Николай Языков. Родина (1824)
Nbsp;
Г.Р. Державин. ЛЕБЕДЬ. 1804
Необычайным я пареньем
От тленна мира отделюсь,
С душой бессмертною и пеньем,
Как лебедь, в воздух поднимусь.
В двояком образе нетленный,
Не задержусь в вратах мытарств;
Над завистью превознесенный,
Оставлю под собой блеск царств.
Да, так! Хоть родом я не славен,
Но, будучи любимец муз,
Другим вельможам я не равен
И самой смертью предпочтусь.
Не заключит меня гробница,
Средь звезд не превращусь я в прах;
Но, будто некая цевница,
С небес раздамся в голосах.
И се уж кожа, зрю, перната
Вкруг стан обтягивает мой;
Пух на груди, спина крылата,
Лебяжьей лоснюсь белизной.
Лечу, парю - и под собою
Моря, леса, мир вижу весь;
Как холм, он высится главою,
Чтобы услышать богу песнь.
С Курильских островов до Буга,
От Белых до Каспийских вод,
Народы, света с полукруга,
Составившие россов род,
Со временем о мне узнают:
Славяне, гунны, скифы, чудь,
И все, что бранью днесь пылают,
Покажут перстом - и рекут:
<Вот тот летит, что, строя лиру,
Языком сердца говорил,
И, проповедуя мир миру,
Себя всех счастьем веселил>.
Прочь с пышным, славным погребеньем,
Друзья мои! Хор муз, не пой!
Супруга! облекись терпеньем!
Над мнимым мертвецом не вой.
Константин Батюшков. На развалинах замка в Швеции.
Уже светило дня на западе горит
И тихо погрузилось в волны!..
|
|
|
Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит
На хляби и брега безмолвны.
И всё в глубоком сне поморие кругом.
Лишь изредка рыбарь к товарищам взывает
Лишь эхо глас его протяжно повторяет
В безмолвии ночном.
Я здесь, на сих скалах, висящих над водой
В священном сумраке дубравы
Задумчиво брожу и вижу пред собой
Следы протекших лет и славы:
Обломки, грозный вал, поросший злаком ров
Столбы и ветхий мост с чугунными цепями.
Твердыни мшистые с гранитными зубцами
И длинный ряд гробов.
Всё тихо: мёртвый сон в обители глухой.
Но здесь живёт воспоминанье:
И путник, опершись на камень гробовой
Вкушает сладкое мечтанье.
Там, там, где вьётся плющ по лестнице крутой
И ветр колышет стебль иссохшия полыни,
Где месяц осребрил угрюмые твердыни
Над спящею водой, -
Там воин некогда, Одена храбрый внук,
В боях приморских поседелый,
Готовил сына в брань и стрел пернатых пук,
Броню заветну, меч тяжелый
Он юноше вручил израненной рукой,
И громко восклицал, подъяв дрожащи длани:
<Тебе он обречен, о, бог, властитель брани,
Всегда и всюду твой!
А ты, мой сын, клянись мечом своих отцов
И Гелы клятвою кровавой
На западных струях быть ужасом врагов
|
|
|
Иль пасть, как предки пали, с славой!>
И пылкий юноша меч прадедов лобзал
И к персям прижимал родительские длани,
И в радости, как конь, при звуке новой брани,
Кипел и трепетал.
Война, война врагам отеческой земли! -
Суда на утро восшумели.
Запенились моря, и быстры корабли
На крыльях бури полетели!
В долинах Нейстрии раздался браней гром,
Туманный Альбион из края в край пылает,
И Гела день и ночь в Валкалу провождает
Погибших бледный сонм.
Ах, юноша! спеши к отеческим брегам,
Назад лети с добычей бранной;
Уж веет кроткий ветр во след твоим судам,
Герой, победою избранной!
Уж Скальды пиршество готовят на холмах,
Уж дубы в пламени, в сосудах мёд сверкает,
И вестник радости отцам провозглашает
Победы на морях.
Здесь, в мирной пристани, с денницей золотой
Тебя невеста ожидает,
К тебе, о, юноша, слезами и мольбой,
Богов на милость преклоняет:
Но вот в тумане там, как стая лебедей,
Белеют корабли, несомые волнами;
О, вей, попутный ветр, вей тихими устами
В ветрила кораблей!
Суда у берегов, на них уже герой
С добычей жён иноплеменных;
К нему спешит отец с невестою младой
И лики Скальдов вдохновенных.
