Глава 26. Замечая замешательство

Yakka foob mog. Grug pubbawup zink wattoom gazork. Chumble spuzz J. K. Rowling.

* * *

Приёмное время профессора Квиррелла — с 11:40 до 11:55 по четвергам. Для всех учеников со всех курсов. Чтобы постучаться в дверь, нужно потратить один балл Квиррелла. Если профессор не сочтёт причину визита достойной внимания, он снимет ещё пятьдесят.

Гарри постучался в дверь.

Тишина. А потом язвительный голос произнёс:

— Что ж, мистер Поттер, заходите, раз пришли.

И не успел Гарри дотронуться до ручки, как дверь сама распахнулась, хлопнув по стене с оглушительным треском, будто не выдержало дерево или камень, а может, и то и другое.

Профессор Квиррелл развалился в кресле и читал удивительно старую на вид книгу в тёмно-синем кожаном переплёте с серебряными рунами на корешке. Его взгляд не отрывался от страниц.

— Я не в духе, мистер Поттер. А когда я не в духе, я не самый приятный собеседник. Ради вашего же блага советую решить свои дела как можно быстрее и уйти.

В комнате царил мрачный холод, будто что-то в ней излучало тьму так же, как излучает свет лампа с дырками в абажуре.

Гарри был слегка ошарашен. «Не в духе» — это мягко сказано. Что же, интересно знать, могло так разозлить профессора Квиррелла?..

У Гарри не было привычки оставлять друзей в дурном настроении, поэтому он сделал осторожный шаг внутрь комнаты:

— Могу ли я чем-нибудь помочь?..

— Нет, — отрезал профессор Квиррелл, не отрываясь от книги.

— Я в том смысле, что если вам надоело иметь дело с недоумками и хочется поговорить с кем-то вменяемым…

Последовала неожиданно долгая пауза.

Профессор Квиррелл захлопнул книгу, и та с лёгким шелестом испарилась. Затем он поднял взгляд, и Гарри вздрогнул.

— Пожалуй, я бы не отказался от разумной беседы, — произнёс профессор Квиррелл таким же недовольным голосом, каким приглашал Гарри войти. — Вы же, предупреждаю, вряд ли найдёте её приятной.

Гарри собрался с духом:

— Я не обижусь, если вы позволите себе резкий тон. Что случилось?

Мрак в комнате сгустился.

— Шестикурсника из Слизерина, одного из моих наиболее многообещающих учеников, проклял шестикурсник из Гриффиндора.

Гарри сглотнул:

— Чем… именно?

Профессор Квиррелл перестал сдерживать хорошо читаемую на лице ярость.

— Зачем задавать столь маловажный вопрос, мистер Поттер? Наш друг из Гриффиндора не придал ему значения!

— Вы серьёзно?! — ахнул Гарри, не успев себя остановить.

— Нет, я сегодня не в духе просто так, без особых причин. Конечно, серьёзно, болван! Он не знал. Он на самом деле не знал! Я не мог в это поверить, пока авроры не подтвердили его искренность сывороткой правды. Обучаясь на шестом курсе Хогвартса, он применил высокоуровневое Тёмное заклинание и при этом понятия не имел, что оно делает.

— Вы же не хотите сказать, — не поверил Гарри, — что он ошибся на этот счёт, вычитал где-то неправильное описание…

— Ему было известно только то, что это проклятие предназначено для врагов. И он прекрасно знал, что больше ему ничего не известно.

И этого оказалось достаточно, чтобы заклинание сработало.

— Не понимаю, как нечто с таким крохотным мозгом овладело прямохождением.

— Аналогично, мистер Поттер, — отозвался профессор Квиррелл.

И снова молчание. Профессор Квиррелл откинулся на спинку кресла, подхватил со стола серебряную чернильницу и принялся вертеть в руках, с таким видом, будто выбирал для неё наиболее мучительный вид казни.

— Шестикурсник из Слизерина сильно пострадал? — уточнил Гарри.

— Да.

— Шестикурсник из Гриффиндора вырос у маглов?

— Да.

— Дамблдор отказывается его исключать, потому что «бедняга не знал»?

Профессор Квиррелл сжал чернильницу так, что у него побелели костяшки пальцев.

— Вы к чему-то клоните, мистер Поттер, или просто излагаете банальности?

— Профессор Квиррелл, — серьёзно сказал Гарри, — всем волшебникам, выросшим у маглов, нужно в Хогвартсе читать лекцию по технике безопасности. Чтобы объяснить все смехотворно очевидные вещи, которые ни один чистокровный никогда не подумает упомянуть вслух: «не используйте проклятия, назначение которых не знаете», «если вы обнаружили что-то опасное, не рассказывайте об этом всему свету», «не варите в туалете сложные зелья без надзора учителя», причины ограничения колдовства несовершеннолетних — в общем, основы основ.

— Зачем? — проскрежетал профессор Квиррелл. — Пусть глупцы вымрут, пока не размножились.

— Если вы не против вместе с ними потерять пару-тройку многообещающих шестикурсников из Слизерина.

Чернильница в руках профессора Квиррелла вспыхнула медленным, ужасным огнём, который жёлто-чёрными языками неестественного пламени кромсал и по кусочкам съедал металл. Плавящееся серебро, будто пытаясь вывернуться, изгибалось и корёжилось. Слышался похожий на вопль надсадный скрип.

— Пожалуй, вы правы, — нехотя улыбнулся профессор Квиррелл. — Я составлю лекцию для маглорождённых, чтобы те из них, кто рано или поздно покинет этот мир из-за своей глупости, никого с собой не прихватили.

Чернильница в руках профессора продолжала гореть, заходясь криком. Капельки расплавленного металла, объятые пламенем, слезинками падали на стол.

— Вы не убегаете, — заметил профессор Квиррелл.

Гарри открыл рот…

— Если вы собираетесь сказать, что не боитесь меня, — продолжил Квиррелл, — лучше не надо.

— Вы самый страшный из знакомых мне людей, — сказал Гарри, — и одна из главных причин этого — ваш самоконтроль. Не могу представить, чтобы вы причинили кому-нибудь вред, не приняв осознанного решения так поступить.

Огонь в руках профессора Квиррелла потух, и он осторожно опустил останки чернильницы на стол.

— Вы мне льстите, мистер Поттер. Кто вас этому научил? Полагаю, мистер Малфой?

Лицо Гарри оставалось бесстрастным, но секундой позже стало очевидно, что этим он и выдал себя с потрохами. Профессору Квирреллу плевать, какое у человека выражение на лице, он оценивает состояния разума, которые делают одни выражения более вероятными, чем другие.

— Понятно, — кивнул профессор Квиррелл. — Мистер Малфой — полезный союзник, мистер Поттер, и он многому способен научить, но, надеюсь, вы не совершили ошибку, посвятив его в слишком многие тайны?

— Он не знает ничего из того, что я хотел бы скрыть.

— Похвально, — слегка улыбнулся профессор Квиррелл. — Так какое дело вас изначально ко мне привело?

— Мне кажется, я закончил с предварительными упражнениями по Окклюменции. Думаю, я готов перейти к занятиям с учителем.

— Я сопровожу вас в Гринготтс в воскресенье, — кивнул профессор, замолчал, а потом улыбнулся, глядя на Гарри. — Можем даже устроить небольшую прогулку. У меня появилась одна приятная мысль.

Гарри кивнул, улыбаясь в ответ.

Покидая кабинет профессора, он слышал, как тот мурлыкает под нос незатейливую мелодию.

Как хорошо, что удалось поднять ему настроение.

* * *

В воскресенье Гарри обнаружил, что, куда бы он ни шёл, его везде поджидают кучки шепчущихся учеников, указывающие на него пальцы и непрерывное девичье хихиканье.

Всё началось за завтраком, когда кто-то спросил Гарри, слышал ли он новость. Гарри поспешно сказал, что если новость написана Ритой Скитер, то он не желает её слышать, а хочет прочитать статью самостоятельно.

Так уж сложилось, что немногие ученики в Хогвартсе выписывали «Ежедневный пророк». Имеющиеся экземпляры передавались друг другу в каком-то сложном порядке, и даже владельцы не знали, где находится их экземпляр в данный момент…

Поэтому Гарри применил Квиетус и продолжил завтракать, доверив соседям по столу отгонять многочисленных желающих что-нибудь спросить. Тем не менее было нелегко игнорировать недоверчивые выражения на лицах, смех, поздравительные улыбки, взгляды жалости или страха, а также вид разбитых тарелок, которые иногда роняли новоприбывшие, услышав новость.

Гарри уже распирало любопытство, но тем важнее насладиться шедевром из первых рук.

Следующие пару часов он делал домашнюю работу, спрятавшись в сундуке и попросив перед этим соседей по комнате позвать его, если они всё же раздобудут экземпляр газеты.

В десять утра, когда Гарри вместе с профессором Квирреллом сел в карету и выехал из Хогвартса, он всё ещё оставался в неведении. Профессор, пребывая в режиме зомби, сгорбился на правом сиденье спереди. Гарри устроился по диагонали от него, на максимальном расстоянии, которого можно было достичь в карете — на заднем левом сиденье. И тем не менее, всё время, пока карета с грохотом катила по тропе через участок не-запретного леса, Гарри был вынужден бороться с постоянным чувством тревоги. Читать из-за этого было трудновато, к тому же материал был сложным, и Гарри пожалел, что не взял с собой какую-нибудь детскую научную фантастику…

— Мы покинули территорию Хогвартса, мистер Поттер, — раздался голос Квиррелла с переднего сидения. — Выходим.

Профессор, возвращаясь к жизни, осторожно выбрался из повозки. Гарри же просто спрыгнул.

Мальчик едва успел задуматься о том, что же они будут делать дальше, когда профессор Квиррелл сказал «Ловите!» и бросил ему бронзовый кнат. Гарри инстинктивно поймал монету.

Гигантский неосязаемый крюк зацепил его за живот и дёрнул назад, сильно, но без ощущения ускорения. И в следующее мгновение Гарри обнаружил, что стоит посреди Косого переулка.

(Что это было? — спросил его мозг.)

(Мы телепортировались, — объяснил Гарри.)

(Эволюция меня к такому не готовила, — пожаловался мозг и дезориентировал его.)

Гарри пошатнулся, ощутив под ногами уличную мостовую вместо лесной тропы. Он выпрямился, голова всё ещё слегка кружилась. Сновавшие рядом ведьмы и волшебники будто раскачивались, а пронзительные крики торговцев расплывались в воздухе, пока мозг не вернул мир на место.

Спустя мгновение в нескольких шагах позади него раздался лёгкий хлопок, и, обернувшись, Гарри увидел профессора Квиррелла.

— Вы не возражаете…

— Боюсь, мне…

Гарри прервался, профессор продолжил:

— …нужно отойти и кое о чём позаботиться, мистер Поттер. Поскольку мне подробно объяснили, что я полностью отвечаю за всё, что с вами может случиться, я оставлю вас…

— У газетного киоска, — вставил Гарри.

— Прошу прощения?

— Или в любом другом месте, где я смогу купить «Ежедневный пророк». Оставьте меня там, и я буду счастлив.

Довольно быстро, под аккомпанемент нескольких высказанных спокойным тоном двусмысленных угроз, Гарри был доставлен в книжную лавку. Судя по раболепию и мечущемуся между Гарри и дверью взгляду продавца, ему достались менее двусмысленные угрозы.

Даже если лавка сгорит дотла, Гарри будет стоять посреди огня до возвращения профессора Квиррелла.

А пока что…

Он быстро осмотрелся.

Книжная лавка не впечатляла. Внутри было всего четыре ряда полок, и на ближайшей стояли тонкие книжки в дешёвых переплётах с мрачными названиями вроде «Албанская резня пятнадцатого века».

В первую очередь самое важное. Гарри подошёл к прилавку.

— Прошу прощения, — сказал он. — Дайте, пожалуйста, «Ежедневный пророк».

— Пять сиклей, — ответил продавец. — Извини, парень, у меня осталось только три штуки.

На прилавок упали пять сиклей. У Гарри было ощущение, что он мог сторговаться и на трёх, но сейчас его это совсем не заботило.

Глаза продавца внезапно расширились, как будто он только сейчас рассмотрел Гарри.

— Ты!

— Я!

— Это правда?! Ты в самом деле…

— Ни слова! Простите, я весь день ждал, чтобы прочесть статью самостоятельно, так что, пожалуйста, дайте мне газету, хорошо?

Продавец несколько секунд ошеломлённо глядел на Гарри, затем молча вытащил из-под прилавка сложенный экземпляр «Ежедневного пророка».

Заголовок гласил:

ГАРРИ ПОТТЕР
ТАЙНО ПОМОЛВЛЕН
С ДЖИНЕВРОЙ УИЗЛИ

Гарри вытаращил глаза.

Осторожно, благоговейно, словно это подлинник картины Эшера, он взял газету с прилавка, развернул и прочёл…

…о доказательствах, убедивших Риту Скитер.

…о других занимательных подробностях.

…и ещё нескольких свидетельствах.

И конечно, Фред и Джордж сперва обсудили это с сестрой? Наверняка. В статье была колдография Джиневры Уизли, томно вздыхавшей над фотографией, на которой Гарри, приглядевшись, узнал себя. Постановочный снимок, без вариантов.

Но, чёрт возьми, как?..

Гарри сидел на дешёвом складном стуле и перечитывал газету в четвёртый раз. Дверь тихо прошелестела, и в лавку вошёл профессор Квиррелл.

— Мои извинения за… Во имя Мерлина, что вы читаете?

— Судя по всему, — с благоговением в голосе ответил Гарри, — некий мистер Артур Уизли попал под проклятье Империус, пущенное Пожирателем Смерти, которого потом убил мой отец. Таким образом он оказался в долгу перед Домом Поттеров, и мой отец в уплату долга потребовал для меня руки недавно родившейся Джиневры Уизли. Здесь что, серьёзно так делают?

— Мисс Скитер никак не могла быть настолько глупа, чтобы поверить…

Профессор Квиррелл осёкся.

Гарри держал газету вертикально в развёрнутом положении, так что профессор со своего места мог видеть текст под заголовком.

Вид потрясённого профессора Квиррелла был почти так же шедеврален, как содержимое статьи.

— Не волнуйтесь, — довольно улыбнулся Гарри, — это всё выдумка.

Откуда-то из глубин магазина послышался возглас владельца, а также звук падающих книг.

— Мистер Поттер… — медленно проговорил профессор Квиррелл, — вы в этом уверены?

— Абсолютно. Мы идём?

Профессор Квиррелл отрешённо кивнул, и Гарри, сложив газету, последовал за ним.

Уличные звуки почему-то затихли.

С полминуты они шли молча, затем Квиррелл произнёс:

— Мисс Скитер видела протокол закрытого заседания Визенгамота.

— Да.

— Оригинал протокола заседания Визенгамота.

— Да.

— Даже мне такое почти не под силу.

— Правда? — удивился Гарри. — Потому что если мои подозрения верны, всё устроил ученик Хогвартса.

— Это просто невозможно, — констатировал профессор Квиррелл. — Мистер Поттер… вынужден с прискорбием сообщить, что эта юная леди собирается выйти за вас замуж.

— Что неправдоподобно. А как сказал Дуглас Адамс, «невозможное часто обладает качеством целостности, то есть тем качеством, которого недостаёт неправдоподобному».

— Я понял вашу мысль, — медленно произнёс профессор. — Но… нет, мистер Поттер. Хоть это и невозможно, я могу вообразить подделанный акт Визенгамота. Но совершенно невообразимо, чтобы Верховный управляющий Гринготтса удостоверил своей печатью фальшивый брачный контракт. А мисс Скитер лично проверила печать.

— Конечно, — сказал Гарри, — но, когда в деле замешаны большие деньги, участие Верховного управляющего Гринготтса совсем не удивительно. Похоже, у мистера Уизли были огромные долги, и потому он потребовал дополнительную плату в десять тысяч галлеонов…

— Десять тысяч галлеонов за Уизли?! За такие деньги можно купить дочь Благородного Дома!

— Простите, — произнёс Гарри. — Теперь мне точно необходимо спросить, здесь действительно так делают?..

— Редко, — нахмурившись, ответил Квиррелл. — А после смерти Тёмного Лорда, по-моему, вовсе перестали. Насколько я понимаю, в статье сказано, что ваш отец и в самом деле заплатил?

— У него не было выбора, — сказал Гарри. — Если, конечно, он хотел выполнить условия пророчества.

— Дайте сюда, — Квиррелл выдернул газету у Гарри из рук так быстро, что бумага порезала тому палец.

Слегка шокированный Гарри сунул палец в рот и повернулся, чтобы высказать профессору…

Профессор Квиррелл остановился посреди улицы, его глаза скользили по строчкам газеты, повисшей перед ним прямо в воздухе.

С открытым от восхищения ртом Гарри смотрел, как газета открылась на страницах два и три. Через непродолжительное время — на страницах четыре и пять. Похоже, профессор перестал притворяться обычным смертным.

Через пугающе короткий промежуток времени газета аккуратно свернулась. Профессор взял её из воздуха и бросил Гарри, который рефлекторно её поймал. Квиррелл двинулся вперёд, и Гарри зашагал следом.

— Нет, — произнёс профессор, — я тоже считаю, что с пророчеством что-то не так.

Гарри, всё ещё находившийся под впечатлением, кивнул.

— Кентавры, возможно, находились под действием Империуса, — хмуро сказал Квиррелл, — здесь, кажется, всё ясно. Что сделано волшебством, можно волшебством и извратить, и нет ничего немыслимого в том, что Большая Печать Гринготтса оказалась в чужих руках. Невыразимцев могли изобразить с помощью Оборотного зелья, как и баварскую ясновидящую. И, вероятно, приложив достаточно усилий, можно подделать записи Визенгамота. У вас есть предположения, как это было проделано?

