ВЫСОКИЙ СОВЕТ ВЕЛИКОЙ ТАЛИГОЙИ 24 страница
– Безупречная защита! – пробормотал Ариго. – Безупречнейшая…
– Мы все-таки замерзнем, – мрачно предрек фельпец, – надо было хоть время оговорить.
– Я бы попытался обработать его клинок, – заметил Кальдмеер. Зрелище проняло даже его.
– Давно пора! – со знанием дела объявил Арно Сэ. – Отвести в сторону, а еще лучше поймать в угол между своим клинком и гардой…
– Чего уж проще! – усмехнулся генерал Ариго. – Ты неплохо усвоил теорию, дело за малым… Надо полагать, командор тебе в поединке не откажет.
Теньент не услышал. Перевесившись через перила, он сосредоточенно наблюдал за боем. Ариго переглянулся с Ледяным и засмеялся. Кружение внизу продолжалось. Вальдес в очередной раз пошел вперед, бергер закрылся и отступил. Моряк продолжил атаку. Все это уже было, и не по одному разу.
– Сейчас закроется, – уныло предрек капитан Джильди.
Руппи пожал плечами, бергер честно закрылся и отступил, Бешеный сделал новый выпад, Райнштайнер уклонился в сторону, его шпага змеей рванулась под атакующую руку.
5
В последнюю долю секунды Вальдес как-то извернулся всем телом, и клинок Ойгена скользнул мимо, едва задев ткань сорочки. Вальдес пошатнулся и то ли упал, то ли бросился на землю, откатившись в сторону и тут же вскочив на ноги.
– М-да, – сказал он, – барон, а вы меня и впрямь удивили. Подумать только, ведь мы могли и не встретиться.
– Вы меня тоже удивили, господин вице-адмирал, – не остался в долгу Ойген. – Я весьма рассчитывал на этот удар. Герман, вам следует учесть, что осторожность и выдержка в поединке со столь быстрым противником определяют многое, но не все.
|
|
– Сейчас мы определим еще что-нибудь, – посулил моряк и пошел вперед. Гораздо осторожнее, но пошел. Танец по двору продолжался, и понять его Жермон не мог. Нет, он видел, как противники кружат по площадке, как короткие молниеносные схватки сменяются паузами, а бергер и марикьяре замирают друг против друга, чтобы вновь скрестить клинки, но видеть не значит понять. Братья Ноймаринен были понятны, как и полузабытые столичные соперники, и офицеры, с которыми Ариго в шутку или всерьез скрещивал клинки, но быстрота, точность и чутье адмирала были чем-то невиданным. Устоять против него мог только кто-то вроде Ойгена. А победить?
Обороняться до бесконечности невозможно. Можно не атаковать самому, но угрожать противнику придется. Если не угрожать, к тебе просто подойдут и заколют…
– Браво! – похвалил соперника Вальдес и бросился вперед, пробуя «завязать» чужой клинок. Барон быстрым кистевым движением освободил свою шпагу. Моряк резко остановился и засмеялся. Ему было весело, очень весело. Барон сохранял невозмутимость. Эти двое были равны. Казалось, они могут вести бой до бесконечности, и ничего не изменится. Жермон прищурился, пытаясь хотя бы запомнить. Поражение не обидело и даже не огорчило, а зацепило. Вальдес победил честно, но чем он брал? Быстрота быстротой, но этого мало…
|
|
Схватиться с ним еще раз завтра или послезавтра? Припомнить все, что было, обдумать и попробовать снова? Но все происходит слишком быстро, рисунок боя размыт, а мир расплывается, дрожит, словно между тобой и бойцами бьет горячий источник. Сквозь изменчивое марево проступают легкие фигуры, сначала смутные, они становятся все четче… Их двое, они…
– Сударь, вам нехорошо?
– Нет, Арно, с чего ты взял?
– Вы так смотрите…
– Закатные твари, я хочу понять, что они творят!
Облитые солнцем стены, флюгера, дальние шпили обрели прежнюю четкость. Белый снег, синие тени, ветер, блеск, звон клинков… Ойген все еще в глухой обороне, все так же безупречно рассчитывает дистанцию… Похоже, при парированиях вся сила его тела сосредоточена в руке с клинком… А Ротгер сейчас начнет атаку. Точно! Скользит вперед правая нога, шпага стремительно рассекает воздух и… замирает. Неожиданно. Резко. А сам адмирал по-кошачьи отпрыгивает назад. Тишина. Ветер весело кружит серебристую пыль, смеется солнце, под сапогами Ойгена скрипит снег…
|
|
– Вы собрались преподнести мне маленький сюрприз, – смеется Вальдес, – или мне показалось?
