Глава 12. ЛИЗИ В «ГРИНЛАУНЕ». («Холлихокс»)
1
Она смотрела на часы на прикроватном столике, стаскивая с себя мокрые шорты и улыбаясь. Улыбку вызвало не расположение стрелок, показывающих, что до этого июньского полудня осталось каких-то десять минут, но вдруг пришедшая в голову фраза Скруджа из «Рождественской песни»: «Духи сделали всё это за одну ночь». И вот какая мысль пришла Лизи в голову по этому поводу: что-то сумело добиться очень многого в её собственной жизни за очень короткий период времени, главным образом за несколько последних часов.
«Но нужно помнить, что я жила в прошлом, а оно занимает на удивление много времени в жизни человека», – подумала она… и после короткой паузы расхохоталась. Смех этот мог бы показаться безумным тому, кто услышал бы его из коридора.
«Всё нормально, продолжай смеяться, любимая, здесь никого нет, кроме нас, цикад», – думала она, направляясь в ванну. Расхохоталась вновь, резко оборвала смех, подумав, что Дули может быть где-то рядом. Скажем, спрятаться в подвале или в одном из многочисленных чуланов этого большого дома. Может потеть в это жаркое утро на чердаке, аккурат над её головой. Она практически ничего о нём не знала, кто бы спорил, но нисколько бы не удивилась, если б Дули действительно спрятался в доме. Он уже показал себя смелым сукиным сыном.
«Сейчас незачем о нём волноваться. Волнуйся о Дарле и Канти».
Дельная мысль. Лизи могла приехать в «Гринлаун» раньше старших сестёр. Это, конечно, не скачки, но она не могла позволить себе тянуть резину. «Нельзя сбавлять темп», – подумала она.
|
|
|
Но она не смогла отказать себе в удовольствии постоять перед зеркалом в полный рост, на задней стороне двери в ванную, постоять, уперев руки в бока, критически, но без предубеждения оглядывая стройное, ничем не примечательное тело женщины средних лет… и лицо, которое Скотт как-то сравнил с лисьей мордочкой. Лицо чуть припухло, но не более того. Выглядела она так, будто очень уж долго спала (возможно, после того как выпила один, а то и три лишних стаканчика), и губы чуть выворачивались, отчего становились более сексуальными, ей это не нравилось, но притом и забавляло. Лизи замялась, не зная, что можно с этим поделать, потом нашла тюбик губной помады «ревлон» цвета «тепличный розовый», накрасила губы, кивнула, хотя и с лёгким сомнением. Если люди будут смотреть на её губы (а она полагала, что будут), лучше дать им на что смотреть, чем пытаться скрыть то, чего не скроешь.
Грудь, которую с таким дьявольским упоением «прооперировал» Дули, теперь украшал отвратительный розовый шрам, который дугой тянулся чуть ли не от подмышки к верхней части грудной клетки. Выглядел шрам так, словно рана появилась две или три недели назад и всё это время заживала без всяких осложнений. Две не столь глубокие ранки превратились в красные полоски, которые могли оставить на коже спицы слишком тесного бюстгальтера. Или, если у человека было богатое воображение, верёвки. Разница между этими отметинами и тем, что она увидела, когда очнулась, потрясала.
|
|
|
– У Лэндонов всё заживает быстро, сукин ты сын, – сказала Лизи и встала под душ.
2
Времени ей хватало лишь на то, чтобы ополоснуться, а поскольку левая грудь всё ещё ныла, Лизи решила обойтись без бюстгальтера. Надела брюки, свободную футболку, а сверху – жилетку, чтобы никто не таращился на её соски при условии, что кому-то охота таращиться на соски пятидесятилетней женщины. Согласно Скотту, такие желающие находились. Помнится, он сказал ей в более счастливое время, что мужчины нормальной сексуальной ориентации таращатся на грудь любой женщины в возрасте от четырнадцати до восьмидесяти четырёх лет. Он утверждал, что между глазами и членом существует прямая связь, и мозг не имеет к ней никакого отношения.
Наступил полдень. Лизи спустилась вниз, заглянула в гостиную и увидела оставшуюся пачку сигарет на кофейном столике. Но теперь тяга к курению полностью исчезла. Поэтому к сигаретам она не притронулась, зато взяла из кладовой (заходила туда, готовясь столкнуться нос к носу с прячущимся там Дули) новую банку орехового масла «Скиппи», а из холодильника достала клубничный джем. Сделала себе сандвич (белый хлеб с ореховым маслом и джемом), отправила в рот два больших куска, после чего позвонила профессору Вудбоди. Угрожающее письмо «Зака Маккула» отправилось в управление шерифа округа Касл, но Лизи всегда хорошо запоминала цифры, а с этим номером вообще проблем не было: код Питтсбурга с одного конца, восемьдесят один и восемьдесят восемь с другого. Она с удовольствием поговорила бы и с королевой инкунков, если бы король отсутствовал. А вот автоответчик её бы не устроил. Нет, сообщение она бы оставила, но не получила бы гарантий, что его успеют вовремя прослушать и оно принесёт требуемый результат.
|
|
|
Но волноваться на сей счёт ей не пришлось. Трубку снял сам Вудбоди, и в голосе его не было ничего королевского. Зато явно чувствовались тревога и осторожность.
– Да? Алло?
– Привет, профессор. Это Лиза Лэндон.
– Я не хочу говорить с вами. Я консультировался со своим адвокатом, и он заверил меня, что я не должен…
|
|
|
– Остыньте. – Она с вожделением смотрела на недоеденный сандвич, но не могла говорить с полным ртом. Поэтому оставалось только одно: закончить разговор как можно скорее. – Я больше не собираюсь создавать вам проблем. Ни с копами, ни с адвокатами. Если только вы окажете мне одну услугу.
– Какую услугу? – Теперь в голос Вудбоди вкралась подозрительность. Лизи этому не удивилась, по-другому и быть не могло.
– Есть маленький, но шанс, что ваш друг Джим Дули позвонит вам сегодня…
– Он мне не друг! – проблеял Вудбоди.
«Сейчас нет, – подумала Лизи. – И ты уже приложил немало усилий, чтобы убедить себя, что никогда и не был».
– Ладно, собутыльник. Случайный знакомый. Как ни назови. Если он позвонит вам, просто скажите, что я передумала. Сможете вы это сделать? Скажите, что я вняла голосу разума. Скажите, что увижусь с ним этим вечером. В восемь часов в кабинете моего мужа.
– Голос у вас как у человека, который готов навлечь на себя крупные неприятности, миссис Лэндон.
