Деревня Кимово. Сто шестьдесят километров к северу от Москвы

Nbsp;

Том Роб Смит

Малыш 44

 

Моим родителям посвящается

 

 

Советский Союз. Украина. Деревня Черная

 

 

25 января 1933 года

 

Теперь, когда Марья решила умереть, ее коту придется заботиться о себе самому. Она уже и так тянула с этим непозволительно долго. В деревне давным-давно переловили и съели всех крыс и мышей. За ними исчезли домашние животные. Все, за исключением одного, вот этого самого кота, ее верного спутника, которого она старательно прятала от соседей. Почему она сама не убила его? Очень просто: ей нужен был кто-то, ради кого стоило жить, кого можно любить и защищать — и ради кого попытаться выжить. Она пообещала себе, что будет кормить его до тех пор, пока не настанет такой день, когда у нее самой не останется ни крошки съестного. И сегодня такой день наступил. Она уже давно разрезала свои сапожки на тонкие кожаные ленты и сварила их с крапивой и семенами свеклы. Она привыкла выкапывать из земли дождевых червей и жевать кору деревьев. Сегодня утром, в голодном бреду, она принялась грызть ножку кухонной табуретки, облизывала и кусала ее до тех пор, пока десны у нее не начали кровоточить. Увидев это, кот забился под кровать и наотрез отказывался вылезать оттуда, даже когда она с трудом опустилась на колени и стала звать его по имени, надеясь выманить из убежища. Именно в этот момент Марья решила умереть, ведь ей больше нечего было есть и некого любить.

Марья дождалась наступления ночи, прежде чем отважилась открыть дверь. Она справедливо полагала, что под покровом темноты кот сумеет улизнуть в лес незамеченным. Ведь если кто-нибудь из соседей увидит его, на него начнется настоящая охота. Даже пребывая на пороге смерти, она с горечью и страхом думала о том, что ее любимец тоже может погибнуть. Она утешала себя мыслью, что никто не ожидает увидеть здесь животное. Марья была уверена, что в деревне, где мужчины разжевывали комья земли в поисках муравьев или личинок насекомых, дети рылись в конском помете, тщетно пытаясь обнаружить непереваренные зерна, а женщины бились смертным боем за обглоданные кости, никто не подозревает о том, что ее кот до сих пор жив.

 

* * *

 

Павел не верил своим глазам. Зверек был неуклюжим, тощим, с зелеными глазами и пятнистой черной шерсткой. Но это явно был кот! Мальчик собирал сучья в лесу, когда заметил, как животное выскользнуло из дома Марьи Антоновны, метнулось через засыпанную снегом дорогу и помчалось к лесу. Затаив дыхание, он быстро огляделся. Кота больше никто не заметил. Поблизости вообще не было ни души; хаты смотрели на него черными провалами окон. Единственным признаком жизни были тоненькие струйки дыма, вьющиеся кое-где из труб. Мальчику казалось, что густой снегопад похоронил его деревню заживо. Снег казался нетронутым: лишь изредка попадались следы ног, а протоптанных тропинок не было вообще ни одной. Дни были такими же глухими, как и ночи. Никто не вставал на работу. Его друзья не выходили поиграть; все они оставались дома, целыми семьями лежа в кроватях, ввалившимися глазами бездумно глядя в потолок. Взрослые теперь походили на детей, а дети выглядели как взрослые. Большинство перестало даже искать, чем бы прокормиться. Так что появление кота иначе как чудом и назвать было нельзя: эти существа давно считались вымершими.

Павел зажмурился и попытался вспомнить, когда он в последний раз ел мясо. Как только он открыл глаза, из уголков рта у него потекла слюна. Он смахнул ее тыльной стороной ладони. Бросив на землю охапку сучьев, радостно-возбужденный, он побежал домой, спеша сообщить замечательные новости Оксане, своей маме.

 

* * *

 

Закутавшись в шерстяное одеяло, Оксана сидела и невидящими глазами смотрела в пол. Она не шевелилась, сберегая последние крохи сил, и старалась придумать, как спасти свою семью. Мысли эти не оставляли ее ни днем, ни даже в ночных кошмарах. Она была одной из немногих, кто не сдался. И она не сдастся. По крайней мере до тех пор, пока с ней остаются ее сыновья. Но одной решимости мало, ей придется быть очень внимательной и осторожной: неудачное начинание повлечет за собой полное истощение, а истощение означает неизбежную смерть. Несколько месяцев назад Николай Иванович, сосед и добрый друг, от безысходности предпринял отчаянную попытку пробраться в государственное зернохранилище. Обратно он не вернулся. На следующее утро жена Николая и Оксана отправились на его поиски. Они нашли его тело на обочине, лежащим на спине: тощий скелет со вздувшимся животом, который он перед смертью успел набить сырым зерном. Пока жена рыдала над трупом мужа, Оксана выскребла у него из карманов остатки зерна и разделила их поровну между ними. Вернувшись в деревню, жена Николая по простоте душевной рассказала односельчанам о случившемся. И вместо жалости столкнулась с неприкрытой завистью, поскольку соседи могли думать лишь о той пригоршне зерна, что ей досталась. Оксана сочла ее честной и искренней дурой, поскольку та своим поступком подвергла их обеих нешуточной опасности.

Воспоминания ее прервались топотом бегущих ног. В деревне больше никто не бегал, если только его не вынуждали к тому важные известия. Она в страхе выпрямилась. В комнату ворвался Павел и, задыхаясь, выпалил:

— Мама, я видел кота.

Оксана шагнула вперед и схватила сына за руки. Она должна была убедиться, что он не бредит: голод творил с людьми странные вещи. Но на лице у него не было и следа горячечного исступления. В глазах у сына светился ум, взгляд оставался серьезным. Ему исполнилось всего десять лет, но он уже превратился в мужчину. Обстоятельства сложились так, что ему пришлось отказаться от детства. Отец мальчика почти наверняка был мертв — даже если не физически, для них он все равно что умер. Он отправился в Киев в надежде раздобыть какой-нибудь еды. Больше его не видели, и Павел понял — причем ему не понадобились объяснения или утешения, — что отец больше не вернется. И теперь Оксана зависела от старшего сына так же, как и он от нее. Они стали соратниками, и Павел поклялся, что преуспеет там, где потерпел неудачу его отец: он сделает так, что его семья выживет.

Оксана погладила сына по щеке.

— Ты сможешь поймать его?

Он горделиво улыбнулся.

— Если у меня будет косточка.

Пруд замерз. Оксана принялась шарить руками в снегу в поисках подходящего камня. Боясь, что громкий звук привлечет ненужное внимание, она завернула булыжник в платок, чтобы заглушить шум, и стала пробивать во льду маленькую лунку. Затем женщина отложила камень в сторону и, мысленно перекрестившись, сунула руку в черную ледяную воду, негромко ахнув от холода. Пальцы должны были потерять чувствительность через каких-нибудь несколько секунд, так что ей приходилось спешить. Рука ее коснулась дна, но там не было ничего, кроме ила и слизи. Где же она? Запаниковав, Оксана опустилась на колени и погрузила руку в воду уже до плеча. Она судорожно шарила в ледяной грязи, чувствуя, как немеют пальцы. И тут она коснулась чего-то. Всхлипнув от облегчения, она схватила бутылку и вытащила ее наружу. Кожа на руке у нее стала иссиня-бледной, как у трупа. Но сейчас это женщину не беспокоило, она нашла то, что искала, — бутылку, горлышко которой было запечатано смолой. Она стерла ил и грязь с боков и вгляделась в стекло. Внутри хранилась коллекция маленьких косточек.

Вернувшись домой, Оксана обнаружила, что Павел развел огонь. Она нагрела смолу над пламенем, и та густыми каплями стала стекать на оранжевые угли. Пока оба ждали, Павел обратил внимание на посиневшую от холода кожу матери и принялся растирать ей руку, чтобы восстановить кровообращение. Сын, по обыкновению, заботился о ней. Когда смола растаяла и стекла, Оксана перевернула бутылку и потрясла. В горлышке застряли несколько костей. Она вытащила их и протянула сыну. Павел внимательно осмотрел их, поскреб каждую ногтем и даже понюхал. Сделав наконец свой выбор, он уже собрался уходить, когда она остановила его.

— Возьми с собой брата.

Павел счел это ошибкой. Его младший брат был неуклюжим тихоней. Кроме того, он уже считал кота своей добычей. Он первым заметил его, а значит, и поймать его предстоит ему. Это будет его победа. Но мать вложила ему в руку вторую косточку.

— Возьми с собой Андрея.

 

* * *

 

Андрею исполнилось уже почти восемь лет, и он очень сильно любил своего старшего брата. Практически не выходя на улицу, он большую часть времени проводил в задней комнате, где они спали все втроем, и увлеченно играл сам с собой в карты. Карты сделал отец. Он вырезал их из листов бумаги, сложенных в несколько раз, а затем склеенных вместе. Это был его прощальный подарок перед тем, как отправиться в Киев. Андрей все еще ждал, что он вернется домой. Никто не сказал ему, что больше ждать бесполезно. Как только он начинал скучать по отцу, что случалось довольно часто, то сразу же принимался тасовать карты, раскладывая их на полу по мастям и старшинству. Он был уверен: стоит ему разложить всю колоду — и отец непременно вернется. Разве не для этого он подарил ему карты перед уходом? Разумеется, Андрею больше нравилось играть с братом, но у Павла теперь не оставалось времени для игр. Он был все время занят, помогая матери, а если и соглашался сыграть, то только по вечерам, перед тем как лечь спать.

В комнату вошел Павел. Андрей радостно улыбнулся, надеясь, что тот пришел поиграть с ним, но брат присел рядом на корточки и стал собирать колоду.

— Потом сыграем. Идем на улицу. Где твои опорки?

Сочтя вопрос приказанием, Андрей залез под кровать, откуда и достал опорки: две полоски, вырезанные из тракторной шины. Если положить сверху тряпки и примотать все это к ноге веревкой, получалось нечто вроде самодельных сапог. Павел помог ему покрепче затянуть бечевку, одновременно поясняя, что сегодня вечером они смогут поесть мяса, если только Андрей сделает все в точности так, как он ему велит.

— Папа возвращается?

— Нет, папа не возвращается.

— Он потерялся?

— Да, он потерялся.

— Тогда кто принесет нам мяса?

— Мы сами добудем его.

Андрей знал, что его брат — искусный охотник. Он поймал крыс больше, чем любой другой мальчишка в деревне. И сейчас впервые пригласил Андрея составить ему компанию в столь важном деле.

Выйдя на улицу, Андрей изо всех сил старался не растянуться на снегу. Он то и дело спотыкался, потому что окружающий мир расплывался у него перед глазами. Четко он различал лишь те предметы, которые подносил к самому носу. Если кто-либо мог разглядеть человека вдалеке — тогда как сам Андрей видел лишь смутное пятно, — мальчик приписывал это уму, или опыту, или еще каким-либо иным качествам, которые ему только предстояло обрести. Но сегодня он ни за что не упадет и не выставит себя на посмешище. Он заставит брата гордиться собой. Для него это было важнее, чем даже перспектива поесть мяса.

