Глава 5. «Все дороги ведут в Рим»

 

За всеми этими заботами Долгорукие совершенно забыли о существовании своей гостьи – госпожи Болотовой, но Ольга была таким оборотом событий даже довольна. Никто не интересовался ею, но и не мешал предаваться размышлениям о своем будущем. Временное затишье и отсутствие интереса к ее персоне показало, что ищейки Бенкендорфа, по‑видимому, потеряли ее след, и теперь Ольга могла полностью сосредоточиться на том, чтобы осуществить свой план – инкогнито приехать в столицу и, проникнув во дворец, встретиться с Александром. Ольга была уверена – цесаревич не мог забыть ее так быстро, слишком мало времени прошло с момента их вынужденной разлуки, слишком сильны были их чувства.

– Вы, как я понимаю, и есть госпожа Болотова? – навстречу Ольге, едва она спустилась в гостиную, поднялся Андрей Долгорукий. – Честь имею представиться…

– Я знаю, кто вы, князь, – обворожительно улыбнулась Ольга, подавая ему руку для поцелуя.

Андрей галантно прислонился губами к мраморной, гладкой коже ее руки и отметил про себя – а вдовушка весьма хороша собой, весьма…

Андрей только что сообщил Татьяне, что намерен разорвать помолвку с Наташей, и поэтому был настроен решительно и слегка по‑гусарски. Потрясение, вызванное случайно подсмотренным им объятием его невесты и наследника престола, после бурных событий минувших дней отступило на второй план. И сегодня утром, отдохнув от пережитого волнения за судьбу отца и еще раз обдумав свое положение, которое иначе, как двусмысленным, и назвать было невозможно, Андрей пришел к единственно правильному и логичному умозаключению. Он решил вернуть Наташе данное ей обещание жениться на ней и впредь постараться не быть столь доверчивым в вопросах любви.

Поначалу Андрей сел писать невесте письмо, но слова получались излишне резкими, в них скорее читалась обида и оскорбленное самолюбие, нежели гордость и благородство. Перечитав набросок письма, Андрей счел его не по‑мужски эмоциональным, а претензии мелочными, и потому пообещал преданно смотревшей ему в глаза Татьяне, что сам поедет в Петербург и лично откажется от продолжения отношений с княжной Репниной.

Татьяна при этих словах побледнела, но потом засветилась счастьем. Андрей почувствовал, что в этот миг она буквально боготворила его, и позволил себе вдоволь насладиться этим чувством. Не каждый же день в тебе видят Бога…

– Рад знакомству и сожалею, что не смог найти времени сделать это раньше, – Андрей предложил Ольге присесть. – Надеюсь, вы довольны приемом?

– У вас очень милый дом и очаровательные домочадцы, – любезно ответила Ольга, садясь на диван.

– О да, вот только у нас сейчас слишком много забот, – развел руками Андрей.

– Я наслышана, что вы готовитесь к свадьбе. Кстати, ваша невеста уже, наверное, скоро будет здесь?

– Не так скоро, княжна Репнина стала фрейлиной принцессы Марии Гессен‑Дармштадтской. И у нее, я думаю, обязательства перед двором занимают больше времени и сил, чем она может уделить мне и этому событию.

– Я понимаю, – Ольга с интересом искоса посмотрела на Андрея. Его последняя фраза отнюдь не свидетельствовала о серьезных матримониальных намерениях князя, но если это так, то почему? – Ваша невеста – фрейлина принцессы Марии, невесты наследника? Я понимаю, это, должно быть, очень почетно и хлопотно.

– Конечно, и у нее миллион разных поручений! – с бравадой в голосе подтвердил Андрей. – И ей сейчас, подозреваю, не до нас…

– А вот и я! – раздался от двери в гостиную голос Наташи.

Ольга побледнела и, бросив взгляд на князя, поняла – этот приезд неожиданность и для него. Андрей явно растерялся и был смущен. Ольга поспешила отвернуться, как будто рассматривала что‑то на десертном столике рядом с диваном.

– Прости, что снова без приглашения, – Наташа своей обычной летящей походкой устремилась к Андрею с готовностью обнять и поцеловать его. – Очень хотелось тебя увидеть. Возможно, это и недостойно юной леди, но лучше сгорать от стыда, нежели быть от тебя вдали и неведении.

– Я.., я рад тебя видеть, – Андрей неловко ответил на ее приветствие и заторопился. – Я пойду, распоряжусь, чтобы Татьяна подготовила комнату для тебя.

– Да полно, – остановила его Наташа. – Или я чужая в этом доме? Впрочем, ты, вижу, не слишком мне рад?

– Ты ошибаешься! Просто… Просто я и сам собирался ехать в Петербург, чтобы поговорить с тобой.

– Андрей, – нахмурилась Наташа, – уже не впервые ты пытаешься мне что‑то сказать, но каждый раз уходишь от продолжения разговора. Что бы ни случилось – с тобой или твоей семьей, мы можем справиться с этим вместе. Мы любим друг друга и способны пережить любую беду.

– Не в этом дело, – с раздражением начал Андрей, но передумал и оглянулся в поисках спасения. – Ах, как я невежлив… Натали, позвольте представить нашу гостью. Елена Дмитриевна Болотова. Княжна Наталья Александровна Репнина.

– Очень приятно, – не глядя на поднявшуюся с дивана черноволосую женщину, сказала Наташа, но при первых же звуках ее голоса вздрогнула и воззрилась на нее, точно увидела призрака.

– Я очень много хорошего слышала о, вас, княжна, – стараясь казаться равнодушной, сказала Ольга. – И теперь сама надеюсь в этом убедиться.

– Буду рад, если это знакомство отвлечет тебя от твоих подозрений, – быстро сказал Андрей. – Я распоряжусь насчет горячего чаю.

– Да‑да, – кивнула растерянная Наташа. – Сегодня слишком ветрено и морозно.

Андрей вежливо поклонился им обоим и вышел.

– О, мадонна! – вскричала Ольга. – Наконец‑то ты здесь! Я уже отчаялась тебя дождаться.

– Оля, это ты? – Наташа бросилась к подруге. – Но как… Как ты здесь оказалась? Почему ты называешь себя чужим именем?

– Я сбежала из Варшавы, но тотчас появиться в Петербурге было бы неразумно. Спокойнее всего – встретиться с тобой в имении твоего жениха. Я была уверена: рано или поздно, ты приедешь к Долгоруким – Но твой муж?

– Я не могла дать клятву, не повидавшись последний раз с Александром, – Ольга в сердцах молитвенно прижала руки к груди. – Милая Натали, я день и ночь только и думала о человеке, которому отдала свое сердце. Я не могу без него жить, и мне никто другой не нужен. Я должна его увидеть!

– Но, Оля, это невозможно, – только и могла вымолвить Наташа.

– Нет‑нет! Я проделала такой опасный путь, и меня более ничто не остановит! – воскликнула Ольга. – Все это время судьба была на моей стороне – значит, меня ждет удача и в дальнейшем. Помоги мне! Дай знать Александру о том, что я рядом!

– Оля, я не знаю, чем тебе помочь. Император никогда не допустит тебя ко двору. И потом – с тех пор, как ты уехала из дворца, многое изменилось. У Александра появилась невеста – принцесса Мария Гессен‑Дармштадтская.

– Это ничего не меняет. Он никогда не сможет ее полюбить так, как меня.

– Не будь столь самоуверенной, Оля! Мария – милый, хороший, добрый человек. И Александр, на мой взгляд, находится под властью ее обаяния. Да и я не смогу предать ее.

– Ты не хочешь мне помочь? – Ольга с ужасом посмотрела на подругу.

– Оля, – Наташа постаралась придать своему тону максимум убедительности, – если ты любишь Александра, пощади его! Не мешай его счастью! Не тешь себя напрасными надеждами. Возвращайся в Польшу. И, умоляю, не проси меня ни о чем! Я не в силах тебе помочь.

– Я не верю тебе! – Ольга почувствовала головокружение. – Ты слышишь?! Не верю! Ты не можешь знать, что у Александра на сердце! Святая Мадонна! Я верила тебе, Наташа, ждала тебя, надеялась.., а ты! Я думала, что потеряла только любимого, а, как оказалось, потеряла и подругу!

Ольга готова была разрыдаться, но сдержалась и выбежала из гостиной. Вернувшийся Андрей столкнулся с нею в дверях и, посторонившись, проводил полным недоумения и досады взглядом. Больше всего он желал избежать сейчас объяснения с Наташей и надеялся, что новое знакомство хотя бы на время оттянет неизбежность этой процедуры.

– Госпожа Болотова внезапно почувствовала себя неважно, – пояснила Наташа, отвечая на вопросительное выражение, появившееся на лице Андрея в связи с уходом Ольги.

Он понимающе кивнул.

– В ее положении молодой вдовы подобная чувствительность совершенно неудивительна.

– Вдовы?

– Она не успела сказать тебе? Бедная женщина недавно потеряла горячо любимого мужа и теперь скорбит…

– В таком случае, я, по‑видимому, вызвала в ее памяти грустные вспоминания, некстати рассказав о нашем счастье и предстоящей свадьбе.

– Да, похоже, ты поторопилась, – кивнул Андрей. – И не только с объявлением об этом госпоже Болотовой. Я, наконец, готов сказать тебе главное.

Андрей выдержал паузу и, собравшись с духом, продолжил. Наташа, замерев от недоброго предчувствия, посмотрела ему прямо в глаза, и Андрей, не перенеся ее прямого и открытого взгляда, отвернулся.

– Я хотел сообщить тебе, – в сторону сказал он, – что решил расторгнуть помолвку… Ибо мне все известно о ваших отношениях с наследником. Я видел, как вы целовались. Это вышло случайно, но я даже рад этому – ты не сумеешь убедить меня в том, что мое решение принято на основе досужих сплетен или навета.

– Андрей! – растерялась Наташа, пытаясь вспомнить, о каком поцелуе идет речь. – Я тебе все объясню…

– Не утруждайся искать ложные объяснения очевидному! Моя невеста изменила мне прямо перед свадьбой, и в этом деле – я сам себе свидетель, и судия тебе.

– Нет! – горячо воскликнула Наташа, лицо ее порозовело от праведного гнева и волнения. – Не изменила! Я не могла бы так поступить, я очень люблю тебя! Именно поэтому я и согласилась на тот поцелуй.

– Что ты хочешь этим сказать? – с иронией осведомился Андрей.

– Твое подозрение пало на Александра Николаевича незаслуженно. Твоя невеста стала предметом интереса другой царственной особы. Да‑да, я говорю об императоре! И в последнее время Его величество стал проявлять этот интерес слишком настойчиво и недвусмысленно. И тогда цесаревич предложил мне…

– Свое личное покровительство? – криво усмехнулся Андрей.

– Александр Николаевич был так благороден, – Наташа особенно подчеркнула это слово, – что оказал мне защиту, пожертвовав расположением отца и выказав себя его соперником.

– Довольно! – вскричал Андрей. – Это просто нелепо! Превосходный план – целоваться с другим накануне свадьбы!

– Этот поцелуй – всего лишь розыгрыш!

– А со стороны он выглядел очень естественно.

– Андрей, я люблю тебя, и все это время думала лишь о тебе!

– И я, конечно, должен тебе поверить?

– Знаете, князь, – Наташа вдруг почувствовала себя уставшей, голос ее утратил свою силу и страстность, – я готова была пожертвовать своим добрым именем, дабы сохранить свою честь для того, кого безгранично и преданно люблю вот уже много лет. Мне казалось, что этот человек знает меня и ценит наше чувство. Я была уверена – он поймет мою решимость и с радостью примет тот дар, что я сберегла для него. Но.., сейчас я вижу, что мои мысли о тебе были всего лишь иллюзиями, и твое благородство – всего‑навсего слова. И, быть может, все обстоит еще хуже, и ты, думая о ком‑то другом, воспользовался случаем, чтобы предать ту, что была верна тебе всей душой. Все во мне принадлежало тебе, но ты отверг и меня, и мою любовь…

Наташа была так прекрасна, произнося эти слова, таким возвышенным и романтичным казалось ее чувство, что Андрей смутился и раскаялся.

– Прости! Прости меня! – он упал перед Наташей на колени и пылко стал целовать ее руки. – Прости! Я ревновал. Я не должен был сомневаться в тебе.

– Нет, нет, ты имел на это право, – тихо сказала Наташа. – Возможно, если бы я узнала, что у тебя другая женщина, то, скорее всего, тоже потеряла бы рассудок…

– Забудь! Прошу тебя, забудем все! Давай начнем все сначала – только я и ты, и наше будущее! – Андрей встал и решительно обнял Наташу. – Я сейчас же позову родителей…

– Родителей? – удивилась Наташа.

– Прости, это так долго объяснять, но оказалось, что отец жив, и отныне мы снова все вместе.

– Это неожиданно!

– Для нас тоже, но сейчас все позади. Отец будет рад видеть тебя, а я – говорить с ними о дне нашей свадьбы.

– Милый!.. – Наташа потянулась к Андрею, и он, будучи не в силах справиться с нахлынувшей на него нежностью, ответил на ее поцелуй…

 

* * *

 

А Ольга, выбежав из гостиной, тотчас подверглась еще одному испытанию – в коридоре она столкнулась с Жуковским. Татьяна помогала Василию Андреевичу снять шубу и то и дело приговаривала: «Не извольте беспокоиться, барин… Проходите в гостиную, барин… Поспешу доложить хозяевам о вашем приезде… Их сиятельства будут рады до чрезвычайности…»

Утонув под шубой, Татьяна пошла унести ее, и Жуковский оказался лицом к лицу с гостьей Долгоруких.

– Ольга?! – моментально узнав Калиновскую, воскликнул он. – Этого я и боялся!

– Умоляю вас, Василий Андреевич, не выдавайте несчастную женщину, обезумевшую от любви, всеми преданную и беспомощную! – трагическим шепотом произнесла Ольга, хватаясь за его руку.

– Как вы могли! – воскликнул Жуковский, высвобождая руку. – Вы понимаете, что подвергаете всех в этом доме смертельной опасности?! Если о вашем убежище узнает император, и что еще хуже – Бенкендорф…

– Никто не знает, что я здесь, – самоуверенно сказала Ольга.

– О вашем побеге известно, – попытался урезонить ее Жуковский, – а вычислить место вашего пребывания нетрудно. Стоит только связать ваше имя с именем княжны Репниной…

– Наташа отказалась мне помочь!

– Она поступила благоразумно, а вот вы, – Жуковский понизил голос почти до шепота, – вы поступаете неосмотрительно. Ольга, пока не поздно, вернитесь в Польшу!

– Но вы же знаете, как мы с Александром любим друг друга! Вы видели, как мы были счастливы, и вы всегда потворствовали нашим отношениям.

– Да, – признался Жуковский, – но до тех пор, пока они не стали мешать Александру Николаевичу в его предназначении. Поймите, вам не суждено быть вместе! Смиритесь с разлукой и не причиняйте друг другу боли.

– Не вы ли говорили, что настоящая любовь преодолеет любые преграды?

– Да, если она взаимна.

– Не хотите ли вы сказать, что Александр забыл меня?

– Он обручен.

– Меня тоже пытались выдать замуж.

– Но, думаю, для Александра Николаевича это не просто обязательство.

– Только не пытайтесь уверить меня, что он любит другую!

– Я понимаю, как вам тяжело, но так сложилась судьба, – покачал головой Жуковский.

– И вы… – горестно сказала Ольга. – Вы тоже отказываетесь мне помочь?

– Послушайте доброго совета…

– Нет, увольте! – прервала Жуковского Ольга. – Мне довольно нравоучений, и не требуется ваше сочувствие! Мне нужен Александр! Я не могу без него жить, и он – или будет со мной, или…

Ольга оттолкнула руку пытавшегося утешить ее Жуковского и стремительно взбежала по лестнице на второй этаж, где была расположена отведенная ей комната.

Жуковский покачал головой и прошел в гостиную к ожидавшим его Долгоруким.

– Василий Андреевич, ваш визит – большая честь для нас! Прошу, – князь Петр с нескрываемой радостью приветствовал именитого гостя.

– Князь, княгиня… – поклонился Жуковский. – Несказанно счастлив вашему возвращению в лоно живых, Петр Михайлович! Чудеса еще случаются и в наше время, и я безмерно рад, что могу свидетельствовать их.

– О, это такая долгая история… – улыбнулась Долгорукая. – Когда‑нибудь, возможно, она станет достоянием гласности и получит вечную жизнь в стихах поэта, но пока мы относим это чудо к семейным преданиям, знаменующим силу нашей любви.

– Непременно, княгиня, – кивнул Жуковский. – Здесь есть тема для пиита, это несомненно.

– Василий Андреевич, приятно видеть вас в наших пенатах, – Андрей взял Наташу под руку и подошел с ней к Жуковскому. – И, насколько я понял, это вам мы обязаны ее приездом?

– Я согласился сопроводить княжну, ибо намерен был ехать к родственникам по соседству. Да заодно хотел повидать еще и князя Репнина. Кстати, вы не могли бы подсказать мне, где его искать?

– Все неприятности, как магнитом, притягиваются в наших местах к одному дому – имению Корфов, – усмехнулась Долгорукая.

– Машенька! – неодобрительно посмотрел на нее князь Петр.

– Мама еще не совсем окрепла от пережитого волнения, вызванного переменами в нашей жизни, – поспешил заступиться за друга Андрей.

– А мне кажется, что на это замечание княгиня имеет все основания, ибо характер Владимира известен многим, – неожиданно поддержала Долгорукую Наташа, и та взглянула на нее с благодарностью.

– Не хотел бы создавать прецедент для спора, – вежливо уступил им Жуковский. – Я всего лишь выполнил взятые на себя обязательства сопровождать к вам Наталью Александровну и проследую дальше.

– Так скоро? – растерялся князь Петр.

– Прошу не обижаться на меня, – кивнул Жуковский. – Цель моего визита к вам отличается от цели всей моей поездки, которую я тороплюсь завершить поскорее. Ибо меня уже с нетерпением ждут обратно в Петербурге.

