в чёрный цвет.

- Как-то страшно здесь. Неуютно. Здесь ещё кто-нибудь живёт?

- Не бойся, с тобой ничего не случится. Мы здесь одни.

- Ну, ладно.

- Пошли.

Они зашагали в сторону входа, её каблуки иногда проваливались в разбухшую от утреннего дождя почву, но она молчала.

Они нырнули в чёрную дыру подъезда, и ступеньки зловеще скрипнули под тяжестью двух тел.

- Держись за меня, здесь темно.

- Повинуюсь мой господин!

Поднявшись вверх по шести кривым ступеням, он, а за ним и девушка, зацепившаяся за его левую руку, повернули направо. Он вытащил из заднего кармана джинс ключ, нащупал в кромешной тьме замочную скважину и вонзил в неё только что извлечённый кусок металла. Повернув три раза против часовой стрелки ключ, мужчина толкнул дверь вовнутрь, и она спокойно подчинилась его напору, показав все свои внутренности, все свои органы, в ярком свете, от которого с непривычки резало в глазах.

- Почему у тебя горит свет?

- Не люблю входить в квартиру, когда в ней темно, поэтому всегда оставляю свет в прихожей.

На этих словах он уже находился возле вешалки с вещами и снимал свои топ-сайдеры с ног.

- Вот ты странный!

- Давай входи.

- ОК.

Она переступила порог, и он сразу же захлопнул за ней дверь. Повернул ключ по часовой стрелке три раза, вырвал его из неё, из щели, из замочной скважины и убрал опять в джинсы, только не в левый, а в правый задний карман.

- Иди в душ и вымойся.

- Я чистая.

- Иди в душ и вымойся.

- Не пойду.

- Иди в душ и вымойся.

- Нет.

- Иди в душ и вымойся.

- Ну, хорошо-хорошо. Только время-то идёт, у тебя деньги-то есть?

- Есть-есть, не беспокойся. Иди в ванную. Первая дверь налево, выключатель напротив двери.

- Разберусь.

Она ушла. Щёлкнул выключатель, через минуту зажурчала вода. Странно, что в таком месте есть водопровод. Хотя это не важно. Он прошёл на кухню, достал из старого холодильника бутылку красного вина и откупорил её. Далее вынул из шкафчика два бокала, налил в них вина. Всё это отнёс в спальню на подносе, там же в один из бокалов высыпал довольно большое количество какого-то белого порошка, зажёг штук тридцать свечей разного размера, снял покрывало с кровати и принялся ждать появления продажной нимфы.

Через десять минут она ворвалась в комнату, укрытая жёлтым банным полотенцем, набросилась на клиента со страстными поцелуями, словно пантера. Но он её оттолкнул.

- Оденься.

- Зечем? Ты что хочешь меня трахать в прямо в платье?

- Оденься.

- Ладно, оденусь.

Она испарилась в кишечнике гостиной комнаты и вернулась назад уже одетая через пять минут.

- Ну что теперь?

- Ложись.

Он в это время стоял возле занавешенного окна и показал рукой на кровать.

Она легла. Он подошёл с бокалом вина и предложил ей выпить.

- Держи бокал.

- О, вино, люблю красное.

Они выпили по бокалу. Мужчина лёг рядом с ней. В течение нескольких минут они просто лежали неподвижно на двуспальной кровати в одежде. Её волосы соблазнительно расползлись змеями по белой наволочке подушки, ноги сомкнулись в линию, платье смялось возле колен. Он просто лежал, сложив руки у себя на груди.

- Так и будем лежать?

Он молчал.

- Ты что импотент?

Тишина.

- Или голубой?

- Я натурал. Тихо.

Прошло ещё десять минут, и он заговорил.  

- Как тебя звать?

- Марианна.

- Но это же псевдоним, рабочий ник? Тебя родители так не называли.

- Верно. Я Лиза.

- Хорошее имя, Лиза. Тебя так отец назвал, а мать хотела Ольгой, дура была.

- Может, не знаю. Я у тётки выросла. А тебя-то как зовут?

- Александр, но можешь звать меня Сашей.

- Хорошо. У меня отца так звали, его посадили в тюрьму за что-то, когда мне было несколько месяцев.

- Он убил твою родную сестру. А откуда ты всё знаешь?

- Мне тётка перед смертью всё, что знала рассказала, у неё рак был. А сестры у меня не было. Какой же ты странный, снял проститутку за большие деньги, а тратишь время на пустые разговоры.

- Расскажи мне всю свою историю.

- Пожалуйста, мне не жалко, главное деньги по счётчику заплати.

- Заплачу-заплачу. Ты рассказывай, а я буду тебя гладить, раздевать, входить в тебя, но ты не останавливайся.

- Хорошо.

Одной рукой он гладил её волосы, другой упругую грудь.

- Мои прабабушка и прадедушка, по линии отца, погибли на фронте в 1943 году. Он был лётчиком, в тот день их самолёт подбили немцы. Не так давно это место было найдено с трупами и железом в болоте. Там-то и нашли гильзу, в которой лежала записка с именем и фамилией прадеда. А прабабушка была медсестрой и вроде как попала на мину.

Он подсунул под подол свою руку и гладил её лобок, целовал её в щёки.