Павел остановился на опушке леса, наклонившись, чтобы повнимательнее рассмотреть кошачьи следы на снегу. Умение брата находить их представлялось Андрею замечательным. Затаив дыхание, он присел на корточки, глядя, как Павел трогает отпечаток одной из лап. Сам Андрей совершенно не разбирался в чтении следов или охоте.

— Это здесь прошел кот?

Павел кивнул и принялся всматриваться в лес.

— Следы очень слабые.

Подражая брату, Андрей провел кончиком пальца по отпечатку и поинтересовался:

— Что это значит?

— Кот легкий, а значит, нам достанется мало еды. Но если он голоден, то легче попадется на приманку.

Андрей попытался переварить полученные сведения. Однако в голове у него все смешалось.

— Брат, если бы ты был игральной картой, то какой? Туз или король, пики или червы?

Павел вздохнул, и Андрей, уязвленный его неодобрением, почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

— Если я отвечу, ты обещаешь больше не разговаривать?

— Обещаю.

— Мы не поймаем этого кота, если ты будешь болтать и спугнешь его.

— Я буду вести себя тихо.

— Я был бы валетом, рыцарем с мечом. А теперь ты обещал — больше ни слова.

Андрей кивнул. Павел встал. И братья вошли в лес.

 

* * *

 

Они долго шагали рядом — Андрею казалось, что прошло много часов, хотя его чувство времени, как и все остальное, оставляло желать лучшего. Луна ярко освещала белый снежный покров, и брат без труда находил следы. Они уже углубились в лес намного дальше, чем когда-либо заходил Андрей. Ему частенько приходилось переходить на бег, чтобы не отстать от Павла. Ноги у него болели, желудок сводило от голода. Он замерз и проголодался. Хотя дома есть было нечего, там, по крайней мере, у него не болели ноги. Веревка, которой тряпки были привязаны к кускам шин, ослабла, и он чувствовал, как под пятки набивается снег. Но попросить брата остановиться и завязать ее покрепче он не осмеливался. Он же пообещал, что не скажет ни слова. Скоро снег растает, тряпки промокнут, и ноги у него окоченеют окончательно. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, Андрей отломил веточку с молодого деревца и принялся жевать кору, перемалывая ее зубами в грубую массу, царапавшую ему десны и язык. Взрослые говорили ему, что кашица из коры притупляет чувство голода. Он поверил им; веру он полагал полезным качеством.

Внезапно Павел знáком велел ему остановиться. Андрей замер на месте; зубы у него стали коричневыми от коры. Павел присел на корточки. Андрей последовал его примеру, всматриваясь в лес в надежде увидеть то, что заметил брат. Он прищурился, чтобы деревья не расплывались у него перед глазами.

Павел смотрел на кота, а тот, казалось, тоже уставился на него своими зелеными глазами. О чем он думает? Почему не убегает? Не исключено, что, прячась в доме Марьи, он еще не научился бояться людей. Павел достал нож, порезал кончик пальца и уронил капельку крови на куриную косточку, которую дала ему мать. То же самое он проделал и с приманкой Андрея — раздавленным черепом крысы, — пометив его опять же своей кровью, поскольку боялся, что брат вскрикнет и спугнет кота. Не обменявшись ни словом, братья разошлись в разные стороны. Еще дома Павел все подробно растолковал Андрею, так что теперь нужды в разговорах не было. Отойдя друг от друга на некоторое расстояние и оказавшись по обе стороны от кота, они положили косточки на снег. Павел бросил короткий взгляд на брата, чтобы убедиться, что тот ничего не напутал.

В точности выполняя полученные указания, Андрей вытащил из кармана кусок веревки. На одном ее конце Павел заранее завязал петлю, так что теперь Андрею оставалось лишь разложить ее вокруг крысиного черепа. Закончив, он отступил назад, насколько позволяла длина веревки, и лег на живот, подминая снег под собой. Мальчик лежал и ждал. И только теперь, оказавшись на земле, он понял, что почти не видит наживки. Она превратилась в расплывчатое пятно. Внезапно испугавшись, Андрей понадеялся, что кот двинется в сторону брата. Павел не сделает ошибки, поймает его, и они пойдут домой, где смогут поесть. От страха и холода руки у него начали дрожать. Он попытался унять дрожь. Вдруг он заметил, как черное пятно двинулось в его сторону.

От дыхания Андрея снег начал таять у него перед лицом; к нему потекли струйки ледяной воды и проникли под одежду. Ему отчаянно хотелось, чтобы кот пошел к ловушке брата, но, когда пятно приблизилось, стало окончательно ясно, что кот выбрал его приманку. Разумеется, если он поймает кота, Павел полюбит его, станет играть с ним в карты и больше никогда не будет сердиться. Подобная перспектива обрадовала мальчика, и страх его сменился радостным предвкушением. Да, именно он и поймает кота. А потом убьет. И докажет, что тоже чего-то стоит. Что там говорил ему брат? Он предупреждал Андрея, чтобы тот не потянул за веревку раньше времени. Если зверек испугается, все их труды пойдут насмарку. По этой причине, а еще потому, что он не видел, где в точности находится кот, Андрей решил подождать, просто на всякий случай. Он почти различал черную шерстку и четыре лапы. Он подождет еще немножко, совсем чуть-чуть… И тут до него донеслось сердитое шипение брата:

— Давай!

Андрей запаниковал. Слишком часто в прошлом он слышал этот тон, который означал, что он сделал что-то не так. Он прищурился и разглядел, что кот стоит в самом центре его петли, и дернул за веревку. Но было уже слишком поздно — зверек успел отпрыгнуть в сторону. Петля захлестнула пустоту. Однако Андрей все равно продолжал тащить ее на себя, отчаянно надеясь, что на конце ее каким-то чудом окажется кот. В руки к нему скользнула пустая петля, и мальчик почувствовал, как лицо ему заливает жаркая краска стыда. Охваченный гневом, он уже готов был вскочить на ноги, броситься за котом, настичь его, задушить и размозжить ему череп. Но он не пошевелился, потому что заметил, как брат остался неподвижно лежать на снегу. И Андрей, который привык всегда и во всем следовать примеру Павла, поступил так же. Он щурился, напрягая зрение, и наконец разглядел, как расплывчатое черное пятно ползет к ловушке Павла.

Злость на бестолкового младшего брата сменилась восторгом при виде неблагоразумного поведения кота. Мышцы на спине Павла напряглись. Вне всякого сомнения, кот учуял запах крови, и голод оказался сильнее осторожности. Он смотрел, как зверек замер на месте, приподняв переднюю лапу, глядя прямо на него. Павел затаил дыхание: пальцы его сжались вокруг веревки. Он ждал, мысленно подталкивая кота сделать следующий шаг.

Ну, давай же. Давай. Давай.

Кот прыгнул вперед, раскрыл пасть и схватил косточку. Точно рассчитав время, Павел рванул веревку на себя. Петля захлестнулась вокруг передней лапы. Павел вскочил и вновь потянул веревку, сильнее затягивая петлю. Кот попытался убежать, но силки крепко держали его. Мальчик дернул, и зверек повалился на землю. По лесу разнесся такой визг, словно какое-то чудовище отчаянно сражалось за свою жизнь, расшвыривая снег и выгибаясь всем телом, кусая веревку зубами. Павел испугался, что петля порвется. Веревка-то была старенькая и потертая. Но, когда он попытался подойти ближе, кот отпрянул от него, не даваясь ему в руки. Павел крикнул брату:

— Убей его!

Андрей до сих пор лежал неподвижно, не желая совершить очередную ошибку. Но вот теперь ему сказали, что делать. Он вскочил, побежал вперед, но тут же споткнулся и рухнул лицом вниз. Высунув нос из снега, прямо перед собой он увидел шипящего и плюющегося кота. Если веревка порвется, кот убежит, и тогда брат навеки возненавидит его. Вновь послышался хриплый отчаянный голос Павла:

— Убей его! Убей его! Убей его!

Андрей с трудом поднялся на ноги и, почти ничего не видя перед собой, шагнул вперед и навалился сверху на извивающееся тело зверька. Пожалуй, он надеялся, что своим весом попросту раздавит его. Но сейчас он чувствовал, как кот беснуется под ним, царапая когтями грубую мешковину, из которой было сшито его пальто. Раскинув руки в стороны, чтобы не позволить зверьку вырваться, Андрей с мольбой оглянулся на Павла, взглядом прося того вмешаться.

— Он еще жив!

Павел подбежал к нему, упал на колени и сунул руку под тело младшего брата, но его пальцы встретили лишь оскаленную пасть маленького зверька. Тот укусил его. Павел отдернул руку. Не обращая внимания на сочащуюся из раны кровь, он зашел с другой стороны, опустился на колени и вновь сунул обе руки брату под живот, на этот раз схватив кота за хвост. Пальцы его стали медленно передвигаться по спине несчастного зверька. Против нападения с этой стороны кот оказался бессилен.

Андрей по-прежнему не шевелился, ощущая идущую под собой борьбу и чувствуя, как рука брата все ближе подбирается к голове кота. Тот понял, что смерть близка, и в отчаянии принялся хватать зубами все подряд — пальто, снег, — обезумев от страха, который Андрей ощущал как толчки в живот. Подражая брату, мальчик закричал:

— Убей его! Убей его! Убей его!

Павел свернул зверьку шею. Еще несколько мгновений братья лежали неподвижно, тяжело дыша. Павел опустил голову на спину Андрею, по-прежнему сжимая обеими руками шею кота. Наконец он вытащил руки и поднялся на ноги. Андрей оставался на снегу, не смея пошевелиться.

— Вставай.

Теперь он мог выпрямиться. Теперь он мог встать рядом со своим братом. Теперь он мог стоять с гордо поднятой головой. Андрей не разочаровал его. Не подвел. Он взял брата за руку и поднялся на ноги. Павел не смог бы поймать кота без него. Веревка наверняка порвалась бы, а кот сбежал. Андрей засмеялся, приплясывая на месте. Еще никогда он не чувствовал себя таким счастливым. Они по-настоящему стали братьями. Павел обнял его, и оба посмотрели на добычу у своих ног: маленького костлявого кота, вдавленного в снег.

Но теперь следовало принести кота обратно в деревню так, чтобы никто его не заметил. Из-за такой добычи односельчане будут драться насмерть, а визг животного кто-нибудь мог и услышать. Поэтому Павел предпочел не рисковать. Они не взяли с собой мешок, в который можно было завернуть кота. Но сообразительный старший брат недолго ломал голову. Он решил спрятать его под грудой хвороста. Если они встретят кого-нибудь по пути домой, то сделают вид, будто собирали сучья в лесу, что не вызовет никаких расспросов. Павел поднял кота.

— Я понесу его под грудой хвороста, чтобы никто не заметил. Но если мы и впрямь собирали сучья, то и ты должен нести их в руках.

