Сталин и разведывательные службы 11 страница
Однако Анкара продолжила свой курс в этом направлении. Премьер-министр Турции А. Мендерес совершил в начале 1955 г. поездку по арабским странам, где попытался смягчить недовольство формированием военно-политического блока на Среднем Востоке. С этой целью он предложил расширить его за счет включения арабских государств. Однако этот шаг оказался не совсем удачным из-за нежелания последних видеть Турцию ключевым элементом такого союза. Только Ирак согласился принять участие в нем. 2 февраля 1955 г. Турция, Иран, Ирак, Пакистан и Великобритания подписали в Багдаде договор о создании военно-политического альянса, названного впоследствии Багдадским пактом. Вскоре Анкара при поддержке со стороны американских и британских союзников попыталась оказать давление на Сирию, с тем чтобы получить ее согласие на вступление в Багдадский пакт.
Тем временем, стремясь укрепить силовую составляющую советского блока, Москва предприняла шаги по пути создания полномасштабного Pax Sovietica. «Мирное наступление» Кремля было подкреплено более весомым аргументом — объединением военно-политити-ческого потенциала СССР и его восточно-европейских сателлитов. Окончательное оформление коммунистического Восточного блока происходило 11—14 мая 1955 г. на Варшавском совещании представителей СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Образование западноевропейского союза рассматривалось как главная причина необходимости консолидации «оборонных усилий» восточноевропейского домена СССР в целях противодействия возможным угрозам со стороны Запада. Создание Варшавского Договора, таким образом, формально было ответом на усиление сотрудничества между западными государствами. Однако решающее значение имело стремление советского партийно-государственного руководства получить в распоряжение инструмент «коллективного давления» на западный блок и его отдельных членов, к числу которых относились Греция и Турция. В свою очередь и коммунистические режимы Восточной Европы усиливали свои международные позиции вхождением в военную организацию под фактическим руководством СССР.
|
|
Важность Турции и Греции для Североатлантического альянса и его ведущей силы — США тем не менее не снимала с повестки дня вопроса о постоянном мониторинге ситуации в этих двух странах именно с позиций национальных интересов Соединенных Штатов. Уже в середине 1954 г. в Вашингтоне все чаще начинали рассматривать взаимоотношения с Турцией не только в контексте военно-политического единства блока НАТО, но и с прагматической точки зрения: насколько эффективно используется экономическая помощь США, каковы реальные перспективы турецкой оборонной политики? В достаточно жесткой форме заявлялось, что «ответственные сотрудники» администрации в Вашингтоне подчеркнули, что Соединенные Штаты не будут продолжать поддерживать амбициозные проекты турецкого правительства»»13.
|
|
Начиная с весны 1955 г. серьезные изменения происходят в греко-турецких отношениях. Причиной их ухудшения становится кипрская проблема. В апреле 1955 г. на острове начались волнения, связанные с требованиями греков-киприотов (составлявших 80% из 600 тыс. населения) к Великобритании — предоставить свободу Кипру. Активизировались сторонники его объединения с Грецией. Понимая, что традиционными способами сохранить остров под своим владычеством не удастся, британцы решили прибегнуть к реализации имперского принципа «разделяй и властвуй»: они усилили свою работу среди турецкой общины острова, с тем чтобы противопоставить его жителей друг другу на этно-конфессиональной основе. Тем более что этот аргумент всегда действовал на Балканах как один из наиболее сильных. Одновременно Лондон активизировал свои контакты с турецкими властями по «кипрскому вопросу», играя на национальных чувствах турок. Если ранее Анкара особенно не интересовалась Кипром, то теперь, в 1955 г., она решила занять более жесткую позицию (чему в немалой степени способствовали внутриблоковые осложнения в Балканском пакте, связанные со стремлением двух стран — Греции и Турции — добиться в нем лидерства). В сентябре 1955 г. в Стамбуле и Измире прокатилась волна погромов, убийств и грабежей, направленная против местных греков и армян. Власти фактически бездействовали, а, как впоследствии выяснилось, сами способствовали кровопролитию. В этих условиях Греция решила, что дальнейшее пребывание ее военного персонала в Турции более невозможно и отозвала своих представителей с натовской базы в Измире14.
