Преодоление позитивистской методологии



Позитивистские методы исторического исследования   Явившийся в свое время результатом успехов естественных наук в области постижения закономерностей в мире природы, позитивизм оказал определенное влияние и на гуманитарные науки. Отказ от умозрительных суждений, априорных схем и произвольных интерпретаций фактов, стремление к доказательности и воспроизводимости результатов научного исследования, самое глубокое уважение к науке и личности ученого, - все эти приоритетные для позитивистской парадигмы психологические установки характерны и для гуманитария данного типа. Методология исторического исследования обосабливается как предмет специального рассмотрения и становится учебной дисциплиной. Вполне в духе позитивистской парадигмы эта методология была ориентирована на выявление, описание и упорядочение эмпирических сведений научных объектов. "Люди, занимавшиеся историческими исследованиями в конце девятнадцатого века, очень мало интересовались теорией того, что они делали. В полном соответствии с духом позитивистской эпохи историки того времени считали профессиональной нормой более или менее открыто презирать философию вообще и философию истории в частности" - так характеризовал подобную познавательную ситуацию английский методолог Р.Дж. Коллингвуд (1889-1943). Как уже говорилось, наиболее четко позитивистские установки исторического метода выражены Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобосом во "Введении в изучение истории". Для историка, по мнению позитивиста, главное - это наличие реального объекта, документа, "текста": "Историю изучают при помощи текстов". Даже суровый критик данного подхода Л. Февр не отрицает несомненной убедительности этой позитивистской формулы. "Знаменитая формула: и по сей день она не утратила всех своих достоинств, - пишет Февр, - а они, без сомнения, неоценимы. Честным труженикам, законно гордящимся своей эрудицией, ома служила паролем и боевым кличем в сражениях с легковесными, кое-как состряпанными опусами". Написанная исследователем "Политической истории современной Европы" профессором Сорбонны Ш. Сеньобосом и его коллегой, блестящим знатоком источников по истории средневековой Европы Ш. Ланглуа небольшая, изящная, чуть ироническая книжка "Введение в изучение истории", казалось бы, должна была бы быть давно забыта, как многие другие. Но этого не произошло, а это значит, что она верно выразила свое время. Задумаемся над ее секретом. В книге предстает образ историка, который уверен в реальности своих эмпирических данных, в постижимости своих, столь необходимых ему, источников. Это - ситуация европоцентристской исторической модели, на которую поработало не одно поколение ученых. Эта ситуация приверженцем принципиально иной парадигмы, историком другого поколения А. Тойнби описывается так: "Со времен Моммзена и Ранке историки стали тратить большую часть своих усилий па сбор сырого материала - надписей, документов и т. п. - публикацию их в виде антологий или частных заметок для периодических изданий. При обработке собранных материалов ученые нередко прибегали к разделению труда, В результате появлялись обширные исследования, которые выходили сериями томов... Такие серии - памятники человеческому трудолюбию, "фактографичности" и организационной мощи нашего общества. Они займут свое место наряду с изумительными туннелями, мостами и плотинами, лайнерами, крейсерами и небоскребами, а их создателей будут вспоминать в ряду известных инженеров Запада". Методы критики свидетельств, полученных от очевидцев событий и от тех, кто получили сведения из вторых или третьих рук, или пользовались надежными документами, многократно совершенствовались и отрабатывались начиная с изданий XVII в. Не оттого ли при чтении методологического труда Ланглуа и Сеньобоса нас не покидает ощущение легкости, как будто мы не движемся по пути создания исторического нарратива, а как бы парим над ним, видим его сверху, и он весь - от начала (подготовительные процессы) и до успешного завершения (изложение) - логически выверен и хорошо знаком. Итак, прежде всего - отыскание документов (эвристика); затем анализ (внешняя, подготовительная, критика); внутренняя критика (критика толкования - герменевтика, негативная внутренняя критика достоверности - через проверку искренности и точности свидетельства и как ее результат - установление частных фактов). Далее наступает этап синтеза, который в духе позитивистской парадигмы достигается путем группировки выявленных ранее фактов и построения общих формул. Изложение результатов исследования завершает создание исторического нарратива. Таким образом, на основе эмпирически обеспеченной источниками, публикациями, архивными документами европоцентристской модели исторической науки прослеживается и определенный тип исторического профессионализма, основанный на эффекте "познания познанного": знание документа, определенной суммы установленных фактов, методов критического отбора свидетельств, слагавшихся интеллектуальными усилиями поколений. Каждый этап исследовательской работы открыт научному сообществу и доступен его контролю. Методология "познания познанного", выработанная в духе позитивистской модели европоцентристской историографии и опирающаяся на относительно стабильные представления об объекте исторического познания, вскоре пришла в противоречие с реальностью. Позитивисты вырабатывали свои методы, свои критерии объективности исторического познания и соответствующие требования к историческому образованию, исходя из достижений науки прошлого. Можно сказать, что они совершенствовали "здание" европоцентристской модели исторического процесса, используя "кирпичи" и даже целые "блоки" старых построек традиционной исторической критики и герменевтики. Поэтому в условиях резких изменений общественного сознания эпохи эти модели оказались невостребованными. Образ нового "здания" - будущей многополюсной глобальной истории - необходимо было создавать, исходя из других методологических принципов.   НЕ ЗНАЮ НАДО ЛИ, НО НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ:  