На Андрея логика брата произвела сильное впечатление — сам он до такого никогда бы не додумался. Он принялся собирать хворост. Землю покрывал толстый слой снега, под которым трудно было заметить упавшие сучья, поэтому ему пришлось искать их на ощупь, голыми руками. После каждой попытки он поспешно подносил руки ко рту и дышал на них. Вскоре из носа у него потекло, на верхней губе скопились сопли. Впрочем, сегодня это его не беспокоило, после такой-то удачи, и он даже начал напевать любимую песню отца, вновь погрузив руки в снег.

Сучьев действительно было мало, и Павлу пришлось отойти подальше от младшего брата. Им придется разделиться. Вдалеке он заметил упавшее дерево, ветви которого торчали в разные стороны. Он поспешил к нему, положив кота на снег, чтобы освободить руки и без помехи обламывать сучья. Их здесь было много, хватит для них обоих, и Павел оглянулся по сторонам в поисках Андрея. Он уже собрался было окликнуть его, но тут же прикусил язык. За спиной раздался какой-то шум. Он быстро обернулся. Вокруг стеной стоял густой и темный лес. Он зажмурился, вслушиваясь в доносящийся звук: хррум, хррум, хррум. Это под чьими-то шагами хрустел снег. Звук стал громче, он ускорился. Мальчик ощутил прилив внезапного страха. Он открыл глаза. В темноте впереди Павел уловил движение: к нему бежал какой-то мужчина. В руке у него был толстый тяжелый сук. Он бежал прямо на Павла. Значит, он слышал, как они убивали кота, и теперь намеревался отнять у них добычу. Но Павел не допустит этого: он не позволит матери умереть с голоду. Он преуспеет там, где потерпел неудачу его отец. Павел начал поспешно засыпать снегом кота, надеясь скрыть его.

— Мы собирали…

Голос у Павла сорвался, когда человек выскочил на опушку, поднимая сук над головой. Только теперь, разглядев его изможденное лицо и безумный взор, мальчик понял, что ему был нужен вовсе не кот, а он сам.

Рот у Павла приоткрылся в тот самый миг, когда сук обрушился ему на голову. Он ничего не почувствовал, только вдруг понял, что почему-то больше не стоит на ногах. Он опустился на одно колено. Склонив голову к плечу, он поднял глаза, которые уже заливала кровь из раны, и увидел, как человек поднял сук для второго удара.

 

* * *

 

Андрей перестал напевать себе под нос. Это не Павел окликнул его? Он собрал совсем мало хвороста, во всяком случае недостаточно для их плана, и не хотел, чтобы брат снова бранил его, особенно теперь, когда он так здорово проявил себя. Он выпрямился, вытаскивая из сугроба руки и отряхиваясь. Глядя на лес, он прищурился, но даже ближайшие деревья казались ему расплывчатыми силуэтами.

— Павел?

Ответа не было. Он еще раз окликнул брата. Это что, какая-то игра? Нет, Павел больше не любил игры. Андрей двинулся туда, где они расстались с братом, по-прежнему ничего не видя перед собой. Это неправильно. Не он должен был искать Павла, а как раз Павел должен найти его. Что-то было не так. Он вновь окликнул брата по имени, на этот раз громче. Почему тот не отзывается? Андрей вытер нос грубым рукавом своего пальто, раздумывая, не устроил ли Павел ему очередное испытание. Как бы поступил на его месте старший брат? Он пошел бы по следам на снегу. Андрей выбросил хворост и опустился на колени, осматривая землю. Обнаружив собственные следы, он двинулся по ним и вскоре дошел до места, где они с Павлом расстались. Гордясь собой, он отыскал следы брата. Если он выпрямится во весь рост, то не увидит отпечатков, поэтому, едва не тычась носом в снег, он двинулся дальше, как собака по запаху.

Он добрался до упавшего дерева, вокруг которого были рассыпаны сучья и виднелись следы — некоторые из них были большими и глубокими. Снег почему-то был красного цвета. Андрей зачерпнул его ладонью, растирая между пальцами, пока тот не превратился в кровь.

— Павел!

Андрей кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Он заплакал. Ему хотелось сказать брату, что он может забирать себе его долю добычи. Он просто хотел, чтобы тот вернулся. Но все было напрасно. Брат бросил его. Он остался один.

 

* * *

 

Оксана прятала небольшой мешочек с толчеными стеблями кукурузы, иван-чая и сушеными картофельными очистками прямо в поду печи. Во время обысков она всегда разводила в ней небольшой огонь. Заготовители, присланные удостовериться, что она не укрывает зерно от продразверстки, никогда не лезли в огонь. Они не доверяли ей — еще бы, она выглядела здоровой в то время, когда все остальные были больны, словно уже тем, что осталась жива, совершила преступление. Но они не могли найти продовольствие у нее в доме, не могли приклеить к ней ярлык «кулачки», зажиточной крестьянки. Вместо того чтобы расстрелять ее сразу, они обрекли ее на медленную смерть. Оксана уже знала, что не может противостоять им в открытую. Несколько лет назад она организовала отпор в деревне, когда было объявлено, что сюда приедут люди, чтобы снять колокол. Они хотели расплавить его. Оксана и четыре другие женщины заперлись на колокольне и принялись безостановочно звонить в колокол, не позволяя снять его. Оксана кричала, что колокол принадлежит Господу. В тот день ее запросто могли пристрелить, но тот, кто был у них главным, решил пощадить женщин. Выломав двери, он заявил, что ему приказали всего лишь забрать колокол, пояснив, что страна нуждается в металле для промышленной революции. В ответ она плюнула ему под ноги. А когда государство начало отнимать хлеб у крестьян, утверждая, что тот принадлежит ему, Оксана уже была умнее. Вместо того чтобы восстать открыто, она изображала покорность, ее сопротивление стало тайным.

А сегодня у ее семьи будет праздник. Она растопила снег, вскипятила воду и высыпала в нее толченые стебли кукурузы. Туда же она добавила оставшиеся косточки из бутылки. После того как кушанье будет готово, она истолчет кости на муку. Разумеется, Оксана понимала, что торопит события. Павел еще не вернулся с охоты. Но она не сомневалась в его успехе. Господь ниспослал ей трудности, но и дал ей сына в помощь. Даже если он не поймает кота, она сказала себе, что не станет сердиться. Лес большой, кот маленький, а гнев — напрасная трата сил. Но, даже заставляя себя подготовиться к разочарованию, она испытывала радостное возбуждение при мысли о том, что сегодня у них будет мясо и картофельный борщ.

В дверях появился Андрей. Лицо у него было расцарапано, пальто в снегу, из носа текли кровавые сопли. Опорки мальчика развалились, и наружу торчали босые пальцы. Оксана подбежала к нему.

— Где твой брат?

— Он бросил меня.

Андрей заплакал. Он не знал, куда подевался брат, не понимал, что случилось, и не мог объяснить. Он только знал, что мать возненавидит его. Он знал, что окажется виноватым, пусть даже все сделал правильно и это старший брат бросил его.

У Оксаны перехватило дыхание. Оттолкнув Андрея в сторону, она выскочила наружу, глядя на лес. Павла нигде не было видно. Быть может, он упал и поранился. Быть может, ему нужна помощь. Она вбежала внутрь, чтобы потребовать ответ, но обнаружила лишь, что Андрей стоит у чугунка с ложкой во рту. Пойманный на горячем, он с глуповатой улыбкой посмотрел на мать, и та заметила, что из уголка рта у него стекает струйка картофельного супа. Охваченная гневом — на своего погибшего мужа и пропавшего сына, — она рванулась вперед, повалила Андрея на пол и глубоко засунула деревянную ложку ему в горло.

— Когда я ее вытащу, ты расскажешь мне все, что случилось!

Но едва она вытащила ложку, как он закашлялся. Придя в бешенство, Оксана вновь сунула ложку Андрею в горло.

— Ты — бесполезный неуклюжий дурак! Где мой сын? Где он?

Она снова вытащила ложку, но он лишь кашлял и плакал. Говорить Андрей не мог. Он продолжал кашлять и плакать, и тогда она принялась бить его кулачками в грудь. И только заметив, что борщ вот-вот закипит и выльется, Оксана остановилась. Она встала и сняла суп с плиты.

Андрей хныкал и скулил на полу. Оксана посмотрела на него сверху вниз, чувствуя, как утихает ее гнев. Он был такой маленький. Он так сильно любил своего старшего брата. Оксана наклонилась, подняла сына и усадила его на стул. Закутав его в свое одеяло, она налила ему миску борща, большую порцию, намного больше, чем он получал обычно. Она попыталась накормить его с ложечки, но он упрямо не хотел открывать рот. Он не доверял ей. Оксана протянула ему ложку. Андрей перестал плакать и начал есть. Миска опустела очень быстро. Она снова налила ему борща и сказала, чтобы он ел помедленнее. Пропустив ее слова мимо ушей, Андрей в мгновение ока разделался со второй порцией. Очень спокойно и негромко она спросила у него, что случилось, а потом слушала, как он рассказывает про кровь на снегу, разбросанные сучья, исчезновение брата и крупные следы. Оксана крепко зажмурилась.

— Твой брат мертв. Его забрали, чтобы съесть. Ты понимаешь? Так же, как вы охотились на кота, кто-то охотился на вас. Ты понимаешь это?

Андрей молчал, глядя на катящиеся по щекам матери слезы. По правде говоря, он ничего не понял. Он смотрел, как она встала и вышла из избы. Услышав голос матери, он подбежал к двери.

Оксана стояла на коленях в снегу, запрокинув лицо к полной луне.

— Прошу тебя, Господи, верни мне сына.

Теперь вернуть его домой мог только Господь Бог. А ведь она просила так мало. Или у Господа короткая память? Она рисковала жизнью, чтобы спасти Его колокол. Взамен она просила всего лишь вернуть ей сына, смысл ее жизни.

Из дверей выглянули несколько соседей. Они смотрели на Оксану и слушали, как она плачет. Но такая скорбь давно стала привычной, и вскоре односельчане вновь попрятались по домам.

 

Двадцать лет спустя. Москва

 

 

11 февраля 1953 года

 

Снежок угодил Жоре точно в затылок. Это застигло мальчика врасплох, и снег мелкими брызгами залепил ему уши. Где-то позади него заливисто рассмеялся его младший брат, причем рассмеялся очень громко — ведь он так гордился собой, своим метким, пусть и случайным, броском, единственной в своем роде удачей. Жора стряхнул крошки льда с воротника пальто, но мелкие осколки уже попали ему за шиворот. Они таяли, скользя по спине, оставляя ледяные следы, подобно улиткам. Он поспешно выпростал полы рубашки из-за пояса и сунул руку за спину так далеко, как смог, вытряхивая снег.

