Формирование средневековых индийских литератур 51 страница



В X в. багдадские халифы утратили последние остатки былого могущества. Распад Халифата отразился на состоянии литературы скорее благоприятно, и период с X по XII в. стал одним из самых плодотворных в ее развитии. Борьба, обострившаяся во всех сферах идеологии в связи с ростом сектантства и еретических учений дала толчок разнообразной духовной деятельности. Правители мелких княжеств, соперничавшие между собой и стремившиеся перещеголять друг друга во всех областях культуры, привлекали к себе ученых и поэтов и щедро осыпали их дарами. В начале X в. более других прославились такие культурные центры, как Багдад, Алеппо — столица государства Хамданидов, а также Дамаск, крупные города Северной Африки и Андалусии.

Расцвет арабской литературы в X—XII вв. был тесно связан с разноплеменным характером культуры Халифата. Литература этого периода была результатом духовной деятельности многих народов, писавших на арабском языке. В ней как бы синтезировалось все лучшее, что было создано различными народностями Халифата на протяжении многих поколений. В этом синтезе кроется причина многообразия и глубины идей арабской литературы периода расцвета и разнообразия ее форм. Вместе с тем в литературе этого времени (особенно с XI в.) появляются уже некоторые черты застоя. Всевозрастающая нетерпимость начинает постепенно душить свободомыслие. Дает себя знать консерватизм в сфере художественной формы. Жесткая нормативность тормозит развитие литературы. Если в период расцвета арабской поэзии канон понимался как воплощение эстетического идеала и в каждом новом произведении он заново интуитивно воссоздавался по законам художественного творчества, то со временем он начинает выступать лишь как образец для поэта, сковывающий его творческие возможности жесткими законами нормативной эстетики, и вырождается в стесняющую творца регламентацию, порождавшую шаблон, умышленную стилизацию и архаизацию. Все большую роль начинают играть риторические штампы; формальная изощренность и виртуозная версификационная техника приобретают подчас самодовлеющее значение. Филологические познания и профессиональные навыки становятся решающими при создании художественного произведения.

К этому времени относится творчество крупнейших поэтов арабского Средневековья. Расцвет поэзии в X и XII вв. сопровождается развитием художественной прозы.

Абу-т-Таййиб аль-Мутанабби (915—965) родился в Куфе в бедной семье, ведущей свое происхождение от бедуинов Южной Аравии. В 925 г. будущий поэт с родителями вынужден бежать из Куфы в Сирию к бедуинам, среди которых он провел около двух лет. Пребывание

233

среди кочевников в значительной степени определило будущий общественный идеал поэта, его политические и художественные симпатии, а также наложило отпечаток на его миросозерцание. Поэт проникся особой любовью к бедуинскому характеру и усовершенствовался в знании арабского классического языка, сохранившегося в бедуинской среде лучше, чем в условиях больших городов, жители которых говорили на местных диалектах.

В 933 г. поэт выступил с какими-то проповедями сначала в Куфе, а затем среди сирийских бедуинов. По свидетельству арабских биографов, эти проповеди были причиной закрепления за поэтом прозвища «аль-Мутанабби» (выдающий себя за пророка, лжепророк), под которым он известен и поныне. За свои лжепророческие выступления и подстрекательство бедуинов к мятежу поэт даже просидел два года в темнице.

Первый период творчества поэта, охватывающий два десятилетия (928—948), прошел в Сирии. Поэтому собрание стихотворений этого периода получило название «Сирийские стихи» («Шамийят»).

В ранней поэзии аль-Мутанабби ощущается сильное влияние смутного времени. Поэт выступает то как тщеславный проповедник, чуть ли не основатель новой религии, призывающий кочевников к восстанию во имя не вполне ясных шиитских идеалов, то как выразитель бедуинского мировоззрения, готовый возглавить кочевников в их разбойничьих набегах. Поэзия этого периода носит героический характер — безудержное самовосхваление и прославление собственной храбрости перемежаются в ней с описанием сражений, героем которых неизменно является сам поэт. В конце этого периода под влиянием неудач и разочарований у поэта появляются первые минорные нотки, ставшие позднее столь обычными в его стихах.