– Ваши опасения, господин вице-адмирал, были вполне обоснованы. – Ойген церемонен, как всегда. – Примите мои поздравления.
– Охотно. – Моряк улыбается и атакует, ему весело, ему хочется еще раз удивить Ойгена, он обязательно это сделает, обязательно! А хорошо бы как-нибудь удивить их обоих…
6
Поединок продолжался, марикьяре стал еще осмотрительней, бергер – еще быстрее. Вальдес раз за разом пытался обработать клинок барона, бергер выкручивался, вынуждая противника замирать чуть ли не в пальце от закрытого колпачком острия. Удачи не добился никто. И не добьется, разве что у кого-нибудь подвернется нога, но случайная победа – не победа. По крайней мере, сегодня.
– Они оба первые, – негромко сказал Кальдмеер, – но Райнштайнером можно стать, а Вальдесом нужно родиться. Руппи, постарайся это понять.
– Господин адмирал, – вспыхнул Руппи, – я уже родился Фельсенбургом.
– Было бы неплохо, если б ты возобновил тренировки, – адмирал и не думал смотреть на покрасневшего адъютанта, – последний год ты слишком много был в море.
|
|
– Я уже договорился с виконтом Сэ. – Руппи вновь выглядел довольным. – Мы начинаем завтра.
Они с Муцио тоже развлекались со шпагами… И с девушками, а потом Скварца влюбился в Франческу Гампана и женился. Друг был счастлив почти год… Теперь Франческа одна, и он один, сколько б ведьм его ни целовало. Было две любви, осталось два пепелища.
– Еще два круга, и я их разгоню. – Генерал Ариго подкрутил усы и усмехнулся: – Иначе торчать нам тут до ночи.
Луиджи глянул вниз. Ничего не изменилось, разве что рубахи соперников взмокли от пота. Вальдес откровенно наслаждался, барон сохранял невозмутимость. Заканчивать они явно не собирались.
– Господин генерал! – Запыхавшийся суб-теньент выскочил из-за угла иглой из гайифской шкатулки. – Монсеньор срочно требует вас, командора Райнштайнера и теньента Сэ.
– Забирайте. – Жермон Ариго перевесился через перила. – Ойген, Вальдес, заканчивайте! Приказ герцога!
Барон кивнул и опустил рапиру первым. Разогнавшийся Вальдес вполголоса ругнулся и протянул командору руку, которую тот и пожал самым торжественным образом.
– Это был хороший поединок. – Так говорят об удачном блюде, впрочем, бергеры в еде так же серьезны, как и в бою.
– Хорошо, но мало, – хохотнул Вальдес. – Но мы еще продолжим. А что за спешка?
– Регент требует! – крикнул Ариго и повернулся к суб-теньенту: – Вы знаете, в чем дело?
– Да, господин генерал. Прибыл человек, называющий себя герцогом Приддом. Он предъявил подорожную, подписанную маршалом Алва. Сейчас гость в приемной герцога. Монсеньор желает, чтобы вы присутствовали при разговоре.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ «Мир» [9]
Только зная наперед свою судьбу, мы могли бы наперед поручиться за свое поведение.
Франсуа де Ларошфуко
Глава 1 Тронко. Надор
400 год К.С. Вечер 9-го дня Зимних Ветров
1
На пороге стоял кабан, можно даже сказать, вепрь. В олларианской сутане и ботфортах со шпорами. Рыла с того места, где сидела Матильда, было не разглядеть, но широченные плечи, достойный их зад и стоящая дыбом щетина впечатляли. Ее высочество восхищенно охнула. Кабан развернулся, рыла у него не оказалось, вместо него торчал внушительный, впору хоть алату, нос, от которого двумя волчьими хвостами расходились черные с проседью брови. Щек, лба и подбородков, впрочем, тоже хватало.
– Это и есть овца заблудшая, но изловленная? – вопросил олларианец и почесал нос. – Хороша без меры!
– Не знаю, где здесь овца, – с достоинством произнесла принцесса, – но лично я вижу хряка.
– Сударыня, – пояснил откуда-то из-за кабаньей спины Дьегаррон, – разрешите вам представить его преосвященство Бонифация, епископа Варастийского и Саграннского.