— Ни единой правдоподобной гипотезы, — ответил Гарри. — Я только знаю, что общий бюджет операции составил сорок галлеонов.

Профессор Квиррелл резко крутанулся и с крайним недоверием уставился на Гарри.

— За сорок галлеонов можно нанять квалифицированного взломщика заклятий, чтобы ограбить дом! Чтобы подделать протоколы Визенгамота, нужна команда величайших профессионалов преступного мира, услуги которой будут стоить сорок тысяч галлеонов!

Гарри только пожал плечами:

— Я запомню, что когда мне снова захочется сэкономить тридцать девять тысяч девятьсот шестьдесят галлеонов, нужно будет просто найти правильного подрядчика.

— Я редко это говорю, — произнёс профессор, — но я впечатлён.

— Аналогично, — сказал Гарри.

— И кто этот потрясающий ученик Хогвартса?

— Боюсь, не могу ответить.

К некоторому удивлению Гарри, Квиррелл не стал возражать.

Погружённые в задумчивое молчание, они шли в направлении Гринготтса. Ни Гарри, ни Квиррелл не относились к тому сорту людей, что признают задачу нерешаемой, не обдумав её в течение хотя бы пяти минут.

— Мне кажется, — наконец, заговорил Гарри, — что мы смотрим на это под неверным углом. Однажды я слышал историю, как ученики пришли на урок физики, и учительница показала им большую металлическую тарелку, стоявшую у огня. По её просьбе ученики потрогали тарелку и обнаружили, что ближайшая к огню сторона холоднее, чем дальняя. Учительница попросила их письменно ответить на вопрос, как такое возможно. Некоторые ученики написали «потому что металл проводит тепло», кто-то — «это произошло из-за воздушных потоков», и никто не сказал «по-моему, это совершенно невозможно». А на самом деле учительница просто повернула тарелку, перед тем как ученики вошли в класс.

— Занятно, — произнёс профессор Квиррелл. — Да, похоже. И какова мораль вашей истории?

— Сила рационалиста состоит в способности быть озадаченным вымыслом больше, чем реальностью, — ответил Гарри. — Если кто-то одинаково хорошо объясняет любой исход, знаний у него — ноль. Ученики думали, что такими словами, как «теплопроводность», они могут объяснить всё. Даже почему у тарелки ближняя к огню сторона — холоднее. Поэтому они не замечали, насколько они озадачены, и поэтому не могли быть озадачены ложью больше, чем правдой. Когда вы говорите, что кентавры были под проклятьем Империус, мне по-прежнему кажется — что-то здесь не так. Я чувствую, что даже после вашего объяснения я всё ещё в замешательстве.

— Гм, — сказал профессор.

Какое-то время они шли молча.

— Я правильно понимаю, — уточнил Гарри, — что с помощью магии невозможно менять местами людей из параллельных вселенных? В смысле, может быть, это написала не наша Рита Скитер? Или она побывала в другом мире?

— Будь такое возможно, — суховато сказал профессор Квиррелл, — что бы я делал здесь?

Когда они почти подошли к белому зданию Гринготтса, профессор внезапно произнёс:

— А. Конечно. Я понял. Позвольте предположить — близнецы Уизли?

— Что?! — вскрикнул от неожиданности Гарри. — Как?!

— Боюсь, не могу ответить.

— …Это несправедливо.

— Я думаю, это очень справедливо, — сказал профессор Квиррелл, и они вошли в бронзовые двери.

* * *

Незадолго до полудня Гарри и профессор Квиррелл сидели друг напротив друга за длинным, широким столом в роскошной отдельной комнате. Мягкие диваны и кресла и струящиеся с потолка воздушно-лёгкие портьеры.

Профессор Квиррелл привёл Гарри в ресторан «У Мэри». По дороге он описал его как один из лучших ресторанов в Косом переулке, особенно — тут профессор многозначительно понизил голос — для определённых целей.

Гарри не бывал в ресторане лучше. И его всерьёз раздражало, что это профессор Квиррелл угощает его.

Первая часть миссии Гарри на сегодня — найти инструктора по Окклюменции — завершилась успешно. Профессор Квиррелл, злорадно ухмыляясь, попросил Крюкохвата рекомендовать лучшего из лучших, не заботясь о расходах, так как оплачивать счёт будет Дамблдор. Гоблин ответил той же ухмылкой. Доля ехидства была, вероятно, и в улыбке Гарри.

Вторая часть плана полностью провалилась.

Гарри позволялось брать деньги из банка только в присутствии директора или иного официального представителя школы, а Квирреллу ключ от хранилища не доверили. У магловских родителей Гарри права разрешать подобные операции не было, потому что они маглы, а значит имеют примерно такой же правовой статус, как дети или котята: они забавные, прилюдно их мучить нельзя — арестуют, но они не люди. Специальное вынужденное исключение было сделано для родителей маглорождённых: они считались людьми в некотором ограниченном смысле. Но приёмные родители Гарри и под эту категорию не подпадали.

Получалось, что в глазах волшебного мира Гарри — фактически сирота. А значит, до окончания обучения в Хогвартсе его опекуном считался директор или другой представитель школы, действующий по поручению директора. Ему было разрешено дышать без позволения Дамблдора, но только пока тот не запретит это делать.

Гарри поинтересовался, нельзя ли ему просто объяснить Крюкохвату, каким образом диверсифицировать его вложения, чтобы деньги не лежали в хранилище мёртвым грузом.

Крюкохват наградил его ничего не понимающим взглядом и спросил, что значит «диверсифицировать».

Банки, как выяснилось, ничего никуда не инвестировали. Банки охраняли золотые монеты в хорошо защищённых хранилищах за определённую ежегодную плату.

Волшебный мир не знал облигаций. И акций. И корпораций. Предпринимательской деятельностью занимались семьями, финансируя все начинания из собственного кармана.

Займы предлагали богачи, а не банки. Правда, Гринготтс за некоторую плату свидетельствовал ссудные контракты, а за куда большую плату — обеспечивал их выполнение.

Хорошие богачи позволяли друзьям занимать деньги и возвращать когда заблагорассудится. Плохие богачи требовали процент.

Понятия «вторичный рынок заёмных средств» здесь вообще не существовало.

Совсем уж жестокие богачи требовали ежегодных выплат в размере свыше 20%.

Закончив с расспросами, Гарри поднялся, отвернулся и прислонился лбом к стене.

И спросил, нужно ли ему разрешение директора для открытия банка.

Тут вмешался профессор Квиррелл, напомнив, что настало время перекусить. Он быстро вывел бурчавшего Гарри из Гринготтса, и они направились по Косому переулку в великолепный ресторан «У Мэри», где для них была зарезервирована комната. При виде профессора Квиррелла в компании Гарри Поттера хозяйка слегка опешила, но проводила их в комнату без возражений.

Где профессор Квиррелл весьма демонстративно объявил, что платит он, в полной мере наслаждаясь выражением лица Гарри.

— Нет, — сообщил профессор Квиррелл официантке, — меню нам не понадобится. Мне, будьте добры, сегодняшнее фирменное блюдо и бутылку кьянти, а мистеру Поттеру суп из дириколя на первое, тарелку шариков Рупо на второе и пирожное с патокой на десерт.

Официантка, в строгой и формальной, хоть и значительно укороченной мантии, почтительно поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь.

Профессор Квиррелл небрежно махнул рукой в сторону двери, и засов закрылся.

— Обратите внимание на задвижку. Эта комната, мистер Поттер, называется Комнатой Мэри. Она защищена от всех методов слежения. И я не шучу, когда говорю «от всех». Сам Дамблдор не смог бы узнать, что здесь сейчас происходит. Комнату Мэри используют два сорта людей. Те, кто грешит запретными связями. И те, кто ведёт интересный образ жизни.

— Неужели, — оживился Гарри.

Профессор Квиррелл кивнул.

Гарри в предвкушении приоткрыл рот.

— В таком случае будет расточительством здесь просто пообедать, не сделав ничего особенного.

Профессор Квиррелл ухмыльнулся, извлёк из складок мантии палочку и махнул ею в сторону двери.

— Те из нас, — сказал он, — кто ведёт интересный образ жизни, безусловно, привыкли принимать более тщательные меры предосторожности, нежели остальные. Я только что нас запечатал. Ничто теперь не проникнет в эту комнату и не покинет её — к примеру, через щель под дверью. И…

Профессор проговорил ещё по крайней мере четыре разных заклинания, ни одно из которых Гарри не было знакомо.

— Даже этого недостаточно, — сказал профессор Квиррелл. — Если бы мы занимались какими-нибудь по-настоящему важными делами, необходимо было бы произвести ещё двадцать три проверки. Если бы, скажем, Рита Скитер знала или догадывалась о нашем визите сюда, существовала бы вероятность того, что она сейчас находится здесь, в этой комнате, и скрыта Мантией истинной невидимости, или что она анимаг с очень маленькой формой. Существуют заклинания, которые позволяют исключить и такие маловероятные случаи. Но использовать их все — утомительное занятие. И тем не менее — может, всё-таки стоит? Не хочется прививать вам неправильные привычки, — профессор Квиррелл постучал пальцем по щеке, будто погрузившись в глубокие раздумья.

— Не надо, — сказал Гарри. — Мне всё ясно, я запомню.

Его, впрочем, разочаровало, что никакими «по-настоящему важными делами» они заниматься не будут.

— Ну что ж, — широко улыбаясь, откинулся на спинку кресла профессор Квиррелл. — Ваша сегодняшняя работа, мистер Поттер, достойна похвалы. Общая идея, уверен, принадлежит вам, даже если её исполнение вы делегировали. Не думаю, что мы когда-нибудь вновь услышим о Рите Скитер. Люциуса Малфоя не обрадует её неудача. Если она умна, то сбежит из страны в тот самый миг, когда поймёт, что её одурачили.

У Гарри упало сердце.

— За Ритой Скитер стоит Люциус?..

— О, вы не поняли? — приподнял брови профессор Квиррелл.

Гарри не задумывался о том, что произойдёт с Ритой Скитер впоследствии.

Вообще.

Ни капельки.

Но её ведь уволят, уволят несомненно, а у неё, быть может, дети учатся в Хогвартсе. От мысли об этом Гарри стало совсем плохо…

— Люциус её убьёт? — едва слышно выговорил Гарри. Где-то внутри на него орала Распределяющая шляпа.

— Если вы раньше не имели дела с журналистами, — сухо улыбнулся профессор Квиррелл, — можете мне поверить: мир становится светлее всякий раз, когда умирает один из их числа.

Гарри конвульсивным движением выскочил из кресла — надо найти Риту Скитер и предупредить, пока не поздно…

— Сядьте, — резко сказал профессор Квиррелл. — Нет, Люциус её не убьёт. Но Люциус умеет делать жизнь крайне неприятной для тех, кто сослужил ему плохую службу. Мисс Скитер скроется и начнёт жизнь заново, с другим именем. Сядьте, мистер Поттер. Ей уже ничем не помочь, а вам пора выучить очередной урок.

Гарри медленно вернулся за стол. Разочарование и досада на лице профессора Квиррелла остановили его куда действеннее, чем слова.

— Иногда, — язвительно произнёс профессор Квиррелл, — меня посещает мысль, что гениальный слизеринский разум достался вам по ошибке. Повторяйте за мной. Рита Скитер низкая, гнусная женщина.

— Рита Скитер низкая, гнусная женщина, — пробормотал Гарри. Ему было неприятно произносить эти слова, но альтернатив почему-то не виделось, никаких.

— Рита Скитер попыталась разрушить мою репутацию, но я придумал гениальный план и уничтожил её репутацию первый.

— Рита Скитер бросила мне вызов. Она проиграла, а я выиграл.

— Рита Скитер была помехой для моих будущих планов. У меня не было выбора, кроме как разобраться с ней, если я хочу достигнуть своих целей.

— Рита Скитер была моим врагом.

— Я не смогу ничего достигнуть в жизни, если не буду готов побеждать врагов.

— Сегодня я победил одного из моих врагов.

— Я хороший мальчик.

— Я достоин награды.

— Ага, — сказал профессор Квиррелл, который последние две реплики снисходительно улыбался, — вижу, мне удалось завладеть вашим вниманием.

Профессор был прав. И хотя у Гарри было чувство, что его к чему-то недвусмысленно подталкивают — впрочем, какие тут чувства, он это знал, — нельзя отрицать, что, повторив сказанное профессором Квирреллом и увидев его улыбку, он воспрял духом.

Профессор Квиррелл сунул руку под мантию и медленным, торжественным жестом вынес на свет…

…книгу.

Гарри таких раньше не видел. Очертания её были грубые и неровные. Как будто её вытесали на книжном руднике, да забыли отшлифовать — вот какая фраза приходила на ум.

— Что это? — выдохнул Гарри.

— Дневник, — сообщил профессор Квиррелл.

— Чей?

— Знаменитого человека, — широко улыбнулся профессор Квиррелл.

— И?..

Профессор Квиррелл опять посерьёзнел:

— Мистер Поттер, одно из незаменимых для могущественного волшебника качеств — великолепная память. Ключом к ответу на загадку нередко оказывается фраза, прочитанная в старом свитке двадцать лет назад, или, скажем, перстень, который вы видели на пальце человека, встреченного лишь однажды. Я говорю об этом, чтобы вы поняли, как мне удалось вспомнить про этот предмет и прикреплённую к нему табличку, которые я видел задолго до знакомства с вами. Понимаете ли, мистер Поттер, на своём веку я повидал не одну частную коллекцию, принадлежащую индивидуумам, которые, скажем так, не самые достойные держатели своего богатства…

— Вы его украли?!

— Именно так, — признался профессор Квиррелл. — И совсем недавно. Думаю, вы оцените данный предмет куда больше, чем гнусный человечек, который хранил его только затем, чтобы производить впечатление на своих столь же гнусных друзей.

Гарри смотрел на профессора в немом изумлении.

— Но если мои действия показались вам некорректными, мистер Поттер, можете этот неповторимый подарок не принимать. Впрочем, я, конечно, не буду утруждать себя возвращением его на законное место. Так каков ваш ответ?

Профессор Квиррелл перекинул книгу из одной руки в другую, заставив Гарри бессознательно протянуть руку. Мальчик болезненно поморщился.

— Ах, за его сохранность можете не волноваться, мистер Поттер. Если бросить дневник в камин, ему это ничуть не повредит. Но я всё ещё жду вашего решения.

Профессор Квиррелл, ухмыляясь, небрежно подбросил книгу в воздух и снова её поймал.

«Нет», — хором сказали гриффиндорец и пуффендуец.

«Да, — не согласился когтевранец. — Что в слове „книга“ вам двоим не понятно?»

«Мне непонятна кража», — насупился пуффендуец.

«Да ладно вам, — отмахнулся когтевранец, — неужели вы хотите всю оставшуюся жизнь гадать, что в ней было?»

«С точки зрения утилитаризма конечная сумма положительна, — влез слизеринец. — Думай об этом как о торговой операции, которая производит экономически выгодное перераспределение благ, только без торговли. Кроме того, мы ничего ни у кого не крали, а если оставить книгу у Квиррелла, она вообще никому не принесёт пользы».

«Он пытается перетянуть тебя на Тёмную сторону!» — взвизгнул гриффиндорец, и пуффендуец кивнул в поддержку.

«Не будь наивным слюнтяем, — фыркнул слизеринец, — он обучает тебя азам Слизерина».

«Ага, — поддакнул когтевранец, — бывший её владелец наверняка Пожиратель Смерти какой-нибудь. У нас ей самое место».

Гарри застыл с полуоткрытым ртом и перекошенным лицом.

Профессор Квиррелл же веселился вовсю: уравновесил книгу уголком на кончике указательного пальца и покачивал ею, напевая что-то себе под нос.

В дверь постучали.

Книга исчезла в складках мантии профессора Квиррелла. Он встал из-за стола, направился к двери…

…и тут его резко шатнуло в сторону.

— Всё в порядке, — сказал Квиррелл, опираясь о стену. Его голос звучал гораздо слабее обычного. — Сидите, мистер Поттер, это просто приступ головокружения. Сидите.

Гарри крепко стиснул подлокотники кресла. Он не знал, что ему делать, и что он вообще может сделать. Даже чтобы просто подойти к профессору, ему придётся из всех сил сопротивляться этому чувству тревоги…

Тяжело дыша, Квиррелл выпрямился и открыл дверь.

Вошла официантка с подносом еды. Пока она расставляла тарелки, профессор Квиррелл медленно вернулся за стол.

Но когда официантка поклонилась и ушла, профессор уже сидел прямо и опять улыбался.

Тем не менее, этот краткий эпизод, чем бы он ни был, оказался решающим. Гарри просто не мог сказать «нет» после того, как профессор Квиррелл прошёл через такие трудности.

— Да, — сказал Гарри.

Профессор Квиррелл сделал предостерегающий жест, вынул палочку, снова запер дверь и повторил три заклинания из тех, что применил ранее.

Затем он достал книгу из мантии и бросил её Гарри, который едва не уронил её в суп.

Гарри метнул в профессора Квиррелла осуждающий взгляд. Нельзя так обращаться с книгами, зачарованы они или нет.

Затем со свойственной ему инстинктивной аккуратностью открыл книгу. Страницы были слишком толстыми, материал не был похож ни на магловскую бумагу, ни на пергамент волшебников. И они были…

…пусты?

— Я что-то должен увидеть?

— Посмотрите ближе к началу, — ответил профессор Квиррелл. Гарри (опять с присущей ему аккуратностью) последовал его совету.