В 948 г. поэт перебирается ко двору знаменитого алеппского правителя Хамданида Сайф ад-Даули, покровительством которого пользовались многие литераторы и ученые. Здесь начинается второй период (948—957) творчества аль-Мутанабби. По свидетельству биографов, поэт был ближайшим другом Сайф ад-Даули, сопровождал его в походах на Византию и против бедуинов-кочевников. Стихотворения, сочиненные поэтом в этот период («Сайфийят»), составляют более трети его поэтического дивана. В них поэт выступает исключительно как придворный панегирист.

При дворе Сайфа ад-Даули поэт вынужден был постоянно вести борьбу со своими идейными противниками и литературными соперниками (в числе последних был известный поэт Абу Фирас). Раздражение аль-Мутанабби против придворных недоброжелателей вылилось в конце концов в прямое столкновение с одним из них, в результате которого аль-Мутанабби вынужден был покинуть Алеппо. Поэт отправляется в Египет ко двору ихшидидского правителя, негра, евнуха Кафура, соперничавшего с Хамданидами из-за Сирии.

С пребыванием в Египте связан третий период (957—962) творчества аль-Мутанабби. При Кафуре поэт исполняет роль придворного панегириста и всячески заискивает перед нелюбимым покровителем. Однако вскоре, разочаровавшись и в нем, аль-Мутанабби тайно бежит из Египта и сочиняет на Кафура несколько ядовитых поношений.

Последние годы жизни (962—965) прошли в скитаниях по Ираку и Ирану. Поэт побывал дважды в Багдаде, в Арраджане (Южный Иран) и, наконец, в Ширазе — у Адуд ад-Даули, придворным панегиристом которого он около полугода состоял. Тоска по родному Ираку заставила поэта покинуть Шираз, и в сентябре 965 г. на пути в Багдад он был убит человеком, сестру которого он осмеял в одном из своих стихотворений.

Творчество аль-Мутанабби — вершина арабской панегирической поэзии. В своих касыдах-панегириках поэт с большим мастерством связывает воедино комплиментарную часть с прославлением собственных достоинств, красочные описания сражений с жалобами на равнодушие к нему восхваляемого лица и просьбами о вознаграждении. Традиционные образы древних касыд органически переплетаются с усложненными фигурами нового стиля, в манипулировании которыми поэт проявляет бесконечную изобретательность и фантазию.

Свои собственные достоинства аль-Мутанабби оценивает очень высоко, причисляя к ним и воинскую доблесть, и поэтический талант. Вообще для зрелого творчества аль-Мутанабби, поэта с ярко выраженным личностным началом, типичны пессимистические мотивы одиночества, невозможности найти себе место в обществе и в общественном сознании того времени.

Особое место в касыдах аль-Мутанабби занимают многочисленные лирико-философские отступления, облеченные в форму поэтических сентенций. Гномическому характеру этих отступлений способствовала характерная для средневековой арабской поэтики смысловая замкнутость бейта, которая ограничивала поэтическое поле и вынуждала поэта как можно лаконичней выражать свои мысли, истины житейской мудрости или формулировать нравственные постулаты. Сентенции аль-Мутанабби проникнуты пессимизмом и отражают разочарование

234

поэта, осознавшего неосуществимость когда-то увлекавших его общественных идеалов и невозможность достижения личных целей.

Замечательны в касыдах и эпические описания сражений и походов, насыщенные необычными сравнениями и метафорами. Особенно часто и умело аль-Мутанабби использовал излюбленный прием средневековых поэтов — контрастное противопоставление понятий. Эффект контраста достигался сочетанием словесных пар со взаимопротивоположным значением, симметричным построением поэтической строки. Использование антитез и антонимов в качестве фигур поэтической речи придавало строкам его касыд законченность, лапидарность и экспрессивность. Иногда антонимические конструкции аль-Мутанабби усложняются причудливой игрой слов, что придает стиху излишнюю вычурность и даже напыщенность.