|
|
Осенью 1955 г. внешнеполитическое и военное ведомства США, а также ЦРУ подготовили ряд аналитических материалов по турецкому вопросу для выработки решения по американской позиции. Как отмечалось в сводном аналитическом докладе, адресованном в Совет национальной безопасности (СНБ) США, основными целями Вашингтона в отношении Турции являлись следующие: «(а) продолжение со стороны Турции осознания себя как части свободного мира; (b) поддержание способности турецких вооруженных сил отразить нападение сателлитов (союзных СССР государств. — Ар. У.) или оказание максимально возможного сопротивления непосредственному советскому нападению; (с) доступ США и их союзников к турецким ресурсам и военным объектам; (d) сотрудничество Турции в рамках НАТО, продвижение и усиление мер безопасности в Балканском и Ближневосточном регионе; (е) улучшение отношений Турции с арабскими государствами; (f) достижение стабильности турецкой экономики»15.
|
|
Особую значимость роли Турции на международной арене в контексте американских внешнеполитических интересов приобретала ее позиция по стратегическим проблемам: активная поддержка Анкарой концепции «Северного пояса» и противодействие турок попыткам ряда арабских государств (Египта, Сирии и Саудовской Аравии) создать собственный военный блок; стремление Турции улучшить отношение с соседними странами; изменение законодательной базы, регулирующей отношения в нефтяной промышленности, и предоставление иностранным инвесторам возможности работать в этом секторе турецкой экономики16.
В то же время среди неблагоприятных с точки зрения американских национальных интересов факторов в достаточно откровенной форме перечислялись, во-первых, «жесткая турецкая реакция на отказ со стороны США предоставить 300 млн займа», и, во-вторых, «отсутствие убедительных свидетельств готовности (турецкого правительства. — Ар. У.) к реализации адекватной программы реформ, которых требует экономическая ситуация Турции»17.
Выявляющиеся постепенно внутри Балканского пакта проблемы, а также усиление конфронтационного потенциала греко-турецких взаимоотношений давали основания Кремлю надеяться на результативность своего «мирного наступления», направленного на раскол западного блока. Обострение кипрского вопроса рассматривали в Москве как возможный шанс для улучшения отношений с Афинами. В июне 1955 г. советский посол в Греции обратился к министру иностранных дел этой страны с предложением об обмене визитами глав двух правительств, ссылаясь на то, что такие контакты были бы полезны для обеих стран в «свете европейских событий». Информация на этот счет, полученная посольством ФРГ в Великобритании и переданная американцам, насторожила последних, так как в соответствии с ней греческий министр иностранных дел якобы ответил, что «имея в виду кипрскую проблему, визит Хрущева в Белград и другие смежные вопросы, предлагаемые визиты приветствуются»18.
Следующим шагом со стороны Москвы было пропагандистское обеспечение своей политики в отношении Греции. Однако здесь Кремль столкнулся с рядом проблем, главной из которых было восприятие различными греческими политическими и общественными силами мотивов советской внешнеполитической активности на «греческом направлении». В ответ на публикацию в правительственной советской газете «Известия» статьи о необходимости улучшения советско-греческих отношений греческие органы печати, принадлежавшие к правому, левоцентристскому и прокоммунистическому общественно-политическому спектру, продемонстрировали разницу подходов при оценке советских маневров. Если прокоммунистические и левые силы выступали с исключительно благоприятных для Кремля позиций, то левоцентристская часть греческого политического мира отнеслась к публикации в тех же «Известиях» крайне осторожно. Центристы просто объяснили советский зондаж как стремление использовать момент обострения отношений Греции с ее западными союзниками по «кипрскому вопросу», с тем чтобы добиться переориентирования Афин на Москву. Более резко, но фактически так же оценивали кремлевский курс в отношении Греции и крайне правые19.