Будучи не в силах поверить в подобную беспечность старшего брата (надо же, вытряхивает снег из-под рубашки вместо того, чтобы наброситься на своего обидчика!), Аркадий сполна воспользовался отпущенным ему временем и принялся ловко лепить новый снежок. Если сделать его слишком большим, он становится неэффективным: бросать неудобно, летит медленно, от него легко увернуться. В этом и заключалась его ошибка — он слишком долго делал снежки чересчур большими. Ожидаемого сокрушительного удара не получалось: их легко можно было поймать, да и чаще всего они попросту не долетали до старшего брата, разваливаясь в воздухе под собственной тяжестью. Они с Жорой часто и подолгу играли в снежки. Иногда к ним присоединялись другие дети, но в основном они довольствовались обществом друг друга. Игры начинались как непринужденная забава, но с каждым снежком напряженность возрастала. Аркадий не выигрывал никогда, если в такой игре вообще можно определить победителя. Его ошеломляли сила и скорость бросков старшего брата. Игры всегда заканчивались одинаково: досадой, капитуляцией, обидой или, хуже того, слезами и позорным бегством. Аркадий ненавидел себя за то, что вечно проигрывал, но еще сильнее — за то, что так расстраивался из-за этого. Единственная причина, заставлявшая его играть в снежки, заключалась в том, что он твердо верил: когда-нибудь все будет по-другому и он непременно выиграет. И вот сегодня такой день действительно наступил. Ему выпал настоящий шанс. Он подкрался поближе, но не очень близко: ему хотелось, чтобы бросок получился по всем правилам. Броски в упор не считались.

Жора увидел его слишком поздно: летящий по воздуху белый шарик, не очень большой, не очень маленький, как раз такого размера, какого он слепил бы и сам. Сделать он уже ничего не успевал. Руки у него были за спиной, под рубашкой. Ему пришлось признать, что его маленький брат — способный ученик.

Снежок угодил ему прямо в переносицу, запорошив глаза, нос и рот. Он поспешно шагнул назад, чувствуя, как лицо покрылось белой коркой. Бросок получился великолепным — игра закончилась. Сегодня его побил младший брат, которому даже не исполнилось пяти лет. Но только теперь, проиграв в первый раз, он вдруг по-настоящему осознал всю важность победы. Аркадий снова смеялся — хохотал от души, словно попавший в лицо снежок был самой смешной шуткой на свете. Что ж, Жора должен был признать, что он-то никогда не злорадствовал, вот как Аркадий сейчас, никогда не смеялся взахлеб и никогда не стремился извлечь максимум удовольствия из своей победы. Его младший брат был плохим побежденным и оказался еще худшим победителем. Мальчишке следовало преподать урок хорошего поведения. Он выиграл игру, одну-единственную, выиграл случайно, выиграл одну из многих сотен — нет, тысяч — проигранных. И теперь он делает вид, что они сравнялись? Или даже хуже — что он лучше его? Жора присел на корточки, погружая руки в снег, вниз, до самой ледяной корочки под ним, и щедро зачерпнул пригоршню замерзшей грязи, травы и камешков.

Увидев, что старший брат лепит очередной снежок, Аркадий повернулся и побежал. Это будет реванш — тщательно слепленный и брошенный изо всех сил. Он не собирался стоять и ждать, когда снежок угодит в него. Если он успеет убежать, с ним ничего не случится. Снежок, как бы хорошо он ни был слеплен и как бы точно ни был брошен, способен пролететь лишь определенное расстояние, после чего падает на землю, иногда разваливаясь на куски прямо в воздухе. И даже если он попадет в него, то на дальней дистанции окажется совершенно безвредным, вообще не стоящим затраченных на него трудов. Если он успеет убежать, то сохранит пальму первенства. Ему не хотелось, чтобы его победа обернулась поражением, омраченным серией метких попаданий старшего брата. Нет, главное — убежать и отпраздновать победу. И закончить на этом игру. Он сможет насладиться этим чувством, по крайней мере до завтра, когда снова проиграет, скорее всего. Но это будет завтра. А сегодня он празднует победу.

Аркадий услышал, как брат окликнул его по имени. И он оглянулся на бегу, все еще улыбаясь, — уверенный в том, что ему уже ничто не грозит.

Это было похоже на удар кулаком в лицо. Голова его запрокинулась назад, ноги оторвались от земли, и несколько мгновений он летел по воздуху. Когда его ступни коснулись земли, ноги его подогнулись и он рухнул ничком — оглушенный настолько, что даже не выставил руки перед собой, — зарывшись лицом в снег. Мгновение он лежал неподвижно, не в силах осознать, что с ним произошло. Рот у него был забит грязью, слюной и кровью. Он осторожно поднес руку в варежке к губам. Зубы на ощупь были грубыми и шершавыми, словно засыпанными песком. И между ними зияла дыра. У него был выбит зуб. Заплакав, он сплюнул на снег и начал копошиться в снежном крошеве, пытаясь найти свой недостающий зубик. Почему-то сейчас он не мог думать ни о чем другом, его волновало только это. Он обязательно должен найти свой зуб. Да где же он? Но на белом снегу Аркадий никак не мог его отыскать. Зуб пропал. И его терзала не боль, а душил гнев на подобную несправедливость. Неужели он не может выиграть хотя бы один-единственный раз? Он же победил по-честному! Неужели его брат не смог смириться с этим?

Жора подбежал к брату. Не успел комок из грязи, льда и камней вылететь у него из рук, как он уже пожалел о своем решении. Он окликнул брата, желая предупредить его, чтобы тот успел уклониться. Но Аркадий обернулся и получил снежок прямо в лицо. Вместо того чтобы помочь брату, он словно специально подставил его под удар. Подбежав ближе, Жора увидел кровь на снегу, и его едва не стошнило. Это его рук дело. Он превратил игру, которой наслаждался от души, как и всем остальным, в нечто совершенно ужасное. Ну почему он не мог позволить своему младшему брату выиграть хотя бы один раз? Он взял бы реванш завтра, и послезавтра, и на следующий день. Он готов был сгореть со стыда.

Жора упал на колени рядом с Аркадием и неуверенно положил руку ему на плечо. Но младший братишка стряхнул его руку, подняв на него покрасневшие заплаканные глаза. С окровавленным ртом он походил на маленького затравленного зверька. Аркадий ничего не сказал. Лицо его исказилось от ярости. Пошатываясь, он с трудом поднялся на ноги.

— Аркадий?

В ответ братишка заплакал, издавая какие-то нечеловеческие, животные звуки. А Жора видел лишь ряд перепачканных зубов. Аркадий повернулся и побежал прочь.

— Аркадий, подожди!

Но Аркадий не стал ждать — он не остановился, не пожелал выслушать извинения старшего брата. Он бежал изо всех сил, то и дело ощупывая языком дырку в передних зубах. Касаясь кончиком языка кровоточащей десны, он надеялся, что больше никогда не увидит своего брата.

 

14 февраля

 

Лев поднял голову, глядя на дом № 18 — невысокое, приземистое сооружение из серого гранита. Близился вечер, и уже темнело. Весь рабочий день он убил на занятие, которое оказалось столь же неприятным, сколь и бессмысленным. Согласно милицейскому рапорту, мальчик в возрасте четырех лет и десяти месяцев был обнаружен мертвым на железнодорожных путях. Малыш играл на шпалах один, поздно вечером, и попал под проходивший пассажирский поезд; колеса перерезали его тельце пополам. Машинист экспресса, проследовавшего в 21:00 в Хабаровск, на первой же станции сообщил, что будто бы заметил кого-то или что-то на путях вскоре после отправления с Ярославского вокзала. Пока еще было неясно, как именно мальчик попал под поезд. Возможно, машинист рассказал не всю правду. Но необходимости в дальнейшем расследовании не было: произошел трагический несчастный случай, и ничьей вины в том не усматривалось. Дело надо было закрывать.

При обычных обстоятельствах оно ни за что не потребовало бы участия Льва Степановича Демидова — перспективного и уверенно поднимающегося по служебной лестнице сотрудника МГБ, Министерства государственной безопасности. Да и с какой стати? Потеря сына стала страшным ударом для родителей и родственников. Но, строго говоря, с государственной точки зрения тут не было ничего особенного. Детишки, если неосторожным у них было только поведение, а не язык, не представляли интереса для госбезопасности. Однако же в данном случае ситуация неожиданно осложнилась. Скорбь родителей мальчика вылилась в нечто предосудительное. Складывалось впечатление, что они не смогли смириться с тем, что их сын (Лев заглянул в рапорт — ребенка звали Аркадий Федорович Андреев) погиб в результате собственной неосторожности. Они утверждали, что ребенок был злодейски убит. Кем — они не имели понятия. За что — тоже не представляли. Как такое могло случиться — опять же не знали. Тем не менее они отвергли все возможные разумные объяснения и дали волю чувствам. В результате возникла вполне реальная вероятность того, что они сумеют убедить в своей правоте легковерных людей — соседей, друзей и посторонних, которые окажутся настолько неблагоразумными, что станут их слушать.

Еще больше осложняло ситуацию и то, что отец мальчика, Федор Андреев, был младшим офицером МГБ и вдобавок одним из подчиненных самого Льва. Вместо того чтобы взять себя в руки, он решил воспользоваться авторитетом этой организации, дабы придать вес своим смехотворным измышлениям. Он переступил черту, позволив чувствам затмить разум. И, не окажись в этом деле смягчающих обстоятельств, Лев вполне мог просто отдать приказ о его аресте. Словом, ситуация грозила выйти из-под контроля. И вот, вместо того чтобы заниматься настоящим, важным делом, Лев вынужден был посвятить целый день попытке исправить положение.

Предстоящая конфронтация с Федором не вызывала у него радостного предвкушения, поэтому Лев неторопливо поднимался по лестнице, размышляя о том, как он вообще попал сюда, в организацию, которая следила за настроениями людей. Он никогда не думал о том, чтобы поступить на службу в госбезопасность, но эта карьера стала логичным продолжением его армейской службы. Во время Великой Отечественной войны его призвали в ряды ОМСБОН — Отдельной мотострелковой бригады особого назначения. Третий и четвертый батальоны укомплектовали исключительно студентами Центрального института физической культуры, в котором он учился, отбирая будущих бойцов по физическим данным и способностям. Затем их отправили на переподготовку в тренировочный лагерь в Мытищах, к северу от Москвы, где обучали приемам рукопашного боя, умению владеть любыми видами оружия, прыгать с малой высоты с парашютом и обращаться со взрывчаткой. Лагерь находился в ведении НКВД, Народного комиссариата внутренних дел — так называлась госбезопасность до того, как превратиться в МГБ. Подчинялись батальоны тоже непосредственно руководству НКВД, а не армейскому командованию, что нашло отражение и в характере выполняемых ими заданий. Их забрасывали в тыл врага для уничтожения инфраструктуры, средств связи, для сбора сведений и устранения высокопоставленных офицеров и чиновников — словом, они были самыми настоящими диверсантами.

Льву пришлась по душе подобная независимость проводимых операций, но он благоразумно держал эти мысли при себе. Ему нравился сам факт (или иллюзия) того, что его судьба находится в его собственных руках. Он пребывал в своей стихии и всегда добивался успеха. Неудивительно, что вскоре он был награжден орденом Суворова II степени. Его поразительное хладнокровие, неизменная удача, приятная внешность и, самое главное, непоколебимая и искренняя вера в свою страну привели к тому, что он стал «парнем с обложки» — в буквальном смысле — при освобождении советскими войсками оккупированной немцами территории. Его и еще нескольких солдат из разных дивизий сфотографировали на фоне горящего немецкого танка. Они стояли, подняв вверх автоматы, с победными улыбками на лицах, а возле их ног валялись трупы фашистов. Вдали курилась дымом сожженная деревня. Разрушение, смерть и победные улыбки — широкоплечий Лев с его хорошими зубами всегда оказывался на переднем плане. Всего через неделю фотография была напечатана на первой странице «Правды», и Льва стали узнавать незнакомые люди, его поздравляли солдаты и штатские — все, кто хотел пожать ему руку и обнять его, ставшего символом победы.

