УЧЕБНЫЙ ЦЕНТР БРАТСТВА ЧЕРНОГО КИНЖАЛА 2 страница
Ей также пришлось приспосабливаться к решениям, связанным с окончанием жизни. В человеческом мире ее сохранение – это императив, даже когда в этом не было смысла. Содействие самоубийству по-прежнему являлось проблемой этического характера, и только семь государств разрешали эвтаназию в рамках определенных условий. С вампирами? Нечто естественное.
Когда любимый человек страдает, и нет никаких шансов на улучшение, оказывалась последняя помощь. Тем не менее, сейчас речь шла не о домашнем животном, который дожил до конца своего жизненного цикла.
Джейн осторожно подбирала слова, желая быть честной и не настаивая на конкретном решении.
– Основываясь на всем, что я видела, и тестах, которые мы провели, я не верю в возобновление нормальной работы организма. Мы сделали все возможное, чтобы поддержать его организм после отказа от кокаина, но после приступа психопатического расстройства мы просто... мы его потеряли и не можем вернуть.
С какой стороны ни посмотри, ей было очень неудобно оставлять это решение за кузенами Эссейла. Было бы легче довериться их выбору, будь они расстроены. Или испытывали угрызения совестью. Беспокоились, правильно ли поступают?
А с их настроем? Ее тревожило, что они могли списать ее пациента, как сломанный тостер. И все же, согласно вампирским стандартам оказания медицинской помощи, она обязана предложить им, как ближайшим родственникам, возможность прервать жизнь Эссейла, если курс ухода за ним достиг точки невозврата.
|
|
|
Именно Хейверс, целитель расы, поднял этот вопрос, и ее инстинкты немедленно восстали против подобного, но в ней просто говорили отголоски человеческого прошлого. И она все еще продолжала находить некое противоречие в духовной концепции вампирского вида. В версии вампирской загробной жизни существовало убеждение, что ты не можешь войти в Забвение, – или то, что они считают Небесами, – если покончишь жизнь самоубийством. Тем не менее, если ты медленно умираешь, и особенно если сам не в силах принять решение, твои ближайшие родственники могут облегчить твои страдания так, что, по-видимому, у тебя получалось обойти этот запрет благодаря своеобразной лазейке.
Золотая середина заключалась в волеизъявлении. Если ты нажал на курок, это самоубийство. Если твой близкий и родной решает, что всё, хватит, достаточно? Это судьба.
Тем не менее, вопрос довольно скользкий, особенно если твой родственник мог быть зол на тебя за твои прошлые поступки и поведение. Например, взял в долг и не вернул. Ну, или этот родственник в принципе может быть далек от морально-этических норм и переживаний…как в данном конкретном случае.
|
|
|
Однако Эрик и Эвэйл, казалось, всегда поддерживали своего кузена, регулярно навещали Эссейла, немедленно перезванивали, получая от нее сведения об изменениях в его состоянии. Это должно было что-то значить. Так ведь?
Кроме того, где-то в глубине души она понимала, что Эссейл достаточно настрадался. Он приехал сюда, чтобы избавиться от наркотической зависимости, а через несколько месяцев после всех американских горок с самовредительством, галлюцинациями, параноидальными криками и вспышками насилия, он превратился в овощ с пульсом и поверхностным дыханием.
– Мне очень жаль. – Она по очереди посмотрела на два зеркальных образца лиц и тел. – Жаль, что у меня нет для вас хороших новостей.
– Мы хотим его видеть.
– Конечно.
Она потянулась к двери и замерла в нерешительности.
– Он все еще обездвижен. И я должна была... ну, вы помните, что нам пришлось побрить ему голову. Для его же собственной безопасности.
Открывая им дверь, Джейн всматривалась в лица близнецов, отчаянно надеясь увидеть в них что-то, что облегчит ее собственную совесть. Заверение, что ответственность за чужую жизнь в правильных руках... что их сердца каким-то образом принимали участие в решении.
|
|
|
Близнецы смотрели вперед, были подвижны только взгляды, все остальное застыло словно в статике. Они не моргали. Не дышали. Ни одного лишнего движения.