– Да откуда вам это знать, а? – Сандвич становился всё более привлекательным. Желудок Лизи урчал. – Профессор, он скорее всего вам не позвонит. В таком случае вы в шоколаде. Если он всё-таки позвонит, передайте ему мои слова, и вы снова в шоколаде. Но если он позвонит, а вы не передадите ему то, что я сказала: «Она передумала, она хочет увидеться с вами этим вечером, в восемь часов в кабинете Скот-ти», – и я это выясню… тогда, сэр, я разберусь с вами по полной программе.
– Вы не сможете. Мой адвокат говорит…
– Не слушайте его. Будьте умницей и послушайте меня. Мой муж оставил мне двадцать миллионов долларов. И если я, располагая такими деньгами, решу трахнуть вас в жопу, вы три следующих года будете срать кровью. Я понятно излагаю?
Лизи положила трубку, прежде чем он успел ответить, откусила ещё кусок сандвича, достала из холодильника графин с лаймовым «кулэйдом», подумала о стакане и отхлебнула прямо из горла.
Конфетка!
3
Если бы Дули позвонил в течение нескольких последующих часов, она не смогла бы снять трубку. К счастью, Лизи знала, по какому номеру он будет звонить. Она вернулась в свой кабинет (пусть кабинетом он так и не стал) в амбаре, по другую сторону коридора от накрытого чехлом трупа бременской кровати. Села на простой кухонный стул (красивое новое офисное кресло она так и не успела заказать), нажала на клавишу «ЗАПИСЬ СООБЩЕНИЯ» автоответчика и заговорила, особо не задумываясь над словами. Она вернулась из Мальчишечьей луны не с планом вообще, а с чёткой последовательностью его этапов, и потому если бы она сделала положенное ей, то и Дули не оставалось бы ничего другого, как сделать положенное ему. « Я свистну, и ты не заставишь себя ждать, мой мальчик», – подумала Лизи.
– Зак… мистер Дули… это Лизи. Если вы меня слышите, то я навещаю мою сестру, она в больнице, в Обурне. Я разговаривала с профессором и очень рада тому, что мы пришли к взаимоприемлемому решению. Этим вечером я буду в кабинете моего мужа в восемь часов, или вы можете позвонить в семь вечера и мы встретимся где-то ещё, если вас тревожит полиция. Помощник шерифа будет дежурить перед домом, может, даже в кустах на другой стороне шоссе, так что будьте осторожны. По возращении я прослушаю сообщения.
Она опасалась, что в коротком послании ей не удастся выразить всё, что хотелось, но удалось. И как бы воспринял послание Дули, если бы позвонил по этому телефону? С учётом его нынешнего уровня безумия Лизи предсказать этого не могла. Нарушит он радиомолчание и позвонит профессору в Питтсбург? Может, и позвонит. Не могла она предсказать и другого, передаст ли профессор её слова или не передаст, но значения это не имело. Её не волновало, подумает ли Дули, что она на всё готова, или решит, что она пудрит ему мозги. Она лишь хотела заставить его понервничать и разжечь в нём любопытство и пришла к выводу, что такие же чувства испытывает рыба, когда смотрит вверх и видит приманку у поверхности озера.
И ты действительно рассчитываешь, что он появится здесь в восемь вечера, Лизи? Поднимется, вальсируя, по лестнице в кабинет Скотта, окрылённый проявленным тобой доверием?
Она не ожидала, что он придёт, вальсируя, не ожидала, что в нём проявятся какие-либо чувства, кроме безумия, с которым она уже познакомилась, но она не сомневалась, что он придёт. Конечно же, будет осторожен, как дикий зверь, опасаясь расставленной ловушки, возможно, выскользнет из леса и проникнет в дом или амбар задолго до назначенного срока, но Лизи верила: сердцем он будет знать, что записанное ею послание – не часть операции по его захвату, которую проводило управление шерифа или полиция штата. Он бы понял это как стремление ублажить, которое наверняка услышал бы в её голосе, а после того, что он с ней сотворил, у него были все основания полагать, что она станет покорной рабой. Лизи дважды прослушала запись и кивнула. Да, вроде звучит так, словно женщина, произносящая эти слова, хочет как можно быстрее покончить с каким-то доставившим массу хлопот делом, но она подумала, что Дули наверняка услышит подспудные страх и боль. Потому что ожидал их услышать и потому что был безумцем.
Лизи подумала, что на её стороне играло и кое-что ещё. Она получила свой напиток. Она успешно завершила охоту на була, и напиток этот добавил ей какой-то первобытной силы. У Лизи не было уверенности, что сила эта останется с ней надолго, но какая-то её часть перекочевала в запись на плёнке автоответчика. И Лизи справедливо полагала, что Дули, если позвонит, услышит эту силу и отреагирует на неё.
4
Её мобильник всё ещё был в «BMW» и теперь зарядился полностью. Она подумала о том, чтобы вернуться в маленький кабинет в амбаре и переделать запись на автоответчике, добавить в неё номер своего сотового телефона, потом осознала, что не знает его. «Я так редко звоню себе, дорогой», – подумала она и вновь расхохоталась безумным смехом.
Медленно поехала к выезду на шоссе в надежде, что найдёт там помощника шерифа Олстона. Не ошиблась, увидела его, ещё более огромного и весьма первобытного. Лизи вылезла из кабины, отсалютовала ему. Он не вызвал подмогу, не убежал, крича во весь голос, увидев её лицо. Просто широко улыбнулся и поприветствовал её взмахом руки.
Лизи, конечно же, приходила в голову мысль о том, чтобы рассказать помощнику шерифа, если найдёт его на боевом посту, байку о звонке «Зака Маккула», который сообщил «миссас» о своём решении ретироваться в западную Виргинию, откуда ранее прибыл, и оставить в покое вдову писателя. По той причине, что вокруг слишком много копов-янки. Конечно, она пересказала бы содержимое этого вымышленного телефонного разговора, не копируя выговор Дули, и слова её звучали бы убедительно, особенно после той записи на автоответчике, но в итоге Лизи отказалась от этой идеи. Потому что её история могла привести и к обратному результату: шериф Клаттерфак и его помощники усилили бы охрану, подумав, что Дули пытается усыпить их бдительность. И Лизи оставила всё как есть. В конце концов, один раз Дули нашёл способ подобраться к ней; наверное, ему удастся и вторая попытка. А если они его поймают, всё её проблемы разрешатся наилучшим образом… хотя, по правде говоря, поимка полицией Джима Дули не являлась тем решением, на котором остановила выбор она.
В любом случае ей не хотелось лгать Олстону или Боук-мену больше необходимого. Они служили в полиции, прилагали все силы, чтобы защитить её, а кроме того, были такими милыми деревенскими увальнями.
– Как дела, миссис Лэндон?
– Отлично. Я остановилась, чтобы сказать, что еду в Обурн. Моя сестра там в больнице.
– Грустная история. В Центральной окружной или в Королевской?
– В «Гринлауне».