После окончания войны Льва перевели из ОМСБОН в штат НКВД. Подобный шаг выглядел вполне мотивированным. Он не задавал ненужных вопросов: этот путь ему указали старшие товарищи, и он пошел по нему с гордо поднятой головой. Его страна могла потребовать от него что угодно, и он с радостью согласился бы. Получив приказ, он взялся бы руководить одним из лагерей ГУЛАГа на Колыме в арктической тундре. В жизни у него была только одна цель: верно служить своей стране — стране, которая победила фашизм, стране, которая обеспечивала бесплатное образование и медицинское обслуживание, которая возвестила о правах рабочего класса на весь мир, которая платила его отцу — работавшему на конвейере на заводе по производству боеприпасов — зарплату, сопоставимую с той, которую получал высококвалифицированный врач. И хотя его собственная работа в органах госбезопасности зачастую бывала неприятной, он понимал ее необходимость — необходимость защиты революции от внутренних и внешних врагов, от тех, кто старался подорвать ее устои, и от тех, кто хотел задушить ее. Ради этой защиты Лев готов был пожертвовать своей жизнью. Ради этого он был готов пожертвовать и жизнями других.

Но сейчас его героизм и военная подготовка оказались бесполезными. Здесь не было врага, а был всего лишь товарищ по работе, друг, убитый горем отец. Тем не менее стандарты МГБ оставались неизменными, и скорбящий отец превратился в фигуранта протокола. Лев должен был соблюдать особую осторожность. Он не мог поддаться тем же чувствам, что обуревали и ослепляли сейчас Федора. Эта истерия подвергала опасности хорошую, приличную семью. Если не принять мер, безосновательная болтовня насчет совершенного убийства способна разрастись, как степной пожар, и охватить всю округу, приводя людей в замешательство и заставляя их ставить под сомнение один из основных постулатов их нового общества.

Преступности не существует .

Впрочем, безоглядно в него верили немногие. И на Солнце бывают пятна: они все еще жили в обществе переходного типа, которому недоставало совершенства. Как офицер МГБ, Лев обязан был изучать труды Ленина; собственно, это была обязанность каждого человека и гражданина. Он знал, что такие социальные язвы, как преступность, станут постепенно заживать по мере того, как исчезнут нужда и бедность. Но пока они еще не достигли этой сверкающей вершины. Время от времени случались кражи, пьяные ссоры заканчивались насилием; кроме того, существовали «урки» — члены преступных сообществ. Но люди должны были верить, что они идут к новому, лучшему миру. И сейчас назвать случившееся убийством — значило сделать гигантский шаг назад. От своего непосредственного начальника, майора Кузьмина, Лев знал о трибуналах 1937 года, когда Сталин сказал, что обвиняемые потеряли веру .

Враги партии были не просто саботажниками, шпионами и вредителями — они сомневались в линии партии, сомневались в возможности построения нового общества. В соответствии с этим правилом Федор, товарищ Льва, действительно превратился во врага.

Задача Льва состояла в том, чтобы в зародыше задавить все необоснованные спекуляции и отвести семью от края пропасти. Разговоры об убийстве несли в себе драматический эффект, на который падки впечатлительные люди. Если дело дойдет до этого, ему придется продемонстрировать жестокость: мальчик совершил ошибку, за которую заплатил жизнью. И больше никто не должен пострадать из-за его неосторожности. Но, быть может, этого не потребуется. Быть может, ему не понадобится заходить так далеко. Скорее всего, все можно уладить тихо и мирно. Проявить терпение. Ведь родители и родственники не могли сейчас мыслить здраво. Следует изложить им факты. Он пришел сюда не за тем, чтобы угрожать им, во всяком случае не сразу: он пришел помочь. Он пришел, чтобы вернуть им веру.

Лев постучал, и Федор открыл дверь. Лев склонил голову.

— Приношу свои соболезнования по поводу твоей утраты.

Федор отступил, давая возможность Льву войти.

Все места были заняты. Комната была полна народу, как на собрании в деревенском клубе. Здесь были пожилые люди и дети: похоже, собралась вся семья. В такой атмосфере легко было представить, как воспламенились чувства. Вне всякого сомнения, они буквально внушали друг другу мысли о том, что в смерти их маленького мальчика повинна некая мистическая сила. Пожалуй, так им было легче смириться со своей потерей. Не исключено также, что они терзались чувством вины из-за того, что не научили малыша держаться подальше от железнодорожных путей. Лев увидел несколько знакомых лиц. Это были товарищи Федора по работе. И они явно испытывали замешательство от того, что их застали здесь. Они не знали, что делать и как себя вести, избегали смотреть ему в глаза. Им определенно хотелось уйти, но они не могли так поступить. Лев повернулся к Федору.

— Не лучше ли будет, если мы поговорим с глазу на глаз?

— Нет, это моя семья: они хотят услышать то, что у вас есть им сказать.

Лев обвел комнату взглядом — примерно двадцать пар глаз смотрели на него. Они уже догадывались, что он им скажет, и это им не нравилось. Они злились из-за того, что их маленький мальчик погиб, и таким образом выражали свою боль. Льву оставалось лишь смириться с тем, что он превратился в отдушину для их гнева.

— Не могу представить себе большего горя, чем потерять ребенка. Я был твоим другом и товарищем, когда вы вместе с женой праздновали рождение своего сына. Я помню, как поздравлял вас. И теперь, с невыразимой скорбью, я пришел предложить вам утешение.

«Суховато, зато искренне», — решил Лев. Его слушали в гробовом молчании. Он тщательно подбирал слова.

— Мне никогда еще не выпадало изведать горе, вызванное смертью ребенка. Не знаю, как бы я вел себя на вашем месте. Наверное, мне бы хотелось обвинить кого-нибудь, найти кого-то, кого я мог бы ненавидеть. Но сейчас я со всей ответственностью могу утверждать, что в смерти Аркадия нет никаких неясностей. Я принес с собой рапорт, который могу оставить вам, если хотите. Кроме того, мне поручили ответить на вопросы, если таковые у вас есть.

— Аркадий был убит. Мы хотим, чтобы вы помогли в расследовании. Если не вы лично, то пусть МГБ надавит на прокурора, чтобы тот открыл уголовное дело.

Лев кивнул, словно бы соглашаясь. Разговор их начинался по худшему из возможных сценариев. Отец упорствовал в своем заблуждении, и родственники готовы были поддержать его в этом. Он требовал формального открытия уголовного дела, без которого милиция не начнет расследования. Он просил невозможного. Лев обвел взглядом коллег по работе. В отличие от остальных они понимали, что произнесенное слово — убийство — бросало тень на всех присутствующих в комнате.

— Аркадий попал под проходящий поезд. Его смерть была случайностью, трагическим несчастным случаем.

— Тогда почему он был голый? Почему рот у него был забит землей?

Лев попытался осмыслить услышанное. Мальчик был обнажен? Он впервые слышал об этом. Он раскрыл отчет.

Мальчик обнаружен одетым .

Теперь, когда он прочел эти строки, они показались ему странными. К чему вообще было заострять на этом внимание? Но вот, черным по белому: мальчик был одет. Он пробежал глазами документ до конца:

Поскольку его протащило по земле, во рту обнаружены комья почвы .

Он закрыл рапорт. Комната ждала.

— Ваш сын был обнаружен полностью одетым. Да, во рту у него была земля. Но поезд зацепил и проволок его тело, так что наличие земли во рту вполне объяснимо.

Пожилая женщина поднялась на ноги. Прожитые годы согнули ее, но взгляд по-прежнему оставался острым.

— Это не то, что нам сообщили.

— Очень печально, но вас ввели в заблуждение.

Однако женщина не унималась. Очевидно, она твердо верила в то, что говорила, и пользовалась в семье немалым авторитетом.

— Человек, который нашел тело, — Тарас Куприн — старьевщик. Живет через две улицы отсюда. Он сказал нам, что Аркадий был голый, слышите? На нем не было ни клочка одежды. Столкновение с поездом никак не могло раздеть мальчика догола.

— Этот человек, Куприн, действительно обнаружил тело. Его заявление приложено к рапорту. Он утверждает, что тело было обнаружено на путях полностью одетым. Он недвусмысленно утверждает это. Его слова записаны здесь черным по белому.

— Тогда почему же нам он говорил совсем другое?

— Быть может, он что-то напутал. Не знаю. Но вот здесь у меня есть подписанное им заявление, которое приложено к рапорту. Сомневаюсь, что он станет противоречить себе, если я спрошу его об этом сейчас.

— Вы сами видели тело мальчика?

Ее вопрос застал Льва врасплох и изрядно удивил.

— Я не расследую это происшествие: это не моя работа. Даже если бы это было и так, здесь нечего расследовать. Произошел трагический несчастный случай. Я пришел поговорить с вами, прояснить возникшие недоразумения. Я могу прочесть весь рапорт вслух, если хотите.

Пожилая женщина заговорила вновь:

— Этот ваш рапорт — ложь.

Присутствующие замерли. Лев молчал, пытаясь сохранить спокойствие. Они должны понять, что обратного пути нет. Им придется смириться, принять тот факт, что их маленький мальчик погиб в результате несчастного случая. Лев пришел сюда ради их же блага. Он повернулся к Федору, ожидая, что тот поставит пожилую женщину на место.

Федор сделал шаг вперед.

— Лев, у нас появились новые улики, которые стали известны только сегодня. Женщина, живущая в квартире, окна которой выходят на железнодорожные пути, видела Аркадия с каким-то мужчиной. Больше нам ничего не известно. Эта женщина не принадлежит к числу наших друзей. Раньше мы никогда не встречались. Она услышала об убийстве…

— Федор…

— Она услышала о смерти моего сына. И если то, что нам говорят, правда, она может описать этого мужчину. Она даже сможет опознать его.

— Где эта женщина?

— Мы как раз ждем ее.

— Она придет сюда? Мне было бы интересно выслушать ее.

Льву предложили стул, но он лишь отмахнулся. Он постоит.

Все молчали, ожидая, пока раздастся стук в дверь. Лев уже пожалел о том, что отказался от стула. В мертвой тишине прошел почти час, пока не послышался робкий стук. Федор открыл дверь, представился и впустил женщину лет тридцати, с мягким добрым лицом и большими испуганными глазами. Она явно не ожидала встретить здесь столько людей, и Федор поспешил успокоить ее:

— Это все мои друзья и родственники. Вам нечего бояться.

Но женщина не слушала его. Она смотрела на Льва.

— Меня зовут Лев Степанович. Я — офицер МГБ. Я здесь старший. Как вас зовут?