Красавица стоит, безмолвствуя, в слезах,
|
|
|
Едва на жениха взглянуть украдкой смеет,
Потупя ясный взор, краснеет и бледнеет,
Как месяц в небесах:
И там, где камней ряд, седым одетый мхом,
Помост обрушенный являет,
Повременно сова в безмолвии ночном
Пустыню криком оглашает, -
Там чаши радости стучали по столам,
Там храбрые кругом с друзьями ликовали,
Там Скальды пели брань, и персты их летали
По пламенным струнам.
Там пели звук мечей и свист пернатых стрел,
И треск щитов, и гром ударов,
Кипящу брань среди опустошенных сел
И грады в зареве пожаров;
Там старцы жадный слух склоняли к песни сей
Сосуды полные в десницах их дрожали,
И гордые сердца с восторгом вспоминали
О славе юных дней.
Но всё покрыто здесь угрюмой ночи мглой,
Всё время в прах преобратило!
Где прежде Скальд гремел на арфе золотой,
Там ветер свищет лишь уныло!
Где храбрый ликовал с дружиною своей,
Где жертвовал вином отцу и богу брани,
Там дремлют притаясь две трепетные лани
До утренних лучей.
Где ж вы, о, сильные, вы Галлов бич и страх
Земель полнощных исполины,
Роальда спутники, на бренных челноках
Протекши дальные пучины?
Где вы, отважные толпы богатырей,
Вы, дикие сыны и брани и свободы,
|
|
|
Возникшие в снегах, средь ужасов природы
Средь копий, средь мечей?
Погибли сильные! Но странник в сих местах
Не тщетно камни вопрошает
И руны тайные, останки на скалах
Угрюмой древности, читает.
Оратай ближних сел, склонясь на посох свой
Гласит ему: <Смотри, о, сын иноплеменный.
Здесь тлеют праотцев останки драгоценны:
Почти их гроб святой!>
ДЕНИС ДАВЫДОВ, ПАРТИЗАН
К двухсотлетию Отечественной войны 1812 г.
Вступление.
Бородино. Село и юности, и детства,
Где каждая тропинка, холм
Ему знакома. Отчий дом,
Казалось, окнами ему кричит:
"Денис, привет, что там лежишь.
Домой иди, тебя я встречу
И стенами своими обниму.
Увидимся ли после сечи?
Денис, сражайся за страну".
Теперь всё здесь переменилось.
Дымы костров, и всё в окрест
Блестит штыками, пушек медью,
Как будто прибыл полковой оркестр.
Там на пригорке воздвигают
Редут Раевского сейчас.
В историю войдёт, как пламень боя,
Как доблесть и как подвиг НАШ.
Отсюда от родного дома
Путь в партизанские места
Начался у Давыдова Дениса
И продолжался до бесславного конца
Всей армии Наполеона, её изгнания,
Разгрома на русской матушке-земле,
И партизанские отряды внесли свой вклад
Заслуженно вполне.
Светлейший князь Кутузов
Ему то дело поручил.
Багратион в подарок адъютанту,
Как бы на память подарил
Губернии Смоленской карту,
Вручая, так ему сказал:
" Не подведи, я на тебя надеюсь.
Война в тылу - не светский бал".
От Колоцкого монастыря с отрядом,
В сто с лишком человек, Давыдов
Поспешил в тыл армии французской.
На базе в Скугореве сел.
1.МЕЖДУ ГЖАТЬЮ и ВЯЗЬМОЙ
К Москве стремился Бонапарт.
Его войско-громада
Заполнило дороги все,
Попутно населенье грабя.
Где неприятель мимо проходил,
В сторонке оставляя села,
Крестьяне, взявши топоры,
Кто вилы, колья,
И стар и млад, ворота на запор,
Его встречать готовы с болью.
Когда отряд к селенью подошёл,
Был встречен он угрюмо
И кто-то из ружья пальнул,
Но, слава Богу, мимо.
То ополчение считало,
Что сей отряд французу подчинён
И собственность свою оберегая,
Готово было принять бой.
Так продолжалось около недели,
Пока крестьяне не признали в них
Своих защитников и стали
Встречать радушно, помогали
Громить французов с ними и без них.
Второе сентября.
В село ворвалась шайка мародёров,
Ограбило селян.
Отряд пришел селу на помощь
И в плен всех мародёров взял. (90 чел.)
Едва расправившись с одними -
Пришли другие в то село.
И с ними также поступили -
В плен взяли всех до одного (70 чел.)