Очевидно, писали от руки. Разобрать почерк было очень сложно, но Гарри показалось, что текст на латыни.

— Что это? — спросил Гарри.

— Это, — сказал профессор Квиррелл, — дневник исследований магии, которые проводил маглорождённый, никогда не посещавший Хогвартс. Он проигнорировал письмо с приглашением и ставил собственные скромные опыты, которые не зашли далеко, поскольку у него не было волшебной палочки. Судя по описанию на табличке, вам его имя известно гораздо лучше, чем мне. В ваших руках, Гарри Поттер, дневник Роджера Бэкона.

Гарри чуть не упал в обморок.

А на стене, рядом с которой споткнулся профессор Квиррелл, блестели раздавленные останки красивого синего жука.

* * *

От автора:
Роджер Бэкон — один из основоположников научного метода, живший в XIII веке. Дать учёному его дневник исследований — всё равно что дать писателю ту самую ручку, причём даже не Шекспира, а того, кто изобрёл письмо.

* * *

От переводчиков:Шарики Рупо (Roopo balls) — одна из неочевидных отсылок. На самом деле автор шутит: шариками Рупо это блюдо называют центавриане из вселенной «Вавилона-5». Ближайший его земной аналог — фрикадельки по-шведски. Но по мнению одного из персонажей «Вавилона-5» любая цивилизация рано или поздно создаёт что-то подобное, поэтому неудивительно, что и у волшебников есть такое блюдо.

Глава 27. Эмпатия

Д. К. Роулинг на 87% уверена, что вы сгорите синим пламенем.

* * *

Умоляющий Гарри Поттер — редкое зрелище.

— Пожа-а-а-а-алуйста, — проныл Гарри Поттер.

Фред и Джордж, улыбаясь, покачали головами.

В глазах Гарри читались муки неудовлетворённого любопытства.

— Но я же рассказал вам, что сделал с кошкой Кевина Энтвистла. И про Гермиону и исчезающую газировку… А про Распределяющую шляпу, напоминалку и профессора Снейпа я рассказать не могу…

Фред и Джордж пожали плечами и развернулись, собравшись уходить.

— Если когда-нибудь догадаешься, — сказали они, — дай нам знать.

— Злые! Вы оба — злые!

Фред и Джордж захлопнули за собой дверь пустого класса. Они продолжали улыбаться: на всякий случай, вдруг Гарри Поттер умеет видеть сквозь двери.

Когда они повернули за угол, улыбки пропали.

— Тебе ведь тоже догадки Гарри…

— …не помогли понять, как мы это сделали? — произнесли они одновременно и помрачнели ещё сильнее.

Флюм отказался им помочь. Это было последним существенным воспоминанием. Близнецы даже не помнили, о чём его просили …

…но, видимо, они продолжили поиски и нашли кого-то, кто помог им сделать что-то незаконное. Иначе они вряд ли бы согласились на стирание памяти.

Как вообще можно было всё это проделать всего лишь за сорок галлеонов?

Сперва братья Уизли боялись, что подделали свидетельства слишком хорошо, и Гарри придётся жениться на Джинни… но, похоже, они и это учли. Записи Визенгамота оказались подделаны снова и вернулись к первоначальному виду, фальшивый брачный контракт исчез из охраняемого драконами хранилища в Гринготтсе, и так далее. Это, по правде говоря, пугало не на шутку. Большинство теперь считало, что «Ежедневный пророк» по каким-то неизвестным причинам просто выдумал всю историю, да и «Придира» на следующий день подлил масла в огонь заголовком на первой странице: ГАРРИ ПОТТЕР ТАЙНО ПОМОЛВЛЕН С ЛУНОЙ ЛАВГУД.

Близнецы отчаянно надеялись, что нанятый исполнитель всё им расскажет, когда истечёт срок давности. Но пока они чувствовали себя ужасно. Они организовали грандиозный розыгрыш, возможно самый грандиозный розыгрыш за всю историю розыгрышей, и не могли вспомнить как! Эта мысль сводила с ума. Они же смогли как-то его осуществить, так почему же сейчас не могут догадаться как именно, даже зная всё, что было сделано?

Утешало одно: Гарри не знает, что они не знают.

Несмотря на очевидную причастность Уизли, даже мама не расспрашивала Фреда и Джорджа по этому поводу. Произошедшее было за гранью способностей любого ученика Хогвартса … кроме, быть может, одного, который, по слухам, может сделать всё что угодно, щёлкнув пальцами. Как рассказал Гарри, его самого допросили под Сывороткой правды… в присутствии Дамблдора, бросавшего на авроров устрашающие взгляды. Так что те лишь удостоверились, что Гарри не устраивал этот розыгрыш и никуда в последнее время не исчезал из Хогвартса, после чего убрались восвояси.

Фред и Джордж не знали, должны ли они чувствовать себя оскорблёнными: розыгрыш устроили они, почему же допрашивали Гарри Поттера? Но оскорблённое, возможно по той же причине, выражение лица Гарри того стоило.

Как и следовало ожидать, Рита Скитер и редактор «Ежедневного пророка» исчезли и, скорее всего, уже покинули страну. Об этом можно было бы рассказать семье. Папа наверняка бы их поздравил. Правда, сначала бы их убила мама, а Джинни — сожгла останки.

Но пока всё шло нормально. Когда-нибудь они расскажут папе обо всём, а между тем…

…между тем Дамблдор, проходя мимо них по коридору, чихнул, и из его кармана случайно выпал маленький свёрток. Внутри обнаружилась пара одинаковых моноклей отличного качества, вроде тех, что используют взломщики заклинаний. Близнецы проверили свои приобретения на «запретном» коридоре третьего этажа, прогулявшись до магического зеркала и обратно. Абсолютно все охранные заклинания они так и не обнаружили, но с моноклями они заметили гораздо больше, чем в первый раз.

Конечно, теперь нужно тщательно следить, чтобы их не поймали с моноклями в карманах. Иначе придётся стоять в кабинете директора и выслушивать суровую лекцию, а может быть даже угрозы об исключении.

Как здорово, что не все распределённые в Гриффиндор вырастают в профессора МакГонагалл.

* * *

Гарри сидел за столом в непримечательной белой комнате без окон напротив человека с ничего не выражающим лицом, одетого в строгую чёрную мантию.

Комната была защищена от прослушивания, и даже просто «Здравствуйте, мистер Поттер» этот человек сказал только после того, как выполнил ровно двадцать семь заклинаний.

Человек в чёрном странным образом подходил на роль того, кто попытается прочесть мысли Гарри.

— Готовьтесь, — голос его был столь же невыразителен, как и внешность.

Книга по окклюменции, которую прочёл Гарри, утверждала, что человеческий разум открыт для легилименции определёнными «поверхностями». Если поверхности не удастся защитить, легилимент сможет пройти сквозь них и получить доступ к любой части разума, которую его собственный разум способен понять…

…хотя таких частей, судя по всему, не много. Похоже, понять чужой разум люди способны только на самом поверхностном уровне. Гарри задавался вопросом, не позволит ли его знание когнитивистики стать особо сильным легилиментом, но опыт последних дней наконец-то втолковал ему, что не стоит слишком уж надеяться на быстрый успех в незнакомых областях. В конце концов, ни один когнитивист не понимал людей настолько хорошо, чтобы создать хотя бы одного человека.

На первой стадии изучения окклюменции — искусства противостоять легилименции — следовало представить себя другой личностью, притвориться максимально тщательно, полностью вжиться в чужой образ. На поздних стадиях делать это уже необязательно, но вначале таким образом можно найти свои собственные поверхности. И если хорошо сосредоточиться, когда кто-либо пытается прочесть твои мысли, то можно почувствовать непрошенного гостя. Задача окклюмента — позаботиться, чтобы легилимент всегда касался только воображаемой личности, а не настоящей.

Поднаторев в этом, можно изобразить из себя очень простого человека, прикинуться камнем, и завести привычку сохранять притворство там, где находятся твои поверхности. Именно таков стандартный барьер окклюмента. Научиться прикидываться камнем сложно, но повторять это впоследствии легко. Легилименту открыты лишь неглубокие поверхности, потому при достаточной практике подобное состояние можно поддерживать не задумываясь.

Первоклассный же окклюмент опережает любые попытки проникновения в свой разум и формирует ответы на вопросы с той скоростью, с какой их задаёт легилимент. Таким образом легилимент пройдёт через его поверхности, но не поймёт, видит он настоящий разум или выдуманную картинку.

Так можно обмануть даже самого лучшего легилимента. Если первоклассный окклюмент делает вид, что опускает свой барьер, узнать, не притворяется ли он — невозможно. Хуже того, нельзя понять, что имеешь дело с первоклассным окклюментом. Они редко встречаются, но сам факт, что они существуют, означает, что доверять легилименции полностью невозможно.

Ещё одно печальное свидетельство того, насколько плохо люди понимают друг друга и насколько малое представление имеют волшебники о глубинах человеческого разума, раз даже лучшего телепата можно обвести вокруг пальца, представив себя кем-то другим.

Но в то же время, именно благодаря этому притворству люди в принципе способны понять друг друга. Мы не предсказываем поведение других людей, моделируя по отдельности действия сотни триллионов синапсов их мозга. Если попросить самого искусного на свете манипулятора построить искусственный интеллект с нуля, он лишь недоумённо поднимет брови. Мы предсказываем поведение других, приказывая мозгу мыслить как они. Если мы хотим знать, как поступит разгневанный человек, мы активируем те цепи нашего мозга, которые отвечают за гнев, и полученное в результате действия этих цепей и есть наше предсказание. Как изнутри выглядят нейронные цепи, отвечающие за гнев? Никто не знает. Самый искусный манипулятор — как и лучший легилимент — может вообще не знать, что такое нейроны.

Окклюмент может изобразить всё, что легилимент способен понять. Это одна и та же способность — возможно, за неё отвечают одни и те же нейронные цепи, общий набор управляющих элементов, перестраивающих наш мозг, чтобы он моделировал мозг другого человека.

Таким образом гонка между телепатическим нападением и телепатической обороной завершилась уверенной победой обороны. Иначе весь магический мир, возможно даже вся Земля, были бы совсем другими…

Гарри сделал глубокий вдох и сконцентрировался. Слегка улыбнулся.

В кои-то веки он не чувствовал себя обделённым при распределении мистических способностей.

После почти месяца работы, подчиняясь скорее внезапному порыву, а не основываясь на реальных подозрениях, Гарри решил вызвать в себе холодную ярость и опять попробовать упражнения из книги по окклюменции. К тому времени он уже почти не надеялся, что это сработает, но попытка не пытка…

Сложнейшие упражнения из книги он проделал за два часа. На следующий день Гарри пошёл к профессору Квирреллу и сказал, что готов.

Как оказалось, его тёмная сторона очень, очень хорошо притворяется другими людьми.

Гарри воскресил в памяти, как он впервые полностью ей открылся. Это воспоминание служило ему «спусковым крючком»…

Северус явно был доволен собой. «А что до вас… минус пять баллов. Нет, минус десять баллов с Когтеврана за дерзость».

Улыбка Гарри стала холоднее, он внимательно посмотрел на человека в чёрном, который думал, что сможет прочесть его мысли.

А затем Гарри полностью превратился в другого человека, которому, по его мнению, здесь было самое место.

…он сидел за столом в непримечательной белой комнате без окон напротив человека с ничего не выражающим лицом, одетого в строгую чёрную мантию.

Кимболл Киннисон рассматривал человека в чёрном, который думал, что сможет прочесть мысли ленсмена второй ступени из Галактического патруля.

Сказать, что Кимболл Киннисон был уверен в исходе, было бы явным преуменьшением. Он учился у Ментора с Аризии, самого блестящего ума в этой и других вселенных, и жалкий волшебник, сидящий напротив него, увидит лишь то, что Серый ленсмен захочет ему показать…

…разум мальчика, которым он сейчас притворялся, невинного ребёнка по имени Гарри Поттер.

— Я готов, — произнёс Кимболл Киннисон робким голосом, который очень подходил одиннадцатилетнему мальчику.

— Легилименс, — сказал волшебник в чёрном.

Наступила тишина.

Волшебник в чёрном моргнул, как будто увидел что-то настолько поразительное, что даже его веки дрогнули.

— У Мальчика-Который-Выжил есть таинственная тёмная сторона?! — Его голос уже не был совершенно невыразительным.

Щёки Гарри медленно залило огнём.

— Ну что ж, — произнёс легилимент, быстро вернувшись к полному спокойствию. — Прошу прощения, мистер Поттер. Знать свои сильные стороны — хорошо, но не стоит их переоценивать. Вы действительно способны научиться окклюменции в одиннадцатилетнем возрасте. Что меня изумляет. Я думал, мистер Дамблдор опять притворяется сумасшедшим. Ваша способность к диссоциации столь сильна, что я был удивлён, не найдя других признаков плохого обращения с вами в детстве. В своё время вы станете превосходным окклюментом. Но даже наличие значительных способностей не даёт оснований ожидать, что вам удастся создать успешный барьер окклюмента с первой попытки. Подобные ожидания просто нелепы. Вы почувствовали что-нибудь, пока я читал ваши мысли?

Гарри покачал головой. Теперь он был красный как рак.

— Будьте внимательней в следующий раз. Цель — не создать убедительный образ в первый же день занятий. Цель — узнать, где находятся ваши поверхности. Готовьтесь.

Гарри попытался опять притвориться Кимболлом Киннисоном, попытался сосредоточиться. Но он был в лёгком замешательстве, и в голове постоянно всплывало то, о чём он не должен был думать…

Ох, сейчас он опять всё сольёт.

Гарри сжал зубы. По крайней мере инструктору сотрут память после урока.

— Легилименс.

Наступила тишина…

* * *

…Он сидел в непримечательной белой комнате без окон напротив человека с ничего не выражающим лицом, одетого в строгую чёрную мантию.

Четвертый день занятий выпал на вечер воскресенья. Когда платишь учителю такие деньги, то заниматься можно в любое, чёрт побери, время, не обращая внимания на такую ерунду, как понятие выходного дня.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — невыразительным голосом сказал телепат, после того как произнёс полный набор заклинаний для обеспечения приватности.

— Здравствуйте, мистер Бестер, — устало ответил Гарри. — Может, в этот раз пропустим первоначальное потрясение?

— Вам удалось меня удивить? — слегка заинтригованно спросил мистер Бестер. — Ну что ж. — Он поднял палочку и посмотрел Гарри в глаза. — Легилименс.

Наступила тишина. Затем волшебник в чёрном вздрогнул, как будто ему наступили на ногу.

— Тёмный Лорд жив?! — выдавил он. Затем глаза телепата резко расширились. — Дамблдор становился невидимым и проникал в спальню для девочек?!

Гарри вздохнул и посмотрел на часы. Опять около трёх секунд…

— Итак, — произнёс мистер Бестер. Его голос ещё не восстановил свою невыразительность полностью. — Вы искренне верите, что откроете секретные законы магии и станете всемогущим.

— Точно, — спокойно сказал Гарри, всё ещё глядя на часы. — Я именно настолько самоуверен.

— Интересно. Кажется, Распределяющая шляпа считает, что вы будете следующим Тёмным Лордом.

— А ещё вы знаете, что я изо всех сил стараюсь им не стать, и вы видели, что у нас уже была длинная дискуссия о том, хотите ли вы учить меня окклюменции, и в конце вы решили, что будете, так что, может, пропустим всё это и двинемся дальше?

— Хорошо, — сказал телепат, как и в прошлый раз, ровно шесть секунд спустя. — Готовьтесь. — Он помолчал, потом с некоторой тоской в голосе добавил: — Хотел бы я запомнить этот трюк с золотом и серебром.

Гарри сильно тревожило, насколько повторимы человеческие мысли, если возвращать людей в исходное состояние и подвергать одним и тем же воздействиям. Это разрушало иллюзии, которых у хорошего редукциониста вообще-то и быть не должно.

* * *

Утром в следующий понедельник Гарри выскочил из класса после урока травоведения в совершенно отвратительном настроении. Кипевшая от негодования Гермиона следовала за ним.

Остальные ученики задержались, увлечённо обсуждая победу Когтеврана во втором матче по квиддичу.

Оказывается, вчера вечером после ужина какая-то девчонка полчаса летала на метле, а затем поймала нечто, напоминающее гигантского комара. Были и другие факты, касающиеся вчерашнего матча, но они не имели большого значения.

Гарри пропустил это волнительное спортивное событие из-за урока окклюменции, да и вообще у него есть дела поважнее.

Он успешно уклонился от разговоров в спальне Когтеврана, благо существовали такие замечательные вещи, как волшебные сундуки и чары тишины. Он даже завтракал за столом Гриффиндора.

Но Гарри не смог избежать урока травоведения и когтевранцев, обсуждавших матч перед уроком, после урока и даже во время урока, пока Гарри не отвлёкся от детёныша фуркота, чей подгузник он менял, и не объявил громогласно, что некоторые из присутствующих пытаются изучать растения, а снитчи не растут на деревьях, и почему бы им всем, извините, не заткнуться. На него потрясённо посмотрели все присутствующие, кроме Гермионы, которая чуть ли не аплодировала, и профессора Спраут, которая наградила его баллом Когтеврану.

Балл Когтеврану.

Один балл.

Семь идиотов на своих идиотских мётлах, играющих в идиотскую игру, получили сто девяносто баллов.

Как оказалось, очки квиддича напрямую добавляются к общим баллам факультета.

Другими словами, поимка золотого комара стоила 150 баллов.