– Придворная жизнь, как всегда, переполнена поручениями? – понимающе кивнул князь Петр.

– И все же это слишком быстро, Василий Андреевич, – сказала Долгорукая. – Останьтесь хотя бы отобедать.

– Благодарю вас за приглашение, но я, к сожалению, не располагаю собой.

– Да‑да, понимаю, дела, все дела, – улыбнулась княгиня.

– Я провожу вас, – вызвался Андрей.

– Если вы не будете возражать, я бы хотел просить об этом вашу невесту, – Жуковский выразительно посмотрел на Наташу. – Надеюсь, эта просьба не поставит меня в неловкое положение?..

Выйдя в коридор с Жуковским, Наташа вздохнула.

– Насколько я понимаю поспешность вашего отъезда, вы достигли цели вашей поездки? Вы виделись с ней…

– К сожалению.

– Значит, это я предала ее…

– Что вы! Императору уже давно известно, что она приехала из Польши, и он подозревал, что Ольга, прежде всего, станет искать встречи с вами.

– Она не понимает, чем для нее может обернуться этот побег.

– Я говорил об этом с ней. Предупреждал, что ее появление в Петербурге крайне нежелательно.

– Но послушает ли она вашего совета?

– Не уверен, – покачал головой Жуковский.

– Я, признаться, тоже… Мне жаль Ольгу, но мы не в силах изменить судьбу.

– Совершенно с вами согласен, но все же я надеюсь, что у госпожи Калиновской разум возьмет вверх над чувствами.

– А что будет со мной? С семьей Андрея? Если государь решит, что они замешаны в этом? Ольга обманула их, назвавшись чужим именем и приехав по чужой рекомендации.

– Не беспокойтесь, я постараюсь убедить Его величество, что вашей вины и содействия Долгоруких в побеге Ольги нет. Можете рассчитывать на меня и мою дружбу. Надеюсь, вы с князем будете счастливы.

Наташа проводила Жуковского до двери. Прощаясь, он успокаивающим жестом пожал ее пальцы, словно говоря – все будет хорошо, все будет хорошо…

Ольга из окна смотрела, как Жуковский с завидной для его комплекции легкостью сбежал с крыльца и какое‑то время постоял, оглядываясь вокруг. Словно вдыхал терпкий морозный воздух и по возможности глубоко впитывал красоту похожего под снегом на сказочный дворец дома и кажущихся волшебным лесом припорошенных инеем деревьев.

Несмотря на всю щепетильность данного ему поручения, Жуковский был рад этой поездке. Двор с его вечными интригами и условностями быта утомлял и, скорее, мешал, чем способствовал сочинительству. А поэзия не терпит суеты и лицемерия…

Жуковский с грустью окинул взглядом родовое гнездо Долгоруких. Ему захотелось остаться здесь хотя бы на несколько дней, чтобы выспаться хорошенько в тишине и покое, почувствовать от жизни удовольствие и вспомнить тот ставший в последнее время столь редким прилив настоящего вдохновения. Вдохновения, которое нисходит с небес, а не по высочайшему соизволению…

Жуковский вздохнул и сел в карету. Ольга видела, с какой неохотой он уезжал, и вдруг поняла, насколько они разные – поэт готов довольствоваться иллюзиями. И, если ничто в жизни не возбуждает их, он сам создает свои фантазии. Она же ни за что не станет жить воображением – она живой человек, ей нужны реальные связи и чувства. Она не способна бесконечно думать об Александре, она должна ощущать его кожей. И никто не убедит ее в том, что думать об этом лучше, чем чувствовать на самом деле.

– Вы спуститесь к обеду? – постучав в дверь ее комнаты, спросила вошедшая Татьяна.

– Спасибо, Танюша! А не знаешь ли ты, почему между князем и его невестой размолвка вышла? Я чувствую, что он отчего‑то был смущен при встрече с нею.

– Да ведь Андрей Петрович хотели расстаться с княжной, когда узнали, что она с цесаревичем. Так вы сядете за стол или нет?

– О чем ты? Ах, обед! – Ольга покачнулась, но тут же взяла себя в руки и отпустила Татьяну. – Нет‑нет, ступай, мне не хочется… Устала я что‑то… Передай княгине благодарность за приглашение. И потом чаю мне принеси.

Татьяна кивнула и ушла, а Ольга вся зашаталась, задрожала.

Так вот оно! – она вся кипела от негодования и обиды на Наташу. – Я считала ее подругой. Я даже готова была простить ей симпатию к невесте Александра. А оказалось… Предательница! Как подло, как низко! Я доверила ей свои тайны. Я бросилась к ней за помощью, рискуя жизнью. И что получила взамен? Эта подлая изменница сама присмотрела себе Александра. Конечно, она и принцессу эту немецкую защищала только потому, что знает – эта болезненная девчонка не опасна ей. Разве может эта страшненькая фройляйн сравниться с красавицей Репниной? Но ничего! Я тоже не крестьянских кровей! И мы с тобой, подруга, еще посмотрим – кто кого! Хочешь отнять у меня Александра?! Не выйдет! Он мой! Мой и только мой – сейчас и навеки!..

Дождавшись, когда Татьяна вернется с чаем, Ольга упросила девушку помочь ей.

– Танюша, любезная, окажи гостье услугу! Как увидишь, что князь с невестою остались в гостиной одни, позови меня да отвлеки Андрея Петровича просьбой…

За работу Ольга тут же надела Татьяне на палец колечко с изумрудом, и та с благодарностью пообещала все исполнить, как обстоятельства совпадут. И вскоре Татьяна поднялась за Ольгой.

– Андрюша, зачем ты хочешь пригласить на нашу свадьбу этого несносного Голицына? Он бывает так невыносимо груб в своих шутках, – услышала Ольга голос Наташи, склонившейся вместе с Андреем над списком гостей.

– Но с ним никогда не бывает скучно, а свадьба – дело веселое, – с напускной бравадой отвечал Андрей.

– Виельгорские, Соллогубы, Архаровы… – продолжала читать Наташа. – Но, милый, они не приедут сюда. Не лучше ли нам сыграть свадьбу в Петербурге?

– В усадьбе удобнее, – возражал Андрей.

– Однако так мы растеряем самых знатных гостей…

– Андрей Петрович! – Татьяна с поклоном вошла в гостиную. – Лизавета Петровна просила вас зайти к ней.

– Это срочно?

– Ага, – кивнула Татьяна.

– Хорошо, не вычеркивай без меня никого, дорогая, – велел Андрей Наташе и вышел вместе с Татьяной из гостиной.

Ольга пропустила их, спрятавшись за дверью, а потом стремительно вбежала и закрыла за собою двери.

– Что это значит? – Наташа удивленно посмотрела на нее.

– Почему ты не хочешь, чтобы мы встретились с Александром? – словно не расслышав Наташиного вопроса, бросила на ходу Ольга, приближаясь к ней.

– Оля, я тебе уже говорила…

– Да‑да, я помню, но ты не сказала главного – у вас роман!

– Интересно, кто передал тебе эти нелепые сплетни? – возмутилась Наташа.

– Татьяна. Только вот судя по выражению твоего лица, не такие уж они нелепые.

– Да, Александр Николаевич проявлял ко мне некий интерес, но я не отвечала ему взаимностью, и ни в чем перед тобой не виновата.

– Ты предала нашу дружбу!

– Я даже намека ему не подала!

– Я тебе не верю!

– Как ты можешь? У меня есть жених!

– Ты.., ты с ним…

– Оля, почему ты мне не веришь?

– Потому, что ты не хочешь, чтобы мы встретились с Сашей. Ты такая же, как все! Решила поудобней устроиться – и женишок рядом, и с наследником интрижка.

– Опомнись! Что ты говоришь?!

– Правду! Как я могла довериться тебе?! Ты – подлая, мерзкая интриганка!

– Прошу прощения, госпожа Болотова, – гневным тоном остановил ее вернувшийся Андрей. – Я случайно услышал ваши последние высказывания в адрес моей невесты. Скажу честно, мне они не понравились.

– У вашей невесты появилась дурная привычка – врать.

– Вы едва знакомы, однако беретесь судить об ее привычках, – нахмурился Андрей.

– Мы давно знакомы… – начала Ольга.

– Андрей, это – Ольга Калиновская – бывшая фрейлина императрицы. Моя подруга, – предупредила ее разоблачение Наташа.

– Сударыня, кем бы вы ни были, – побледнел Андрей, – я не позволю называть свою невесту лгуньей и придумывать фальшивые предлоги для того, чтобы остаться в моем доме. Я прошу вас незамедлительно уехать!

– Непременно! – воскликнула Ольга и выбежала из гостиной.

– Я сейчас же распоряжусь насчет лошадей, – кивнул Андрей.

– По‑моему, я только что потеряла лучшую подругу, – сквозь слезы сказала Наташа.

– Значит, подруга была не самая лучшая, – бросился успокаивать ее Андрей.

– Она просто не понимает, что творит.

– Это ее выбор, – пожал плечами Андрей. – И вряд ли ты можешь помешать ей.

– Спасибо тебе. Ты у меня такой добрый и нежный защитник.

– Я обязан тебя защищать, – Андрей обнял Наташу, помогая унять дрожь.

– Но скажи, откуда Татьяна узнала об этой истории с Александром?

– Татьяна?

– Да. Именно она рассказала все Ольге. И та устроила мне сцену ревности. У вас настолько доверительные отношения?

– Я…

– Ты обсуждаешь такие вещи с крепостной прислугой?

– Я просто вернулся из Петербурга обиженный на тебя, мог сболтнуть лишнего, – смутился Андрей. – Прости, вероятно, я сделал это случайно и даже сам не заметил, как. Если ты не против, я хочу проследить за тем, чтобы твоя.., чтобы эта дама уехала.

– Да‑да, – кивнула Наташа, – а мне надо прийти в себя после этой ужасной сцены…

Стараясь удалиться так, чтобы его уход не выглядел поспешным бегством, Андрей тут же бросился искать Татьяну.

– Мне надо поговорить с тобой, – зло сказал он, застав ее выносящей саквояж из комнаты Калиновской.

– Госпожа Болотова велела срочно снести вниз ее вещи.

– Успеешь! – Андрей рывком прижал Татьяну к стене и зашипел. – Я доверял тебе, а ты предала меня!

– Что случилось, Андрей Петрович?

– Ты рассказала этой.., госпоже Болотовой историю про Александра и Наташу. Зачем?

– Она спросила, какая кошка пробежала между вами.

– И ты ответила? Понятно, захотелось кому‑то разболтать чужую тайну.

– Простите, Андрей Петрович, – Татьяна попыталась всплакнуть, но Андрей зажал ей рот ладонью.

– Как ты посмела?! Ты едва не разрушила жизнь моей невесты! Ты едва не разрушила мое счастье!

– Счастье? – Татьяна вырвалась из его рук. – Я думала, что вы только притворяетесь, что любите княжну, а на самом деле любите меня.

– Вот что, – решительным тоном сказал Андрей, – чтобы впредь между нами не было недоразумений – я люблю свою невесту, Наташу, княжну Репнину! Я с ней счастлив. И ничего другого мне не надо.

– А как же я?

– Наши отношения были недоразумением.

– Зачем вы так? – у Татьяны задрожали губы.

– Ты сама все перечеркнула.

– Я не хотела…

– Наши отношения закончены навсегда! – прервал ее Андрей. – У Наташи не было романа с наследником! И не могло быть! Она верна мне, а я едва не предал ее. Но больше не стану разрываться на две части! Забудь обо всем! Так будет лучше! И для тебя, и для меня!..

Когда карета, которая везла Ольгу в город, проезжала мимо поворота к озеру, Калиновская требовательно позвонила в колокольчик, соединявший салон с кучером. Через минуту карета остановилась, и Дмитрий, нехотя сползший с насиженного места, с недовольным видом подошел к двери.

– Чего хотели, барыня? Мне приказано без остановки везти вас в гостиницу в уезде.

– А я не пленница, и твой хозяин мне не указ! – воскликнула Ольга. – Я хочу попрощаться с этим чудным лесом. Мне нравилось здесь гулять. Лучше помоги мне сойти.

Дмитрий, про себя чертыхаясь, развернул лестницу и протянул Ольге руку. Она величественно сошла по ступенькам и велела:

– За мной не иди.

– Воля ваша, – пожал плечами Дмитрий.

Ольга кивнула и быстро пошла по протоптанной дорожке к озеру. Ей действительно запомнилось это место – тихое и волшебное. Оно, казалось, околдовывало, и однажды, гуляя вдоль обрыва по берегу, Ольга даже почувствовала себя сказочной русалкой. И ей захотелось прикоснуться к его стальной воде, зеркалом смотревшей на нее из круга полыньи…

– Ты сказал, что когда‑нибудь мы будем танцевать вместе на глазах у всего света… – прошептала Ольга, опасно наклонившись над подернутым легкой изморозью водяным кругом.

– Что же вы медлите? Прыгайте! Иначе я замерзну, ожидая, пока вы решитесь сделать хоть что‑нибудь определенное, – раздался рядом с ней чей‑то очень знакомый голос.

– Корф? – узнала Ольга, оглянувшись. – Оставьте меня, сударь!

– Вода внизу очень холодная, – спокойно напомнил Владимир.

– Неужели вы думаете, что это имеет какое‑то значение? Не приближайтесь ко мне!

– Я бы с удовольствием, но вы выбрали весьма неудачное место для самоубийства. Это моя земля, и я не намерен потом доказывать кому‑либо, что вы сделали это по доброй воле и без моего участия.

– Откуда вы взялись? – вскричала Ольга. – Вы разрушили мою жизнь там, в Петербурге! Из‑за вас меня разлучили с Александром. Из‑за вас я очутилась здесь. А теперь вы еще смеете мешать мне уйти из жизни? Мадонна! Дайте хотя бы умереть спокойно!

– Черт! И почему женщинам в голову приходят такие глупости? Бросьте чудить, госпожа Калиновская! Поедемте ко мне, выпьем вина, согреемся… И подумаем, как жить дальше.

– Любовь к Александру – это единственное, это лучшее, что было у меня. Так стоит ли жить дальше?

– Успокойтесь, вы – не единственная, кто потерял любовь.

– Значит, ваша дуэль была напрасной?

– Я проиграл, – кивнул Корф. – Анна уехала в Петербург, чтобы стать актрисой.

– И как вы справились с собой? Что собираетесь делать теперь? Без нее?

– Жить! Пить вино, охотиться, играть в карты, бранить слуг, словом, делать все то, что делал всегда.

– Так просто? Так легко?

– Это зависит от отношения. Я убедил себя, что все в порядке. И, как видите, – жив, здоров! Чего и вам желаю.

– Мне страшно, – прошептала Ольга.

– Тогда давайте мне руку, и я выведу вас. Кстати, вы пришли сюда сами или…

– Карета стоит у дороги. Князь Андрей просил меня покинуть его дом.

– А что вы натворили на этот раз?

– С чего вы взяли?

– Вы смутились. Я нрав? Впрочем, мне нет до этого никакого Дела. Довольно и того, что вы раздумали топиться в моей части озера. Идемте…

Если Дмитрий и был удивлен, что Ольга вернулась из леса не одна, то виду не подал. Он угодливо склонился перед Владимиром, но тот лишь отмахнулся и велел ехать в его поместье. Корф подал Ольге руку, помогая подняться в карету, и сам сел на сиденье напротив.

– Если хочешь чего‑то добиться – глупо бездействовать, – тихо сказала Ольга после непродолжительного молчания.

– Это вы о себе?

– Нет, о вас. Вы могли воспрепятствовать отъезду Анны в Петербург.

– Она – свободная женщина, и вправе сама принимать решения.

– Это все слова. Вы хотите быть с Анной, но боитесь отказа. Вы такой же трус, как и все мужчины!

– Не останови я вас возле обрыва, сейчас мне не пришлось бы выслушивать эти упреки. Пожалуй, их чересчур много для одного раза.

– Вы можете вздохнуть свободно. Я постараюсь не утомлять вас своим присутствием слишком долго.

– Надеюсь, вы намерены вернуться в Польшу?

– А вот это вас не касается! Вы толковали о свободных женщинах. Что же изменилось? Или у вас есть планы относительно меня? Чего вы хотите?

– Усадить вас в почтовую карету и отправить в Польшу.

– Ничего не выйдет! Я лучше утоплюсь!

– Если вы не решились сделать это сразу, то вряд ли броситесь исполнять свое обещание сейчас. А вот мы и приехали! Григорий! – зычно крикнул Владимир, выпрыгивая из кареты.

На зов тотчас явился огромный детина, расплывшийся в широчайшей улыбке, едва завидел в карете рядом с барином хорошенькое дамское личико. И от его улыбки Ольге стало дурно.

– Ты вот что, Григорий, – приказал Корф, – веди гостью в дом да проследи, чтобы Варвара отвела ей комнату получше. И глаз с нее не спускать!

– С Варвары? – не понял Григорий.

– С дамы! – с напускной грубостью поправил его Корф и рассмеялся. – Чувствуйте себя, как дома, сударыня.

– А я надеялась, что нашла в вас понимание. Родную душу, – Ольга попыталась спрыгнуть из кареты вслед за Корфом, но Григорий обхватил ее за талию, торжественно снял с подножки и поставил на землю.

Ольга брезгливо отряхнулась и гордо взглянула на Владимира.

– Куда прикажете идти?

– Советую прямо в столовую, – усмехнулся Корф. – Уверен, Варварина стряпня вернет вам вкус к жизни.

– А знаете, что я думаю о вас?

– Не уверен, что хочу это слышать.

– И все‑таки послушайте… Вы сказали, что ваша любовь к Анне в прошлом, но на самом деле вы забыли ее так же, как я забыла Александра.

Сказав это, Ольга отвернулась от Корфа и вошла в дом.