Учил Давыдов всех крестьян,
Как поступать с набегом,
Когда его отряд вдали,
Как истреблять незванного соседа,
Как связь поддерживать с отрядом
И где оружие хранить,
Его он раздавал крестьянам,
Чтоб было чем врага громить.
Царёво-Займище. И первая победа
Над транспортом, которое в Москву
Должно было доставить пропитанье,
То десять фур, с патронами - одну.
Так началось в отряде состязанье
В умении противника разбить,
Его пленить,
Лишить кого-то пропитанья,
Вооружить себя, крестьян вооружить,
Освободить своих из плена,
Число бойцов в отряде нарастить.
В Юхнове ополчение создал.
Полки казачьи, что в уезде были,
Себе их подчинил и с ними
Сильнее стал, чем начинал,
Задачи стал решать солиднее, иные.
Двенадцатое сентября. Отряд Давыдова
Предпринял поиск к Вязьме,
Бой там провел удачно, сам
Рубил, стрелял, ворвался в стан,
Не ранен был. Его пример отваги важен.
Пленили множество,
Освободили
Из плена двести человек.
Атаковали вновь
Идущий транспорт,
Его разбили на виду у всех.
Бой проходил в предместье Вязьмы.
Такая дерзость действий не могла
Не вызвать опасений,
Встревожить
Бараге-Дильера: он отвечал
За безопасность транспортов движений.
От Вязьмы в Гжать дорога вся
Считалась под его присмотром,
А тут на транспорты набег
Происходили часто без его досмотра.
Отдал приказ по гарнизону:
"Давыдова отряд найти,
Его поймать,
Доставить в город
И расстрелять, о чём мне донести".
Умело, маневрируя с отрядом,
С большим отрядом, избегая встреч
(который из Смоленска шёл,
чтоб действия Давыдова пресечь)
Он нападал внезапно, дерзко,
Срывал поставки транспортов,
По-прежнему, хозяином считался
На трассе той. И к бою был всегда готов.
Юренево. Перед рассветом
Атаковал Давыдов. Там
Три батальона ночевали.
Внезапно шум и гам,
Поднявшийся в селенье,
Их на ноги поднял.
Из изб горевших выбегали
В подштанниках. Такой был срам!
Манёвр принес ему богатую добычу.
Пленил французов девятьсот числом.
Не досчиталась армия Наполеона
Ей нужных транспортов во всем.
Боеприпасов, пропитанья,
Медикаментов, фуража,
Одежды теплой, замерзала
В Москве "непобедимая" тогда.
И пополнения рядов
Для оскудевших корпусов.
В Юхново пленных отослал,
Роздал крестьянам часть коней,
Волов, впрягаемые в фуры,
Вооружил свои полки
Из ополчения, теперь они
Не только топоры имели,
Но ружья со штыками заимели.
Встречались и изменники отряду.
Всего три случая в его пору.
Те с мародерами соединялись,
Стремились с ними к грабежу.
Своих же поселян
И даже церкви не прощали -
Разбою, злу их подвергали.
Крестьяне ополчения, Давыдов
Поймали их.
И всех прилюдно наказали,
Дав залп в разбойников своих.
Узнав о смерти П.Багратиона,
Повел отряд и оседлал,
Идущую дорогу к Дорогобужу,
Колонну неприятеля там повстречал.
Их окружил, прижал всех к лесу,
Огнем принудил сдаться в плен, (335 чел.)
Так отомстил за гибель князя
Давыдов, адъютант, гусар, поэт.
"Убить и уйти". Такая тактика
Лесного партизана,
Немало ему славы принесла.
Всегда в движении,
Всегда на страже.
Недосягаем был он для врага.
Не только поиском идущих транспортов
В тылу Давыдов занимался,
Учил и наставлял своих бойцов,
Как наступать, как отступать,
Как рассыпаться.
Учил отряд свой хитрости, смекалки,
Как показаться партией большой,
Чтоб неприятель растерявшись,
Сдавался в плен иль отступал,
Не приняв бой.
Так Храповицкий приказал гусарам
Надеть на пики флюгера,
Чтоб они издали казались
Польским войском,
А сблизившись,
Врага взять на "УРА".
Учил внезапно нападать
И сеять панику в рядах французов.
Так одолел того,
Кто должен был поймать его,
Доставить в Вязьму. Но!!!
Ночной атакой, в моросящий дождь,
Внезапно для французов
Напал, разбил, рассеял и пленил, (400 чел.)
В Уде не мало утопил спасавшихся картузов.
Обратною дорогой в Лосмино
Вновь одержал красивую победу.
