Духовность как случайный побочный продукт
«Религиозные концепции… представляют чудо бытия именно так, как будут передавать его люди, просто потому, что другие варианты были созданы и забыты или изначально заброшены. Волшебство, которое якобы порождает столь идеальные концепции для человеческого разума, – просто эффект повторяющихся избирательных событий»[677].
Паскаль Буайе, «Объясненная религия»
Антрополог Паскаль Буайе, изучающий концепции действующей силы индивидуальности, на удивление редко прибегает к типичным метафорам и клише эволюционной психологии. В своей книге с громким названием «Объясненная религия» (2001) он отвергает бесхитростный генетический детерминизм: «Наличие нормального человеческого мозга не означает наличие религии. Оно подразумевает только, что вы можете обрести ее, а это совсем другое дело»[678].
Отмахиваясь от бесконечных рассуждений эволюционной психологии о предполагаемых событиях эры плейстоцена, – почему обитатели пещер, склонные к верованиям, выживали с большей вероятностью, чем те, у кого ее не было, и таким образом передали ее в своих генах, – Буайе предлагает более продуманный и замысловатый довод. Он утверждает, что лишь определенные типы религиозных концепций скорее всего будут обретены или переданы, и эти концепции согласуются с нормальным рациональным мышлением, будь оно фактическим или практическим (по Д. С. Уилсону). К примеру, религия, которая учит, что Бог существует во все дни, кроме вторника, вряд ли привлечет много приверженцев.
|
|
|
Таким образом, заявляет он, религиозные идеи просто‑напросто паразитируют на привычных нам способах оценки повседневных событий. Духовные верования – «побочный продукт стандартной когнитивной архитектуры». Некоторые системы, которые он считает уместными, представляют собой
совокупность интуитивных онтологических ожиданий, стремление обращать внимание на то, что противоречит здравому смыслу, склонность вспоминать его в случае логической насыщенности, система выявления, в том числе избыточного, действующей силы, набор социальных систем разума, формирующих представления о сведущих и особенно уместных действующих силах, нравственное чутье, вроде бы не имеющее явного оправдания[679].
Итак, тезис Буайе – не только редукционистское объяснение РДМО: он служит программой. В статье для Skeptical Inquirer [680] он предлагает удобную таблицу редукционистских или негативных объяснений для религиозных верований. К примеру, предлагает он, вместо того, чтобы объяснять людям, что «религия смягчает беспокойство» (следовательно, это ложная надежда), следовало бы указать, что религия порождает беспокойство в той же мере, в какой смягчает его (значит, это ложный страх).
|
|
|
И откуда же нам известно, что и страх, и надежда ложны? Как объясняет Буайе своим не всегда скептически настроенным читателям, в настоящее время мы, в числе всего прочего, знаем, что «наш разум – это всего лишь миллиарды нейронов, срабатывающих определенным образом». Что, конечно, равносильно заявлению: разум – то же самое, что и мозг. Буайе, в сущности, не обосновывает свою позицию; он подразумевает, что она верна.
Но главная проблема подхода Буайе – его неуместность. Никто не сомневается, что РДМО обычно получают посредством стандартной когнитивной архитектуры (см. главу 9). Но это едва ли «разъясняет» РДМО, поскольку, как мы уже видели, разум – не то же самое, что и мозг. В своей работе Буайе полагается главным образом на исследования верований в колдовство в Экваториальной Африке и другие малоизученные области, такие, как взгляды маленьких детей, наших современников. Таким образом, опыт, который обычно считается религиозным или духовным – например, обращение в веру[681] – в действительности не фигурирует в этом объяснении. Но именно для опыта таких типов обычно ведется поиск объяснений.
|
|
|
И к чему же мы пришли? Попытки обнаружить РДМО в генах (адаптивность) или в мозге (побочный продукт когнитивной архитектуры) не работают. А если, допустим, применить к генам более широкий подход? В отличие от Дина Хеймера, мы будем искать не отдельный ген, а просто припишем определенные характеристики генам в целом.