Гарри не мог даже представить, что же ему нужно совершить, чтобы заслужить сто пятьдесят баллов. Ну, разве что, спасти сто пятьдесят пуффендуйцев, или предложить пятнадцать столь же хороших идей, как использование защитных оболочек на маховиках времени, или изобрести тысячу пятьсот творческих способов убийства людей, или просто быть Гермионой Грейнджер целый год.

— Надо их убить, — сказал Гарри Гермионе, шедшей рядом с ним и возмущённой не меньше.

— Кого? — уточнила Гермиона. — Команду по квиддичу?

— Я имел в виду всех имеющих хоть какое-то отношение к квиддичу, но, пожалуй, начать можно и с команды Когтеврана.

Губы Гермионы неодобрительно сжались:

— Гарри, ты же знаешь, что убивать людей плохо?

— Да, — ответил он.

— Хорошо, просто проверила, что ты в курсе, — сказала Гермиона. — Я читала несколько романов Агаты Кристи… Давай начнём с ловца. Есть идеи, как заманить её на поезд?

— Два ученика планируют убийство, — произнёс вдруг сухой голос. — Куда катится этот мир.

Из-за ближайшего угла выступил мужчина в не очень чистой мантии с засаленными и нечёсаными волосами до плеч. Казалось, от него исходила смертельная опасность. В голову начинали лезть мысли о неправильно приготовленных зельях, случайных падениях и людях, умирающих в постели от причин, которые будут впоследствии определены аврорами как «естественные».

Гарри без раздумий заслонил собой Гермиону.

Позади него раздался вздох и мгновенье спустя Гермиона выскочила вперёд и заслонила Гарри.

— Гарри, беги! — крикнула она, — Это мальчиков нужно беречь от опасности.

Северус Снейп холодно улыбнулся:

— Забавно. Прошу уделить мне немного вашего времени, Поттер, если вы в состоянии оторваться от флирта с мисс Грейнджер.

На лице Гермионы внезапно отразилось сильное волнение. Она повернулась к Гарри и хотела что-то сказать, но остановилась в нерешительности.

— О, не стоит беспокоиться, мисс Грейнджер, — вкрадчиво произнёс Северус. — Обещаю вернуть вашего кавалера в целости и сохранности.

Его улыбка исчезла.

— Сейчас мы с Поттером отойдём обсудить кое-что в частном порядке, только он и я. Надеюсь, понятно, что на вас приглашение не распространяется? На всякий случай, считайте это приказом профессора Хогвартса. Я уверен, что такая хорошая маленькая девочка, как вы, не проявит непослушания.

Северус развернулся и направился обратно за угол.

— Идёте, Поттер? — послышался его голос.

— Э-м, — сказал Гарри Гермионе, — можно, я просто пойду за ним, а ты сама придумаешь, что мне следовало бы сказать тебе, чтобы ты не очень волновалась и обижалась?

— Нет, — ответила Гермиона дрожащим голосом.

Из-за угла донёсся смех Северуса.

Гарри опустил глаза.

— Извини. Правда, извини.

И ушёл за профессором зельеварения.

* * *

— Итак, — произнёс Гарри. В каменном коридоре не было слышно ничего, кроме шагов двух пар ног, длинных и коротких. Профессор зельеварения шёл быстро, но так, чтобы Гарри мог успевать за ним. Насколько Гарри вообще был способен применять понятие направления внутри Хогвартса, они шли куда-то прочь от тех мест, где обычно бывали люди. — О чём вы хотели поговорить?

— Не думаю, что вы сможете объяснить, — сухо начал Северус, — почему вы двое планировали убийство Чжоу Чанг?

— Не думаю, что вы сможете объяснить, — столь же сухо ответил Гарри, — как официальный представитель системы образования Хогвартса, почему поимка золотого комара считается учебным достижением, достойным ста пятидесяти баллов факультету?

Улыбка тронула губы Северуса.

— Хм, я был более высокого мнения о вашей проницательности. Вы в самом деле не способны понять своих одноклассников, Поттер, или просто настолько их не любите, что даже не пытаетесь? Если бы очки квиддича не шли в зачёт Кубка школы, то практически всем было бы наплевать на эту систему баллов. Она превратилась бы в невразумительное соревнование для учеников вроде вас и мисс Грейнджер.

Поразительно хороший ответ.

От удивления разум Гарри заработал в полную силу.

Учитывая всё известное о профессоре, не было ничего странного в том, что Северус понимал своих учеников, действительно их хорошо понимал.

Он же читал их мысли.

И…

…в книге говорилось, что успешные легилименты встречаются чрезвычайно редко, даже реже, чем первоклассные окклюменты, так как почти никто не обладает достаточной дисциплиной ума.

Дисциплиной ума?!

Некоторое время назад Гарри собирал свидетельства о человеке, который постоянно выходил из себя во время уроков и отрывался на маленьких детях…

…но этот же самый человек, когда Гарри сказал, что Тёмный Лорд всё ещё жив, среагировал мгновенно и достоверно — как человек абсолютно несведущий.

Этот человек крался по Хогвартсу как убийца, излучающий опасность…

…что, конечно же, никогда бы не стал делать настоящий убийца. Настоящие убийцы должны выглядеть, как кроткие маленькие бухгалтеры до тех пор, пока не убьют тебя.

Он был деканом факультета надменного и аристократичного и носил мантию в пятнах от зелий и ингредиентов, которые магия могла бы очистить за пару минут.

Гарри заметил, что пребывает в замешательстве, и оценка возможной угрозы со стороны декана Слизерина выросла астрономически.

Дамблдор считал Северуса своим, и ничто не противоречило этому. Как и обещалось, профессор зельеварения был «страшным, но не жестоким». И, как ранее выяснил Гарри, в основе этого лежала причастность Северуса к «Братству», в котором Гарри была отведена роль Фродо.

Но если бы Северус собирался причинить вред, он, конечно же, не стал бы забирать Гарри на глазах у свидетеля — Гермионы. Он легко мог дождаться момента, когда Гарри будет один…

Гарри незаметно прикусил губу.

— Когда-то я знал мальчика, который обожал квиддич, — сказал Северус Снейп. — Он был полным идиотом. Что для меня, для нас обоих, неудивительно.

— Вы это к чему? — медленно спросил Гарри.

— Терпение, Поттер.

Северус повернул голову и затем проскользил своей походкой убийцы в ближайшее ответвление коридора, меньше и уже предыдущего.

Гарри проследовал за ним, размышляя, не будет ли разумнее просто сбежать.

Они повернули, затем повернули ещё раз и зашли в тупик, к обычной пустой стене. Если Хогвартс действительно был построен, а не призван, или наколдован, или порождён, или ещё как-нибудь сотворён, то у Гарри нашлось бы несколько резких слов в адрес архитектора, который придумал коридоры, ведущие в никуда.

— Квиетус, — сказал Северус, затем произнёс ещё несколько заклинаний.

Гарри прислонился к стене, скрестил руки на груди, и стал следить за лицом Снейпа.

— Вы смотрите мне в глаза, Поттер? — произнёс Северус Снейп. — Ваши уроки окклюменции не могли зайти так далеко, чтобы вы смогли противостоять легилименции. Но, возможно, вы уже продвинулись достаточно, чтобы обнаружить вмешательство. Я не могу быть уверен, потому и не стану рисковать. — Он слегка улыбнулся. — Полагаю, то же самое можно сказать про Дамблдора, поэтому именно сейчас между нами и возможен этот небольшой разговор.

Брови Гарри невольно поползли вверх.

— Для начала, — проговорил Северус, сверкнув глазами, — я хотел бы получить от вас обещание держать нашу беседу в тайне от всех без исключения. Если кто-то в школе спросит, то мы обсуждали вашу домашнюю работу по зельям. А если вопрос будет исходить от Дамблдора или МакГонагалл, то я выдавал вам секреты Драко Малфоя, и ни вы, ни я не считаем правильным углубляться в детали.

Мозг Гарри попытался просчитать все последствия и выводы из сказанного и столкнулся с нехваткой оперативной памяти.

— Итак? — спросил профессор зельеварения.

— Хорошо, — медленно проговорил Гарри. Участие в разговоре с обещанием держать его в тайне ограничит его не сильнее, чем неучастие с ровно такой же невозможностью рассказать о его содержании. — Обещаю.

Северус пристально смотрел на Гарри.

— Однажды в кабинете директора вы сказали, что не потерпите грубости или издевательств. И мне стало интересно, насколько вы, Поттер, похожи на своего отца?

— Если вы не имеете в виду Майкла Веррес-Эванса, — ответил Гарри, — то я могу вам сказать только то, что я знаю очень мало о Джеймсе Поттере.

Северус кивнул, как будто самому себе.

— На пятом курсе Слизерина есть мальчик по имени Лесат Лестрейндж. Над ним издеваются гриффиндорцы, а я… несколько стеснён в возможностях влиять на подобную ситуацию. Возможно, вы сможете помочь. Если пожелаете. Я не прошу у вас одолжения и не буду ничем вам обязан. Я просто предлагаю вам возможность что-нибудь сделать.

Гарри смотрел на Северуса и размышлял.

— Думаете, это ловушка? — спросил Северус со слабой улыбкой. — Нет, это проверка. Считайте, что мне просто любопытно, как вы поступите. Но проблемы Лесата совершенно реальны, равно как и сложности, из-за которых я не вмешиваюсь.

Плохо, когда все знают, что ты — хороший парень, подумал Гарри. Даже зная, что они знают, он не мог отказаться от приманки.

И раз его отец тоже защищал учеников от хулиганов… то уже не столь важно, что стоит за просьбой Северуса. Гарри чувствовал внутри тепло и гордость и не мог спокойно уйти.

— Отлично, — сказал он. — Расскажите мне про Лесата. Почему над ним издеваются?

Слабая улыбка исчезла с лица Северуса.

— Вы полагаете, для этого есть причины, Поттер?

— Возможно, их нет, — спокойно ответил Гарри, — мне просто пришла в голову мысль, что, может быть, он столкнул с лестницы какую-нибудь маловажную грязнокровку.

— Лесат Лестрейндж, — холодно произнес Северус, — это сын Беллатрисы Блэк, наиболее фанатичной и злобной приспешницы Тёмного Лорда, признанный бастард Рабастана Лестрейнджа. Вскоре после смерти Тёмного Лорда Беллатриса, Рабастан и его брат Родольфус были схвачены, когда они пытали Алису и Фрэнка Лонгботтомов. Все трое получили пожизненное заключение в Азкабане. Лонгботтомы сошли с ума от длительного применения заклинания Круциатус и до сих пор находятся в больнице Святого Мунго, в палате для безнадёжно больных. Является ли что-то из перечисленного хорошей причиной для издевательств над Лесатом, Поттер?

— Вовсе нет, — по-прежнему спокойно сказал Гарри. — А сам Лесат не совершал ничего такого, о чём вам было бы известно?

Слабая улыбка вновь коснулась губ Северуса.

— Он не более святой, чем любой из нас. Но он не толкал грязнокровок с лестниц, во всяком случае я об этом не слышал.

— И не видели в его мыслях?

Выражение лица Северуса было по-прежнему холодным.

— Я не нарушал его приватности, Поттер. Но я заглядывал в гриффиндорцев. Он просто удобная цель для их мелочного самоутверждения.

Холодная волна гнева прокатилась по спине Гарри, и ему пришлось напомнить себе, что Северус может и не быть правдивым источником сведений.

— И вы считаете, — произнес Гарри, — что вмешательство Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил, может оказаться действенным.

— Именно, — ответил Северус и сообщил Гарри, когда и где гриффиндорцы планируют очередную маленькую забаву.

* * *

Главный коридор второго этажа Хогвартса проходит через центр замка и направлен по оси «север — юг». В его центре есть небольшое ответвление, которое через дюжину шагов поворачивает под прямым углом, образуя букву «Г», а ещё через дюжину шагов заканчивается около широкого окна. Из этого окна с высоты трёх этажей было видно, как лёгкий дождик поливал восточную часть территории замка. Стоя у окна, нельзя услышать, что происходит в главном коридоре, а из главного коридора нельзя услышать происходящее у окна. Если кто-то думает, что это странно, он слишком мало был в Хогвартсе.

Четыре мальчика в мантиях с красной оторочкой громко смеялись. Мальчик в мантии с зелёной оторочкой кричал и отчаянно пытался уцепиться за края окна, в которое его пытались вытолкнуть эти четверо. Конечно, это была всего лишь шутка. Кроме того, падение с такой высоты не убьёт волшебника. Все развлекаются. Если кто-то думает, что это странно…

— Что вы делаете?! — раздался голос шестого мальчика.

Четвёрка в мантиях с красной оторочкой резко развернулась. Мальчик в мантии с зелёной оторочкой отчаянно рванулся внутрь и свалился на пол. Его лицо блестело от слез.

— А, — с облегчением произнёс самый красивый из четверки, — это ты. Эй, Лесси, знаешь, кто это?

Мальчик на полу не ответил, пытаясь совладать со всхлипами, и говоривший занёс ногу, чтобы его пнуть.

— Прекрати! — крикнул шестой мальчик.

Уже занёсший ногу мальчик в мантии с красной оторочкой покачнулся.

— Гм, — произнёс он, — а ты-то знаешь, кто это?

— Лесат Лестрейндж, — ответил шестой мальчик, тяжело дыша, — и он ничего не сделал моим родителям, ему было всего пять лет.

* * *

Невилл Лонгботтом не сводил глаз с четырёх огромных хулиганов-пятикурсников и изо всех сил старался унять дрожь.

Надо было просто сказать Гарри Поттеру «нет».

— Почему ты защищаешь его? — красавчик явно был сбит с толку, но это не помешало ему тут же перейти в нападение. — Он слизеринец. И Лестрейндж.

— Он потерял родителей, — ответил Невилл. — Я знаю, каково это.

Он сам не понял, откуда у него взялись слова. Прозвучало довольно клёво, так мог бы сказать Гарри Поттер.

Дрожь, впрочем, не прошла.

— Да кем ты себя возомнил? — уже сердито спросил красавчик.

Я — Невилл, последний из Благородного и Древнейшего Дома Лонгботтомов…

Он не произнёс это вслух.

— Я думаю, что он предатель, — заявил кто-то из гриффиндорцев. У Невилла душа ушла в пятки.

Он знал, он знал, что так всё и будет. Гарри Поттер ошибся. Хулиганы не остановятся просто потому, что их попросил Невилл Лонгботтом.

Красавчик сделал шаг вперёд, остальные шагнули за ним.

— Вот оно что, — произнёс Невилл, сам удивлённый твёрдостью своего голоса. — Вам всё равно, над кем издеваться — над Лесатом Лестрейнджем или Невиллом Лонгботтомом.

С пола донёсся всхлип Лесата.

— Зло есть зло, — прорычал тот, кто назвал Невилла предателем. — И если ты друг злодея, ты тоже злодей.

Четвёрка сделала ещё шаг вперёд.

Лесат, покачиваясь, встал на ноги. Его лицо было серым. Он молча проковылял пару шагов и прислонился к стене. Его глаза не отрываясь смотрели на поворот коридора, путь к спасению.

— Друг, — произнёс Невилл. — Да, у меня есть друзья. Один из них — Мальчик-Который-Выжил.

Пара гриффиндорцев беспокойно переглянулись. Красавчик даже не поморщился.

— Гарри Поттера здесь нет, — резко сказал он, — а если бы он здесь был, вряд ли бы ему понравилось, что Лонгботтом защищает Лестрейнджа.

Гриффиндорцы сделали ещё шаг. Сзади них вдоль стены крался Лесат, выжидая свой шанс.

Невилл сглотнул и поднял правую руку с соединёнными большим и указательным пальцами.

Закрыл глаза — он обещал Гарри Поттеру не подглядывать.

Если это не сработает, он больше никогда никому не будет доверять.

Учитывая происходящее, сказанные им слова прозвучали на удивление чётко:

— Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес. Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес. Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес. Твоим долгом мне и силой твоего истинного имени заклинаю тебя, открываю путь для тебя, приказываю предстать передо мной.

Невилл щёлкнул пальцами.

И открыл глаза.

Лесат Лестрейндж удивлённо смотрел на него.

Четвёрка гриффиндорцев удивлённо смотрела на него.

Красавчик засмеялся. Остальные трое его поддержали.

— Гарри Поттер должен был выйти из-за угла или что-то типа того? — спросил красавчик. — О. Кажется, тебя подвели.

Он угрожающе шагнул к Невиллу.

Остальные трое дружно последовали за ним.

— Эхем, — произнёс Гарри Поттер из-за их спин. Он стоял, прислонившись к стене у окна, в тупике коридора, куда никто не мог пройти незамеченным.

Если вид кричащих людей всегда доставляет столько удовольствия, то нет ничего удивительного в том, что многие становятся хулиганами.

Гарри Поттер уверенно двинулся вперёд и встал между Лесатом Лестрейнджем и остальными. Обвёл ледяным взглядом гриффиндорцев. В итоге его глаза остановились на красавчике-вожаке.

— Мистер Карл Слопер, — произнёс Гарри Поттер. — Полагаю, я полностью понимаю, что здесь происходит. Если даже Лесат когда-либо совершил хотя бы одно злодейство, кроме как родился не у тех родителей, вы об этом ничего не знаете. Если я ошибаюсь, мистер Слопер, предлагаю вам разубедить меня прямо сейчас.

По лицам остальных Невилл понял, что они напуганы. Да он и сам был напуган. Гарри заявил, что всё это будет розыгрышем, но как он смог это сделать?

— Но он — Лестрейндж, — сказал вожак.

— Он потерял родителей, — ещё более холодным голосом возразил Гарри Поттер.

В этот раз вздрогнули все гриффиндорцы, кроме вожака.