Так действуя и нападая
Он и заказывал и исполнял
Всю музыку свою в "гармонь" играя.
Когда Наполеон Москву оставил,
И двинул армию свою
На Гжать - Смоленск.
Давыдов со своим отрядом
Столкнулся с силою,
Как в мифах говорят, без края.
Умело, маневрируя с отрядом,
Он, избегая боя, отходил,
Тревожа неприятеля засадой,
Чуть в окружение не угодил.
Светлейший, представляя дело,
Направил в тыл врагу
Всю конницу свою лихую
Тревожить армию наскоками, в бою.
Шестинедельное блуждание с отрядом
Во вражеском тылу,
Где нет тебе подмоги слева, справа,
Где всюду фронт,
Опасность ежечасно на носу,
Закончилось,
В душе повеселело
Теперь уж не один, как перст,
Теперь всегда ты с целой армией,
Идущей
Изгнать Наполеона с наших мест.
2.ПАРТИЗАНСКОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ
АРМИИ НАПОЛЕОНА
Смоленская дорога. Рыбки.
Какой же там царил хаос!
Толпой валила армия,
Вся в беспорядке.
Обоз лез на обоз.
Там порезвились наши скифы,
Громя захватчиков со всех сторон,
Пока не появился на дороге
Корпус Жюно.
Был в авангарде он.
За ним шла гвардия, но молодая.
Второй, четвертый кавкорпуса.
За ними гвардия почетная, старшая,
Во след другие корпуса. *
Не мог, конечно, удержаться,
Давыдов, как начальник сам,
Чтобы ввиду не показаться
В глазах Наполеона там.
Он вспомнил битву при Эйлау,
Раевского редут в Бородино,
И отступленье к Кёнигсбергу,
Наполеона в Пассаргу.
Тильзит. Плоты. Переговоры.
Парады, балы, вечера.
Российского монарха Александра,
Как разговаривал тогда.
И вот пред ним непобедимая громада,
В карете сам Наполеон
Всё отступает.
Давыдов - партизан с ним рядом
Сопровождает отступленье то.
И гордость за свою Россию,
За армию, за свой народ
Его внезапно захватила,
Из горла что-то сорвалось!
Сопровождал он всю колонну,
Вступая в стычки. Даже взял
В плен свыше ста французов (182 чел.)
И только к вечеру отстал.
У речки Осма вновь столкнулся
Со старой гвардией. Она
В окрестных деревушках разместилась
На отдых,
Но поднята "в ружьё" была.
В сражение отряд, конечно, не вступил,
Но намерение Наполеона
Разбить наш авангард в бою
Пришлось отставить снова.
Внезапность не достигнута,
А без неё
Успех не обеспечен,
Принужден был Наполеон
Оставить это поле сечи.
Давыдов, Фигнер и Сеславин,
Казаки Платова вокруг
Кружились,
Часто подвергая,
Атакам беспрерывным,
Вдруг,
Внезапно нападая
На нить колонны и она,
Сбиваясь в груду, отражала
Наскоки эти, не всегда.
Так трое партизан
(Давыдов, Фигнер и Сеславин)
И граф Орлов-Денисов, тоже партизан
Под Ляхово разбили генерала
Известного во Франции, как Ожеро,
То войско частью разбежалось,
А большей частью в плен ушло.
Давыдову к тому же удалось
Узнать от пленного француза
Наполеона план: <Куда идти.
На сёла Красное или на Катынь".
Завистников всегда в России было много.
На время, соединившись с армией своей,
От них Денис наслушался такого,
Что не поверил, если б не было ушей.
Что действовать в тылу не сложно.
Что донесения его
Сомнительны и от того
Светлейшего похвалы не достойны
Быть оглашёнными.
Всего,
Что сделал партизан Давыдов,
За этот срок,
Три тысячи шестьсот пленил французов.
Их этим не сразил, не смог.
В ходе движения отряда к Красному селу,
Кутузов пригласил к себе Дениса.
Обняв его, сказал ему:
"Тебя благодарю за удаль молодецкую твою
и признаю
всю пользу дерзкой партизанской службы".
Отметим, что Денис предстал
Перед Кутузовым в мужицком одеянье,
Обросший черной бородой,
А не в гусарской форме, по статусу парадной.
На что Кутузов так ему сказал:
"В войне народной, то и та
Не главное,
Не кивер, не мундир ведут войска на бой,
А голова и сердце патриота".
Под Красным граф Орлов-Денисов
С Давыдовым вдвоём
Вновь встретили Наполеона -
Со старой гвардией в колонне шел.
