Глава I ДЖИВС ШЕВЕЛИТ МОЗГАМИ 12 страница
— Да, уверена, ты, как всегда, выпутаешься. Не отказалась бы получать по пятерке всякий раз, как ты в последний момент ускользаешь от венца живой и невредимый. Помнится, ты как-то сказал, что веришь в свою счастливую звезду.
— И правда, верю. Но все же не стану делать вид, что не чувствую грозящей мне опасности. Чувствую, и еще как. Положение мое крайне сложное.
— И тебя тянет утопить горе в вине? Ну ладно, знаешь, зачем я звоню? Сейчас скажу, и ты сможешь продолжить свою оргию.
— Да ведь вы уже сказали, — удивился я.
— Ничего подобного. Неужели ты вообразил, что я трачу время и деньги, чтобы болтать о твоих интрижках? Дело вот в чем. Ты видел у Бассета эту штуку из черного янтаря?
— Статуэтку? Конечно, видел.
— Хочу купить ее для Тома. У меня появилось немного денег. Школьная подруга оставила мне небольшое наследство, и я сегодня ездила в Лондон повидаться с моим поверенным. Там выходит около двух тысяч фунтов, и я хочу, чтобы ты сторговал мне эту статуэтку.
— По-моему, дело это нелегкое.
— Ничего, у тебя получится. Если будет необходимо, подними цену до полутора тысяч. Вот если бы тебе удалось просто сунуть ее в карман… Это бы избавило нас от кучи лишних затрат. Но боюсь, это тебе не под силу, так что бери Бассета за бока и убеждай продать статуэтку.
— Ладно, приложу все силы. Я ведь знаю, как дядя Том жаждет ее получить. Положитесь на меня, тетя Далия.
— Ну, вот и славно.
|
|
|
Я вернулся в гостиную и принялся думать. У нас с папашей Бассетом сложились такие отношения, что я не представлял себе, как подступиться к делу, но, с другой стороны, у меня от сердца отлегло — слава Богу, старушка отказалась от мысли похитить кикимору. Я и радовался, и удивлялся, ибо суровый опыт прошлых лет убеждал меня, что когда тетушка хочет ублажить любимого мужа, для нее все средства хороши. Это ведь она инициировала — надеюсь, я не перепутал это слово с каким-нибудь другим, — кражу молочника в виде коровы, и на этот раз она тоже могла бы избрать более экономный метод. С ее точки зрения, если один коллекционер похищает экспонат у другого коллекционера — это нельзя считать кражей. Впрочем, в этом, кажется, что-то есть. Папаша Бассет, когда гостил в «Бринкли», безусловно, хорошенько обобрал бы коллекцию дядюшки Тома, но, к счастью, с него глаз не спускали. Эти коллекционеры начисто лишены совести и ничем не отличаются от грабителей с большой дороги, за которыми охотится полиция.
Вот об этом я и размышлял, гадая, как бы мне найти подход к папаше Бассету, ведь он от одного моего вида трясется, как желе на ветру, и в присутствии Бертрама слова не вымолвит, сидит истуканом, глядя в пространство… Внезапно дверь отворилась, и в гостиную вошел Спод.
|
|
|
18
Первое, что меня поразило, — это изумительно живописный синяк под Сподовым глазом, — такой впору последнему забулдыге, — и я слегка даже растерялся, не зная, что сказать. В том смысле, что одни в таких случаях ждут сочувствия, другие предпочитают, чтобы вы сделали вид, что не замечаете в их наружности ничего необычного. В конце концов, придя к выводу, что самое умное — приветствовать его небрежным: «А, это вы, Спод», я так и поступил, хотя, оглядываясь назад, думаю, уместнее было бы приветствовать его небрежным: «А, это вы, Сидкап». Здороваясь, я заметил, что он злобно сверкает на меня своим единственным открытым глазом. Кажется, я уже говорил про его взгляд, что он с шестидесяти метров открывает устрицу, и теперь я убедился, что даже когда у него функционирует всего один глаз, воздействие его взгляда не менее устрашающе. Примерно так же смотрит на меня моя тетушка Агата.
— Я вас искал, Вустер, — сказал Спод.