Нельзя сказать, что Владимир был потрясен этим откровением. Он прекрасно сам давно осознавал силу своего чувства к Анне, но позволить ему управлять собой? Никогда! Это женщины могут разрешить себе зависеть от минутных капризов и неуправляемых страстей. Он не допустит, чтобы какие‑то иные чувства, кроме офицерской чести и верности Отечеству, руководили его поступками. Он дворянин и хозяин своей жизни. И никаким прелестным глазкам не удастся заставить его подчиниться. Нет, нет и нет!..

Удостоверившись, что все его указания исполнены и Ольга, отужинав с ним, осталась в отведенной ей комнате, Корф решил сопроводить Дмитрия, успевшего постоловаться у Варвары на кухне. Владимир не хотел, дабы между ним и Андреем возникли недоразумения из‑за того, как и по какой причине Калиновская оказалась в его имении.

Приехав к Долгоруким, он первым делом натолкнулся на Лизу – она выходила из гостиной, встревоженная и как будто немного не в себе. Завидев Корфа, Лиза вздрогнула и принялась грубить.

– Господин Корф наконец‑то почтил меня своим вниманием! Неужели я вам интересна, как и ваша крепостная возлюбленная?

– Зачем вы так, Лиза? – побледнел Корф. – Вы всегда мне интересны.

– Но все же не настолько, чтобы жениться на мне?

– Вы сами отказали мне, когда я сделал вам предложение.

– Стыдитесь, Владимир! Тогда вы думали только о том, чтобы спасти свое имение. И это мое счастье, что я не ответила вам согласием. Я видеть вас больше не могу! Я прокляла все, что связано с вами. Тот день, когда я полюбила вас, когда ждала свадьбы… Вы сломали мне жизнь!

– Елизавета Петровна, не стоит винить во всех бедах других людей! Да, мы были близки, мы любили друг друга. Но, к сожалению, все изменилось. И прежнее увлечение…

– Так я была для вас лишь увлечением? Жаль, что не знала этого раньше… Вы больше не существуете для меня. Прощайте!

– Постойте, Лиза, – растерялся Корф. – Я не это хотел сказать… Вы все не правильно поняли!

– С меня довольно ваших объяснений! Все они привели только к тому, что я стала ненавидеть вас. И даже сильнее, чем Забалуева.

Корф пытался остановить ее, но она вырвалась и убежала.

– Владимир? – на шум из гостиной показался Андрей. – Что ты делаешь здесь? Проходи!

– Я ненадолго. Ты не знаешь, что случилось с Лизой?

– Мне трудно ее понять. Она становится все более неуправляемой. Эта неудача с Забалуевым…

– О чем ты говоришь?

– О письме из канцелярии императора. Нам отказано в просьбе о разводе. И вчера судья оправдал Забалуева по всем статьям. Все выглядело так, как будто ему приказали это сделать. Мы ничему не могли помешать. Слава Богу, что судья не решился предъявить обвинение и отцу. Лиза очень переживает.

– Я так виноват перед ней, – сокрушался Корф, – но, поверь, я не клялся ей в любви и верности до гроба.

– Думаю, ты вообще не способен на такой подвиг, – усмехнулся Андрей. – И все же ты не сказал, что привело тебя сюда…

– Хочу уведомить тебя, что сегодня я случайно предотвратил одно самоубийство. Это была Ольга Калиновская. Я привез ее к себе…

– Тебе мало прошлых неприятностей? После того, как я узнал, кто она, то велел ей немедленно уехать. Если она нарушила запрет императора, ее ищут.

– Поэтому я и решил проследить за ней. Я намерен сам отвезти ее до границы.

– По‑моему, ты поступаешь безрассудно. Калиновская весьма искушена в придворных интригах. Ты не боишься, что она обманет тебя?

– Пусть попробует!

– Мне бы твою уверенность, – покачал головой Андрей. – Но ты взрослый человек и мой друг, и я не вправе указывать тебе, как и что делать в этом случае.

– А я и не спрашивал совета. Я приехал сообщить тебе о том, что встретил Ольгу, и сейчас она находится в моем доме. Я хотел, чтобы ты понимал, почему это вышло.

– Не надо так, Владимир… Ты поссорился только с Лизой. Не все Долгорукие тебе враги…

Когда Корф вежливо, но холодно откланялся, Андрей вернулся в гостиную. Наташа и Соня по‑прежнему сидели на диване и рассматривали семейные реликвии.

– Угадайте – чей это первый локон? – играя, спрашивала Соня.

– Лизы. Не угадала? Твой?

– Андрея. В детстве он был светлее.

– В детстве, наверное, он был премилым ребеночком?

– Да, но очень упрямым, – пояснила Соня. – А кого вы хотите первым – девочку или мальчика?

– Девочку, – улыбнулась Наташа.

– Мальчика, – поправил ее Андрей, с умилением наблюдавший от двери эту сцену.

– Девочку! – поддержала Наташу Соня.

– Вот выйдешь замуж, тогда и командуй! – шутливо нахмурился Андрей.

– Вот и выйду! – воскликнула Соня. – И прежде тебя!

– А вот это ты хватила, сестренка! – Андрей по‑учительски погрозил ей пальцем. – Лучше проведай Лизу, она опять плакала.

– И почему я не могу быть там, где все хорошо? Почему меня обязательно надо отправлять на выручку к несчастным?

– Потому.., потому… – Андрей не нашелся, что ответить сестре.

– Не надо ничего придумывать, – надулась Соня. – Лучше бы ты честно признался, что хочешь быть с невестой наедине.

– Устами младенца… – рассмеялся Андрей.

– Он все время меня дразнит! – шутливо пожаловалась Наташе Соня.

– Но это любя, сестрица, – ласково сказал Андрей.

– Так я тебе и поверила! Наташу ты тоже любишь, но никогда над ней не подшучиваешь!

– Подожди, вот поженимся… – Андрей сделал многозначительную паузу.

Соня фыркнула и ушла, демонстративно закрыв за собою двери.

– Странно, – мягко сказал Андрей, обращаясь к Наташе, – мне кажется, что мы уже женаты, женаты давно и бесконечно счастливы.

– Я чувствую то же самое, – кивнула она. – Но, знаешь, это меня совсем не пугает.

– А почему счастье должно пугать? – удивился ее настроению Андрей.

– Не знаю, – тихо ответила Наташа, – и не пойму, что чувствую. Как будто ты собираешься покинуть меня…

– Но я действительно намерен уехать… Нет‑нет! Не волнуйся! Я решил отправиться ко двору, чтобы лично просить императора о снисхождении для Лизы. Жаль, что отец еще не совсем здоров, пока он не готов перенести столь утомительную поездку. Да и я не хотел бы оставлять маменьку только на твое попечение, а Соня еще маленькая, она не в счет.

– А как же Лиза?

– Она поедет со мной. Быть может, ей удастся развеяться, и эта поездка принесет ей счастье.

– Как скоро ты вернешься?

– Так скоро, как ты этого захочешь. Тебе надо только посильнее позвать меня, и я тотчас прилечу на твой зов.

– Нет, не спеши, – Наташа обняла его, – помоги Лизе. Ты прав, нам трудно будет чувствовать себя счастливыми, когда твоя сестра лишена простых человеческих радостей.

– Ты у меня такая добрая…

 

* * *

 

– «Милая Анна! Я живу в доме, в котором все еще звучит ваш голос, и, каждый раз отворяя двери в библиотеку, я надеюсь увидеть вас у окна с излюбленным букетом полевых цветов!» А вы настоящий поэт, барон! Сколько лирики, сколько чувства! А еще говорите, что равнодушны к ней! – насмешливо сказала Ольга, размахивая перед лицом Корфа письмом, которое он не успел дописать в то утро.

– Вас не учили, что рыться в чужих бумагах и читать чужие письма нехорошо?! – закричал Владимир, бросаясь к пей, чтобы выхватить из рук Ольги заветный листочек.

– Оно само упало мне под ноги, и я не смогла перебороть любопытство, – , хищно улыбнулась Ольга, отбегая в другой угол библиотеки. – Впрочем, я нисколько не стесняюсь своего дурного поступка. Вы обманывали меня! Ваша любовь к Анне не исчезла!

– Мои чувства вас не касаются! – Владимир, наконец, настиг Калиновскую и отнял письмо.

– Так же, как и вас – мои! – воскликнула она, растирая запястье, онемевшее после железной хватки Корфа. – Я собираюсь увидеться с Александром и уезжаю в Петербург! Завтра же!

– А если эта встреча разочарует вас? Опять попытаетесь сделать то, что сегодня не получилось? – криво усмехнулся Корф.

– Не беспокойтесь! – Ольга высокомерно взглянула на него. – Я выберу для этого другое место – не ваш дом и не вашу землю.

– Отчего же – милости просим! – шутовски поклонился ей Владимир. – Буду рад вам помочь и устрою роскошные похороны!

– Буду счастлива доставить вам побольше хлопот!

– Довольно! – вдруг рассердился Корф. – Хорошо, вы отправитесь в Петербург, и я поеду с вами.

– Боитесь, что без разносолов вашей кухарки Анна умрет там с голоду?

– О чем вы?

– Не стоит лгать мне, барон! – голос Ольги даже зазвенел от возмущения. – Вы – такой же, как и я! Вас гонит в Петербург та лее причина, что не дает спокойно спать и мне.

– Не понимаю, о чем вы… – смутился Корф.

– О том, что ни вы, ни я не думаем ни о ком, кроме себя, и никакие другие чувства, кроме собственных, нас не волнуют.

– Вы сошли с ума!

– Нет‑нет, вам правится мучаться, – азартно доказывала ему Ольга. – Вы – воин, вам скучно без борьбы. А сейчас линия фронта переместилась в Петербург. Вот вас и тянет на передовую!

– Однако последствия этой войны для каждого из нас могут быть разными.

– Не поверю, что вы готовы к поражению.

– Поражение ожидает вас! – тон Корфа стал почти судейским.

– Нет‑нет, я не сомневаюсь в чувствах Александра. А вот вы… – самодовольно улыбнулась Ольга. – Вы можете только надеяться на взаимность Анны.

– По крайней мере, за это мне не грозит арест и ссылка в Польшу.

– Слывете ловеласом и совершенно не знаете женщин!

– Эти слухи явно преувеличены, – нахмурился Корф.

– Так докажите это! Помогите мне! Помогите себе! – Ольга не выдержала и принялась размахивать руками, как будто взывала к Небесам.

– Один раз я уже рисковал ради вас жизнью…

– Жаль. Я могла бы помочь вам сблизиться с Анной.

– Каким же образом? – растерялся Владимир.

– Ревность, – вкрадчивым тоном сказала Ольга. – Ревность – великий двигатель любви. Обратите на меня внимание, а я вам подыграю. Анна подумает, что у нас роман. Станет ревновать и проявит к вам свои настоящие чувства.

– Я – весьма посредственный актер.

– Любовь творит чудеса.

– И каковы же ваши условия? – после непродолжительной паузы выдохнул Корф.

Ольга подошла к нему и зашептала, почти касаясь губами его лица.

– Вы должны оказать мне услугу…

 

Глава 6. Дворцовые игры

 

Дни, прошедшие с момента удаления от двора княжны Репниной, отправленной в имение к своему жениху, принцесса Мария провела в усердных попытках занять хотя бы чем‑то ту пустоту, что образовалась в ее душе с отъездом Наташи, успевшей легко и незаметно за столь короткое время стать ей и подругой, и покровительницей. Мария с тоской вспоминала непринужденность и сердечность своей первой русской фрейлины, помогавшей принцессе во всем – от выбора платья до тонкостей русской речи.

Ныне приставленная к Марии Нарышкина тоже претендовала на роль наперсницы, но вела себя то вызывающе бесцеремонно, то столь откровенно подобострастно, что у принцессы не было и тени сомнения в лицемерности этой особы. Мария была уверена, что более не может полагаться на доверительность в разговорах и проявление своих эмоций. Нарышкина подмечала все перемены в ее настроении, но утешения фрейлины звучали столь приторно и выспренно, что казались, скорее, насмешкой над чувствительностью принцессы, чем подлинным сопереживанием.

И по тому, с каким вниманием Екатерина вслушивалась в запале сказанные слова своей будущей государыни, Мария подозревала, что все они запоминаются и доносятся. Кому? Скорее всего – императрице, которая так и не смирилась с выбором сына. Но Мария не исключала, что у княжны есть и более высокий покровитель – слишком уж заметной была вседозволенность ее действий. И однажды принцесса сравнила свое пребывание в Зимнем дворце с домашним заточением – мнимой свободой под неусыпным присмотром красивой и хитрой надзирательницы.

Отъезд Наташи повлиял и на Александра, непредсказуемость которого угнетала Марию. Иногда он вдруг становился мрачен и шутил до обидного резко, а то – оживал на глазах и веселился с азартом, совсем не свойственным его возрасту и положению. Нарышкину Александр избегал, а так как она неотступно следовала за принцессой, то его появления в комнате Марии сократились до присутственных встреч – по‑протокольному холодных и безрадостных.

Поначалу Мария надеялась, что Александр просто бережет от посторонних глаз дорогие ему чувства, но потом задумалась: а были ли они, эти чувства, и если да, то она ли – предмет их направленности?

Вчера, правда, вернулся Жуковский, но и он появился как‑то наспех – с обычной для него вежливостью и с необычной встревоженностью во взгляде. Его, казалось, что‑то угнетало, но поделиться своими мыслями Жуковский явно был не намерен. Наоборот, отводил глаза в сторону и как будто старался ободрить Марию интонациями и жестами. Его забота ей всегда была приятна, но никогда прежде это внимание не скрывало какую‑то тайну и не вызывало столь очевидной обеспокоенности.

А по мере приближения приема с послами иностранных государств, где Марию должны были впервые представить двору и посольскому корпусу в качестве невесты наследника престола, это напряжение росло, отнимая у хрупкой принцессы остатки здоровья и вконец изматывая ее мужество. Разглядывая себя по утрам в зеркало, Мария каждое следующее утро находила у себя на лице следы этих волнений – круги под глазами потемнели и образовали уже заметные невооруженным взглядом различимые припухлости, некрасиво выделялся рот, и резко обозначились скулы.

Энергичная Нарышкина не оставляла принцессу заботами и по‑военному руководила ее подготовкой к предстоящей церемонии. Она заказывала портных и выбирала с ними фасоны платья для торжества и костюмов для объявленного через несколько после приема дней бала‑маскарада. Екатерина велела вызвать к принцессе придворного ювелира и обувщика и лично взялась подготовить Марию к столь важному для нее событию, объясняя все детали обязательного ритуала.

Утомленная ее наставлениями Мария все же взбунтовалась и потребовала передышки. Обиженная Нарышкина выгнала всех из ее комнаты и, приказав дожидаться в коридоре, пока у этой взбалмошной девчонки пройдет приступ ипохондрии, расположилась на часах подле дверей.

Единственным, кому удалось пробиться сквозь кордон, оказался Великий князь Константин, младший брат Александра. Мария была ненамного старше Константина, но даже несколько лет разницы, когда тебе уже исполнилось десять, но еще нет пятнадцати, равна возрастной дистанции между Двадцатилетием и сорокалетием. И поэтому для Марии Константин был милым, прелестным ребенком – в чем‑то взрослым, но все еще наивным в своей детскости с ее доверчивостью и склонностью к забавам.

Костя, которому едва сравнялось двенадцать, был обаятельным и легким существом. Он, как и отец, обожал военные игры и радовался каждому, кто содействовал ему в них, а потому ликовал, встретив в лице Марии неожиданного соратника. Безыскусность их отношений сделала принцессу его желанным другом, в то время как сестры и, тем более, старший брат Великого князя витали делами и мыслями в иных сферах. Мария же, с рождения лишенная братской симпатии, теперь с удовольствием окунулась в новые для нее семейные отношения.

И поэтому, когда Константин в специально сшитом для него флотском мундирчике с видом триумфатора вошел в ее комнату, а следом его слуга вкатил тележку с фигурами для напольной игры в солдатики, Мария разулыбалась, постаралась отбросить свои грустные мысли, на мгновение забыла об обидах и перестала печалиться…

– Я попрошу отца, чтобы и для вас, Мария, заказали мундир. Императрица‑воительница для России не новость, – отвлек их насмешливый голос Александра.

– Посмотрите, что вы наделали! – недовольно воскликнул Костя, когда брат прошел в центр комнаты, разом сломав всю диспозицию его войск. – Вы испортили нам игру!

– Это всего лишь игра – пустые фантазии на паркете! – Александр не больно щелкнул брата по носу.

Костя вскочил с пола и бросился на наследника с кулачками.

– Ты противный! Злой! Ты.., ты…

– Господа, не ссорьтесь! – Мария тоже поднялась с колен и мягким жестом увела Константина от брата. – Константин Николаевич, прошу вас, не обижайтесь! Я думаю, виной всему напряжение, которое испытываем мы все перед предстоящим приемом. Должна вам признаться, я тоже изрядно взволнована.

– Однако, – все же надулся Костя, – вы не деретесь и не портите другим настроение.

– Это потому, что принцесса еще слишком мало живет при дворе, а вот когда она освоится здесь, тогда и посмотрим, – кивнул Александр.

– Вы всерьез думаете, что жестокость окружающего мира способны поколебать мое смирение? – тихо спросила Мария.

– И более сильные колебались, если только вы – не Иисус Христос, – Александр с вызовом посмотрел на нее.

Мария глаз не опустила, но в ее взгляде он увидел столько боли, что немедленно почувствовал неловкость за свою неоправданную резкость.

– Велика важность – прием! – пробурчал Константин, подавая знак слуге собрать с пола фигуры кавалеристов.

– Нелепость ваших суждений может извинить лишь ваша молодость, дорогой брат, – Александр решил отыграться на младшем.

– Зато я – не такой жестокий! – бросил ему Константин. – Пойду к фрейлинам – у них всегда есть конфеты, и они всегда приседают передо мной!

– Еще бы, – криво усмехнулся Александр.

– Это невежливо, ваше высочество, – сказала Мария, едва за Константином и его слугой закрылась дверь. – Вы пользуетесь своим положением старшего. И совершенно напрасно ополчились на Костю.

– Похоже, я всем испортил настроение? – без чувства сожаления спросил Александр.