Она не знала, известно ли ему, что это за больница, но, увидев, как закаменело лицо Олстона, поняла: известно.
– Ну, это очень плохо… однако день для поездки очень неплохой. Вы только постарайтесь вернуться засветло. Вечером обещают сильные грозы, особенно на западе.
Лизи огляделась и улыбнулась, сначала дню, действительно великолепному (во всяком случае, пока) летнему дню, потом помощнику шерифа Олстону.
– Я постараюсь. Спасибо за предупреждение.
– Пустяки. Слушайте, у вас припухла одна сторона носа. Вас кто-то укусил?
– Да, проделки комаров, – ответила Лизи. – Один ещё цапнул и за губу. Видите?
Олстон уставился на её рот, которому не так уж и давно сильно досталось от руки Дули.
– Нет, – ответил он. – Не вижу.
– Хорошо, значит, бенадрил действует.[100] И пока не вызывает сонливости.
– Если вызовет, сразу сворачивайте на обочину, хорошо? Окажите себе услугу.
– Да, папаня, – ответила Лизи. Олстон рассмеялся. И чуть покраснел.
– Между прочим, миссис Лэндон…
– Лизи.
– Да, мэм. Лизи. Звонил Энди. Он бы хотел, чтобы вы заехали в управление шерифа в удобное для вас время и подали заявление. Вы понимаете, ему необходима официальная бумага. Заедете?
– Да. Постараюсь заглянуть к вам по пути из Обурна.
– Тогда я поделюсь с вами маленьким секретом, миссис Лэн… Лизи. Обе наши секретарши уезжают пораньше в те дни, когда обещают сильный дождь. Они живут рядом с Моттоном, а тамошние дороги при сильном дожде превращаются в бурные потоки. Там давно пора ставить новые водопропускные трубы.
Лизи пожала плечами.
– Постараюсь их застать. – Она демонстративно посмотрела на часы. – Ой, уже так поздно! Мне пора. Если вам понадобится туалет, помощник шерифа Олстон, вы…
– Джо. Если вы – Лизи, то я – Джо.
Она подняла кулак с оттопыренным кверху большим пальцем.
– Ладно, Джо. Возьмите ключ от двери чёрного хода под первой ступенькой заднего крыльца. Справа. Подсуньте под неё руку, и вы быстро его найдёте.
– Да, я опытный сыщик, – ответил он с ну очень серьёзным выражением лица.
Лизи расхохоталась и вскинула руку. Помощник шерифа Джо Олстон, уже улыбаясь, окинул её взглядом, залитую солнечным светом, стоящую рядом с почтовым ящиком, в котором она нашла дохлую кошку Галлоуэев.
5
По пути в Обурн она какое-то время раздумывала над тем, как помощник шерифа Джо Олстон смотрел на неё, когда они разговаривали у выезда на шоссе. Прошло немало времени с тех пор, как мужчина одаривал её взглядом «сладенькая, классно выглядишь», но сегодня на неё смотрели именно так, несмотря на припухший нос и всё такое. Потрясающе. Потрясающе.
– Хочешь стать красивой? Позволь Джиму Дули избить себя, – изрекла Лизи и рассмеялась. – Пожалуй, стоит подумать о рекламе этого способа на телевидении.
И во рту у неё ощущался какой-то удивительно сладкий вкус. Может, в рекламном ролике следовало упомянуть и об этом?
6
В «Гринлаун» Лизи приехала в двадцать минут второго. Она не ожидала увидеть на стоянке машину Дарлы, но тем не менее облегчённо выдохнула, убедившись, что среди дюжины припаркованных автомобилей таковой нет. Её радовало, что Дарла и Канти находятся к югу от «Гринлауна», далеко от опасного безумия Джима Дули. Лизи вспомнила, как маленькой девочкой (да нет, ей было двенадцать или тринадцать лет… не так уж и мало) помогала мистеру Сил веру сортировать картофель и как он всегда предупреждал, что она должна быть в брюках и закатывать рукава, подходя к сортировальной машине, которая стояла в глубине сарая. «Если попадёшь в эту крошку, она тебя разденет», – говорил он, и она воспринимала его предупреждение очень серьёзно, потому что понимала: старый Макс Силвер говорил о том, что большая машина сделает с ней самой, а отнюдь не с её одеждой. Аманда была частью всей этой истории, стала с того самого момента, как объявилась в рабочих апартаментах Скотта, когда Лизи без особой охоты принялась за разбор завалов. А вот Дарла и Канти могли только всё усложнить. И если бы Бог хотел проявить великодушие, Он бы надолго задержал их в «Снежном шквале» за лобстером и белым вином, предпочтительно до полуночи.
Прежде чем вылезти из кабины, Лизи правой рукой осторожно прикоснулась к левой груди, заранее морщась от ожидаемой яркой вспышки боли. Но если и почувствовала боль, то совсем слабую. «Бесподобно, – подумала она. – Словно синяк недельной давности. И всякий раз, когда у тебя возникнут сомнения в реальности Мальчишечьей луны, Лизи, вспоминай, что он сделал с твоей грудью какими-то пятью часами раньше и какие ощущения ты испытываешь сейчас».
Она вылезла из машины, закрыла её, нажав кнопку на брелоке охранной сигнализации, постояла, оглядываясь, стараясь хорошенько запечатлеть в памяти это место. По какой причине, она сказать не могла, не смогла бы, даже если бы и хотела. Она словно выполняла некие заданные действия, будто впервые готовила некое блюдо по рецепту в кулинарной книге, и её это вполне устраивало.
Залитая свежим асфальтом, с только что нанесённой разметкой, автомобильная стоянка «Гринлауна». очень уж напоминала ей другую, на которую её муж восемнадцать лет назад упал с простреленным лёгким, и она почти услышала призрачный голос ассистента профессора Роджера Дэшмайла, он же южанин-трусохвост, который говорил; «Мы пройдём через эту автостоянку к Нельсон-Холлу, где, к счастью, есть кондиционер». Здесь Нельсон-Холла нет, Нельсон-Холл остался в Стране прошлого, как и мужчина, который приехал туда, чтобы вырыть первую лопату земли для котлована под фундамент библиотеки Шипмана.
Над аккуратно подстриженными зелёными изгородями она видела не здание кафедры английского языка и литературы, а гладкий кирпич и яркое стекло сумасшедшего дома двадцать первого столетия, где вполне мог очутиться её муж, если бы что-то, какая-то болезнь, которую врачи в Боулинг-Грин решили назвать пневмонией (никто не хотел делать запись «причина неизвестна» в соответствующей графе свидетельства о смерти человека, сообщение о кончине которого будет опубликовано на первой странице «Нью-Йорк таймс»), не прикончила его раньше.
