Глава: «Устная и умная молитва»
Душеполезное чтение от Преподобных. Новый перевод.
Современные монахи и иноки в их подавляющем большинстве ищут в своей новой жизни повторения восхождения к высотам духа истинных святых подвижников далекого и недавнего прошлого. Как и советовал святитель Игнатий Кавказский этому, как ничто другое способствует назидание из чтения святых Отцов. Как показывает опыт, наиболее побуждающим к деланию является чтение переводов жизнеописания и творений старца Иосифа Исихаста († 15/28 июля 1959 года). О нем писали его ученики старцы схимонах Иосиф Ватопедский, Маркелл Каракальский и Филофейский-Аризонский схиархимандрит Ефрем. Перевод отдельных глав книги последнего, выполненный иноком Одесского Свято-Успенского мужского монастыря Романом предлагается ниже. Эти тексты удивительно успешно учат основам подвига стяжания Святого Духа, и чтение их побуждает выполнять указания старца Иосифа Исихаста, как бы сказанные им самим лично каждому из нас. Итак, преоружимся смиренномудрием, верой, решимостью и, благословясь, начнем вникать, чтобы исполнять. Господи, молитвами преподобных Твоих молиться нас научи!
Старец Ефрем Филофейский "Мой Старец Иосиф Исихаст и Пещерник"
В наш бурный и рациональный век, несмотря ни на что, Церковь не перестает рождать святых, подтверждая истину, что Христос вчера и сегодня Тот же. Нужно лишь сердце, пожелавшее забыть себя, прикоснуться к огню любви, к жизни, к свету, и успокоиться в тихом пламене Божественных объятий Благодати Христовой. Неоскудевающий источник святости не иссякает и в наши, последние, дни, и мы ясно видим это через святых, которых нам и ныне являет Бог. Видя их жизнь, их подвиг, самоотвержение, усердие, пролитие крови, мы и сами воспламеняемся сердцем. Божественная ревность заставляет нас по-иному взглянуть на окружающий мир, и через призму иных, духовных, ценностей полюбить узкий путь. Здесь голод и скудость рождают радость, отсечение своей воли дает человеку свободу, недосыпание и изнурение приносят силу, слезы и плачь – утешение, пролитие пота и крови дарует благодать, готовность на смерть – жизнь. Человек делается обладателем самого Неба. Так, гражданином Неба, светочем Православного святоотеческого пути, земным ангелом и небесным человеком явился нам старец Иосиф Исихаст. Этот величайший подвижник XX века, укрывшись от мира в темноте пещеры, явил нам блистание фаворского света. Современный мир устал от идеологий и слов, он жаждет живого примера. Пример жизни преподобного старца Иосифа и пример жизни его учеников и духовных воспреемников сегодня являются актуальным напоминанием о сути Христианства, что любовь к Богу не в книгах, ни в словах, но в деле. Переступая черту себялюбия, эти титаны духа взошли на Небо, и возвещают нам своей жизнью, что иного пути не существует. Только «дай кровь» и «прими Дух».
|
|
|
|
|
|
Глава: «Наше бдение и молитва»
Бдение было центром круговращения всего нашего дня. Все дела, совершаемые днём, учитывали то обстоятельство, что ночью необходимо совершить нашу молитву. Тогда в пустыни скита «Малая Святая Анна» наш устав предусматривал: с закатом солнца мы вставали ото сна для бдения. Пробудившись, мы выпивали кофе, однако только и только для того, чтобы подкрепиться перед бдением. Старец положил кофе как снисхождение. Для немощных и слабых здоровьем разрешалась и малая трапеза, чтобы поддержать силы.
После кофе мы брали благословение у старца и, молча, расходились: ни слова не говоря между собой, каждый шёл в свою келью. Старец придавал этому особое значение, подчёркивая, что после пробуждения надо внимать своим чувствам. Не должно быть никаких разговоров, вопросов, ничего.
Войдя в свои кельи, мы сразу начинали нашу ночную молитву по уставу и методу нашего Старца. Читали «Трисвятое», «Верую» и 50-й псалом, после чего, присев на скамеечку, поучались в памяти смертной. Мы размышляли об аде и рае, размышляли о Распятии Христа и жизни праведников, и таким образом приходили в чувство печали и покаяния. Однако долго в этих размышлениях мы не пребывали, но сразу, как смирится и сокрушится наше сердце, начинали молитву.
|
|
|
Старец, не уставая, напоминал нам, что как только мы восстали ото сна, ум наш отдохнувший и чистый. В этом состоянии чистоты и спокойствия лучше всего дать уму как первую духовную пищу имя Иисуса Христа.
***
Итак, мы затворялись в своих кельях, пребывая в совершенной темноте, начинали свою молитву с чётками и без них. Когда ум достаточно утрудится, начинали поклоны.
Чётки, поклоны – вот наше бдение. Я смиренно пребывал в умной молитве 2-3 часа, а часто и 5 часов. Если приходило помрачение или начинал одолевать сон, я выходил наружу, несмотря на время года и на погоду: есть ли ветер, дождь или идёт снег.
Чтобы побороть сон, тихо пел псалмы и опять поклоны. Другим вариантом, если сильно утомились от умной молитвы, старец положил поучение в Священном Писании, Житиях святых и Писаниях трезвенных Отцов. Опять же размышление о Страшном Суде, аде, рае и самоукорение с самоуничижением. И едва восстановив силы ума, опять возвращались к умной молитве с погружением ума в сердце. Это был наш устав и зимой, и летом.
|
|
|
Во время бдения происходила серьёзная война, большой подвиг, настоящая резня, но это было действительно бдение. Восемь-десять часов умной молитвы с поклонами, с уничижением, с душевной скорбью, телесными трудами, ибо мы не имели удобств в быту, какие существуют сегодня.
***
Мы старались, как можно больше проводить время в кельях с закрытым окном (которое также служило и дверью) в умной молитве без чёток, в кромешной темноте. Кто два, кто три, кто четыре часа, соответственно силам души и тела каждого.
С рассуждением, которое происходило от бесконечного опыта, Старец дал нам сделать каждому маленькую стасидию, дабы мы могли облокачивать на ней наши руки, чтобы они чрезмерно не уставали. Итак, склонив голову влево, совершали умную молитву с вдохом и выдохом.
Наш старец совершал минимум восемь часов бдения, из которых шесть часов занимала исключительно молитва. По прошествии восьми часов каждый из нас мог продолжить бдение, если хотел, или мог отдохнуть.
***
Умная молитва была главным занятием Старца. Все свои силы он отдавал возделыванию этой молитвы. Вся его деятельность и забота была направлена на то, чтобы ум упокоился в молитве. Как он сам писал об этом в одном из своих писем: «Умная молитва для меня как ремесло для каждого человека, ибо я тружусь над ней более тридцати шести лет». Таким образом, на протяжении всей своей монашеской жизни. И, действительно, он трудился, постоянно восходя от степени в степень. Молясь настойчиво и упорно с одной стороны и с сокрушением и смирением с другой. Весь его день был подготовкой к ночной молитве.
Свой подвижнический устав Старец держал с непреклонной точностью. Когда спать, когда встать, когда работать, когда кушать – всё происходило, имея в основе точность распорядка и, однако, учитывая возможности необходимых для бдения душевных и телесных сил. Труд бдения был направлен на привлечение Милости и Благодати Божией. По слову Христа: «Стучите и откроется вам». Поэтому каждый вечер, предавался всем видам молитвы, стуча с упорством и смирением в дверь Божией Милости.
Вначале совершалась произвольная или исповедальная молитва. Став прямо, совершая крестное знамение и тихо шепотом говоря: «Господи Иисусе Христе, Сладчайший Отче, Боже и Господи милости и всея твари Творче, призри на смирение мое и вся грехи моя прости, яже во все время жития моего содеях даже до сего дня и часа, и пошли Пресвятаго и Утешительнаго Твоего Духа, яко да Той мя научит, просветит, покрыет, еже не согрешати, но с чистою душею и сердцем чтити и покланятися, славословити, благодарити и возлюбити от всея души и сердца Тебе, Сладчайшаго моего Спаса и благодетеля Бога, достойнаго всякия любве и поклонения. Ей, Благий Отче Безначальный, Сыне Собезначальный и Пресвятый Душе, сподоби мя просвещения Божественнаго и духовнаго ведения, да созерцаю сладкую твою Благодать. Ею понесу тяготу сего нощнаго бдения и чистыя воздам Тебе молитвы и благодарения, молитвами Пресвятыя Богородицы и всех святых. Аминь». Или другую подобную молитву. Старец говорил своими словами, будучи вдохновляемый Божественной Благодатью. Он взывал, как мог и как знал, будучи побуждаем Божественной Милостью и Любовью. И если приходила Благодать, то он следовал тому, как и куда она его далее вела.
Однако если проходило время, и Старец видел, что Благодать не действует, то он присев на скамейку, начинал, сидя, говорить молитву умом. Он имел для молитвы особую скамеечку. Похожую на креслице, но более низкую и с подлокотниками для рук, чтобы они не затекали. Сидя таким образом, он, склонив голову влево, опускал ум в сердце на целые часы.