Он говорил противным лающим голосом, каким, наверное, когда-то отдавал распоряжения своим приспешникам. До того, как ему достался титул, он был одним из местных диктаторов, некогда довольно распространенных в столице, и возглавлял банды молодчиков, одетых в черные шорты и орущих «Хайль, Спод!» или что там у них полагается. Став лордом Сидкапом, он это дело бросил, но по старой привычке ко всем без исключения адресовался так, будто распекал младшего товарища, посадившего на шорты пятно.
|
|
|
— В самом деле? — сказал я.
— Искал. — Он помолчал, продолжая буравить меня одиноким глазом, потом изрек: «Так!».
«Так!» — выражение из того же ряда, что и «Эй, вы!» или «Ха!», на которые трудно дать находчивый ответ. Поскольку мне не пришло в голову ничего подходящего, я просто закурил сигарету, рассчитывая придать себе беззаботный вид, хотя, боюсь, эта затея с успехом провалилась.
— Выходит, я был прав! — пролаял Спод.
— А?
— В своих подозрениях.
— А?
— Они подтвердились.
— А?
— Хватит акать, жалкий вы червь, и слушайте, что я скажу.
Я счел за лучшее не возражать ему. Вы, наверное, подумали, что Спод, сначала поверженный наземь преподобным Г.П. Пинкером, а потом с помощью фаянсовой миски с фасолью отправленный в нокдаун Эмералд Стокер, вызывает у меня презрение и я немедленно отчитаю его за жалкого червя, однако, уверяю вас, подобная мысль мне и в голову не пришла. Он потерпел поражение, да, но дух его не сломлен, а мускулы на его ручищах по-прежнему тверды, как сталь, так что, рассудил я, если ему хочется, чтобы я ограничил употребление междометия «А?», пусть только слово скажет.
|
|
|
Продолжая сверлить меня единственным действующим глазом, он сказал:
— Шел мимо только что.
— О?
. — Слышал, как вы говорите по телефону.
— О?
— С теткой.
— О?
— Хватит твердить «О?», черт подери.
Вообще-то такие ограничения немного затрудняли процесс поддержания живой беседы, но тут уж ничего не поделаешь. Я решил хранить достойное молчание, а он произнес:
— Тетка настаивала, чтобы вы украли у сэра Уоткина черную статуэтку.
— Ничего подобного!
— Ну уж, извините. Знал, что вы будете все отрицать, поэтому принял меры предосторожности и записал дословно, что вы говорили. Была упомянута статуэтка, на что вы сказали: «По-моему, дело это нелегкое». Тетка, видимо, стала настаивать, и вы согласились. Вот ваши слова: «Ладно, приложу все силы. Я ведь знаю, как дядя Том жаждет ее заполучить. Положитесь на меня, тетя Далия». Какого черта вы булькаете?
— Я не булькаю, — поправил его я. — Я смеюсь. Потому что вы все перепутали, хотя, должен признать, точность, с которой вы воспроизвели диалог, делает вам честь. Вы пользуетесь стенографией?
— В каком таком смысле я все перепутал?
— Тетя Далия просила меня уговорить сэра Уоткина продать статуэтку.
Он фыркнул и сказал «Ха!», а я подумал, что это несправедливо: ему можно говорить «Ха!», а мне не позволено воскликнуть ни «А?», ни «О?». В таких делах необходимо идти на разумный компромисс, иначе мало ли что может получиться.
— Так я вам и поверил!
— Не верите?
— Разумеется, нет. Не такой я дурак.
Вопрос, по-моему, дискуссионный, как, помнится, однажды выразился Дживс, однако я возражать не стал.
— Знаю я эту вашу тетку, — продолжал Спод. — Она готова пломбы у вас из зубов похитить, если будет уверена, что ее за руку не схватят. — Спод ненадолго умолк, и ход его мысли не был для меня тайной: он вспомнил о молочнике в виде коровы. Спод с самого начала подозревал — и должен признаться, не без оснований, — что кража инспирирована — так, кажется, — моей тетушкой. Главное, доказать ничего было нельзя, и это особенно злило Спода. — Ну так вот, Вустер, я настоятельно вам советую не стать на этот раз орудием в ее руках, потому что, если вас поймают, — а так оно и будет, — то наказания вам не избежать. Не надейтесь, что сэр Уоткин замнет дело, чтобы избежать скандала. Пойдете в тюрьму, как миленький. Он вас терпеть не может и засадить вас без права замены штрафом — для него просто подарок.