— Итак, — продолжил Гарри Поттер. — Вы убедились, что Невилл не хочет, чтобы вы мучили невиновного от имени Лонгботтомов. Если я скажу вам, что Мальчик-Который-Выжил тоже считает, что вы не правы, и что сегодня вы совершили ужасную ошибку, это будет иметь значение?

Вожак сделал шаг к Гарри.

Остальные не сдвинулись с места.

— Карл, — сглотнув, сказал один из них. — Может, нам стоит уйти…

— Говорят, ты собираешься стать новым Тёмным Лордом, — не сводя глаз с Гарри, заявил вожак.

Гарри Поттер усмехнулся.

— Говорят, я тайно помолвлен с Джиневрой Уизли, и есть пророчество, что мы завоюем Францию. — Улыбка исчезла. — Если уж вы так хотите, мистер Карл Слопер, я могу выразиться более ясно. Оставьте Лесата в покое. В противном случае я об этом узнаю.

— Так это Лесси тебе настучал, — холодно сказал вожак.

— Точно, — сухо ответил Гарри Поттер, — и он также сказал мне, что вы сегодня делали после урока заклинаний в закрытой уединённой комнате, где вас никто не мог увидеть, с некоей девушкой из Пуффендуя, у которой была белая лента в волосах…

У вожака отвисла челюсть.

Один из гриффиндорцев испуганно вскрикнул, развернулся и скрылся за углом. Частые звуки его шагов быстро удалились и пропали.

И их осталось шестеро.

— О, — произнёс Гарри Поттер. — вот ушёл довольно сообразительный молодой человек. Остальным не мешало бы последовать примеру Бертрама Кирка, прежде чем они попадут, так сказать, в неприятности.

— Ты угрожаешь на нас настучать? — судя по всему, красавчик из Гриффиндора хотел, чтобы это прозвучало грозно, но мешала дрожь в голосе. — Со стукачами случаются плохие вещи.

Двое других гриффиндорцев попятились.

Гарри Поттер расхохотался.

— Вы это серьёзно? Вы правда пытаетесь мне угрожать? Скажите честно, вы думаете, что вы страшнее Перегрина Деррика, Северуса Снейпа, или, раз уж об этом зашла речь, Сами-Знаете-Кого?

Тут вздрогнул даже вожак.

Гарри Поттер поднял руку со сложенными пальцами. Троица гриффиндорцев отшатнулась. У одного из них вырвалось:

— Не надо!..

— Понимаете, — произнёс Гарри Поттер, — если я щёлкну пальцами, вы станете персонажами весёлой и увлекательной истории, над которой все будут нервно хохотать сегодня за ужином. Но дело в том, что уважаемые мной люди просят меня не прибегать к этому приёму. Профессор МакГонагалл сказала, что я всегда выбираю слишком лёгкий путь, а профессор Квиррелл — что мне нужно научиться проигрывать. Так что… Помните, как я позволил побить себя нескольким старшекурсникам из Слизерина? Мы можем это повторить. Вы поиздеваетесь некоторое время надо мной, а я не буду сопротивляться. Единственное — помните, как в конце я попросил своих многочисленных друзей ничего не предпринимать по этому поводу? В этот раз мы пропустим эту часть. Так что вперёд. Побейте меня.

Гарри Поттер шагнул им навстречу и развёл руки в приглашающем жесте.

Трое гриффиндорцев не выдержали и бросились наутёк. Невилл еле успел сделать шаг в сторону, чтобы его не сбили с ног.

Какое-то время тишину нарушал только их топот, а затем стих и он.

И их осталось трое.

Гарри Поттер сделал глубокий вдох, затем — выдох:

— Уфф. Невилл, ты как?

— В норме. Это было очень круто, — сдавленно пропищал Невилл.

Гарри широко улыбнулся.

— Знаешь, ты тоже был довольно крут.

Невилл понимал, что Гарри Поттер просто хочет его подбодрить, но в груди всё равно приятно потеплело.

Гарри повернулся к Лесату Лестрейнджу…

— Лестрейндж, ты как? — спросил Невилл, опередив Гарри.

Он не мог и предположить, что когда-либо скажет подобные слова.

Лесат Лестрейндж медленно повернулся и пристально посмотрел на Невилла. Он больше не плакал, но на его окаменевшем лице блестели дорожки слёз.

— Думаешь, ты знаешь, каково это? — голос Лесата дрожал. — Думаешь, ты знаешь?! Мои родители в Азкабане! Я пытаюсь не думать об этом, а они продолжают напоминать мне. Они считают, это замечательно, что мать находится в холодной и тёмной камере, и дементоры высасывают из неё жизнь. Я хотел бы быть, как Гарри Поттер, по крайней мере его родители не страдают. Мои родители страдают всегда, каждый день, каждую секунду. Я хотел бы быть, как ты, ты можешь иногда видеть своих родителей, ты знаешь, что они любили тебя. Если моя мать когда-то меня и любила, то дементоры уже съели эту любовь…

Невилл остолбенел, он совсем не ожидал услышать такой ответ.

Лесат повернулся к Гарри Поттеру, глаза которого расширились от ужаса.

Бросился перед ним на колени, коснулся земли лбом и прошептал:

— Помогите мне, повелитель.

Наступила ужасная тишина. Невилл совершенно не знал, что сказать, и Гарри, судя по его потрясённому лицу, — тоже.

— Говорят, вы можете всё. Пожалуйста, умоляю, мой лорд, спасите моих родителей из Азкабана. Я вечно буду вашим верным слугой, моя жизнь и моя смерть будут принадлежать вам, только, пожалуйста…

— Лесат, — срывающимся голосом произнёс Гарри, — Лесат, я не могу, я не способен это сделать, всё, что я могу — лишь дурацкие фокусы…

— Нет! — отчаянно вскрикнул Лесат, — Я видел, всё правда, вы можете их спасти!

Гарри сглотнул.

— Лесат, мы всё это устроили вместе с Невиллом, мы спланировали всё заранее, спроси его!

Так и было, хотя Гарри не объяснил, как он будет выполнять свою часть…

Лесат оторвал лицо от пола. Оно оказалось мертвенно-бледным. Его крик резанул Невилла по ушам:

— Грязнокровкин сын! Ты можешь спасти её, просто не хочешь! Я встал перед тобой на колени, я умолял тебя, а ты не хочешь помочь! Я должен был знать, ты — Мальчик-Который-Выжил, ты считаешь, что она там и должна быть!

— Я не могу! — Гарри кричал так же отчаянно, как и Лесат. — Не важно, хочу ли я, это не в моей власти!

Лесат вскочил, плюнул Гарри под ноги, развернулся и ушёл. Когда он повернул за угол, судя по звуку, его шаги ускорились. Невиллу показалось, что он различил среди них тихий всхлип.

И их осталось двое.

Невилл посмотрел на Гарри.

Гарри посмотрел на Невилла.

— М-да, — тихо сказал Невилл. — Кажется, он не сильно обрадовался, что его спасли.

— Он думал, что я ему помогу, — хрипло ответил Гарри. — В первый раз за эти годы у него появилась надежда.

Невилл сглотнул.

— Извини.

— Что? — Гарри был полностью сбит с толку.

— Я не поблагодарил тебя, когда ты мне помог…

— Всё, что ты мне наговорил тогда, — было совершенно правильно, — сказал Мальчик-Который-Выжил.

— Нет, — возразил Невилл, — не всё.

Мальчики обменялись печальными, снисходительными улыбками.

— Я знаю, что в реальной жизни ничего бы не получилось, — произнёс Невилл. — Я бы ничего не смог, если бы тебя тут не было. Но спасибо за то, что дал мне сыграть эту роль.

— Ну всё, хватит, — сказал Гарри.

Он повернулся спиной к Невиллу и некоторое время смотрел на мрачные облака за окном.

К Невиллу пришла сумасшедшая мысль.

— Ты чувствуешь себя виноватым, потому что не можешь вытащить родителей Лесата из Азкабана?

— Нет, — ответил Гарри.

Прошло несколько секунд.

— Да, — сказал он.

— Это глупо, — заметил Невилл.

— Я в курсе.

— Тебе что, обязательно делать буквально всё, о чём тебя попросят?

Мальчик-Который-Выжил повернулся обратно и посмотрел Невиллу в глаза.

— Делать? Нет. Чувствовать себя виноватым за то, что не сделал? Да.

Невиллу не хватало слов.

— После смерти Тёмного Лорда Беллатриса Блэк была в буквальном смысле самым плохим человеком в мире. Ещё до того, как её отправили в Азкабан. Она запытала моих отца и мать до потери рассудка, потому что хотела узнать, что случилось с Тёмным Лордом…

— Я знаю, — тихо сказал Гарри. — Я понимаю, но…

— Нет! Не понимаешь! В тот раз у неё были причины, а мои родители были аврорами! Это далеко не худшее из того, что она успела совершить! — голос Невилла дрожал.

— Пусть так, — глаза Мальчика-Который-Выжил расфокусировались, как будто он смотрел куда-то вдаль на что-то, незримое для Невилла. — Но, возможно, есть какое-то ужасно умное решение, которое позволит спасти всех и все после этого будут жить долго и счастливо. И, может, будь я в самом деле умён, я бы его уже нашёл…

— У тебя проблемы, — сказал Невилл. — Ты думаешь, что должен быть таким, каким тебя представляет Лесат.

— Ага, — ответил Мальчик-Который-Выжил. — В общем так и есть. Каждый раз, когда кто-то взывает ко мне, а я не могу ответить, я чувствую вину за то, что я не Бог.

Невилл не совсем понял его, хотя…

— Что-то в этом неправильно.

Гарри вздохнул.

— Я в курсе, что у меня есть проблема, и я представляю, как с ней справиться. Я работаю над этим.

* * *

Гарри смотрел Невиллу вслед.

Конечно, Гарри не сказал, что решение уже есть — нужно поскорее стать богом.

Шаги Невилла удалились, в коридоре стало тихо.

И он остался один.

— Эхем, — раздался голос Северуса Снейпа прямо у Гарри за спиной.

Гарри вскрикнул и тут же себя за это возненавидел.

Он медленно повернулся.

Высокий неопрятный мужчина в грязной мантии стоял, прислонившись к стене в той же позе, что и Гарри некоторое время назад.

— Отличная мантия-невидимка, Поттер, — растягивая слова произнёс профессор зельеварения. — Это многое объясняет.

Ох ты ж блин!

— Может, я находился в компании Дамблдора слишком долго, — сказал Северус, — но не могу не спросить, это Мантия невидимости?

Гарри моментально превратился в кого-то, кто никогда не слышал про Мантию невидимости и кто был в точности так же умён, как, по мнению Гарри, думал о нём Северус.

— Вполне возможно, — ответил Гарри, — Полагаю, вы понимаете, что из этого следует?

Северус снисходительно хмыкнул.

— Понятия не имеете о чём речь, верно, Поттер? Довольно неуклюжая попытка узнать больше.

(Однажды во время совместного ужина профессор Квиррелл отметил, что при обсуждении опасных тем Гарри лучше придумать что-нибудь получше его обычного приёма с непроницаемым лицом, и рассказал про обман первого уровня, второго и так далее. Таким образом, или Северус представлял себе Гарри как игрока первого уровня, что ставило самого Северуса на второй уровень, и тогда трёхуровневый ход Гарри был успешен. Или Северус был игроком четвёртого уровня и хотел, чтобы Гарри думал, что обман прошёл. В тот раз Гарри, улыбаясь, спросил Квиррелла, на каком уровне играет он сам, и профессор, тоже с улыбкой, ответил: «На один уровень выше, чем вы».)

— Значит, вы наблюдали всё это время, — произнёс Гарри. — «Разнаваждение», вроде бы это так называется.

Сдержанная улыбка.

— Было бы глупо с моей стороны допустить для вас хоть малейший риск.

— И вы хотели узнать результат своей проверки из первых рук, — отметил Гарри. — Итак, похож ли я на своего отца?

Странное печальное выражение, казавшееся инородным, появилось на лице Снейпа:

— Я бы сказал, Гарри Поттер, что вы скорее напоминаете…

Северус вдруг остановился.

И пристально посмотрел на Гарри.

— Лестрейндж назвал вас сыном грязнокровки, — медленно произнес Северус. — Мне показалось, это вас не сильно задело.

Гарри нахмурил брови.

— Учитывая обстоятельства, нет.

— Вы только что помогли ему, — сказал Северус, не отводя взгляд от Гарри. — А он бросил эти слова вам в лицо. Конечно, вы не сможете просто так простить подобное обращение.

— Он только что прошёл через довольно неприятное испытание, — ответил Гарри. — И сомнительно, чтобы то, что его спас первокурсник, пошло на пользу его гордости.

— Полагаю, вам легко простить, — продолжил Северус, его голос звучал странно, — потому что Лестрейндж ничего для вас не значит. Просто какой-то незнакомый слизеринец. Если бы он был вам другом, возможно, его слова задели бы вас сильнее.

— Если бы он был другом, — ответил Гарри, — у меня было бы ещё больше причин простить его.

Молчание длилось долго. Гарри не мог сказать, откуда и почему, но он чувствовал, как воздух вокруг наполнился ужасным давлением, как будто его захлестнуло водой, которая продолжала подниматься всё выше и выше.

Затем Северус улыбнулся, внезапно расслабившись, и всё давление исчезло.

— Вы человек, который очень легко прощает, — сказал Северус, всё ещё улыбаясь. — Полагаю, вы научились этому у вашего приёмного отца, Майкла Веррес-Эванса.

— Скорее, это была папина коллекция научной фантастики и фэнтези, — заметил Гарри. — Что-то вроде моего пятого родителя. Я прожил жизни всех персонажей из моих книг, и вся их мудрость звучит в моей голове. Мне кажется, где-то среди них был герой, похожий на Лесата, хоть я и не могу сказать, кто именно. Мне было нетрудно представить себя на его месте. И книги подсказали мне, как поступить. Хорошие парни умеют прощать.

Северус издал короткий удивлённый смешок.

— Боюсь, я не слишком много знаю о том, как поступают хорошие парни.

Гарри взглянул на него. Было печально услышать подобное признание.

— Если хотите, я могу одолжить вам несколько книг про хороших парней.

— Мне бы хотелось спросить вашего совета, — произнёс Северус уже обычным тоном. — Я знаю ещё одного пятикурсника из Слизерина, которого обижали гриффиндорцы. Он добивался расположения красивой маглорождённой девушки, которая однажды увидела, как его мучают, и попыталась спасти от хулиганов. Он назвал её грязнокровкой, и это был конец их отношений. Он извинялся много раз, но она так и не простила его. Как вы думаете, что он мог бы сказать или сделать, чтобы заслужить прощение, подобное тому, что вы дали Лестрейнджу?

— Э-э-э, — выдавил Гарри, — основываясь лишь на этой информации, я не думаю, что проблема была только в нём. Я бы посоветовал ему не встречаться с девушкой, настолько неспособной к прощению. Допустим, они поженились, можете ли вы представить жизнь в такой семье?

Возникла пауза.

— Но ведь она умела прощать, — удивился Северус, — иначе почему впоследствии она стала девушкой того хулигана? Скажите мне, почему она простила хулигана, а не того, кто был обижен?

Гарри пожал плечами.

— Навскидку, потому, что хулиган сильно ранил кого-то другого, а обиженный хоть и слегка, но ранил её саму. В общем, по какой-то причине для неё это оказалось гораздо менее простительным. Впрочем, стоит ли копать слишком глубоко? Был ли хулиган красив? Или богат?

Возникла очередная пауза.

— «Да» по обоим пунктам, — ответил Снейп.

— Ну вот и ответ, — кивнул Гарри. — Я никогда не учился в старших классах, но мои книги говорят о существовании определённого сорта юных девушек, которые будут в ярости от единственной обиды, полученной от бедного невзрачного паренька, но которые могут найти место в своём сердце для прощения богатого и красивого хулигана. Другими словами, она была поверхностной. Передайте ему, кто бы он ни был, что она не стоит его. Ему нужно преодолеть это чувство и двигаться дальше, встречаясь с девушками, которые не столь прелестны, сколь содержательны.

Северус сверлил Гарри взглядом, его глаза сверкнули. Улыбка погасла, и хотя лицо Снейпа дёрнулось, ему так и не удалось её вернуть.

Гарри забеспокоился.

— Э-э-э, не то чтобы у меня самого был опыт в этой области, по очевидным причинам, но я думаю, что мудрый советчик из моих книг сказал бы именно так.

Снова молчание и снова сверкание глаз.

Возможно, это подходящий момент для смены темы.

— Так я прошёл вашу проверку? — спросил Гарри.

— Думаю, — промолвил Северус, — между нами более не состоится разговоров, Поттер, и с вашей стороны будет чрезвычайно мудро никогда не касаться сегодняшней темы.

Гарри моргнул.

— Не могли бы вы сказать, что я сделал не так?

— Вы оскорбили меня, — сообщил Северус, — и я больше не доверяю вашим познаниям.

Застигнутый врасплох Гарри не отводил глаз от Снейпа.

— Но вы дали мне совет из лучших побуждений, — продолжил Северус, — потому и я дам вам искренний совет.

Его голос был почти абсолютно ровным. Как струна, несмотря на огромную тяжесть, подвешенную к её середине, натянутая ровно благодаря миллиону тонн веса, приложенного к её концам.

— Сегодня вы чуть не умерли, Поттер. В будущем никогда не спешите делиться своей мудростью, пока не будете точно понимать, о чём говорит ваш собеседник.

Разум Гарри наконец-то уловил связь.

— Так это вы…

Он заткнул свой рот, когда «чуть не умерли» дошло до него. На две секунды позже, чем нужно.

— Да, — ответил Северус, — я.

И ужасное давление вновь захлестнуло комнату, как будто они оказались на дне океана.

