Полезно разделять механизм достижения на два отдельных измерения: мотивацию и волевой акт.



 

«M&M’s‑эксперимент» нанес сильнейший удар по общепринятому мнению об интеллекте, которое состояло в том, что IQ‑тесты измеряют нечто реальное и постоянное – нечто такое, что невозможно существенно изменить с помощью нескольких конфеток, покрытых глазурью. Они также подняли важный вопрос о тех детях, которые предположительно обладали низким IQ: действительно ли он так низок – или нет? Какой балл на самом деле адекватно оценивает их интеллект: 79 или 97?

С такими мучительными, но увлекательными загадками учителя сталкиваются регулярно – в особенности учителя в тех школах, где высок процент учеников из бедных семей.

Вы убеждены, что ваши ученики умнее, чем кажутся, и знаете, что если бы только они приложили немного усилий, то учились бы намного лучше? Но как же заставить их приложить эти усилия? Следует ли давать им конфеты за каждый правильный ответ в течение всей оставшейся жизни? Это не кажется таким уж практичным решением. Кроме того, для бедных учащихся средней школы уже существуют огромные награды за хорошую учебу и высокие результаты на экзаменах – пусть не немедленные, пусть не за каждый индивидуальный правильный ответ, но в долгосрочной перспективе они есть.

Если результаты зачетов и средний балл учащегося на протяжении всей учебы в средней и старшей школе отражают IQ, равный 97 баллам, а не 79, то гораздо выше вероятность, что он окончит школу, потом колледж, а потом получит хорошую работу – и на этом этапе сможет купить себе столько пакетиков с M&M’s, сколько пожелает.

Но каждый учитель средней школы знает, что убедить учеников в верности этой логики гораздо труднее, чем кажется. Мотивация, как выясняется, довольно сложная штука, а вознаграждения порой дают нежелательную отдачу.

В своей книге «Фрикономика» (Freakonomics ) Стивен Левитт и Стивен Дабнер рассказывают историю об одном исследовании, предпринятом в 1970‑х годах с целью проверить, не увеличится ли объем сдачи донорской крови, если назначить донорам небольшое денежное вознаграждение. И в результате он не увеличился, а наоборот, кровь стали сдавать меньше людей.

И хотя «M&M’s‑тест» предполагает, что назначение детям материальных стимулов для достижения успеха должно оказывать на них большое влияние, на практике так получается далеко не всегда.

В последние годы гарвардский экономист Роланд Фраер, в сущности, пытался расширить «M&M’s‑эксперимент» до масштабов всей школьной системы. Он опробовал в общественных школах несколько различных поощрительных программ – начисление бонусов учителям, если они улучшали тестовые результаты своих классов; предложение различных стимулов, вроде бесплатных минут разговора по сотовому телефону, учащимся, если они улучшали собственные результаты тестов; финансовую стимуляцию семей, если их дети начинали учиться лучше.

Эти эксперименты проводились с крайней скрупулезностью и точностью – и результаты почти во всех случаях были разочаровывающими.

Во всем объеме полученных данных есть всего пара светлых пятен – например, в Далласе программа платы, выделяемой маленьким детям за каждую прочитанную книгу, похоже, оправдала себя, приведя к лучшим оценкам в классе чтения для англоговорящих учеников. Но по большей части все эти программы заканчивались ничем.

Самый крупный эксперимент, который предлагал материальные стимулы учителям в Нью‑Йорке, обошелся в 75 миллионов долларов и потребовал для своего проведения три года – а весной 2011 года Фраер доложил, что он не привел ни к каким положительным результатам.

 

Тест на скорость кодирования

 

Вот в чем проблема с попытками мотивировать людей: никто по‑настоящему не знает, как это делать и делать хорошо. Именно поэтому мы имеем такую процветающую индустрию вдохновляющих постеров, книг по самопомощи и ораторов: то, что нас мотивирует, нелегко объяснить и трудно измерить.

Отчасти сложность состоит в том, что различные типы личностей по‑разному отвечают на различную мотивацию. Мы знаем это благодаря серии экспериментов, предпринятых в 2006 году Кармит Сигал, которая в то время готовилась к защите докторской диссертации на экономическом факультете Гарварда, а теперь преподает в Цюрихском университете.

Сигал хотела проверить, как взаимодействуют личность и стимулы, и в качестве инструмента выбрала один из самых простых на свете тестов – систему оценки базовых канцелярских навыков, которая называется тестом кодирования . Тест этот чрезвычайно прост. Вначале участникам предлагают ключ к ответам, в котором набору простых слов присвоены четырехзначные идентификационные номера. Список выглядит примерно так:

 

игра – 2715

подбородок – 3231

дом – 4232

шапка – 4568

комната – 2864

 

А потом чуть ниже на той же странице предлагается тест с выбором из нескольких вариантов, причем для каждого слова даны пять различных четырехзначных чисел как потенциально правильных ответов.