«Эгоистичные гены» и духовность
«Мы сконструированы так, чтобы служить интересам наших генов, а не наоборот… Причина, по которой мы существуем, в том, что когда‑то наше создание служило их целям»[682].
Кит Э. Станович, «Восстание робота»
«Чего на самом деле хочет Джонс», так это того, что его предки предпочли хотеть еще в давние времена в саванне. И проблема, конечно, в том, что Джонс ничего подобного не хочет – ни сознательно, ни подсознательно»[683].
Философ Джерри Фодор
В 1976 году Ричард Докинз оживил дискуссию своей книгой «Эгоистичный ген». Он был убежден: эволюция происходит потому, что генам удается передаваться; это они, а не мы, поистине бессмертны. Несмотря на то что Докинз всегда отказывался приписывать генам антропоморфные мотивы или детерминизм, его язык зачастую двусмыслен. Когнитивист Стивен Пинкер в честь тринадцатой годовщины выхода «Эгоистичного гена» опубликовал очерк, в котором защищал двойственность Докинза. Высмеивая философа Мэри Миджли за возражение, что «гены не могут быть эгоистичными или альтруистичными – не более чем атомы способны быть ревнивыми, слоны – абстрактными, а печенье – телеологическим»[684], Пинкер пишет:
|
|
|
Если обработка информации дает нам правдоподобное объяснение насчет состояний познания и желания, воплощенных в клочке материи, названном человеческим мозгом, нет принципиальных причин, чтобы избегать приписывания состояний познания и желания другим клочкам материи[685].
Так что проблема, как выясняется, заключается не в том, что Докинз приписывает генам мотивы, а в том, что мы, люди, слишком легко приписываем их нашему сознанию, которое сводится к «обработке информации». Ни Пинкер, ни Докинз не поясняют, каким образом мы можем добиться свободы от нашего эгоистичного гена в этом случае; ни тот, ни другой, похоже, не верят в свободу воли[686].
За вычетом этих проблем концепция эгоистичного гена чрезвычайно притягательна. Восприятие генов как действующих сил отделяет эти силы от мотива. Объяснению типа «эгоистичный ген» требуется только предложить способ, которым некое поведение могло бы способствовать распространению генов. Например, женщины, считающие, что Бог требует от них целибата, на самом деле могут помогать своим братьям и сестрам вырастить больше детей, таким образом распространяя общие для них гены (согласно ключевой неодарвиновской теории совокупной приспособленности). Способа опровергнуть это утверждение не существует, поскольку неподдельное отсутствие интереса у человека, принявшего религиозный целибат, к распространению своих генов не имеет никакого значения. Гены этой женщины, а не она сама, якобы играют ведущие роли в этой пьесе. В этом отношении теория эгоистичного гена имеет огромное преимущество перед фрейдизмом. Обычно фрейдисты настаивают на том, что религиозный целибат имеет подсознательные сексуальные мотивы. Возможно, однако у большинства людей, придерживающихся религиозного целибата, имеются также веские сознательные мотивы, то есть неясно, почему первенство должно оставаться за подсознательными. А если полностью исключить человеческие мотивы, задача для редукциониста значительно упростится.
Разумеется, многие сочли эгоистичный ген упрощенным, нефальсифицируемым и, главное, нерепрезентативным для того, что нам уже известно о человеческой природе. Как пишет философ Джерри Фодор,
годами люди выдвигают теории типа «на самом деле каждый хочет только…» (заполните на свое усмотрение). К популярным каждая в свое время версиям относятся: деньги, власть, секс, смерть, свобода, счастье, мать, благо, удовольствие, успех, положение в обществе, спасение, бессмертие, самореализация, подкрепление, пенисы (если речь о женщинах), увеличение пенисов (если речь о мужчинах), и т. д. История существования таких теорий не блещет успехами; в ретроспективе они зачастую выглядят или глупо, или вульгарно, или имеют оба недостатка. Возможно, ситуация сложилась бы иначе для теории «на самом деле каждый хочет довести до максимума свой относительный вклад в генофонд». Но у меня нет никаких причин так считать, и конечно, я не стану советовать вам делать ставки на эту теорию[687].