Гарри не мог дышать.

Проиграй. Сейчас же.

— Я не знал, — прошептал Гарри, — Прос…

— Нет, — оборвал Северус.

Гарри стоял в тишине, его разум судорожно искал варианты. К сожалению, Северус стоял между ним и окном, падение из которого не убьёт никакого волшебника.

— Ваши книги предали вас, Поттер, — промолвил Северус, тем же голосом, ровно натянутым чудовищной тяжестью. — Они не сообщили вам кое-что очень важное. Из книг невозможно научиться тому, что значит потерять любимого человека. Это просто невозможно понять, не пережив самому.

— Мой отец, — прошептал Гарри. Это была его лучшая догадка, единственное, что могло его спасти. — Мой отец пытался защитить вас от хулиганов.

Жуткая улыбка растянула лицо Северуса, и он двинулся к Гарри.

К нему и мимо него.

— До свидания, Поттер, — обронил Северус, не оглядываясь. — Отныне мы мало что можем сказать друг другу.

Рядом с углом коридора он остановился и, не поворачиваясь, сказал последнюю фразу.

— Ваш отец был тем хулиганом, а что ваша мать находила в нём, я никак не мог понять до сегодняшнего дня.

Он ушёл.

Гарри повернулся и подошёл к окну. Его дрожащие руки легли на карниз.

Никогда не давай мудрых советов, пока не будешь точно понимать, о чём говорит твой собеседник. Понял.

Какое-то время Гарри глазел на облака и на лёгкую морось. Окно выходило на восточную сторону, был день, и даже если бы солнце виднелось через облака, Гарри не смог бы его увидеть.

Его руки перестали дрожать, но грудь всё равно будто сжимали металлические обручи.

Значит, его отец был хулиганом.

А его мать была поверхностной.

Возможно, они переросли это. Хорошие люди, вроде профессора МакГонагалл, похоже, высоко их ценили и, наверное, не только из-за их героической жертвы.

Конечно, это было слабым утешением для одиннадцатилетнего мальчика, который вскоре превратится в подростка и уже задумывается, каким именно подростком он может стать.

Так ужасно.

Так печально.

Какая у Гарри отвратительная жизнь.

Узнав, что его биологические родители не были совершенны, пожалуй, он имеет право похандрить, жалея самого себя.

Возможно, ему стоит пожаловаться Лесату Лестрейнджу.

Гарри читал про дементоров. Холод, тьма и страх окружали их, они высасывали все счастливые мысли, и в этой пустоте оставались лишь худшие воспоминания.

Он мог вообразить себя на месте Лесата, знающего, что его родители проведут в Азкабане всю жизнь, там, откуда никому не удавалось сбежать.

Наверное, и Лесат представляет себя на месте матери, в холоде, тьме и страхе, наедине со своими худшими воспоминаниями, даже во сне, каждую секунду каждого дня.

На мгновенье Гарри представил своих маму и папу в Азкабане, окружённых дементорами, высасывающими их жизни, вытягивающими счастливые воспоминания об их любви к нему. Только на мгновенье, прежде чем воображение выбило предохранитель и вызвало экстренное выключение системы, попросив больше никогда не воображать такое.

Правильно ли так поступать с кем-либо, пусть даже со вторым злейшим человеком в мире?

Нет, — отозвалась мудрость книг Гарри, — только если нет другого выхода, любого другого выхода.

И если система правосудия в мире волшебников не была столь же совершенна, как их тюрьмы (принимая во внимание всё, что было известно Гарри, это казалось довольно маловероятным) — где-то в Азкабане находился совершенно невиновный человек и, возможно, не один.

В горле у Гарри засаднило, в глазах появилась влага, он захотел телепортировать всех узников Азкабана куда-нибудь в безопасное место и вызвать с неба огонь, чтобы стереть это ужасное место с лица земли. Но он не мог, потому что не был богом.

И Гарри вспомнил слова, сказанные Квирреллом под звёздным небом: «Иногда, когда мне становится особенно ненавистен этот испорченный мир, я задаюсь вопросом: может, где-то там, вдали, есть более подходящее для меня место? Но звёзды так далеки… И какие бы сны я увидел, если бы спал так долго?»

Сейчас этот испорченный мир казался особенно ненавистным.

Но Гарри так и не мог до конца понять слова профессора, словно то был голос пришельца или Искусcтвенного Интеллекта, кого-то, кто был устроен настолько по-другому, что мозг Гарри невозможно было заставить работать в таком режиме.

Нельзя покидать родную планету, пока на ней есть такое место, как Азкабан.

Нужно остаться и принять бой.

Глава 28. Редукционизм

Всё, что может пойти к Роулинг, пойдёт к Роулинг.

* * *

— Ладно, — сглотнул Гарри. — Всё, Гермиона, достаточно, можно прекращать.

Белые сахарные таблетки перед ней так и не изменили ни цвета, ни формы, хоть она и сосредоточилась как никогда раньше: глаза крепко зажмурены, по лбу струится пот, рука с палочкой дрожит…

— Гермиона, хватит! Ничего не выйдет. Думаю, невозможно сотворить то, что ещё не существует.

Гермиона медленно ослабила хватку на палочке.

— Мне показалось, — еле слышно прошептала она. — Мне на секунду показалось, что трансфигурация начала получаться.

У Гарри застрял комок в горле.

— Скорее всего, это игра воображения. Ты слишком сильно надеялась.

— Наверное, — сказала Гермиона. Было ощущение, что она сейчас расплачется.

Гарри медленно взял механический карандаш, потянулся к листку бумаги со списком, почти все пункты которого были вычеркнуты, и провёл линию поверх ещё одного: «ЛЕКАРСТВО ОТ БОЛЕЗНИ АЛЬЦГЕЙМЕРА».

Трансфигурированную таблетку, конечно, принимать нельзя. Но трансфигурация, во всяком случае та, которой они занимаются, не позволяет превращать предметы в волшебные — из простой метлы сделать летающую невозможно. Поэтому, если бы у Гермионы получилась таблетка, то совершенно неволшебная, действующая по вполне материальным причинам. Можно было бы тайком отправить такие таблетки в магловскую научную лабораторию, чтобы там их изучили и попытались разобраться, из чего они состоят, прежде чем трансфигурация закончится… В остальном мире никто бы и не узнал, что здесь замешана магия, просто очередной научный прорыв…

Волшебникам такая идея в голову бы не пришла. Какие-то там атомные структуры были недостойны их внимания, а неволшебные вещи не считались хоть сколько-то ценными. Немагическое — значит неинтересное.

Ранее, в тайне ото всех — он даже Гермионе не сказал — Гарри попытался трансфигурировать наномашины в духе Эрика Дрекслера. (Конечно, он пытался создать только настольный нанозавод, а не маленьких самовоспроизводящихся сборщиков. Гарри не был сумасшедшим.) В случае успеха до божественности оставался бы один шаг.

— На сегодня ведь всё? — спросила Гермиона. Она откинулась на спинку кресла и запрокинула голову. На её лице читалась усталость, что было довольно необычно — Гермиона любила притворяться неутомимой, по крайней мере в присутствии Гарри.

— Ещё один опыт, — осторожно ответил Гарри, — но простой, к тому же он в самом деле может сработать. Я оставил его напоследок, в надежде закончить на оптимистической ноте. Эта штука реальна, не то что фазеры. Её уже воспроизводили в лаборатории, в отличие от лекарства от болезни Альцгеймера. И это просто материал, а не что-то конкретное, вроде утерянных книг, копии которых ты пыталась трансфигурировать. Я нарисовал для тебя схему молекулярной структуры. Наша цель — сделать её длиннее, чем удавалось другим, и чтобы трубки были сонаправлены, а концы — закреплены в алмазах.

Гарри протянул Гермионе лист бумаги.

Она села прямо, взяла лист и, нахмурившись, принялась за изучение.

— Это всё атомы углерода? И, Гарри, как оно называется? Я ничего не смогу трансфигурировать, если не буду знать название.

Гарри скривился. Ему до сих пор было трудно привыкнуть к этому. Зачем знать названия вещей, если ты знаешь как они устроены?

— Это бакитрубки — углеродные нанотрубки — разновидность фуллерена, которую открыли только в этом году. В сто раз прочнее стали и в шесть раз легче.

Гермиона удивлённо посмотрела на Гарри.

— В самом деле?

— Да, — кивнул Гарри, — просто их трудно получить с помощью магловских технологий. Если у нас будет достаточно этого материала, то мы сможем построить космический лифт до геосинхронной орбиты или даже выше и, учитывая выигрыш в скорости, будем, фактически, на полпути в любую точку Солнечной системы. Вдобавок мы сможем разбрасывать спутники для сбора солнечной энергии как конфетти.

Гермиона снова нахмурилась:

— Эти штуки безопасны?

— Не вижу причин, почему нет, — ответил Гарри. — Бакитрубка, по сути, просто графитовая плоскость, свернутая в цилиндрическую трубку; а графит — то же вещество, которое используется в карандашах.

— Я прекрасно знаю, что такое графит, Гарри, — сказала Гермиона, не отрываясь от листка, и машинально откинула волосы со лба.

Гарри сунул руку в карман мантии и достал белую нитку, к концам которой были привязаны два маленьких серых пластиковых кольца. Он добавил по капле суперклея в те места, где нитка перевязывала кольцо, чтобы объект получился цельным, и трансфигурировать его можно было тоже целиком. Цианоакрилат, если Гарри правильно помнил, образовывал ковалентные связи, то есть предметы были соединены настолько крепко, насколько это вообще возможно в мире, состоящем из отдельных крошечных атомов.

— Когда будешь готова, — сказал Гарри, — попытайся трансфигурировать это в набор параллельных бакитрубок, встроенных в два алмазных кольца.

— Хорошо, — медленно проговорила Гермиона. — Гарри, мне кажется, мы что-то упускаем.

Гарри беспомощно пожал плечами. «Может быть, ты просто устала». Он знал, что говорить этого вслух не стоит.

Гермиона приложила палочку к одному из пластиковых колец и некоторое время смотрела на него.

На столе лежали два сверкающих алмазных кружка, соединённых длинной чёрной нитью.

— Изменилось, — констатировала Гермиона. Похоже, она старалась подбавить в голос энтузиазма, но энергии на это уже не хватало. — Что теперь?

Из-за упаднического настроения Гермионы Гарри тоже чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но он старательно это скрывал, надеясь развеять её уныние: вдруг это работает и в обратном направлении?

— А теперь я проверю, удержит ли она нужный вес.

Ранее Гарри установил в классе большую раму в форме буквы «А» для проведения эксперимента с алмазными прутьями. Нет ничего сложного в том, чтобы создавать с помощью трансфигурации предметы из цельного алмаза, просто они недолговечны. Целью эксперимента было проверить, можно ли, трансфигурировав длинный алмазный прут в короткий алмазный прут, поднять что-то тяжёлое за счёт укорачивания, то есть трансфигурировать наперекор силе натяжения, и оказалось, что можно.

Гарри осторожно надел одно из алмазных колечек на металлический крюк на кончике рамы, а на второе кольцо нацепил толстый металлический кронштейн, после чего принялся складывать на него гирьки.

(Наколдовать эту конструкцию Гарри попросил близнецов Уизли, которые наградили его недоверчивыми взглядами, будто прикидывали, какой розыгрыш может потребовать чего-то подобного, но выполнили просьбу без вопросов. Трансфигурация, сказали они, будет действовать около трёх часов, так что у Гарри и Гермионы было ещё полно времени.)

— Сто килограммов, — объявил Гарри через минуту. — Не думаю, что стальная нить такой же толщины столько выдержит. Эта должна удержать куда больше, но у меня закончились гири.

И снова тишина.

Гарри выпрямился и подошёл к столу, сел на стул и церемонно поставил галочку рядом с бакитрубкой:

— Вот. Этот получился.

— Но разве от неё есть польза, Гарри? — Гермиона сидела, подперев голову руками. — В том смысле, что даже если мы передадим эту нить учёным, они не научатся производить бакитрубки в промышленных масштабах.

— Может, чему-то они всё-таки научатся, — возразил Гарри. — Гермиона, ну ты посмотри на неё. Тоненькая нить, на которой висит такой вес — мы только что сделали штуку, которую не могут воспроизвести ни в одной магловской лаборатории…

— Но может наколдовать любая ведьма, — вздохнула Гермиона. В её голосе теперь отчётливо слышалась усталость. — Гарри, мне кажется, ничего у нас не получится.

— Ты про наш роман? — уточнил Гарри. — Отлично! Давай разорвём отношения.

Она слабо улыбнулась.

— Я про наши исследования.

— О, Гермиона, как ты можешь?!

— Ты очень мил, когда вредничаешь, — сказала она. — Но, Гарри, это всё полная чушь. Мне двенадцать, тебе одиннадцать, глупо думать, что мы откроем то, что никому ещё не известно.

— И ты предлагаешь бросить разгадывать тайны магии, позанимавшись этим меньше месяца? — подзадорил её Гарри, хотя и сам уже начинал чувствовать ту же усталость. Ни одна из действительно хороших идей не сработала. Он сделал лишь одно значимое открытие — про менделевскую схему наследования магии, — но не мог рассказать о нём Гермионе, не нарушив данное Драко слово.

— Нет, — сказала Гермиона с очень серьёзным и взрослым выражением на юном лице. — Я предлагаю пока что заняться учёбой. Изучить то, что волшебникам уже известно. И приняться за исследования только после окончания Хогвартса.

— Э-э… — протянул Гарри. — Гермиона, мне не хочется тебя огорчать, но представь себе, что мы отложили исследования на потом, а когда наконец покинули Хогвартс — первым делом решили попытаться наколдовать лекарство от болезни Альцгеймера, и это сработало. Мы бы почувствовали себя… мне кажется, «глупыми» не описывает в достаточной мере то, как бы мы себя почувствовали. Вдруг мы придумаем ещё что-нибудь в этом роде, только на этот раз всё получится?

— Так нечестно, Гарри! — голос Гермионы задрожал, она чуть не плакала. — Нельзя взваливать на людей такой груз! Это не наша работа, мы дети!

Интересно, мимолётно подумал Гарри, что случилось бы, расскажи кто-нибудь Гермионе, что ей придётся сразиться с бессмертным Тёмным Лордом? Может, она стала бы кем-то вроде тех плаксивых героев, жалеющих самих себя на каждом шагу, читать о которых Гарри терпеть не мог?

— В любом случае, — дрожащим голосом продолжила Гермиона, — я не хочу продолжать исследования. Я не верю, что дети способны на то, что недоступно взрослым, так бывает только в сказках.

Воцарилась тишина.

Гермиона бросила на Гарри испуганный взгляд, и тот понял, что у него на лице проступило холодное выражение.

Было бы не так больно, если бы эта мысль уже не приходила в голову и ему. Пусть лучшим возрастом для революций в науке являются двадцать лет, а не тридцать. Пусть были люди, которые в семнадцать защитили докторские, и даже те, которые в четырнадцать взошли на трон или приняли командование армиями. Несмотря на всё это, в одиннадцать никто в учебники истории не попадал.

— Великолепно, — сказал Гарри. — Найти способ сделать то, что недоступно взрослым. Это вызов?

— Я ничего подобного не имела в виду, — испуганным шёпотом выдавила Гермиона.

С некоторым усилием Гарри перестал сверлить её взглядом.

— Я не сержусь на тебя, — сказал он. Несмотря на все усилия, в голосе сквозил холод. — Я сержусь на… Не знаю, на всё. Но я не готов проиграть, Гермиона. Проигрыш — не всегда правильный выбор. Я разберусь, как сделать что-нибудь, на что не способен взрослый волшебник, и тогда мы вернёмся к этому разговору. Как тебе такое?

Молчание.

— Ладно, — неуверенно проговорила Гермиона. Оттолкнувшись от подлокотников, она встала со стула и направилась к выходу из заброшенного класса, где они работали. Её рука коснулась дверной ручки. — Мы ведь всё ещё друзья, так? И если ты ничего не придумаешь…

Она запнулась.

— Будем учиться вместе, — ещё холоднее закончил за неё Гарри.

— Эм-м, ну тогда хорошо. До встречи, — попрощалась Гермиона и быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Иногда Гарри ненавидел свою Тёмную сторону, даже когда находился внутри неё.

И та его часть, которая полностью соглашалась с Гермионой, что нет, дети никак не могут делать то, что недоступно взрослым, говорила за Гермиону всё то, что она побоялась сказать вслух: «Ну и задачку же ты себе отхватил, надорвёшься», «Да уж, в этот раз ты точно сядешь в лужу», «Ну, неудача тоже какой-никакой, но результат».

А та его часть, которая не любила проигрывать, ответила очень холодным тоном: «Отлично, а теперь заткнись и смотри».

* * *

Время обеда почти наступило, но Гарри было всё равно. Он даже не потрудился достать батончик из кошеля. Его желудок в состоянии пережить лёгкий голод.

Волшебный мир крохотен, волшебники не думают как учёные, они не знают о науке, не привыкли оспаривать всё, что видят с детства. Они забывают установить защитные оболочки на машины времени и играют в квиддич. Вся магическая Британия меньше небольшого магловского города, величайшая школа магов учит только до семнадцати лет. Глупо не спорить со всем этим в одиннадцать лет, глупо допускать, что волшебники знают, что они делают, и что они уже собрали все низковисящие плоды, доступные взгляду учёного-эрудита.

Шаг первый: составить список всех магических ограничений, которые Гарри помнит. Всё, что по общему мнению сделать невозможно.

Шаг второй: отметить ограничения, которые с научной точки зрения имеют хоть какой-то смысл.

Шаг третий: выделить ограничения, которые волшебник, не будучи знакомым с наукой, вряд ли станет оспаривать.