Лев вытащил из кармана блокнот, нашел чистую страницу. Женщина не отвечала. Он поднял голову. Она по-прежнему не проронила ни слова. Лев уже собрался повторить вопрос, когда она наконец заговорила.

— Галина Шапорина.

Голос ее прозвучал едва слышно, почти как шепот.

— Что вы видели?

— Я…

Она обвела взглядом комнату, уставилась в пол, подняла глаза на Льва и погрузилась в молчание. Федор поторопил ее, и в его тоне явственно слышалось напряжение:

— Вы видели мужчину?

— Да, видела.

Федор, который стоял рядом с ней, пожирая ее глазами, облегченно вздохнул. Она продолжала:

— Я видела на путях мужчину — рабочего, наверное… Я увидела его в окно. Было очень темно.

Лев постучал по блокноту кончиком карандаша.

— Вы видели его с маленьким мальчиком?

— Нет, никакого мальчика не было.

У Федора отвисла челюсть, а потом он заторопился, буквально выплевывая слова:

— Но нам сказали, что вы видели, как какой-то мужчина держал за руку моего сына.

— Нет, нет, никакого мальчика я не видела. Он держал в руке сумку, по-моему, да, сумку с инструментами. Именно так. Он работал на путях, что-то там ремонтировал, наверное. Я не слишком хорошо его рассмотрела, так, видела мельком, и все. Собственно, мне не следует здесь находиться. Мне очень жаль, что с вашим сыном случилось несчастье.

Лев захлопнул блокнот.

— Благодарю вас.

— Вы будете еще меня допрашивать?

Прежде чем Лев успел ответить, Федор взял женщину под руку.

— Вы видели мужчину.

Женщина вырвала у него свою руку. Она вновь обвела взглядом комнату и обнаружила, что все присутствующие смотрят на нее. Она повернулась ко Льву.

— Вам нужно будет поговорить со мной попозже?

— Нет. Вы можете идти.

Галина опустила голову и поспешила к передней двери. Но не успела она взяться за ручку, как пожилая женщина окликнула ее:

— Вас так легко напугать?

Федор обратился к ней:

— Присядь, пожалуйста.

Она кивнула, то ли с отвращением, то ли с одобрением.

— Аркадий был твоим сыном.

— Да.

Лев не мог видеть выражение лица Федора. Ему вдруг стало интересно, что именно эти двое пытаются сказать друг другу взглядами. Что бы это ни было, пожилая женщина опустилась на свое место. Во время этой размолвки Галина незаметно выскользнула наружу.

Лев был рад вмешательству Федора. Он надеялся, что они достигли поворотного момента в разговоре. Собирание и распространение слухов и сплетен еще никому не шло на пользу. Федор вернулся и остановился рядом со Львом.

— Простите мою мать, она очень расстроена.

— Именно поэтому я здесь. Чтобы мы могли поговорить и ничто из сказанного не вышло за пределы этой комнаты. Чтобы после моего ухода разговоры не возобновились. Если кто-нибудь станет расспрашивать тебя о сыне, ты не должен отвечать, что он был убит. Не потому, что так приказываю я, а потому, что это неправда.

— Мы все понимаем.

— Федор, я хочу, чтобы завтра ты взял отгул. Руководство дает добро. Если я могу еще что-нибудь для тебя сделать…

— Спасибо.

У дверей в квартиру Федор пожал Льву руку.

— Мы все очень расстроены. Простите нам нашу несдержанность.

— Я не стану докладывать о ней. Как я уже говорил, на этом все должно закончиться.

Лицо Федора окаменело. Он кивнул. Исполненные горечи слова с трудом сорвались у него с языка:

— Мой сын погиб в результате несчастного случая.

Глубоко дыша полной грудью, Лев спускался по лестнице. Атмосфера в комнате была удушающей. Он был рад, что ушел и что сумел настоять на своем и закрыть вопрос. Федор — хороший человек. Как только он смирится со смертью сына, ему будет легче принять правду.

Лев остановился. За спиной у него раздались чьи-то шаги. Он обернулся. Это был мальчик лет семи или восьми, не старше.

— Меня зовут Жора. Я — старший брат Аркадия. Я могу поговорить с вами?

— Конечно.

— Это я во всем виноват.

— В чем именно?

— В смерти своего брата. Это я бросил в него снежок. Я слепил его из камешков и грязи. Аркадию было очень больно, снежок попал ему в голову. Он убежал. Может, у него кружилась голова, и потому он не увидел поезд. Земля, которую нашли у него во рту, оказалась там по моей вине. Это я кинул ею в него.

— Твой брат погиб в результате несчастного случая. Не вини себя. Но ты хорошо сделал, что рассказал мне правду. А теперь возвращайся к своим родителям.

— Я не рассказывал им о снежке с камешками и землей.

— Пожалуй, им не нужно знать об этом.

— Они очень рассердятся. Потому что тогда я видел Аркадия в последний раз. Мы так хорошо всегда играли. Мы бы и дальше продолжали играть, и помирились бы, и снова стали бы друзьями, я уверен в этом. Но теперь я даже не могу попросить у него прощение. Я не смогу загладить свою вину.

Лев выслушал сбивчивую исповедь мальчугана. Тому нужно было прощение. Малыш заплакал. Растерявшись, Лев потрепал его по голове, все время приговаривая, как колыбельную:

— Ты ни в чем не виноват.

 

Деревня Кимово. Сто шестьдесят километров к северу от Москвы

 

 

Тот же день

 

Анатолий Бродский не спал уже трое суток. Он настолько устал, что даже самые обычные действия требовали невероятного напряжения сил. Дверь сарая перед ним была заперта. Он знал, что должен выломать ее. Но сама мысль об этом казалась безумной. У него попросту не осталось сил. Пошел снег. Он поднял глаза к ночному небу; в голове у него помутилось, и, когда он наконец вспомнил, где находится и что ему предстоит сделать, снег уже ложился ему на лицо. Он слизнул снежинки языком и вдруг понял, что если не попадет внутрь, то умрет. Сосредоточившись, он ударил в дверь ногой. Петли протестующе завизжали, но дверь устояла. Он ударил еще раз. Затрещали доски. Ободренный этими звуками, он собрал последние остатки сил и нанес третий удар, прямо по замку. Дерево треснуло, и дверь распахнулась. Он остановился на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. С одной стороны сарая в загоне стояли две коровы. С другой стороны лежала солома и инструменты. Он расстелил на промерзшей земле несколько мешков, наглухо застегнул пальто и лег, обхватив себя руками и смежив веки.

 

* * *

 

Из окна спальни Михаил Зиновьев видел, что дверь сарая распахнута настежь. Она раскачивалась на ветру, так что внутрь залетал снег. Он обернулся. Жена его лежала в кровати и спала. Решив, что не станет беспокоить ее, он тихонько набросил полушубок, надел валенки и вышел наружу.

Поднялся ветер. Мела поземка, швыряя колючие снежинки в лицо Михаилу. Он поднял руку, прикрывая глаза. Подойдя к сараю, он взглянул сквозь растопыренные пальцы на замок и увидел, что тот выбит, а дверь открыта. Он заглянул внутрь и после того, как глаза привыкли к темноте — луны на небе не было, — заметил очертания мужчины, лежащего на соломе. Еще не зная толком, что будет делать, он вошел в сарай, взял вилы, подошел к спящему человеку и замахнулся, готовясь пронзить тому живот.

Анатолий открыл глаза и увидел носки чьих-то заснеженных валенок в нескольких сантиметрах от своего лица. Он перевернулся на спину и поднял глаза на неясный силуэт человека, нависающий над ним. Острые кончики вил подрагивали в опасной близости от его живота. Никто из мужчин не шевелился. Клубы пара вырывались у них изо рта и тут же таяли в морозном воздухе. Анатолий не пытался перехватить вилы. Не сделал он и попытки откатиться в сторону.

Они долго оставались вот так, замерев в неподвижности, пока Михаил не почувствовал вдруг, что его охватывает жгучий стыд. Он охнул, словно какая-то невидимая сила нанесла ему сильный удар под ложечку, отшвырнул в сторону вилы и повалился на колени.

— Прости меня, пожалуйста!

Анатолий сел. Прилив адреналина прогнал сон, но в теле болела каждая клеточка. Сколько же он спал? Мало, слишком мало. В горле у него пересохло, и голос прозвучал хрипло.

— Я понимаю. Мне не следовало приходить сюда. Не следовало просить тебя о помощи. Теперь у тебя есть семья, о которой ты должен думать в первую очередь. Я подверг тебя опасности. Так что это я должен просить прощения.

Михаил покачал головой.

— Я испугался. Запаниковал. Прости меня.

Анатолий взглянул в снег и темень. Уйти прямо сейчас он не мог. Он попросту погибнет. Разумеется, спать ему больше не придется. Но ему по-прежнему нужна передышка и крыша над головой. А Михаил ждал его ответа, ждал, чтобы он простил его.

— Мне не за что прощать тебя. Ты ни в чем не виноват. На твоем месте я бы поступил так же.

— Но ты мой друг.

— Я был твоим другом и останусь им впредь. Послушай меня: я хочу, чтобы ты забыл обо всем, что случилось сегодня. Забудь, что я вообще приходил сюда. Забудь, что я просил тебя о помощи. Запомни нас такими, какими мы были когда-то. Вспоминай о нас как о лучших друзьях. Сделай это для меня, и я отвечу тебе тем же. Утром ты проснешься и будешь жить так, как прежде. Уверяю тебя, никто не узнает, что я был здесь.

Михаил уронил голову на грудь: он плакал. До сегодняшней ночи он считал, что готов сделать для своего друга все на свете. Но это оказалось ложью. Верность, храбрость и дружба — все эти чувства развеялись как дым при первом же серьезном испытании.

Когда вчера вечером к нему в гости неожиданно нагрянул Анатолий, по понятным причинам Михаил удивился. Анатолий приехал в деревню без предупреждения. Тем не менее его ждал теплый и радушный прием, еда, питье и теплая постель. И только после того, как хозяева узнали, что он направляется на север, к финской границе, они поняли, в чем заключается причина столь неожиданного визита. Он ни словом не обмолвился о том, что его разыскивает государственная тайная полиция, МГБ. Они обо всем догадались сами. Он стал изгоем. Беглецом. Как только этот факт предстал перед ними во всей своей неприглядной красе, теплота растаяла без следа. Наказанием за пособничество и укрывательство государственных преступников служила смертная казнь. Анатолий знал об этом, но надеялся, что его друг готов пойти на такой риск. Он даже позволил себе надеяться, что тот проводит его до северной границы. Сотрудники МГБ искали его одного, а не двух человек; кроме того, на всем пути до Ленинграда в окрестных селах и городах, включая Тверь и Горький, у Михаила были знакомые. Да, он требовал слишком много, но когда-то Анатолий спас Михаилу жизнь. Он никогда не считал, что это долг, который ему следует вернуть, но так было лишь потому, что он думал: ему никогда не потребуется ответная услуга.