Преодоление позитивистской методологии

ПОСТИЖЕНИЕ целостной истории человечества как единого феномена стало главной целью гуманитарного познания новейшего времени. Но пути, которые разрабатывают различные эпистемологические парадигмы для достижения этой цели, оказываются различными. Каждая из основных методологических парадигм - позитивистская, неокантианская и феноменологическая - выдвигает в качестве главного различные аспекты достижения этой цели. Важно при этом подчеркнуть, что само поле исследования, эпистемологическая ситуация исследования проблем человеческой истории едины. Поэтому, начиная с различных сторон его освоение, в принципе, возможно на определенном этапе достичь такого положения, когда успехи каждого из направлений смогут найти свое место в едином и целостном синтезе. Вместе с тем ясно, что для этого необходим такой эпистемологический уровень, на котором человечество рассматривается как особый феномен в реальности мирового целого.

Выход историков-профессионалов за пределы ограниченного европоцентристского понимания всемирной истории и культуры и переход исторического познания на глобальный уровень оказался на определенном этапе равнозначен отказу от позитивистских представлений об упорядоченной систематизированной методологии исследования эмпирических данностей документа и факта. Это был путь качественного изменения психологической установки исследователя: отныне он призван был размышлять о тех исследовательских целях, для которых наука еще не успела подготовить эмпирически-описательную и доступную для понимания научным сообществом реальную исследовательскую базу. Глобальная история не имела такого "банка данных", который был бы аналогичен банку данных европоцентристской историографии, установившей свои правила научного сообщества в соответствии с возможностями. Целое истории, человечества и культуры неокантианская парадигма предполагала осмысливать иным способом. "Чтобы понять часть, мы должны прежде всего сосредоточить внимание на целом, потому что это целое есть поле исследования, умопостигаемое само по себе"8. Место эмпирического изучения должно было теперь занять постижение. Вместо "интеллектуального рабочего" (выражение Тойнби) историк должен был стать "самим для себя историком", а достижение целостности виделось через посредство выбранной им для себя модели всемирной истории. Создание таких цивилиза-ционных моделей (будь то социально-экономические формации марксизма, идеальный тип традиционных или рациональных обществ М. Вебера или цивилизаций Шпенглера-Тойнби) есть дело ученых - теоретиков гуманитарного познания. На долю их последователей выпадает "приложение той или иной модели" к новым социальным феноменам и выявление сходств-различий реальности с типологической моделью, созданной, в силу общей гуманитарной направленности исторического познания данного периода, на материале прежде всего истории европейской цивилизации.