С этой стороны зелёной изгороди рос раскидистый дуб. Лизи припарковала «BMW» под деревом, хотя да, она видела облака, собирающиеся на западе, так что помощник шерифа Олстон скорее всего не ошибся насчёт грозовых ливней во второй половине дня. Дерево могло бы стать идеальным ориентиром, расти оно в одиночестве, но нет, вдоль зелёной изгороди выстроился целый ряд дубов, и Лизи не могла отличить один от другого… да и какое это имело значение?
Она двинулась к дорожке, которая вела к главному зданию, но что-то внутри неё (голос, который определённо отличался от всех вариаций её внутреннего голоса) заставило её обернуться, вновь посмотреть на собственный припаркованный автомобиль и его место на стоянке. Лизи задалась вопросом: может, это что-то хочет, чтобы она переставила «BMW». Но в таком случае хотелось бы получить более чёткие указания. В итоге Лизи ограничилась тем, что решила обойти вокруг автомобиля, тем более что отец говорил, это обязательно нужно сделать перед тем, как отправляться в дальнюю поездку. Только тогда следовало убедиться, что задние фонари не разбиты, все колёса накачаны, глушитель не пробит и так далее. Теперь же она не знала, куда смотреть, на что обращать внимание.
«Может, я просто тяну время, чтобы не идти к ней. Может, в этом всё дело».
Но нет. Причина была в другом. А дело, которым она занималась, – важным.
Она внимательно посмотрела на пластину с номерным знаком 5761RD и этой дурацкой гагарой, на совсем выцветшую бамперную наклейку, шутливый подарок Джоди, с надписью: «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ, Я ЭТО ЗНАЮ, ПОЭТОМУ ЕЗЖУ БЫСТРО». Ничего больше.
Этого недостаточно, настаивал голос, и вот тут Лизи заметила кое-что интересное в дальнем углу автомобильной стоянки, почти что под живой изгородью. Пустую зелёную бутылку. Пивную бутылку. В этом она практически не сомневалась. То ли уборщики её пропустили, то ли ещё не добрались до этой части автостоянки. Лизи поспешила к изгороди, подняла бутылку, из горлышка которой шёл характерный кислый запах. С этикетки – один уголок чуть отклеился – скалила, зубы зверюга из семейства собачьих. Согласно той же этикетке, когда-то в бутылке было пиво «Северный волк» класса «Премиум». Лизи вернулась с бутылкой к автомобилю и поставила её на асфальт, аккурат под гагарой на пластине.
Кремовый «BMW» – этого недостаточно.
Кремовый «BMW» в тени дуба – тоже недостаточно.
Кремовый «BMW» в тени дуба с пустой бутылкой из-под пива «Северный волк» под пластиной с номерным знаком и гагарой, символом штата Мэн, плюс, чуть левее, наклейка на бампере с шутливой фразой… вот этого хватало.
На пределе, но хватало.
Для чего?
Лизи это совершенно не волновало. Она поспешила к главному зданию.
7
Проблем с посещением Аманды не возникло, пусть даже официально к пациентам начинали пускать только с двух часов дня, то есть через тридцать минут. Благодаря доктору Хью Олбернессу (и, разумеется, Скотту) Лизи в «Гринлауне» принимали как знаменитость. Через десять минут после того, как она назвала своё имя на регистрационной стойке, за которой располагалось огромное панно, изображающее детей взявшихся за руки и уставившихся в ночное небо, её уже привели на крошечную веранду, примыкающую к комнате Аманды, где она теперь и сидела рядом с сестрой, маленькими глоточками пила мутный пунш из бумажной чашки и наблюдала, как на широкой зелёной лужайке, в честь которой это заведение, несомненно, и получило своё название,[101] играют в крокет. Где-то стрекотала невидимая глазу газонокосилка. Дежурная медсестра спросила и Аманду, не налить ли ей чашечку «клопомора», и истолковала её молчание за согласие. Теперь полная чашка стояла на столике, тогда как Аманда, в нежно-зелёной пижаме и ленточке того же цвета, перехватывающей свежевымытые волосы, тупо смотрела вдаль… не на игроков в крокет, думала Лизи, а сквозь них. Руки Аманды лежали на коленях, но Лизи видела ужасный порез на левой, покрытый слоем мази. Лизи трижды пробовала заговорить со старшей сестрой, но та не отреагировала ни единым словечком. И удивляться этому не приходилось. По словам медсестры, в настоящее время связаться с Амандой не представлялось возможным. Она не принимала сообщений, отбыла на ленч, в отпуск, на пояс астероидов. Всю жизнь она доставляла ближним немало хлопот, но тут взяла новую высоту, ранее недостижимую даже для неё.
И Лизи, которой через шесть часов предстояло принимать гостя в кабинете её покойного мужа, такая ситуация совершенно не устраивала. Она глотнула этого практически безвкусного напитка, помечтала о «коке», verboten[102] здесь из-за содержащегося в ней кофеина, и отставила чашку. Огляделась, чтобы убедиться, что они одни, наклонилась вперёд и убрала руки Аманды с её колен, стараясь не морщиться от склизкости мази и бугристости затянувшихся порезов под ней. Если прикосновения Лизи и причинили Аманде боль, она ничем не выказала своё неудовольствие. Лицо по-прежнему напоминало маску, словно она спала с открытыми глазами.
– Аманда. – Лизи попыталась встретиться с сестрой взглядом, да только смотрела Аманда в никуда. – Аманда, а теперь послушай меня. Ты хотела помочь мне с тем, что осталось после Скотта, и теперь мне нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.
Ответа не последовало.
– Есть один плохой человек. Безумный человек. Чем-то похожий на того сукиного сына Коула из Нашвилла… только сама я с ним разобраться не смогу. Ты должна вернуться из того места, где ты сейчас, и помочь мне.
Нет ответа. Аманда смотрела на игроков в крокет. Сквозь игроков в крокет. Стрекотала газонокосилка. Бумажные чашки с «клопомором» стояли на столике, лишённом острых углов. В этом месте острые углы были verboten, как и кофеин.
– Ты знаешь, что я думаю, Анди-Банни? Я думаю, что ты сидишь на одной из этих каменных скамей вместе с остальными ушедшими тупаками и смотришь на пруд. Я думаю, Скотт видел тебя там во время одного из своих визитов и сказал себе: «Ага, членовредительница. Я узнаю членовредителей, когда вижу их, потому что мой отец был из их племени. Чёрт, я сам из их племени». А ещё он сказал себе: «Эта дама собирается прибыть сюда навсегда раньше положенного срока, если кто-то, образно говоря, не вставит ей палку в колесо». Так оно и есть, Анда?
Никакой реакции.
– Я не могу сказать, предчувствовал ли он появление Джима Дули, но он знал, что ты попадёшь в «Гринлаун», так же точно, как берьмо пачкает одеяло. Ты помнишь, Анда, что Дэнди любил иногда так говорить? А когда добрый мамик орала на него, он отвечал, что берьмо – то же «чёрт возьми», берьмо – совсем не ругательство. Ты помнишь, Анда?