- А-а-а, Саша, дааа. У них была в тылу дочь с родственниками, они её и воспитали. Она вышла замуж за инженера и уехала в город. Это мои бабушка и дед. Они жили обычной жизнью, как все… А-а-а…

Он порвал на ней платье, стащил колготки и трусы. Целовал влажными губами соски, прокладывал тропы от груди к лобку холодными пальцами. И вскоре начал раздеваться сам.

- У них родился сын, его назвали Александром, как тебя. Они его очень любили, это был долгожданный ребёнок, но вскоре мой дед в сильном алкогольном опьянении сбил случайно свою жену, то есть мою бабушку, которая переходила дорогу, а потом повесился. Не знаю, как могло такое случиться, но видно такова судьба. После этого моего отца забрали в детский дом, где он и встретился с моей матерью.

- Будем заниматься сексом без презерватива, я так хочу. За это плачу 10000$.

- Хорошо.

Он быстро скинул на пол всю свою одежду и нырнул к Лизе в кровать. Спокойно с огромным наслаждением мужчина вошёл в неё. Воткнул в её вагину свой затвердевший пенис, словно ключ в замочную скважину, кровать истерично скрипнула. Ноги девушки повисли на плечах Александра, он двигался, двигался, двигался между них с невероятной скоростью, пока девушка не продолжила свой рассказ.  

- А по материнской линии прадед без вести пропал на этой проклятой войне, а прабабка связалась с каким-то немцем, забеременела от него. Он больше правда в их селе не появлялся, сволочь фаааааааашистскаааяя. Дааааа, Саша, даааа… Ещёёёё…

Кровать стучала о стену, пот тёк по лицам, страсть кипела внутри.

- Она родила, а деревня, естественно, ополчилась на неё, избили до смерти. Три дня прабабушка мучилась, кровью харкала, а эти изверги радовались этому. Суки. В конце концов, померла она на пасху, а ребёночка в город забрали. Какие-то люди добрые себе обузу взяли в такие-то времена, Царствие им небесное. Так у них и выросла моя бабушка, толком правда ничего про этих благородных людей, не рассказывая. Встретила мужчину, вышла замуж, а он втянул её в какую-то авантюру. Ааааа… Там и убийства, и грабежи, и насилие. В общем, посадили их, а бабка уже береееееееменная была. В тюрьме и родилась моя мамаша и тётка, а далее детский дом, страшное детство, голод, свои нравы и законы. Они сбегала пару раз, но их находили и проводили назад. Всё детство в слезах. Нооооо… Но через пару дней привезли в детдом мальчишку, с которым мама моя и познакомилаааась. Они всё время проводили вместе, а потом, когда стали совершеннолетними поженились. Были счастливы, но однажды, что-то случилось. Отца посадили, мать попала в психиатрическую лечебницу, а меня забрала к себе родная сестра матери, которая уже вышла замуж за гинекологааааа. Врач через десять лет бросил нас, уехал, так мы и жили одни – тихо, спокойно. Я училась в колледже на визажиста, но вскоре бросила его – влюбилась, дура. Ааааа он паааадлааа оказался предал меня. Тётка заболела, с работы ушла, стали нужны деньги. Устроилась уборщицей в магазин, но зарплата маленькая – хватало только на еду, а тёте выписали лекарство очень дорогое. Вот и пришлось идти на панель, торговать своим телом. А не так давно она умерла, оставив в тайне, что же тогда случилось с папой и мамой. Вот тааак.

Они были в экстазе, пик оргазма, движения замедлились, сперма вылилась, ритм сменился. Он вышел из неё. С такой же лёгкостью, с какой и вошёл туда. Они лежали голые на спинах в кровати, пытаясь отдышаться.

- Давай полежим так?

- С удовольствием, секс-гигант.

- Твой отец убил твою сестру.

- Что ты несёшь? Ты чокнутый.

- Молчи. Просто молчи и слушай. Я тебя прошу.

- Хорошо.

- Твоя сестра на пять минут была старше тебя. Только ты родилась нормальным, здоровым ребёнком, а она уродом с тремя руками, с двумя косыми глазами, с неопределённой формы головой. Очень неприятное зрелище. Александр настаивал на том, чтобы сдать этого ребёнка в дом сирот, но Вера, мать твоя, была против этого. Когда она вместе с двойняшками приехала из роддома, он устроил жуткий скандал. Вы плакали, Вера тоже рыдала навзрыд. Но его это не остановило. В тот вечер вся посуда была разбита и семья, кстати, тоже. В порыве злости и ненависти твой отец взял топор и ударил несколько раз со всей силы по уроду. Вера кричала, пыталась его остановить, но он её ударил по лицу и пнул в живот, она упала, свернувшись эмбрионом и плакала, плакала, плакала. А сестра твоя была уже мертва, её тело спокойно таяло в крови, без руки, с прорубленной головой и животом. После этого Александр ушёл, оставив жену, тебя и мёртвое тело в сломанной коляске. Он пошёл в милицию и во всём сознался, спустя месяц его посадили на семнадцать лет. Не только за убийство. Пока жена была в роддоме, он провернул крупную махинацию, в результате которой погибло три человека, а ему досталась крупная сумма денег. У матери твоей на фоне всей этой битвы расшаталась психика окончательно, она не понимала что и как. Её увезли в дурдом, где через год её не стало. Ты попала к тётке. А её муж тоже умер, его убили мои люди. Когда он ушёл от вас, я об этом узнал и приказал его устранить. Слишком много знал человек. Мы ведь с ним вместе тогда провели то дельце, а денежки спрятали. Пока он жил с вами, я знал, что часть этих средств идёт на тебя, но он ушёл. Ясно зачем, чтобы уехать с деньгами далеко-далеко. Но это не вышло, он не успел. А когда я вышел из тюрьмы и пришёл на место тайника, то денег не обнаружил, всё спустил муженёк тёти. Вот так.