Во время разговора стало ясно, что Михаил не готов пойти на такой риск. В беседу часто вмешивалась жена Михаила, отзывая того в сторонку, чтобы пошептаться с ним наедине. При этом она бросала на Анатолия злобные взгляды. Жизнь требовала во всем соблюдать предельную осторожность и осмотрительность. В конце концов, он ведь не мог отрицать, что своим появлением навлек смертельную опасность на семью своего старого друга, которую любил, кстати говоря. Вопреки своим первоначальным ожиданиям, Анатолий заявил, что ему нужно лишь переночевать под крышей, и только. А утром он уйдет, и они больше никогда его не увидят. Он отправится на ближайшую железнодорожную станцию, туда, откуда пришел. Кроме того, он предложил выбить замок. На тот невероятный случай, если его поймают, семья сможет утверждать, что ничего не знает и что в сарае побывал воришка. Он полагал, что подобные меры предосторожности успокоят хозяев.

Не в силах смотреть на плачущего друга, Анатолий положил руку ему на плечо.

— Ты ни в чем не виноват. Мы все стараемся выжить, как можем.

Михаил перестал плакать. Он поднял голову, вытирая слезы. Друзья поняли, что видят друг друга в последний раз, и крепко обнялись.

Михаил первым разжал объятия.

— Ты лучше меня.

Он встал и вышел из сарая, не забыв прикрыть за собой дверь, и даже нагреб под нее снега, чтобы она вновь не открылась. Повернувшись спиной к ветру, он, с трудом переставляя ноги, потащился к дому. Если бы он убил Анатолия и сообщил о нем в компетентные органы, то гарантировал бы своей семье безопасность. А теперь придется положиться на судьбу. Ему остается только молиться. Он никогда не считал себя трусом и во время войны ежедневно рисковал жизнью. Кое-кто из товарищей даже называл его храбрецом. Но теперь он боялся за свою семью. Он вполне мог представить и более страшные вещи, чем собственная смерть.

Войдя в дом, он снял валенки, полушубок и направился в спальню. Открыв дверь, он с изумлением и испугом увидел женскую фигуру у окна. Его жена не спала, она смотрела на сарай. Услышав его шаги, она повернулась. Глядя на ее хрупкую фигуру, трудно было поверить, что она способна таскать тяжести, ухаживать за домашней скотиной и даже косить, работая по двадцать четыре часа в сутки, чтобы ее семья не умерла с голоду. И ее совершенно не интересовало, что когда-то Анатолий спас ее мужу жизнь. Ее не волновала история их дружбы и взаимоотношений. Верность и чувство долга оставались для нее абстрактными понятиями. Анатолий превратился в угрозу для их безопасности и благополучия. Вот в этом и заключалась суровая реальность. Она хотела, чтобы он ушел как можно скорее и как можно дальше от ее семьи, и сейчас люто ненавидела его — верного друга, которого некогда нежно любила как дорогого гостя, — и желала ему смерти.

Михаил поцеловал жену. Ее щека была холодной. Он взял ее за руку. Она взглянула ему в лицо, отметив про себя, что он плакал.

— Что ты делал на дворе?

Михаил вполне понимал и разделял ее тревогу. Она надеялась, что он сделал то, что должно. Она надеялась, что он вспомнил о своей семье и убил этого человека. Это был бы правильный поступок.

— Он оставил дверь сарая открытой. Кто-нибудь мог заметить это. Я закрыл ее.

Михаил почувствовал, как пальцы жены безжизненно разжались, и ощутил ее разочарование. Она сочла его слабаком. И она была права. У него не хватило духу ни убить своего друга, ни помочь ему. Он попытался найти какие-то слова утешения.

— Не волнуйся. Никто не знает, что он здесь.

 

Москва

 

 

Тот же день

 

Стол был разбит, кровать перевернута, матрас разрезан на кусочки, подушки вспороты, а доски пола сорваны. Тем не менее обыск, которому подверглась квартира Анатолия Бродского, не дал никаких результатов, которые могли бы подсказать, куда он подевался. Лев присел на корточки перед камином и принялся исследовать его содержимое. Пепел еще сохранял форму писем, которые сложили стопкой и подожгли. Он поворошил его стволом пистолета, надеясь отыскать какой-нибудь уцелевший кусочек. Но пепел лишь рассыпался ровной горкой — все бумаги сгорели дотла. Предатель сбежал. И виноват в этом был он, Лев. В своем отношении к этому человеку, которого он совершенно не знал, он истолковал сомнения в его пользу. Решив, что тот невиновен, он допустил ошибку, которую мог сделать только зеленый новичок.

Пусть лучше пострадают десять невиновных, чем один шпион избежит наказания .

Он позволил себе пренебречь основополагающим принципом их работы: презумпцией вины.

Приняв на себя всю тяжесть ответственности, Лев не мог не думать о том, что если бы он не потерял целый день, занимаясь несчастным случаем, повлекшим за собой смерть ребенка, то не упустил бы Бродского. Встречи и разговоры с родственниками, пресечение на корню нелепых слухов — неподходящее занятие для старшего офицера МГБ. Вместо того чтобы лично вести наблюдение за подозреваемым, он позволил отстранить себя от непосредственного участия в операции, улаживая личные дела своих подчиненных. Ему не следовало соглашаться на это. В своем благодушии он недооценил угрозу, которую представлял собой этот человек, Анатолий Бродский. Это была первая серьезная оплошность Льва с тех пор, как он стал сотрудником органов госбезопасности. И он прекрасно знал, что у очень немногих офицеров оставалась возможность совершить вторую.

Поначалу дело не слишком занимало его: Бродский был образованным человеком, неплохо владевшим английским языком, регулярно общавшимся с иностранцами. Это могло служить основанием для повышенной бдительности, но, как заметил Лев, этот человек был уважаемым ветеринарным врачом в городе, где его коллег можно было пересчитать по пальцам одной руки. В конце концов, должны же были иностранные дипломаты водить к кому-то своих кошечек и собачек. Более того, Бродский служил в Красной Армии полевым хирургом. Его происхождение и история жизни были безупречными. Судя по записям в его личном деле, он пошел на фронт добровольцем и, несмотря на то что с формальной точки зрения не имел квалификации врача и до той поры лечил лишь больных и раненых животных, работал в нескольких полевых госпиталях и был дважды представлен к награде. Должно быть, подозреваемый спас несколько сотен жизней.

Майор Кузьмин легко угадал, какого рода сомнения обуревают его подчиненного. Во время войны сам Лев несколько раз лежал в полевых госпиталях, так что сейчас он считал подозреваемого кем-то вроде товарища по оружию. Кузьмин напомнил Льву, что сентиментальность способна помешать человеку увидеть правду. Именно тот, кто выглядел наиболее достойным доверия, заслуживал сильнейшего подозрения. Лев воспринял его замечание как вариант знаменитого афоризма Сталина: «Доверяй, но проверяй».

Слова Сталина получили следующую интерпретацию: «Проверяй тех, кому доверяешь».

Поскольку тех, кто не внушал доверия, проверяли с не меньшей тщательностью, чем тех, кто доверием пользовался, то некоторое подобие равенства, по крайней мере, было соблюдено.

Долг следователя заключался в том, чтобы соскрести слой невиновности и обнаружить под ним преступление. Если вина все-таки не обнаруживалась, значит, они скребли недостаточно глубоко и тщательно. В случае с Бродским вопрос заключался не в том, встречаются ли с ним иностранные дипломаты потому, что он был ветеринаром, а в том, не стал ли подозреваемый ветеринаром для того, чтобы иностранные дипломаты могли не таясь встречаться с ним? Почему он открыл свой врачебный кабинет в нескольких минутах ходьбы от американского посольства? И почему — вскоре после того, как он его открыл, — сразу несколько сотрудников посольства обзавелись домашними любимцами? И наконец — почему домашние животные, принадлежащие иностранным дипломатам, требовали к себе повышенного внимания по сравнению с теми, которые принадлежали рядовым гражданам? Кузьмин первым подметил комичность ситуации, и именно она и внушила ему подозрения. Безобидность происходящего вполне могла оказаться блестящим прикрытием. Такое впечатление, что сотрудников МГБ выставили на посмешище. Более серьезное преступление трудно было себе представить.

Изучив собранные материалы и отдав должное выводам своего наставника, Лев решил, что вместо немедленного ареста подозреваемого они организуют за ним слежку. Он рассудил, что, если данный гражданин является шпионом, у них появится возможность выяснить, с кем он поддерживает контакты, а уже потом одним махом взять всех. Хотя он не признавался в этом самому себе, арест без достаточных оснований вызывал у него отвращение. Это было одно из тех сомнений, которые он носил в себе на протяжении всей своей профессиональной карьеры. Хотя, конечно, он провел множество арестов, зная только имя гражданина, его адрес и то, что он кому-то не внушал доверия. Вина подозреваемого становилась доказанной, как только он попадал под подозрение. Что касается улик, то они появлялись в ходе расследования. Но Лев больше не был бессловесной пешкой, которая лишь выполняла полученные распоряжения, и решил воспользоваться обретенной властью, чтобы поступить по-другому. Он был следователем. И он решил провести следствие по всем правилам. Он практически не сомневался в том, что в конце концов арестует Анатолия Бродского, ему всего лишь нужны были доказательства — реальные улики, а не просто умозрительные гипотезы. Короче говоря, он хотел провести арест с чистой совестью.

Во время круглосуточной слежки Лев взял на себя дневную смену, сопровождая подозреваемого с восьми утра до восьми вечера. На протяжении трех дней он не замечал ничего необычного. Подозреваемый работал, обедал и отправлялся домой. Словом, производил впечатление благонадежного гражданина. Не исключено, что именно это впечатление полнейшей невиновности и усыпило бдительность Льва. Поэтому, когда сегодня утром его вызвал к себе раздраженный Кузьмин, вкратце посвятил его в историю с Федором Андреевым, рассказав о гибели мальчика и истеричной реакции на нее, и распорядился немедленно уладить положение, он не стал возражать. Вместо того чтобы настоять на своем и заявить, что у него есть более важные дела, он согласился. Теперь, задним числом, собственное поведение представлялось ему верхом недальновидности. Как горько и неприятно было ему сознавать, что, пока он увещевал родственников и утешал детей, его подозреваемый, этот предатель, совершил побег, выставив Льва на посмешище. Сотрудник, которому поручили вести наблюдение, в силу собственной глупости не нашел ничего необычного в том, что за весь день в ветеринарном кабинете не побывало ни одного посетителя. Только к вечеру агент всполошился и вошел внутрь под видом клиента. И обнаружил, что птичка упорхнула. Окно в задней комнате было распахнуто настежь. Подозреваемый мог улизнуть в любое время, но, скорее всего, это произошло еще утром, вскоре после того, как он пришел на работу.

Когда об этом доложили Льву, тому стало не по себе: он незамедлительно позвонил майору Кузьмину домой и попросил о встрече. Теперь у Льва имелись железные доказательства вины, которые он так искал, зато не было самого подозреваемого. К его удивлению, начальник выглядел удовлетворенным. Поведение подозреваемого стало очередным подтверждением его теории: главным в их деле было не доверять никому. Если в голословном обвинении содержался хотя бы один процент правды, лучше было считать его целиком справедливым, нежели отмахнуться от него вовсе. Лев получил приказ поймать предателя во что бы то ни стало. Он должен был не спать, не есть, не отдыхать, пока этот человек не окажется у них в следственном изоляторе, где — как самодовольно заметил Кузьмин — ему нужно было находиться еще три дня назад.