Старец совершал бдение всегда. Начиная с девяти вечера (по византийскому времени) до трех часов пополуночи, он удерживал ум в сердце, не разрешая ему выйти наружу. От напряжения в молитве, то есть от наблюдения ума нерассеянно в сердце в течение стольких часов, Старец был весь мокрый от пота и чувствовал сильные боли во всем теле. Иногда он проводил и восемь часов в такой молитве, и как исключение – десять. Постоянная молитва и умное делание именем Христовым! И как результат – плачь, потоки слёз, от любви к Богу.
У человека одна задача – стучать с упорством, терпением и смирением в дверь молитвы. Открыть же эту дверь – дело Бога, и Он вознаграждает молящегося или нет. Если же он не имел от умной молитвы посещение Божие, то Старец поступал следующим образом. Он начинал тихо напевать тропари из чина пострига в монашество, такие как: «Объятия Отча…» или другие какие-либо тропари из чина погребения. Таким образом, Старец давал уму отдохнуть и отражал демонские нападения, направленные на то, чтобы спровоцировать рассеянность и тем привести его в расстройство. И опять принуждал свой ум не выходить из сердца, чтобы пребывать в молитве. Желающий спастись изобретает для этого пути и способы, чтобы помочь душе в её исканиях и единении с Богом. Однако, если ни импровизированная молитва, ни псалмопение, ни принуждение ума не давали результатов то, он переходил к другому способу. Начиная размышлять о смерти, о распятии Христовом, о Страшном Суде, о Втором Пришествии, об аде и рае. О том, как придет Христос, как придут Ангелы, как восстанут мертвые, как взойдут на облака.
– Одного меня не возьмёт облако! Возьмет моего соседа, вот того подвижника возьмет, возьмет отца Арсения, меня не возьмет.
И сидя плакал, так как все другие спасутся и станут справа, и лишь он вместе с другими нераскаянными грешниками пойдёт в ад.
– Ах! Огненная река с соблазнившимися, и я там буду!
После этого переносился в рай с наслаждениями праведников вечными благами. И благодарил Благого Спасителя и Благодетеля, и в то же время и Праведного Судию. И таким образом, поучаясь в памяти смертной и другом, он плакал и тем извлекал пользу. Если не находил благодать в молитве, находил в подобных размышлениях. И таким образом проходило бдение с максимальной пользой, нисколько не упуская времени.
В иной раз чтобы смирить помыслы, приводил на память святых делателей и великих подвижников духа с недосягаемыми их борениями, стараясь, подражая им, преодолеть препятствия и коснуться Благодати Божией.
Однако старец не тратил много времени на подобные приемы. Лишь только согреется сердце и соберется ум, сразу же оставлял все вспомогательные средства и старался скорее утвердить ум в сердце в умной молитве.
От размышлений о смерти и прочего сердце приходило в сокрушение, а душа начинала с большим смирением пребывать в трезвении и внимании к молитве «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Сущность молитвы – есть сосредоточение ума в сердце, поскольку только тогда молитва произносится нерассеянно, и понимается всё ее содержание в полноте. Это подобно тому, как если бы во время молитвы «Господи Иисусе Христе…» ты действительно припадаешь к ногам Христа и плачешь: «помилуй мя». Это не так, как при пении псалмов или тропарей Господу, для того чтобы улучить прощение, как мы это делаем в псалмопении, которое содержит в себе премудрость Божию и нас учит о Божией Милости, прощении и Любви. Нет, Иисусова молитва – есть образ хананеянки, которая принудила Христа, чтобы ее помиловал: «Помилуй мя, Господи Сыне Давидов». И как слепец, кричавший: «Сыне Давидов, помилуй мя».
Как подвижник, Старец был образцом непреклонности и самоотверженности. Его труды в делании умной молитвы неисчислимы. Он закрывал двери своей каливы и там, в кромешной темноте и духоте, словно в гробу, пребывал в делании каждый вечер, совершая свое бдение. Часто он закрывал двери на закате солнца и открывал их, когда оно вставало на Востоке. Однако, несмотря на многочасовое правило умного делания, Старец не оставлял и уставных монашеских обязанностей. Так, после многочасовой умной молитвы (8-10 часов), оставлял чётки и совершал последование, хотя уже совершил несравненно более того и это, не учитывая поклонов.
Старец Иосиф каждый вечер наполнял свою духовную «копилку». В конце каждого дня он подсчитывал прибыль и убытки, и размышлял о том, как будет действовать в следующий раз. Проверял таким образом весь день, в чем и где он ошибся, какая страсть действует, какая немощь еще жива и какие приходят помыслы на ум. Спрашивал сам себя: «Где же покопать? А, в небрежении. Что там? А, не внимал своему языку». И сразу, если видел, что допустил ошибку, просил прощения у Бога, просчитывал способ борьбы и исправления с решительностью на новое столкновение со страстью. И так с каждым движением изо дня в день.
Во всю свою жизнь не занимался ничем другим кроме, как поверял совесть, советовался и оказывал послушание. Таким способом он постепенно совершенно избавился от страстей и пришел в меру, когда совесть уже совершенно не обличала его ни в чем. Отсюда искренность и простота в молитве, отсюда предощущение Рая.
И поскольку погашал все духовные свои повинности, спал очень мало, лишь для отдохновения своего многострадального тела. Встав от отдыха, начинал своё послушание, говоря молитву умом вслух непрерывно, как это передали нам премудрые отцы: «Работай, тело моё, чтобы есть, ты же, душа моя, трезвись, чтобы спастись». Говорил молитву не переставая, ничего другого и знать не хотел. Когда приходили праздники или Воскресный день, не работал. Но читал жития святых и плакал, не останавливаясь.
***
Старец постоянно держал нас в трезвении и воздержании. Мы не знали что такое небрежение и сон во время бдения. Все это чуждо нашему братству. Он делал нас сильными, словно стальными, благодаря своей программе, но главным образом своим «стальным» примером.
Устав наш был таков: бдение всю ночь. Мы могли отдохнуть с вечера, но не существовало какого-либо повода или причины (так называемого «искушения») могущей изменить устав, бдение должно было состояться! Это и был наш устав. Не могли сказать: «Устал. Отдохну немного, так как весь день таскал тяжести и истощились мои силы». Старец не допускал изменения устава. Как бы ни устали в течение дня, бдение должно было состояться по распорядку. Невзирая на тиранически борющий нас сон Старец был неумолим: «Твое бдение состоится!» – говорил он. Ни единой уступки не существовало относительно этого вопроса. И если не могли соблюсти программу, то получали от старца «наказание». В нашем уставе не существовало места произволу и своеволию. То есть подъём и отдых каждого, всё в свое время. «Если кто-либо не может, пусть идет к другому», – был ответ Старца. Либо приходящий держал устав, либо он уходил из братства, то есть или уйдёшь сам или тебя выгонит Старец. Знай, что если живешь в братстве, то будешь научен, как подвизаться в бдении.
Устная молитва в течение всего дня на разных тяжёлых послушаниях, а с вечера бдение. Но мы имели беззаботность, простоту и радость. Мы чувствовали такое блаженство! Это было благословенное время полное славословий Богу и Божественных даров.
По словам Старца, монах который не совершает бдение, не полагая в основание молитву, не может называться монахом. Монах без бдения, без умной молитвы и без совершенного духовного послушания не вкусит особых благодатных даров, свойственных монашеской жизни.
Старец Иосиф, этот философ и Боговидец наших дней, хорошо познал, что значит бдение по Богу. Не то, как ночные развлечения в миру, но упорное бдение с молитвой, сообразно чину и степени духовной жизни, дабы не остались бесплодны и вне высот совершенной благодати Божией. В познании бдения с трезвением и молитвой утомившемуся христианину подаются великие духовные дары.
Бдение – тяжёлый труд, поэтому кто ночью бодрствует, сражается не только с тираническим сном, но и с демонами, которые не хотят нашего спасения, ибо они приходят, чтобы уничтожить наше трезвенное делание, они воздвигают страсти и, главным образом, рассеяние. Монах изнемогает в противостоянии сну в поклонах и удержании ума от рассеяния, стараясь прийти в состояние единения с Богом.
Когда Старец наставлял нас в бдении, то обращал внимание на то, что монах должен стать несмыкающимся «херувимским оком». Он, словно, смотрит издалека на демонов, которые со своим лукавством стараются разграбить его душу. Противоборствует до малейшего движения страстей и таким образом преуспевает, достигает необходимой меры и так противостоит им.
Мой святой Старец пребывал в чудном бдении, которое очищает ум, делает Боговидцем, даёт силы восходить до третьего неба и осязать пути духовных таинств, тайны будущей жизни. Так и нас Старец вел через бдение и умную молитву, чтобы наши души наполнились изнутри Царствием Божиим грядущего Иерусалима, дабы, ожидая времени исхода отсюда, сделались их вечными причастниками.
Часто Бог давал Своё благословение, и мы отчасти касались духовного состояния нашего Старца. Но, естественно, мы не могли постичь глубину и высоту, ширину и долготу его преуспеяния умной молитвы после 7-10 часов удерживания ума в сердце. Имея такой огненный пример, и мы возгорались ревностью. Поэтому подвизались, восставали с яростью на бдение, вооружившись чётками, и с большим смирением начинали благословенную молитву, повторяя её беспрерывно с простотой сердца, дабы благодать Божия преобразовывала наше внешние бдение, чтобы давала смысл ощущения молитвы и поучения в ней.
