PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 50 страница
- Слушай, - сказал я, - ты в этих туфлях на голову выше меня.
- И не только в туфлях, - улыбнулась Аня.
- Мне что же, идти на цыпочках?
- Зато в постели я тебе по плечо.
- По пояс, - съязвил я.
- Мне что же, идти к нему босиком?
Ровно в семь часы своими нежными приглушенными и мелодичными звуками напомнили нам о том, что и они являются живыми участниками нашей беседы о судьбах Вселенной.
У меня сложилось представление о принце, как о сказочном персонаже, и, когда я увидел перед собой красавца-мужчину, одетого совсем не по королевскому этикету, шорты, майка, волосатые ноги и грудь, мне было приятно вот так по-свойски, говорить ему о своих проектах и планах. Аня в роли переводчицы была безупречна. Принц принял нас в частных апартаментах.
Глава 17
Я не пренебрег возможностью в качестве визитной карточки привычно извлечь из кейса и подарить ему мой бестселлер – нашумевшую среди ученой братии изящно и со вкусом изданную на английском языке сверкающую девственным абрикосовым глянцем небольшую книжицу («Strategy of perfection») с основами теории жизни на Земле, по сути переработанный и дополненный материал своей Нобелевской речи. Плотная белая бумага, в меру крупный шрифт, яркие красочные цветные рисунки. Принц молчал, следя взглядом за моими руками, а зеленый фломастер уже размашисто бежал наискосок по первой странице. «Дорогому Альберту…». Я осмелился назвать его «дорогим». «Дорогому Альберту в знак признательности и с надеждой на сотрудничество» – написал я по-русски и протянул ему книжку. Он открыл, скосив голову, прочитал надпись.
|
|
- «Сот-руд-ни-че-ство»?- разрывая слово на слоги, спросил он, переведя взгляд на Аню.
- Cooperation,- пояснила Аня.
Альберт кивнул, мол, понятно, затем бегло прочитал предисловие, полистал страницы, любуясь рисунками.
- Очень доступно,- сказал он,- любой школьник поймет.
- Простота сближает людей,- сказал я.
Принц пристально посмотрел мне в глаза и спросил:
- Вы верите в то, что это возможно? Друзья, не надо иллюзий!
Я ничего на это не ответил.
- Почему бы вам не осуществить ваш проект в своей стране?
Я только улыбнулся, приняв его слова за удачную шутку. Мы проговорили часа полтора, и к моему превеликому удовольствию, Альберт был из тех редких людей, кто понимал меня с полуслова. Это, конечно, не Чергинец, не Переметчик и даже не Здяк, подумал я. Моя идея даже в Аниной интерпретации Альберту нравилась. Время его поджимало, но Пирамида была ему по душе.
- Это еще одна ваша Нобелевская премия,- сказал он.
- Мы разделим ее между нами,- сказал я, сделав соответствующий жест правой рукой, приглашающий всех присутствующих к дележке сладкого пирога успеха.
|
|
Груз лести непомерно велик, и немногим удавалось не взвалить его на свои плечи. Не удалось это и принцу.
- Не откажусь,- сказал он, улыбнувшись и опустив, как школьница перед ухажером свои по-детски длинные ресницы,- я когда-то мечтал стать лауреатом.
Возникла пауза.
- Но почему Пирамида?
Я стал привычно рассказывать. Он внимательно слушал.
- … и в конце концов,- говорил я,- все эти четыре лица должны слиться в одно. Это как создавать виртуальный портрет преступника, только наоборот. Как…
- Какие четыре лица,- спросил Альберт,- какого преступника?
- Экономическое лицо Пирамиды должно совпадать с социальным и экологическим. И лицо власти должно…
- Лицо власти? Прекрасно!
- Именно! Как раз лицо власти и должно отражать…
- Понятно,- прервал он меня жестом руки,- мне понятно.
Но меня остановить было не так-то легко. Мне вдруг пришло в голову новое, совершенно прекрасное представление, новый образ:
- Пирамида,- сказал я,- это цитадель совершенства.
- Цитадель?- спросил принц.
- Цитадель!- подтвердил я и для большей убедительности кивнул.