Обратившись к исследованию деятельности познающего субъекта, оказалось возможным совершить важные открытия, касающиеся профессиональной деятельности историка, функционирующего в режиме умопостижения, и выявления личных качеств, особых способностей и психологической предрасположенности к такого рода работе. История получила статус такой науки, которая сама создает свой объект или (что то же самое, поскольку речь идет о реальности прошлого) его образ.

На фоне быстрого развития междисциплинарных взаимодействий и необычайно плодотворных методологических исследований в ряде наук довольно скоро возникла проблема междисциплинарного синтеза и поисков общего объекта в рамках формирования единой науки о человеке. В этих условиях неокантианская парадигма, ориентированная на приоритет познающего субъекта, стала обнаруживать односторонность своего подхода к гуманитарному познанию. Философская позиция позитивизма, принципиально изгнавшего из сознания исследователя "метафизические" модели гуманитарного познания, выявила свою неспособность действовать в качественно иной исследовательской ситуации. Если ученый стремится обобщать, "выделять границы относительной дискретности вечно бегущего потока" (как, например, А. Тойнби, который создал свой особый, цивилизационный подход ко всемирной истории), то он не может обойтись без философского, эпистемологического подхода к историческому познанию.

Требование репрезентативности источников и их соответствия исследовательским результатам, воспроизводимость выводов конкретного исследования, однозначность интерпретационных суждений - все это оказалось недостижимым в качественно новой ситуации. Интересно, что самые непримиримые ниспровергатели позитивистской методологии исследования не отрицали правомерности тех признаков научности, о которых заботились последователи Ланглуа и Сеньобоса. Напротив, они подтверждали их полезность в определенных пределах, их действенность в борьбе против "лживых и легковесных работ" в области исторического нарратива. Исследователь проблем исторического познания французский методолог А.И. Марру очень точно выразил суть проблемы. Эти правила и критерии, писал он о методологии Ланглуа и Сеньобоса, весьма хороши сами по себе, но они почти никогда не выполнимы на практике. Именно так, - рассматривая ситуацию в исторической ретроспективе, мы можем сказать сегодня: строгие требования, выработанные в условиях хорошо исследованной, стабильной основы источников европейской истории, стали совершенно неэффективны при обращении к множественным моделям всемирной истории. Нужны были новые теоретические подходы, и они не замедлили появиться. Почти одновременно, в конце XIX - начале XX в., появились неокантианский и феноменологический подходы к проблемам гуманитарного познания.

Неокантианская парадигма связана с именами выдающихся философов баденской школы неокантианства В. Виндельбанда и Г. Риккерта. Неокантианская парадигма в качестве руководящего принципа исторического познания выбирает антитезу позитивизму. Она подчеркивает отличие гуманитарных наук от наук естественных и подчеркивает особую роль субъекта познания (исследователь, ученый, историк-философ) в эпистемологической ситуации познания. В работах В. Виндельбанда (1848-1915) - основателя и главы баденской школы неокантианства, ректора Страсбургского (тогда немецкого) университета была обоснована идея принципиального различия предмета и метода наук о природе и исторической науки. Науки о природе изучают повторяющиеся, закономерно происходящие явления (номотетические науки), а историческая наука (науки о культуре), напротив, -индивидуальные, своеобразно взаимосвязанные явления (идиографические науки, изучающие не закономерности, но особенное - идиос). Г. Риккерт (1803-1936) развил и дополнил это противопоставление наук о природе и наук о культуре по их методу, отмечая, что истинная форма познания присуща именно последним. В своей научной деятельности познающий субъект выделяет в идиографиче-ской реальности наиболее существенное, руководствуясь представлениями об истинных, вневременных, по сути этических, ценностях.

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 337; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!