Советы, побуждения, увещания, способы, труд и последование нашего Старца были в том, чтобы говорили Иисусову молитву и бдели мужественно. Поэтому он постоянно спрашивал меня: «Ну, хромой, как идёт молитва? Как идёт бдение?» И я отвечал: «Хорошо, но не очень».
Глава: «Устная и умная молитва»
Старец не давал нам много разнообразных наставлений относительно умной молитвы. Не потому что не мог, ведь он был настоящим профессором в области умной молитвы, приемником и продолжателем трезвенного Предания, но потому что был осторожен, дабы мы не надули свои головы фантазиями о состояниях, в которые мы еще не вошли. Немногословные, лаконичные советы, которые он давал нам после ночной исповеди под видом увещаний, были преисполнены духовной пользы.
Его позиция была такова: «Иди вперед, я тебя сопровождаю». Слово становилось делом. Молитвами Старца мы трудились в молитве. Были случаи, что совершали 3-4-5 часов умную молитву, склонив голову, и, заключив свой ум в сердце. Иногда я поднимал голову, чтобы вдохнуть воздуха, но сладость опять тянула меня обратно в сердце.
Душа имела усладу и говорила: «Не ищи ничего другого, это оно и есть. Это и есть то многоценное Небесное сокровище. Используй его!» Истинно! Очень часто молитвы моего Старца помогали мне ощутить Божественное Присутствие. Но мы, молодые и новоначальные, тогда были не в силах взойти на ту духовную высоту, на которой парил наш Старец Иосиф.
Первым, что требовал Старец от каждого брата, пришедшего в наше братство, и как первое предупреждение и усилие было молчание с молитвой:
– Дитя моё, молитву, хочу слышать твою молитву и никакого празднословия.
Знал этот опытнейший учитель умной молитвы, что если новоначальный умолкнет и будет постоянно вслух говорить молитву, то этим положит хорошее начало и будет иметь богатые дары от Бога в будущем. Поэтому настаивал: «Польза монаху, чтобы когда ест, когда пьёт, когда сидит, когда работает, когда идёт куда-либо и вообще делает, что угодно, пусть взывает непрестанно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Таким образом, имя Господа Иисуса, снизойдя в глубину сердца, смирит змея, спасет и оживотворит душу. Итак, упорство, непрерывность в удержании имени Господня, дабы соединились сердце с Господом и Господь с сердцем, и тогда станут суть два едино.
Старец постоянно поучал нас, чтобы мы жили в молчании и молитве: «Я от вас ничего не хочу. Я сам буду вам готовить, буду прислуживать. От вас хочу одного: денно-ночное молчание, молитву, поклоны, а, главное, слёзы. Ничего другого мне от вас не надо, лишь усилия в молитве и слёзы днём и ночью. Когда я пришёл из мира, мой ум был преисполнен страстями, предубеждениями, помыслами, искажениями и, конечно же, эгоизмом с тщеславием. Весь этот мир страстей находился в моём уме в помыслах и фантазиях. Если попробуешь изъять свой ум, оторвать его от всего этого, чтобы молиться, ничего не сможешь. Почему? Потому что души наши немощны и рассеиваются очень легко. И поскольку мы не можем удержать молитву умом, то по учению Отцов Церкви, по преданию наших Старцев и ради послушания, будем говорить молитву вслух и этим убережём наш ум от рассеянности. Так мало-помалу молитва усладит ум и оторвёт его от мирской суеты. Вскоре молитва заключит ум в сердце, беспрерывно призывая имя Иисусово. Пресечение празднословия сильно помогает в этом. Все наше время мы должны отдавать молитве».
«Едва вы открыли глаза, сразу молитва. Не давайте парить вашему уму здесь и там, не теряйте время, оно так многоценно и дорого для молитвы. Если таким образом будите себя принуждать, то вам поможет Бог стяжать святой навык так, что только откроете глаза, и далее, в течение всего дня молитва будет занимать главенствующее место. Когда работаешь, говори молитву. Благословляется работа, освящаются уста, язык, сердце, само место, время и весь человек, который произносит имя Иисуса Христа. Монах, который говорит непрестанно молитву вооружается такой Божественной силой, что становится недосягаемым для бесовских нападок ибо она опаляет и уничтожает их.
***
Говоря молитву устами в течение всего дня, мы имели в наших душах такую радость, такое умиление и столько слез, которые невозможно описать. Часто приходила такая Благодать от устной молитвы, что молящийся чувствовал в себе Божественную любовь, и что его ум вот-вот войдет в созерцание. И это происходило во время несения послушания, по неизъяснимому Промыслу Бога, ум не был распростертым в молитве, но был в созерцании Бога, в созерцании иного мира.
Были случаи, что мой ум приходил в созерцание, когда я ночью помогал Старцу добраться к нашей церкви. Телом я помогал Старцу, но мой ум не был рядом с ним. Ум мой был в другом месте. Я созерцал Небесное. И опять возвращался умом, и понимал, что я нахожусь рядом со Старцем и отцом Арсением. Но вскоре опять уходил, и, удивляясь умом, говорил: «Вот что такое духовная жизнь! Как велико монашество! Как оно преображает человека! Как оно его изменяет! Как преобразует! Как его ум становится настолько легким и духовным, словно исчезают все тяготы, и достигает того, что уже невозможно описать словами!»
Какую бы мы работу не делали, Старец всегда кричал нам: «Чада, говорите молитву погромче!» Естественно, не в прямом смысле, но подразумевая, чтоб говорили с напряжением сердца и не останавливались совсем. Действительно, говорили молитву безостановочно, легко, шепотом, чтоб не создать шум и не смутить брата рядом. Но, не останавливаясь совсем: охрипло горло, болел язык, но – молитва, молитва.
Таким образом мы подвизались в устной молитве, нас считали гордецами и прельщенными. Но мы и не думали делать что-либо напоказ, чтоб это кто-то слышал и хвалил нас. Не для того, чтоб показать себя молитвенниками. Нет, но потому, что это был единственный способ подвижничества и единственный способ молитвы с высокими результатами:
Во-первых, именем Христовым освящается воздушное пространство и приходят в бегство демоны.
Во-вторых, когда кто молится, другой уже не подойдет с легкостью для празднословия. Подумает: «Как я оторву его сейчас от молитвы для болтовни. Скажу ему: «Знаешь? Вот одно и другое…» – Оно не имеет такого значения».
В-третьих, останавливается рассеянность, то есть празднословие ума. Даже если ум убежит, звук голоса очень быстро возвращает его назад.
В-четвертых, бывает так, что брат рассеянный, или постоянно празднословящий, отрезвится и скажет: «Брат мой молится, а что делаю я?»
Итак, молитва вслух, спокойно, тихо, шепотом, приносит столько благ! Слышится имя Христово, словно жужжание пчел, когда они влетают и вылетают из улика, делая при этом столь полезный и ценный мед. Так и мы делаем духовный мед, когда, подобно пчелам, взываем имя Христово. И Господь, Который дает «молитву молящемуся», видя благое намерение человека, следом дает и награду.
***
Вначале молитва устная, после становится внутренняя. Открывается, словно дорога в уме, и молящийся начинает произносить ее без самопринуждения. Встаёт от сна и молитва начинается сама собою в тот же момент.
Вначале необходимо принуждение, и мы говорили молитву вслух. Здесь устная молитва, словно бульдозер, прокладывает дорогу, по которой потом свободно-свободно на автомобиле движется ум. И если молитва продвигается глубже и прогрессирует, то это уже нечто, что относится преимущественно к великим трезвенным Отцам, открывает не просто дорогу, но целый проспект внутри сердца. Когда сердце поучается в имени Христовом, тогда совершается великое торжество с великой пользой и большими духовными богатствами. Когда обретает монах эту ценную жемчужину, духовное сокровище, он, подобно мудрому торговцу, меняет свое имущество, красоту, мирскую славу, дома, землю, в конце даже собственное «я», и покупает эту жемчужину, обогащаясь духовно. Однако, всё начинается с малого. Поэтому необходима постоянно повторяющаяся молитва.
Если мы не будем упорствовать в устной молитве и молчании, то, по слову Старца, наш ум обойдёт все улицы и со всем мусором помыслов, какой нашёл, вернётся в сердце.
Если бы Сладчайший наш Господь не привел бы нас к этому великому Старцу, то мы читали бы только церковное чинопоследование. От церковного чинопоследования происходит исключительная польза для наших духовных болезней, однако оно не имеет такой силы успокаивать страсти, как то делает умная молитва. Это происходит по трём причинам.
1) Во-первых, с умной молитвой ум не отвлекается во множество слов, как в чинопоследованиях, но сосредотачивается на нескольких словах. Так ум впитывает молитву с большим удобством и вместе с тем снисходит внутрь, в глубину сердца.
2) Во-вторых, эта молитва пригодна каждому, её может говорить всякий человек, независимо от духовного уровня. Не нужно ни образования, ни знание устава, ни умение петь. Она напрямую и непосредственно доступна всем.
3) В-третьих, потому что эту молитву можно говорить весь день, в любом месте. Не существует ни места, ни времени, ни ситуации, в которой нельзя было бы молится. Хоть в храме, хоть в своей келье, на работе, в дороге, у врача на приёме или в тюрьме. Молитва не имеет препятствия, напротив, всё освящает, и приводит в трепет демонов.