Гипертрофия формы, ставшая спустя столетие главной чертой арабской поэзии, уже начинает ощущаться в некоторых его касыдах. Поэт часто ударяется в фальшивую риторику, увлекается каламбурами и двусмысленностями.

С хамидским литературным кругом в Алеппо связано также творчество соперника аль-Мутанабби — Абу Фираса (932—967). Двоюродный брат и воспитанник Сайф ад-Даули, Абу Фирас был близким лицом эмира, назначившего его начальником крепости Манбидж на границе с Византией. Судьба поэта сложилась трагически, он был захвачен византийцами в плен, где провел около семи лет, а после возвращения в Алеппо погиб в сражении при попытке захватить власть в княжестве.

Основные темы поэзии Абу Фираса — рыцарская доблесть (его и его сородичей-хамданидов) и любовь. Особенно были популярны у современников стихи, сочиненные им в византийском плену, — «Византийские стихи» («Румийят»), в которых он жалуется на судьбу, умоляет брата не верить наветам врагов и выкупить его из плена, вспоминает былую свободу и обращается со словами ласки и утешения к далекой матери. Средневековые критики ценили Абу Фираса за искренность и умение передать тончайшие оттенки своих переживаний и чувств.

К хамданидскому кружку принадлежал и сириец ас-Санаубари (ум. в 945 г.), вошедший в историю поэзии как певец природы. Рисуя природу родной Сирии, ее сады и парки, живописные пруды и ручьи, «лучезарную» весну и щедрую осень, ас-Санаубари широко использовал сложные поэтические фигуры «нового» стиля.

В Багдаде среди множества придворных панегиристов-современников заметно выделяется поэт, филолог и мусульманский правовед аш-Шариф ар-Ради (970—1016). Поэтическую славу поэту принесли в основном его любовные стихи из цикла «Хиджазские стихи» («Хиджазийят»), сочиненные им во время паломничества. В них традиционные староарабские мотивы любовной лирики обретают под пером образованного горожанина мягкость и куртуазную утонченность. Его перу принадлежат также элегии, как светские, так и религиозные, посвященные шиитским мученикам, и панегирики. В историю арабской словесности он вошел и как составитель собрания речей четвертого «праведного» халифа Али, причем есть все основания полагать, что, будучи ревностным шиитом, он многое в этом собрании сочинил сам.

В богатой литературе эпохи расцвета особое место занимает прославленный поэт-философ Абу-ль-Ала аль-Маарри (973—1057). Его творчество не только одна из вершин средневековой арабской поэзии, но и своеобразный синтез сложной и пестрой духовной культуры Халифата. В его взглядах сложно переплетаются влияния античной мысли, мусульманских рационалистических учений, философско-религиозной доктрины шиитской секты исмаилитов и мусульманского правоверия. Вместе с тем его творчество венчает долгий путь развития арабской философской лирики, от пессимистических сентенций доисламских поэтов и элегий Абу-ль-Атахии до размышлений о бренности бытия в панегириках аль-Мутанабби.

Абу-ль-Ала аль-Маарри родился в селении Мааррат ан-Нуман (Сирия) в семье мусульманского богослова. Слепой с детства, он все же сумел изучить философию, богословие и мусульманское право, арабскую грамматику, древнюю поэзию и другие науки, т. е. овладеть всем комплексом знаний, обязательных для образованного мусульманина того времени; его произведения насыщены эрудицией и разнообразными реминисценциями из древнеарабских преданий, Корана и хадисов. Большую часть жизни гениальный слепец прожил «узником двойной тюрьмы» — слепоты и добровольного заточения, причем в его дом стекались почитатели и ученики со всех концов мусульманского мира, а многие образованные люди состояли с ним в переписке.