– Я уже привыкла к тому, что вы постоянно думаете только о себе и подразумеваете в общении исключительно свое настроение, – пожала плечами Мария. – Но позвольте все же напомнить вам – Константин ребенок, и его обижает подобное небрежение. Я прошу вас впредь сдерживать свои эмоции. Хотя бы в моем присутствии.

Александр нахмурился – принцесса была права, но признать это – значило расписаться в собственном бессилии, сознаться самому себе, что не удается справиться с разъедавшей его любовной тоской. Увлечение Наташей оказалось для Александра столь неожиданно сильным, что он растерялся. В его жизни все уже было предрешено – он затаил в глубине сердца память об Ольге и душою обратился к Марии. Наташа же стала испытанием его порывистой и эмоциональной натуры, и эта ноша, судя по всему, оказалась Александру не по силам.

– Надеюсь, вы простите меня? – извиняющимся тоном спросил он.

– Я не могу обижаться на свойства вашего характера.

– Так вы видите во мне солдафона?

– Я вижу в вас человека, готовящегося к нелегкому бремени власти, а потому тяжело переживающему необходимость отрешиться от простых радостей и обычных чувств, – с поклоном сказала Мария.

– Ваша мудрость поразительна, – побледнел Александр. – И вы опять явили мне пример добродетели и благородства. Господи, я совсем недостоин вас!

Промолвив это, он бросился к принцессе и принялся целовать ее руку с той почтительностью, которую в прежние годы оказывал лишь матери.

– Что вы, Александр Николаевич, – смутилась Мария, – я понимаю вас. Мы все немного напряжены. Ожидающее нас событие действительно может оказаться переломным в нашей судьбе.

– Нашей? Значит, вы не обиделись на меня и по‑прежнему готовы соединить свою руку и жизнь с моей?

– Я уже призналась вам в своих чувствах, и, поверьте, я способна умолчать о них, но не изменить им.

– Благодарю вас, – вздохнул Александр. – И смею полагать, что ваша грусть вызвана волнением… Хотя мне почудилось, вас тревожит что‑то другое. Может быть, вам одиноко? Вы были очень привязаны.., к своей прежней фрейлине.

– Я рада, что княжна Репнина уехала. Уверена – она уже встретилась со своим женихом и счастлива, – на лице Марии появилось мечтательное выражение, ее глаза повлажнели.

– Да, – кивнул Александр и еле слышно добавил, – возможно, я ошибался…

– Для меня так важно то, что она выходит замуж! Это вселяет и в меня надежду на будущее.

– Мари! Наше будущее определено, и мне непонятны ваши сомнения на этот счет!

– Но экзамен, что ожидает меня, очень важен. И я искренне озабочена тем, как произвести хорошее впечатление на приеме и заслужить уважение Императора и его августейшей супруги. Я хочу, чтобы вы гордились мной.

– Но я и так горжусь вами! – воскликнул Александр, чувствуя угрызения совести. – День ото дня вы все больше удивляете меня, Мари. Я преклоняюсь перед вашей мудростью и великодушием и испытываю к вам глубочайшее уважение. Я убежден – вы добьетесь всего, о чем мечтаете.

– Благодарю вас, – кивнула Мария, – и не смею долее задерживать вас – у меня еще так много дел!

Откланявшись, Александр вышел, по не успел и двух шагов сделать по коридору, как был остановлен вездесущей Нарышкиной.

Екатерина пребывала в каком‑то загадочном настроении и прямо‑таки льнула к наследнику. Александр незаметно поморщился, вынужденно ощущая ее прикосновение. Нарышкина с видом знатока в портновском искусстве провела рукой по силуэту его мундира и одобрительно покачала головой.

– Вам так к лицу этот мундир, ваше высочество…

– Не думал, что вы еще и модистка, сударыня, – отстранился от нее Александр.

– У меня значительно больше внутренних достоинств, и они еще далеко не все вам ведомы.

– Сомневаюсь, что захочу удостовериться в справедливости ваших слов – просто поверю вам, – Александр сделал попытку обойти Нарышкину, но она не смутилась и продолжала настойчиво преследовать его. – У вас ко мне какое‑то дело, сударыня?

– Минуточку, ваше высочество, – Екатерина сладострастно запустила руку за край лифа и, пошуршав там пальчиками, извлекла на свет маленькую записную книжицу в бархатном переплете с золотом на концах и полистала ее, – кажется, у меня свободны два танца – третья мазурка и четвертая кадриль.

– Вы – и опасаетесь остаться без достойного партнера на балу? – с иронией поинтересовался Александр, невольно следя взглядом за ее нехитрыми манипуляциями.

– Боевые офицеры – все такие увальни! – игриво улыбнулась обольстительная Нарышкина.

– Государь считает, что на балах в Зимнем должны присутствовать прежде всего доблестные воины, а не светские кавалеры.

– Так вы согласны? – атласный коготок фрейлины тут же принялся перелистывать странички записной.

– Увы, – развел руками Александр, – сегодняшние танцы я обещал принцессе.

– А вдруг вам не захочется столько с ней танцевать? – в руках у невозмутимой Нарышкиной откуда‑то появился миниатюрный золотой карандашик.

– На что вы намекаете?

– Дама вполне может наскучить, если танцевать с нею весь вечер.

– Даже если эта дама – моя невеста? – Александр прищурился и искоса посмотрел на фрейлину.

– Однако невеста – еще не жена, – Нарышкина сложила губки бантиком и вытянула их вперед, как для поцелуя. – Стоит ли заранее себя закабалять?

– Закабалять? Так вот как вы думаете о предназначении императрицы?!

– Я не думаю, я рассуждаю, абстрактно, так сказать, – пожала плечами Екатерина. – К тому же не каждая невеста становится женой.

– А вы весьма смелы в своих рассуждениях! Не боитесь, что кто‑нибудь уловит в ваших мыслях крамолу?

– Крамола – это то, что запрещено, а я имею далеко идущие полномочия…

– И насколько далеко? – спросил Александр, властно притягивая Нарышкину к себе.

– Настолько, что позволю себе еще немного осмелеть, – Екатерина прижалась к нему и подставила лицо для поцелуя.

Устоять перед нею было невозможно, и Александр с грубой страстью приник к ее губам. Нарышкина ответила ему с завидным пылом и безотказностью, всем существом демонстрируя готовность к самоотдаче. Но Александр прервал поцелуй так же бесцеремонно, как и ответил на ее порыв.

Более не сказав ни слова, он отстранил Нарышкину от себя и ушел, не оглядываясь. Наследник разозлился – податливая Нарышкина была ему неинтересна. Ее ухищрения выглядели чересчур простыми, а уловки – наивными. Александр же всегда хотел иного – тайны, флера, романтических встреч и немного волнения. Но ни одна из женщин, способных дать ему желаемое, не могли остаться с ним. И почему любовь – это только потери?!..

Проводив Александра самоуверенным взглядом, Нарышкина вошла к Марии. Принцесса стояла у окна и пыталась разглядеть что‑то под ледяным рисунком на стекле.

– Я так сожалею, что решилась высказать вам свои наблюдения о цесаревиче и княжне Репниной… Вероятно, вы вздохнули с облегчением, когда мадмуазель Натали покинула дворец, – от двери скорбным тоном сказала Екатерина.

– Мадмуазель Нарышкина, я полагаю, вас прислали для того, чтобы исполнять мою волю, а не для того, чтобы обсуждать мои чувства.

– Прошу прощения, ваше высочество, – Нарышкина присела в поклоне. – Мое назначение было настолько стремительным, что я не успела получить детальные указания о своих прямых обязанностях. И действовала, скорее, по велению сердца, нежели по уставу. А потому буду вам крайне признательна, если вы подскажете мне, что делать и с чего начать.

– Для начала усвойте следующее: я не могу перечить воле Императора, ибо я – гость при дворе. Но если мне представится возможность выбирать фрейлин, даю вам слово – вас в моем окружении не будет! – воскликнула Мария.

– Значит, мне придется позаботиться о том, чтобы этого не случилось, – улыбнулась язвительная Нарышкина. – А сейчас.., вы позволите продолжить примерку?

Мария молча кивнула.

– Чудесный фасон, ваше высочество, – ворковала Нарышкина, пока возвращенная в комнату Марии модистка прилаживала по ее фигуре заказанное для приема платье. – Вы будете обворожительны!

– Мне всегда казалось, что важнее не то, как человек одет, а как он себя ведет.

– Но вы принадлежите к одному из самых благородных семейств Европы! – подобострастно изогнулась Нарышкина. – Хорошие манеры ведомы вам с детства.

– Дело не в происхождении, – поморщилась Мария. – Я постоянно путаю немецкие традиции, усвоенные мною в детстве, и русские обычаи, о которых я узнала недавно.

– О, между нами так много общего! – патетически произнесла Нарышкина. – Но впрочем… Знаете, есть один замечательный русский обычай, который я очень люблю. В России при встрече принято приветствовать гостя троекратным поцелуем в обе щеки. Я думаю, ваш жених будет приятно удивлен, что вы так быстро и глубоко проникли в русскую культуру.

– Троекратный поцелуй? – удивилась Мария. – Я постараюсь запомнить.

– Примерьте вот эти, – Екатерина ловко извлекла откуда‑то тяжелые серебряные серьги с бирюзой. – А к ним вполне подойдет ожерелье из кораллов!

– Незнание русского языка и русских обычаев, госпожа Нарышкина, еще не означает, что я не различаю цвета или лишена вкуса, – Мария с обидой посмотрела па фрейлину, и Екатерина отвела глаза. – Это сочетание вульгарно. Благодарю вас за совет – вы свободны!

Нарышкина закусила губу и, почувствовав, что понимавшая их разговор модистка пытается скрыть улыбку, в раздражении бросила футляры с украшениями на кресло и направилась к двери.

– Как вам будет угодно, ваше высочество, – уходя, Нарышкина обернулась и снова присела в поклоне. – Только не забудьте о троекратном поцелуе. Именно так у нас привечают гостей на важных приемах. Таких, как сегодняшний.

– Я помню, – сказала Мария, даже не потрудившись посмотреть в ее сторону.

Нарышкина попыталась хлопнуть дверью, но замерла на пороге – в комнату вошла Александра Федоровна. Нарышкина пропустила государыню, склонившись почти до полу, и быстро, как будто заметала следы, скрылась в полумраке коридора.

– Ваше Величество? – растерялась Мария. – А я пытаюсь выбрать ожерелье…

– Пусть это будут бриллианты – строго и со вкусом, – сказала Александра, придирчиво оглядывая принцессу с головы до ног. – Неплохо, неплохо! А я пришла пожелать вам удачи. И не волнуйтесь – мы с государем будем рядом и всегда поддержим вас.

– Спасибо, – взволнованно произнесла Мария. Императрица строго посмотрела на модистку, и та, прибрав одежду принцессы за ширму, попятилась к выходу.

– Вы все еще бледны, – после того, как модистка удалилась, заметила Александра Федоровна. – Но я надеюсь, прием придаст вам бодрости и уверенности в себе. Вы, однако, излишне чувствительны, и если вы всерьез намерены стать в будущем спутницей Александру, то должны научиться быть более сдержанной в проявлении своих слабостей.

– Я стараюсь, Ваше Величество.

– Не хочу пугать вас, Мария, но сегодня на вас будет смотреть весь мир – не обманите наши ожидания.

Мария кивнула и вдруг спросила:

– Ваше Величество! А что мне делать, если Александр Николаевич станет флиртовать на балу с кем‑нибудь из фрейлин?

– Что за глупые мысли! – покраснела императрица. – Но.., если вдруг нечто подобное и произойдет, вы не должны принимать это слишком близко к сердцу, Мари.

– А император тоже любезничает с другими женщинами?

– Галантность – лучшее из качеств мужчин в нашей семье!

– Простите мне мою откровенность, – Мария спрятала лицо в ладонях. – Я так страдаю, когда Александр Николаевич уделяет кому‑то больше внимания, чем мне…

– Научитесь относиться к этому несерьезно, – посоветовала императрица. – Мужчину изменить невозможно, тем более – венценосного. Переведите все в шутку.

– Как это?

– Однажды на балу Николай Павлович открыто оказывал внимание одной из моих юных фрейлин, а я время от времени шутливо стучала веером по его челу, – улыбнулась Александра Федоровна. – Что же до последнего увлечения Саши… Забудьте его, как дурной сон. Все флирты, в конце концов, обращаются в прах, и мужчины всегда возвращаются к тем, с кем повенчаны, к тем, кто им верен.

– Кажется, мне стало легче… – прошептала Мария.

 

* * *

 

Когда объявили выход наследника с невестой, Мария едва не упала в обморок. Александр почувствовал, как задрожала и обмякла ее ладонь на рукаве его парадного мундира, и пожалел принцессу. Он с нежностью положил свободную ладонь поверх белоснежной дамской перчатки и осторожно сжал пальцы принцессы. Почувствовав ободряющее прикосновение, она очнулась и с благодарностью посмотрела на наследника.

Александр выглядел спокойным и, казалось, излучал благожелательность. Он вел невесту через зал с размеренностью привычки – как будто не раз проделывал этот путь от двери до подножия трона в сопровождении избранницы, которой суждено стать его императрицей. Уверенность Александра передалась и Марии, и принцесса быстро переступала с ноги на ногу, подстраиваясь под его шаг, и невольно стала копировать его манеру приветствия – одними глазами, не нарушая горделивой осанки и величественной поступи.

– Прекрасно, прекрасно! – прошептал Николай, когда молодая пара прошествовала через зал и заняла свои места близ царской четы.

– О mein Gott! – только и смогла вымолвить Мария.

Она чувствовала предательскую капельку пота на левом виске и боялась, как бы ее не сочли трусихой.

– Не робейте, Мари, – кивнул Александр. – Скоро все это станет для вас обыденным и скучным делом. А вот, кстати, и наши дорогие послы!

К ним один за одним стали подходить главы дипломатических миссий, и Мария, вспомнив совет Нарышкиной, с жаром принялась целоваться с каждым из представленных ей дипломатов.

– Похоже, война с Персией больше не угрожает России, – вполголоса пошутил Николай, наблюдая, как при поцелуях поползла вверх правая бровь обычно невозмутимого Шаха Аббаса, и громко добавил по‑французски:

– Принцесса Мария преподнесла нам всем подарок. Она решила возродить старинный боярский обычай приема послов.

– Великий государь, – вежливо поклонился, отвечая ему, смуглолицый перс, – я рад, что обычаи вашей страны столь же красивы, как и на моей родине.

– Кажется, ваша непосредственность, Мари, имела дипломатический успех, – краешком губ улыбнулся Николай.

– Ради процветания Отечества, государь, мы перецелуем всех, – сказал Александр и вслед за Марией принялся обниматься и трижды целоваться с послами.

Мария не сразу поняла, что случилось, и с блестящими от восторга глазами распахивала объятия навстречу дипломатам, вследствие чего церемония несколько затянулась. Александра Федоровна с трудом сдерживала раздражение и незаметно покусывала губы, стараясь придать своему лицу выражение предельной умильности и несказанного радушия. Император, наоборот, с интересом смотрел на происходящее – принцесса Мария неожиданно поставила весь корпус в щекотливую ситуацию, в которой самым точным образом проявлялся характер и ум каждого из послов.

– Никогда в жизни столько не целовался, –Александр тяжело вздохнул, словно после дня напряженной и трудной работы. – Скажите, Мари, кто вас надоумил бросаться к послам с объятьями и поцелуем?

– Я прочитала об этой древней традиции в книге, – побледнела Мария.

По ироничному тону наследника она поняла, что ее обманули.

– Не правда! Впрочем, можете не отвечать. Это фрейлина Нарышкина? – Александр испытующе взглянул Марии в лицо, но она промолчала. – Что ж, будет ей сегодня и мазурка, и кадриль!

– Ничего не надо делать! – принцесса попыталась удержать Александра за руку. – Я сама виновата.

– Ваша доверчивость сыграла с вами, Мари, весьма злую шутку, – грозным голосом произнес Александр, – но страшнее тот, кто воспользовался вашим простодушием. Вы еще слишком малы, чтобы распознать подлость, но у вас есть старший друг, кто должен и может наказать за эту подлость. Ждите меня здесь, Мари, я постараюсь сделать так, чтобы впредь вы были" избавлены от подобных низостей!

Александр кивнул принцессе и пошел в зал к танцующим.. Нарышкина, с нескрываемым злорадством наблюдавшая за целовальными экзерсисами наследника и его невесты, заметив Александра, приосанилась и замахала перед собой веером, обозначив таким образом для него свое место в толпе придворных. Александр увидел этот знак и решительно направился к Нарышкиной, самодовольно ожидавшей его приглашения на объявленный танец.

– Мадемуазель, не думайте, что вам все сойдет с рук! – зло сказал Александр, подходя к ней.

– В чем дело, ваше высочество? – на мгновенье растерялась Екатерина, уловив в его настроении опасные для себя намерения.

– В чем дело? – с горячностью воскликнул Александр. – По вашей милости я перецеловал весь дипломатический корпус!

– А мне показалось, что вы испытываете удовольствие от этого действа, – Нарышкина попыталась обратить все в шутку.

– Надеюсь, что скоро вам будет не до смеха, сударыня, – нахмурился Александр. – Вы перемудрили, и обещаю вам, что ваша интрига обернется против вас.

– Мне кажется, вы излишне горячи, ваше высочество, – сладко пропела Екатерина. – Не хотите развеяться и охладить пыл? Сделаем тур по залу?

– Вы‑то уж точно сделаете тур, но на куда более значительное расстояние. И раньше, чем вы себе предполагали!

Александр резко отвернулся от Нарышкиной и вернулся к тронному подиуму.

Николай в этот момент строжил Константина, вздумавшего веселиться на официальном приеме с чрезмерным для Великого князя усердием. Обиженный мальчик поджал губу и сказал, что постарается впредь не докучать папеньке своими играми, и удалился из залы.