Однако попытка сыграть на «кипрском вопросе», предпринятая Москвой, рассматривалась достаточно осторожно в Афинах. Так, в частности, в директивах, направлявшихся министерством иностранных дел Греции греческим послам за рубежом, выдвигалось требование добиться поддержки греческих интересов прежде всего в «дружественных или нейтральных странах», но никак не у государств за «железным занавесом»20. Это было связано с нежеланием Греции «скомпрометировать» себя в глазах союзников слишком близкими отношениями с восточным блоком и тем самым толкнуть их к поддержке «более последовательной» в отношении Запада Турции.
Как и Греция, Турция постепенно также оказалась в центре советского «мирного наступления». Возникшие между Анкарой и Вашингтоном противоречия, а также ухудшение греко-турецких отношений были восприняты кремлевским руководством как сигнал к активизации действий с целью изменения ситуации в свою пользу. К концу 1955 г. «мирное давление» СССР на Грецию усилилось, что было вызвано стремлением Москвы углубить противоречия внутри НАТО и, насколько это возможно, в Балканском пакте, членами которой являлись, помимо Греции, Турция и Югославия.
Отрекаясь от отдельных черт сталинского наследия во внешнеполитической области, советское партийно-государственное руководство не обошло вниманием и отношения СССР с Турцией. На встрече министра иностранных дел СССР В. М. Молотова и посла Турции в Москве Ф. Хозара первый заявил об отказе от каких-либо территориальных претензий в отношении Турции со стороны Советского Союза21. На сессии Верховного Совета СССР 28 декабря 1955 г. Н.С. Хрущев сформулировал этот подход в виде признания: «Известно, что когда у руководства Турцией стояли Кемаль Ататюрк и Ис-мет Иненю, у нас были с нею очень хорошие отношения, но потом они были омрачены. Мы не можем сказать, что это произошло только по вине Турции, — были допущены и с нашей стороны неуместные заявления, которые омрачили эти отношения»22. Вместе с СССР к «мирному наступлению» стали привлекаться и его сателлиты из Восточной Европы, граничившие с Грецией. Так, в частности, Болгария провела зондаж относительно улучшения двусторонних отношений23.
Развитие ситуации в Греции и характер ее взаимоотношений с западными союзниками в контексте обострявшегося греко-турецкого конфликта и «кипрского вопроса» обнадеживали главного противника западного блока — Москву. Американская дипломатия оценивала греческое направление советской внешней политики как «активизацию советского мирного наступления в Греции»24.
Высказанные советским партийно-государственным руководством в декабре 1955 г. признания неправомерности предыдущих требований в отношении Турции вскоре были сопровождены публикациями в советских официозах — газетах «Правда» и «Известия», посвященными главной теме: необходимости улучшения советско-турецких отношений в различных сферах, включая экономическую. Накануне 35-летней годовщины подписания советско-турецкого мирного договора (16 марта 1921 г.) Председатель Президиума Верховного Совета К. Е. Ворошилов направил специальную поздравительную телеграмму президенту Дж. Баяру. Все очевидней становилась попытка Кремля склонить турецкое руководство к улучшению отношений между двумя странами.
Советские официальные представители в Турции активизировали деятельность в этом направлении. В январе 1956 г. советский консул В. Корнев обратился к генеральному директору по экономическим вопросам турецкого МИДа М. Эсенбелю с предложением более тесного экономического сотрудничества с СССР. Спустя месяц, в начале февраля того же года, советский посол Б. Подцероб встретился с турецким министром иностранных дел Ф. Кёпрюлю и заявил своему собеседнику о желании советской стороны улучшить отношения с Анкарой и при этом сослался на возможность оказания экономической и финансовой помощи Турции со стороны СССР. Вскоре В. Корнев обратился с аналогичными предложениями к генеральному секретарю турецкого МИДа Н. Бирги. Однако позиция турок была достаточно жесткой: они подчеркивали, что за нынешнее состояние турецко-советских отношений несет ответственность прежде всего СССР. В своих сообщениях в Москву советские представители информировали о состоявшихся беседах и сделанных ими предложениях, отметив, что во многом позиция руководства Турции определяется его зависимостью от мнения США и даже определенными опасениями в этом отношении.