Джейн взглянула на пациента, чувствуя сокрушительную печаль. Хотя разум говорил ей, что она сделала все, что могла, сердце же рассматривало подобный исход как ее личную неудачу.
– Мне очень жаль.
После долгого молчания Эрик ответил без эмоций:
– Мы сделаем все, что нужно.
Глава 3
Вест Поинт, Нью-Йорк
Сидя за рулем арендованного автомобиля, Витория Бенлуи изнывала от нетерпения. Долгая, очень долгая выдалась дорога. Длинный путь к этому северному штату Америки. Каким бестолковым был ее переезд оттуда, где она всегда жила, в место, где ей положено находиться.
По крайней мере, ее путь окончен.
Впереди, на острове, над уровнем моря возвышался пункт назначения, величественный дом расположился на подъеме как яркое заявление о том, что материальные ценности в процессе старения приобретали оттенок почтенности вместо претенциозности.
Особняк ее брата Рикардо не мог быть другим. Поднявшись с низов, он самоутверждался за счет всеобъемлющей иллюзии ложного аристократизма и зажиточности. Новый дом не для него. Никаких кричащих автомобилей. Чванливой европейской псевдоэлитарности.
|
|
|
Так, кажется, называли это американцы.
Даже для своего легального бизнеса, который служил прикрытием для основного, приносящего прибыль, он выбрал художественную галерею. Не строительство, совсем нет. Не вывоз мусора, не затворение цемента. Это должно было быть искусство.
Современная скульптура и живопись, насколько она знала, и Витория вполне понимала, почему он сделал исключение, несмотря на свою любовь к старине. Продавая работы современных художников намного проще отмывать деньги, ведь их цена более подвержена субъективности, чем творения старых мастеров и импрессионистов, где ценообразование было более очевидным.
Подъезжая к территории Рикардо, она свернула налево к большой реке, съехав на ровную расчищенную дорожку, краем глаза отмечая занесенную снегом лужайку, невысокую каменную ограду, сдерживающую подступающий лесной массив, возвышающийся особняк. Он был больше, чем казался издалека, и, подъехав к нему и припарковавшись перед парадным входом, Витория ощутила на себе неодобрительные, осуждающие взгляды современных скульптур, опоясывающих особняк.
Это – брат в ее голове. Ее семья говорит через ее совесть. Ее традиции глубоко в душе.
В конце концов, это недостойно ее. Незамужняя женщина, одна в мире, которая ищет мести.
Да, это так. Семья Бенлуи никогда не жила богато. По крайней мере, пока не появился Рикардо. Но это не значило, что у них не было своих правил. Стандартов. Ожиданий. Для женщин, разумеется. Мужчинам позволялось проявлять себя, поступать, как они хотели, полная свобода действий.
Но не для сестры, не для дочери.
По крайней мере, их родители мертвы, и ее не волновало мнение остальной родни. Более того, вот он, ее шанс.
Она всю жизнь ждала этого. Тридцать пять несчастных лет в постоянных сражениях за право получить образование, отказ от брака, за возможность быть той, кем она хотела быть, вопреки представлениям остальных.
Витория заглушила двигатель и вышла. Холодно, как же холодно. Она возненавидит жизнь здесь, будет скорбеть по теплу и влажности родной Колумбии.
Оглянувшись по сторонам, она отметила, что снег расчистили до самой блестящей двери и за домом, до отдельно стоящего строения, похожего на гараж. Кто-то может посчитать, что ее брат до сих пор жив, но не она.
Он не выходил на связь почти год… и, очевидно, этим имуществом управляли по доверенности и поддерживали в должном виде, будто хозяин был на самом деле жив.
Но деньги заканчивались, поэтому она приехала. Первые несколько месяцев, когда от Рикардо и Эдуардо не было слышно ни слова, она гадала, беспокоилась, тревожилась за братьев. Но с течением времени к ней устремился поток недовольных клиентов, и она начала разрабатывать план.