Принцесса хмуро оглядела ввалившееся чудище. Вблизи святой отец выглядел не лучше, чем издали. И это после Адриана и Левия…
– Я принадлежу к эсператистской церкви, – отрезала Матильда. – И не собираюсь на старости лет впадать в ересь.
– Не гневи Создателя! – потребовал незваный гость, нагло разглядывая сестру алатского герцога. – Тебе до старости, что из Тронко до моря Холтийского на своих двоих, ибо что для чахлой пажити – осень, для тучной – лето, и колоситься ей до снегов к радости пахаря.
Кто бы говорил о тучности, а это брюхо с бровями могло бы и помолчать!
– Генерал, – церемонно произнесла Матильда, – вы просили обращаться к вам, если у меня возникнут затруднения. Они возникли. Уберите этого еретика из моей столовой или дайте мне пистолет.
– Сожалею, сударыня. – Дьегаррон с трудом сдерживал усмешку, так что два пистолета было бы в самый раз. – Но я не могу поднять руку на духовную особу. К тому же после раны мне с ней не справиться.
– Не предавайся самообману, чадо, – пророкотала духовная особа, шаря взглядом по комнате, – ты не управился бы со мной и будучи здоровым.
– Не могу сказать наверняка, так как не пробовал, – блеснул глазами генерал, – но и вы в таком же положении.
– Нет равенства меж смотрящим с горы и блуждающим в низине. – Толстяк запустил лапу в карман и извлек оттуда монету. – Подняв руку на пастыря своего, ты был бы посрамлен и унижен, как унизится презренный металл в руках бескорыстных…
Епископ сжал пальцы, красная рожа стала вовсе багровой. Запахло пережаренным луком и касерой.
– Маркиз, – светским тоном осведомилась принцесса, – вам не кажется, что становится душно?
Дьегаррон пожал плечами. Искореженная монета шлепнулась на скатерть, Матильда не сразу узнала кобрий [10] его величества Дивина. Непристойно изогнутый павлин надменно тыкался носом в собственный хвост.
– Так и будет! – возвестил епископ. – А теперь отвечайте, дети мои, и ты, душа заблудшая, отвечай. Пили ли вы сегодня или же провели день в праздности и тоске мерзопакостной и неподобающей?
2
Вечер мало отличался от дня: та же воющая серая мешанина за стенами, те же пляшущие по стенам тени, горечь загоняемого ветром назад, в трубы, дыма, назойливые собачьи плачи, сквозняки и тоска. Вьюга не унималась шестой день, заваливая Надорские холмы сухим, колючим снегом. Во дворах еще можно было дышать, но выбравшийся из-за прикрытия стен рисковал задохнуться или, того хуже, быть заживо похороненным. Это понимала даже Айрис, впрочем, молодая герцогиня к здешним буранам привыкла. Сменившая гнев на милость в отношении южанок Хетер клялась, что в день рождения Айри мело еще хлеще, а старый Джек, вопреки песьим пророчествам вставший на ноги, вспоминал бурю, обрушившуюся на Надор в год смерти старой герцогини. Тогда мело без передышки больше месяца, но Луизе с лихвой хватило и недели.
– Мама, – одетая для ужина Селина отложила щипцы для нагара и вздохнула, – Джек говорит, вьюга не кончится еще дня три.
– Да хоть восемь, – бодро улыбнулась Луиза. – Лучше снег, чем мороз. Метель снаружи, а холод в любую щель пролезет, ну а дыр тут, сама видишь… Не замок, а решето!
Дочка погладила жемчуг на шее и промолчала. Скучает по Левфожу или просто не по себе? Лучше бы скучала…
– Мы с тобой никогда такой зимы не видели, – капитанша деланно зевнула и поднялась, – вот и заскулили. У меня шнуровка разошлась, посмотри, пожалуйста.
– Сейчас.
Госпожа Арамона повернулась спиной к дочери и уткнулась взглядом в окно. Джоанна каждое утро честно открывала внутренние ставни, но сегодня это явно было лишним. Нет, Луиза ничего не имела против снега, когда тот лежал смирно или лениво кружил в свете фонарей, но кипящее серое варево пугало. И еще пугала моль, вернее, ее отсутствие.