Шаг четвёртый: найти способы обойти эти ограничения.

* * *

Гермиона уселась за стол Когтеврана рядом с Мэнди. Её всё ещё немного трясло. Обед Гермионы состоял из двух фруктов (нарезанного яблока и почищенного мандарина), трёх овощей (морковки, морковки и ещё раз морковки), мяса (жареной ножки дириколя, с которой она тщательно сняла не очень полезную для здоровья шкурку) и маленького кусочка шоколадного пирожного — награды за то, что она съест всё остальное.

Произошедшее было не так плохо, как памятный урок зельеварения, про который ей до сих пор иногда снились кошмары. Но сегодня уже она сама стала и причиной того что случилось, и мишенью. Пусть всего лишь на мгновение перед тем, как ужасная холодная тьма отвернулась и сказала, что не сердится на неё, потому что не хотела её пугать.

И у Гермионы по-прежнему было чувство, как будто она что-то упустила, что-то действительно важное.

Но они же не нарушили ни одного правила трансфигурации… Они не превращали ничего в жидкости и газы, не выполняли приказов профессора по Защите…

Таблетка! Её можно съесть!

…ну нет, никто не станет есть непонятную таблетку, да и магия тогда не сработала, к тому же если бы что-то получилось, они могли просто применить Фините инкантатем, но ей всё-таки следует предупредить Гарри и позаботиться, чтобы они не упоминали об этом при профессоре МакГонагалл, а то им никогда больше не позволят изучать трансфигурацию…

Тошнота подкатила к горлу. Гермиона отодвинула тарелку, в таком состоянии есть она не могла.

Гермиона закрыла глаза и начала про себя повторять правила трансфигурации.

«Я ничего и никогда не превращу в жидкость или газ».

«Я ничего и никогда не превращу в то, что может попасть внутрь тела».

Нет, им в самом деле не следовало трансфигурировать эту таблетку, по крайней мере они должны были осознать… но она настолько увлеклась блестящей идеей Гарри, что совершенно не подумала…

Тошнотворное ощущение стало ещё хуже. На краю её сознания мелькала какая-то мысль, словно что-то превращалось в свою противоположность, как на картинках, где девушка становится старухой, а ваза становится двумя лицами…

Гермиона продолжала вспоминать правила трансфигурации.

* * *

Пальцы Гарри, сжимавшие палочку, побелели. Он пытался трансфигурировать воздух вокруг палочки в скрепку для бумаг. Он помнил, что превращать скрепку в газ опасно, но не видел причины, почему нельзя сделать наоборот. Просто считалось, что это невозможно. Но почему? Воздух такое же вещество, как и всё остальное.

Что ж, возможно, у этого ограничения всё-таки есть смысл. Воздух не имеет структуры, молекулы постоянно перемещаются относительно друг друга. Возможно, нельзя заключить материю в новую форму, если материя не находится в покое достаточно долго, чтобы ей можно было управлять. Хотя даже атомы в твёрдых телах постоянно колеблются…

С каждой неудачей холод внутри Гарри становился сильнее, а мысли обретали всё большую чёткость.

Ладно. Двигаемся дальше.

Трансфигурировать можно только предметы целиком. Нельзя трансфигурировать половину спички в иголку, придётся трансфигурировать весь предмет. Когда Драко запер Гарри в том классе, Гарри не мог просто трансфигурировать тонкую полосу стены в губку и выбить достаточно большой кусок камня, чтобы вылезти наружу. Ему бы пришлось придать новую форму всей стене, или, возможно, даже целой секции Хогвартса, чтобы изменить её маленькую часть.

И это нелепо.

Предметы состоят из атомов. Множества крохотных точек. Нет никакой связности, нет никакой целостности, есть лишь электромагнитные силы, удерживающие крохотные точки вместе…

* * *

Мэнди Брокльхерст замерла с вилкой у рта.

— Э… — обратилась она к Су Ли, которая сидела напротив внезапно опустевшего места рядом с Мэнди. — Что это нашло на Гермиону?

* * *

Гарри хотелось убить ластик.

Он пытался превратить маленький кусочек розового прямоугольничка в сталь. Всё кроме этого кусочка должно было остаться резиной. Но ластик сопротивлялся.

Это ограничение не может быть настоящим, оно наверняка лишь мысленное. Мнимое.

Все предметы состоят из атомов, и каждый атом сам по себе — отдельный крошечный предмет. Атомы удерживаются вместе перекрывающимися электронными облаками — в случае ковалентных связей, или просто электромагнитными силами — в случае ионных связей или сил Ван-дер-Ваальса.

Если смотреть ещё глубже, протоны и нейтроны внутри ядра — тоже отдельные крошечные предметы. Кварки внутри протонов и нейтронов — отдельные крошечные предметы! Если отбросить условности, в реальности просто нет ничего, соответствующего человеческой метафоре «цельный объект». Есть только множество мелких точек.

И для использования свободной трансфигурации нужен только разум, так ведь? Ни слов, ни жестов. Лишь отделение материи как таковой от идеи одного объекта и её соединение с идеей другого объекта. Эта мысленная операция плюс палочка плюс сущность волшебника, чем бы она ни была.

Волшебники могут преобразовывать только то, что они считают целым, и не могут преобразовывать части предметов, потому что не чувствуют нутром, что всё вокруг — лишь атомы.

Гарри изо всех сил сконцентрировался на этом знании, на истине, что ластик — лишь набор атомов, всё вокруг — лишь набор атомов, и атомы маленького кусочка, который он пытался трансфигурировать, точно такой же набор атомов, как и любой другой.

Но и таким образом Гарри не смог изменить часть ластика. Трансфигурация всё равно не получалась.

Что. За. Бред.

Пальцы Гарри, сжимавшие палочку, побелели от напряжения. Его опыты приводили к результатам, которые не имели смысла, и от этого Гарри уже тошнило.

Может быть, трансфигурации мешает то, что какая-то часть его разума всё ещё думает на языке объектов. Он думал о наборе атомов, которые составляют ластик. Он думал о наборе атомов, которые составляют маленький кусочек ластика.

Пора применять средства помощнее.

Гарри сильнее прижал палочку к маленькому участку ластика и постарался посмотреть сквозь то, что не-учёные называют реальностью. Сквозь мир столов, стульев, воздуха, ластиков, людей…

Когда мы идём через парк, ощущаемый мир вокруг нас на самом деле существует внутри нашего мозга в виде картинки, созданной возбуждёнными нейронами. Ощущение яркого синего неба приходит не откуда-то сверху, это реакция зрительной коры головного мозга. Все краски мира в действительности рождаются в тихой костяной пещере, которую мы называем черепом, в месте, где мы живём и которое никогда не покидаем. Если очень хочется сказать «привет» реальному человеку, нужно не пожимать ему руку, а мягко постучать по голове и спросить: «Ну как ты там?» Потому что там он и находится, там он на самом деле живёт. И картина парка, через который, как нам кажется, мы идём, появляется внутри нашего мозга после обработки сигналов от сетчатки глаз.

Реальность — не ложь, как считают буддисты, за вуалью Майи не скрывается что-то мистическое и неожиданное. За иллюзией парка находится лишь реальный парк, но тем не менее человек видит только иллюзию.

Гарри находится не в классе.

Он не смотрит на ластик.

Гарри сидит внутри черепа Гарри.

Он видит картину, полученную его мозгом на основе сигналов, посланных сетчаткой.

Настоящий ластик находится где-то в другом месте, вне картины.

И настоящий ластик не похож на картинку внутри мозга Гарри. Мысль, что ластик — это цельный объект, может существовать только внутри мозга, внутри теменной коры, которая обрабатывает ощущения формы и пространства. Настоящий ластик — это набор атомов, которые удерживаются вместе электромагнитными силами и электронными облаками ковалентных связей. А вокруг этого набора атомов летают молекулы воздуха, сталкиваясь друг с другом и с молекулами ластика.

Настоящий ластик находится далеко-далеко, и Гарри, сидя в своём черепе, никогда не сможет его коснуться, только представить, как он это делает. Но волшебная палочка на это способна, она изменяет предметы в реальности, и ограничивают её возможности лишь предрассудки Гарри. Где-то за вуалью Майи правда, скрывающаяся за понятием «моя палочка», касается набора атомов, которые мозг Гарри называет «участок ластика». И если палочка может изменить набор атомов, которые Гарри считает «целым ластиком», то нет абсолютно никакой причины, почему она не может изменить и другой набор атомов…

Трансфигурация по-прежнему не получалась.

Гарри стиснул зубы. Нужно средство ещё мощнее.

Мозг Гарри считал ластик цельным объектом, но это — очевидная чушь. Карта, которая не соответствует и совершенно не может соответствовать территории.

Люди представляют мир в виде структуры из множества уровней. Они думают отдельно о том, как работают страны, как работают люди, как работают органы, как работают клетки, как работают молекулы, как работают кварки.

Когда мозгу Гарри нужно подумать о ластике, он вспоминает правила, которые касаются ластиков, например, «ластики могут стирать записи карандашом». И только если мозгу Гарри нужно предсказать, что случится на химическом уровне, он начинает думать — совершенно отдельным образом — о молекулах резины.

Но это всё работа разума.

И хотя у разума Гарри могут быть убеждения о правилах, которые касаются только ластиков, но отдельных законов физики для ластиков не существует.

Мозг Гарри представляет реальность как многоуровневую систему, и каждому уровню соответствуют свои правила. Но это только карта, и на самом деле территория на неё совсем не похожа, у реальности только один уровень, уровень кварков. Существуют только универсальные низкоуровневые процессы, подчиняющиеся точным математическим правилам.

Ну или по крайней мере Гарри так думал, пока не столкнулся с магией, но ластик не был волшебным.

И даже если бы ластик был волшебным, мысль, что в самом деле существует неделимый ластик, — неправдоподобна. Предметы вроде ластика никак не могут быть базовыми элементами реальности, они слишком большие и сложные для элементарных частиц, они обязаны состоять из отдельных частей. Не может быть принципиально сложных предметов. Неявное убеждение в мозгу у Гарри, что ластик — это цельный объект, не просто неверно, это — карта, не соответствующая территории. Как независимое понятие ластик существует только в его многоуровневой модели мира. В одноуровневой реальности такого элемента нет.

…трансфигурация по-прежнему не получалась.

Гарри тяжело вздохнул, неудачная трансфигурация была почти настолько же утомительной, как и успешная. Но будь он проклят, если сдастся.

Хорошо. Выкинем этот мусор девятнадцатого века.

Реальность — это не атомы, не множество маленьких бильярдных шаров, летающих вокруг. Маленькие шарики — это просто ещё одна ложь. Представление об атомах как о маленьких точках — лишь ещё одна общепринятая галлюцинация, за которую цепляются люди, потому что они не хотят сталкиваться с нечеловечески чуждой формой скрывающейся за ней реальности. Неудивительно, что его попытки трансфигурации, основанные на таком представлении, не работали. Если он хочет власти, он должен отбросить человеческую природу и заставить мысли соответствовать математическим формулировкам квантовой механики.

Нет никаких частиц, есть лишь облака амплитуд в пространстве состояний множества частиц. И то, что его мозг наивно считает ластиком, не более чем гигантский множитель волновой функции, который тоже можно разложить на множители. Сказать, что он самостоятельно существует, всё равно, что сказать — внутри числа «шесть» существует независимый множитель «три». И если палочка Гарри способна изменять множители в волновых функциях, которые можно хотя бы приблизительно на множители разложить, значит, чёрт побери, она может изменить немного меньший множитель, который мозг Гарри видит как участок ластика…

* * *

Надсадно дыша, Гермиона неслась по коридорам. Башмаки тяжело стучали по каменным плитам, струившийся в крови адреналин гнал её вперёд.

Перед мысленным взором крутились картинки: девушка превращается в старуху, ваза становится двумя лицами.

Что они наделали?

Что они наделали?!

Гермиона подлетела к классу. Её пальцы, мокрые от пота, скользнули по дверной ручке. Гермиона вцепилась в неё сильнее и распахнула дверь…

…Гарри сидел за столом, уставившись на маленький розовый прямоугольник перед ним…

…в нескольких шагах от тонкой чёрной нити, почти не видной с такого расстояния и удерживающей груз…

— Гарри, вон из класса!

Гарри вздрогнул, вскочил так быстро, что чуть не упал, и, задержавшись только чтобы схватить маленький розовый прямоугольник, бросился к двери. Гермиона пропустила его, одновременно направляя палочку на чёрную нить…

— Фините инкантатем!

…и захлопнула дверь под грохот сотни килограммов упавшего металла.

Гермиона тяжело дышала, судорожно глотая воздух. Она пробежала весь путь без остановок, одежда промокла от пота, а ноги будто горели. Она не смогла бы ответить на вопросы Гарри даже за все галлеоны мира.

Гермиона моргнула и поняла, что начала падать, но Гарри её поймал и мягко опустил на пол.

— …чувствуешь… — с трудом прошептала она.

— Что?! — переспросил Гарри, побелев как мел.

— …как ты… себя… чувствуешь?

Судя по его виду, когда вопрос до него дошёл, Гарри испугался ещё сильнее.

— Я… Мне кажется, никаких симптомов…

Гермиона на мгновение закрыла глаза.

— Хорошо, — прошептала она. — Подожди, переведу дыхание.

Какое-то время они просто сидели на полу. Гарри всё ещё выглядел испуганным. Это тоже хорошо, возможно, он чему-то научится.

Гермиона потянулась к кошелю, который купил ей Гарри, через пересохшее горло вытолкнула слово «вода», схватила бутылку и начала пить большими глотками.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем она смогла говорить.

— Мы нарушили правила, Гарри, — хрипло сказала она. — Мы нарушили правила.

— Я… — сглотнул Гарри, — Я не вижу, как. Я думал, но…

— Я спросила тебя, безопасна ли трансфигурация, и ты мне ответил!

Повисла тишина.

— И это всё? — спросил Гарри.

Гермиона едва не перешла на крик:

— Гарри, ты не понимаешь? Эта штука сделана из тонких волокон, что если они распутаются, кто знает, что может случиться? Мы не спросили профессора МакГонагалл! Ты понимаешь, что мы наделали? Мы экспериментировали с трансфигурацией! Мы экспериментировали с трансфигурацией!

Опять повисла тишина.

— Верно… — медленно произнёс Гарри. — Кажется, это ещё один запрет, который никому в голову не придёт озвучить, поскольку он слишком очевиден. Не проверяйте блестящие идеи в области трансфигурации самостоятельно в заброшенном классе, не посоветовавшись с профессором.

— Из-за тебя мы могли погибнуть! — Гермиона знала, что так говорить несправедливо, она и сама совершила ошибку, но она всё ещё сердилась на Гарри, он всегда говорил очень уверенно, и это заставляло её без раздумий следовать за ним. — Мы могли испортить блестящий послужной список профессора МакГонагалл!

— Да, — сказал Гарри, — не будем ей об этом рассказывать, хорошо?

— Мы должны прекратить, — заявила Гермиона. — Мы должны прекратить эти занятия, пока мы не пострадали. Мы слишком молоды, Гарри, мы не можем ничего сделать, по крайней мере пока.

Гарри слегка усмехнулся.

— Эм-м, вот тут ты немного ошибаешься.

И протянул ей маленький розовый прямоугольник, резиновый ластик с ярко блестящим металлическим участком.

Гермиона недоумённо уставилась на ластик.

— Квантовой механики оказалось недостаточно, — сказал Гарри. — Мне пришлось дойти до вневременной физики, чтобы что-то получилось. Нужно увидеть, как волшебная палочка изменяет связь между отдельными реальностями прошлого и будущего, а не менять что-то во временном потоке. Но у меня получилось, Гермиона. Я посмотрел сквозь иллюзию предметов, и, готов спорить, это не удавалось ни одному волшебнику в мире. Даже если кто-то из маглорожденных знает о формулах квантовой механики без времени, для него это лишь непонятные утверждения о далёкой от него квантовой ерунде, он не поймёт по-настоящему, что это и есть реальность, не сможет принять, что известный ему мир — лишь галлюцинация. Я трансфигурировал часть ластика, не изменяя его целиком.

Гермиона подняла палочку и направила на ластик.

На лице Гарри мелькнуло раздражение, но он не попытался ей помешать.

— Фините инкантатем! — произнесла Гермиона. — Поговори с профессором МакГонагалл, прежде чем продолжать.

Гарри кивнул, хотя и немного холодно.

— И всё-таки нам надо прекратить, — сказала она.

— Почему?! — воскликнул Гарри. — Ты не понимаешь, что это значит, Гермиона? Волшебники знают не всё! Их слишком мало, а хоть чуть-чуть знакомых с наукой среди них ещё меньше. Низковисящие плоды ещё не кончились…

— Это правда опасно, — сказала Гермиона. — И если мы в самом деле способны делать открытия, то это ещё опаснее! Мы слишком молоды! Мы уже сделали большую ошибку, в следующий раз мы можем просто погибнуть!

Гермиону передёрнуло.

Гарри посмотрел в сторону и сделал несколько глубоких вдохов.

— Пожалуйста, не пытайся делать открытия в одиночку, Гарри, — срывающимся голосом попросила Гермиона. — Пожалуйста.

Пожалуйста, не вынуждай меня решать, стоит ли рассказать профессору Флитвику.

В этот раз тишина длилась дольше.

— Итак, ты хочешь, чтобы мы учились, — произнёс Гарри. Гермиона чувствовала, что он пытается не показывать недовольства. — Просто учились.

Гермиона не была уверена, следует ли отвечать, но…

— Как ты учился, эм, вневременной физике, так?

Гарри посмотрел на неё.

