Санкт – Петербург, Музей антропологии и этнографии РАН
БЕСТУЖЕВКА Л.А. МЕРВАТ И ЕЕ РОЛЬ В РОССИЙСКОЙ ИНДОЛОГИИ
(ИСТОРИЯ ЖЕНЩИНЫ И УЧЕНОГО)
Людмила Александровна Мерварт (1888 – 1965) была дочерью известного петербургского врача–инфекциониста Александра Михайловича Левина. Мать ее скончалась в молодом возрасте, но мачеха сумела создать в семье дружную, счастливую атмосферу для всех детей. С детства Л.А. Мерварт отличалась большими способностями к изучению языков, а еще – мечтой увидеть своими глазами Индию, о которой много слышала от отца.
А.М. Левин явился одним из врачей, командированных в Индию Россией в 1896 г. на борьбу с тяжелой эпидемией бубонной чумы, был очарован страной и передал свое увлечение дочери. Людмила Александровна росла в интеллигентной среде, в атмосфере культа просвещенности, стремилась к высокому образованию.
В 1910 году она окончила Высшие женские (Бестужевские) курсы по романо–германскому отделению историко–филологического факультета, но этим не ограничилась. К этому времени уже было разрешено женщинам сдавать экзамены за университетский курс, но когда Людмила Александровна решилась это сделать, она столкнулась с нежеланием некоторых университетских начальников пойти ей навстречу. Борьба завязалась драматично: когда она сдавала один экзамен, ей, в надежде, что она не справится, на следующий же день предлагали сдать еще один, каждый трудней (как казалось экзаменаторам) предыдущего. Но устрашить ее не удалось: она была готова к сдаче экзамена и по литовскому языку, знание которого считалось редкостью, и по санскриту (ее ведь уже обучил этому древнему индийскому языку сам академик – индолог С.Ф. Ольденбург). Так что она все–таки получила необходимое свидетельство, дававшее ей право на поступление в государственную службу, а именно в мужскую гимназию, где она стала преподавать немецкий язык. Здесь она познакомилась со своим будущим мужем – Александром Михайловичем Мервартом. И любовь к Индии стала одной из связующих нитей между молодыми людьми. Эта супружеская пара навсегда вписала свое имя в историю российской индологии и, в частности, Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого. Именно они, по заданию музея, совершили, до сих пор единственную, специальную этнографическую экспедицию на Цейлон и в Индию (1914–1918 гг.), накопили огромную массу научной информации, собрали обширные этнографические коллекции. Эти коллекции до сих пор составляют ценнейшее ядро южно–азиатского фонда МАЭ. Также они привезли книжное собрание самой актуальной литературы по этнографии региона. Супруги всегда работали на равных, часто в очень трудных (и физически, и морально) условиях, деля между собой направления работы (например, изучая различные языки, употребительные в том или ином регионе).
|
|
|
Драматичной была судьба экспедиции: удлинились ее сроки и усложнились обстоятельства из–за разразившейся мировой войны и свершившейся в России революции. Только в 1923 г. семье (а у супругов к этому времени появилось двое детей) удалось вернуться в родной город и музей. Сразу по приезде закипела разносторонняя работа: разбор и описание коллекций, подготовка принципиально новой экспозиции отдела Индии (ее готовили к юбилею Академии наук в 1924 г.), публикации книг и статей. И хотя далеко не все из задуманного удалось сделать, научное наследство Мервартов внушительно и до сих пор актуально.
|
|
|
Их коснулись общие для нашей страны житейские «бури»: оба супруга подверглись политическим репрессиям (1929–1930 гг.), и выжила в этой страде только Людмила Александровна. В 1935 г. она была освобождена, некоторое время еще работала в Ленинграде, помогая создать Государственный музей истории религии. А затем переехала в Москву, где могла отвлечься от пережитых страданий и начала новый этап жизни: изучила малайский/индонезийский язык и подготовила многих учеников. Но на встречи «бестужевок» она всегда приезжала в Ленинград, несмотря на то, что плохо видела (еще с юности) и в конце жизни передвигалась с помощью трости.
|
|
|
Женская судьба Людмила Александровны тоже была отягчена сложностями. Кроме того, что она очень рано потеряла мужа, ей и с детьми выпало немало горя. В 1941 году, защищая Москву, погиб на фронте ее первенец – сын Андрей. Не складывалось взаимопонимание с дочерью, которая ревновала мать к ее занятиям наукой, упрекала, что получала недостаточно материнского внимания, демонстрировала, что больше привязана к няне. И только тогда, когда мать тяжело заболела, оттаяла, приблизилась к ней, ухаживала и проводила в последний путь. Уже со своим внуком она специально приезжала в Ленинград, посетила МАЭ и, с печалью, но искренне и глубоко интересовалась жизнью и трудами родителей, о чем даже не все знала. Бессребрениками были эти люди, всей жизнью служили избранному делу. У них даже не было собственного «угла», обитали в съемных или казенных квартирах. Родной территорией оставалась лишь старая квартира отца в первом этаже на улице Рылеева: хотя и «усеченная» коммунальными соседями (кстати, очень добрыми и сердечными людьми), она все еще хранила память об общей семейной жизни.