Нет ответа, только пустой, сводящий с ума взгляд.
Лизи подумала о той холодной ночи со Скоттом в спальне для гостей, когда ветер ревел, а небо горело, и наклонилась к Аманде так, что губами практически коснулась уха сестры.
– Если ты меня слышишь, пожми мне руку, – прошептала она. – Пожми что есть силы.
Она ждала, секунды текли. И Лизи уже сдалась, когда почувствовала едва заметное пожатие. Это мог быть мускульный спазм или игра воображения, но Лизи так не думала. Пожатие она истолковала иначе: где-то, невообразимо далеко, Аманда услышала, что сестра выкрикивает её имя, зовёт домой.
– Хорошо, – кивнула Лизи. Сердце её билось так сильно, что перехватывало горло. – Хорошо. Это начало. Я иду, чтобы вытащить тебя оттуда, Аманда. Я собираюсь привести тебя домой, и ты должна мне помочь. Ты это слышишь? Ты должна мне помочь.
Лизи закрыла глаза и ещё крепче сжала руки Аманды, зная, что может причинять боль сестре, но нисколько из-за этого не тревожась. Аманда могла пожаловаться позже, обретя голос, чтобы жаловаться. Если бы смогла обрести голос. Да, но мир соткан из «если», как однажды сказал ей Скотт.
Лизи собрала всю волю в кулак, сконцентрировалась на пруде, каким она его помнила, увидела каменную долину, в которой он находился, увидела треугольный пляж белого песка, вокруг которого амфитеатром располагались скамьи, увидела расщелину в скале и тропу, которая вела на кладбище. Воду она сделала ярко-синей, сверкающей на солнце. Она визуализировала пруд в полдень, потому что уже насмотрелась на Мальчишечью луну в сумерках, спасибо вам большое.
Сейчас, подумала Лизи и принялась ждать, когда начнёт выворачиваться воздух и смолкнут звуки «Гринлауна». На мгновение решила, что звуки затихают, тут же поняла, что это игра воображения. Открыла глаза и увидела, что она на той же веранде, где на круглом столике стоит чашка Аманды, полная «клопомора». И Аманда всё в той же коме и в той же ярко-зелёной пижаме на липучках. Потому что пуговицы можно проглотить. Аманда с зелёной, под цвет пижамы, лентой в волосах и бездонными океанами в глазах.
Вот тут Лизи охватило сомнение. Может, всё, что произошло с ней, – безумие, за исключением, разумеется, Джима Дули? Таким необычным семьям, как Лэндоны, было место в романах В.К. Эндрюс,[103] а Мальчишечья луна – в детских фантазиях. Она вышла замуж за писателя, который умер раньше неё, вот и всё. Однажды она его спасла, но когда он заболел в Кентукки восемью годами позже, она уже ничего не могла поделать, потому что микроба лопатой не отгонишь, не так ли?
Лизи уже разжала пальцы на руках Аманды, но тут же сжала их вновь. Каждая частичка её сильного сердца и не менее сильной воли поднялась, протестуя. Нет! Всё было! Мальчишечья луна реальна! Я побывала там в 1979 году, до того, как вышла за Скотта замуж, отправилась туда в 1996-м, чтобы найти Скотта, когда его требовалось найти, чтобы привести Скотта назад, когда требовалось его привести, и я оказалась там этим утром. Если у меня возникают сомнения, всё, что мне нужно сделать, так это сравнить, какую боль в левой груди я испытывала, когда с ней поработал Дули, и что я испытываю сейчас. Причина, по которой я не могу попасть туда…
– Африкан, – пробормотала Лизи. – Он говорил, что африкан держит нас, как якорь, но не знал почему. Ты держишь нас здесь, Анди? Какая-то испуганная, упрямая часть тебя держит нас здесь? Держит меня здесь?
Аманда не ответила, но Лизи подумала, что именно так оно и есть. Часть Аманды хотела, чтобы Лизи пришла к ней и перенесла обратно, но была и другая часть, которая отказывалась от спасения. Этой части хотелось навсегда покончить и с этим мерзким миром, и с проблемами этого мерзкого мира. Этой части очень даже нравилось получать ленч через трубочку, опорожнять кишечник в памперс и проводить тёплые дни здесь, на маленькой веранде, сидя в пижаме с застёжками-липучками, глядя на зелёную лужайку и игроков в крокет. А на что в действительности смотрела Анда?
На пруд.
Пруд утром, пруд во второй половине дня, пруд на закате, пруд, поблёскивающий под звёздами и луной, с лёгкими щупальцами тумана, поднимающимися с его поверхности, как грёзы амнезии.
Лизи ощутила, что во рту у неё по-прежнему сладкий привкус, как обычно бывало по утрам, в первый момент после пробуждения, и подумала: «Это вода из пруда. Мой напиток. Мой приз. Два глотка. Один для меня и один…»
– Один для тебя, – сказала она. И тут же ей стало совершенно ясно, каким должен быть её следующий шаг. Она даже задалась вопросом, ну почему она потратила впустую столько времени. Всё ещё держа Аманду за руки, Лизи наклонилась вперёд так, чтобы её лицо оказалось перед лицом сестры. Глаза Аманды по-прежнему смотрели в никуда под коротко стриженными седеющими кудряшками, казалось, она смотрит сквозь Лизи. И только когда ладони Лизи заскользили вверх, к локтям Аманды, чтобы пригвоздить её к месту, а потом Лизи прижалась губами к губам сестры, глаза Аманды широко раскрылись, потому что она всё поняла. Только тогда Аманда начала вырываться, но опоздала. Рот Лизи наполнился сладостью, когда вода последнего глотка из пруда проделала обратный путь. Лизи пустила в ход язык, чтобы раздвинуть губы Аманды, и, чувствуя, как вода второго глотка, выпитого ею из пруда, перетекает из её рта в рот сестры, с предельной ясностью увидела его в идеальной дневной красоте и удвоила усилия, концентрируясь на этой «картинке». Она смогла ощутить ароматы красного жасмина и бугенвиллии, смешанные с масляным запахом, который, она знала, источали днём деревья «нежное сердце». Она смогла ощутить горячий песок под ногами, её босыми ногами, потому что кроссовки в путешествие не отправились. Кроссовки – нет, а она – да, она это сделала, она перебралась на другую сторону, она…
8
Лизи вернулась в Мальчишечью луну стоящей на тёплом песке небольшого пляжа. На этот раз над головой светило яркое солнце, и его лучи отражались от воды не тысячами, а миллионами солнечных зайчиков. Потому что эта водная гладь заметно прибавила в размерах. Какие-то мгновения Лизи как зачарованная смотрела на воду и покачивающийся на ней огромный старинный парусник. И пока смотрела, внезапно осознала смысл одной фразы, которую услышала в кровати Аманды.