— То, что ты сделал, — неуверенно сказала Гермиона, — не было следствием наших экспериментов. У тебя получилось, потому что ты прочитал уйму книг.

Гарри открыл рот, затем закрыл его. По его лицу было видно, что он недоволен.

— Хорошо, — ответил Гарри. — Предлагаю так: мы учимся, и если я придумаю эксперимент, который действительно будет стоить того, чтобы его провели, мы попробуем это сделать, после того как я спрошу профессора.

— Согласна, — Гермиона не упала от облегчения только потому, что уже сидела.

— Идём обедать? — осторожно предложил Гарри.

Гермиона кивнула. Да. Обед — это хорошая мысль. Сейчас — особенно.

Оперевшись о каменную стену, она начала медленно подниматься, морщась от боли в мышцах…

Гарри направил на неё палочку и произнёс:

— Вингардиум левиоса!

Гермиона моргнула. Тяжесть в ногах уменьшилась до терпимой.

На лице Гарри мелькнула улыбка.

— Можно приподнять предмет, даже если не можешь его полностью левитировать. Помнишь тот эксперимент?

Гермиона беспомощно улыбнулась в ответ. Хотя и подумала, что ей стоило рассердиться.

И медленно пошла в сторону Большого Зала, чувствуя в ногах чудесную лёгкость. Гарри аккуратно удерживал палочку направленной на неё.

Его хватило только на пять минут, но за саму идею она была благодарна.

* * *

Минерва посмотрела на Дамблдора. В ответном взгляде тоже читался вопрос.

— Вы что-нибудь поняли? — смущённо спросил директор.

По её мнению, это была самая отборнейшая чушь, какую она когда-либо слышала. МакГонагалл чувствовала неловкость за то, что ей пришлось вызвать директора, пусть она и руководствовалась полученными заранее чёткими инструкциями.

— Боюсь, нет, — ответила она, поджав губы.

— Стало быть, — Дамблдор снова посмотрел куда-то в сторону и его седая борода отвернулась от Минервы, — ты полагаешь, что способен делать нечто, недоступное другим волшебникам, нечто, что мы считаем невозможным.

Они втроём стояли в личной директорской мастерской для трансфигурации. Сияющий феникс, патронус Дамблдора, попросил привести сюда Гарри, едва её собственный патронус успел доставить сообщение. Свет падал через окна на потолке, освещая семиконечную алхимическую диаграмму, нарисованную в центре круглой комнаты. Тонкий слой пыли на полу опечалил Минерву — исследования в области трансфигурации были одним из любимых занятий директора. Она знала, что в последнее время он крайне занят, но чтобы настолько…

И вот теперь Гарри собирается напрасно отнять у директора ещё больше времени. Впрочем, она не могла винить за это мальчика. Он всё сделал правильно, когда пришёл к ней и объявил, что у него появилась мысль по поводу такой трансфигурации, которая считается невозможной. В свою очередь, она поступила именно так, как ей сказали: велела Гарри замолчать и не обсуждать с ней ничего, пока она не проконсультируется с директором и пока они не попадут в защищённое место.

Если бы Гарри сразу рассказал, что именно он считает возможным сделать, она бы и пальцем не шевельнула.

— Понимаете, это непросто объяснить, — сконфуженно сообщил им Гарри. — Суммируя всё сказанное мною, ваши убеждения конфликтуют со взглядами учёных, причём в той области, где, как я искренне считаю, учёные разбираются лучше волшебников.

Минерва бы глубоко вздохнула, но, похоже, Дамблдор принял это со всей серьёзностью.

Идея Гарри происходила из банального незнания, ничего более. Если вы превращаете половину металлического шара в стекло, то весь шар меняется. Чтобы изменить часть, надо изменить весь предмет. Вы берёте некоторый объект и заменяете его другим объектом. Что бы могла значить трансфигурация лишь половины шара? Что металлический шар как целое никуда не делся, но половина шара теперь представляет собой другой объект?

— Мистер Поттер, — произнесла профессор МакГонагалл, — то, что вы хотите сделать, не просто невозможно, это нелогично. Если вы меняете часть чего-либо, вы неизбежно меняете целое.

— Действительно, — согласился Дамблдор. — Но ведь Гарри — герой, а герои могут делать даже логически невозможное.

Минерва бы закатила глаза, если б не привыкла к таким высказываниям ещё много лет назад.

— Допустим, это возможно, — сказал директор, — есть ли у вас какие-либо основания полагать, что эта трансфигурация будет отличаться от обычной?

Минерва нахмурилась. Тот факт, что сама идея была попросту невообразимой, представлял определённую трудность, но она постаралась принять это как данное. Трансфигурация, приложенная лишь к половине металлического шара…

— Что-то странное на стыке половинок? — предположила она. — Но тут не должно быть отличий по сравнению с обычной трансфигурацией целого объекта в объект из двух различных частей…

Дамблдор кивнул.

— Я тоже так думаю. Гарри, если твоя теория верна, подразумевается, что ты совершишь в точности такую же трансфигурацию, как и всегда, просто прилагая усилия к части предмета вместо целого? Больше никаких отличий?

— Да, — твёрдо ответил Гарри. — В этом вся суть.

Дамблдор вновь посмотрел на неё.

— Минерва, вы можете предположить, почему подобная трансфигурация может быть опасна?

— Нет, — ответила она, покопавшись в памяти.

— Я тоже, — заметил директор. — Хорошо, поскольку это превращение должно быть во всех отношениях полностью аналогично обычной трансфигурации и мы не можем предположить, почему оно может быть опасным, считаю, что второго уровня предосторожности будет достаточно.

Минерва была удивлена, но не стала возражать. Дамблдор значительно превосходил её в опыте трансфигураций, за его плечами были в буквальном смысле тысячи экспериментов, и он никогда не принимал недостаточных мер предосторожности. Он даже использовал трансфигурацию в бою и всё ещё был жив. Если директор считает, что второго уровня достаточно, значит достаточно.

В любом случае у Гарри ничего не получится.

Оба профессора занялись подготовкой защитных заклинаний и следящих плетений, наиболее важное из которых определяло утечку трансфигурированного материала в воздух. Гарри будет окружён отдельной силовой оболочкой со своим собственным запасом воздуха, и лишь палочке будет позволено её покинуть. Находясь внутри Хогвартса, они не могли автоматически аппарировать прочь материал в случае спонтанного возгорания, но могли почти так же быстро выбросить его из башни, именно поэтому все окна были открыты. Гарри, в свою очередь, при первых же признаках неприятностей должен будет вылететь в соседнее окно.

Мальчик с опаской наблюдал за их действиями.

— Не беспокойтесь, мистер Поттер, — заметила профессор МакГонагалл в середине инструктажа, — почти наверняка всё это не понадобится. Если бы мы действительно ожидали, что что-то пойдёт не так, вам бы не разрешили попробовать. Всё это — просто обычные предосторожности для любой экспериментальной трансфигурации.

Гарри сглотнул и кивнул.

Несколько минут спустя, уже будучи пристёгнут ремнями к креслу-катапульте, он направил палочку на металлический шар — такого размера, что его полная трансфигурация заняла бы не менее тридцати минут, судя по текущим оценкам Гарри на уроках.

А ещё несколько минут спустя Минерва прислонилась к стене, чтобы не упасть.

На шаре, в том месте, где была прижата палочка Гарри, виднелся небольшой участок стекла.

Гарри не произнёс «Я ведь вам говорил!», но самодовольное выражение на его вспотевшем лице было вполне красноречивым.

Дамблдор начал исследовать шар с помощью аналитических заклинаний. Он выглядел всё более и более заинтригованным и, казалось, помолодел лет на тридцать.

— Поразительно, — сказал Дамблдор, — всё в точности как утверждал Гарри. Он просто трансфигурировал часть предмета, не трансфигурируя целое. Гарри, так ты говоришь, это просто мысленное ограничение?

— Да, — кивнул Гарри, — но довольно глубокое. Просто знать, что оно есть, недостаточно. Мне пришлось подавить ту часть своего разума, которая вносила искажения, и думать о реальности, открытой учёными, которая лежит в основе реальности обыденной.

— Воистину поразительно, — произнёс Дамблдор. — Полагаю, любому другому волшебнику понадобятся месяцы учёбы, чтобы достичь подобного результата, если удастся вообще, не так ли? Могу я попросить тебя частично трансфигурировать ещё несколько предметов?

— Полагаю, да и да, конечно, — ответил Гарри.

Ещё через полчаса Минерва по-прежнему чувствовала себя сбитой с толку, но значительно более уверенной в безопасности происходящего.

Если забыть про логическую невозможность, частичная трансфигурация совершенно ничем не отличалась от обычной.

— Думаю, на сегодня достаточно, директор, — наконец сказала она. — Подозреваю, частичная трансфигурация требует больше усилий по сравнению с обычной.

— C практикой разница становится менее существенной, — прошептал бледный измождённый мальчик, — но в целом, да, это вы верно заметили.

Ещё минута ушла на вытаскивание Гарри из защитных барьеров. Затем Минерва усадила его на гораздо более удобный стул, а Дамблдор вручил бокал газировки с мороженым.

— Мои поздравления, мистер Поттер! — искренне сказала профессор МакГонагалл. Она готова была спорить на что угодно, что ничего не получится.

— И в самом деле, поздравляю, — согласился Дамблдор. — Даже я первое оригинальное открытие в трансфигурации совершил только в четырнадцать лет. Со времён Доротеи Сенъяк ни один гений не расцветал так рано.

— Спасибо, — смущённо ответил Гарри.

— Однако, — задумчиво продолжил Дамблдор, — думаю, будет весьма разумно держать это счастливое событие в тайне, по крайней мере сейчас. Гарри, ты обсуждал с кем-нибудь свою идею, прежде чем рассказать профессору МакГонагалл?

Повисла тишина.

— Э-э-э, мне бы не хотелось никого отдавать в руки инквизиции, но я действительно рассказал одному ученику…

Слово сорвалось с губ МакГонагалл как взрыв:

— Что?! Вы обсуждали совершенно новый вид трансфигурации с учеником прежде, чем проконсультироваться с признанным авторитетом? Вы понимаете, насколько это безответственно?

— Извините, я не подумал, — прошептал Гарри.

Мальчик выглядел соответствующе испуганным, и Минерва немного расслабилась. По крайней мере он осознал, насколько был глуп.

— Ты должен взять с мисс Грейнджер клятву держать это в тайне, — серьёзно заявил Дамблдор, — и сам не говори никому, без серьёзной на то причины, а если расскажешь, то они тоже должны поклясться держать это в тайне.

— А… почему? — спросил Гарри.

Минерва задала себе тот же вопрос. Она в который раз не поспевала за мыслями директора.

— Ты способен делать то, чего никто от тебя не ждёт, — объяснил Дамблдор. — Что-то совершенно невообразимое. Возможно, это станет твоим решающим преимуществом, Гарри, и мы должны сохранить его в тайне. Пожалуйста, поверь мне.

Профессор МакГонагалл кивнула, её решительное лицо не выдавало внутреннего смущения.

— Пожалуйста, так и сделайте, мистер Поттер.

— Хорошо, — медленно проговорил Гарри.

— Как только мы закончим изучение твоих образцов, — добавил Дамблдор, — ты волен продолжить практиковаться с частичной трансфигурацией, но только из стекла в железо и из железа в стекло, с мисс Грейнджер в качестве наблюдателя. И немедленно обратитесь к профессору, если кто-то из вас заподозрит какие-либо симптомы трансфигурационной болезни.

На выходе из мастерской, уже поворачивая дверную ручку, Гарри обернулся и сказал:

— Пока мы не разошлись, хочу спросить, не замечали ли вы что-нибудь необычное в профессоре Снейпе?

— Необычное? — удивился директор.

Минерве удалось скрыть кривую улыбку. Конечно же, мальчик испытывал тревогу по поводу «злого профессора зельеварения», он ведь не мог знать, почему Северусу можно доверять. Было бы, мягко говоря, неловко объяснять Гарри, что Снейп всё ещё влюблён в его мать.

— Я имел в виду, не менялось ли его поведение в последние дни? — пояснил Гарри.

— Не замечал ничего такого… — медленно произнес директор. — А почему ты спрашиваешь?

Гарри помотал головой.

— Не хочу добавлять предвзятости вашим наблюдениям. Просто обратите внимание.

Никакие прямые обвинения в адрес Северуса не смогли бы породить той волны тревоги, которая охватила Минерву от этих слов.

Гарри с уважением поклонился им обоим и удалился.

* * *

— Альбус, — спросила Минерва, когда мальчик покинул комнату, — почему вы сразу отнеслись к словам Гарри серьёзно? Я считала его идею совершенно невозможной!

Старый волшебник помрачнел.

— По той же причине, по которой всё произошедшее надо держать в тайне, Минерва. По той же причине, по которой я попросил вас сразу же прийти ко мне, если Гарри сделает подобное заявление. Потому, что это сила, которая неведома Волдеморту.

Прошло несколько секунд, прежде чем до неё дошёл смысл этих слов.

И тогда холодная дрожь пронзила её, как пронзала каждый раз, когда она вспоминала.

Это начиналось как обычное собеседование по трудоустройству, Сибилла Трелони претендовала на должность профессора прорицания…

ГРЯДЁТ ТОТ, КТО НАДЕЛЁН МОГУЩЕСТВОМ ПОБЕДИТЬ ТЁМНОГО ЛОРДА,
РОЖДЁННЫЙ ТЕМИ, КТО ТРИЖДЫ БРОСАЛ ЕМУ ВЫЗОВ,
РОЖДЁННЫЙ НА ИСХОДЕ СЕДЬМОГО МЕСЯЦА,
И ТЁМНЫЙ ЛОРД ОТМЕТИТ ЕГО КАК РАВНОГО СЕБЕ,
НО ОН БУДЕТ ОБЛАДАТЬ СИЛОЙ, ЧТО НЕВЕДОМА ТЁМНОМУ ЛОРДУ,
И КАЖДОМУ ДОЛЖНО УНИЧТОЖИТЬ ДРУГОГО, ПОЧТИ НИЧЕГО НЕ ОСТАВИВ,
ИБО НЕ МОГУТ ИХ НЕСХОЖИЕ ДУШИ СУЩЕСТВОВАТЬ В ОДНОМ МИРЕ.

Эти жуткие слова, произнесённые тогда страшным гулким голосом, плохо ассоциировались с чем-то вроде частичной трансфигурации.

— Возможно, это и не оно, — ответил Дамблдор, когда Минерва попыталась объяснить свои сомнения. — Признаться, я надеялся на что-то, что поможет найти крестраж Волдеморта, где бы он ни был. Но… — Старый волшебник пожал плечами. — С пророчествами всё не так просто, Минерва, и нам лучше не упускать ни единого шанса. Любая неожиданная мелочь может оказаться решающей.

— Как вы думаете, что он имел в виду, говоря про Северуса? — сказала Минерва.

— Тут я могу только гадать, — вздохнул Дамблдор. — Возможно, Гарри имеет что-то против него и решил, что мы проигнорируем прямое обвинение, но всерьёз задумаемся над открытым вопросом. И если моя догадка верна, то Гарри правильно предположил, что я ему не поверю. Так что давайте просто наблюдать без предвзятости, как он и просил.

* * *

Послесловие № 1

— М-м-м, Гермиона? — осторожно начал Гарри. — Думаю, я должен перед тобой сильно-сильно-сильно извиниться.

* * *

Послесловие № 2

Алиса Корнфут с отсутствующим выражением лица глазела на профессора зельеварения. Северус держал в руке крошечный бронзовый боб и мрачно рассказывал классу что-то о кричащих лужах человеческой плоти. С самого начала этого года у неё были проблемы с концентрацией на уроках зельеварения. Алиса не могла оторвать глаз от их ужасного, противного профессора с сальными волосами. Перед её мысленным взором проносились картины весьма необычных отработок. Похоже, с ней что-то было не так, но она была просто не в состоянии это прекратить.

— Ой! — вскрикнула Алиса.

Снейп только что метнул бронзовый боб и попал ей точно в лоб.

— Мисс Корнфут, — язвительно произнёс профессор, — для приготовления этого зелья требуется особая аккуратность. Если вы не уделите этому процессу должное внимание, то пострадаете не только вы, но и ваши одноклассники. Останьтесь после урока.

Последние три слова никак не улучшили её концентрацию, но она очень старалась, и день удалось закончить, никого не растворив.

После урока Алиса подошла к столу профессора. Часть её хотела на всякий случай встать кротко, с руками, сцепленными за спиной, и смущённо опустить глаза, но какой-то глубокий инстинкт шепнул ей, что это может оказаться не самой лучшей идеей. Потому она просто встала с нейтральным лицом, в подобающую молодой леди позу и спросила:

— Профессор?

— Мисс Корнфут, — произнёс Снейп, не поднимая глаз от работ учеников. — Я не разделяю ваших чувств, ваши взгляды мне неприятны и впредь вы будете от них воздерживаться. Я понятно выражаюсь?

— Да, — сдавленно пропищала Алиса, и Снейп разрешил ей идти. Когда она выбежала из класса, её щёки горели как раскалённая лава.

* * *

От автора:
Читатель Luosha заметил, что теория эмпатии из 27-й главы (вы используете мозг для моделирования поведения других людей) не является общепризнанным научным фактом. Пока что имеющиеся свидетельства указывают в этом направлении, но мы не в состоянии анализировать процессы внутри мозга настолько, чтобы это доказать. Аналогично, вневременная формулировка квантовой механики (упомянутая в этой главе) настолько элегантна, что я буду очень удивлён, если финальная версия теории будет использовать время. Но пока вневременная квантовая механика тоже не является общепризнанной.

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!