Справедливости ради стоит отметить, что Докинз вовсе не говорит, будто бы каждый хочет распространить свои гены, только что гены каждого жаждут распространения. С другой стороны, он настаивает на том, что в действительности у генов нет целей. И кроме того, признает, что у людей могут быть цели, никак не связанные с размножением. Но тогда возникает вопрос: в чем же состоит применение концепции эгоистистичного гена? Что она предсказывает, а не утверждает постфактум? Как отмечает Фодор,
научное мировоззрение не подразумевает, что написание «Бури» было репродуктивной стратегией; неудачным названием она обязана своего рода глупости. На первый взгляд кажется, что нам нравятся всевозможные вещи, причем нравится делать их без конкретной причины, никакой причины нет ни у нас, ни у наших генов, ни у пасхального кролика, если уж на то пошло. Просто такие уж мы существа[688].
И действительно, как указывал австралийский философ Дэвид Стоув, мы вправду такие существа. Люди не занимаются систематически преследованием такой цели, как распространение их генов:
Религия – вовсе не единственный аспект человеческой жизни, которому свойственно выраженное стремление подавить или уничтожить репродукцию, и даже умертвить сами половые импульсы. Напряженная и длительная работа мысли у тех немногих людей, которые на это способны, обладает тем же свойством. Как и высшая форма художественного творчества. В сущности, любое из перечисленных в общем гораздо более настойчиво и неуклонно препятствует репродукции, чем религия в целом[689].
Можно было бы добавить, что простой достаток, никак не связанный с конкретным видом одаренности, обычно также ведет к снижению рождаемости. Но у Докинза припрятан еще один козырь – на случай рецессивности эгоистичного гена. В той же книге он вводит понятие психического аналога гена, мем (мим), – в сущности, он выглядит гораздо перспективнее в роли редукционистского объяснения РДМО.
РДМО как «мемы»
«Выживаемость хорошего мема, входящего в мемофонд, обуславливается его большой психологической привлекательностью. Идея Бога дает на первый взгляд приемлемый ответ на глубокие и волнующие вопросы о смысле существования. Она позволяет надеяться, что несправедливость на этом свете может быть вознаграждена на том свете. «Всегда протянутые руки», готовые поддержать нас в минуты нашей слабости, которые, подобно плацебо, отнюдь не теряют своей действенности, хотя и существуют лишь в нашем воображении»[690].
Ричард Докинз, «Эгоистичный ген»
«Можно подумать, что мы, люди, изобрели все эти компьютеры и телефоны для собственного удовольствия, но с точки зрения мема, мы всего лишь его копировальные машины, и он использует нас для создания обширной планетарной системы собственного размножения»[691].
Сюзан Блэкмор, журнал Times Higher Education Supplement
«Общая идея мемов соблазнительна, людям хочется верить в нее»[692].
Философ У. Л. Бензон
Можно ли понять РДМО как «мемы», бездумно копирующие самих себя? Что такое мемы, неясно. Как объясняет Сюзан Блэкмор, «мемы – это истории, песни, привычки, навыки, изобретения, способы действия, которые мы копируем методом подражания. Человеческую природу можно объяснить эволюционной теорией, но только если рассматривать эволюцию не только генов, но и мемов»[693]. Последняя фраза особенно неожиданна из уст непреклонного эволюционного психолога. Если мем нельзя удостоверить, эволюционная психология не в состоянии объяснить человеческую природу.
Наилучший способ описать мем – как теоретическую единицу самовоспроизводящейся информации, партнер теоретического эгоистичного гена. По сути дела, как объясняет Блэкмор, «мы – часть масштабного эволюционного процесса, в котором мемы – эволюционирующие репликаторы, а мы – машины для производства мемов»[694]. Мемы функционируют подобно генам, – если только они не «вирусные мемы», такие, как религия; в этом случае они действуют как вирусы.