Однако, какая мстительная скотина этот старикашка Бассет, подумал я, но счел, что высказываться сейчас не время, и просто кивнул в знак понимания. Я благодарил Бога, что никакой роковой случайности, по выражению Дживса, не предвидится. Ничто на свете не заставит меня похитить проклятую кикимору. Это я знал твердо, и потому был спокоен и бесстрастен, если можно быть спокойным и бесстрастным под взглядом верзилы в восемь футов шесть дюймов ростом, у которого один глаз подбит, а другой прожигает вас, подобно ацетиленовой паяльной трубке.
— Да, сэр, каталажка по вас плачет, — сказал Спод и принялся было расписывать, как он будет приходить в дни посещений и с большим удовольствием строить мне рожи, когда дверь отворилась и вошел папаша Бассет.
Это был иной Бассет, совсем не похожий на того веселого и гостеприимного хозяина, который недавно отсюда вышел. Тогда он ликовал, как ликовал бы на его месте любой отец, чья дочь передумала выходить замуж за Гасси Финк-Ноттла. Сейчас физиономия у него вытянулась, и вид был, как у едока, который слишком поздно обнаружил, что проглотил устрицу не первой свежести.
— Мадлен говорит, — начал он и осекся, заметив синяк у Спода под глазом. И то сказать, синяк был такой, который невозможно не заметить, даже если у вас хватает собственных неприятностей. — Господи Боже мой, Родерик, вы упали?
— Упал! Как бы не так! Викарий засветил мне в глаз.
— О Боже! Какой викарий?
— Здесь, по-моему, только один викарий.
— Вы хотите сказать, вас ударил мистер Пинкер? Родерик, вы меня поражаете.
— Я сам был поражен. Настоящее откровение для меня, уверяю вас. Даже не подозревал, что викарии так виртуозно владеют левым хуком. Сначала он с большой ловкостью сделал ложный выпад, чтобы отвлечь мое внимание, а потом нанес штопорный удар, которым нельзя не восхищаться. Как-нибудь попрошу его, чтобы обучил меня этому приему.
— Вы что, не питаете к нему враждебных чувств?
— Разумеется, не питаю. Приятная маленькая схватка, какие тут могут быть обиды. Против Пинкера ничего не имею. А вот о поварихе не могу этого сказать. Она стукнула меня по голове тяжелой фаянсовой миской. Подкралась сзади, совсем неспортивно. Если не возражаете, пойду поговорю с ней.
Он с таким удовольствием предвкушал, как отчитает Эмералд Стокер, что я почувствовал легкий укор совести. Ведь мне предстояло сообщить ему, что надежды его тщетны.
— Не выйдет, — сказал я. — Ее здесь нет.
— Не мелите вздор. Она в кухне, где ей еще быть!
— К сожалению, ее там нет. Она сбежала с Гасси Финк-Ноттлом. Свадьба состоится, как только он получит разрешение архиепископа Кентерберийского.
Спод пошатнулся. У него был только один действующий глаз, и Спод ухитрился выжать из него все, что возможно.
— Это правда?
— Истинная правда.
— Ну тогда другое дело. Если Мадлен снова свободна… Вустер, дружище, спасибо, что сказали.
— Пожалуйста, Спод, старина, или, вернее, лорд Сидкап, старина.
Кажется, только сейчас папаша Бассет осознал, что стройный, элегантный молодой человек, стоящий с независимым видом у дивана, не кто иной, как Бертрам Вустер.
— Мистер Вустер, — начал было он, но умолк, судорожно сглотнул и нетвердым шагом направился к столу, где стояли напитки. Вид у него был безумный. Он смог заговорить, только пропустив щедрый глоток живительной влаги. — Я сейчас видел Мадлен.
— Да? Как она себя чувствует? — вежливо осведомился я.
— По-моему, сошла с ума. Говорит, что собирается замуж за вас.
Ну, я более или менее подготовил себя к чему-то подобному, и если не считать того, что меня затрясло, как бланманже на ветру, и того, что челюсть у меня отвисла как минимум на шесть дюймов, я ни единым знаком не выдал своего замешательства, чем выгодно отличался от Спода, который снова пошатнулся и взревел, точно бурый медведь, отдавивший себе лапу.