- Нет. Нет. Нет. Я не верю тебе. Что со мной? Я задыхаюсь. Я умирааа…

- Ты умерла. Я закончил свою миссию. Наш род истреблен. Я твой отец…

Он встал с кровати, сходил в гостиную. Когда вернулся в спальню, у него в руках лежало два ножа для бумаги из золота, серебра и перламутра, примерно середины XIX века. Он подошёл к Лизе и вонзил ей в сердце нож. Побежала кровь. Мужчина положил второй нож на прикроватный столик, куда-то сходил и принёс канистру с бензином. Облил кровать с трупом, остатки горючего вылил на себя и отбросил пустой бак в сторону. Далее лёг на кровать рядом с умершей дочерью, зажёг спичку и бросил её к ногам проститутки. После чего он взял в руки второй нож и, не задумываясь, пропорол себе живот.

Спустя час старый барак пылал в огне. Приехали скорая помощь, пожарные, полиция, но было поздно кого-либо спасать.

Лишь мошкара танцевала дикие танцы в свете качающегося фонаря…

 

«Rock and Roll – рок - н - ролл »

 

Рок-н-ролл пущу по венам

И включу магнитофон,

Чтобы в доме все соседи

Поняли, кто он такой –

Этот рок-н-ролл.

 

Из распахнутых окошек

Льётся на бездомных кошек,

На мальчишек, на девчонок

Чёрный чёртик-чёрт-чертёнок –

Бодрый рок-н-ролл.

 

Он шагает по проспектам

И по площадям,

Тает на губах конфетой

И бежит к сердцам –

Верный рок-н-ролл.

 

Рок-н-ролл из кочегарки,

Из подвалов и из парков

Под гитарный тёплый перебор,

Под взрывоопасный смелый бой –

Жизнь есть рок-н-ролл.

 

Лучший врач и твой попутчик,

Твой наркотик, чай и супчик,

Твой костюм, твоя заначка,

Твой партнёр для секса в тачке –

Этот рок-н-ролл.

 

«А где любовь?»

 

Они играли в шахматы – она смотрела в небо.

Они сбривали пешек – она хотела снега.

Они плевали семечки – она глаза закрыла.

Они её послали – она не уходила.

Они закончили играть – без шаха, сразу мат.

Она упала на песок, к ней подбежала мать.

Врачи. Сирены. Слёзы. Страх.

А за столом кричали – «Шах».

Больница. Койка. Потолок.

Реанимационный блок.

Она решила умереть – они играли в карты.

Она бежала в небеса – они кричали матом.

Она ушла, ушла туда – они смеялись хором.

Она смотрела вниз, сюда – им было похер.

Она глаза закрыла вновь, расправив бровь.

Они закончили играть. А где любовь?

 

«Абстракция»

 

Жёлтая осень, в окне солнечный свет,

Дети смешные листья подбрасывают вверх.

Золото

Растекается солодом

По земле.

 

Осенью

Расплетаются косами

По земле –

Все реки, и мысли внутри.

Стрелки сошлись в положении три.

 

«Будь героем»

 

Будь

Героем –

Сломай иглу.

Будь

Хорошим –

И мать целуй

Стань

Умным –

Книги читай.

Стань

Смелым –

Мир защищай.

Будь

Мудрым –

Бутылку разбей.

Будь

Добрым –

Детишек не бей.

Стань

Верным –

С женой помирись.

Стань

Первым –

С судьбою борись.

Будь

Новым –

Но без сигарет.

Будь

Прежним –

Тебе тридцать лет.

 

Бумажный змей»

 

Бумажный змей на тонкой нитке из рук малыша

На волю рвётся туда, где его душа

Уснёт через много лет,

Когда погаснет свет

В его глазах,

И остынет слеза

На щеке.

На руке

Останется след от укуса змеи.

Будут рыть не жалея земли,

В начале зимы.

 

Бумажный змей на тонкой нитке из рук пацана

Всё так же рвётся туда, где душа отца

Уже три весны

Без лёски и блесны,

Забытых на комоде

Впопыхах.

Растаяли волны

В руках,

Когда мотор перестал

В его груди стучать.

Он в воду упал,

Не успев закричать.

 

Тот бумажный змей на тонкой нитке из рук подлеца

Вырывается к маме, чей сын уродился под знаком стрельца,

Чей сын захлебнулся в вине,

На войне,

От укуса змеи

Горной. Во сне,

На подходе зимы.

 

«…вниз»

 

Я хочу написать твой портрет,

Чтобы ты улыбалась на нём,

Но тебя, к сожалению, нет –

Ты открыла на кухне окно

И шагнула куда-то вниз…

 

Я хочу написать ей письмо,

Чтоб она улыбнулась в ответ,

Но теперь, когда в окнах темно

Её больше со мной рядом нет –

Она прыгнула тихо вниз…

 

ВСЯКИЙ РАЗ.