- It’s o key!- сказал он.
- It’s o key!- сказал я.
Теперь мы только улыбались.
- И все же,- спросил он,- скажите, вы и вправду верите?..
|
|
- Yes! Of course! (Да! Конечно! англ.) Sans doute! (Безусловно! фр.). Если бы я в это не верил, Аня бы не стала Вас беспокоить.
Улыбка теперь не сходила с лица принца.
- Анна не может беспокоить,- успокоил он меня,- она может только радовать и волновать.
Альберт так смотрел на Аню, что у меня закралось подозрение, не любовница ли и она этого всевселенского ловеласа и жениха. Мне даже показалось, что они перемигнулись.
Было сказано еще несколько ничего не значащих фраз из светского этикета. Принц бросил едва заметный и как бы ничего не значащий короткий взгляд на часы, и не дав им возможности лишний раз напомнить об участии в решении мировых проблем своими ударами, по-спортивному легко встал с кресла.
- Я расскажу о нашем разговоре отцу,- сказал принц,- вы пришлите нам свои предложения. Затем на чистом немецком, как бы говоря сам с собой, добавил: - es ist eine alte Geschichte, doch bleibt sie immer neu (это старая история, но она всегда остается новой, нем.).
Он взял из письменного прибора визитку и протянул ее мне, а для Ани с нарочито изящной небрежностью вытащил из вазы целую охапку длинностебельных кроваво-красных роз.
- Это тебе.
- Ах!..
Дождавшись от нее внезапно распахнувшихся в восторге удивительно-удивленных серых глаз, вдруг вспыхнувшего румянца и обворожительной благодарной улыбки, он подошел к книжной полке, взял туристский справочник «Монако» (точно такой лежал у меня в кейсе) и что-то быстро написал наискосок на открытой странице.
|
|
- Буду рад видеть вас здесь,- вручая его, сказал он.
Мы раскланялись и скрепили наш новый союз крепким дружеским рукопожатием.
- Передайте привет вашей Тине, - улыбнулся принц.
- Тине? – спросила Аня.
- Тине? – спросил я.
- Тине, - повторил Альберт, - ах… да-да… Я совсем забыл… Извините…
Затем он еще раз извинился и ушел.
А мы с Аней оторопело смотрели друг на друга: при чём тут Тина?
И едва за ним закрылась массивная белая в золоте дверь, тотчас раздался бой высоких напольных часов. Это нас не смутило, и я не отказался от удовольствия осмотреть дворец. Аня, оказалось, хорошо знала его достопримечательности и с удовольствием согласилась снова быть моим гидом.
В коллекции более семисот картин.
Я ходил, слушал ее и думал, что даже эта каменная кладка, так искусно осуществленная генуэзцами еще в начале тринадцатого века, вряд ли устоит перед созидательной силой моих Пирамид. Разговор с принцем не выходил у меня из головы. Чем черт не шутит! Когда для меня вдруг открылось, что здесь же, совсем рядом, в двух шагах от нас находится музей Наполеона, который хранит многочисленные свидетельства, связанные с историей рода и династией Гримальди, я не мог не уговорить Аню посетить его, несмотря на позднее время.
- Может, все-таки завтра?- спросила Аня.
Откуда принц знает мою Тину, ревниво думал и думал я.
Глава 18
Мы попали в музей только завтра. Как-нибудь я расскажу о том, как мне удалось спереть, какой стыд! совсем незначительную финтифлюшку, некогда принадлежащую самому императору. Я выдернул из нее всего-навсего одну желтую ниточку, финтифлюшка от этого ни капельки не пострадала, а я приобрел целый мир, мир самого Наполеона. Как ты помнишь, у нас уже были и его зуб, и его член… Это немало!
- Опять эта финтифлюшка! – говорит Лена.
- Ага, - говорю я, - только другая уже.