— Вы шутите!
Папаша Бассет горестно покачал головой. Глаза и щеки у него ввалились.
— Хотел бы я, чтобы это была шутка, Родерик. Неудивительно, что вы ошеломлены. Вполне разделяю ваши чувства. Совсем голову потерял. Не вижу никакого выхода. Когда Мадлен мне это сказала, я был как громом поражен.
Спод изумленно выпучил на меня свой одинокий глаз. Казалось, он не может взять в толк, что происходит. В глазу у него появилось недоуменное выражение.
— Она не может выйти замуж за это !
— Еще как может.
— Но этот еще хуже того, с рыбьей физиономией.
— Согласен. Намного хуже. Сравнения нет.
— Пойду поговорю с ней, — сказал Спод и вышел прежде, чем я успел выразить возмущение тем, что меня назвали это.
На мое счастье, в гостиную вошли Стиффи и Раззява Пинкер, иначе, оставшись один на один с папашей Бассетом, вряд ли я нашел бы тему для легкой, живой и занимательной беседы.
19
Хоть нос у Пинкера, как и следовало ожидать, сильно распух с тех пор, как мы виделись в последний раз, однако сам он пребывал в превосходном расположении духа. Стиффи тоже вся сияла и лучилась от радости. Очевидно, ни тот, ни другая не сомневались, что их ждет счастливый конец. Сердце у меня кровью облилось при виде этих юных олухов. Я внимательно наблюдал за лицом папаши Бассета, когда Спод расписывал ему левый хук Раззявы Пинкера, — оно явно не сулило ничего хорошего.
Землевладельцы, наделенные правом распоряжаться церковными приходами, предъявляют кандидатам на эти лакомые посты очень строгие требования, и левый хук, какой бы искусный он ни был, не числится в списке таких требований. Вот если бы папаша Бассет был спортивным тренером, гоняющимся за молодыми талантами, а Пинкер — многообещающим юнцом, которого можно подготовить к отборочному матчу из шести раундов, старый хрыч смотрел бы на него с умилением. А сейчас сэр Уоткин Бассет нацелил на Раззяву холодный, суровый взгляд, как если бы бедолага сидел на скамье подсудимых по обвинению в продаже свиней без лицензии или небрежении правилами противопожарной безопасности. Очевидно, над головой Раззявы Пинкера нависла беда, и на счастливый конец я не поставил бы и ломаного гроша.
Но Стиффи этого предвестия грозы, столь очевидного для моего проницательного ума, похоже, совершенно не ощущала. Внутренний голос не шептал ей на ухо, что она вот-вот с оглушительным треском шлепнется с небес на землю. Она ликовала, направо и налево расточая улыбки, совершенно уверенная в том, что дядюшкина подпись под официальным документом не более чем пустячная формальность.
— А вот и мы, дядя Уоткин, — с сияющей улыбкой проговорила она.
— Вижу.
— Я привела Гаролда.
— Это не укрылось от моего внимания.
— Мы с ним все обсудили и пришли к выводу, что должны заручиться твоим письменным разрешением.
С каждой минутой взгляд старикашки Бассета становился все холоднее и суровее, а я все явственнее ощущал, будто мы находимся в полицейском суде на Бошер-стрит. Для полного сходства не хватало только насморочного судебного пристава, спертого, хоть топор вешай, воздуха и слоняющихся в поисках работы молодых адвокатов.
— Боюсь, я не совсем тебя понимаю, — сказал папаша Бассет.
— Ну что ты, дядюшка Уоткин, чего ты не понимаешь! Речь идет о приходе Гаролда.
— Разве у мистера Пинкера есть приход? Мне об этом ничего не известно.
— Я говорю о том приходе, который ты собираешься ему дать.
— Да? — сказал папаша Бассет. Мне еще в жизни не приходилось слышать ничего противнее этого «да?» — Я только что видел Родерика, — добавил он, переходя к сути дела.
Услышав о Споде, Стиффи хихикнула, что, по-моему, было непростительной ошибкой. Бывают, конечно, случаи, когда игривое хихиканье уместно, но иногда оно не лезет ни в какие ворота. Я заметил, что папаша Бассет начал надуваться, прямо как та забавная круглая рыбина, что ловится у берегов Флориды, и к тому же еще и клокотать, наподобие вулкана, который готов извергнуться на окрестные поселения к ужасу их обитателей, запоздало сожалеющих о том, что они не обосновались где-нибудь в другом месте.