Проклятые серые бабочки в один прекрасный день принялись дохнуть и сдохли все до единой. Замок словно запорошило серым пеплом, и ничего хорошего в этом не было, как и в проклятущих псах, которых по случаю ненастья пустили на кухню и в конюшни, а поганцы скреблись в двери и выли, тревожа лошадей.
– Это волки, – объясняли слуги, – подобрались близко к замку и справляют свои свадьбы.
Луиза выходила на двор и слушала – сквозь свист ветра и впрямь прорывались дальние голоса. Возможно, это были и волки, но четыре свечи в спальне госпожи Арамона и в комнатах Айри и Селины не гасли ни днем ни ночью. Надорцы терпели: то ли привыкли, то ли сами боялись.
– Мама, – объявила Селина, – тебе показалось. Все в порядке.
– Ты уверена? – Разумеется, в порядке, Эйвон всегда затягивает на совесть, но дочке нечего смотреть в угол и теребить ожерелье. – Айрис на конюшне?
– Да… Мама!
– Успокойся, это что-то свалилось, – быстро сказала капитанша. – Что-то тяжелое… Похоже, на лестнице. Там пропасть всякой дряни железной…
Второй удар был легче, третий казался таким же, как и второй. Пол слабо задрожал, но как-то странно, словно по лестницам прокатился чугунный шар, замер и вновь застучал, глухо и сильно. Можно было подумать, что внизу пляшут, но кто бы в Надоре посмел веселиться, да еще в час вечерней молитвы? Луиза вышла на середину комнаты и прислушалась. Стук не ослабевал, но и не усиливался. За облезлыми шпалерами что-то с шуршанием осыпа́лось, под крышей трещало, с кресла на пол один за другим падали клубки – алый, розовый, зеленый…
– Сударыня! – Влетевшая Джоанна была бы смешной, если б под этот треск и уханье можно было смеяться. – Сударыня… Он там! В Гербовом зале… Там!.. Туда пошло… Наверное… Ой!
– Кто? – Айрис с лошадьми, Мирабелла – в церкви, а где Эйвон?
– Он, – выдохнула Джоанна, – он… Невепрь!
– Не вепрь? – переспросила Луиза. – А кто? Баран? Болван? Выходец? Бери четыре свечи и пошли. Селина, сиди здесь.
– Нет. – Дочка опомнилась раньше прислуги, еще бы, она же видела… Дважды – и в Кошоне, и в Багерлее. – Я с тобой… Я умею!
Умеет она! Арнольд едва не разнес дверь, что же может натворить явившийся с того света почти святой… Только что-то благородный Эгмонт домой не торопился. Или захаживал, просто чужие не знают?
Лестница трещала и скрипела, редкие светильники уныло раскачивались, сзади охала камеристка, на кухне выли. Откуда-то выскочил Эйвон, пристроился рядом. Если Джоанна и догадалась, то не скажет, а остальные? Пол дрожал все сильнее, но идти было можно, так идешь по мосту, на котором пляшут пьяные возчики.
Луиза пошла быстрее, потом побежала. Проклятье, в этом умоленном кубле рябины и той нет, остаются свечи и слова, только бы не спутать!
– Селина, ты помнишь?
– Да, мама, – заверила на бегу дочь, – да, помню…
Двери в Гербовой зал были распахнуты, словно во время приема. На пороге замерла Айрис в мокром плаще. Только ее здесь и не хватало…
– Не входите! – взвыла Джоанна. – Сударыня, не входите!
– Я войду. – Эйвон обнажил шпагу – надо же, пригодилась! – и исчез в топающей темноте. Луиза торопливо зажгла свечи, первую выхватила Айри, вторую взяла Селина, третью капитанша сунула служанке:
– Хватит клацать зубами!
– Невепрь, – пробормотала Джоанна, но взяла. Луиза шагнула за порог, и мрак рассеялся, а может, она сама превратилась в кошку. Грохотало, пахло гарью, серый сумрак мешался с пылью, что-то сыпалось с потолка – какое-то сухое крошево. Луиза подняла свечу, золотой язычок не помогал, но и не мешал. Заполнившей Гербовой зал сизой полумгле было все равно, как и тому невидимому, что то ли плясало, то ли просто скакало по отчаянно скрипящим доскам над лежащим Эйвоном. Луиза рванулась вперед, бесполезная свеча погасла, Ларак глухо застонал и встал на четвереньки. Слава Создателю, жив!