Как редукционистский подход к РДМО, мем имеет гораздо более обширную область применения, нежели эгоистичный ген. Что бы мы там ни думали, гены представляют собой цепочки нуклеотидов в клетках живых организмов, воспроизводящие информацию, необходимую для продолжения процессов жизнедеятельности в дочерних клетках. Неуклюжие пляски вокруг вопроса о том, могут ли гены как таковые иметь независимые цели, возникают не в результате наблюдения за реальными генами. Его источник – материалистские теории эволюции и разума. Во всяком случае, как мы уже видели, РДМО не оказывает постоянной помощи в распространении генов. Так что концепция мема аналогична идее генов, а в случае необходимости – идее вирусов[695] или даже фенотипов[696], но не ограничена обыденными функциями или действиями любого из перечисленных. Как объясняет Докинз,
после того как гены снабдили свои машины выживания мозгами, способными к быстрой имитации, мемы автоматически берут это на себя. Нам даже нет необходимости постулировать какое‑либо генетическое преимущество, присущее имитации, хотя это несомненно было бы полезно. Необходимо лишь одно: чтобы мозг был способен к имитации; при этом условии возникнут мемы, которые смогут полностью использовать эту способность[697].
Стало быть, мозг способен на имитацию. И с точки зрения Блэкмор, этим объясняется «наша неисправимо религиозная натура, наши необычные формы сотрудничества и альтруизм, использование нами языка и наша способность противостоять нашим генам с помощью регулирования рождаемости и генной инженерии»[698]. На ее взгляд, РДМО зависит не просто от мемов, а от целых мемоплексов (комплексов мемов):
Глядя на религии с точки зрения мема, мы понимаем, почему они настолько успешны. Эти религиозные мемы вводились не с намерением преуспеть. Они были просто поступками, идеями, рассказами, которые копировались в процессе передачи от одного человека к другому, на протяжении долгой истории попыток человека познать мир. Религиозные мемы оказались успешными, потому что так уж вышло, что они объединились во взаимно поддерживающие банды, содержащие все эффективные уловки, благодаря которым они благополучно были сохранены в миллионах мозгов, книг и зданий, и неоднократно передавались новым[699].
Подобно почти всем ее единомышленникам, Блэкмор избавляет науку от оравы лживых бандформирований мемов. Она уверена: то, чем она занимается, – это наука. А в науке ей больше всего нравится возможность подвергнуть ее проверке. В отличие от науки, религиозные теории способны процветать, «несмотря на свою ошибочность, уродство или жестокость»[700]. А мемы или мемоплексы подлежат проверке? Как выяснить, не являются ли они ошибочным объяснением?
В той же мере, в которой идеи Блэкмор опираются в основном на идеи Докинза, теолог Алистер Макграт так не считает. В книге «Бог Докинза: гены, мемы и смысл жизни» (2005) он отмечает: «Если все идеи – это мемы или эффект мемов, Докинз оказывается в определенно некомфортном положении: ему придется признать, что его собственные идеи также могут быть сочтены эффектами мемов». Докинз категорически против такой позиции: «Научные идеи, как и все мемы, – субъекты своего рода естественного отбора и на первый взгляд могут напоминать вирусы. Но силы отбора, подвергающие научные идеи придирчивому изучению, отнюдь не субъективны и не своенравны. Это строгие, доведенные до совершенства правила, они не благоволят бессмысленным своекорыстным поступкам»[701].
Макграт, однако, не дает Докинзу так легко отделаться, заявляя:
Перед нами просьба сделать исключение, безуспешная попытка Докинза избежать ловушки самореференции. Каждый человек, знакомый с историей интеллектуальной мысли, сразу же заметит эту тенденцию. Любые догмы ошибочны, кроме моих. Мои идеи свободны от общих закономерностей, которые я выявляю для других идей, в итоге я могу дать объяснение этим другим и предоставить моим идеям возможность господствовать в данной сфере[702].