Кроме двух собраний стихов, аль-Маарри принадлежит множество научных сочинений, относящихся к различным областям знаний и посланий научно-литературного характера. К сожалению, лишь немногие из них сохранились до наших дней. Наибольший интерес представляет «Послание о прощении» («Рисалат аль-гуфран»), некоторыми особенностями сюжета напоминающее видения европейской средневековой литературы. «Послание о прощении» сочинено автором в 1033 г. в ответ на письмо богослова

235

и литератора Ибн аль-Кариха, в котором тот высказывается по вопросам догматики с ортодоксальных позиций, обрушивается на еретиков и пытается доказать, что всякие проступки против веры неизбежно влекут за собой наказание как в земной жизни, так и в потусторонней.

«Послание о прощении» начинается серией иронических комплиментов в адрес Ибн аль-Кариха за его «благочестие» и «близость к богу». Далее следует рассказ о путешествии Ибн аль-Кариха в загробный мир и описание жизни в раю, сделанное сатирически на основании буквального понимания текста Корана. Оказывается, после смерти и воскресения Ибн аль-Карих попал в Долину Воздаяния, где долго страдал от жары и жажды, ожидая решения своей участи. Еще в земной жизни он запасся документом, подтверждающим его добрые деяния, и, оказавшись перед вратами рая, он расталкивает толпу страждущих и преподносит хвалебные стихи стражу рая Ридвану.

Последовательно Ибн аль-Карих ведет переговоры с дядей пророка Хамзой, с его двоюродным братом Али и, наконец, с самим Мухаммадом, но пророк требует от Ибн аль-Кариха бумагу, где было бы сказано, что тот раскаялся и получил отпущение грехов. Таким образом, нравы на небе удивительно напоминают нравы современного поэту общества. В конце концов после долгих проволочек Ибн аль-Карих получил из «Большого дивана» свидетельство о покаянии и был прощен Мухаммадом, приложившим свою печать.

Еще беспощаднее осмеивает аль-Маарри традиционные коранические представления, описывая пребывание Ибн аль-Кариха в раю. Здесь, как и в земной жизни, царит несправедливость, многие попали сюда «по недосмотру», а другие были пропущены на определенных условиях. Так, прославлявший вино доисламский поэт аль-Аша в соответствии с хадисом — «кто не отрекся от вина в этой жизни, будет лишен его в той» — вынужден в раю довольствоваться лишь медом, когда все другие обитатели рая «кувшинами достают вино, смешанное с медом, из райского источника». Встречает Ибн аль-Карих в раю и многих доисламских поэтов, причем все они оказались прощенными и попали в рай на основании каких-либо указаний Корана или хадисов, цитатами из которых и грамматическими рассуждениями аль-Маарри ловко уснащает текст, создавая иллюзию как его строгой академичности, так и своей абсолютной ортодоксальности.

Подобно герою «Божественной Комедии» Ибн аль-Карих совершает также путешествие в ад, где беседует с дьяволом-иблисом. Иблис задает ему ряд ехидных вопросов, которые служат косвенной критикой коранических представлений о загробном мире.

Таким образом, «Послание о прощении» не только остроумная пародия на традиционное мусульманское представление о загробной жизни, но и осмеяние придворных панегиристов и лицемеров, рассчитывающих при помощи своих «благочестивых» стихов попасть в рай. Аль-Маарри показывает, как мусульманские богословы-традиционалисты, толкуя буквально коранический текст, создали нелепую и противоречивую легенду о загробной жизни в раю, который они представляют себе как полное и неограниченное удовлетворение своих земных страстей. «Развивая» их учение, аль-Маарри демонстрирует его абсурдность.

Как всякий верующий мусульманин, аль-Маарри не ставит под сомнение основные догматы ислама, но, как образованный философ-рационалист и мыслитель-скептик, он иронизирует над традиционными представлениями о воскрешении из мертвых, о загробной жизни, отрицает учение о предопределении и, объявляя разум единственным критерием истины, считает возможным аллегорическое толкование коранических утверждений.