Все контакты советских дипломатических представителей и турецких официальных лиц внимательно отслеживались американцами. Их тайным информатором выступал генеральный секретарь турецкого МИДа Н. Бирги, докладывавший лично консулу США в Анкаре Дж. Гудайеру все подробности происходящего. Однако цель высокопоставленного турецкого чиновника была не только и не столько в информировании американских друзей. Судя по манере подачи материала своему собеседнику, он преследовал более прагматическую цель: возбудить беспокойство американцев возможными последствиями советско-турецкого сближения. Аналогичную информацию, в которой доминировала решимость Анкары не идти на одностороннее улучшение отношений с Москвой без улучшения общих отношений между Западом и Востоком, турки предоставляли и англичанам25. Все это давало основания полагать: Анкара начинает свою игру. Советская пропаганда настойчиво твердила, что «в Турции все шире распространяется мнение о том, что вряд ли разумно поступает правительство, связывая судьбу с агрессивными замкнутыми военными блоками — НАТО и Багдадским, — отказываясь от установления дружественных отношений с Советским Союзом»26.
В конце марта 1956 г. американские дипломаты выяснили через свою агентуру в турецком министерстве иностранных дел, что прежнее заявление А. Мендереса о том, что на проходивших в Карачи празднествах по случаю очередной годовщины создания Пакистана ни он, ни Ф. Кёпрюлю не вели никаких переговоров с представителями советского партийно-государственного руководства и, в частности, А. И. Микояном, не соответствуют действительности. Судя по всему, секретность, которой окружили турки эту встречу, была рассчитана на создание у американцев мнения, что помощь Турции со стороны США должна быть возобновлена, так как Анкара, с одной стороны, вынуждена иметь дело с Москвой, а с другой — она хотела бы оставаться в Западном блоке, являясь его важным элементом. Информатор посольства США в Турции заявил своему собеседнику, что «в то время как Мендерес остается непреклонным, он чувствует себя ослабленным из-за заигрываний западных союзников с Советами и начинает очень беспокоиться взрывоопасным влиянием советского воздействия на турецкую прессу и общественное мнение, а также «прекрасной» пропагандой, сопровождающей их»27.
К апрелю 1956 г. уже и американские дипломаты в Анкаре стали понимать, что турецкое правительство использует «советскую карту» в своей игре с Вашингтоном. Так, в частности, с одной стороны, они получали сведения о том, что СССР предлагает Турции техническую и экономическую помощь на условиях, более выгодных, чем Индии, Бирме или Афганистану28, а с другой — что «при нынешних экономических трудностях увеличивающаяся часть турецкого общественного мнения может приветствовать принятие советской помощи...»29
Внешнеполитические маневры греческих и турецких правящих кругов сочетались с определенными шагами, предпринимаемыми ими в своих странах во внутренней политике. К середине 1950-х годов все отчетливее начала просматриваться тенденция создания в этих странах двухпартийной системы.
В противостоянии Запада и Востока имели значение как внешне-, так и внутриполитические аспекты. Поэтому в Москве и Вашингтоне обращали особое внимание на происходящие в политической жизни Турции события. В США достаточно серьезно изучали перспективы американского участия в разрешении турецких внутренних проблем, имея в виду американские национальные интересы в глобальном и региональном масштабах. Поведение Анкары, стремившейся сыграть на своей верности атлантизму, важности стратегических позиций Турции в регионе и усилении советского «мирного наступления», частично способствовало смягчению американского отношения к турецким экономическим проблемам. В марте 1956 г. в Вашингтоне не исключали возможность продолжения экономической помощи ряду государств, включая Турцию30, имея в виду «достижение стабильности и роста, поддерживая при этом необходимый уровень вооруженных сил»31. Одновременно во всех секретных документах, так или иначе связанных с проблемами национальной безопасности США, подчеркивалась необходимость выработки новых подходов к складывавшейся обстановке32.