– Вы так строги с собственными детьми, – холодно сказал Александр, наблюдавший эту сцену. – Не пора ли вам проявить строгость в отношении некоторых придворных особ?

– О ком вы? – удивился Николай. – Не понимаю…

– Я говорю о фрейлине Нарышкиной, которую вы назначили моей невесте.

– Ах, вот оно что! А я, грешным делом, подумал, что вы раскрыли какой‑нибудь заговор.

– То, что сегодня произошло на приеме, почище любого заговора! Это Нарышкина надоумила принцессу целовать послов.

– Не надо преувеличивать, – отмахнулся Николай. – Все обернулось к добру, да и ваш поступок, надо признать, заслуживает всяческих похвал.

– Так вы не собираетесь наказывать Нарышкину? – побледнел Александр.

– Наказывать? Да ее бы наградить в самый раз!

– Значит, отныне вы будете раздавать награды за интриги против моей невесты?

– Фрейлину Нарышкину, – жестко сказал Николай, – следует наградить хотя бы за то, что она заставила вас, мой дорогой сын, наконец‑то обратить внимание на собственную невесту и вовремя прийти ей на помощь! Но в одном вы, тем не менее, правы – все хорошо в меру. Я сегодня же удалю Нарышкину. Можете сообщить принцессе, что, заботясь о ее здоровье, мы рекомендовали ее фрейлине свежий сибирский воздух.

Александр с благодарностью взглянул на отца и вернулся к Марии, но ее не оказалось на месте. Встревоженный, он бросился на поиски принцессы.

Мария была в своей комнате – она плакала, по‑детски утираясь ладонями, не стесняясь слез и ничего не замечая вокруг.

– Мари! – Александр почувствовал, как его сердце сжалось от братской симпатии и жалости. – Все позади! Успокойтесь! Нарышкина будет наказана и больше не потревожит вас своими измышлениями.

– Мне нет дела до противной фрейлины! – сквозь слезы вскричала Мария. – Все дело в вас!

– Во мне? – вздрогнул Александр. – Но у меня нет к ней никаких чувств…

– Вы опять говорите о Нарышкиной! А я – о человеке, ради которого я сюда приехала, и который остается по отношению ко мне холодным и неприступным!

– Вы заблуждаетесь, Мари! Ради вас я перецеловал сегодня весь дипломатический корпус!

– Да, вы спасли меня на приеме, и я благодарна вам за это! Но… – принцесса подняла па Александра свои прекрасные, полные слез и тоски глаза. – Если бы вы слышали себя в тот момент! Я поняла, что вы видите во мне лишь младшую сестру, которая нуждается в опеке. Или в лучшем случае – друга, но не возлюбленную.

– В Гессен‑Дармштадте вы думали иначе, – смутился Александр.

– Увы, это все в прошлом. Я приняла решение, ваше высочество, – я уезжаю!

– Нет! Невозможно! А как же наша свадьба? – вскричал Александр.

– Все кончено, – Мария усилием воли осушила слезы и встала с дивана, горделиво вскинув голову и вмиг обретя подлинную царственность в осанке и движениях. – Я не хочу быть вам в тягость, ваше высочество! Я не готова отказаться от своих иллюзий о настоящей любви даже ради трона. Я прощаю вам вашу сдержанность и благодарю за дружбу. Прощайте!

– Но Мари!..

– Оставьте, не усугубляйте и без того изнуряющие меня страдания! – буквально взмолилась принцесса.

Она хотела сказать еще что‑то, но не успела – дверь распахнулась, и на пороге появилась царствующая чета. Николай вел под руку Александру и явно пребывал в прекрасном расположении духа. Императрица, правда, немного дулась на него за самоуправство по отношению к Нарышкиной. Екатерина была ее кандидаткой, и, несмотря на то, что проявила излишнюю ретивость в исполнении собственных планов и поручения своей покровительницы, все же оставалась ей симпатична. Александра даже испытывала некоторую вину перед фрейлиной за то, что невольно втянула ее в конфликт с наследником.

– И нечего переживать! – отмахнулся на ее возражения Николай. – Если бы я отправлял навечно в ссылку всех хорошеньких и не в меру шустрых дам в нашем Отечестве, двор уже давно превратился бы в сборище выживших из ума старух и мужланов.

– Значит, она вернется? – государыня с надеждой взглянула на него.

– Дорогая, сейчас важнее благополучие брака нашего сына, и поэтому, прошу вас, проследуем к принцессе и поддержим ее.

Николай был настроен доброжелательно и вполне доволен прошедшим приемом, а потому заплаканное лицо Марии и напряжение, витавшее в комнате, когда они с императрицей вошли к принцессе, его удивило и расстроило. Император вопросительно посмотрел на сына – не он ли виновник происходящего, но Александр ответил ему столь растерянным и беспомощным взглядом, что Николай счел необходимым немедленно вмешаться в их разговор.

– Милая Мария! – император распахнул объятия и устремился навстречу вежливо присевшей в поклоне принцессе. – Вы были прелестны и столь непосредственны, что заставили нас всех вспомнить о временах, когда и нравы были проще, и отношения между государствами и людьми – менее неприязненными.

– О да, – без выражения добавила Александра, – вы проявили подлинные чудеса дипломатии, моя дорогая!

– Вы смеетесь, Ваше Величество? – растерялась Мария.

– Что вы! – Николай кольнул супругу быстрым и острым взглядом. – Мы признательны вам за мужество – этот трудный экзамен вы выдержали с честью.

– И я говорю Мари, что все прошло как нельзя лучше! – воскликнул Александр.

– А какое было единение – мой сын и вы! Такое взаимопонимание! Думаю, это дорогого стоит.

Надеюсь, ваша невеста тоже оценила это, Александр? – смилостивилась императрица.

– Но Мари более не желает быть моей невестой!

– Не преувеличивайте, – улыбнулся Николай. – К тому же вы сами виноваты – при дворе столько слухов о вашем увлечении Репниной!

– Княжна давно покинула двор, – мягко напомнила мужу Александра.

– Увы, ее госпожа решила последовать за ней. Мария только что объявила мне о своем возвращении домой, – развел руками наследник.

– Что это значит, принцесса? – в голосе императрицы послышалось искреннее недоумение.

– Неужели вы действительно собираетесь покинуть нас? – Николай взял руку Марии в свою и ободряюще пожал. – Нет‑нет, подозреваю, что ваши учителя в России привили вам страсть к розыгрышам, не правда ли?

– Ваше Величество! – тихо сказала Мария, опустив глаза. – Я благодарю вас за гостеприимство, но я должна вернуться в Гессен.

– Это необдуманный и необоснованный поступок! Вы уже возведены в ранг невесты наследника и не имеете права пренебрегать этим браком! – заволновался Николай.

– Возможно, Александр – вспыльчив и легкомыслен, но он достойный наследник российского престола… – начала Александра.

– Ваше Величество, – прервала императрицу Мария, – дело не в Александре Николаевиче. Это я недостойна его! Я буду плохой женой и не смогу выполнять все обязанности будущей государыни.

– Но почему, Мари? – Николай с изумлением посмотрел на нее.

– Я бы хотела сделать вашего сына счастливым. Но может ли нелюбимая жена составить счастье супругу?

– Вы ошибаетесь, Мари! У нас все будет хорошо! – бросился к ней Александр, но принцесса и на этот раз остановила его неожиданно резким и властным жестом.

– Вы уже говорили это, ваше высочество. Но этого никогда не будет! К чему терзать себя бессмысленной надеждой? Не отговаривайте меня! Я должна вернуться в Дармштадт и начать новую жизнь!

Александр с потерянным видом оглянулся на отца и мать, но обе царственные персоны ответили ему столь холодным и весьма говорящим взглядом, что он четко понял – грозы не миновать. Под сомнение была поставлена честь семьи и государства, и он – тому виной. Александр хотел сказать что‑то в свое оправдание, как дверь в комнату Марии снова распахнулась, и на пороге появился взволнованный Жуковский.

– Ваше Величество, ваше Величество, – Жуковский поклонился Николаю и Александре, – я не мог потревожить вас прежде, но сейчас вынужден вмешаться, ибо дело – срочное и не терпит отлагательств.

– Что еще? – недовольным тоном спросил Николай.

– Пропал Великий князь Константин…

– Что значит – пропал? – Николай воззрился на Жуковского, не предполагая в поэте еще и любителя неуместных шуток.

– После приема его высочество не появился в своих покоях. Воспитатели стали искать Константина Николаевича и нигде не нашли.

– Ах! – вскрикнула императрица.

– Проверьте все коридоры, загляните в каждый угол, в каждую щель! – велел Александр. – Под лестницами, в кладовых!

– Увы! – развел руками Жуковский.

– Не собираетесь ли вы таким образом дать нам понять, что это – заговор? – гневно спросил Николай.

– Ваше Величество! – вмешалась Мария. – Я знаю, что Константин Николаевич любит играть. Помните, как он однажды заигрался в зимнем саду?

– В шашки! – прошептала Александра.

– В солдатиков, – сурово поправил ее Николай.

– Помните? Он сидел тихо, как мышка, а все во дворце с ног сбились, разыскивая его? Возможно, Он и сейчас просто прячется где‑то, – предположила Мария.

– Да‑да, во дворце столько отдаленных комнат! – Александра с надеждой посмотрела на Жуковского, но тот лишь покачал головой.

– Хорошо, – Николай на минуту задумался, – принцесса, приношу извинения, что невольно ваши покои едва не превратились в штаб‑квартиру, и вынужден просить вас отложить завершение нашего разговора до того момента, как прояснится сие происшествие. Идемте, ma sher!

Николай кивнул императрице и покинул комнату Марии. Жуковский бросил на принцессу взгляд, полный извинений и искреннего сожаления, и вышел вслед за государыней. Александр двинулся за ними, но вдруг остановился и оглянулся на свою невесту.

– Мари! Умоляю, не спешите с выводами! Я хочу, чтобы вы дали мне еще одну возможность попытаться убедить вас не покидать Россию.

– Я подумаю, – после паузы прошептала Мария.

Александр с благодарностью вздохнул и тоже ушел.

Оставшись одна, Мария позвала камеристку и переоделась. Известие об исчезновении цесаревича Константина ее удивило – мальчик рос непоседливым, но вряд ли стал сознательно так пугать родителей. По лицу и тону Жуковского было ясно, что при дворе не на шутку переполошились.

Мария решила присоединиться к поискам. Они частенько с Костей играли в прятки, и мальчик знал все ходы и выходы дворца намного лучше своих воспитателей и даже родных. И если он до сих пор не объявился, значит, произошло что‑то серьезное, и Мария считала себя не вправе оставаться в стороне. Она симпатизировала Константину и почему‑то была уверена в том, что Костя – вылитый Александр в детстве. И еще и поэтому перенесла часть своей любви к наследнику на его младшего брата.

Спустившись вниз, она первым делом направилась к печным подсобкам. Они были связаны практически с каждой комнатой во дворце и представляли собой длинную и разветвленную сеть помещений, где находилось много мест, пригодных для игр мальчика с развитым воображением.

– Мари?! Что вы делаете здесь? – воскликнул Александр, увидев ее в подвале со свечой в руке.

Он оговорил за собой руководство поиском в подсобных помещениях и сейчас с гвардейцами осматривал каждый закуток, каждую нишу в проходах и коридорах.

– Я… – смутилась Мария, – я тоже ищу Костю… Я беспокоюсь за него.

– Вам не следует рисковать своим здоровьем в этих лабиринтах! – в голосе и взгляде Александра было столько тепла и участия, что Мария покраснела.

– Я думаю, что Константин где‑то здесь. Однажды он рассказывал мне о какой‑то французской книге. Ее герои прятались в подвале рыцарского замка от врагов и устраивали засады.

– Засады? – Александр оглянулся. – Этого здесь хоть отбавляй. Одни поленницы чего стоят! Куда вы, Мари?

– Я думаю, нам стоит поторопиться с поисками. Мальчик один и в темноте.

– Но мы осмотрели здесь все, и я уже собирался уходить.

– А что за этой дверью? – Мария указала на массивную деревянную дверь в стенной нише, обитую кованым железом.

– Она закрыта на засов снаружи. Вряд ли Константин мог оказаться там, – покачал головой Александр. – Давайте вернемся…

– И все же я хотела бы проверить свои предположения, – Мария просительно взглянула на Александра. – Подумайте сами, Константин мог вообразить себя героем недавно прочитанной книги, а это место удивительно подходит для осуществления его фантазий.

– Не смотрите на меня с таким укором, – извиняющимся тоном ответил ей Александр. – Я готов искать брата день и ночь без устали и думаю лишь о том, чтобы время, отведенное на поиски, не было потрачено напрасно. Но, тем не менее, я послушаюсь вас и узнаю, что находится за этой дверью. Идемте!

Александр протянул Марии руку и поднял над головой фонарь. Пламя свечи за стеклом заволновалось от движения, отбросив неясные и опасные тени. Мария с благодарностью улыбнулась цесаревичу и приняла его руку. Александр кивнул – в жесте принцессы было столько доверия, что он испытал новый прилив нежности к этой хрупкой, но такой мужественной девушке.

Подняв засов и открыв дверь, Александр осветил путь фонарем – луч света потерялся в длинном и мрачном коридоре, куда вела глубокая лестница.

– Что там? – Мария вошла в коридор вслед за ним и отпустила дверь.

Дверь, оставшаяся без опоры, беззвучно двинулась вперед, подгоняемая собственной тяжестью, и закрылась с глухим и сильным стуком. От удара внешний засов упал, металл ржаво скрипнул, и наступила тишина.

Мария вздрогнула и испуганно прижалась к Александру.

Цесаревич поднял фонарь и осветил дверь – она встала на место, плотно отгородив коридор от внешнего мира. Александр мягко отстранил от себя принцессу и попытался несколько раз толкнуть дверь плечом – бесполезно. Тогда он принялся стучать кулаками и в отчаянии ударил дверь каблуком сапога.

Мария поняла – их не слышно. Толщина дерева не позволила ударам пробиться наружу, а глубина подвала поглотила все остальные звуки.

– Мы заперты, – выдохнул Александр.

– Тогда, быть может, нам стоит пойти вперед? – предложила Мария.

– И найти там верную смерть?

– Нет, найти выход. Посмотрите, – Мария поднесла ближе свою свечу – ее пламя вздрогнуло и наклонилось. – Свеча указывает путь. Там – воздух, а значит – выход.

– Думаю, что выбора у нас нет, – согласился Александр и, взяв принцессу за руку, стал спускаться вместе с нею по лестнице.

Через несколько минут они уже шли по коридору в глубь лабиринта. Мария загасила свечу – Александр велел поберечь ее до того момента, как погаснет свеча в его фонаре. Под ногами то и дело попадались камни, и, спотыкаясь, невеста все теснее прижималась к Александру. Ей было страшно, но спокойствие и твердая рука наследника внушали Марии уверенность в благополучном исходе дела.

– А в том, что мы пропали, – весело сказал Александр, – есть свой резон. Теперь всех нас станут искать с утроенной энергией. Как вы думаете, Мари?

Принцесса хотела ответить, как вдруг ей почудился какой‑то звук.

– Не печальтесь, мы выберемся, – попытался приободрить ее Александр, но Мария остановила его.

– Слушайте! – она прижала палец к губам.

– Что? – не понял Александр.

– Кто‑то плачет.

– Я думал, призраки живут только в английских замках, – рассмеялся Александр.

– Вы не поняли, – с горячностью воскликнула Мария. – Это плач. Это… Константин! Костя! Ваше высочество! Вы слышали?

– Не знаю, – покачал головой Александр. – Возможно, вам все же показалось.

– Нет, это его голос! Константин? Где вы? – Мария бросилась вперед.

Александр побежал за нею. Господи! – с ужасом подумал он. – Она же переломает ноги в этой темноте!

– Помогите! – донесся издалека слабый голос, похожий на голос Константина.

– Это там! – вскричал Александр. – Это Костя! Это он!..

– Помогите! – плакал мальчик, цепляясь за руку Марии, первой добежавшей до него.

– Костя, Костя, что с вами? Вы ранены? – то и дело спрашивала принцесса, пытаясь разглядеть, что же произошло.

Подбежавший Александр осветил их – Великий князь лежал на земле, его нога была в крови.

– Я не могу выбраться! – плакал Константин. – На меня что‑то свалилось! Мне больно, очень больно!

– Должен вам сказать, молодой человек, – строгим тоном произнес Александр, едва придя в себя от потрясения, и, наклонившись, посветил, чтобы осмотреть рану брата, – что офицеры никогда не плачут, особенно при дамах!

– Дама и сама готова разрыдаться, – улыбнулась сквозь слезы Мария. – Но это от счастья! Я так рада, что мы нашли вас, Костя! Но как же вы здесь оказались?

– Папа сказал, что я ему мешаю, вот я и хотел найти место подальше. Ой!

– Потерпи. Как это случилось? – тихо спросил Александр, снимая с себя китель и закрывая им пострадавшую ногу мальчика.

– Кажется, я заблудился, – виноватым тоном сказал Константин. – Я увидел проем в той стороне (он показал рукой), но, когда я стал выбираться через него, свод осыпался, и на меня упали камни. А потом потух фонарь, и я закричал.

– Слава Богу! Мы подоспели вовремя, – кивнул Александр. – Еще немного и вас, мой дорогой, атаковали бы крысы.

– У него жар, – тихо сказала Мария, положив ладонь на лоб мальчика. – Я думаю, Александр Николаевич, вам надо идти за помощью. И немедленно!

– Я не могу оставить вас здесь одних!

– Не только можете – должны! Промедление смерти подобно, – твердо сказала Мария. – Это единственная надежда на спасение Константина.

– Но… – Александр оглянулся на брата, потом перевел взгляд на принцессу. – Вы правы. Я выберусь и приведу подмогу.

– А ты скоро вернешься? – слабым голосом спросил Костя.

– Как только Мари без запинки сможет произнести «На дворе трава, на траве дрова», – улыбнулся Александр. – Пообещай, что позаботишься о ней. Ты – единственный мужчина, кто сумеет ее защитить.