Как слон идет, в спокойствии своем,
Как пушечный фрегат меж лодок,
Как гвардия, её солдат - гранит,
Так шла колонна - монолит.
И все усилия отрядов
Отбить кого-то из рядов
Напрасны были.
Невредимы они прошли
И показали хвост.
Медвежьи шапки, синие мундиры,
Султаны красные и белые ремни,
И эполеты их казались красным маком
На фоне снега белого, почти в степи.
В других колоннах был другой порядок.
Отставшие, обозы, транспорта,
С награбленным добром
И их прислуга,
Всё это было схвачено тогда.
События порядок жизни изменили.
Обед был ночью, в два часа.
В три выступали в свой поход
И беспокоили французов,
Стесняя ход, тылы громя.
Так разгромили на Днепре,
В Копье
Кавалерийское депо.
В Белыничах - французскую колонну.
В бою был ранен брат его,
Успех в том деле был огромен.
Давыдова Кутузов пригласил к себе,
Хвалил за бой, поставил новые задачи,
К Березине идти, Наполеона упредить
И полководца озадачить.
Уместно будет изложить
Здесь взгляд Давыдова на окруженье,
Которое увидел он,
В квартире главной, в то посещенье.
Оно, подобное "слонам Великого Могола",
Всё в орденах и лентах на камзолах,
Юлило, льстило полководцу,
Не нюхав пороха ни дня,
Но царской властью превратившись
В значительных особ, не подвигам благодаря.
Отметим здесь же отношение к особам,
Которые французам в той войне
Активно помогали, изменяя,
Присяге, церкви и стране.
"Нельзя щадить их, им прощая
поступки, что во вред стране".
Так, те деянья, осуждая, Давыдов
Действовал и отзывался
В Отечественной той войне.
Маршрут Давыдову был изменен
И он отстал от главных сил Наполеона
На сотню с лишним вёрст. Потом
Ускоренным движеньем вел свою колонну.
Маршрут движения французов
Усеян трупами солдат, коней,
Они в снегу, замерзшие лежали,
Взывая к голосу людей,
Что их сюда так умирать пригнали.
Повозки, палубы, лафеты, колёса,
Сани, тихий стон, стенания и крики боли,
Костры из изб - такой разгром
Застал Давыдов на дорогах,
По ним "непобедимая" прошла,
Бросая всё, что ей мешало
Покинуть русские края.
Достиг селений Нов. Троки, да Понари.
Там получил приказ явиться в Вильну
К светлейшему за получением задач,
Как действовать в конце войны -
Дипломатично, но настойчиво и сильно.
Оттуда путь лежал на Гродно.
Его и предстояло взять
Не столько силою военной,
Сколь дипломатией и милость
К сдавшимся питать.
В Мерече захватил огромный магазин припасов,
И к Гродно подступил чрез восемь дней,
По выходе из Вильно,
И после твердо-мирных уговоров
Вступил отрядом в город сей.
Поляки-жители все были хмуры.
В глазах читались злоба, гнев
И намерения склонялись
Не к миру, а к вражде,
Но не у всех.
Евреи радостно встречали отряд Давыдова.
Они одни
Ура кричали
И с цветами на площадь города коня ввели.
Давыдов в черном чекмене
И в красных шароварах.
С курчавой бородой,
Черкеской шашкой на бедре
Вступил на площадь величаво.
И в речи грозной объявил,
Что не допустит
Волнений в городе, пролития крови,
Печалей, грусти.
На площади срубили столб
За взятие Москвы во время смуты.
Изъяли все картины, где
Изображалась ненависть к победам русским,
Открыли церковь русскую и там
Ксендз прочитал молитву
Во славу русского оружия и сам
Тот текст писал и раздавал попутно.
Через четыре дня отряд покинул город.
Пошёл на юг и вскоре
Включен был в авангард Винценгероде.
Так партизанская война закончилась
Для адъютанта П.Багратиона.
Теперь он снова на войне,
Идущей по Европе.
И вновь, и вновь он впереди
Всей атакующей пехоты.
14.01.2009 г.
* корпуса Понятовского, принца Евгения, Даву, Нея.
К.Ф. Рылеев. Державин
С дерев валится жёлтый лист,
Не слышно птиц в лесу угрюмом,
В полях осенних ветров свист,
И плещут волны в берег с шумом.
Над Хутынским монастырём
Приметно солнце догорало,
И на главах златым лучом,
Из туч прокравшись, трепетало.