Всякий раз, выпив бутылку водки, он выходит на балкон, влезает на его периллу и начинает петь во весь голос песни группы Кино. Через некоторое время, в конец опьянев, он кричит охрипшим голосом: «Рок жив! Рок с нами! Рок – наша жизнь!». После чего слезает и идёт в свою комнату. Сегодня было то же самое, только вместо заключительных лозунгов, он просто сделал шаг вниз…

На следующий день приехали ближайшие его родственники, а именно двоюродный брат Максим из Амстердама и бывшая жена Анна из Токио. Полиция вскрыли квартиру. На тот момент труп находился уже в морге. Но что это – Самоубийство? Борьба за квартиру? Грабёж? Было не ясно. Переступив порог, пятеро человек (родственники, двое полицейских и один свидетель) увидели оборванные обои на стенах, заляпанный едой, вином и блевотиной пол. Все прошли в комнату. Стол посередине, два стула, ковёр на стене и продавленный диван с маринованным огурцом на покрывале возле стены напротив окна. На столе стояло две пустые бутылки из-под водки и три ещё не открытые. Стакан. На разложенной газете тухла какая-то рыба. В кухне кроме мойки, газовой плиты и холодильника больше ничего не было. Если не считать кастрюлю с борщом, над которым летали жирные мухи, сковороду с подгоревшей картошкой и чайник. В холодильнике кроме подсолнечного масла ничего не было. В ванной и туалете было пусто. Кстати лампы там не висело. Чужих следов на полу обнаружено не было, следов насилия на теле погибшего также не нашли. Из всего этого был сделан вывод, что на фоне алкогольного опьянения, проблемами с психикой он сам выпрыгнул с десятого этажа. Дело было закрыто. Никакого наследства у умершего не оказалась, квартира была не приватизирована, поэтому она перешла в руки государству. Родственники, похоронив пьяницу, уехали…

 

«Глазами ползать по стенам…»

 

Глазами ползать по стенам,

Внедряться зрачком в паутину,

Любовь обсуждать с той тенью

От старой-престарой картины.

И пыль глотая, как водку,

Искать во всём виноватых.

Буковски на книжной полке,

И шлюха рядом в кровати.

Спит и, наверно, устала,

Ночь была долгой, жёсткой.

Небо, как будто из стали,

Ветер вместо расчёски,

Когда на балконе куришь.

Потом ныряешь обратно

В подушки тёплой кровати

К сопящей продажной шкуре.

Но жизнь есть пустые стеклянные ножны,

Любовь – это ржавый продажный клинок.

Предательство чувствую кровью и кожей,

Могила на ней и старинный венок.

 

Она говорила: прощай, прощай!

Бросив меня, словно фантик.

Забуду я цвет твоего плаща

И твой домашний халатик.

 

«Глубоко, но против правил»

 

Обтянуто небо брезентовой скатертью туч

Чёрных как сажа в печной трубе.

Чёрных как совесть людей

Познавших слепую любовь

И дикую боль зубов

От стеклянной лжи

И прозрачной лжи

Ползущей на север к мозгам

Дорогой из пенопласта

Полоской томатной пасты

От мужа к жене. От жён к мужикам.

Он предал любовь и она предала.

Встреча за пятым диском стола.

Бросился в омут небес жёлтый луч

Когда небо тянуло на запад брезент серых туч.

 

Расстреливает город серое небо дождём

Едким как натрий в пробирке.

Смелым как ножик без вилки

Покинувшей стол

Спрыгнув на пол

В ресторане «Париж».

Он нагнулся за ней

Даже руку подал.

«что, что говоришь???» -

Жене он сказал.

«всё дело в вине» -

Сказала она, а может быть не она

И бросила нож в горбатую спину лгуна.

Он бросился в омут паркета лбом

Когда город расстреливало небо холодным дождём.

 

Он умер в «Париже».

Ресторан??? – скорее кафе…

Она кинулась с крыши.

В омут людей??? – аутодафе…

 

P/S.: я знаю между нами пропасть

Но может быть о чём-нибудь попросишь

Придёшь и спросишь:

 - Нет ли соли?

Я дам. Скажу: Прости!

А ты ответишь мне: Молчи!

Прильнёшь к губам моим солёным.

Всё слёзы, слёзы, слёзы…

От глупой боли. Дикой боли…

 

Он лишь хотел прощенья просить.

Она решила всё-таки убить…

 

«Дорогая, спасибо!»

 

Дорогая, ты меня терпишь! Спасибо!

И даже когда некрасиво

На кухне крошу посуду,

Под утро меня прощаешь и лечишь мою простуду.

 

Спасибо тебе за почку,

Которую мне подарила,

Когда у меня отказала, и я побежал к могиле.

Спасибо тебе за сына,

Спасибо тебе за дочку,

За то, что ты их носила

И родила той ночью

Против моей же воли.

Спасибо тебе, родная!

Я не желаю боли,

А то, что тебе причиняю,

Я называю любовью.

Такой вот я ненормальный

Прости меня ради Бога,

Не похож на героя романа,

Прости меня, если сможешь,

Такая моя дорога…

  

«За Русь!»

 

За Русь я поборюсь,

Я поборюсь ещё…

 

Не лезь в мою душу,

Там сеть, паутина,

Там грязь, а скотина

В дерьме и в соломе.