***
Расскажу случай, который усилил во мне веру в силу и достоинство умной молитвы.
Однажды пришёл к нам один бесноватый. Поскольку мы работали вместе, то я научил его говорить молитву вслух, главным образом, чтобы избежать празднословия. Действительно этот больной начал говорить молитву. И когда он её говорил, прорывался демонский голос, душил его и кричал: «Иди на вечерню, брось чё-ё-ё-ётки!»
Таким образом, сам бес показал, насколько сильна эта молитва. Конечно, не надо чрезмерно предавать значение словам демона, ибо мы знаем, что демоны лгуны, человекоубийцы и редко говорят правду, так как сжились с ложью и обольщением. Это было явлено, чтобы мы увидели, что демоны совершенно не выдерживают произнесения имени Христова с теплотой сердца.
***
Приведу случай, который показывает, что исихастская жизнь, которая вращается вокруг умной молитвы, есть самый благословенный образ жизни. Для исихаста чётки намного эффективней, чем церковное пение.
Церковное чинопоследование, которое предписали и узаконили Святые Отцы по своей любви, ни в коем случае не презирается, но совершается по чёткам на многочасовых бдениях.
Мой старец пребывал в устной молитве. Не прекращал её никогда. Я так же, когда оставался сам и никого не было рядом, продолжал взывать и говорить молитву. И говорил её постоянно, так что разболелось моё горло. Я ему говорил:
– Отче, у меня от молитвы болит горло и язык, гортань опухла. Вздохнуть не могу, болит сердце. Всё моё горло – сплошная рана.
– Пусть болит! Не умрешь. Терпение! Ничуть не останавливайся! Говори молитву. Боль принесёт духовную радость. Если не поболит, не получишь плодов молитвы. Она тебе поможет, утешит, научит, она даст тебе свет. Она спасёт тебя. Молитвой, трезвением и вниманием обезопасишь свой ум. Направь силы мышления и движения не на внешнее, а вовнутрь. Не слова, советы и проповеди, но великое смирение со слезами на молитве. Она есть сущность, она Отеческий путь, их Предание нам и наставление. Увидишь её в делании. Потому что, если не имеешь делания, как постигнешь небесные вещи?
– Да будет благословенно. Но с вдохом и выдохом болит в сердце.
– Ничего страшного!
Когда произносил молитву и старался отсечь любой приходящий помысел и образ, удерживая молитву внутри себя, начал мне говорить искуситель следующее: «Ты сейчас сойдёшь с ума!». И я ему отвечал: «Пусть сейчас сойду с ума. Здесь буду сражаться, здесь брань, пусть и до смерти».
Весь день старец нам напоминал: «Держите молитву «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Она вас спасёт. Имя Христово просветит ваш ум, сделает ваши души сильными, поможет в борьбе против демонов. Взрастит ваши добродетели и вообще совершит всё». Поэтому утверждал часто, нас молодых послушников в делании умной молитвы.
Вообще вся его жизнь была сплошным понуждением к молитве, так же и нас заставлял читать молитву, сколько есть сил нашего внутреннего человека, дабы снизошло имя Иисуса Христа в наши сердца.
Позиция Старца была такова: подталкивать нас, тянуть нас, упрашивать нас и постоянно напоминать нам о непрестанном памятовании с молитвой имени Божия. По слову святого Григория Богослова: «Вспоминайте о Боге чаще, чем дышите».
***
Однажды Старец мне сказал: «Когда придёт время, и ты возьмешь себе послушника, то не учи его ничему другому, кроме молитвы, так как молитва даст ему благословение, Божественную ревность, внимание, жажду к духовному и чистую исповедь, всё это подарит молитва».
Существует и сегодня духовные наставники, однако их можно пересчитать по пальцам, тех, кто находятся в делании и могут научить этой богопросвещающей, истинной и спасительной науке умной молитвы, которая обновляет и преображает душу молящегося. В противоположном случае душа бывает больной и мучается, ибо знает учение, но на деле раны не лечит.
Часто когда я молился умно, в точности следуя наставлениям Старца, мой ум изменялся и непостижимым образом проникал в Небесные духовные созерцания, которые превосходили вещественную природу, а в иной раз чувствовал, что моя молитва не может преодолеть даже потолок моей кельи. Об этом недоумении спросил Старца:
– Отче, иногда не могу на молитве преодолеть даже потолка своей кельи. Почему я чувствую такое препятствие?
– Демоны, дитя моё, которые незримо предстоят вокруг нас, это они препятствуют по домостроительству Божию и Его попущению, чтобы мы научились по опыту невидимой брани. Дитя моё, посмотри на лодочника. Он делает так же: когда есть ветер, то плывет без усилий с полным парусом. Когда же штиль, то вынужден грести вёслами. И тогда он утомляется, потеет, но преуспевает. Так же и мы. Когда приходит Божественная благодать, то молитва сама идёт. Когда, однако, по причине Божьего домостроительства не действует, тогда необходимо взяться за вёсла, чтобы бороться, потеть и тем показать наше произволение.
Таково было учение нашего Старца: упорство в молитве. Сильный ли ветер, мороз лютый или яростный шторм, мы должны заставить своё я к спасительному призыванию Христа.
***
Старец, желая сделать своих послушников достойными монашеского образа, строго вразумлял: «Дети мои, если кто-либо придет из мира и оденет рясу, параман, чтобы стать монахом, это нетрудно. Но это не настоящий монах. Монах тот, кто, придя из мира, бросается искать непрелестного наставника, чтобы пребывать возле него до самой смерти, для обучения послушанию и умной молитве. Если же не очистится от страстей и если не преуспеет в непрестанном умном делании молитвы, то таковой монахом не является.
Если не научился непрестанной молитве или стоит еще на одной из ступеней восхождения, нельзя о таком сказать, что он стал истинным монахом. Внешне стал, внутренне, однако, нет».
Человек двойственен по своей природе, состоит из души и тела. Одевается также снаружи и изнутри. Обнажается извне и внутренне. Питается вещественной едой и духовной. Если внутри человек не меняется, внешность его ничего не стоит. «Очисти сперва внутренность чаши и блюда, тогда сделаются чистыми и снаружи», – говорит Евангельское слово. То есть очисти изнутри, исправь свои помыслы, очистись от всех страстей, покайся и смирись, тогда удостоверишься, что все твои внешние действия будут правильными и чистыми.
Слово Старца всегда было побуждением к подвигу на молитве. Он нам говорил: «Когда трудишься над устным призыванием имени Иисуса, ум начинает противоборствовать рассеянности и избавляется от неё, так что начинает чувствовать сладость от устного призывания молитвы. Ум в этом состоянии начинает завоёвывать имя Христово. Насколько уменьшается рассеянность, настолько устойчивее становится ум. И когда ум заключает внутри себя молитву целиком, то восседает на троне сердца, и становятся единым ум, сердце и молитва. И отсюда Небесные созерцания и откровения. Всё это свидетельствует, что имеющий таковое, прежде провел многие годы в созидательных усилиях и во всех битвах подвижничества. Сердце принимает полноту молитвенную, в ней постоянно поучается и образуется сердечное состояние. Однако чтобы возыметь такое духовное состояние, ощущение Царства Небесного в сердце, прежде надо избавиться и очиститься от страстей.
Молитва по преданию трезвенных Отцов и нашего Старца была главным деланием нашего братства. Старец постоянно повторял свои поучения, но более действенным был его собственный пример, его собственная забота о постоянном устном повторении молитвы. Умная молитва была не только долгом послушания. Это было оружие, щит, основание, постоянство, она как авангард добродетелей оберегала наше братство и дала в будущем свои плоды на Святой Горе Афон, в Греции, на Кипре и в Америке.
Мы подвизались с большим усердием, чтобы удержать заповедь Старца. Но как люди на протяжении стольких лет проведенных рядом с ним иногда уходили. Но ненадолго! Наш Старец стоял над нами как рассудительный учитель.
***
Однажды, когда мы уже жили в Новом Скиту, Старец своим парящим взором увидел одного брата нашего братства, который не говорил молитву вслух, и сказал ему:
– Дитя моё, говори молитву вслух. Я не слышу, чтобы ты её говорил.
– Э-э, Отче, устно. Говорить вслух сейчас после стольких лет в монашестве? Мне стыдно.
– Стыди-и-и-шься? Стыдись, что ты столько лет в монашестве и стыдишься говорить молитву вслух. Устная молитва засвидетельствована и признана как высочайшая ценность, а тебе кажется, что это путь новичка? Ты докатился до того, что думаешь, что уже преуспел в молитве? Стыдно, когда не произносишь молитву, и наш ум бродит здесь и там, а уста наши совершенно не останавливаются в празднословии. Это разве не стыдно? Вот это стыдно! И в очах Божиих, и в очах людей.
Излишне, конечно, говорить, как отрезвляюще подействовало это слово не только на того брата, но и на всё братство. Все моментально вразумились и взяли точный курс.
Строгость Старца проистекала не от властолюбия, поскольку сердце его было сердцем отца, переполненным любовью к нам, его деткам. Оно было полно страха Божия, мудрого рассуждения, для нас, его послушников, которых ему вверил Бог. Проявление его любви в те дни было крайне сдержанным. Его строгость проглядывалась в очищении нас от страстей и, чтобы в наших головах не гулял ветер.
