Смотрю на водопад в горах Лушань
1
К закату поднимусь на пик Жаровни,
Взгляну на юг — там водопад вдали,
Обрушиваясь с высоты огромной,
Он расплескался на десятки ли[100].
Летит стремительно, как огнь небесный,
Слепит искреньем радужных цветов,
Ты словно встал перед Рекою звездной,
Что низвергается из облаков.
Окинешь взглядом — сколько в этом мощи!
Природные творенья — велики!
Сих струй и ураган прервать не сможет,
В ночи бледнеет месяц у реки.
Из тьмы небесной эти струи пали,
Окатывая стены горных круч,
На камнях капли-перлы засверкали,
Как зоревой передрассветный луч.
Люблю бродить по этим чудным скалам,
Они душе несут покоя дар,
Мирскую пыль стряхну с себя устало —
И словно выпью Яшмовый нектар.
Мне любо благолепие такое,
Где расстаюсь я с суетой мирскою.
2
Над Жаровнею курится сизый дым,
Водопад висит белесой полосой,
Словно пал он с бесконечной высоты
Серебристою Небесною рекой.
725 г.
Смотрю на вершины Пяти старцев близ горы Лушань
Вон там — пять скал, сидящих старых человечков,
Златые лотосы под сферой голубой.
Видна отсюда прелесть вся Девятиречья[101].
Уйду от мира к этим тучам под сосной.
725 г.
Гора Лушань была излюбленным местом и даосов, и буддистов, испещривших склоны монастырями и гротами отшельников. Осенью 750 года Ли Бо избрал эти склоны для своего очередного периода отшельничества — ухода от мира для размышлений и обретения мудрости. В этом стихотворении поэт воспроизводит свои ощущения в процессе медитации в буддийском монастыре. «Ночные раздумья» — это эвфемизм медитативного погружения.
|
|
|
Ночные раздумья в Дунлиньском монастыре на горе Лушань
К Синему Лотосу[102] в необозримую высь,
Город оставив, пойду одинокой тропой,
Звон колокольный, как иней, прозрачен и чист,
Струи ручья — будто выбеленные луной.
Здесь неземным благовонием свечи чадят,
Здесь неземные мотивы не знают оков,
Я отрешаюсь от мира, в молчанье уйдя,
И принимаю в себя мириады миров.
Сердце, очистившись, времени путы прервет,
Чтобы забыть навсегда и паденье, и взлет.
750 г.
То же время, тот же склон Лушань, но это не медитация в молельном зале, а медитативное забытье где-то за пределами монастырской стены, в тиши природы, в слиянии с Естеством, в котором виделась Изначальность мира.
И подумалось мне на закате в горах
На облаке я долго возлежал[103],
Став постоянным гостем[104] дивных мест,
И насыщалась красотой душа,
Покуда диск закатный не исчез.
Над башней монастырскою — луна,
Среди камней открылся ток ручью.
|
|
|
Чиста душа становится, ясна,
Вот — истина, которой я хочу!
Из рощ коричных слышен плач летяг,
Осенний ветер стих, настал покой.
За море синее[105] глаза глядят —
Умение Хун Я[106] владеет мной.
Пока я жду Небесной Колесницы,
К чему вздыхать и зряшно суетиться…
750 г.
В г. Сюньян (совр. г. Цзюцзян) Ли Бо остановился в даоском монастыре Пурпурного предела, символично связав прошлое с будущим: в 744 г. в монастыре Пурпурного предела (только другом, севернее, в Восточном Лу) он прошел обряд «вхождения в Дао», что дало ему право именоваться монахом (без проживания в монастыре), а в 757 году именно в Сюньяне Ли Бо был заключен в тюрьму, облыжно обвиненный в участии в мятеже против императора.
В сюньянском монастыре Пурпурного предела пишу,
Ощущая осень
Что-то осень мне тихонько шепчет
Шелестом бамбуков за окном.
Этот древний круг событий вечный
Задержать бы… Да не нам дано.
Я замру, от этих тайн вкушая,
В беспредельность дух послать могу.
Тучка, от Чжуннани[107] пролетая,
Зацепилась за мою стреху.
Что сказать мне Тан-гадатель[108] сможет?
Да и Цзичжу[109] не отыщет слов.
Сорок девять лет уже я прожил,
Знаю: то, что было, то ушло.
Необузданность моя уснула,
|
|
|
Изменился мир уже давно,
Вот и Тао Цянь[110] домой вернулся,
И созрело доброе вино!
750 г.
И вот он, последний в земном бытии Ли Бо взгляд на любимую вершину. Пройдя тюрьму, амнистированный на полпути в ссылку, он восходит на Лушань, как в свою юность. Все в мире связано незримыми каналами, и вода в колодце бурлит от волн на отдаленной реке, и друзья, которых становится все меньше, соединены друг с другом энергетикой святых гор.
Покинув город Сюньян, шлю с озера Пэнли судье Хуану
Когда вода в колодце[111] забурлила,
Я понял — волны по реке пошли
И, в зеркало небес раскрыв ветрило,
Повел свой челн до озера Пэнли.
Слегка поморосило в час заката,
Но снова небо в блеске чистоты,
И вот — Лушань! Душа безмерно рада.
Кто ведает пределы красоты!
Встает луна над каменным зерцалом[112],
Небесный мост[113] Жаровней растворен.
Когда душа о друге вспоминала,
Мы видели Лушань — и я, и он.
760 г.
Оглядываясь на Лушань, пока вершина не скроется из вида, мы с Ли Бо плывем дальше, уже предвкушая знаменитый Осенний плес. Лодка минует отрезок Янцзы, около г. Чичжоу расслоившийся на 9 рукавов (Девятиречье), с девятью вершинами одной горы, напоминающими цветок, жадно распахнувший лепестки. Это была одна из 4 знаменитых буддийских гор. За год до того Ли Бо уже бывал здесь вместе с начальником уезда. Девятипалая гора тогда именовалась Цзюцзышань (букв. «гора с 9 детьми»), а поэт восхитился ее необычной красой и предложил переименовать ее в Цзюхуашань (9 гор-цветов).
|
|
|
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 301; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!