Отвергая обвинение Ибн аль-Кариха в адрес Башшара ибн Бурда, Ибн ар-Руми, аль-Мутанабби, аль-Халладжа, Ибн ар-Раванди и других поэтов и философов, он доказывает, что там, где богослов-ортодокс видит ересь, следует видеть лишь поэтический прием. Аль-Маарри защищает право литератора на свободомыслие.

Стихи поэта собраны в двух книгах: «Искры из огнива» («Сакт аз-занд») и «Обязательность необязательного» («Лузум ма ла яль-зам», или, короче, «Аль-Лузумийят»). Юношеские стихи книги «Искры из огнива» (панегирики, элегии, самовосхваления) носят еще традиционный характер, в них отчетливо ощущается влияние аль-Мутанабби и других поэтов классического периода. Панегирики, обращенные к официальным лицам, несут на себе следы учености, но и им уже присуща та яркость образов, которая впоследствии отмечает все его поэтические произведения. В самовосхвалениях поэт по традиции прославляет свой род и свои собственные достоинства. Элегии (на смерть матери и некоторых друзей), написанные с большой философской глубиной, содержат грустные размышления о человеческой судьбе.

Наиболее зрелые в философском и поэтическом отношении стихотворения аль-Маарри вошли в сборник «Обязательность необязательного», который по праву считается вершиной арабской философской лирики. Заглавие сборника можно истолковать двояко: некоторые критики

236

предполагают, что оно подразумевает обязательность выраженных в стихах мыслей для автора и необязательность их для других людей, иные же объясняют заглавие использованием в сборнике необязательной в классической арабской поэзии двойной рифмы.

Широк и разнообразен круг вопросов, волнующих аль-Маарри, но доминирующие темы его лирики — это социальная несправедливость, порочность каждого человека и общества в целом, зло и страдание как непреодолимый закон бытия, тайна жизни и смерти. Каждая строка лирико-философских медитаций аль-Маарри проникнута напряженным трагизмом, его мысль полна мучительных контроверз. Гневное презрение к миру сочетается в его сознании с любовью к людям, обличение переходит в сострадание, мизантропия оборачивается страстным призывом к справедливости, защитой униженных и обездоленных, попытка рационалистического постижения миропорядка сменяется ощущением власти хаоса, и всем духовным поискам неизменно сопутствует сомнение. Жизнь представляется поэту цепью бесконечных страданий. Его все время преследует мысль о мировом зле, несовместимом со всеблагостью божества, порой переходящая в критику созданного богом миропорядка.

Когда бы по делам господь судил людей,
Не мог бы избежать возмездия злодей.

А сколько на земле мы видели пророков,
Пытавшихся спасти людей от их пороков.

И все они ушли, а наши беды — здесь,
И ваш недужный дух неисцелен поднесь.

(Перевод А. Тарковского)

Размышляя об «основных вопросах бытия» — о добре и зле, о моральном долге человека, об истинной вере, о тайне жизни и смерти, — поэт как бы перебирает различные доктрины, ничего не абсолютизируя, все пропуская через горнило разума и сомнения. Правоверный мусульманин по воспитанию, аль-Маарри порой доходит до крайних форм свободомыслия, за что даже получил кличку «зиндик» (еретик). Его лирико-философские размышления проникнуты чувством глубокой неудовлетворенности нравственным состоянием общества, ощущением одиночества человека во враждебном ему мире; но истину видит поэт лишь во внутреннем усовершенствовании, в служении людям, в ненасилии. Вольнолюбец и скептик, слепой поэт мудро прозрел трагический социальный опыт смутного времени и общий кризис средневекового сознания.

Поэтический стиль аль-Маарри передает напряженный драматизм мысли, каждая строка его стихов — законченный афоризм. Поэт любит соединять противоположные понятия: жизнь — смерть, радость — страдание, молодость — старость и т. д. В одной строке сталкиваются контрастные пары, воображение движется от понятия к его противоположности, причем своеобразная симметрия поэтической строки как бы объединяет несовместимые начала в единое гармоническое целое.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!