Как карманный воришка, я сунул эту ниточку из салфетки в задний карман шорт и все это время, пока мы бродили по дворцу, она жгла мне задницу, как раскаленная иголка. У меня тотчас пропал интерес ко всему происходящему, я стоял, рассматривая очередного Матисса, слушал Аню, но мысли мои были далеко. Принц - один из немногих власть имущих, с кем я вел подобные беседы – проявил к моему рассказу живой интерес. Это окрыляло! К тому же, у меня в кармане лежал Наполеон! Я надеялся заполучить и волосок из бороды Леонардо да Винчи. Судьбе и Богу было угодно таскать меня за Аней. Теперь мне не жаль было времени, и мое столь долгое, на мой взгляд, пребывание здесь было более чем оправдано.
- Ты весь светишься,- заметила Аня.
Магия бескрайнего удовольствия переполняла меня. Ясно, что меня восхищал не только Матисс.
- Какие очаровательные деревья, ты не находишь?
- Потрясающе красивые!- согласился я, думая и о том, чтобы не оставить свои шорты, а с ними и золотистую ниточку где-нибудь на очередном пляже, как это часто со мной бывало.
- Какие живые и свежие!
- Как апрель...
Я просто влюбился в принца, в его светлый ум.
«Тинннн-н-н…».
- Ты что-то сказала? – спросил я.
- Это ты сказал: - как апрель!
«Тинннн-н-н…».
Ах, «Тинн»!..
Я понимал: это уже Тинин колокол зрел у меня в голове.
- …и его, представь себе, обвинили в том, что он не способен написать дерево, похожее на дерево,- рассказывала Аня.
- Альберта?- вырвалось у меня.
- Матисса…
Аня замолчала, взяла меня под локоть и заглянула в глаза, как заглядывают мертвому.
- Все?- спросила она.
Я утвердительно кивнул и показал на часы, мол, пора уходить. Но ведь спешить было некуда. Когда мы подошли к машине, Аня задумчиво произнесла:
- И знаешь, что он ответил?
- Кто?
- Твой Матисс.
- Извини…
- Он сказал, что если кому-то нужно, чтобы дерево походило на дерево, пусть пригласит фотографа.
Какое-то время мы ехали молча, затем Аня спросила:
- Что-то случилось?
«Тиннн-н-н…».
- Да,- сказал я.
Затем я попытался выяснить, не знает ли она, как работает Лувр. Мне необходимо было увидеть своими глазами картины с изображением Наполеона. Я надеялся найти на какой-нибудь из них ту самую салфеточку, нитка из которой лежала у меня в кармане. Зачем? Я не мог ответить на этот вопрос.
- Зачем тебе сейчас это?- спросила Аня,- посмотри на моем сайте.
Она кивнула на свой серебристый note-book.
- Рест, что-то случилось?
Аня ждала ответа на свой вопрос, но я тоже выжидал, и как только мы пересекли невидимую границу Монако, я произнес:
- Я украл.
- Все воруют,- спокойно сказала на это Аня,- что ты украл?
- Что, что?..
- Рест, ты не в себе, тебе плохо?
Она сбавила скорость и затем остановила машину у самого края отвесной скалы.
- Рассказывай,- потребовала она.
Я с трудом нащупал пальцами ниточку и извлек ее из кармана как бесценную реликвию.
- Вот.
- Что там у тебя?
Было не настолько темно, чтобы ее нельзя было разглядеть. Я вцепился в нее тремя пальцами так, что кисть моя задрожала.
- Вот,- повторил я,- смотри.
- Что это?
Чтобы не рисковать, я оторвал кусочек туристской карты и завернул в нее ниточку. Аня больше ни о чем не спрашивала, наблюдала за моими действиями и молчала. Так прошло минуты две-три, а затем я все рассказал. Когда я кончил, Аня расхохоталась.
- Ворюга!- сказала она, смеясь,- с кем я связалась.
«Тиннн-н-н…» - звенел её колокол.
- По ком звенел? – спрашивает Лена.
- По мну! – говорю я, начиная злиться.
- Когда ты злишься, - говорит Лена, - наши белые ночи становятся ещё белее! Если хочешь – как твой чаячий пух!.. И что? Что твоя Аня?..
Ах, Аня! Аня тогда… Да-да, так и сказала: «Ворюга!».
- Что будем делать?- спросил я.
Аня просто выперла на меня свои зенки:
- Ты еще спрашиваешь!
И мы, лихорадочно обнажая себя, тут же стали сдергивать с себя непокорные одежды.