Лев потер воспаленные глаза. Он ощущал неприятный холодок в груди. В лучшем случае он выглядел наивным, в худшем — некомпетентным. Он недооценил своего оппонента, и сейчас на него вдруг накатил приступ несвойственного ему гнева, да такой, что ему захотелось врезать ногой по перевернутому столу. Но Лев быстро взял себя в руки. Он давно приучил себя держать свои чувства в узде и не показывать никому. В комнату вбежал кто-то из младших офицеров, демонстрируя свое рвение и желание помочь. Лев взмахом руки отослал его прочь. Ему нужно было побыть одному. Он постарался успокоиться, глядя, как идет за окном снег, укрывая город белым покрывалом. Лев закурил сигарету и выпустил в стекло струйку дыма. Итак, что произошло? Очевидно, подозреваемый засек кого-то из сотрудников, ведущих за ним наблюдение, и понял, что пора уносить ноги. То, что он жег документы, означало, что он стремился уничтожить улики, свидетельствующие о его шпионской деятельности или нынешнем местонахождении. Лев не сомневался, что Бродский заранее продумал план бегства и способ покинуть страну. И он должен был найти хотя бы фрагмент этого плана.

В соседней с ветеринаром квартире обитала пожилая чета. Обоим перевалило за семьдесят, и они жили вместе со своим женатым сыном, его женой и двумя детьми. В двух комнатах размещалась семья из шести человек — вполне обычное явление. И сейчас все шестеро сидели в ряд на кухне, а за их спинами в целях устрашения молча стоял один из младших офицеров. Лев видел, что все они отдают себе отчет в том, что оказались замешанными в преступлении постороннего человека. Он видел страх на их лицах. Постаравшись отогнать от себя эти мысли, не имеющие отношения к делу, — один раз он уже поддался сентиментальности, которая дорого ему стоила, — он подошел к столу.

— Анатолий Бродский — предатель. Если вы станете оказывать ему содействие хотя бы тем, что ничего не скажете мне, то превратитесь в его сообщников. Сейчас вам предстоит доказать свою верность идеалам нашего государства. А вот нам вашу вину доказывать не придется. В данный момент она подразумевается сама собой.

Пожилой мужчина, дед, вне всякого сомнения, наученный горьким опытом выживания, поспешил поделиться с ним всем, что знал. Подражая Льву в выборе слов, он сообщил, что сегодня утром предатель отправился на работу чуть раньше обычного, с тем же саквояжем, что и всегда, в том же самом пальто и шляпе. Не желая быть обвиненным в уклонении от содействия следствию, дед пустился в предположения о том, где предатель может пребывать сейчас. Лев чувствовал, что все это — лишь досужие догадки, и ничего более. Старик закончил свою филиппику тем, что все члены его семьи не доверяли своему соседу Бродскому и презирали его, а единственным человеком, который питал к нему симпатию, была Зинаида Морозова, дама, живущая этажом ниже.

Зинаида Морозова, чьи годы приближались к шестидесятилетнему рубежу, дрожала как осиновый лист — факт, который она безуспешно пыталась скрыть непрерывным курением. Лев обнаружил ее стоящей подле дешевой репродукции знаменитого портрета Сталина, висевшей прямо над камином. Пожалуй, она считала, что портрет защитит ее. Лев не потрудился представиться или предъявить служебное удостоверение, сразу же обрушив на нее град вопросов, намереваясь сбить с толку и запутать.

— Почему вы состояли в хороших отношениях с Анатолием Бродским, если все остальные жильцы дома не любили его и не доверяли ему?

От неожиданности Зинаида поперхнулась дымом; столь наглая ложь заставила ее забыть об осторожности.

— Все в доме любили Анатолия. Он был хорошим человеком.

— Бродский — шпион. И вы называете его «хорошим»? Предательство вы считаете добродетелью?

Слишком поздно заметив свою ошибку, Зинаида сделала безнадежную попытку оправдаться:

— Я всего лишь хотела сказать, что он старался не шуметь. И был очень вежлив.

Подобная характеристика, произнесенная запинающимся голосом, не имела к делу никакого отношения. Поэтому Лев пропустил ее мимо ушей. Он вынул из кармана блокнот и крупными буквами записал ее неосторожные слова.

ОН БЫЛ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ .

Лев выводил буквы разборчивым почерком, чтобы она ясно видела, что он пишет: а он списывал в расход следующие пятнадцать лет ее жизни. Этих слов было более чем достаточно, чтобы осудить ее за пособничество. Ее ждал суровый приговор и ярлык «политической заключенной». В ее возрасте у нее не было шансов выжить в ГУЛАГе. И ему необязательно было вслух произносить эти угрозы. Они были общеизвестны и без того.

Зинаида отошла в угол комнаты и затушила сигарету, о чем тут же пожалела, и принялась дрожащими пальцами извлекать из пачки новую.

— Я не знаю, куда уехал Анатолий, но мне известно, что семьи у него нет. Его жена погибла на войне. Сын умер от туберкулеза. У него редко бывали посетители. Насколько я могу судить, друзей у него тоже было мало…

Она умолкла. Анатолий был ее другом. Они много вечеров провели вместе, за ужином с выпивкой. Одно время она даже тешила себя надеждой, что он полюбит ее, но Анатолий не проявлял к ней мужского интереса. Он так и не оправился от потери жены. Увлекшись воспоминаниями, она подняла глаза на Льва. Но на того ее взгляд не произвел ни малейшего впечатления.

— Я хочу знать, где он. Меня не интересуют ни его погибшая жена, ни сын. История его жизни меня не интересует тоже, если только она не имеет отношения к его нынешнему местонахождению.

На карту оказалась поставлена ее жизнь — и у нее оставался один-единственный способ выжить. Но могла ли она предать мужчину, которого любила? К ее удивлению, решение далось ей намного легче, чем она того ожидала.

— Анатолий был довольно замкнутым человеком. Однако он все-таки иногда получал и отправлял письма. Обычно он просил меня отнести их на почту. Он регулярно писал кому-то в деревню Кимово. Это к северу от города, по-моему. Как-то он обронил, что там у него живет друг. Имени этого друга я не помню. Это правда. Больше я ничего не знаю.

Голос женщины был преисполнен вины. И хотя на лице у нее не отражались обуревавшие ее чувства, Лев нутром чуял, что она выдала ему самую сокровенную тайну. Он вырвал из блокнота страничку с порочащим ее текстом и протянул ей. Она приняла его как плату за предательство. В ее глазах он прочел презрение. Но это ничуть его не обеспокоило.

Название глухой деревушки к северу от Москвы — тонкая и ненадежная ниточка. Если Бродский действительно был шпионом, то разумно было бы предположить, что его укрывают люди, на которых он работал. В МГБ давно были убеждены в существовании сети подпольных явочных убежищ, контролируемых зарубежными спецслужбами. Предположение о том, что связанный с иностранцами предатель обратится за помощью к своему личному другу — колхознику, — противоречила его статусу иностранного шпиона. Тем не менее Лев был уверен, что заполучил ту самую ниточку, за которую стоит потянуть. Он отмел в сторону все несообразности: его работа состояла в том, чтобы поймать этого человека. И пока что у него была единственная улика. Колебания и так обошлись ему слишком дорого.

Он поспешил к припаркованному на улице грузовику и принялся перечитывать собранные материалы дела, чтобы найти хоть что-либо, связанное с деревушкой Кимово. От этого занятия Льва отвлек его заместитель, Василий Ильич Никитин. Тридцатипятилетний Василий, будучи на пять лет старше Льва, в свое время был одним из самых перспективных офицеров МГБ. Безжалостный и упрямый, он хранил верность одному лишь Министерству государственной безопасности. В глубине души Лев был убежден, что подобная верность вызвана отнюдь не патриотизмом, а карьеризмом. В самом начале своей карьеры следователя Василий прославился тем, что донес на своего единственного брата, который нелицеприятно отозвался о Сталине. Очевидно, тот отпустил какую-то шуточку в адрес вождя. В тот момент брат был навеселе, празднуя собственный день рождения. Василий настрочил рапорт, и брат получил двадцать лет лагерей. Этот арест сыграл Василию на руку, пока через три года брат не сбежал, убив при этом нескольких охранников и лагерного врача. Его так и не поймали, и двусмысленность этого инцидента камнем повисла на шее Василия. Не прилагай он отчаянных усилий к поимке беглеца, его карьера могла на том и закончиться. Вместо этого он лишь попал в немилость. Лев знал, что теперь, не имея больше братьев, на которых можно донести, его заместитель изыскивает другие способы вернуть себе былое расположение начальства.

Только что закончив обыск ветеринарного кабинета, Василий был чрезвычайно доволен собой. Он протянул Льву скомканный листок бумаги, который, по его словам, обнаружил завалившимся в щель за задней стенкой выдвижного ящика письменного стола предателя. Вся остальная корреспонденция была сожжена, как и в квартире, но это письмо подозреваемый в спешке пропустил. Лев прочел его. Оно было от друга, который приглашал Анатолия приезжать к нему в гости в любое время. Адрес был смазан, но название города читалось четко — Киев. Лев сложил письмо и протянул его своему заместителю.

— Оно написано самим Бродским, а не его другом. Он хотел, чтобы мы нашли это письмо. Он и не собирался ехать в Киев.

Письмо было написано в спешке. Почерк выглядел неровным, плохо подделанным. Собственно, уловка казалась смехотворной, и единственная цель ее состояла в том, чтобы убедить того, кто будет держать письмо в руках, что писал его друг, к которому Бродский может без колебаний обратиться в трудную минуту. Адрес был смазан намеренно, дабы затруднить установление личности жильца и получение доказательств того, что письмо — подделка. Место, где оно было обнаружено, — за задней стенкой выдвижного ящика — тоже было выбрано явно не случайно.

Василий попытался возражать.

— Было бы преступно не отработать киевский след до конца.

Хотя Лев ничуть не сомневался в том, что письмо фальшивое, он задумался над тем, а не отправить ли Василия в Киев в качестве меры предосторожности на случай возможных обвинений в том, что он сознательно проигнорировал найденные улики. Но потом он отказался от этой мысли: если он не сумеет задержать подозреваемого, его карьере придет конец в любом случае, как бы он ни вел расследование.

Он вновь переключил внимание на материалы дела. Из них следовало, что Бродский дружен с человеком по имени Михаил Святославович Зиновьев, демобилизованным из Красной Армии после тяжелейшего обморожения. Он был на грани жизни и смерти, и ему пришлось ампутировать несколько пальцев на ногах, после чего его комиссовали с военной службы. Операцию проводил Бродский. Лев провел пальцем по строчкам, ища адрес его нынешнего места жительства.

Кимово .

Лев обернулся к своим людям, мимоходом отметив кислое и недовольное выражение лица Василия.

— Едем.

 

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!