«Какой я получу приз?» – спросила Лизи, и существо, Скотт и Аманда в одном лице, ответило, что призом будет напиток. А когда Лизи попыталась уточнить, какой именно, «кока» или «Ар-си», существо ответило: «Помолчи. Мы хотим полюбоваться холлихоксом». Лизи предположила, что речь идёт о кустарнике, шток-розе. Напрочь забыла, что у этого слова когда-то было другое значение. Магическое.
Этот корабль, который покачивался на синей, сверкающей под солнцем воде… вот про что говорила Аманда… и тогда это была Аманда; Скотт, конечно же, не мог знать об этом удивительном волшебном корабле детских грёз.
Так что смотрела Лизи сейчас не на пруд; перед ней лежала бухта, в которой стоял на якоре только один корабль, корабль, созданный для девочек-пиратов, которые решились отправиться на нём на поиски сокровищ (или бойфрендов). А их капитан? Ну конечно же, бесстрашная Аманда Дебушер, никаких сомнений, вот почему этот парусник был счастливейшей грёзой Анды. Когда-то давно, до того, как она надела маску злости, скрывающую страх внутри.
Помолчи. Мы хотим полюбоваться «Холлихоксом»., Ох, Аманда, подумала Лизи… и её охватила грусть. Это был пруд, к которому мы все приходим, чтобы утолить жажду, за каждым глотком воображения, но, разумеется, каждый из нас видит его не совсем так, как другие. Вот и версией Аманды стала детская фантазия. Скамьи, однако, оставались прежними, и Лизи предположила, что они-то как раз реальные. Сегодня она увидела на них двадцать или тридцать человек, все они не спускали глаз с воды, и примерно столько же фигур, завёрнутых в кисею. При солнечном свете последние уж очень напоминали насекомых, оплетённых паутиной.
Она быстро обнаружила Аманду, которая сидела рядах в десяти от воды. Лизи пришлось обойти двух зачарованных, не отрывающих глаз от пруда, и одну пугающую спелёнутую фигуру, чтобы добраться до Аманды. Села рядом, вновь взяла её за руки, уже без порезов, даже без шрамов. А потом, когда Лизи держала руки сестры, пальцы Аманды очень медленно, но решительно переплелись с её пальцами. И Лизи вдруг осознала, что Аманде больше не требуется глоток воды из пруда, нет никакой нужды вести её вниз. Она осознала, что Аманда всё-таки хотела вернуться домой. Большая её часть ждала спасения, как спящая принцесса из сказки… или девочка-пират, попавшая в руки врагов. А сколько других, не завёрнутых в кисею, пребывали в аналогичном положении? Лизи видела их внешне спокойные лица и пустые глаза, но это не означало, что внутри они не исходили криком, зовя на помощь тех, кто мог помочь им вернуться домой.
Лизи, которая могла помочь только своей сестре (возможно, могла), отогнала прочь эту мысль.
– Аманда, – обратилась она к сестре, – мы собираемся вернуться, но ты должна в этом поучаствовать.
Поначалу ответа не последовало. Потом Аманда заговорила, очень тихо, очень медленно, словно ещё не проснувшись:
– Ли-изи? Ты пила… этот говняный пунш?
Лизи рассмеялась, ничего не смогла с собой поделать.
– Чуть-чуть. Из вежливости. Теперь посмотри на меня.
– Не могу. Я смотрю на «Холлихокс». Собираюсь стать пиратом и плавать… – голос становился всё тише, – …по семи морям… сокровища… острова Людоедов…[104]
– Это всё выдумки, – отчеканила Лизи. Она ненавидела твёрдость в голосе – всё равно что заносить меч над лежащим на траве младенцем, который никому не причинил вреда. Потому что речь шла о детской мечте. – То, что ты видишь, – попытка этого места удержать тебя здесь. Это всего лишь… всего лишь бул.
Удивив её… удивив и причинив боль, Анда ответила:
– Скотт говорил мне, что ты попытаешься прийти. Если мне понадобится твоя помощь, ты попытаешься прийти.
– Когда, Анда? Когда он тебе это говорил?
– Ему тут нравилось. – Аманда глубоко вздохнула. – Пальчи Муна… что-то в этом роде. Говорил, что полюбить это место легко. Очень легко.
– Когда, Анда, когда он тебе это сказал? – Лизи хотелось трясти её.
Аманда предприняла невероятное усилие… улыбнулась.
– В последний раз, когда я порезала себя. Скотт заставил меня вернуться домой. Он сказал… вы всё ждёте меня.
Теперь многое для Лизи прояснилось. Слишком поздно, чтобы что-то изменить, разумеется, но всё-таки лучше знать, чем пребывать в неведении. И почему он ничего не сказал своей жене? Потому что знал, маленькая Лизи в ужасе от Мальчишечьей луны и тварей (особенно одной твари), которые там обитали? Да. Потому что чувствовал, в должное время она всё узнает сама? Опять-таки да.
Аманда вновь повернулась к паруснику, который покачивался в бухте, заменяющей ей пруд Скотта. Лизи тряхнула её за плечо.
– Ты должна мне помочь, Анда. Есть безумец, который хочет причинить мне боль, и ты нужна мне для того, чтобы вставить палку ему в колесо. И сейчас мне нужна твоя помощь!
Аманда посмотрела на Лизи, и удивление, отразившееся на её лице, вызывало смех. Сидевшая ниже женщина в халате с поясом – в одной руке она держала фотографию улыбающегося, с дырами выпавших зубов ребёнка – повернулась и медленно, с большими паузами между словами, заговорила:
– Помолчите… немного… я… думаю… почему… это… сделала.
– Играйся в своей песочнице, Бетти, – резко осадила её Лизи. Вновь повернулась к Аманде и с облегчением увидела, что сестра по-прежнему смотрит на неё.
– Лизи, кто…
– Безумец. Появился из-за чёртовых бумаг и рукописей Скотта. Только теперь его интересую я. Он нричинил мне боль этим утром – и причинит снова, если я… если мы не… – Голова Аманды стала поворачиваться к паруснику, покачивающемуся на якоре в бухте, Лизи схватила сестру и развернула так, чтобы они опять смотрели друг на друга. – Слушай меня, орясина.
– Не называй меня оря…
– Слушай меня, тогда не буду. Ты помнишь мой автомобиль? Мой «BMW»?
– Да, но, Лизи…
Глаза Аманды всё старались сместиться к воде. Лизи могла бы повернуть её голову, но интуиция подсказывала ей, что это не выход. Если она действительно хотела забрать отсюда старшую сестру, сделать это предстояло посредством голоса, воли, однако решающим фактором было желание Аманды вернуться.