Построй, хватит рушить

Кресты и молитвы,

Церквушки, а бритву

Сломай в своём доме.

 

Не плюй на икону,

Ведь есть в тебе что-то

От солнца, а штору

Сорви с этих окон.

Прошу, хватит ползать,

Рабами не будем,

Лизать перестанем

И снова восстанем

За Русь и за судьбы

Народа. Народа!

 

«Костры»

 

КОСТРЫ догорели на пляже, а СПИНЫ прогнулись –

Костры потушили песком, а спины прогнули,

И прежнюю ВЛАСТЬ тихо в ПРОПАСТЬ столкнули,

Когда все в стране незаметно зачем-то уснули.

Потом ПОЛЫНЬЯ РАССВЕТ и закат затянула,

ТЮРЕМЩИКИ ночью прозрели, а утром рискнули,

И каждый взял в руку свою ПИСТОЛЕТ,

Но ЖИЗНЬ превратилась в распущенный бред,

И ЗАПАХ исчез, словно солнечный свет.

 

«Лови отражения в лужах»

 

Лови отражения в лужах,

Читай по глазам мои мысли,

А так же внимательно слушай

Интимные шорохи листьев.

 

Это осень или проще новый мир,

Это время, чтобы что-то изменить.

Это дождь смывает краски летних дней,

Это повод стать немного ближе к ней.

 

Считай следы на дороге,

Листай газеты в маршрутке,

Звони своей недотроге,

Даже, если бросает трубку.

 

Любовь не прошла»

 

Снег, дождь за окном,

А бисер – слова.

Разлука, как нож

По горлу прошла.

Закапала кровью

Немая тоска,

И плавится болью

Живая рука,

Держащая белый конверт

С прощальным письмом,

Где строчки кривые, как смерть,

Похожи на сон.

 

Ушла по зигзагу

За новым квадратом,

И штамп на бумагу

Упал вторым братом.

Следы на асфальте

Брезентом покрыты,

И осень в атаку

Влетела с открытки,

Которая месяц лежит на комоде,

И пылью покрылась от угла до угла,

Пусть лежит всё равно её я не трону,

Разлука разлукой, но любовь не прошла.

 

МАЛЕНЬКАЯ КУХНЯ.

Маленькая кухня. На электронных часах – 23:00. Жёлтый свет фонаря прорывается в тёмное помещение, освещая кухонную атрибутику 90х. За столом сидит пожилой мужчина в чёрном мешковатом костюме. О чём-то думает. Ему всё равно, что лампа в люстре уже несколько часов как перегорела. Это маленький человек. Никому ненужный. Теперь никому ненужный. Перед ним стоит тарелка. Он смотрит в неё. Там СУП. А в супе дрожит еле заметное ОТРАЖЕНИЕ старика. По его лицу червями ползают морщины. А по морщинам текут слёзы. Он плачет. Снова плачет, как и двадцать лет назад после того, как ему позвонили, и грубый голос сказал: «Мы… ничего не смогли сделать… она умерла… на операционном столе… простите…». Он простил. СУЕТА большого города постепенно глотала мужчину. Он помнил и любил лишь ту, которая звала его – «ЗНАТОК небес». Лётчик. Бывший лётчик, теперь лишь крохотная пенсия и безжалостная ТОСКА по прошедшему времени. За эти миллионы часов он так и не смог никого ПОЛЮБИТЬ. По-настоящему полюбить.

Маленькая кухня. На электронных часах – 24:00. Жёлтый луч фонаря всё так же бесится в этом маленьком помещении. От батарее исходит ТЕПЛО. Какое-то особое тепло в эту ночь. Оно течёт по артериям комнаты. Что-то случилось. Мужчина скинул тарелку с супом на пол. Она разбилась вместе с его отражением. Он встал. Открыл ящик с посудой. За пять минут «знаток» уничтожил всё то, что там стояло. Пол был усыпан стеклом. Лётчик открыл другой ящик. Достал из него огромный пакет с мукой и высыпал его на обломки сервиза. Далее полетели манка, гречка, сахар и соль. Он сбросил башмаки и начал бегать и прыгать по бело-коричневому полу, усеянному битым стеклом. Через пятнадцать минут он упал на свои СЛЕДЫ. Красные от крови и жёлтые от наглого света фонаря.

Маленькая дверь на балкон. Когда он покидал кухню, электронные часы показывали – 01:00. Выйдя на свежий воздух холодной осени, старик шагнул на стоящую там табуретку, посмотрел в небеса. Одинокая ЗВЕЗДА. Он увидел её и заплакал ещё сильнее. Он ронял слёзы, пока не услышал женский голос:

- Привет, мой «знаток небес»! Ты куда собрался?

- К тебе, дорогая, к тебе. – ответил, всхлипывая человек.

- Я буду ждать!

Он сделал широкий шаг в пустоту. Он совершил свой последний ПОЛЁТ…

«Мимо…»

 

мимо.

стаи магазинов.

клином пролетают разные машины.

 

мимо.

толпы пилигримов.

дамы пробегают в чепчиках без грима.

 

мимо.

банки из-под пива.

нищие таскают сгорбленные спины.

 

мимо.

рыбы - лимузины.

ягоды с грибами в драненьких корзинах.

 

мимо.

марш крестов в крапиве.

мимо - сёла. рощи - мимо. мимо - нивы.

 

мимо...

 

«Молись!»