Если Рикардо мог заниматься наркоторговлей через океан, почему не сможет она? А потом возник финансовый вопрос. Ее брат ожидал, что она займется управлением их собственностью в Южной Америке, учитывая ее неудачу на истинно женском поприще – стать женой и матерью… и ведение подобного хозяйства стоило больших денег. Счета таяли на глазах.
Нет, оба ее брата были мертвы, и она должна сделать все необходимое, чтобы выжить… несмотря на риски.
Достав ключ из сумочки от «Шанель», Витория подошла к украшенной орнаментом старинной двери, и вставила длину с зазубринами в скважину. Поворот, другой, и вот она…
Сигнализация сработала в то мгновение, когда она толкнула дверь, и она оставила ее широко распахнутой, направившись на звук через темные, душные комнаты, опираясь лишь на тусклый свет снаружи. Она нашла пульт сигнализации в профессиональной кухне, возле прочной двери, выходившей, по всей видимости, во двор.
Она ввела код, который обязательно сработает.
И он подошел.
Дата рождения их матери, месяц, день и год. Восемь цифр, известных лишь им троим. Прямолинейная, требовательная женщина, рьяная католичка не терпела сантиментов, но Рикардо приносил ей цветок каждый год в один и тот же день, и она не выбрасывала его, что было ей совсем несвойственно.
Этот код к охранной системе особняка был очевидной ниточкой к его тяжелому детству. Мерой, показывающей, как высоко он поднялся. Плевок в сторону неодобрения, под гнетом которого они росли.
Их детство было трудным испытанием на выносливость, для всех троих. С другой стороны, мама растила их одна, без мужа, постоянной работы, крыши над головой. В таких реалиях не было места нелепым выходкам или поблажкам… но были четки, «Аве Мария» и исповеди.
Но с этим покончено.
Когда сирена замолкла, Витория более праздной походкой вернулась к парадному входу, не торопясь, оценивая вид и стоимость антикварных кресел и персидских ковров, вычурных столиков и картин с изображениями чьих-то предков. Было невозможно не проводить параллель с тем, какой Рикардо всегда видел ее. Как и с картинами и антиквариатом, ее роль в его жизни – оставаться там, куда ее определили, без вопросов и возражений. Ее благодетель была частью его иллюзии, безгрешная сестренка как еще один слой, скрывающий его истинное происхождение.
Она помедлила, а потом и вовсе остановилась перед бронзовой статуэткой, наверняка вышедшей из-под руки Дега. Лишь один художник мог сделать нечто столь прекрасное, поражающее воздушностью несмотря на реальную тяжесть.
Витория задумчиво разглядывала балерину, размышляя о том, что Рикардо, возможно, считал статуэтку дочерью, которой у него никогда не было. Определенно такая ставка надежней живого и смертного отпрыска.
Вперед, вперед, к открытой двери.
Мгновение она просто стояла там… и уже потом поняла, что ждет, когда прибежит дворецкий и принесет ее багаж из арендованного автомобиля.
Как бы она не высмеивала Рикардо за его тягу к роскоши, она тоже стала заложницей комфорта. В изобилии жить приятней, чем без оного.
Ей понадобятся люди. Она не справится одна.
К счастью, деньги решают все, не так ли?
Упершись руками в бедра, Витория окинула взглядом нетронутый снежный покров на огромной лужайке. Словно Рикардо навечно запретил всем оленям и грызунам тревожить девственный зимний ландшафт. Он вполне способен на такое. Имидж превыше всего.
Запрокинув голову, она посмотрела в ночное небо, на яркую, полную луну.
– Братья, я отомщу за вас, – сказала Витория небесам. – Я выясню, кто убил вас и позабочусь обо всем, как бы вы этого и хотели.
Ее улыбка была ленивой и надолго не задержалась.