Какой-то думой омрачён,
Младый певец бродил в ограде;
Но вдруг остановился он,
И заблистал огонь во взгляде.
<Что вижу я?.. на сих брегах, -
Он рек, - для Севера священный
Державина ль почиет прах
В обители уединенной?>
И засияли, как росой,
Слезами юноши ресницы,
И он с удвоенной тоской
Сел у подножия гробницы;
И долго молча он сидел,
И, мрачною тревожим думой,
Певец задумчивый глядел
На грустный памятник угрюмо.
Но вдруг, восторженный, вещал:
<Что я напрасно здесь тоскую?
Наш дивный бард не умирал:
Он пел и славил Русь святую!
Он выше всех на свете благ
Общественное благо ставил
И в огненных своих стихах
Святую добродетель славил.
Он долг певца постиг вполне,
Он свить горел венок нетленной,
И был в родной своей стране
Органом истины священной.
Везде певец народных благ,
Везде гонимых оборона
И зла непримиримый враг,
Он так твердил любимцам трона:
<Вельможу должны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно!
Собой пример он должен дать,
Что звание его священно;
Что он орудье власти есть,
Всех царственных подпора зданий;
Должны быть польза, слава, честь
Вся мысль его, цель слов, деяний>.
О, так! нет выше ничего
Предназначения поэта:
Святая правда - долг его,
Предмет - полезным быть для света.
Служитель избранный творца,
Не должен быть ничем он связан;
Святой, высокий сан певца
Он делом оправдать обязан.
Ему неведом низкий страх;
На смерть с презрением взирает
И доблесть в молодых сердцах
Стихом правдивым зажигает.
Над ним кто будет властелин? -
Он добродетель свято ценит
И ей нигде, как верный сын,
И в думах тайных не изменит.
Таков наш бард Державин был, -
Всю жизнь он вёл борьбу с пороком;
Судьям ли правду говорил,
Он так гремел с святым пророком:
<Ваш долг на сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять
И свято сохранять законы.
Ваш долг несчастным дать покров,
Всегда спасать от бед невинных,
Исторгнуть бедных из оков,
От сильных защищать бессильных>.
Певцу ли ожидать стыда
В суде грядущих поколений?
Не осквернит он никогда
Порочной мыслию творений.
Повсюду правды верный жрец,
Томяся жаждой чистой славы,
Не станет портить он сердец
И развращать народа нравы.
Поклонник пламенный добра,
Ничем себя не опорочит
И освященного пера -
В нечестьи буйном не омочит.
Творцу ли гимн святой звучит
Его восторженная лира -
Словами он, как гром, гремит,
И вторят гимн народы мира.
О, как удел певца высок!
Кто в мире с ним судьбою равен?
Откажет ли и самый рок
Тебе в бессмертии, Державин?
Ты прав, певец: ты будешь жить,
Ты памятник воздвигнул вечный, -
Его не могут сокрушить
Ни гром, ни вихорь быстротечный>.
Певец умолк - и тихо встал;
В нём сердце билось, и в волненьи,
Вздохнув, он, отходя, вещал
В каком-то дивном исступленьи:
<О, пусть не буду в гимнах я,
Как наш Державин, дивен, громок, -
Лишь только б молвил про меня
Мой образованный потомок:
<Парил он мыслию в веках,
Седую вызывая древность,
И воспалял в младых сердцах
К общественному благу ревность!>
1822
Евгений Баратынский. Родина
Я возвращуся к вам, поля моих отцов,
Дубравы мирные, священный сердцу кров!
Я возвращуся к вам, домашние иконы!
Пускай другие чтут приличия законы,
Пускай другие чтут ревнивый суд невежд,
Свободный наконец от суетных надежд,
От беспокойных снов, от ветреных желаний,
Испив безвременно всю чашу испытаний,
Не призрак счастия, но счастье нужно мне.
Усталый труженик, спешу к родной стране
Заснуть желанным сном под кровлею родимой.
О дом отеческий! о край, всегда любимый!
Родные небеса! незвучный голос мой
В стихах задумчивых вас пел в стране чужой,
Вы мне повеете спокойствием и счастьем.
Как в пристани пловец, испытанный ненастьем,
С улыбкой слушает, над бездною воссев,
И бури грозный свист и волн мятежный рев,
Так, небо не моля о почестях и злате,
Спокойный домосед в моей безвестной хате,
Укрывшись от толпы взыскательных судей,
В кругу друзей своих, в кругу семьи своей,
Я буду издали глядеть на бури света.
Нет, нет, не отменю священного обета!