 

На вершине холма,

В час вечерней молитвы,

Я хочу с тобой быть,

Чтобы руки касались спины.

Завтра будет зима,

И метель, словно бритва,

Будет плакать, но бить,

Чтобы сердцу послышалось – «Спи!».

 

На вершине холма,

Там, где солнце так низко,

Я хочу целоваться с тобой,

Чтобы души на время срослись.

Завтра будет война,

Я оставлю записку

И оставлю свой дом за спиной,

Чтобы слёз не увидеть. Молись!

 

На вершине холма,

Где разорваны тучи

От укола высокой сосны,

Я хочу попрощаться с тобой.

Мне плевать, что тюрьма

В данный миг, может, лучше

Проститутки войны,

Всё равно я уйду в этот бой.

 

Молись! За меня.

Молись! За него.

Молись! За всех нас.

 

Облака. Навсегда. В небеса»

 

Китель новый, китель белый.

Кровь струится по манжетам.

Вены в коже будто реки.

Ножик острый режет вены,

Словно южный свежий ветер

Рвёт на синем-синем небе

Облака.

 

Сигарета тает быстро.

А любовь, она, как выстрел –

Шесть секунд, и дым клубится.

На полу сверкает китель.

Дама чавкает: «Простите!

В три часа я еду в Питер,

Навсегда».

 

Лейтенант глотает водку.

Бредит сутки, как в чахотке.

А на утро только строчки,

После каждой по три точки.

Он ушёл из жизни срочно.

Кто-то звал его той ночью

В небеса.

 

«Осенний блюз»

 

Осень. Простуда. Дождь третий час.

В доме якудзы играет джаз.

Кухня. Три чашки. Горячий чай.

Дочка, жена и он в первый раз

Вместе.

Осень. Простуда. Ветер гудит.

В доме якудзы никто не спит.

Столик газетный, и веер карт

Он и жена, игра в дурака,

Песни.

Осень. Простуда. Огромный флюс.

В доме якудзы включили блюз.

Окна и шторы сдёрнуты вмиг.

Чтобы луч солнца в дом к ним проник.

Крестик

Шея. И ворот отогнут. Он

Русский якудза – наркобарон.

Час прошёл, и его уж везут.

Слёзы. И слёзы. Трасса в Сургут.

Пресно.

 

«Очнись…»

 

Я слышу в тишине шаги,

Шаги свои – свои шаги.

В душе война.

Двенадцать ночи – ты не спишь,

На кухне у окна стоишь

И ждёшь меня.

 

И вот уже вхожу в подъезд,

Ступенек к небу тридцать шесть.

Погашен свет.

Стучу ритмично, дверь скрипит,

И ты выходишь, мама спит.

Привет, привет!

 

Роняю тёплый поцелуй

И слышу в темноте: Целуй,

Ещё, ещё.

Потом спускаемся во двор,

Шагаем вместе за забор.

Пошёл отсчёт.

 

Я за руку беру тебя,

И мы идём, куда глядят

Глаза, глаза.

Пустыня улиц, шум ветров,

Мы молча слушаем любовь.

В душе гроза.

 

Пора уже домой идти,

Тебе там надо быть к пяти,

Пока спит мать.

И мы шагаем на восток

Сквозь маленький наш городок.

В домах все спят.

 

Ныряем тихо мы в подъезд

И снова вверх на тридцать шесть.

В душе салют.

Достала ключ из-под ковра,

Открыла дверь, но не вошла.

Целуй, целуй!

 

Касание руки и губ,

Сердец синхронный слышен стук.

Пока, пока!

Ты дверь закрыла за собой,

Исчезла в тишине ночной

Рука, рука.

 

Я вышел из подъезда прочь,

По улицам гуляла ночь

Одна, одна.

И я свернул к себе в подвал,

А ветер тихо напевал:

Очнись страна!

 

Очнись страна!!!

 

«Познакомиться…»

 

Я ломаю позвонки,

То есть vertebrae^*.

Перейдём давай на ты

И под кедрами

В парке встретимся в ноль семь,

Будет ветрено,

Так что курточку надень,

Не будь стервою.

 

Я ломаю все мосты,

То есть мостики.

Перейдём давай на Вы

И под соснами

В парке встретимся в ноль три,

Будет холодно,

Ты в футболке приходи,

Чтобы снова нам

 

Познакомиться…

 

Примечание: vertebrae (лат. яз.) – позвонки (ударение на первый слог; вЭртэбрэ)

 

После пяти. Прости»

 

Растворился закат.

Бокал коньяка.

На глазах пелена,

Оттого что без сна

Уже третью ночь,

Уже третий день.

На стене твоя тень,

А в глазах зрачок

Глотает меня.

 

Выпал в осадок рассвет.

Бокал на столе опустел.

Закрылись глаза в ноль семь

После любви. Закончился крем

Для массажа и для красоты,

Чтоб перейти на «ты»

И раствориться в руках,

Как тает луна в небесах

После пяти. Прости.

 

 «Просто дождь принёс…»

 

Дождь. И небритая душа заблудилась в метро.

Снег, а потом снова дождь и дождь. И жжёт всё нутро.

Оттого что копейка в кармане и пять в рюкзаке,

Оттого что надежды растаяли в тёплой руке,

Оттого что асфальт перекрасился в красный цвет,

Потому что обычный сотрудник спешил на обед.