Все сказанное было бы пустым звуком, если бы кто‑нибудь мог продемонстрировать, что мемы действительно существуют – так, как было продемонстрировано существование генов. Труды Грегора Менделя в XIX веке показали, что гены должны существовать; это объяснение было единственным разумным для предсказуемых закономерностей в контролируемых экспериментах с выращиванием растений. Позднее такие ученые, как Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик, показали, как именно организован геном. В противоположность этому одного слова «мем» хватило, чтобы оно начало собственную жизнь в популярной культуре. Изначально оно отождествлялось с поветрием, тенденцией, направлением мысли, в котором кто‑то усматривает свое превосходство, а теперь, по‑видимому, превращается в общий синоним идеи[703].
Но в каком смысле существует «мем», не считая языка? Это идея Платона для бедных? Нет, потому что именно такую концепцию отвергают Докинз и Блэкмор. В таком случае поищем мемы мозга. Нейробиолог Хуан Делиус объяснил, что в его понимании мем – это «совокупность активизированных нейронных синапсов». Но как отмечает Макграт, визуальный образ – еще не свидетельство существования мемов:
Я много раз бывал в картинных галереях и видел бесчисленные изображения Бога. Подтверждает ли это саму концепцию? Делает ли ее убедительной с научной точки зрения? Предположение Делиуса, что мем имеет единую локализуемую и наблюдаемую структуру, – чисто умозрительное и должно быть подвергнуто тщательному эмпирическому исследованию. Одно дело – строить предположения о том, как могло бы выглядеть нечто, и совсем другое – существует ли это нечто вообще[704].
С практической точки зрения серьезное затруднение с наличием какой‑либо локализуемой и наблюдаемой структуры мема заключается в том, что мозг каждого человека получает и обрабатывает информацию по‑своему. К примеру, когда Иржи Ваккерманн и его коллеги обнаружили (2003), что два человека могут согласовывать состояния своего мозга, в мозге реципиентов не нашлось ни одного участка, который свидетельствовал бы об этом эффекте[705]. Таким образом, у мемов нет явного места сосредоточения.
Может, мем никогда и не был ничем, кроме аналогии? Если так, Макграт предостерегает: «Между аналогией и тождеством зияет огромная пропасть – и, о чем свидетельствуют слишком болезненные примеры из истории науки, самыми ложными следами в науке оказываются аналогии, которые по ошибке принимали за тождества»[706].
Как сочувствующие, так и враждебно настроенные критики также начали подвергать мем сомнению. Биолог и антрополог Роберт Аунгер, автор «Электрического мема» (2002), выступил в качестве редактора антологии «Дарвинизация культуры» (2001)[707], где поднимается вопрос, является ли вообще меметика научной дисциплиной. Он перечисляет ряд проблем: нет явной корреляции с состояниями мозга, нет высокой точности воспроизведения, отсутствие независимости, нет явного способа проследить истоки, поскольку одна и та же идея может возникнуть одновременно у множества людей. Он подытоживает: «Даже этот краткий обзор попыток определить мемы предполагает, что на фундаментальном уровне предмета имеется некий сбой»[708].
Сюзан Блэкмор отрицает эту критику, утверждая:
Роберт Аунгер подстрекает нас предоставить доказательство существования мемов или определиться с подкрепленными и однозначными прогнозами из теории мемов. Я считаю, что никакого доказательства существования не требуется, поскольку мемы по определению являются информацией, передающейся от человека к человеку. Так что если мы признаем то, что подражание происходит, мемы обязаны существовать[709].
В данном случае мемы уже не ментальные гены и не вирусы, а просто‑напросто факт подражания. Для тех кто не убежден, что подобное объяснение дает мемам независимую правомерность, Блэкмор продолжает рассуждать о том, что большой человеческий мозг предназначен эволюцией ради блага как генов, так и мемов[710]. С тем же успехом можно было бы утверждать, что Земля предназначена для блага как людей, так и лепреконов.
Вообще‑то Докинз несколько отошел от вопроса мемов, и этот факт не остался незамеченным для Дэниела Деннета. Деннет полагает, что Докинзу пришлось пойти на попятный потому, что в настоящее время социобиология (предшественница эволюционной биологии) не пользуется популярностью, но Макграт считает: «Думаю, дело скорее в нарастающем осознании существенной фактической недоопределенности данного тезиса»[711].
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!