Наш Старец сам познал пользу устной молитвы, поэтому желал передать ее дары и нам, своим чадам. Божественные дары не даются, если человек не покажет в своё время аналогичного преуспеяния. Поэтому он и бывал так строг до последних своих дней в том, чтобы мы говорили молитву. И действительно мы получали великую пользу.
***
Один брат, который постоянно говорил молитву вслух, возжелал от всего сердца и ума приблизиться к природе сущих и райской сладости.
В один день, этот брат в продолжение некоторого времени различными способами удерживал имя Христово в устной молитве, как вдруг внезапно пришел в восхищение, пришла Благодать, и вскоре исчезли его телесные чувства, но открылись глаза души. Он начал ощущать звуки славословия творения к своему Творцу, но не телесными глазами, он видел все по-иному в некоем свете. Однако, что и как это было, нет возможности описать никаким способом.
Всё что видел и слышал этот брат, было чуждо тому, что здесь, и имело вид сверхъестественный. Пение птиц, благоухание цветов, солнце, светлый день, всё возвещало славу Божию. Смотря на это все, как будто видел сам Рай. Произошло некое откровение, совлечение или видение, это была тайна, которая сокрыта от нас. О том, что видим нашими телесными, а не духовными глазами.
«Всякое дыхание да хвалит Господа». Весь животный мир, как и мир растений, одинаково возвещают славу, величие красоты и благости Троичного Бога.
Удивило обилие величия Божия. Из его глаз побежали ручьи слёз, но не о грехах, а о красоте Божией. Как может сердце выдержать это Откровение благости Бога? Но и Адам, когда был в Раю, ведь весь его Рай был единственно от созерцания Бога. Веселился его дух, когда он видел и слышал, как каждое создание воспевает Бога.
Удивление вызывает и то, как это благословенное состояние пришло к брату во время устной молитвы, которую он, однако, произносил с усердием, трезвением и смирением.
Однажды, когда еще святой Нектарий Эгинский жил в монастыре, его монахини обратились к нему с вопросом, что означают слова «Всякое дыхание да хвалит Господа». И он им ответил: «Подождите, вскоре дам вам ответ».
И вот одной летней ночью, когда на небе была полная луна, все сёстры вышли во двор монастыря, чтобы совершить повечерие с акафистом. Святой Нектарий после повечерия сказал монахиням разойтись порознь и продолжить молитву коленопреклоненно, что они и сделали.
В один момент монахини непонятным сверхъестественным образом услышали и почувствовали, что каждый камень и всё вокруг часовни на этом месте посреди гор, звёзды и луна, всё бездушное творение начало непрестанно петь гимн Богу, который невозможно описать.
Вскоре, вдобавок к этому присоединились необычные славословия сверчков, кузнечиков, сов и других ночных животных. Удивление пришло в бедные сердца монашек от такого наплыва Благодати этого прерадостного славословия. И таким образом они на живом примере узнали, молитвами святого Нектария, что означает псаломский стих «Всякое дыхание да хвалит Господа». Всё создание, одухотворённое и бездушное, в один голос воспевает Господа, своего Создателя и Творца.
***
Согласно учению Старца и под его строгим надзором мы жили одной очень внимательной жизнью с главной целью – стяжать и удержать Божественную благодать.
Мы подвизались в отсечении своей воли, чётки, поклоны, в размышлениях о Страшном Суде, смерти и подобном этому, откровенная исповедь помыслов, а также в рукоделии и других физических трудах. В субботний и воскресные дни бывала Божественная Литургия, и мы причащались. Наша жизнь протекала в крайнем безмолвии, всякий из нас, молодых послушников, вообще не болтал, никаких бесед, ни звука празднословия. И эта жизнь была прекрасна, если смотреть с духовной стороны. Всё это создавало основание, поверх которого строились обители наших душ и нашего завтрашнего братства.
Наша жизнь была трудна и насколько мучительна телесно настолько же и духовно. Но каждый день человек насколько подымает труды, настолько же надеется получить и соответственное воздаяние, которое оправдывает его подвиги. Конечно христианин, который подвизается, чтобы сохранить заповеди и возделать добродетели, вспомоществуясь Пресвятыми и спасительными Тайнами, не сможет легко преуспеть, если прежде не вкусит каких-либо духовных плодов. Так и мы, в нашем братстве, порой вкушали Божественные дары по молитвам Старца для поддержания нас в борьбе.
Поэтому каждый монах нашего братства следил, чтобы в точности удержать заповедь нашего святого Старца. Его глаза стали как два бездонных источника слез, которые орошали то освященное место. Он шёл спать и не мог заснуть от своих слёз. Чтобы он ни делал, на каком бы послушании не находился, куда бы ни пошёл, – всюду слёзы, трезвение и молитва. Особые радостные плоды духовной борьбы.
Итак, изнемогал ли этот человек, когда плакал или молился? Нет! Это было использование молитвы и слёз, которые в своей сущности были духовным Торжеством. Приходя в такое состояние, он не мог выдержать благословение Божие. Чтобы получить плод, прежде необходим труд. Потом уже плоды. Так же и в послушании плод бывает там, где сперва совершается духовное и телесное делание.
Тогда в наших глазах было столько слёз, что как помню, когда пришло мне письмо от моей мамы, Старец дал его мне и сказал: «Возьми, прочитай и напиши в ответ пару слов». И я написал: «Мама, мы здесь не умываемся водой. Мы умываемся своими слезами. Плачем и умываем наши лица». Всё это было дарами и харизмой Старца. Его молитвы имели такую силу и такую проникновенность, что могли низводить Благодать Святого Духа и дать ее нам. Всё это мы видели воочию, Бог слушал его и посылал ему свои щедрые благословения. Всё это было плодом трудов и его великой любви к Богу. Всё свое внутреннее он целиком посвятил суровым подвигам о Боге. Все мы читали, слышали о подвигах великих Отцов, которые они совершали «во время оно», однако Бог нас удостоил увидеть своими глазами и в наши дни, прямо перед собой подвиги и сражения этого Человека Божия. Мы послушники познали подвиг нашего Старца, то о чём читали только лишь в книгах.
Мой Старец был мучеником, который тяжело подвизался в послушании, молчании, трезвении, молитве и во всех духовных обязанностях, так как знал, что Божественная благодать познаётся соответственно усилию какое кто положил «ибо Христос вчера и сегодня Тот же и во веки».
***
В один из обычных дней, когда я вырезал печати и произносил вслух молитву, внезапно по молитвам Старца, моя душа почувствовала такое духовное состояние, которое было похоже на то, что чувствовал Адам в Раю, до падения. Это было нечто, что невозможно описать. И то достойно удивления, что я произносил молитву без участия ума, просто устами, не останавливаясь.
Всё это истина, и кто хочет вкусить истину, должен подчинить своё «я» труду послушания, бдения и молитвы. Если не изнеможешь, не вкусишь плод. Не то, чтобы невозможно потрудиться и оставить, нет!!! Постоянно. Надо подвизаться в течение всего дня с максимальным усилием, сколько можешь в устной молитве, молчании, труде и произносить на бдении Умную молитву – со вдохом-выдохом имя Иисуса Христа.
Со вдохом: «Господи Иисусе Христе».
С выдохом: «помилуй мя».
***
Однажды я заболел гриппом, рядом со мною находился освященный старец Феофилакт. Он говорит мне:
– Отче, я иду к Старцу. Хочешь что-то?
– Нет, сделай любезность. Скажи Старцу, что я болен и не могу подняться.
– Хорошо, – ответил мне он.
– Иди с Богом.
Я повернулся на другой бок, чтобы заснуть, повторяя при этом вслух молитву. Отец Феофилакт ушел, но через несколько минут слышу бормотание, словно кто-то за дверью говорит молитву.
– Отче Феофилакт, это ты там бормочешь? Молишься?
Подумал, что он еще не ушел к Старцу. Но это был не он, это был демон! «Бур-бур», – бормотал он за дверью, чтобы посмеяться надо мною, делая вид, что это отец Феофилакт. Я ему кричу:
– Отец, это ты там молишься за дверью? Ты еще не пошел к Старцу?
Тут открывается дверь, входит внутрь демон и набрасывается на меня. Впился он когтями в мою шею, чтобы задушить. Я едва понял, что передо мною бес, повернулся, чтобы встать, однако, от этого его когти ещё глубже залезли в мою шею, но я кричал молитву и тем противоборствовал ему, и оп! Пришел в себя.
Диавол пришел мне всё это сделать, так как я раздражал его своей молитвой! Бес побеждается молитвой, но и в ответ бьёт с такой силой, какой попускает ему Бог.
Все наставления Старца о бдении и умной молитве согласовывались с подходящими случаями и повествованиями Отцов и известных монахов-святогорцев. Он говорил нам, что бдение не должно пройти без слёз. Слёзы – спутник монаха. Он должен постоянно плакать. Когда из-за грехов, когда по иным причинам, с трудом он приходит в состояние, когда плачет по любви к Богу.
Если бдение узнало слёзы, то в душе рождается утешение, сердце исполняется радостью, ум делается лёгким, получает крылья для полёта в умные высоты и различные созерцания, от которых душа обогащается сокровищем благого Богопознания.