|
|
|
О чем говорит нам опыт этой яркой, но отнюдь не легкой женской судьбы? Что, видимо, всегда будут женщины, чья натура не может удовлетвориться только жизнью семейного круга, хотя он, разумеется, остается первичным для человека. Но разве это сильно отличает женщину от мужчины? Конечно, нет. Что те, то и другие, за малым исключением, редко готовы жить без семьи и детей. Физиологически, как будто, труднее женщине, а в то же время именно она оказывается выносливее мужчины в трудных обстоятельствах. И те, и другие нуждаются в заботе и поддержке, и при взаимном уважении, несомненно, оказывают их друг другу. И история семьи Мервартов является тому подтверждением. Благо, семья хранила важнейшие нравственные ценности. Это и поддерживало всех в самое трудное время. По–видимому, усовершенствовать надо не столько отношения между мужчинами и женщинами, сколько в целом общественные отношения, попросту говоря, житейский миропорядок и, конечно, беречь и сохранять уважение к важнейшим жизненным ценностям, духовную культуру. А в этом смысле у современного человека угроз не меньше, если не больше, чем было 80 – 100 лет тому назад. И тут стойкость, мужество, жизнеутверждающая сила в характере прекрасной женщины из прошлого могут быть нам в пример и в помощь.
М.С. Воронина
Харьков, Харьковский НПУ им. Г.С. Сковороды
БОШ – ФАМИЛИЯ БЕЗ ЖЕНСКИХ МАРКЕРОВ
Как в советской, так и в пост советской историографии мы регулярно встречаемся с характеристиками А.М. Коллонтай: «первая женщина– министр», «первая женщина–дипломат», но при этом совершенно странная историографическая судьба у украинской революционерки Евгении Богдановны (Готлибовны) Бош (1879–1925) – главы первого украинского советского правительства. Ее воспоминания публиковались до конца 20–х годов. В сборнике документов опубликованном в 1928 году она все еще «числится» как «…председатель 1–го Советского правительства на Украине»[875], потом в 1964 году вышла книга Ж.П. Тимченко[876], где забвение объяснялось «культом личности Сталина», и, видимо, сама книга успела опубликоваться по инерции от волны «Хрущевской оттепели» и фактора «В. Терешковой». И лишь в 1990 году были переизданы воспоминания еще с некоторым идеологическим напылением, но уже с четким обозначением ее места в истории[877]. Во всей остальной историографии ситуацию с ее личностью можно считать просто одиозной: ей не нашлось места ни в одном сборнике о женщинах–революционерках.
С 30–х годов ХХ века Евгения Бош перестала быть «интересной» явно в результате гендерной дискриминации, поскольку из умершей в 1925 году и отошедшей от политики еще раньше, гораздо проще было сделать очередной идол: профессиональная революционерка, с 1901 года в партии, большевичка с 1903 года – вместо этого, минимум гендерных маркеров в общей истории, иногда с фото. После провозглашения независимости Украины она априори из «вражеского лагеря», к тому же, совершенно не воспринимающая идеи В.И. Ленина по национальному вопросу.
Евгения Бош также не заинтересовала феминологов – поскольку «женский вопрос» был для нее делом прошлого. Любую дискриминацию она воспринимала не как гендерную, а как личностную. За время ее руководства Киевской организацией РСДРП с 1909 (с февраля 1911 г. официально избранная секретарем) до апреля 1912 (хотя только 20 февраля 1914 года вместе с другими осужденными отправилась в ссылку, то бишь фактически еще руководила)[878] упоминаний даже о 8 Марта нет, и именно после ее отъезда впервые были распространены листовки 23 февраля (8 марта) 1914 года на улицах города с печатью Киевского комитета РСДРП, которые призывали работниц к забастовке в знак протеста против угнетения женщин[879].
На заседании Киевского комитета РСДРП(б) 5(18) апреля 1917 г. предлагалось создать различные комиссии, в том числе и женские, которые «ведут специальную агитацию среди женщин», «Иткинд защищает предложение докладчика о создании отдельных комиссий», но «Г. Пятаков думает, что комиссии не поднимут классового самосознания масс»[880]. 17(30) апреля на областном совещании РСДРП(б) Е.Б. Бош избрали председателем окружного и параллельно областного комитета[881]. А 21 мая (3 июня) на общегородской конференции была принята схема партийного строительства, где были и ранее предложенные комиссии, и партячейки, но женкомиссиям в этой схеме места не нашлось[882] – таким образом, вполне можно констатировать определенную тенденцию.
Перипетии украинской истории внутреннего и внешнего характера (заключение Брестского мира) привели к тому, что 4 марта 1918 года Е.Б. Бош с группой единомышленников самостоятельно вышла из состава правительства[883], поскольку считала, что ее место на передовой, а не в российском тылу[884]. Впоследствии еще занимала немало видных должностей, но явно избегала руководящей, а в 1925 году добровольно ушла из жизни. Интересно одно искреннее недоумение революционерки: «…странно мне как–то было в период легальный видеть к себе враждебное отношение некоторых товарищей. В нелегальной работе ко мне было удивительно теплое, хорошее отношение, а среди молодой публики даже восторженно–любовное»[885].
Получалось так, что до тех пор, пока организация была не многочисленной и идея абсолютной власти казалась утопией места для открытой гендерной депривации не было, но реальной властью уже никто не хотел делиться с «другим полом». При этом она не была стереотипной маскулинной коммунисткой в кожаном реглане. А то, что обе ее дочери пошли по стопам матери, характеризует Е. Бош как хорошую мать, которая своей Идеей могла увлечь не только массы. Поскольку существенный след Евгения Бош оставила в истории России и Белоруссии, главная цель данной статьи – четко обозначить масштабность ее в Украине, дабы создать или возобновить фундамент для дальнейших исследований.
С.Н. Ивашкин
Москва, Централизованная библиотечная система №3 ЦАО
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 260; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!