 

 

Все, что нужно сделать, – это найти правильное число в предоставленном выше ключе и затем поставить галочку в нужной ячейке (1С, 2А, 3С и т. д.). Это делается мгновенно, хотя порой несколько отупляет мышление.

Сигал привлекла две большие базы данных, которые включали результаты, показанные тысячами молодых людей в тесте на скорость кодирования и стандартном тесте на когнитивные навыки.

Одной такой базой был Национальный лонгитюдный опрос молодежи (National Longitudinal Survey of Youth , или NLSY), гигантское исследование, которое начало изучать огромное число – более 12 000 – молодых людей в 1979 году. Другим источником данных была группа военных рекрутов, которые проходили тест на кодирование в проверочных испытаниях для людей, желающих вступить в ряды вооруженных сил США.

У учащихся средней школы и студентов колледжей, которые участвовали в NLSY, не было никаких реальных стимулов стараться во время тестов: полученные ими баллы предназначались исключительно для исследовательских целей и не оказывали никакого воздействия на их успеваемость и успехи. Однако для рекрутов их тесты имели огромное значение: низкий балл не позволил бы им вступить в ряды вооруженных сил.

Когда Сигал сравнивала результаты двух групп по каждому тесту, она выяснила, что в среднем учащиеся старшей школы и колледжа в когнитивных тестах справлялись с заданиями лучше, чем рекруты. Но в тестах на скорость кодирования с заданием лучше справлялись рекруты.

Конечно, могло оказаться так, что молодые люди, которые собирались вступить в армию, обладали врожденным талантом к сравнению цифр и слов, но это казалось маловероятным. В действительности же тест на скорость кодирования, как поняла Сигал, измерял способность более фундаментальную, чем обычные канцелярские навыки, а именно – склонность и способность участников теста заставить себя заинтересоваться самым скучным на свете заданием .

Рекруты, которым было что терять, вкладывали больше усилий в тест по кодированию, чем молодежь из NLSY, и в таком простом тесте этот дополнительный уровень старания был для них достаточен, чтобы опередить своих лучше образованных сверстников.

Кстати, не забывайте, что NLSY не был одноразовым тестом: он прослеживал прогресс молодых людей в течение многих последующих лет. Так что Сигал вернулась к базе данных NLSY, изучила результаты каждого студента по когнитивным навыкам и результаты теста на скорость кодирования в 1979 году, а потом сопоставила эти числа с заработком тех же людей два десятилетия спустя, когда бывшим студентам было около сорока лет.

Те, кто лучше справлялись с тестом на когнитивные навыки, вполне предсказуемо зарабатывали больше денег. Но то же было верно и в отношении людей, которые лучше справлялись с простейшим тестом на кодирование.

Более того, когда Сигал принялась изучать участников NLSY, которые не окончили колледж, результаты теста на кодирование были стопроцентно надежным предсказателем уровня их зарплаты во взрослой жизни, как и результаты когнитивных тестов. Те, кто получали высшие баллы в тесте на кодирование, получали на несколько тысяч долларов в год больше, чем те, кто справлялись с ним намного хуже.

Почему? Неужели современный американский рынок труда действительно придает такое огромное значение способности сравнивать бессмысленные списки слов и цифр? Разумеется, нет. Сигал не верила, что студенты, которые хорошо справлялись с тестом на кодирование, действительно обладали лучшими навыками кодирования, чем другие студенты. Они преуспевали в тесте по одной простой причине: больше старались . А что действительно ценит рынок труда – так ту внутреннюю мотивацию, которая требуется, чтобы стараться хорошо выполнить задание даже тогда, когда не предвидится никакой внешней награды за хорошие результаты.

Пусть никто этого не осознавал, но тест на кодирование измерял критически важный некогнитивный навык, который имеет огромное значение во взрослом мире.

 

* * *

 

Открытия Сигал дают нам совершенно новый способ оценки детей с якобы низким IQ, которые принимали участие в эксперименте с M&M’s в Южной Флориде.

Помните, они показали плохие результаты на первом IQ‑тесте, а потом гораздо лучше справились со вторым – во время которого их стимулировали наградами в виде конфет. Итак, вопрос стоял следующим образом: каков истинный IQ среднего ученика «с низким IQ»? 79 или 97?

Можно с уверенностью утверждать, что его истинный IQ должен быть близок к 97. Предполагается, что во время прохождения IQ‑тестов участник должен очень стараться, а когда дети с низким IQ обретали мотивацию в виде конфет, они старались упорнее. Дело не в том, что шоколадные конфеты магическим образом усиливали их интеллект, позволяя точнее вычислить ответы; эти дети должны были и раньше обладать таким интеллектом. Так что в сущности их интеллект отнюдь не был низким – он приближался к среднему.