– Я никому не дам принцессу в обиду! – воскликнул Константин.

– Вот и славно, – Александр погладил брата по голове и обернулся к невесте. – Я должен идти.

– Мы будем ждать вас, – кивнула она. – Постарайтесь быть осторожным. Да хранит вас Господь!

– И вы берегите друг друга, – Александр поцеловал ей руку и прошептал:

– Я восхищаюсь вами, Мари!

– Поторопитесь, вате высочество, – так же тихо ответила она. – А за нас не беспокойтесь. Нас двое. И с нами – моя свеча. Пришло ее время.

Мария проводила уходящего Александра долгим и пристальным взглядом. Цесаревич опять тронул ее сердце, и ей на миг почудилось, что все еще возможно, что все будет хорошо…

Она не знала, сколько времени они провели с Константином в подвале. Мария прижала к себе мальчика, пытаясь согреть его своим телом, и все сожалела о своей неосмотрительности – она не догадалась взять одежду потеплее. Мария обнимала цесаревича и то и дело развлекала его рассказами из своей жизни – смешными и грустными, но всегда добрыми и похожими на сказку.

Поначалу Константин слушал внимательно, но потом принцесса поняла – он устал и засыпает.

– Не спите, ваше высочество, – шептала она и старалась привести мальчика в чувство. – Скоро нас найдут. Александр спасет нас – я верю ему!

– Что это? – вдруг испуганно спросил Константин. – У меня намокли ноги.

Мария поднесла огарок свечи поближе к его раненой ноге – она боялась, что это кровь, но дело оказалось намного хуже.

– Вода? – растерялась Мария. – Откуда здесь вода?!

Константин снова испугался и захныкал. Мария поставила свечу на выступ в стене и принялась перетаскивать мальчика повыше. Костя застонал, но тут же взял себя в руки и закусил губу. Принцесса с благодарностью посмотрела на него – его стойкость придала ей новые силы. Она снова приподняла мальчика, обхватив его обеими руками, и усадила на выступе рядом со свечой.

– Господи, – про себя молилась Мария, – помоги ему! Я ни о чем тебя не буду просить, даже если мне придется вернуться домой, даже если Александр не будет смотреть в мою сторону… Я не стану роптать. Я все приму со смирением, только помоги ему, Господи! Не дай ему умереть, Господи!..

 

* * *

 

– Это всего лишь легкая лихорадка, – успокаивающе сказал доктор Мандт, проверив пульс на ее руке, и обернулся к камеристке. – Проследите, чтобы она через два часа еще раз приняла это лекарство. И я уверен, что к утру жар спадет.

– Я жива? – с трудом разлепив ссохшиеся губы, спросила Мария.

– О, да! – улыбнулся Мандт. – Вполне.

– А Константин? Костя?! – Мария попыталась приподняться на кровати.

– Лежите, – остановил ее доктор. – Вы спасли его. А Александр Николаевич спас вас.

– А нога, его нога?

– Ничего опасного – ушибы, ссадины. Как у всех отчаянных мальчишек.

– Благодарю тебя, Господи! – с облегчением воскликнула Мария.

Она обвела глазами комнату – все осталось, как прежде, словно ничего не случилось. Вот только у нее чуть‑чуть кружилась голова, и было жарко. И еще немного скребло в груди влажным кашлем.

– Вы должны отдохнуть, – настойчиво произнес доктор Мандт. – Закройте глаза и постарайтесь заснуть.

Мария медленно кивнула ему и опустила веки.

– Вы – такая красивая и такая храбрая, – почудился ей рядом голос Александра.

– О, если бы это было правдой… – прошептала она.

– Я восхищаюсь вами, я обожаю вас. Вы нужны мне.

– О, если бы… – принцесса почувствовала, как слеза скатывается по ее щеке, и открыла глаза. – О Боже! Александр, это вы?!

– А вы думали, что я вам снюсь? – улыбнулся Александр.

Он стоял на коленях перед ее постелью.

– Но что вы делаете здесь?

– Пытаюсь завершить наш разговор.

– Мне так неловко…

– Молчите, Мари, молчите и слушайте, – Александр поцеловал ее руку. – Вы не уедете. Вы не можете уехать! Вы дороги мне, как никто в этом дворце. В этом мире. Вы – мужественная, вы удивительная. Необыкновенная. Все вами восхищены. Костя в вас души не чает. И даже Ее величество растрогана. А император преисполнился к вам еще большего уважения.

– Мне кажется, что вы путаете любовь с чувством благодарности, – с сомнением сказала принцесса.

– А мне кажется, что пришло время вам самой поверить в мои чувства к вам.

– А они есть? Если бы я точно знала, что вы любите меня…

– Мари, в моей жизни нет никого, кроме вас! Да, я был увлечен и, наверное, не однажды. Но время все расставляет по своим местам. То, что произошло сегодня, заставило меня по‑иному взглянуть на вас и иначе оценить мое отношение к вам. Я понял, вы – это серьезно! Мое чувство к вам не похоже на увлечение или на страсть, в которой легко сгореть и которая проходит так же быстро, как и возникает. Отныне я знаю, любовь – это нечто более высокое и постоянное. И я признаюсь вам, что испытываю это чувство именно к вам, Мария, и умоляю вас – не покидайте меня!

– Все это так неожиданно, – смутилась она. – Я была уверена, что в вашей жизни есть другие женщины.

– В моей жизни есть только вы! Вы – та, что обладает всеми качествами, которые я хотел бы видеть в своей жене – будущей императрице и матери моих детей! Сегодня я, наконец, понял, что вы – единственная, кто мне нужен. И я не хочу потерять вас! Я… – Александр выдержал паузу и, собравшись с духом, произнес. – Я люблю вас.

– Господи! – расплакалась Мария. – Как долго я ждала от вас этих слов! Я не знаю, не знаю, что мне делать…

– Вам больше ничего не надо делать – просто останьтесь со мной…

И наследник с надеждой заглянул ей в глаза.

 

Глава 7. Обман

 

– Сгинь, нечистая, сгинь! – старый слуга, торопливо осеняя себя крестным знамением, выбежал из гостиной, едва не сбив Анну с ног.

Матвеич, с незапамятных времен служивший в городском доме Корфов, помогал ей разбирать привезенные из имения вещи. Старик он был добрый, но немного с гонором – почитай, столько лет вращался в столице, видал в этом доме господ из высшего света, нахватался хороших манер и строжайшим образом следил за порядком и сохранностью барского имущества.

Боязливым Матвеич никогда не слыл, но за эти два дня надоел Анне нелепыми страхами и причудами. Он то и дело прислушивался к шорохам и скрипам и уверял, что в доме поселилась нечистая сила. «Это у тебя от одиночества», – пыталась успокоить его Анна. Она была уверена – привык старик к тишине в доме, а со смерти Ивана Ивановича петербургская резиденция Корфов просто пустовала, вот и мерещится всякое. Но Матвеич клялся, что ходит кто‑то в доме, почитай, с их приезда. Вот те крест!..

Анна жалела его и не спорила. Ей было не до суеверий старого мажордома. Уже второй день она ждала вестей от князя Оболенского, которому сразу написала. Никита отнес ее записочку в приемную Дирекции Императорских театров, но проходили часы, дни, а ответа все не приходило. Анна не знала, что и думать. Возможно, на молчание Оболенского повлияли ее отношения с Михаилом? И хотя Анна никогда не думала о людях плохо, вдруг заподозрила в этом происки Корфа. Владимир вполне способен был уговорить Оболенского отказаться от своих намерений.

Но нет, нет, сама себя убеждала Анна, Владимир стал другим, он не мог так с ней поступить! Не мог!..

– А‑ааа! – заметался вокруг Анны старый слуга.

– Да что с тобой, Матвеич? – остановила она его. – Или почудилось что?

– Сундук! Сундук шевелится! – закричал Матвеич. – Святы, Господи, сохрани и помилуй!

На крики в гостиную с топором влетел Никита с решительным видом. В отличие от Анны, он к рассказам Матвеича отнесся с полным пониманием, правда, по другой причине. Дурных людей всюду хватает, пояснял Анне Никита, а дом‑то стоит на виду – пустой, знай! – заходи да бери, чего под руку попадется. И поэтому он стал со вчерашнего дня держать поближе топорик и даже наточил его для верности.

– Воры? Где? Кто? Убью! – устрашающе размахивая своим страшным «оружием», пригрозил кому‑то неизвестному заполошный Никита.

– Никитушка! – не на шутку перепугалась Анна. – Ты что же это? Из пушки да по воробьям? Матвеичу привиделось, а ты – сразу в драку. Успокойся, пожалуйста, и топорик отпусти.

– А? Что? – растерялся Никита и медленно опустил топор. Осмотревшись, он виновато потупил голову и спрятал руку с топором за спину. – Ты уж извини, Аннушка, испугался я – думал, на тебя напали.

– Мы же не в лесу и не на большой дороге, – улыбнулась Анна. – Просто Матвеич увидел что‑то и сразу в крик.

– А ты сама‑то проверь, – недовольным тоном пробурчал слуга, понемногу успокаиваясь при такой завидной подмоге. – Сказали – платья там театральные, побрякушки всякие, а сундук‑то тяжелый! Никитка тащил, чуть паркет не попортил. Красота там, говорит. Да какая же это красота, коли она пудов на десять тянет!

– Не может этого быть, – удивилась Анна. – Я же бесприданница, откуда мне такие богатства в сундук загружать?

– Разве что Варвара разносолов тебе подложила? – предположил Никита.

– А ты бы заместо того, как рассуждать про всякое, взял бы да заглянул в сундук, – ехидно подначил его Матвеич. – А то тем и силен, что топориком попусту размахивать.

– Запросто, – храбро сказал Никита, подошел к стоявшему посередине гостиной сундуку и открыл его.

Крышка со стуком откинулась.

– Батюшки святы! Глаза… – прошептал Никита и замер на месте, как вкопанный.

– Чего уставился или видишь впервой? – раздался из глубины сундука знакомый всем голос, и из театральных костюмов и платьев на свет выкарабкалась слегка помятая и растрепанная Полина.

– Полька?! – ахнул Матвеич.

– А ты что здесь делаешь? – воскликнул вслед за ним Никита.

– Да я… – Полина на мгновенье задумалась и вдруг быстро затараторила:

– Я платье себе присмотреть хотела, на память об Анне, да споткнулась, головой ударилась, сама не знаю, как в сундуке и оказалась.

– Господи, – всплеснула руками сердобольная Анна, – как же ты не задохнулась там, бедная?

– Головой ударилась, говоришь? – с сомнением сказал Никита. – Что‑то у нас в имении слишком много стало поврежденных на голову. Эпидемия какая разве?

– Ох, и напугала ты нас, девка! – покачал, головой Матвеич. – Ладно, чего расселась‑то, вылезай! Коли приехала – помогай прибираться, не сахарная.

– А ты мною не командуй! – тут же дала отпор слуге бойкая Полина. Она вылезла из сундука и поправила платье. – Я, может, тоже славы хочу. Я о театре мечтаю.

– Вот что, Никита, – Анна, наконец, оправилась от изумления, – пока барин не спохватился, надо Полину срочно отправить обратно. Запрягай сию минуту лошадь!

– Нет уж! – Полина поставила руки в бока и набычилась. – Лихо ты чужими жизнями распоряжаешься, смотри‑ка, барышня нашлась! Ты мне не указ, и слушать я тебя не собираюсь. Я барином выбрана, и потому сама себе голова.

– А с головой у тебя, судя по всему, плохо, если ты сама себя под плеть подводишь, – твердо сказала Анна. – Никита, Матвеич, оставьте нас, я с Полиной поговорить хочу.

– И не подумаю! – замотал головою Никита. – Забыла, какие гадости она тебе делала? За ней глаз да глаз нужен!

– Но я прошу тебя…

– Хорошо, – подумав, согласился Никита. – Пошли, Матвеич. Я буду недалеко.

Закрыв за ними дверь в гостиную, Анна обернулась к Полине, которая сосредоточенно грызла ногти на руке. Была у нее такая привычка по нервности.

– Полина, если бы ты знала, как я хорошо тебя понимаю, – по‑доброму начала Анна. – Прежде и я думала, что на свободе – рай земной. И вот свершилось – отныне я вольна делать все, что угодно, но счастья это мне не принесло. Я осталась одна и не знаю, как мне поступать, куда идти. От князя Оболенского известий нет, как будто он передумал…

– А ты к барину возвращайся, он тебя завсегда примет, – перебив ее, хмыкнула Полина. – Вот только смотрю, ты особо назад в деревню не торопишься.

– Что ты! – воскликнула Анна. – Я к нему.., то есть в имение никогда не вернусь! А вот тебе лучше отправиться домой. И ты не бойся – я придумаю для тебя оправдание. Обещаю. Никто и не подумает, что ты сбежать хотела.

– Благодетельница! – издевательски рассмеялась Полина. – Мне твоя забота не в радость. И заступаться за меня не смей! Противно мне помощь от тебя принимать. Всюду ты мне поперек горла!

– Зря ты так, Полина, – растерялась Анна. – Я зла никому не желаю. Я объяснить тебе хочу – даже мне дорожка на сцену не открылась. Поманило, поблазнило счастье, и – все.

– Конечно! Куда уж нам, простым смертным! Если королеву к императорской сцене не подпустили, то чего нам, дуракам холопам, мечтать!

– Прости меня, пожалуйста, я совсем не то хотела сказать!

– Может, у меня таланта поменьше, чем у тебя, – зло фыркнула Полина. – Но сидеть сложа руки я не буду и своего добьюсь!

– Послушай… – Анна пыталась остановить Полину, но та оттолкнула ее и бросилась прочь из гостиной.

Анна развела руками. Очевидно, Полину изводила ревность. Анна вздохнула – неужели это и есть ее судьба? Полина как будто привязана к ней с самого детства, вот только ей, бедной, досталось все плохое, от чего уберегла Анну любовь старого барона. За то, что Анне позволялось, Полину наказывали. Того, что было Анне дано, Полина была лишена – почти родительской ласки и заботы Корфа, благородного воспитания. Анна не знала домашнего труда и читала господские книги. Полину же и за помоями гоняли, и грамоту она освоила с трудом и слишком поздно. Анна на сцене играла героинь – Полине доставались мелкие рольки, а чаще она вообще стояла «у воды». Вся ее жизнь, по сравнению с Анниной, оказалась с точностью до наоборот, словно отразилась в кривом зеркале, где правда становится кривдой, а красивое – уродливым. И хотя внешне Полина была заметнее и статнее Анны, она скорее пугала, чем притягивала.

Анна оглянулась – в доме стояла тишина. И он напомнил ей заколдованное царство. Как будто по воле злого волшебника оно погрузилось в бесконечный сон, пробудить который могла лишь любовь. Но любовь ушла из этого дома вместе с Иваном Ивановичем. Анна прошла по гостиной – все, как и прежде, все на своих местах… Тот же рояль, тот же диван, за которым любил сиживать старый барон, когда она музицировала для него. Шкаф и стол с вазой для цветов. Вот только цветы уже давно никто сюда не приносил. И больше никто не играл с тех пор на рояле. Анна подошла к нему и, присев на банкетку, открыла крышку.

Анна взяла первый аккорд и испугалась – в нежилой тишине звуки поначалу гулко рассыпались пугающим эхом. Она вздрогнула и опустила руки, но потом снова прикоснулась к клавишам. Звуков стало больше, и они заполнили гостиную, пробудили ее. Анна выбрала Моцарта. Иван Иванович любил изысканную простоту его мелодий и называл его музыку мажорной, праздничной. Моцарт был ему по душе – легкий и жизнелюбивый, торжественный, но без излишнего пафоса, строгий, но без угнетающего душу менторства. Корф называл Моцарта сказочником и считал его музыку волшебной…

Диссонансом громко и противно скрипнули створки двери. Анна смутилась и перестала играть. Она обернулась и посмотрела на вошедшего.

– Никита? Что случилось на этот раз?

– Я помешал, прости… Но Полька, как дурная, вылетела из дома. И что с ней такое творится!

Никита был бледен. Все это время он стоял за дверью и слушал, как Анна играет. Никита боялся пошелохнуться. Звуки завораживали его, как будто заговаривали, отгоняя плохое прочь – от него, от Анны, от этого дома, из этого мира.

– Это я виновата, – с грустью кивнула Анна. – Хотела помочь ей, а вышло иначе – зря обидела.

– Да разве ты можешь кого обидеть! – покачал головой Никита. – Видать, растревожила она тебя. Но ты лишнюю вину на себя не бери, лучше вспомни, сколько раз она тебя ни за что обижала. Сколько ты от нее натерпелась! Пусть теперь сама попробует и поймет, каково это.

– Как может полегчать, если ты другому больно сделал? Нет, Никита, мне от собственной грубости еще больней!

– Ох, и маешься же ты! Послушай, а, может быть, тебе еще раз написать князю Оболенскому?

– Нет, – покачала головой Анна. – Не хочу прослыть бездарной да еще и навязчивой!

– Так ведь давно уже должны были сообщить, на какое время назначено прослушивание! – воскликнул Никита.

– А, может быть, господин Оболенский вообще передумал.

– Что же он тогда за директор, если у него сегодня одно на уме, а завтра – другое?! – возмутился Никита.

– Вдруг после нашего разговора там, в имении, он решил, что для меня сцена – не самое главное в жизни?

– Нет! Все знают, что ты мечтаешь стать актрисой. И Иван Иванович так хотел. А давай я побегу к князю, разведаю чего…

– Что ты, что ты! – замахала на него руками Анна. – Негоже так! Стыдно на глаза лезть. Ждать буду, пусть судьба сама распорядится, как положено.

– И где ты только силы берешь, чтобы все терпеть да обиды сносить? – вздохнул Никита и, заглядевшись на нее, вдруг потерял самообладание. – Аня, милая ты моя…

– А вот это ты зря, Никита, – тихо сказала она, отстраняясь от его объятий. – Говорили мы уже с тобой, не стоит душу попусту ворошить…

Никита хотел возразить ей, но в гостиную степенно вошел Матвеич и торжественно произнес:

– Письмо. Анне Платоновой. Лично.