 

«Разлука»

 

Делеция любви,

Инверсия в душе.

Буковски и Кюри.

Мне жаль карандашей,

Чтоб всех перечислять,

Кто минус, а кто плюс,

Кто вечер, кто рассвет,

Кто север, а кто юг,

Кто да, кто просто нет.

Я буду воевать

За то, чтобы обнять

Трапецию спины

И вновь поцеловать

На площади весны

Твоё лицо и грудь.

Сижу и не вздохнуть,

Хоть смейся, а хоть плачь.

И время здесь не врач,

Разлука тут палач.

Что делать? Как мне быть?

Тебя нельзя забыть,

К тебе нельзя придти

На проводы зимы.

А помнишь, крепкий чай,

The Beatles и Кино,

Их Yesterday, Печаль,

Конечно же, вино,

(ну как же без него),

Когда внутри война,

И рвётся простыня

От влажных рук, ногтей,

От ритма тёплых тел?

Взрывается постель

От солнечных страстей.

Но что теперь? Как жить?

Кого сейчас любить?

Вонзаются ножи,

И хочется избить

Аморфное пятно,

Ползущее во тьме,

Похожее на тень,

В прозрачное окно.

Беру свой телефон,

Звоню, а там гудки –

Короткие гудки.

Кидаюсь в поролон.

Прожжён в конец диван.

Гитара, и струна

Висит четвёртый день.

Свеча, и бродит тень

По комнате потерь.

Вернись! Мне трудно жить!

Прости! К груди прижмись!

Поплачь и всё пройдёт,

А рана заживёт,

Где минус станет плюс.

Борьбы я не боюсь,

И если не придёшь –

Я сам к тебе вернусь,

Тогда ты всё поймёшь…

 

«Стих, рождённый из слов друзей/товарищей/знакомых»

 

(Дерзновенно, ветер, Магадан, шоколад, мечта, жизнь, любовь, опыт, море, свобода, характер, терпеливо, нервы, мост, триппер, петиция, Рига, ДАР, крылья, дождь).

Дерзновенно

Ветер оккупировал Магадан.

Совершенно

Пьяный глотаю с водкой шоколад.

И мгновенно

Мачта превращается в мечту.

Перманентно

Жизнь не стоит и гроша в бреду.

А по венам

Вместо крови ползает любовь.

И параллельно

Линзам цвета моря – бровь and бровь.

Он смиренно

Дрыхнет на свободе подшофе.

Рвутся нервы

Выпить просит человек в плаще.

Он не первый

Кто характер свой давно признал.

Не последний

Кто любовь на водку променял.

Был не верен

Но… терпеливо ждала она.

Каждый вечер

Опыт жизни ей кричал – жена. 

Стерва, стерва,

Дикие слова чеканят шаг.

Дерзновенный

Выстрел. Крылья обрела душа.

 

Она одела джинсы и свитер,

Старые кеды, перчатки,

К чёрту сожгла все справки

С диагнозом: триппер.

Вышла из дома,

Отправила письмо в Ригу,

А именно дяде Тому,

Купила какую-то книгу.

На форзаце написав петицию,

А лучше признанье в убийстве,

Кинула книгу во двор полиции.

Дождь, словно ртуть или бисер,

Повёл её очень быстро

К мосту, чтоб утопиться.

А ещё час назад она отправила в Краснодар

Самый ценный конвертик с надписью «ДАР»

Своему годовалому сыну

Максиму…

 

«Стоп!»

 

Пальцы в песке.

Кровь. Выстрел

Восемь секунд назад.

Тень на щеке.

Грудь. Свитер

Порван и ветру рад.

 

Муравьи тонут, стонут, тонут

В артериях разорванных.

По венам в разные стороны

Разбегаются муравьи. Стоп!

 

Спицы сквозь грудь.

Ночь. Песни

Чёрных ворон в гнезде.

Плавится труп.

Солнце. Плечи

Ловят любовь в звезде.

Тройка неоконченных»

 

Деревья сбросили листву, как платье сбрасываешь ты, входя в мой дом.

Твой нежный, смелый поцелуй, как ветер по моей щеке, и сердца гром.

Здесь мы сливаемся в одну

Фигурку нецке на полу.

Тебя люблю, тебя люблю.

 

***

Первый подъезд после арки.

Напротив фонарь и лавки

Две. И смело ныряй в подъезд,

Тебя там никто не съест.

На право, квартира моя,

Стучись и буди меня.

 

***

Привязав верёвку к люстре,

Обмотав верёвкой шею

И шагнув на хлипкий стульчик,

Она крикнула: прощай.

 

«Уходи 2»

 

Убирайся ты прочь,

Я сейчас не шучу!

Уходи не пророчь,

Я тебя не хочу!

Поднимайся с колен,

Я тебя не прощу!

Не возьму тебя в плен,

Лучше здесь удушу!

 

Уходи! Забирай пальто.

Уходи! Сапоги в углу.

Уходи! И ключи на стол.

Уходи! Больше не люблю.

 

Захлопни дверь, иди,

Я очень прошу!

Всё ещё впереди,

Я не загрущу!

Телефон мой сотри,

Между нами война!

На меня не смотри,

Вдруг порвётся струна!

 

Уходи! Отравила жизнь.

Уходи! Автобус в два часа.

Уходи! Вызывай такси.