Если, однако, монах и вообще любой христианин не совершает бдения от беспечности и небрежения, то остаётся наг от Божественного утешения. Сердце его пусто и лишено радости, ум же помрачён и полон греховных помыслов. Невосприимчивость этой души к действиям Божественной благодати, толкает такого человека в празднословие, в бездействие, болтливость и он думает, что так оправдается, но, к сожалению, этим лишь совершенно, в конец отравляет свою душу.
Насколько ликует и радуется дьявол, и скачет с неистовой своей радостью, порабощая отпавшего человека, который денно и нощно бдит в средоточии греха, столько же он исполняется горечи и ярости от того христианина, которого видит в келье в бдении, воскуряющим Богу ладан сильных молитв, слёз, возделывающим добродетели, освящающим душу и помогающим миру.
Глава: «Борьба со сном»
Старец Иосиф жестоко подвизался против сна, так как познал на деле, что ни один из подвигов не имеет такого значения для умной молитвы, как лишение сна.
Он поведал нам, что сон жестоко борол его всю его молодость. Особенно зимой, так как из-за морозов он не мог выйти на улицу, чтобы его разогнать.
Война со сном имеет не только естественные, но и бесовские причины. Часто, чтобы победить сон оба старца, Иосиф и Арсений, босяком на снегу совершали поклоны.
***
Наше братство вставало всегда в определенное для каждого время. Кельи были отделены одна от другой на большом расстоянии. Будильщика не было, никто никого не будил. Кто же нас поднимал? У нас были одни часы, но главным образом нас поднимала наша верность и любовь к бдению, любовь к молитве. Никакая другая помощь не требовалась.
Я был самым болезненным, немощным, самым молодым и поэтому подвергался частым болезням.
Когда я открывал глаза от сна и хотел встать меня, мучила боль в груди. Она словно приколачивала меня долу, вся грудь пылала огнём. Несмотря на это, молитва Старца и моя любовь к нему, желание его упокоить не оставляли мне возможности проспать ни одной минуты больше положенного.
Не помню, чтобы когда-либо сказал себе: «А, посплю сегодня немного больше». Так же было и у моих собратьев. Другого пути мы не знали. Почему? Потому что верили Старцу, когда он нам говорил: «Если вы не будете подвизаться сейчас, когда молоды, когда имеете рядом путеводителя, то когда будете подвизаться? Когда пройдут годы? Когда страсти уже закоснеют? Когда мы уйдём из этой жизни? Сейчас время подвизаться. Сейчас противоборствуйте страстям и немощам. В борьбе познаете опытно Благодать Божию и лукавство демонов. Нет времени для беспечности. Станьте многоокими как херувимы, различая все ловушки демонов, так как они часто принимают вид ангелов света с целью выжить вас отсюда, и нанести вам ущерб».
Так мы бдели всю ночь и противостояли сну. Часами на молитве. Кто на скамеечке, кто сидя, кто стоя. Вдыхая и выдыхая имя Христово, поскольку Старец желал, чтобы мы подвизались против сна и вражеских помыслов до крови. Он первым подавал пример, пребывая в своей темной келье со своим неразлучным другом – умной молитвой.
Мы готовы были предпочесть борьбу и труд бдения сну и упокоению. Даже, если молитва не шла, мы были удовлетворены тем, что есть, ибо пребывали в борьбе и таким образом показывали Богу своё произволение. Пять часов противостояния и мученичества. Чтобы не спать мы выходили в горы, на узкие тропинки, в чащу. Мы изнемогали от усталости. Но сон, этот страшный мучитель не отступал.
Сон уходил через 4-5 часов борьбы, внезапно исчезал чудесным образом! Как будто ножом отрезали. Как правило, мы были всегда утомлены от дневных трудов, жары, холода, от бдения и убогости всей нашей жизни. Наш ум должен был бы быть помрачен. Однако внезапно мы видели внутри ума чистоту, облегчение и мир, как будто вошедший от многочасовой молитвы, через удержание имени Иисуса Христа, и нас тянуло к Богу. Бдение, благословенный плод упорной работы Старца. Поэтому благоухало не только тело, не только уста его, но и вся местность, где мы жили. Бог хотел нас упокоить за труды и говорил нам. Посмотрите, чем увенчивается труд бдения, которое вы совершаете и послушание, которое оказываете. Будьте внимательны и завтра так же не отступайте. И таким образом мы приобретали опыт того, что война ведется и против телесной усталости, и против демонов сна.
Нас послушников борол страшный сон, и мы не выдерживали в умном делании более четырёх часов. Старец же наш уже не имел такой брани, так как совершил победоносную схватку в первые десять лет своего жестокого подвига. Теперь же пребывал 7-8 часов в умной молитве всецело в Боге.
***
Летом, когда приплывали рыбацкие лодки и зажигали свои огоньки, Старец говорил нам:
– Смотрите, детки мои, как подвизается и как бдит этот рыбак там внизу всю ночь, ради чего-то материального и земного, чтобы поймать горсть рыбы. Смотрите, иногда он поёт, чтобы скоротать своё время. Мы же, пришедшие сюда, чтобы уловить Божию благодать, не должны ли пребывать в бдении. И мы должны петь псалмы, воспевать в них Бога, следя за помыслами, а не спать. Этот рыбак подвизается за несколько рыбёшек, мы же за рыбу Царства Небесного, за обильную Благодать, за вечную награду от Бога. Великое дело!!!
– Да, Отче, это истина!
И с большой мудростью в кратких словах укреплял нас в вере.
***
Какую брань мы держали, когда жили в пустыне в разгар лета! В дневной жар скалы были раскалены. Вечером же отдавали своё тепло, и мы угорали внутри своих келий. Церквушка, которая была внутри пещеры, такая маленькая, а имела такой жар, что подойти невозможно.
Литургия совершалась в конце нашего бдения. Поэтому перед тем, как приходили на Литургию, противоборствовали всеми средствами, чтобы выстоять в терпении. От усталости и духоты, валились с ног. Но едва кто-то из нас приклонял голову для сна Старец, бам! Окатит водой прямо в лицо:
– Спишь? – кричал он нам.
– Благословите.
И Старцу часто приходилось делать нам подобные обливания.
***
Когда я был еще новичком, начали действовать помыслы о прошлом. Один помысел напомнил мне дом, другой моего духовника, который хотел основать монастырь. Третий говорил, что надо вернуться назад. Ух! Неостановимый поток! Но я подвизался и противостоял против них. Старец мне говорит:
– Всё хорошо, не оставляй своего места, своего бдения, своего правила, молитвы и тогда диавол никогда не получит просимого.
Я пребывал на своем месте, был внимателен и действительно, как сказал Старец, в определённый момент ушли все помыслы прошлого. Внезапно «пустыня» стала столь прекрасна и любима, хотя сперва казалась мрачной и темной, всё это из-за того что мой ум выходил вовне. Молитвами моего Старца и с помощью Благодати Божией избавился от этой бесовской брани и всё внутри меня изменилось.
Однажды я пришёл к отцу Арсению: «Не бойся! И я боролся, и Старец сражался», – говорит он мне. И я сразу успокоился от этих простых слов. Он говорил по-гречески очень плохо, потому что вырос в России. Но его слова имели большое духовное подспорье, так как жил тем, о чем говорил. Он имел большую благодать и силу, ибо одно мирская мудрость и совсем другое – знание от делания.
***
Когда бороли нас помыслы тщеславия и небрежения, Старец учил противопоставить им крайнее презрение и равнодушие.
– Держите молитву! Это буря, она пройдёт, и не теряйте мужество, всё отступит! Это тактика диавола атаковать, ударить в лоб, обрушить стену, повалить всё, что только стоит. Держите стену и он уйдёт. И все помыслы отступят.
Я откровенно открывал Старцу все помыслы, читая исповедь. Не оставлял внутри ничего, так как знал, что это гнилая вещь. И каждая гниль имеет своё зловоние. Я познал, как один помысел, принимаемый умом, омрачает душу и её колеблет.
***
Итак, борьба! Резня грудь в грудь. И если видел, какую большую трудность, страшное давление помыслов, брал палку и бил своё «я». Этим отсекал помыслы и брань отступала. Но возвращалась и второй и третий раз, атаковала помыслами с еще большим напором и яростью, но и я вооружался с еще большей ревностью.
Про всё происходящее я открывал Старцу, как многоопытному воину в духовной брани. Он мне отвечал:
– Ничего страшного. Не бойся. Ты сейчас, как тот брат из Патерика, который утопал в помыслах и взывал: «Старче, столько помыслов, столько страстей! Как смогу я всё это искоренить? Во имя Господа помоги, утопаю». Опытный авва ему говорит: «Дитя мое, страсти не бушуют все одновременно, не восстают сразу все. Сейчас уйми плотские помыслы. Ударь, отсеки фантазию, лица которые тебя соблазняют, прогони их, погаси демонские фантазии, как гасят простой светильник. Погаси образ и держи молитву. Совершенно отсеки прилог, удуши помысел. Снова придет? Опять задуши. Приходит помысел небрежения, и ты говоришь: «Посплю!» – «Нет, почему буду спать?» Приходит помысел осуждения и докучает: «Скажи ему то и то!» – «Нет не скажу». Так происходит брань».