Госпожа Арамона хлопнулась на колени рядом с любовником, тот забормотал что-то невнятное и затряс головой. С пистолетным треском лопнула доска, в ноздри, в горло, в глаза набилась застарелая пыль, навернулись слезы, Луиза отчаянно чихнула, зажмурилась и увидела… Нет, это не было выходцем, это вообще не было ничем. Больше всего оно походило на копну черной свалявшейся шерсти.
Черное, бесформенное, мягкое, без головы и без хвоста, но с четырьмя раздвоенными копытцами, алыми, словно натертыми киноварью, оно угрюмо прыгало на одном месте, грохая по рассохшейся древесине. Тупые удары разносились по замку, а вообразившая себя барабанщиком тварь и не думала униматься. Луиза затрясла головой и раскрыла глаза. Черная копна пропала, остался грохот и сидящий на полу Эйвон. Из носа у него шла кровь.
– Ураторе Кланние, – зашипело сзади, – те урсти пентони меи нирати…
Капитанша оглянулась и увидела Мирабеллу, воздевшую серые лапы.
– О, Деторе, – продолжала требовать герцогиня, – вэаон тенни мэ дени вэати!..
Невепрь, однако, убираться не спешил, нападать, впрочем, тоже, грохал себе и грохал. Эйвон запрокинул голову и шмыгнул носом. Селина тянула вперед свечу, Айрис, вцепившись в руку подруги, глядела вперед остановившимися безумными глазами. Ритмичные стуки сплетались с собачьим воем, как барабан с флейтой, сухим снегом летела труха, зал наполнялся молчащими людьми. Луиза узнавала встрепанных слуг, даже не пытавшегося молиться Маттео, толстую Аурелию, загородившего кузину Реджинальда… Обитатели Надора жались к стенам, а нечисть продолжала свое дело, начхав и на эсператистскую святость, и на Селину с ее свечкой. Истошно завопила какая-то дура, со стены шмякнулось что-то фамильное, с треском лопнула еще одна доска.
Луиза прикрыла глаза – и косматый прыгун тут же предстал во всей своей красе. Капитанша уперла руки в бока, словно перед ней был покойный Арнольд, и, не открывая глаз, шагнула вперед, заорав прямо в скачущую черную жуть:
– А ну пошла вон, подлая, четыре Скалы тебе на башку! Чтоб тебя четырьмя Ветрами разнесло…
3
Касера кончилась, а потом снова началась. Дьегаррон куда-то делся, но как и когда, Матильда не поняла, хотя генерал мог бы и попрощаться. Сам же говорил, что высочайшая особа остается таковой, даже выйдя замуж за слюнявого красавчика. Кэналлийские генералы, они такие, наговорят комплиментов и в кусты… Ну и пусть проваливает, все равно не шад и не Эсперадор…
– Гица!.. Гица, зайчатина стынет!
– Налей лучше… Ты Бочку промял?
– А как же…
– Дщерь моя, пия зелие, не забывай про хлеб и мясо, грех это и неразумие…
Епископ! Надо же… До сих пор не убрался, ну и пусть сидит, у него брови смешные. А Бочка в порядке, уж это-то она помнит. Лаци пришел и сказал, еще светло было.
– Бочка – молодец, – объявила ее высочество. – Давай мясо, только чтобы без имбиря!
– Гица, нет никакого имбиря! Хоть стреляй, нет, только перец и чеснок.
Верно, нету! И париков нет, и камеристок, и прочей сволочи!
– Ненавижу! – возвестила ее высочество, вгрызаясь в зайчатину. – Уроды… Понаползли на мою голову… Все драгоценности на них спустила, а они жрали и ныли, ныли и жрали…
– Ум и сила дарованы Создателем, – прогудело над ухом, – да не возропщут обделенные дарами Его.
Как же, не возропщут они! В Тарнике над камином красовалась картина. Пастушка в веночке целовала ягненка, из кустов подглядывал пастух. Слюнявая бело-розовая радость, Анэсти был бы в восторге. Вот уж кто только и делал, что роптал и скулил, но хоть без вреда. Поселянка в веночке, теплый уголок и стая подпевал, вот что было ему нужно. Альдо хочет больше, Альдо хочет все.
– Ничего ему не обломится, – посулила внуку любящая бабка. – Ни меча, ни Силы, а ума и совести и так нету, Эрнани другим был, а этот… Дурь дедова, шлея под хвостом моя, только девчонку жалко… Влюбилась, твою кавалерию! В принца с голубыми глазками…
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!