– Анда, этот человек… может не только причинить боль. Если ты мне не поможешь, я думаю, есть шанс, что он меня убьёт.
Вот теперь Аманда посмотрела на неё в удивлении и замешательстве.
– Убьёт?…
– Да. Да. Я обещаю всё объяснить, но не здесь. Если мы здесь задержимся, всё закончится тем, что я буду таращиться на «Холлихокс» вместе с тобой. – И Лизи не кривила душой. Она чувствовала притяжение этого места, которое очень хотело, чтобы она посмотрела на парусник. И если бы она уступила, двадцать лет могли пролететь как двадцать минут, и до конца своих дней она и её большая сисса Анди-Банни сидели бы здесь, дожидаясь посадки на пиратский корабль, который звал и звал, но не плавал.
– Мне придётся пить этот говняный пунш? Этот… – Аманда нахмурилась, силясь вспомнить. Потом морщины на лбу разгладились. – Этот «клопо-омор»?
Неуверенное, детское произношение слова заставило Лизи вновь рассмеяться. И вновь женщина в халате и с фотографией в руке повернулась к ним. Аманда порадовала Лизи, одарив женщину взглядом: «Чего таращишься, сука?» – а потом показав ей «птичку».[105]
– Придётся, Лизи?
– Никакого пунша, никакого «клопомора», я обещаю. А теперь просто думай о моём автомобиле. Ты знаешь, какого он цвета? Ты уверена, что помнишь?
– Кремового. – Губы Аманды стали чуть уже, а на лице появилось выражение «не-нужно-держать-меня-за-дуру». Лизи несказанно этому обрадовалась. – Я говорила тебе, когда ты его купила, что на таком цвете грязь видна лучше всего, но ты и слушать не стала.
– Ты помнишь наклейку на бампере?
– Шутка насчёт Иисуса? Рано или поздно какой-нибудь рассерженный христианин сдерёт её. Да ещё оставит на память пару-тройку царапин.
Сверху раздался голос мужчины, крайне недовольный:
– Если вам нужно поговорить. Идите. Куда-нибудь ещё. Лизи не стала ни поворачиваться, ни показывать «птичку».
– На наклейке написано: «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ, Я ЭТО ЗНАЮ, ПОЭТОМУ ЕЗЖУ БЫСТРО». Аманда, я хочу, чтобы ты закрыла глаза и увидела мой автомобиль. Увидела сзади, вместе с наклейкой. Увидела в тенях дерева. Тени двигаются, потому что день ветреный. Сможешь ты это сделать?
– Д-да… думаю, смогу… – Глаза сместились, чтобы ещё раз с вожделением посмотреть на корабль в бухте. – Думаю, да, и если благодаря этому удастся не позволить кому-то причинить тебе боль… Хотя я не понимаю, как эти может быть связано со Скоттом. Он уже два года как умер… впрочем… я думаю, он что-то говорил мне насчёт афгана доброго мамика, и я думаю, он хотел, чтобы я передала его слова тебе. Разумеется, я не передала. Я так много забыла о тех случаях… сознательно, полагаю.
– Каких случаях? Каких случаях, Анда?
Аманда посмотрела на свою младшую сестру так, словно та сморозила какую-то невероятную глупость.
– Тех случаях, когда я резала себя. После последнего случая… когда я чуть не вырезала себе пупок… мы были здесь. – Аманда надавила пальцем щёку, создав временную ямочку. – Что-то насчёт истории. Твоей истории, истории Лизи. И афгане. Только он называл его африканом. Он говорил, что это буп? Бип? Бун? Может, мне всё это приснилось.
Эта неожиданная новость потрясла Лизи, но не отвлекла от поставленной цели. И если она хотела вытащить отсюда Аманду (и себя тоже), действовать следовало незамедлительно.
– Сейчас речь не об этом, Анда, просто закрой глаза и постарайся увидеть мой автомобиль. Каждую деталь, какую сможешь вспомнить. Остальное сделаю я.
Надеюсь, подумала Лизи и, увидев, что Аманда закрыла глаза, последовала её примеру. Теперь она знала причину, по которой так пристально разглядывала автомобиль: чтобы они могли вернуться на стоянку, а не в комнату Аманды, которая немногим отличалась от тюремной камеры.
Она увидела свой кремовый «ВМW» (и Аманда была права, грязь на таком цвете очень уж выделялась), потом оставила эту часть «картинки» сестре. Сосредоточилась на том, чтобы добавить номерной знак 5761RD на пластине и piece de resistance[106] бутылку из-под пива «Северный волк», стоящую на асфальте чуть левее наклейки «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ, Я ЭТО ЗНАЮ, ПОЭТОМУ ЕЗЖУ БЫСТРО» на бампере. Лизи «картинка» показалась идеальной, однако воздух по-прежнему наполняли экзотические ароматы, а до ушей доносился какой-то необычный звук, как она предположила, шуршание парусины под лёгким ветром. И зад чувствовал прохладу каменной скамьи, вот Лизи и запаниковала: «А вдруг на этот раз вернуться не удастся?»
Потом, вроде бы издалека, донёсся раздражённый шёпот Аманды:
– Чёрт. Я забыла про эту грёбаную гагару на номерном знаке.
А мгновением позже шуршание паруса слилось со стрекотанием газонокосилки, потом исчезло. И стрекотание отдалилось, потому что…
Лизи открыла глаза. Она и Аманда стояли на автостоянке позади её «BMW». Аманда всё ещё держала руки Лизи, глаза её оставались закрыты, брови сдвинулись к переносице: Аманда по-прежнему держала в голове «картинку». Она была в ярко-зелёной пижаме, застёгнутой на липучки вместо пуговиц, но босиком, и Лизи уже знала, что увидит дежурная медсестра, когда вновь заглянет на веранду комнаты Аманды, где оставила Аманду Дебушер и её сестру Лизи Лэндон: два пустых стула, две чашки из вощёной бумаги, одну пару шлёпанцев и одну пару кроссовок с носками.
А потом, и много времени на это не уйдёт, медсестра поднимет тревогу.
Вдалеке, в стороне Касл-Рока и Нью-Хэмпшира, громыхнуло. Приближалась летняя гроза.
– Аманда, – позвала Лизи, и у неё появился новый страх: сейчас Аманда откроет глаза, а в них будет та же пустота, ничего, кроме бездонных океанов пустоты.
Но глаза говорили о том, что Аманда полностью отдаёт себе отчёт, где находится, хотя и ошарашена случившимся. Она оглядела автомобильную стоянку, «BMW», сестру, наконец перевела взгляд на себя.
– Перестань так сильно сжимать мне руки, Лизи. Они чертовски болят. И мне нужна одежда. Эта жуткая пижама просвечивает, а на мне нет трусиков, не говоря уже о бюстгальтере.