***
Я уже жил в братстве девять месяцев и к тому времени стал послушником. Уже хорошо узнал жизнь братства, их распорядок, так же ежедневно обучался от мудрости Старца. Его молитвами я непреклонно следовал нашему уставу. Естественно, в борьбе с помыслами не было свободной минуты. Диавол с неистовством пытался возбудить во мне недоверие к моему Старцу, чтобы мою веру преложить в осуждение и всё это для того, чтобы вырвать меня из послушания. «Нет!», – противоречил я помыслу. – «Этого никогда не будет». Он же продолжает своё. – «Я буду подвизаться. Лучше я умру, но не отступлю».
Старец, видя мои помыслы и борения, будучи опытным стратегом и желая меня приготовить говорил: «Как ты, никчемный, собираешься избавиться от этих помыслов? У тебя ими набита вся голова. Посмотри, какая у тебя брань! Мне не верится, что ты справишься с ними». Я выпрямился и отвечал ему: «Один к одному делают два, Отче. Не отступлю ни за что. Вашими молитвами отсеку своё «я», и брошу его в огонь. Если обернусь, то победят помыслы. Нет!»
– Хорошо, хорошо, посмотрим.
Вот так. Что хотел услышать, услышал. Эти несколько слов подействовали как искра. Чтобы победить, надо решиться на смерть. Тот, кто жил рядом со Старцем должен был решиться на смерть. Вскоре он мне говорит: «Я собираюсь постричь тебя в Схиму. Однако ты очень болезненный, хилый, немощный, ты должен решиться на смерть. Положи в своем уме мысль, что смерть это единственное, что тебя здесь ждёт. Не ищи упокоения, не ищи лекарств. Ты готов умереть? Оставайся! Если нет, уходи!» И я ответил ему от всей души: «Благословите, Отче. Смерть, смерть». Вскоре меня постригли в Великую Схиму, постриг совершал отец Ефрем Катунакский 13 июля (старого церковного стиля) 1948 года. В четверг.
По правилам послушник должен прежде пройти многолетнее испытание. Однако окончательное решение о постриге зависит от старца, который смотрит сообразно времени и человеку. Старец, имея опыт и рассуждение, знал, что делает. Как только совершился мой постриг в Великую Схиму, приготовили оладьи. Таков был наш устав.
***
Однажды у Старца началась икота, которую диавол использовал, чтобы напасть на меня через следующий помысел: «То, что ты видишь у Старца, свидетельствует, что он бесноватый. Икоту производит бес». Ну и ну, какая горечь вошла в мою душу! Сразу вскочил «на ноги», чтобы помысел не возымел успеха. «Я тебе покажу!» – говорю внутри себя и борюсь с врагом. Когда рассказал всё Старцу, который был величайшим и достойным удивления аскетом, он улыбнулся: «Не печалься дитя моё, пусть говорит что хочет. Какая нам разница? Говори молитву, как я тебя научил и другое. От одного этого входят и выходят. Эта адская рвота нескончаема. Ты еще маленький и неопытный, не противодействуй помыслам. Презирай их, говори молитву, не останавливаясь, и он уйдёт сам собой».
Я не знал, что пренебрежение помысла есть наилучший способ и ответил: «Нет Отче, я дам этому помыслу бой, не оставлю его, не разрешу ему говорить на Вас, моего Старца». «Ну-ну, – произнес он и усмехнулся. Про себя же сказал: «Этот малыш не знает, что ему сделают».
Я тяжело подвизался, совершил брань, но диавол был хорошим стратегом. И что же он мне сделал? Едва проснулся на бдение, едва открыл глаза, в тот же момент – бам! – приходит помысел: «Кто такой старец?» И своими ухищрениями диавол бросил этот помысел в моё сердце как отраву, дабы отравить моё бдение. Действуя таким образом, пресек все мои силы для бдения. Говорит мне наваждение: «Старец не тот, за кого ты его считаешь, он бесноватый». Но и я со своей стороны не отступаю, ни на шаг, встречаю помысел противоречием: «Нет, Старец стратег. Этот человек ведёт меня к спасению, он не может быть бесноватым, он святой, он ангел Божий».
– Нет, не ангел, ведь ты видишь то и это…
– Нет, – противоречил я.
Во всё время бдения держал схватку. Хотя и не имел прежде подобного опыта. Просто с естественной, врождённой отвагой противостал ему и устоял в этом сражении, несмотря на то, что был мал в знании и опыте. Я пошёл путем противодействия, путем подвижников, пришедших в меру, хотя должен был избавиться от брани пренебрежением, это была бы быстрая победа.
Эта брань шла уже не один день! Лукавый положил меня на наковальню и бил своим молотом во время бдения, а я сражался с ним. В конце концов, я пришёл к выводу, что необходимо прямое противодействие. Взял я палку и сказал: «Что ты сказал на моего Старца?» Бам! И обрушил дубину прямо по бёдрам, подскочил, и затрепетало всё тело от боли.
И таким образом пресёк эту целенаправленную упорную брань. И более она меня не беспокоила. Больше не слышал никогда ни одного помысла, который говорил бы что-то на моего Старца. И если случалась икота по естественным причинам, я вспоминал ту брань, которую когда-то совершал по этой причине. Настолько отсёк эти помыслы, что казалось, что их никогда и не было. Они меня оставили, ушли, а я понял, что такое брань, так как противостал с яростью и самоотвержением в этой битве. Тот же, кто отступает, мало по малу наполняет свою душу хламом и весь пачкается. Каждый плохой помысел образует гнойник в душе, и если его поспешно не вскрыть то он гниёт, кровоточит и распространяет зловоние.
***
Однажды в праздник Пятидесятницы отец Афанасий принёс (на пристань) сухари, помидоры и виноград. Старец повернулся к нам и говорит: «Сумки на плечи и в путь. Иначе вместо нас всё съедят крысы».
Мои помыслы зашевелились как муравьи: «Целый день в дороге, а еще впереди бдение, чтение, чётки!». Я же отвечаю помыслу: «Узок и прискорбен путь. Послушание превыше всего. Не пришел творить волю свою, но волю пославшего Отца». Однако тяжесть помыслов была больше тяжести на спине. Он мне говорит, я – ему. «Сейчас придём, и я про тебя всё расскажу Старцу». Едва вошли в дверь каливы Старца, как помыслы исчезли. Убежали все. Как отважатся демоны противопоставить ему своё искусство?
Однако не было тогда удобного случая увидеть Старца наедине. Я говорю сам себе: «Искушение», – сейчас я тебя приведу в порядок. Собрал мешок камней и говорю себе: «Сейчас я тебе покажу правило. Раз ты не хотел таскать тяжести сегодня, то будешь на них спать. Христос терпел на Кресте большую скорбь». Всё происшедшее ничего не стоило, но Бог по своему Промыслу дал мне маленькую награду. Когда заснул, вижу что стою на некой равнине. Справа от меня отец Иосиф Младший (Ватопедский), слева – отец Арсений, рядом же на вершине прекрасного зеленого холма находится наш Старец Иосиф. И вот он оборачивается к нам и говорит: «Сейчас придет Константин Великий. Попросите у него молитв».
Я ответил: «Буди благословенно!» И вот он пришёл. Причём так, что я и не заметил. Я положил ему поклон. Что делали братья в тот момент, я не знаю. Когда поднялся чтобы увидеть Константина Великого, то увидел Христа в образе маленького Дитяти. Он преклонился, улыбнулся мне, поцеловал меня и ушел. Какая радость меня тогда охватила!
Проснувшись, чувствовал радость в своей душе. Придя к Старцу, рассказал, всё мною виденное. Он спросил меня, какие помыслы у меня были в течение дня. Я ему рассказал о своих помыслах, как им противостоял и чем всё закончилось.
– Бог Своих рабов так утешает, когда они совершают какую-либо брань. Но насчёт мешка с камнями, больше так не делай.
В подобных случаях надо иметь опытного наставника, чтобы он безошибочно рассудил какого характера состояние, истинно оно или ложно. Как учит нас апостол Павел, что диавол принимает вид ангела Света, чтобы прельстить человека. И Святые Отцы говорят нам: «Вино и уксус похожи, однако, кто пробовал вино, знает разницу». Мой старец был одним из немногих святогорских Отцов, которые были обильно исполнены своим трезвенным разумом, пьянящей Благодати Божией, и которые могли сразу, безошибочно узнать, какое состояние от Бога, какое от диавола, а какое по человеческой природе.
Глава: «Брань»
Всю свою жизнь Старец вел брань с бесами грудь в грудь. Изменники Божественной любви боролись с ним различными способами. Когда помыслами, когда чувством оставления Богом, когда своим собственным явлением видимым образом. А впоследствии бесы стали использовать немощи братьев и послушников, живших с ним, воздвигая через них искушения.
Один раз, когда Старец совершал своё бдение и молился, перед ним появился демон. Было явно видно, что целью беса было избить Старца палкой. Но отец Иосиф имел такое мужество и негодование против бесов, что сам первый набросился на него, чтобы схватить. И так он, набросившись, схватил «древнего» и кричит отцу Арсению: «Арсений! Неси огонь, сейчас мы его поджарим, если уж он попался мне в руки, не ускользнет!» И пока Старец сжимая, держал демона, а отец Арсений пытался зажечь огонь, чтобы его зажарить, дьявол преобразился в ворона и улетел. Слушать, конечно, и читать про такое легко, но только тот, кто вкусил на своем опыте, чувственно, демонское нападение, может оценить храбрость и мужество Старца Иосифа. Святой Серафим Саровский, который в полноте вкусил бесовские нападения и явления, только и мог сказать: «Это настоящий ужас!»