- Слушай, а ты и в самом деле… маньяк! – говорит Лена.
- Ты на себя посмотри – хоть прикоройся…
«Тиннн-н-н…».
Глава 19
При каждом удобном случае мы с Аней занимались любовью в любых самых невероятных условиях. В самых неудобных! Эта жадная жажда жизни проявлялась на каждом шагу!
- Ты не представляешь,- призналась она,- сколько лет я ждала этой минуты…
Я порывался было спросить про все эти длинные годы...
- Ни о чем не спрашивай,- закрывала она мне рот ладошкой,- лучше не спрашивай.
Я и не спрашивал.
- Знаешь, как я соскучилась здесь по родному славянскому духу, по широкой открытой душе, по крепкому русскому телу… Тебе трудно это понять. Но все они, все, эти французики и английцы, и америкашки, и япошки, да все подряд, весь этот вражий мир… У них все чужое!
Мы словно гнались за утерянным счастьем, настигая его на каждом повороте, на каждой одинокой скамье, под каждым одиноким деревом, на парапете моста и в морской воде, и в спальне, и на остывшем ночном песке, везде, где оно, наше счастье, настигнутое нашими горячими телами, предоставляло нам возможность искупить друг перед другом вину и мою слепоту.
Я был сражен ее жадностью, ее ненасытностью, я был выпит ею до дна, выхолощен до края.
- Я так счастлива, счастлива… Я уже хочу, сейчас, здесь…
Я старался, как мог, и все же чувствовал себя не вполне раскованно. Для меня было не совсем привычно выискивать среди дня укромные места, чтобы не быть застигнутыми врасплох каким-нибудь ротозеем.
- Будь проще,- сказала мне Аня,- секс – это ось, на которую нанизано все человечество, все живое. Здесь все к этому относятся, как к лечению. К тому же, это лучшее из лекарств, которые я знаю.
- Мы же не просто занимаемся сексом,- буркнул я,- мы ведь с тобой…
- Просто,- просто сказала Аня,- просто и непросто. Вот так.
- Я слышал, что секс – это последнее прибежище мужчины, чувствующего свое бессилие.
«Тиннн-н-н…».
- По тебе этого не скажешь.
Мне льстило такое признание.
- Я не жила затворницей,- как-то обронила она,- у меня было много мужчин, но все они не в состоянии были осилить наш русский. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Я слушал.
- На донышке моей славянской души было спрятано счастье, но никому не удалось до него донырнуть. И я прогнала их из моей жизни! О вражье племя! Ты слышишь меня?
Теперь мы брели по тенистой аллее, я слушал.
- Я и сейчас замужем, без этого здесь нельзя, но я всегда скучала по тебе, по нашей, славянской душе.
- Ты в долгу перед родиной?- съехидничал я.
Знаешь, не святотатствуй! У тебя свои грехи, у меня – свои. Я очень ответственная и не хочу компромиссов.
- Ты не жульничаешь?
Я не знал, зачем задал этот вопрос.
- Я устала думать о том, чтобы каждый день быть сильной. Скажи, а на этот раз ты приехал, чтобы загладить свою вину?
Я не знал, в чем должен виниться. Аня все еще не могла поверить в мои намерения всемерно и глубоко переменить этот мир.
- Я был бы счастливейшим человеком на свете, если бы мне было нужно только это,- сказал я.
Чем короче становились наши отношения, тем больше у меня появлялась уверенность, что Аня будет опять с нами.
А Тина?
Глава 20
Теперь одной из тем наших бесед стало обсуждение встречи с принцем. У меня возникло желание поделиться этими впечатлениями и с Жорой. Я позвонил ему.
- Я встречался с принцем Монако,- сказал я,- он готов…
- А что сказал князь и как ты находишь княгиню?..
Жора понятия не имел, кто такая Грейс Келли. Откуда же ему было знать и то, что она погибла в автокатастрофе лет двадцать назад. Да, тогда она ушла, чтобы стать мифом, но к мифам Жора был равнодушен. К тому же разговор у нас был не с князем Ренье, а с принцем Альбертом, о чем Жора знать тоже не мог.