Уходи! Изменив полюса.

 

Вытри слёзы свои,

Извини, нет платка!

Не могу без любви,

Уходи навсегда!

Это был наш пример,

Где ошибка была!

Одевайся скорей,

Пуля в сердце вошла!

 

Уходи! Денег больше нет.

Уходи! Делай шаг назад.

Уходи! У любви есть смерть.

Уходи! Есть и Рай и ад.

 

Уходи! Молодец! Шаги.

Ушла! Наконец! Прости.

 

Уходи»

 

Я не верю тебе, громким фразам твоим,

Ты сломала мосты и оставила дым.

Календарь на стене – красных чисел парад,

Я тебя не люблю и тебе я не рад.

Уходи, уходи, я тебя не прощу,

Дверь закрой за собой, очень-очень прошу.

В тихом блюзе ветров нет надежды на джаз,

Я не буду спасать твою жизнь в сотый раз.

Хочешь, прыгай с моста, хочешь, вены порежь,

Я тебя не хочу, хватит в душу мне лезть.

И случайный аккорд в твоей жизни гремит,

Но на струнах любви существует лимит.

Так что поздно прощать, все предатели врут,

Ты посмела предать, и свободно вздохнуть.

Но погибла любовь, утопились мечты,

Их уже не вернуть, а виной всему ты.

Уходи, уходи, уходи, уходи!!!

 

«Хочется жить!»

 

Они

Розгами бьют по венам,

Чтобы хрипели от боли

Все мы.

В кадык, в переносицу –

На галстук стекает с кровью

Слюна.

А мы

Терпим и терпим верно,

Предано исказив брови

И спим.

Теперь здесь бессонница,

И правду от вас не скрою –

Война.

 

Осторожно

Они могут плеснуть в лицо кислоту,

Чтобы стереть все черты.

Подорожник

Увы не спасёт и не поможет,

Он зачах на кромке дороги

 

«Смерть или Жизнь».

 

Тонкой кожей

Скрываем от всех здесь свою красоту,

Но там в итоге кроты

Прячут рожи.

За трибуной слова похожи

Все-все. И здесь нет кислорода.

Хочется жить!

 

«Четыре дня карандашом»

 

Там за окном, в чёрном омуте небес

Тонут звёзды. В мире множество чудес

Ты запомни. Я внезапно вдруг исчез,

Чтобы снова сделать шаг к твоей спине.

Все невзгоды на супружеской войне

Разом бросим, пусть горят они в огне.

Будем вместе, заново начертим жизнь

На бумаге. Только ластиком сотрём

Корпус мира, брошенный куда-то ввысь.

Ты забудешь подлость и характер мой.

Я забуду ложь твою и пустоту

В нашей банке, где расстались мы с тобой.

На рассвете небо прокляло луну,

Звёзды тоже испарились пред войной.

 

Рушили мир, стены круша.

Ножик в руке, в небе душа.

Мне не вернуть руки, слёзы твои.

Только сказать у могилы – прости.

 

Я хочу всё начать вновь.

Пусть тебя рядом нет,

Но вернулась любовь

Сквозь погашенный свет.

 

Схожу с ума. Уже сошёл.

Пишу тебе карандашом.

 

«Это, наверное, осень…»

 

Это, наверное, осень, это скорее восток.

Обрывки газет на скамейках в парках,

На площади кто-то спускает курок,

Выстрел звенит в ушах. Палки

В колёса по-прежнему кто-то суёт.

Умрёт. Каждый из нас умрёт…

 

«Юнец-портретист»

 

Полураздавленный окурок.

Полураздетая баба.

Юнец-портретист рисует углём.

На столике пачка с мольбертом рядом

Балканской звезды. Он снова и снова курит,

Бросая окурки в чашку на стол.

 

Параллельно зрачкам

Обнажённая девка;

Параллельно соскам

Возбуждённый пацан.

Полуокрепшие нервы

Ни к чёрту. И цвет бледноватый лица.

 

Он по холсту водит чёрным кусочком,

Впиваясь глазами в упругую грудь.

На даме остались только носочки

И в пальцах плеть или прут.

 

Он смотрит и смотрит, и смотрит.

Она улыбается. Губы, какие чудесные губы.

Они его точно сегодня погубят,

И жизнь он свою непременно испортит.

 

В десять часов он закончил картину писать,

Натурщице бросив деньгу.

Прелестного нет на картине лица,

Только орган чуть ниже пупка и грудь.

 

«Я видел…»

 

Я видел, как разделывают трупы

В комнате с зелёным потолком,

Я видел, как просеивают крупы

Женщины с повязанным платком.

Я видел, как играют дети

В песочнице с оранжевым ведром.

Я видел, как живут на свете

Те человеки, любящие ром.

Я видел, как воюют дико люди

На территории просроченной любви,

Я видел, как выкручивают руки

Тем, кто давно не хочет клясться на крови.

Я видел, как стреляют прямо в сердце

Чтоб быстро, сильно – раз и навсегда.

Я видел, как выращивают перцы

В теплицах – ведь бывают холода.

Я видел. Видел. Видел. Видел,

Как сын своих родных обидел.

Я знаю. Знаю. Знаю. Знаю. Знаю –

Предатели уверенно стреляют.

Я тихо плачу. Да, от счастья плачу –

Ведь я живу и в жизни что-то значу…

 

 

---

Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!