Хотя жизнь в скиту Святого Василия и протекала в совершенной строгости, но брань отца Иосифа продолжалась, не умаляясь.
Пришел однажды один знакомый мирянин. Но в скалах места для ночлега гостей не было. И Старец оставил его ночевать в своей келье, а сам пошел совершать своё правило в церковь.
Вечером по обычаю пришли в келью Старца демоны и начали свою работу палками. Бедолага начал кричать. На крик прибежали Старец и отец Арсений. Спрашивает его отец Арсений:
– Что случилось, благословенный?
– Демоны чуть не задушили меня! Избили меня палками!
– Не бойся, – говорит отец Иосиф, – не беспокойся. Больше они не вернутся. Каждый вечер приходят они ко мне, сегодня они ошиблись, и ты их отведал!
Этот человек упал в ноги Старцу и начал его умолять:
– Отведите меня в скит Святой Анны. Я здесь не могу оставаться.
Старец его пытался ободрить всевозможными словами, успокоить его, но всё было безуспешно. Бедолага не мог более находиться в этом мученическом месте. Он постоянно со страхом озирался направо и налево, и просил, чтобы его отвели в другой скит. Пришлось старцу в полночь вести его через скалы в скит Святой Анны.
Глава: «Пост»
В канун первой моей Четыредесятницы, то есть в «неделю сырную» Старец говорит мне:
– Ты знаешь, что начинается пост?
– Да, Отче, с завтрашнего дня начинается пост.
– Ты имеешь какое-нибудь представление о том, что из себя представляет Четыредесятница здесь, на Святой Горе?»
– Я не знаю, но я выдержу.
– Э-э, разве, ты сможешь что?
Несмотря на то, что я еле держался на ногах, отвечаю ему:
– Вашими молитвами. Когда я жил в миру, то я постился вместе со своей мамой.
Действительно её пример помог мне в посте, в бдении, в плаче и стенании. Эта благословенная душа постилась три раза в неделю, вкушая один раз в день, без масла и то после третьего часа пополудни. В вечерние часы она становилась на молитву и стоя на коленях перед иконой, при свете лампады плакала и воздыхала, а ведь она была мирской женщиной, имела мужа и детей.
Старец мне говорит:
– То в миру, дитя моё. Здесь по-другому. Здесь нет всего того, что ты имел там. Здесь ты попостишься и не так как в Волосе.
– Для меня нет разницы.
– Здесь нет даже хлеба.
– Я выдержу!
– Только солёное, без сахара и то, один раз в день. Сухари, но не сколько хочешь, а по мерке. Двойное келейное правило, двойные обязанности и еще большое бдение. Первые три дня мы совсем не кушаем.
– Я ничего не боюсь.
– Ты только болтаешь! Я хочу на тебя посмотреть!
И мы начали. Совсем без еды, ничего не готовили, а днем тяжелая работа, но как бы то ни было мы чувствовали большую пользу для души. Я был очень слаб – «от природы катился с горки». Однако я жил по уставу, как и всё братство, и для меня не существовало никакого препятствия. И дал Бог съедобную траву, которая выросла между камнями. Старец говорит:
– Возьми эту траву, раз уж Бог послал.
Однако эта трава оказалась очень горькая. Он помыл её, бросил в муку и всё это перемешал.
– Это тебе на всю неделю, – говорит мне.
В первый день она была свежей, на второй её поставили в подвал, а на третий и далее она совсем испортилась, так как скисла от жары.
Но старец говорит:
– Заплесневело, почистим! Съешь!
И я съел!
***
Старец сохранял всю старую еду на Великий Пост, так как знал, что в Великую четыредесятницу придет голод. Главным образом, он сохранял червивые бобы, и мы их ели весь Пост. Желудок пуст. С вечера бдение, правило вдвойне, а днём тяжёлый труд: таскали дрова, ящики, цемент. Когда эксплуатируют животных, их кормят и поят, а мы? Даже без воды! Прошло две-три недели, и мы начали сдавать. Что поделаешь, говорим ему: «Отче, не выдерживаем!»
И Старец сделал снисхождение, дал нам кусок хлеба и воду!
Когда пришла Великая Седмица, мы уже не могли свести концы с концами, а это был лишь первый год рядом со Старцем. Боль в желудке и тошнота, одно за другим. Я не мог стоять на ногах. Правило: тысяча земных поклонов, стояние 10 часов, всё время в келье и чётки, чтение и умная молитва. Весь день безмолвие и тяжелый труд.
Это наша первая Четыредесятница у Старца показалась нам очень тяжелой от того поста, который он нам положил. Однако следующая Четыредесятница оказалась еще строже. Но в те дни, когда мы были еще столь слабы и душой, и телом, мы не могли и помыслить о таких подвигах.
***
Наша жизнь по-человечески была тяжела, но по причине самоотвержения делалась лёгкой. Когда от нас требовалось послушание, мы бежали в горы и нагружались тяжестями, очень часто даже сверх наших сил, делали это без малейшего замедления.
Старец нас учил так: «Человек, всегда исполнительный в телесном, будет исполнительным и в духовном. Так как телесный труд истинно чудесным образом помогает монахам в покаянии и стенании, в плаче и молитве».
Все эти труды днем и ночью, по молитвам Старца нам приносили реки слёз. На молитве, на работе, когда носили груз, из наших глаз текли слёзы, не останавливаясь. Дошли до того, что водой не умывались, но своими собственными слезами. Поэтому часто, когда валились с ног, чтобы немного поспать, нас окружало благоухание. Молитвы Старца о нас были очень сильны.
***
Старец очень любил молочное, так как вырос в Паро. Так, в один из дней начавшейся Четыредесятницы, зовет отца Афанасия и говорит: «Отец Афанасий, найди мне бурдюк».
Отец Афанасий облазил «небо и землю», и нашел ему бурдюк. Радостный Старец взял бурдюк и наполнил его всеми остатками сыра, а сверху налил молока, которое давным-давно скисло. Всё это он перемешал. Делал он это, конечно, по той причине, что не хотел ничего выкидывать, так как он не выкидывал ничего.
– Детки, на Пасху мы получим изумительный сыр. Аромат будет на всю округу!
Периодически он очищал горлышко бурдюка, так как черви поднимались и собирались сверху, вынимал он их при помощи ножа. Не устрашаемый этим зрелищем, он нам радостно говорил:
– Не смотрите что снаружи, увидите, что внутри!
И вот пришла Всеславная Пасха. Мы открыли бурдюк, и пред нами предстало страшное зрелище. Я отошел подальше, так как мой желудок ослабел от поста, и от тяжелого запаха начало сразу тошнить.
Да и как мог получиться сыр от этой баланды, какую он сделал из гнилого сыра и скисшего молока? Скорее бурдюк превратился бы в сыр.
Однако Старец и отец Арсений съели всё это на Пасху. Нас, однако, по своему рассуждению не принуждали есть.
Когда пришла Пасха, мы держали наш обычный устав. Совершали бдение по чёткам. Не сказали, что по причине Пасхи мы совершим Пасхальное последование. Продолжили обычай, наш устав с бдением и чётками! Никакого отдыха, ни одного дня. «Пост, бдение и молитва Небесные дары дают». Это была наша жизнь.
***
Старец говорил: «Если вы не будете совершать этой борьбы, не надейтесь получить Благодать». Это не было просто академической теорией, но единственно личным опытом Старца. Он был живым примером, духовным гигантом! Он с точностью знал, каким способом каждому из нас возможно удержать благодать Божию.
Мы совершали прекрасную Пасху перед нашей церквушкой, под тремя нашими апельсиновыми и одним инжирным деревьями. Тихо и мирно мы совершили Литургию в пустыне, только мы одни.
Мы смотрели на Старца, как он весь светился и от радости не мог удержать слёз. Это был плачь не о грехах, но от света Воскресения Христова! Он не мог сдержать своей душевной радости. Мы говорили: Христос Воскресе! И он плакал как малое дитя! Как всё было прекрасно!
После Литургии, согласно уставу, я должен был пойти отдохнуть, так как должен был потом встать, чтобы приготовить трапезу для отцов. Каждый из нас получил благодать Воскресения Христова, которая действовала внутри, и хотелось её еще более возгревать. Я встал пораньше и поднялся в горы, молясь по чёткам. Как прекрасна Пасха! Зазвенели колокола монастырей Григориата, Дионисиата, зазвенел и Русский громадный колокол. Эхо находило волной, и словно слышался некий марш, словно пианино или рояль, как что-то Небесное. Получался единый и прекрасный звук. Я тогда спросил себя: «Как же совершается Пасха на Небе, как поют Ангелы и как звучит марш Небесный?» Я размышлял об этом и одновременно молился. Чувствовалась Пасхальная Божественная благодать, которая подала некое прекрасное небесное пиршество, которое невозможно описать! Я был один среди скал. Никого, лишь я один и птицы. Старец еще спал. Потом он проснулся и начал звать:
– Бутончик! Иди быстрей сюда!
– Благословите, Отче!
– Иди, возьми благословение! Где ты там? Давай становись за печь, готовь. Отцы хотят есть!
– Буди благословенно. Уже, уже Отче!
http://prepodobnii.org/iosif-post.html
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!