- Послушай!
Я понял, что телефонный разговор ни к чему не приведет. Собственно, я и не рассчитывал получить Жорино одобрение, мне просто хотелось слышать его голос и знать, что мое столь длительное отсутствие никак не отразится на наших планах.
- Вит тебя нашел?- в конце разговора спросил он.
Вит меня интересовал мало, я так и сказал.
- У нас проблемы с нашей планетой.
- Ее у нас отвоевали марсиане?
- Хуже,- сказал Жора,- она оказалась большей, чем сказано в реестре.
- Ладно,- сказал я,- засеем картошкой, потом продадим.
- Ладно,- сказал Жора,- Виту позвони…
Оказалось, что Вит хотел обменяться с каким-то греческим олигархом планетами, чтобы и на этом заработать (он сказал: «поиметь маленький бонус, ста-арик») какие-то деньги.
- Делай, как знаешь,- согласился я.
И еще раз чмокнул Аню в щеку.
В музее восковых фигур я легко нашел то, что искал. У Наполеона были розовые, если не пунцовые щеки, казалось, что его секунду назад кто-то смутил и он разорделся, как благовоспитанная барышня, впервые услышавшая скабрезный анекдот. При этом мой кумир тупо смотрел перед собой восковыми глазами в одну и ту же точку, и мне хотелось толкануть его легонько в плечо или шепнуть что-нибудь на ухо, чтобы вывести императора из ступора. Время здесь, конечно, стояло на месте, а вместе с ним стояли, как на часах, его яркие представители, менявшие по своему усмотрению ход истории.
- Ты души в нем не чаешь,- сказала Аня.
Когда-то я был влюблен в Наполеона, и старался во многом походить на него. Можно над этим смеяться, но все мы выбираем себе кумиров и чистим свои перышки под них, то под Александра Македонского или Цезаря, то под Спартака или Робин Гуда, а то и под Остапа Бендера. Или Иисуса Христа. И вот мы встречаемся с ними с глазу на глаз. И снова очаровываемся. Или разочаровываемся при первом близком знакомстве. Мне, например, жалко было смотреть на этого коротконогого недомерка с выпирающим из-под сюртука дутым пузцом и куцыми пухлыми сардельками-пальчиками, которые прикасались к атласной, я в этом не сомневаюсь, коже своей Жозефины, не исторгая никакой мужественности и не излучая ни нежности, ни тепла. Где твое величие, император?! Где твои мужественные черты и чары? Никакого чудодейственного биополя вокруг его застывшей фигуры я не почувствовал.
- Ты чего-то ждешь от него?
Это бросалось в глаза. Нитка из его салфеточки до сих пор жгла мне бедро. Я заходил к нему с боку и со спины, и с другого боку, и становился прямо перед ним, заглядывая в глаза и пытаясь прочувствовать императорский взгляд, испытать на себе его мощь и силу, но абсолютно ничего не мог уловить. Воск он и есть воск. Это не бронза, не мрамор и даже не глина – что-то очень аморфное и бесструктурное, как и его пальцы, и взгляд, и губы… Что-то покажет нам его клон! Мы его все равно вылепим. Из живого мяса, из костей, из клеточек и ниточки, завернутой в обрывок туристской карты и спрятанной в карман. И зуба, и члена!..
С полной уверенностью в нашу победу, я подчинялся Ане, таскавшей меня по Лазурному побережью. И чтобы не нарушить установившееся между нами понимание, не раскрывал больше рта.
- Сегодня в тебе нет больше слов? - удивилась Аня.
- Ага… кончились…
К чему слова, если говорят глаза… Слова молчат, когда разговаривают сердца, и руки, и…
Глава 21
В самом деле: слова – вода, когда разговаривают глаза… И глаза, и сердца, и руки… И кожа, и особенно кожа… Её трепетное безмолвие шепчет мне своими пупырышками такие слова, такие слова… Мир ещё не придумал слов, чтобы выразить этот шёпот, этот немой крик и сладкие стоны, читаемые, как пальцы слепого, читаемые жажду желания… «…у неё только кожи безбожие неосторожное… а в зрачках тьма осторожная…».
Точно так и было!
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!