Но эксперимент Сигал заставляет предположить, что в действительности первый результат таких детей – 79 баллов – имеет более прямое отношение к их будущим перспективам . Это был своего рода эквивалент тесту на скорость кодирования, тому тесту с низкими ставками и без всякого вознаграждения, который может предсказать, насколько человек будет преуспевать в дальнейшей жизни.

Вполне возможно, у этих детей был отнюдь не низкий IQ, зато у них был низкий уровень того качества, которое заставляет человека усиленно стараться во время выполнения IQ‑теста без всякого очевидного вознаграждения. И еще исследования Сигал показывают, что обладание этим качеством чрезвычайно ценно.

 

Добросовестность

 

Так как же называется то качество, которое продемонстрировали лучшие из испытуемых Сигал – те дети, которые старались независимо от того, была ли обещана им потенциальная награда? Рабочий термин, который используют для него психологи, исследующие личность, – это добросовестность .

За последнюю пару десятилетий между психологами был достигнут консенсус в том, что наиболее эффективный способ анализировать личность – рассматривать ее в пяти измерениях, известных под названием «Большой Пятерки»: это доброжелательность, экстраверсия, нейротизм, открытость опыту и добросовестность.

Когда Сигал давала учащимся мужского пола стандартный тест на качества личности, именно те, кто не реагировали на материальные стимулы, – те, кто хорошо справлялся с заданиями, независимо от того, кормили ли их при этом M&M’s, – получили особенно высокие баллы в графе добросовестности.

В сфере психологии личности безусловным экспертом по добросовестности является Брент Робертс, профессор Иллинойсского университета в городе Урбана‑Шампейн, который сотрудничает и с экономистом Джеймсом Хекманом и с психологом Анджелой Дакворт.

Робертс рассказал мне, что в конце 1990‑х годов, когда он окончил университет и раздумывал, в каком поле исследований ему специализироваться, никто не хотел изучать добросовестность. Многие психологи считали это качество «белой вороной» в сфере исследований личности. Многие считают так до сих пор. Это культурный фактор, объяснял Робертс. Как и слово «характер», слово «добросовестность» имеет кое‑какие сильные и не всегда позитивные ассоциации вне учебной сферы.

– Исследователи предпочитают изучать те вещи, которые они сами ценят, – говорил он мне. – А члены общества, которые ценят добросовестность, – это вовсе не интеллектуалы, не ученые, не либералы. Они тяготеют к религиозно‑правым консерваторам, которые считают, что людей нужно лучше контролировать.

(По словам Робертса, психологи предпочитают изучать открытость опыту. «Открытость – это же так круто, – говорил он с некоторым сожалением. – Это же черта, присущая творчеству! Плюс к тому она имеет сильнейшую корреляцию с либеральной идеологией. Большинство из нас, исследователей психологии личности – должен признаться, включая меня самого, – либералы. И нам нравится изучать самих себя».)

Хотя специалисты по психологии личности, за единственным исключением Робертса, в основном держались до недавнего времени в стороне, добросовестность из «Большой Пятерки» в 1990‑х годах была поднята на щит менее броской психологической специальностью – индустриально‑организационной психологией, или психологией труда.

Исследователи из этой сферы редко занимают посты в престижных университетах. Большинство из них работает консультантами отделов кадров в больших корпорациях, у которых есть очень конкретные нужды, далекие от академических дебатов: они хотят нанимать на работу самых продуктивных, надежных и трудолюбивых работников, каких только смогут отыскать .

 

Люди с высоким уровнем добросовестности получают лучшие оценки в школе и колледже; они совершают меньше преступлений, они дольше сохраняют брак. Они даже живут дольше – и не в последнюю очередь потому, что меньше пьют и курят. У них реже бывают инсульты, у них ниже кровяное давление, у них реже проявляется болезнь Альцгеймера.

 

Когда специалисты по психологии труда начали использовать разнообразные подходы к личности, чтобы помочь корпорациям выявить таких работников, они последовательно обнаруживали, что добросовестность из «Большой Пятерки» была тем качеством, которое хорошо предсказывало успехи на рабочем месте.

Больше всего в добросовестности Робертса интригует то, что это качество предсказывает огромное число результатов, выходящих далеко за пределы рабочего места.

Люди с высоким уровнем добросовестности получают лучшие оценки в средней школе и колледже; они совершают меньше преступлений, они дольше сохраняют свой брак. Они даже живут дольше – и не в последнюю очередь потому, что меньше пьют и курят. У них реже бывают инсульты, у них ниже кровяное давление, у них реже проявляется болезнь Альцгеймера.

– На самом деле было бы даже неплохо, если бы добросовестность сопровождали хоть какие‑то негативные черты, – признался мне Робертс. – Но на данный момент она кажется одним из ведущих показателей успешного функционирования на протяжении всего срока жизни. Она действительно сопровождает человека от колыбели до могилы, определяя, насколько хорошо люди живут.

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!