Анна тут же бросилась к нему и взяла с серебряного подноса продолговатый конверт. Она не решилась раскрыть его сразу и с повлажневшими от волнения глазами оглянулась на Никиту.

– Наконец‑то, дождались! – выдохнул он. – Читай! Читай скорее!

Анна улыбнулась и вскрыла ножичком конверт. Потом она достала и развернула присланную из Дирекции театров бумагу и прочитала письмо… Ножик выпал из ее рук, Анна покачнулась. Матвеич поддержал ее под локоть и неодобрительно покачал головой – упавший ножик едва не повредил паркет.

– Мне отказано… – прошептала Анна. – Господин Оболенский не желает даже прослушать меня!

– Этого не может быть! – воскликнул Никита.

– Увы… – развела руками Анна. – Впрочем, я сама виновата…

– Ты тут ни при чем! – настаивал Никита. – Мы прямо сейчас поедем к князю Оболенскому и сами спросим его, почему он передумал. Я не верю этому письму! Я помню, как ему понравилось твое пение… Ты рождена для сцены. Когда ты играешь, сердце замирает. Это все несправедливо, не правильно!

– Никита! – остановила его Анна. – Не вини никого. Я и сама не знаю, что со мной происходит. И, быть может, князь почувствовал эти перемены. Это прежде мне ничего, кроме сцены, не надо было, а сейчас…

– Это вольная, – покачал головой Никита. – Я знаю, я сам это испытал. Первое время все не мог решиться – куда идти, что делать… И к старому возврата нет, и будущее кажется таким неясным и пугающим. Поверь, это пройдет. Ты потом не простишь себе, что отказалась от своей мечты.

– А моя ли это мечта, Никита? – Анна вздохнула. – Да, мне нравится играть, свет рампы манит меня. Но это то, что мне внушил Иван Иванович, он передал мне свою любовь к театру. Он хотел, чтобы я стала актрисой. И это ради его памяти я приехала сюда.

– Не говори так, Аннушка, ты прямо живешь на сцене!

– Вот то‑то и оно… А где же настоящая жизнь, настоящие чувства? Нет, нет, я не должна спешить! Я хочу понять, что мне на самом деле важнее. Судьба предоставила мне выбор, и я обязана воспользоваться этим шансом. Я намерена сама решить, как мне жить дальше.

– Иван Иванович не простил бы тебе, что ты так быстро сдалась!

– А я и не сдалась! – улыбнулась Анна. – Не получилось стать актрисой – значит, не суждено. Получится что‑то другое.

– Поговори с Владимиром Ивановичем, он поможет, – никак не хотел поверить в искренность ее слов Никита. – Он обещал.

– Я не нуждаюсь в его помощи, я справлюсь сама!

– Ты.., любишь его? – вдруг тихо спросил Никита, глядя ей прямо в глаза.

– О чем ты? – Анна почувствовала, что краснеет. – Нет, нет! Нет!

– Тогда почему ты отказываешься?

– Потому что я не хочу ни от кого зависеть.

– Так ты решила уйти?

– Думаю, да. Я сниму комнату, устроюсь гувернанткой или буду давать уроки пения. Я не пропаду!

– Аня!

– Я прошу тебя, Никита, оставь меня сейчас. Я хочу собраться с мыслями. Ты хороший друг, и я тебе благодарна за сочувствие и поддержку, но, пожалуйста, позволь мне самой рассудить свою дальнейшую жизнь.

Анна поняла, что Никита обиделся, но у нее более не было сил убеждать и уговаривать его не мешать ей обдумывать, вероятно, самое важное в ее судьбе решение. Никто не мог понять ее лучше ее самой, а она сама себя не понимала. Как будто дорога привела Анну к былинному камню, за которым любой путь ведет в никуда или черт куда знает. И сейчас ей стали бесполезны чьи‑либо советы, ибо лишние разговоры только увеличивали сомнения, а колебания грозили расшатать такое хрупкое равновесие в ее душе.

Когда Никита, понурившись, ушел, Анна еще раз пересмотрела свои театральные наряды и вдруг поняла, что не испытывает к ним никакого пиетета и прежнего трепета. Она решительно вышла из гостиной и поднялась в свою комнату. Там собрала в саквояж все самое необходимое, что окажется полезным на первое время, и оделась потеплее. Потом черным ходом Анна спустилась на двор и, оставшись незамеченной, направилась прочь от дома.

На улице кружила легкая метель, и вскоре Анна поняла, что ресницы обледенели и слиплись. Она остановилась, чтобы протереть глаза, и тотчас услышала над собой испуганный окрик и увидела вздернутую натянутыми поводьями лошадиную морду. На мгновенье Анна остолбенела, потом выронила из рук саквояж и без чувств упала в снег на тротуаре…

 

* * *

 

– Где она? Где Анна?! – закричал с порога Оболенский, врываясь в гостиную Корфов.

– Не гневайтесь, барин, не знаю, – тихо ответствовал Никита.

Он сидел на диване в тулупе, все еще поеживаясь от холода, и пил принесенный ему Матвеичем чай.

– То есть как это – не знаете? – растерялся Оболенский.

– А вот так! – метнув в его сторону недобрый взгляд, отрезал Никита. – Я ее уже полдня ищу! Весь дом обыскал, на чердаке и в подвале смотрел. Все соседние улицы обегал, до последней косточки промерз… Нет ее нигде, как сквозь землю провалилась… Ушла она…

– Как ушла? Почему ушла?!

– А вы не знаете? Да вот как письмо ваше с отказом получила, тихо собралась и ушла. Совсем ушла!

– Да что ты заладил, голубчик! Человек – не иголка в стоге сена, не могла она просто так в воздухе раствориться!

– А если и растворилась, вам‑то что? Вы свое дело сделали – Анна последнюю надежду потеряла! Вот и сгинула…

– Кто – «сгинула»? О ком речь?

Никиту аж подбросило – на пороге гостиной стоял Корф. За ним виднелась женская фигура. Никиты подумал – это Анна с ним пришла, но потом разглядел, что женщина – та, что гостила недавно у Долгоруких, госпожа Болотова, кажется.

– Владимир Иванович! – бросился к нему Никита. – Аннушка пропала!

– Что значит – пропала?! – Корф побледнел, шагнул навстречу Никите и вдруг заметил Оболенского. – Сергей Степанович? Что здесь происходит?

– Видите ли, – немного смущенно принялся рассказывать тот, – я немного приболел и велел своему инспектору принять Анну. И вдруг он сообщает мне, что прослушивание прошло ужасно, что Анна бездарна и откровенно домогалась его. В связи с чем, он на свой страх и риск отписал ей отказ и передал письмо сюда. Я был потрясен и велел разыскать Анну немедленно и привести ко мне. И вот он приезжает с той несносной девицей, что сидит сейчас в моей карете. Если вы позволите привести ее…

– Я мигом! – кивнул Никита и выбежал из гостиной.

– Хорошо, – кивнул Корф и велел толкавшемуся позади него Матвеичу взять вещи его спутницы и отвести ее в одну из гостевых комнат.

Женщина пыталась пробиться для приветствия к Оболенскому, но Корф невежливо вытолкал ее за дверь и плотно закрыл обе створки. Потом предложил Оболенскому присесть. Тот поблагодарил, но отказался – князь был взволнован и не находил себе места.

– Просто нелепость какая‑то! Эта мошенница явилась в театр на прослушивание вместо Анны! Но, однако, неудивительно, что мой помощник, господин Шишкин, просто выгнал ее – я помню ее вопли в библиотеке у вас в имении! Это зрелище трудно забыть – худшего балагана нет даже на тьмутараканской ярмарке! И я ничего не мог сделать, меня не было в театре…

– Сергей Степанович, – мягко сказал Корф, – прошу вас успокоиться. Эмоциями делу не поможешь, сейчас вернется Никита, и мы во всем разберемся.

– Представляю, что чувствовала бедная девочка, получив отказ! – не унимался Оболенский. – Талантливые люди так хрупки, так чувствительны! Понятно, что она не выдержала позора и ушла. Что скажет Иван, глядя на нас с высоты Небес?

– А ну, иди! – Никита втолкнул в гостиную сердитую Полину.

– Я здесь ни при чем, – тут же принялся объясняться вошедший следом Шишкин. – Я Анну Платонову прежде не видел. Эта сказала, что она Анна. И стала читать. Преотвратительно, скажу я вам. Потом еще и танцевать хотела, но я ее выгнал‑с, выгнал‑с взашей! Слава Богу, что ей мало показалось, и она опять пришла, и все домогалась до Сергея Степановича, а он‑то ее и раскрыл.

– Довольно! – закричал Корф. – Полина, негодная, что ты делаешь здесь?!

– Хотела в актрисы поступить! – истошно завопила Полина, вырываясь из рук Никиты и бросаясь в ноги хозяину. – Невиноватая я, барин! Анна сама ушла, собрала вещи и ушла!

– Никита, куда ушла Анна?

– Все обежал, барин, – Никита в отчаянии развел руками. – Не знаю, где еще и искать‑то… С ног сбился. Из‑за нее все!

Никита замахнулся на Полину, и та поспешно отбежала от него в дальний угол гостиной.

– Надо что‑то делать! – воскликнул Оболенский.

– Я здесь ни при чем, – снова принялся оправдываться Шишкин.

С того дня, как в его кабинете появилась эта мнимая Анна Платонова, вся его жизнь пошла кувырком. Обычно степенный и вальяжный Оболенский кричал уже второй день, срывая на нем зло. И кроме прочего, испортил ему всю обедню – девица‑то податливой оказалась, можно сказать, почти отдалась и совершенно безвозмездно, хотя он ей не то, чтобы протекцию, но репетиторство пообещал. А тут – крик, гам!.. Девицу хватай, держи, точно он жандарм какой!

– Она из «Онегина» читала – ужас! – продолжал заискивающе объясняться Шишкин.

– Почему Анне можно, а мне нет? – буркнула из своего угла Полина.

– Потому, что не всем Господь талант дает! – гневно воскликнул, обращаясь к ней, Оболенский. – Не всем!

– Сергей Степанович всегда золото от посредственности отличить умеет! – поддакнул Шишкин.

– Да мне хотя бы капельку того, что есть у Анны! – со слезами воскликнула Полина. – Я была бы самым счастливым человеком на свете!

– На чужой беде счастья не построишь! – замахнулся на нее Никита. – Ты бы лучше подличать перестала! Теперь‑то я понял, что за призрак по дому шастал! Это ты в сундук забралась и тайком с нами приехала, а потом Анной прикинулась. Ух, я тебе!

– Тихо! – велел молчавший до этого момента Корф. – Оставим препирательства до лучших времен. Никита Матвеевич, слушайте меня – с этой глаз не спускать, пока я не вернусь! С ней разберусь позже. Сергей Степанович, позвольте мне проводить вас. Обещаю, что найду Айну живой и невредимой. И она сможет еще раз встретиться с вами.

Проводив Оболенского, Корф проверил, как устроилась Ольга. Он вежливо постучал в дверь и дождался бархатного: «Войдите».

– Как я понимаю, вы опоздали? – сочувствующим тоном поинтересовалась Ольга.

– Невозможно угнаться за химерами, утром они все равно исчезнут, – пожал плечами Корф.

– Не пытайтесь казаться равнодушным, – улыбнулась Ольга. – И, кстати, почему вы до сих пор здесь? Вам уже следовало отправиться на поиски вашей Анны.

– Я так и сделаю, но хочу быть уверенным, что за это время вы не выйдете из моего дома и…

– Клянусь, – Ольга иронически подняла руку, словно принимала присягу, – что не сделаю ничего предосудительного. Правда, с одним условием…

– Я слушаю вас.

– Ваш дом не представляется мне обитаемым, а я привыкла к уходу и вниманию…

– Выражайтесь яснее, – прервал ее Корф.

– Мне просто необходима служанка. Кто‑то должен помочь распаковать вещи, купить для меня еду и подогреть воду для ванной.

– Вы можете обратиться за помощью к моему мажордому… Хорошо, хорошо, не надо капризов. Я пришлю к вам одну крепостную. Ее зовут Полина…

 

* * *

 

– Как вы себя чувствуете, милочка?

Из‑под полуопущенных ресниц Анна увидела, как женская рука с длинными топкими пальцами в элегантной кожаной перчатке убрала от ее лица маленький флакон с нюхательной солью.

– Мы напугали вас, – у женщины было приятное контральто и сочувствующие интонации.

– Ничего страшного, вот только голова немного кружится, – Анна открыла глаза и увидела, что сидит в карете напротив красивой рыжеволосой дамы в дорогой собольей шубе.

– Все произошло так внезапно, кучер едва успел сдержать лошадь…

– Мне везет, – попыталась улыбнуться Анна.

– Разумеется, – кивнула дама, – у меня очень хороший кучер.

– Куда мы едем?

– Я никогда не посмела бы бросить пострадавшего на дороге. Тем более, что вы явно нуждаетесь в помощи.

– Нет‑нет, я здорова, я вполне здорова, и я не хотела бы обременять вас своими проблемами.

– Послушайте, милочка, – сказала дама с завидной настойчивостью, – я умею разглядеть человека, попавшего в беду. И дело не в том, что моя карета едва не сбила вас. Я вижу, что с вами что‑то случилось. И не пытайтесь разуверить меня в этом. Я слишком многое повидала в этой жизни. И, пока мы едем, расскажите, что с вами произошло. А я подумаю, как помочь вам. Знайте, и в столице вы можете встретить людей, которым не безразлична чужая судьба. Вы недавно в Петербурге?

– Да, – покоренная ее властным, но вполне доброжелательным тоном, призналась Анна, – я приехала, чтобы стать актрисой, но директор Императорских театров…

– Ах, как все знакомо! – воскликнула дама. – Вы не поступили на сцену и решили, что жизнь кончена?

– Я не бросалась под вашу карету, – заволновалась Анна, – у меня слезились глаза, и я хотела…

– О да, – понимающе протянула дама, – когда‑то и я прошла через это. Неужели у вас нет покровителя?

– Мне некуда идти, – Анна печально опустила голову.

– Не стоит предаваться унынию, – дама протянула руку к лицу Анны и ободряюще потрепала ее по щеке. – С вашей красотой в столице невозможно пропасть. И к тому же вам действительно везет – вы встретились со мной.

– Вообще‑то я искала работу, – смущенно произнесла Анна. – Я…я могу петь, играть на рояле. Я готова стать учительницей или гувернанткой.

– С такой внешностью идти в прислуги? – улыбнулась дама. – Не смейте и думать!

– Но где же я найду себе работу?

– О, не волнуйтесь, я знаю достаточно влиятельных персон, готовых прийти на помощь такой очаровательной юной особе. Поверьте, мы что‑нибудь придумаем.

– Но я даже не знаю, кто вы…

– Называйте меня мадам де Воланж. А твое имя, милочка?

– Анна.

Дама улыбнулась.

– Вот мы и приехали.

– А где мы?

– Там, где, прежде всего, вы согреетесь и поедите.

Карета подъехала к большому особняку с колоннами и садом, окруженным чугунной оградой. Кучер остановил лошадей и спустился, чтобы помочь дамам выйти. Анна была растрогана. Незнакомка проявила такое добросердечие, какое она видела лишь от своего драгоценного дядюшки, барона Корфа. Анна подняла глаза к небу и поблагодарила Ивана Ивановича за то, что он и с Небес охраняет ее и заботится о ней.

– Не стоит задерживаться на морозе, – дама приветливо подала ей руку. – У меня вы сможете отдохнуть и прийти в себя.

– Благодарю вас, – кивнула Анна и вместе с новой покровительницей вошла в дом.

Сбросив шубу на руки служанке в белоснежном передничке, надетом поверх строгого серого платья, мадам де Воланж велела подготовить для Анны комнату и отнести туда ее вещи.

– Не знаю, как вас благодарить, мадам, – промолвила Анна, с удовольствием осматривая дорого обставленную гостиную в модном французском стиле.

– Благодарить будете, когда я устрою вам шикарную и безбедную жизнь, а пока – располагайтесь.

– У вас прекрасный дом!

– Я люблю все красивое, – сказала мадам де Воланж, шутливо понизив голос до шепота, как будто признавалась в чем‑то недопустимом. – Идите с Верой, там вы сможете принять ванну и даже успеете полежать часок‑другой. А потом мы встретимся с вами в моем будуаре и поужинаем.

– Боже, это так любезно с вашей стороны! Ваша доброта достойна восхищения.

– Спасибо, милочка, мне приятно, что вы так искренни! Это ценное, весьма ценное качество. И очень дорогое. Так, ступайте, ступайте, встретимся за ужином.

Вера отвела Анну в комнату дальше по коридору. И, пока Анна распаковывала свой саквояж, служанка натаскала в круглую мраморную ванную горячей воды и вспенила воду ароматным мылом. Потом она подала Анне чистые простыни и предложила ей потереть бархоткой спину, но Анна смутилась и попросила оставить ее.

Это было похоже на чудо – богатый дом с любезной хозяйкой, ванная и возможность выспаться не думая ни о чем. Анна большим пальцем правой ноги осторожно попробовала воду и забралась в ванную – тепло немедленно успокоило ее, и страхи куда‑то улетучились, заботы испарились…

Когда Анна проснулась, за окном уже стемнело, в ее комнате кто‑то, по‑видимому, служанка, поставил зажженную лампу и убрал банные простыни. Анна потянулась на постели. Она лежала под расшитым золотом восточным балдахином, и отороченные кружевами наволочки и простыни излучали незнакомый пряный аромат. Как в гареме султана, – подумала Анна, вспомнив один из последних прочитанных ею французских дамских романов. Она чувствовала себя королевой, властительницей, ожидающей своего сказочного принца из «Тысячи и одной ночи».

Бросив взгляд на стул у трюмо, Анна увидела свое платье – оно было выстирано и отглажено, и поэтому казалось новым и дорогим. И, надев его, Анна ощутила свое соответствие этому дому и его хозяйке.