И даже сейчас Стиффи не осознала, что гроза вот-вот разразится. Она залилась серебристым смехом. Я замечал, что некоторые девицы выказывают крайнюю тупость в восприятии атмосферных явлений. Эти юные представительницы слабого пола, по-моему, не понимают, что в некоторых обстоятельствах серебристый смех более чем неуместен.
— У него, наверное, хороший фонарь.
— Прости, не понял.
— Ну, синяк под глазом у него есть?
— Да.
— Так я и знала! У Гаролда силы на десятерых хватит, потому что он сердцем чист. Так как же насчет письменного обещания, дядя Уоткин? Я прихватила с собой вечное перо. Давай приступим?
Я ожидал, что папаша Бассет взорвется, как бомба, упавшая на склад взрывчатых веществ. Однако вместо этого он продолжал хранить холодную неприступность, свойственную мировым судьям, сдирающим с молодых людей по пятерке за мальчишеские шалости.
— По-моему, ты чего-то недопонимаешь, Стефани, — отчеканил он металлическим голосом, каким некогда обращался к обвиняемому Вустеру. — Я не намерен вверять приход мистеру Пинкеру.
Для Стиффи эти слова были полнейшей неожиданностью. Она пошатнулась вся, от растрепанных ветром волос до самых каблучков, затрепетала и, наверное, упала бы, если бы не уцепилась за локоть Гаролда. Ее можно понять. Она была уверена, что все уладилось, и вдруг, как гром среди ясного неба, эти роковые слова. Бедняжка Стиффи сразу утратила все свое мужество, если можно говорить о мужестве в применении к юной барышне. Думаю, она почувствовала примерно то же, что и Спод, когда Эмералд Стокер шарахнула его по черепушке тяжеленной фаянсовой миской. Глаза у нее выпучились, и она пискнула срывающимся голосом:
— Но дядя Уоткин! Ты же обещал!
Я бы мог ей сказать, что она зря старается — тщетно взывать к лучшим чувствам этого старого стервятника, ибо мировые судьи, даже если они в отставке, напрочь лишены подобных чувств. Слезы, дрожавшие в ее голосе, кажется, разжалобили бы и каменное сердце, но на папашу Бассета они произвели не больше действия, чем привычное щебетание канарейки.
— Всего лишь предварительно, — сказал старый хрыч. — Тогда я еще не знал, что мистер Пинкер так жестоко избил Родерика.
При этих словах Раззява Пинкер, который прислушивался к разговору с полным равнодушием, точно чучело, набитое искусным таксидермистом, вдруг неожиданно подал признаки жизни, издав звук, напоминающий шипение воды в водопроводном кране. Другой бы и внимания не обратил на этот звук, но папаша Бассет, покосившись на Раззяву, коротко бросил:
— Да, мистер Пинкер?
Минуты через две Раззява сначала тихо булькнул, а потом перешел на членораздельную речь:
— Я… э-э, — проговорил он, — … э-э…
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Пинкер.
— Это было… В том смысле, что это не было…
— Если бы вы взяли на себя труд изъясняться немного проще, мистер Пинкер, вы оказали бы неоценимую помощь в расследовании данного дела. Должен признаться, вашему стилю немного недостает простоты.
Такими вот плоскими, как подошва, остротами в надежде снискать в печати комментарий «смех в зале» папаша Бассет пробавлялся в свои прежние славные дни на Бошер-стрит, но на этот раз номер у него не прошел. У меня лично его шуточки не вызвали даже усмешки, у Раззявы Пинкера тоже — он только опрокинул изящную фарфоровую фигурку и покраснел еще ярче прежнего. Стиффи героически бросилась ему на выручку.
— Дядя Уоткин, нет необходимости разговаривать так, будто ты в суде.
— Извини, в чем дело?
— По-моему, будет лучше, если ты позволишь все тебе объяснить. Гаролд хотел сказать, что не он жестоко избил Родерика, а Родерик жестоко избил его.
— В самом деле? Я слышал совсем другое.
— Нет же, все было именно так.
— Готов выслушать твою версию этого прискорбного происшествия.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 221; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!