Пускай летит к шатрам бестрепетный герой,
Пускай кровавых битв любовник молодой
С волненьем учится, губя часы златые,
Науке размерять окопы боевые -
Я с детства полюбил сладчайшие труды.
Прилежный, мирный плуг, взрывающий бразды,
Почтеннее меча, полезный в скромной доле,
Хочу возделывать отеческое поле.
Оратай[1], ветхих дней достигший над сохой,
В заботах сладостных наставник будет мой,
Мне дряхлого отца сыны трудолюбивы
Помогут утучнять наследственные нивы.
А ты, мой старый друг, мой верный доброхот,
Усердный пестун мой, ты, первый огород
На отческих полях разведший в дни былые!
Ты поведешь меня в сады свои густые,
Деревьев и цветов расскажешь имена,
Я сам, когда с небес роскошная весна
Повеет негою воскреснувшей природе,
С тяжелым заступом явлюся в огороде,
Приду с тобой садить коренья и цветы.
О подвиг благостный! не тщетен будешь ты:
Богиня пажитей признательней фортуны!
Для них безвестный век, для них свирель и струны,
Они доступны всем и мне за легкий труд
Плодами сочными обильно воздадут.
От гряд и заступа спешу к полям и плугу,
А там, где ручеек по бархатному лугу
Катит задумчиво пустынные струи,
В весенний ясный день я сам, друзья мои,
У брега насажу лесок уединенный,
И липу свежую и тополь осребренный,
В тени их отдохнет мой правнук молодой,
Там дружба некогда сокроет пепел мой
И вместо мрамора положит на гробницу
И мирный заступ мой и мирную цевницу[2].
А. С. Пушкин. Жених
Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
С вопросами отец и мать
К Наташе стали приступать.
Наташа их не слышит,
Дрожит и еле дышит.
Тужила мать, тужил отец,
И долго приступали,
И отступились наконец,
А тайны не узнали.
Наташа стала, как была,
Опять румяна, весела,
Опять пошла с сестрами
Сидеть за воротами.
Раз у тесовых у ворот,
С подружками своими,
Сидела девица - и вот
Промчалась перед ними
Лихая тройка с молодцом.
Конями, крытыми ковром,
В санях он стоя правит,
И гонит всех, и давит.
Он, поровнявшись, поглядел,
Наташа поглядела,
Он вихрем мимо пролетел,
Наташа помертвела.
Стремглав домой она бежит.
<Он! он! узнала! - говорит, -
Он, точно он! держите,
Друзья мои, спасите!>
Печально слушает семья,
Качая головою;
Отец ей: <Милая моя,
Откройся предо мною.
Обидел кто тебя, скажи,
Хоть только след нам укажи>.
Наташа плачет снова.
И более ни слова.
Наутро сваха к ним на двор
Нежданая приходит.
Наташу хвалит, разговор
С отцом ее заводит:
<У вас товар, у нас купец;
Собою парень молодец,
И статный, и проворный,
Не вздорный, не зазорный.
Богат, умен, ни перед кем
Не кланяется в пояс,
А как боярин между тем
Живет, не беспокоясь;
А подарит невесте вдруг
И лисью шубу, и жемчуг,
И перстни золотые,
И платья парчевые.
Катаясь, видел он вчера
Ее за воротами;
Не по рукам ли, да с двора,
Да в церковь с образами?>
Она сидит за пирогом,
Да речь ведет обиняком,
А бедная невеста
Себе не видит места.
<Согласен, - говорит отец; -
Ступай благополучно,
Моя Наташа, под венец:
Одной в светелке скучно.
Не век девицей вековать,
Не всё косатке распевать,
Пора гнездо устроить,
Чтоб детушек покоить>.
Наташа к стенке уперлась
И слово молвить хочет -
Вдруг зарыдала, затряслась,
И плачет и хохочет.
В смятенье сваха к ней бежит,
Водой студеною поит
И льет остаток чаши
На голову Наташи.
Крушится, охает семья.
Опомнилась Наташа
И говорит: <Послушна я,
Святая воля ваша.
Зовите жениха на пир,
Пеките хлебы на весь мир,
На славу мед варите,
Да суд на пир зовите>.
<Изволь, Наташа, ангел мой!
Готов тебе в забаву
Я жизнь отдать!> - И пир горой;
Пекут, варят на славу.
Вот гости честные нашли,
За стол невесту повели;
Поют подружки, плачут,
А вот и сани скачут.
Вот и жених - и все за стол.