– Одежду мы купим, – ответила Лизи, а потом, охваченная паникой, хлопнула рукой по правому переднему карману брюк, облегчённо выдохнула: бумажник на месте. Но облегчение длилось недолго. Брелок охранной сигнализации и ключ зажигания, которые она положила в левый карман – знала, что положила, всегда клала, – исчезли. Не перенеслись вместе с ней. Лежали сейчас или на веранде, примыкающей к комнате Аманды, вместе с кроссовками и носками, или…
– Лизи! – вскрикнула Аманда, схватив сестру за руку.
– Что? Что? – Лизи огляделась, но, судя по всему, на автостоянке они были одни.
– Я действительно пришла в себя! – просипела Аманда. В её глазах стояли слёзы.
– Я знаю. – Лизи не могла не улыбнуться, пусть и тревожилась из-за того, что лишилась доступа к «BMW». – И это прекрасно.
– Пойду за одеждой. – Аманда решительно двинулась к зданию «Гринлауна», и Лизи едва успела схватить её за рукав. Для женщины, только что лежавшей в коме, большая сисса Анди-Банни проявляла удивительную живость: прямо-таки форель на заходе солнца.
– Забудь об одежде, – отрезала Лизи. – Если ты туда вернёшься, я гарантирую, что тебя оставят там как минимум на ночь. Ты этого хочешь?
– Нет!
– Хорошо, потому что ты мне нужна. К сожалению, ехать нам придётся на городском автобусе.
Аманда чуть не сорвалась на крик:
– Ты хочешь, чтобы я ехала в автобусе в таком виде? Да выгляжу как грёбаная стриптизёрша!
– Аманда, у меня нет ключа от автомобиля. Он или н веранде рядом с твоей комнатой, или на скамье… ты помниш скамьи?
Аманда с неохотой кивнула, потом спросила:
– Разве ты не держала запасной ключ в какой-то магнитной штуковине, прикреплённой под задним бампером своего «лексуса»? Вот у того твоего автомобиля цвет, кстати, был самый подходящий для северного климата.
Шпильку Лизи пропустила мимо ушей. Скотт подарил ей «магнитную шкатулку» на день рождения пять или шесть лет назад, и, пересаживаясь на «BMW», она взяла с собой маленькую металлическую коробочку, положила в неё запасной ключ и закрепила под задним бампером. Оставалось только надеяться, что коробочка не отлетела на какой-нибудь колдобине. Лизи опустилась на колено, сунула руку под задний бампер, поводила взад-вперёд и, когда уже начала отчаиваться нащупала.
– Аманда, я тебя люблю. Ты – гений.
– Отнюдь, – ответила Аманда со всем достоинством, ко торое могла позволить себе босоногая женщина в тонкой зелёной пижаме. – Всего лишь твоя старшая сестра. Теперь мы можем сесть в машину? Потому что асфальт очень горячий даже в тени.
– Будь уверена, – ответила Лизи, нажав на кнопку брелока, висевшего на одном кольце с запасным ключом. – Мы должны выметаться отсюда, только, чёрт, мне ужасно не хочется… – Она замолчала, коротко рассмеялась, покачала головой.
– Что? – спросила Аманда тоном, каким обычно задаётся другой вопрос: «Ну что ещё?».
– Ничего. Просто… я вдруг вспомнила, что сказал мне отец вскоре после того, как я получила водительское удостоверение. Я привезла целую компанию с Белого берега и… ты помнишь Белый берег, не так ли? – Они уже сидели в кабине и Лизи выезжала из тени. Пока в этой части мира царили тишина и покой, и ей хотелось, чтобы до их отъезда ничего здесь не менялось.
Аманда фыркнула и пристегнула ремень безопасности – очень осторожно, чтобы не задеть порезы на руках.
– Белый берег! Ха! Старый гравийный карьер, на дне которого бил родник! – Презрение на лице тут же сменилось вожделением. – Ничего похожего на песок бухты Южного ветра.
– Ты так называешь это место? – с неподдельным любопытством спросила Лизи. Она остановилась у выезда с автостоянки, дожидаясь разрыва в транспортном потоке, чтобы повернуть налево по Майно-авеню и поехать обратно к Касл-Року. Машин на дороге хватало, и Лизи с трудом подавила желание повернуть направо, только для того чтобы уехать с автостоянки.
– Разумеется. – По голосу Аманды чувствовалось недовольство забывчивостью Лизи. – За припасами «Холлихокс» всегда заходил в бухту Южного ветра. Там же девушки-пираты встречались со своими бойфрендами. Или ты не помнишь?
– Вроде бы да, – ответила Лизи, гадая, услышит ли она вой сирен, которые включат, узнав об исчезновении Аманды. Решила, что нет. Нельзя же пугать других пациентов. Заметила маленький разрыв и бросила в него «BMW», заработав гудок нетерпеливого водителя, которому пришлось сбавить скорость, чтобы избежать столкновения.
Аманда, не оборачиваясь, показала водителю (несомненно, мужчине, возможно, в бейсболке и с щетиной на щеках) двойную «птичку», вскинула оба кулака с оттопыренными средними пальцами на уровень плеч.
– Ловко у тебя получается, – заметила Лизи. – Когда-нибудь тебя за это изнасилуют и убьют.
Аманда скосила в её сторону озорной глаз.
– Кто бы говорил, – и добавила практически без паузы: – Так что сказал Дэнди, когда ты вернулась домой с Белого берега? Готова спорить, что-нибудь глупое.
– Он увидел, как я вылезаю из старого «понтиака» без кроссовок или сандалий, и сказал, что в штате Мэн водить автомобиль босиком запрещено законом, – и Лизи бросила короткий, виноватый взгляд на босую ногу, придавливающую педаль газа.
Аманда издала какой-то странный, хрюкающий звук. Лизи подумала, что сестра плачет или пытается заплакать. Потом поняла, что Аманда смеётся. Заулыбалась и сама, отчасти потому, что увидела впереди указатель поворота на шоссе 202, которое позволяло объехать город и избежать пробок.
– Каким же он был дураком. – Слова с трудом прорывались сквозь смех. – Дэнди Дейв Дебушер! С сахаром вместо мозгов! Знаешь, что он мне однажды сказал?
– Нет, что?
– Плюнь, если хочешь узнать.
Лизи нажала клавишу, опускающую стекло, плюнула вытерла ещё чуть припухшую нижнюю губу ладонью.
– Что, Анда?
– Сказал, что я забеременею, если буду целоваться с парнем с открытым ртом.
– Чушь, не мог он такого сказать!
– Это правда, и знаешь, что я тебе скажу? – Что?
– У меня сложилось ощущение, что он в это верил! И они обе расхохотались.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!