На самом деле, Рикардо был бы против. Он бы не одобрил ее замыслы. Но это – его проблема, не ее… и, учитывая, что он уже мертв, это даже и не его проблема.
Да, она узнает, что случилось с ее братьями, а потом, наказав виновных, займет место Рикардо.
Ее будущее сияло ярко, как луна на небе. Она наконец-то обрела свободу.
Глава 4
Коммодор, центр Колдвелла
Когда Вишес материализовался на террасе своего пентхауса, и холодный, подвывающий ветер ударил ему в спину, толкая вперед, навстречу стеклянным дверям. И все же он колебался, потому что цель, с которой он пришел сюда, отравляла саму его сущность, проникая в кости и плоть.
Лжец.
Как и его проклятая тайна, интерьер его секс-темницы был темным. Как и преследующая его совесть, его отражение, освещенное лунным светом, было призраком на стекле: кожаные штаны на бедрах, кожанка на плечах, темные волосы и бородка, перчатка на правой руке.
Предатель.
Последнее, что он хотел – смотреть на себя, поэтому он мысленно зажег черные свечи, не одну за другой, а все разом. Мгновенно вспыхнувший свет был мягким; представшее взгляду – нисколько. Секс-станок из грубого дерева, который он использовал годами, покрытый пятнами и шипами, установка для порки стояла посреди открытого пространства и служила заменой всевозможным столам и стульям, которые были бы более уместными, более ванильными. На черных стенах висели не картины, а цепи и ремни. На полке лежали инструменты. Черные полы свободны, голое дерево и ничего кроме.
Ну, знаете, так проще с уборкой.
Шлюха.
Это – не его дом. Это – фабрика сексуального удовлетворения и самореализации. Он даже избавился от кровати, которая была у него когда-то.
Также это место было заброшено. Как давно он не приходил сюда? Когда они с Джейн только сошлись, время от времени они забегали сюда для небольшой игры, но учитывая его былые предпочтения, все это – детский лепет.
Как выяснилось, когда он заботился о человеке, то и требовал от него иного.
Они не были здесь… черт, довольно долго. С другой стороны, они не были вместе, ни в сексуальном, ни в каком-либо другом плане уже… черт, довольно долго.
Когда он подошел к ближайшей раздвижной двери, его сердце болело, но виновата была не контузия, заработанная во время большого боя на складе. Нет, эта травма головы быстро исцелилась, вместе с ушибами и другими незначительными ранениями, которые они получили, когда Братство Черного Кинжала бок о бок с Шайкой Ублюдков билось с Обществом Лессенинг.
Как выяснилось, те придурки во главе с ублюдком с заячьей губой оказались весьма полезны.
Также они прописались в особняке БЧК…
Я действительно собираюсь это сделать?
Прижав палец к новому, тщательно спрятанному ридеру, он услышал металлический лязг, с которым открылся замок, а потом усилием мысли сдвинул саму дверь. Заходя внутрь, он оставил панель открытой, холодный ветер ворвался в помещение, тревожа огонь на фитилях. Сейчас освещение стало подвижным, так, словно его нервозность и уныние заявили о себе во всеуслышание и завладели пространством за пределами его сердца и души.
Стены поползли. Тени от станка изгибались. На полу что-то двигалось.
Черт, может, в нем говорит совесть. Но от нее было свое лекарство.
Кухня представляла собой никогда не используемый – ни в прошлом, ни в перспективе – участок, лишь раковина, шкафы и выдвижные ящики. Но это не значило, что он не был готов к тому, чтобы проявить себя радушным хозяином. Четыре бутылки «Грей Гуза» выстроились на столешнице, каждая этикеткой к нему, как счета, упорядоченные в кошельке.
Они предназначались не его гостям. Для него, чтобы он смог пережить происходящее.
Окинув этикетки взглядом, он сосредоточился на птицах, парящих над двухмерным изображением снежных гор.