Анна уже собралась выйти из комнаты, когда за ней пришла все та же Вера и попросила следовать за ней. Но они не пошли в гостиную – двери в нее были закрыты, и из‑за них доносилась музыка – кто‑то легкомысленно музицировал. Словно издалека звучали веселые мужские и женские голоса.

Вера поманила Анну за собой дальше по коридору и через другие комнаты привела в будуар мадам де Воланж, где был накрыт ужин на двоих. Садясь за стол, Анна вежливо осведомилась, не отвлекает ли она хозяйку от ее гостей.

– Что вы, милочка, – успокоила ее мадам де Воланж, – я частенько устраиваю приемы для друзей моего покойного мужа. Но вы в моем доме впервые, и поэтому гости извинят мне мое отсутствие. Все они – люди высокопоставленные. Когда вы придете в себя от своих невзгод, вы поможете мне развлекать их светской болтовней и пением.

– Вы – как прекрасная феи из сказки, – с восхищением произнесла Анна. – Я так благодарна вам…

– Сказка еще впереди, моя дорогая. А пока, давайте приступим к трапезе. Уверена, что вы голодны….

Ужин был превосходным, а мадам де Воланж оказалась еще и приятной, умной собеседницей. Анна с удовольствием говорила с ней о театре и музыке, рассказывала о своих мечтах и планах. В ответ мадам де Воланж поведала ей историю своей любви – разумеется, несчастной, из‑за которой ей пришлось выйти замуж за человека вдвое старше ее, но со временем страсти улеглись, и она поняла, как много значит для женщины желание мужчины содержать и одаривать ее.

– Ах, нет, – покачала головой Анна. – Мне кажется, любовь – это самое главное в отношениях между мужчиной и женщиной.

– Вы еще так юны и неопытны, милочка, – улыбалась мадам де Воланж. – Мы, женщины, созданы для того, чтобы дарить наслаждение и доставлять удовольствие, а мужчины должны всячески благодарить нас за это. И, если вы позволите столь грубое сравнение, то наши отношения не могут не быть меркантильными – мы отдаем, они приобретают…

Потом мадам показала Анне своей инструмент. В ее будуаре стоял старинный клавесин с чудесным хрустальным звуком. Анна села к нему, и они вместе с мадам де Воланж спели пару романсов дуэтом, вполне довольные друг другом и общением. В завершение вечера мадам еще раз пообещала Анне, что в самом ближайшем будущем ее жизнь изменится к лучшему, и пожелала ей доброй ночи.

Утром сказка продолжилась, и Анна подумала, что и не просыпалась. После завтрака мадам де Воланж повезла ее к своей знакомой модистке, и они выбрали новое платье для Анны. Поначалу оно показалось ей излишне откровенным, но мадам де Воланж убедила ее отнестись к платью, как к театральному костюму.

– Открывая как можно шире декольте, милочка, – ворковала мадам, – вы открываете себя, свою душу навстречу любви и счастью.

И, внимательно присмотревшись к своему отражению в зеркале, Анна уступила ее настойчивости. Новое платье было роскошным, и Анна самой себе казалась в нем дамой из высшего света.

На обратном пути мимо них проехала карета, за окном которой Анне почудился Владимир Корф. И он, похоже, был не один. Анне показалось, что она разглядела рядом в салоне с ним женскую фигуру. На мгновение лицо и мысли Анны затуманились, но, почувствовав на себе удивленный и ободряющий взгляд мадам де Воланж, она улыбнулась и прогнала прочь нахлынувшую мимолетность. Кареты разъехались, и Анна подумала – мне просто привиделось, Владимир не может быть в Петербурге, а если я не ошиблась, значит, он уже встретил другую, и вообще – какое мне до всего этого дело?..

После обеда ее покровительница убедила Анну отдохнуть.

– Женщина, – говорила она, – должна заботиться о своей внешности, а ничто так не способствует улучшению цвета кожи, как здоровый послеобеденный сон. Учитесь ухаживать за собой, милочка! Берегите свою красоту смолоду, ибо это – ваше самое грозное и точно в цель разящее оружие. Всегда держите его наготове и следите за его состоянием.

Анне нравилась ее непринужденность и эмансипированность. Мадам де Воланж проявляла образованность и светскость, и вместе с тем была лишена обычного для родовитых особ высокомерия и надменности. Многое из того, что она говорила, оказалось для Анны внове, но даже сомнительные – с точки зрения привычной Анне морали – замечания и рекомендации мадам де Воланж произносила с такой непосредственностью и легкостью, что девушка принимала их за полемический азарт и любовь к риторике.

Незадолго до ужина к Анне заглянула служанка Вера и передала просьбу хозяйки – надеть новое платье и спуститься в ее будуар. Когда Анна вошла в комнату к мадам, то увидела там, кроме своей нечаянной покровительницы, пожилого, хорошо одетого господина, лицо которого показалось Анне знакомым.

– Аннушка! – разулыбалась мадам де Воланж. – Позвольте вам представить одного из друзей моего покойного мужа. Граф Кайзерлинг, Аристарх Прохорович!

– Очень приятно, – смутилась Анна.

– А мы с вами уже встречались, – мужчина поднялся ей навстречу и поцеловал Анне руку. – Вы, насколько я помню, воспитанница покойного барона Корфа?

Анна кивнула.

– Я помню ваше пение, оно оставило неизгладимое впечатление! А ваш голос до сих пор звучит в моей душе. Буду рад услышать вас снова!

– Милочка, – попросила мадам, – сыграйте и спойте нам, прошу вас.

– С удовольствием.

Анна прошла к клавесину и села за инструмент. Она решила спеть один из своих любимых романсов и стала аккомпанировать себе.

– Надеюсь, мне удалось угодить вашему взыскательному вкусу? – вполголоса сказала мадам де Воланж своему гостю.

– Более чем! – так же тихо ответил граф.

– Вы согласны, что эта красота дорого стоит?

– Плачу в два раза выше обычного.

– А за голос? Вы же сами им восхищались.

– Хорошо – три!

– А как же другие, скрытые достоинства? – мадам де Воланж наклонилась к самому уху графа и сказала что‑то еле слышно, – ..поверьте мне! В наши дни это такая редкость!

– Четыре, и на этом остановимся, – согласился граф. – Но шампанское – за ваш счет!

– Приятно иметь дело с настоящими мужчинами, – улыбнулась мадам. – Пойду распоряжусь.

Едва хозяйка скрылась за дверью, граф подошел к Анне и обнял ее за плечи. Она с недоумением сняла руки с клавиш и вопросительно посмотрела на него.

– Продолжайте, Аннушка, что же вы замолчали?

– Но вы мешаете мне, граф.

– Я всего лишь хочу, чтобы музыка звучала более живо, с экспрессией, – граф взял ее руку в свою и положил ее пальцы на клавиши, как будто собирался учить Анну играть. – Мне кажется, эту ноту лучше играть вот так.

– Вы не расслышали меня, граф? – возмутилась Анна, отнимая руку.

– Нет, лучше вы послушайте, дорогая, как поют мои внутренние струны! – воскликнул граф и с неожиданным для его возраста пылом прижал Анну к себе. – И виноваты в этом вы, проказница! Предлагаю продолжить пение в вашей комнате. Нет? В чем дело? Ах, баловница, ты решила поиграть в невинность? И как это я сразу не догадался?

Граф попытался поцеловать Анну, но она увернулась и с силой вырвалась из его объятий.

– Ах, какая страсть! – умилился граф. – Просто огонь! Ты так распалила меня! Я не зря заплатил вчетверо больше обычного!

– Что? – побледнела Анна. – Заплатили?!

– По самой высшей ставке, – подтвердил граф. – И ты того стоишь, красавица. Так идем же к тебе, я сгораю от желания!

– Но, граф, вышло недоразумение, – попыталась объяснить ему Анна, – мне обещали помощь!

– Я помогу тебе, – с готовностью бросился к ней граф. – Хочешь, я сам расстегну все пуговички и сниму твои чулочки?

– Хам! – крикнула Анна и ударила графа по лицу.

– О, как ты завелась! – ничуть не смутился граф. – Бей меня, бей, я на все готов ради тебя! Я богат, знатен, и в альковных делах мне нет равных! Я люблю тебя.., я сгораю, я сгораю от страсти… Куда ты? Куда? Я же заплатил! Держите ее! Держите ее!

– Что случилось? – на его крики в будуар вбежала мадам де Воланж и сразу увидела, что Анны в комнате нет. – Где она?

– Верните, верните ее… – стонал граф, бегая из угла в угол. – Я хочу ее, немедленно верните ее!

– Вы только не волнуйтесь, Аристарх Прохорович! – бросилась утешать его мадам. – Извольте прилечь на диванчик, а девицу мы вам поймаем и доставим обратно. А, если пожелаете, я и деньги вам верну…

– К черту деньги! – раздраженно прервал ее граф. – Девку верните! Сюда! Сейчас!

– Обещаю вам, – кивнула мадам, – вы получите ее в целости и сохранности!..

 

* * *

 

Вырвавшись из объятий графа Кайзерлинга, Анна бросилась в отведенную ей комнату, взяла свой саквояж и выбежала в коридор. В прихожей она метнулась к шкафу и, отыскав свое пальто, быстро набросила его на себя. Появившаяся на пороге Вера хотела ей помешать, но Анна сопротивлялась отчаянно и, в конце концов, оттолкнула служанку и выбежала на улицу.

Она кинулась прочь от ужасного дома, не разбирая дороги, не замечая холода, пока не столкнулась с каким‑то человеком. Подняв глаза, Анна увидела, что упирается прямо в ременную перевязь городового.

– И куда мы так торопимся, барышня? – строго спросил городовой.

– На меня напали! – вскричала Анна и дала волю своим чувствам – слезы градом полились из ее глаз. – Меня обманули. Заманили и.., и…

– Извольте успокоиться, барышня, – велел городовой. – Давайте‑ка, я ваш саквояж донесу.

– Что? Куда? – растерялась Анна.

– Пройдемте в участок, там мы во всем разберемся. И, если кто вас обидел, негодяя найдем и всенепременно накажем, – козырнул он.

– Спасибо, – прошептала Анна, покорно соглашаясь следовать за ним.

В участке городовой усадил Анну к столу и предложил горячего чаю с сахаром от головки. Расколотые кусочки кучкой лежали на блюдце – совсем, как дома, и Анна оттаяла, заулыбалась.

Городовой присел за стол напротив нее и достал из папки чистый лист бумаги.

– И так, – он обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать, – ваше имя, сударыня?

– Платонова Анна.

– Где живете?

– До недавнего времени – у своего опекуна, барона Корфа, – Анна успокоилась и отвечала без затей, с готовностью.

– Значит, о вас надо сообщить господину барону?

– Вряд ли он сейчас в столице, – с сомнением покачала головой Анна. – Несколько дней назад он еще был в своем загородном имении в Двугорском.

– Ничего, это мы проверим, – кивнул городовой, – А пока расскажите‑ка мне, что с вами случилось…

Анна только‑только собралась с духом, чтобы все рассказать ему, как в участок вошла мадам де Воланж.

– А, вот ты где! – с порога закричала она, увидев Анну. – Нашли беглянку, господин унтер‑офицер?

– А разве вы подавали заявление о пропаже? – удивился городовой.

– Еще нет, – кинулась к нему мадам, – я ехала сюда, чтобы это сделать, но вы уже нашли ее.

– Кого? – не понял городовой.

– Мою девчонку, – подмигнула ему мадам, – вы же сами знаете, какие милые девочки у нас в заведении.

– Заведении? – Анна с ужасом посмотрела на нее.

– Разумеется, милочка, и нечего прикидываться дурочкой! Хватит здесь рассиживаться! Собирайся, тебя клиент ждет. Весьма важный человек и очень богатый!

– Никуда я с вами не пойду! – закричала Анна. – И я не ваша девочка! Я – воспитанница барона Корфа, Анна Платонова!

– Да, барышня именно так все и изложила, – подтвердил городовой.

– Но, господин офицер, – мадам перегнулась через стол и всей грудью приблизилась к городовому, – так и есть, ее зовут Анна, Анька Платонова, неудавшаяся актриса. Без роду, без племени, сама ко мне пришла, работать просилась. Вот я и уважила, думала – бедная, несчастная, а она! Моего лучшего клиента чуть не отвадила, самого графа Кайзерлинга! Она его ударила, он едва сознания не лишился.

– Да ваш граф такой дряхлый, что и от дуновения ветра упадет! – с негодованием воскликнула Анна.

– Так значит, – хмыкнул в усы городовой, обращаясь к ней, – вы подтверждаете, что нанесли упомянутому графу оскорбление силой и после этого бежали из дома мадам де Воланж?

– Да вы сами, господин офицер, посмотрите на нее повнимательней, – не унималась мадам, – это платье я лично для нее покупала. Сегодня утром, а она даже потраченных на нее денег не отработала – что могла, с собой прихватила, на служанку мою набросилась и сбежала.

– Вы готовы, мадам, составить заявление об ограблении и избиении? – ухмыльнулся городовой.

– Зачем же так пугать милую девочку? – растеклась в улыбке мадам де Воланж. – Я прощу ей все ее прегрешения, лишь бы она вернулась. Вы поможете мне доставить ее обратно, офицер?

– Это в моей власти, – кивнул городовой кому‑то сзади, и появившийся в мгновение ока еще один городовой тут же крепко схватил Анну за плечи.

– Я никуда с вами не пойду! – закричала Анна. – Отпустите меня!

– Неблагодарная! – укоряюще покосилась на нее мадам де Воланж. – Вот и доверяй после этого людям! Я ее пригрела, лучшего клиента предоставила… И что в ответ?

– Вы обманули меня! Вы подлая, вы… – Анна пыталась вырваться из рук городового. – Оставьте меня! Мне больно!

– Ничего, ничего, привыкай! – злорадно скривилась мадам де Воланж. – Среди твоих клиентов будут попадаться и мужчины не слишком любезные.

– Отпустите! Не трогайте меня! – плакала Анна.

– А как она сопротивляется! – восхитилась мадам. – Превосходно! Некоторые гости так любят несговорчивых… Идем, идем, милочка, скоро тебе надоест вырываться и строить из себя невинную, потому что работой я тебя обеспечу сполна! Эй, господин городовой, не повредите ей лицо! Сегодня нашей птичке предстоит ублажать гостей!

– Анна? Что здесь происходит?! – раздался, как гром среди ясного неба, спасительный голос Владимира Корфа.

Все участники происходящей драмы замерли и с недоумением воззрились на него.

– Объясните мне, что все это значит? – повторил свой вопрос Владимир.

С утра он объезжал все полицейские участки, заявляя о пропаже Анны и предъявляя на опознание ее портрет, когда‑то заказанный отцом одному известному петербургскому живописцу. Городовые к портрету присматривались, но в основном убежденно пожимали плечами – такую красавицу они бы заметили. Корф просил в случае появления любых новостей сообщать ему в его дом и продолжал свой путь. Этот участок был его последней надеждой, и чудо свершилось.

– Владимир!

От неожиданности городовой отпустил Анну, и она бросилась к Корфу и прижалась к нему.

– Анна! – Корф обнял ее. – Где же ты была? Как ты могла покинуть меня?!

– Однако, любезный, – первой очнулась мадам де Воланж, – если хотите обнимать эту девушку, прежде оплатите ее услуги.

– Что?! – зарычал Корф. – Да как вы смеете?!

– Нет, это как вы смеете вмешиваться?! Эта девица принадлежит мне!

– Я ее опекун, барон Корф, а вы кто, сударыня?

– Барон Корф? – нашедший Анну городовой быстро подмигнул второму городовому, и тот, козырнув Корфу, мгновенно удалился. – Да‑да, мы наслышаны, девушка говорила о вас… И мы сию минуту хотели слать к вам весточку.

– Барон Корф? – побледнела мадам де Воланж. – Простите, но вышло досадное недоразумение… Я перепутала эту девушку с одной из своих беглянок. Я только хотела ей помочь…

– Ваша помощь ей больше не понадобится, – жестко сказал Корф. – Идем, Анна, нам пора.

Корф вывел Айну из участка, городовой, угодливо изогнувшись, побежал следом, неся саквояж с ее вещами. Мадам де Воланж закусила губу и прошипела в спину Анне:

– Стерва! Ты меня еще попомнишь!

– Аннушка, нашлась… – прослезился правивший каретой Никита.

– Все в порядке, – кивнул ему Корф, – она жива и здорова, поезжай скорее домой.

– Это платье надо вернуть, – тихо сказала Анна, садясь в карету.

– Непременно, но потом, все потом. Сейчас главное, что ты – рядом. И я, судя по всему, приехал вовремя.

– А как вы нашли меня?

– Пусть это будет моим секретом, – улыбнулся Корф.

– Простите, что заставила вас волноваться, но мне было так больно, когда я получила то письмо с отказом…

– А мне было больно, когда я не застал вас дома. Я чуть с ума не сошел, разыскивая вас по всему городу. Петербург немилосерден к молоденьким девушкам, оставшимся без защиты! Но вы должны обещать мне, что никогда больше так не исчезнете!

– Обещаю, – прошептала смущенная его нежностью Анна.

– Вот и славно, – Корф притянул ее к себе и обнял. – А у меня для вас есть приятная новость! Это не вам отказали в Дирекции Императорских театров, а Полине.

– Но письмо…

– Полина назвалась вашим именем, а помощник Оболенского никогда вас прежде не видел и поэтому принял ее появление за чистую монету.

– Владимир, я даже не знаю, как вас благодарить за мое спасение! – воскликнула Анна. – Боже, я даже не представляю, что могло случиться, если бы не вы!..

– Вы впервые говорите обо мне так в таком тоне.

– А я прежде не понимала, как мне может быть хорошо рядом с вами…

– Не надо слов, – мягко остановил ее признание Корф, – это лишнее. Ваши глаза говорят за вас, и это лучшее, что может быть. Знай, Аннушка, где бы ты ни была, я все равно найду тебя! Даже на краю земли!

 

---

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!