Звенят, гремят стаканы,
Заздравный ковш кругом пошел;
Всё шумно, гости пьяны.
Жених
<А что же, милые друзья,
Невеста красная моя
Не пьет, не ест, не служит:
О чем невеста тужит?>
Невеста жениху в ответ:
<Откроюсь наудачу.
Душе моей покоя нет,
И день и ночь я плачу:
Недобрый сон меня крушит>.
Отец ей: <Что ж твой сон гласит?
Скажи нам, что такое,
Дитя мое родное?>
<Мне снилось, - говорит она, -
Зашла я в лес дремучий,
И было поздно; чуть луна
Светила из-за тучи;
С тропинки сбилась я: в глуши
Не слышно было ни души,
И сосны лишь да ели
Вершинами шумели.
И вдруг, как будто наяву,
Изба передо мною.
Я к ней, стучу - молчат. Зову -
Ответа нет; с мольбою
Дверь отворила я. Вхожу -
В избе свеча горит; гляжу -
Везде сребро да злато,
Все светло и богато>.
Жених
<А чем же худ, скажи, твой сон?
Знать, жить тебе богато>.
Невеста
<Постой, сударь, не кончен он.
На серебро, на злато,
На сукна, коврики, парчу,
На новгородскую камчу
Я молча любовалась
И диву дивовалась.
Вдруг слышу крик и конский топ...
Подъехали к крылечку.
Я поскорее дверью хлоп
И спряталась за печку.
Вот слышу много голосов...
Взошли двенадцать молодцов,
И с ними голубица
Красавица девица.
Взошли толпой, не поклонясь,
Икон не замечая;
За стол садятся, не молясь
И шапок не снимая.
На первом месте брат большой,
По праву руку брат меньшой,
По леву голубица
Красавица девица.
Крик, хохот, песни, шум и звон,
Разгульное похмелье...>
Жених
<А чем же худ, скажи, твой сон?
Вещает он веселье>.
Невеста
<Постой, сударь, не кончен он.
Идет похмелье, гром и звон,
Пир весело бушует,
Лишь девица горюет.
Сидит, молчит, ни ест, ни пьет
И током слезы точит,
А старший брат свой нож берет,
Присвистывая точит;
Глядит на девицу-красу,
И вдруг хватает за косу,
Злодей девицу губит,
Ей праву руку рубит>.
<Ну это, - говорит жених, -
Прямая небылица!
Но не тужи, твой сон не лих,
Поверь, душа-девица>.
Она глядит ему в лицо.
<А это с чьей руки кольцо?>
Вдруг молвила невеста,
И все привстали с места.
Кольцо катится и звенит,
Жених дрожит бледнея;
Смутились гости. - Суд гласит:
<Держи, вязать злодея!>
Злодей окован, обличен,
И скоро смертию казнен.
Прославилась Наташа!
И вся тут песня наша.
А. С. Пушкин. Во глубине сибирских руд… (1827)
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Николай Языков. Родина (1824)
Краса полуночной природы,
Любовь очей, моя страна!
Твоя живая тишина
Твои лихие непогоды,
Твои леса, твои луга,
И Волги пышные брега,
И Волги радостные воды:-
Все мило мне, как жар стихов,
Как жажда пламенная славы,
Как шум прибережной дубравы
И разыгравшихся валов!
Всегда люблю я, вечно живы
На крепкой памяти моей
Предметы юношеских дней
И сердца первые порывы;
Когда волшебница-мечта
Красноречивые места
Мне оживляет и рисует:
Она свежа, она чиста,
Она блестит, она ликует.
Но там, где русская природа,
Как наших дедов времена,
И величава и грозна
И благодатна, как свобода,-
Там вяло дни мои лились,
Там не внимают вдохновенью,
И люди мирно обреклись
Непринужденному забвенью.
Целуй меня, моя Лилета,
Целуй, целуй! Опять с тобой
Восторги вольного поэта
И сила страсти молодой,
И голос лиры вдохновенной!
Покинув край непросвещенной
Душой высокое любя,
Опять тобой воспламененный,
Я стану петь и шум военный,
И меченосцев, и тебя!
Николай Языков. Настоящее
Вчера гуляла непогода
Сегодня то же, что вчера -
И я, от утра до утра
Уныл и мрачен как природа.
Не то, не то в душе моей
Что восхитительно и мило,
Что сердце юноше сулило
Для головы и для очей:
Болезнь встревоженного духа
Мне дум высоких не даёт
И, как сибирская пищуха,
Моя поэзия поёт.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 392; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!