Будучи мужчиной, который знал столько языков и фактов больше, чем было известно мировому чемпиону по игре в «Jeopardy!»[9], можно было подумать, что он должен был предвидеть подобный поворот. С другой стороны, он даже представить не мог, что когда-нибудь женится. Тогда как он мог предвидеть это… возвращение к прошлой жизни, к старым привычкам… прежним механизмам решения проблем… столкновение с зудом, который не сможет больше выносить и не сможет унять никаким иным способом.
Лжец. Предатель. Шлюха.
Из ниоткуда пришло воспоминание: он в Святилище, идет по личным покоям своей мамэн, и дальше, к кладбищу, где обрели покой Избранные, пораженные Окостенением и ушедшие в Забвение. Он вспомнил, как прочитал прощальное сообщение Девы-Летописецы, символы на Древнем Языке парили в воздухе, словно подвешенные на невидимых нитях, и они испарились, как только он закончил читать.
Он ненавидел эту священную женщину так долго, что это превратилось в привычку, и сейчас, когда она ушла, внутри него образовалась странная пустота. Он не мог сказать, что скорбел по ней… единственное время, когда они более-менее ладили – сразу после того, как она вернула ему Джейн, сделав бессмертной. И сразу после этого дара, их отношения нисколько не улучшились.
И, тем не менее, что-то пропало из его жизни.
Точнее, две вещи.
Джейн тоже ушла, и не только тогда, когда выбрала пребывание в призрачной форме, а не осязаемой.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал, что по-настоящему связан со своей шеллан. Когда они проводили день вместе, спали вместе, основательно говорили или…
В памяти всплыл каменный коридор Гробницы Братства Черного Кинжала, он вспомнил, как Джейн приходила, проверяя жизненные показатели Кора, когда Ублюдка держали в плену. Да… тогда они говорили о том, что ни один из них не хочет заводить детей. Он испытал такое облегчение от их взаимного согласия в данном вопросе, от того, что на этой почве у них не возникнет конфликта. Сейчас казался иронией тот факт, что их связало общее решение не делать того, вокруг чего многие пары выстраивают всю совместную жизнь.
Ребенок требует взаимной преданности, сплоченности, партнерства.
Тем не менее, они с Джейн отбросили этот запутанный вопрос как горячую картошку и вернулись к своему раздельному, параллельному, не пересекающемуся существованию: он был на поле боя, сражался с врагом, либо участвовал в работе Короля. Она в это время с поразительной компетенцией и состраданием лечила нескончаемый поток пациентов.
И не суждено им было пересечься.
Свобода и автономность – те качества, что он ценил в своем браке и своей паре… настолько, что уверовал, что два этих взаимосвязанных понятия были принципиально важны для его будущего бок о бок с кем бы то ни было. Но отсутствие ограничений оказалось обоюдоострым мечом.
Оборотная сторона монеты независимости – пренебрежение, отстраненность… отчуждение.
«Нет нужды беспокоиться о детях, ю-хуу!» превратилось в «Где ты? Где мы?».
По крайней мере, в его мыслях.
Почему-то со смертью его мамэн, резней на том складе и переездом Шайки Ублюдков в особняк… тем фактом, что почти каждый Брат обзавелся ребенком… посреди водоворота перемен, он потерял нить, связывавшую его с Джейн, а она была слишком занята, чтобы заметить это.
Никто из них не виноват.
Ну, до этой ночи, по крайней мере. До настоящего момента.
Он долго мучился вопросом – проверять старый почтовый ящик или же нет, перелопатить сотни посланий и просьб о его внимании, выбирать одно из них, ответить на него.
И встретиться здесь.
Сегодня вечером.
Лжецпредательшлюха.
Но реальность такова, что мозги кричали в его черепной коробке, вопили его демоны, и не было ни конца ни края этой пытке. Черт, если он не разгонит этот хаос, то окажется с Эссейлом на соседней койке.
В конце концов, психоз – его старый приятель.
В действительности, сумасшествие для него – словно давнишний сосед, который в очередной раз нарушил границы собственности, не просто заступив на его участок, а вломившись в дом.
И раздолбав все к чертям.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!