Объявление Москвой 14 мая 1956 г. о сокращении обычных видов вооружений и вооруженных сил на 1 млн 200 тыс. человек требовало, по мнению американских политиков, причастных к выработке внешнеполитических решений, серьезного пересмотра оборонной доктрины США.
Проходившее 17 мая 1956 г. заседание СНБ США со всей очевидностью свидетельствовало о стремлении американского руководства, несмотря на дискуссионный характер заседания и нередко резкие оценки перспектив американской помощи иностранным государствам, найти подходящие форму и масштаб помощи турецкому союзнику. В специальном пункте повестки заседания СНБ, сформулированном как «Политика Соединенных Штатов в отношении Турции», фиксировалось, что «была отмечена и обсуждалась ссылка аналитического доклада Комитета по координации действий, с особым акцентом на экономическую нагрузку, возложенную на Турцию нынешними планами относительно турецких вооруженных сил»33.
В немалой степени на окончательное решение «турецкого вопроса» повлияли позиции президента Д. Эйзенхауэра и директора ЦРУ А. Даллеса. Последний в концентрированном виде определил смысл новой внешнеполитической тактики США: «Старая политика, которой мы следовали, была, очевидно, справедливой, когда это касалось вопроса пять лет назад в свете советских агрессивных намерений против Греции, Ирана, Турции, Югославии и еще где-либо. Сейчас, однако, пришло время изменить эту политику. Программа военной помощи, которую мы сейчас предусматриваем, затруднит в высшей степени развитие экономики таких стран, как Турция»34. Однако проблема существовала в конкретном механизме реализации этого плана, о чем и заявил Д. Эйзенхауэр35. Анкара требовала роста своих вооруженных сил, которые Турция и так с трудом содержала. Особенность складывавшейся ситуации, и это уже было очевидно, заключалась в том, что в продолжении конфронтации с советским блоком в ее прежней форме оказывалась заинтересована малая страна — союзница США и «периферийный», но значимый в глобальном противостоянии между Западом и Востоком член НАТО.
Некоторые из влиятельных членов американской администрации откровенно заявляли на заседаниях СНБ, что «именно турки были заинтересованы в создании более многочисленных вооруженных сил. Не мы были теми, кто принуждал их к этому»36.
К Лету 1956 г. международная ситуация в одном из важных со стратегической точки зрения регионов — на Ближнем Востоке — резко обострилась. Причиной тому было жесткое противостояние между Египтом и рядом государства Запада (США, Великобритании, Франции и др.) по вполне конкретному вопросу: национализации Всеобщей компании Суэцкого морского канала, в которой превалировали финансовые интересы Англии и Франции. Перед руководящими кругами ряда западных стран, задействованных в конфликте, встал вопрос о силовом воздействии на египетский режим А. Г. Насера. В складывающейся ситуации очень многое значила позиция союзных по Североатлантическому пакту стран в регионе и его членов, в частности Турции. Данное обстоятельство заставило внешнеполитических специалистов США из государственного департамента и американского разведывательного сообщества обратить особое внимание на возможные действия Анкары. В этой связи отмечалось: «Реакция Турции на поступок Насера была неблагоприятной. Отношения между двумя странами не являлись хорошими и нынешнее турецкое правительство со всей вероятностью приветствует жесткие западные ответные меры против режима Насера. В то время, как, похоже, маловероятно, чтобы турки воздействовали на ситуацию непосредственно, они могли бы обеспечить моральную поддержку предпринимаемым Западом шагам. С другой стороны, в случае, если Западу не удастся действовать, то это вызовет ослабление веры Турции в Великобританию как сильного партнера по Багдадскому пакту, что уже происходит из-за кипрского вопроса»37. Во многом эта американская оценка оправдалась: Анкара достаточно последовательно поддерживала идею интернационализации управления Суэцким каналом, с которой выступали западные государства, включая США. Выдвинутый Вашингтоном так называемый «план Даллеса» как раз и был рассчитан на это38.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 270; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!